Зингер Джун. Любовницы президента

   Д’Арси покачала головой:
   — Это просто веселое времяпровождение. А как ты? У тебя все отлично?
   — Вряд ли, — сказала так же грустно Джейд, но потом добавила с наигранным весельем: — Ты знаешь, мне приходится много работать. Меня постоянно дергают, тащат за волосы, орут на меня и даже бьют! Быть Моделью не так уж и легко.
   Но Д’Арси по-прежнему оставалась серьезной:
   — Но тобой восхищаются, постоянно говорят, что ты прекрасна, и ты, должно быть, присутствуешь на волнующих вечеринках. Разве не так?
   — Иногда, когда я чувствую одиночество. Когда оно становится невыносимым.
   — Но у тебя должно быть много друзей.
   — Не совсем так, не настоящих. После смерти моей матери у меня не было настоящего друга.
   Д’Арси протянула ей руку:
   — Джейд, я хочу быть твоей подругой, настоящей подругой. Ты согласна?
   Джейд взяла ее руку, сжала и неожиданно рассмеялась сквозь слезы:
   — Только, если ты пообещаешь мне любовь, честность и покорность.
   На глазах Д’Арси тоже появились слезы:
   — С покорностью у меня дело обстоит плохо. Покорность не в моем характере.
   — Я знаю. У меня та же проблема.
   Д’Арси пальцем подцепила последнюю икринку и сличала ее языком.
   — Если ты была одинокой, почему ты никогда не писала мне?
   — О, пару раз я написала письмо твоей матери. Но потом разорвала его. И несколько раз писала Эбби, но она никогда не отвечала мне. Я думаю, моя сестра очень сердита на меня.
   Д’Арси чуть было не наговорила гадостей про Эбби, считая ее слишком эгоистичной, чтобы потрудиться ответить своей сестре, но передумала: это могло бы расстроить Джейд и осложнить отношения между ними.
   — Почему она должна сердиться на тебя?
   — Видишь ли, я действительно сбежала, и она, вероятнее, думает, что я сбежала от нее, потому что не хотела, чтобы она жила со мной и Трейсом.
   — Почему же ты исчезла в ту ночь?
   — Потому что я действительно хотела, чтобы она жила вместе со мной и Трейсом. В этом она была бы права, возможно, всего не понимая. Я не доверяла Трейсу и боялась, что он попытается прибрать к рукам ее наследство.
   Д’Арси была поражена:
   — Твой отец способен сделать что-нибудь подобное?
   Джейд внимательно посмотрела в глаза Д’Арси:
   — Нет, конечно же, не мой отец. Отец Эбби, вероятно, попытался бы сделать что-нибудь в этом роде.
   Д’Арси показалось, что она не очень хорошо поняла, о чем идет речь.
   — Ты хочешь сказать, что отцом Эбби является Трейс?
   — Да, но я не уверена, что он мой отец. Настоящим отцом мог быть человек, на которого он работал и который не лучше Трейса, может быть, намного хуже.
   В ответ на это признание Д’Арси решила поделиться своей тайной, чтобы окончательно скрепить их дружбу.
   — Я была беременной и сделала аборт, — выпалила она и зарыдала.
   — О, Д’Арси… — Джейд обняла ее. — Это ужасно! Разве твоя мать не захотела помочь тебе оставить ребенка?
   — Она ничего не знала об этом. Я никому не говорила. Ты — единственная, и не скажешь ей, правда?
   — Конечно, нет. Надеюсь, и ты не сообщишь Эбби о том, что я тебе рассказала?
   — Нет, никогда. — Д’Арси поняла, что теперь они стали настоящими подругами. — Жаль, что мы не стали друзьями после первой же встречи.
   — Это была моя ошибка, — сказала Джейд. — Я не могла тогда думать о чем-либо, кроме собственных проблем: судеб Эбби и своей.
   — Нет, это я виновата: думала тогда только о Реде. Что с нами происходит? Почему мы думаем только о парнях? А наша дружба всегда на втором плане. Я боялась тебя, была уверена, что он предпочтет тебя мне. Ты была такая красивая! Я просто ревновала. В то время мне и в голову не могло прийти, что ты была равнодушна к нему…
   Какой сейчас смысл, думала Джейд, говорить Д’Арси о том, что она была отнюдь не равнодушна к нему, но отдала приоритет Эбби. Сейчас это уже не имело ровно никакого значения.
   Какое-то время они молча сидели на кровати, погруженные в собственные раздумья. Неожиданно Джейд спросила:
   — А отец ребенка? Ты не хотела бы выйти за него замуж и родить?
   — Я думала об этом. Господи, как много я об этом думала! Но я никогда не говорила ему о ребенке. По правде говоря, у меня не было возможности для этого.
   — Почему? Он что, уехал?
   — Можно и так сказать. Собственно говоря, он убежал к своей матери, и на этом все и кончилось.
   — Вернулся к матери?
   Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба.
   Джейд подалась вперед и затаила дыхание. Ей очень не хотелось, чтобы Д’Арси продолжала. Но Д’Арси все е сказала:
   — Он вернулся к своей матери и твоей сестре Эбби.
   В следующую минуту Джейд пожалела о том, что Д’Арси приехала к ней и выложила все свои секреты. Но было поздно. Для них обеих уже было слишком поздно!
   На следующее утро Д’Арси сказала:
   — Я хочу отказаться от своего дальнейшего путешествия и провести все это время с тобой!
   Джейд поняла, что ей придется забыть тот нежелательный и ужасный образ кузины, уже давно поселившейся в ее сознании. Они должны провести это счастливое время вместе.
   — Полностью в твоем распоряжении.
   — А как же твоя работа?
   Джейд пожала плечами:
   — Я пользуюсь успехом. Могу работать, когда хочу, и не работать, если нет желания. По правде говоря, я работаю, когда на меня много орут или действительно нужны средства. Но поскольку денег я трачу мало, нет нужды в их большом количестве — это делает меня в некоторой степени независимой.
   — Тебе везет.
   — Ты действительно так думаешь? Почему?
   — Тебе повезло, что такая красивая и пользуешься успехом в качестве модели. А если бы все было не так? Что бы делала?
   — Вероятно, умерла бы от голода. Шутка!
   — Знаешь, ты могла бы попросить денег у моей матери.
   Джейд и так уже слишком много получила от Франчески — нарушенное доверие к мужу, если не сказать больше. Но не время думать об этом! Во всяком случае, пока Д’Арси в Париже.
   — Собственно говоря, мне не нужны были деньги. Я прихватила их немного у Трейса еще до отъезда из Палм-Бич, и у меня были с собой некоторые драгоценности матери.
   — Ты продала их?
   — Да, в Нью-Йорке, до приезда в Париж.
   — Интересно, как это тебе удалось?
   — Ну, в Нью-Йорке у меня был человек, который помог мне продать драгоценности и достать паспорт.
   — Ага! Шерше ля мэн!
   Джейд хихикнула. Несмотря на все то, что она пережила, Д’Арси все еще удавалось быть веселой, что украшало ее.
   — Нет, это совсем не то. Это был старый друг моей матери.
   — Ее любовник!
   — О, Д’Арси, ты невозможна! Твои мозги работают только в одном направлении. Нет, конечно же, не любовник. Все, что они делали, так это просто смотрели друг другу в глаза, а потом он оказался в инвалидной коляске после того, как был до полусмерти избит бейсбольной битой. Нет, он не был любовником. Просто несчастный, искалеченный друг…
   — После этого ты приехала в Париж и получила работу модели?
   — Не совсем так. Сначала я была ассистентом фотографа, его звали Арман.
   — Он твой любовник?
   — Д’Арси, прекрати, пожалуйста. Конечно же, он не мой любовник. Он гомосексуалист.
   — Ну, не сходи с ума. Я знаю, что даже гомосексуалисты могут спать с женщиной.
   — Арман не может. Со мной, по крайней мере. Но даже если бы он хотел, почему я должна этого хотеть?
   Д’Арси призадумалась:
   — Ну, если ты так ставишь вопрос, то я не знаю, почему ты должна этого хотеть. То есть я уверена, что у тебя есть масса более предпочтительных возможностей, скажем так.
   Джейд засмеялась.
   — Да, скажем так… — ответила она загадочно.
   — Да ладно тебе! Можешь мне сказать. У тебя много любовников?
   — Ну, ладно. Я скажу тебе, если ты пообещаешь не поднимать больше этот вопрос.
   — Обещаю. Ну, я слушаю.
   — Нет.
   — Что это означает «нет»?
   — Это означает, что у меня не много любовников.
   — Это не честно. Я вынуждена задать еще один вопрос.
   — Да?
   — Ну, хоть несколько любовников у тебя есть?
   — Я говорю тебе «нет» и не позволю больше задавать подобных вопросов.
   Она сказала Д’Арси всю правду. Не было не то что много любовников, даже нескольких стоящих. В Париже у нее было много безликих мужчин, с которыми она спала, но которых не любила. Так было легче — покоряться без сопротивления. Она была очень одинокой. Одиночество окружало ее еще в Лос-Анджелесе, но никогда еще оно не было таким отчаянным, как после бегства из Палм-Бич. Именно там остались два самых дорогих для нее человека. Она всегда вспоминала песенку Тони Бенетта «Я оставил свое сердце в Сан-Франциско». Только пела ее по-другому: «Я оставила свое сердце в Палм-Бич!» Это, конечно же, звучало ужасно немелодично. Однажды она проснулась в какой-то странной постели, на грязной простыне, с каким-то незнакомым и уродливым мужчиной, и ее переполнило чувство самоотвращения. Она-то думала, что использовала этого самца, но оказалось, что пользовались ею, унижая и растаптывая ее душу. Точно так же Трейс и Скотт использовали Карлотту. Так же поступали все мужчины, которым так беззаботно и глупо отдавалась Карлотта, пытаясь эпатировать Трейса. А она, Джейд, хотела впитать в себя лучшие черты своей матери и отбросить наиболее глупые, отталкивающие, саморазрушительные… После этого у нее уже не было безликих мужчин и любовников.
   Джейд не могла не спросить:
   — А ты? У тебя были любовники, кроме… — Она не могла заставить себя произнести его имя.
   — Настоящие любовники, кроме Реда? Нет. Он был моим первым любовником, и к тому же единственным, в истинном значении этого слова.
   Джейд закрыла глаза: можно завидовать Д’Арси, хотя это было неприятно, учитывая все ужасные обстоятельства. Как бы она хотела иметь право произнести то же: «Ред был моим первым любовником…»
   Вместо завтрака Джейд настояла на прогулке по Парижу. Они решили посетить Левый берег Сены, поэтому проехали на такси вниз к площади Согласия, чтобы переехать мост. Д’Арси очень удивилась, что таксисты старались обогнать друг друга, а не спокойно доставить пассажиров до места назначения.
   — Поездка здесь такая же сумасшедшая, как и в Бостоне!
   — Или в Лос-Анджелесе, — добавила Джейд. — Думаю, что то же самое происходит во всем мире.
   Но обе подумали, что в известном смысле ни Париж, ни Лос-Анджелес не могут сравниться с Бостоном.
   Хотя было уже достаточно холодно, они перекусили в кафе на открытом воздухе.
   — Итак, что же ты делаешь в свободное от работы время?
   — Беру уроки французского.
   — Но у тебя же ужасный французский. За все это время ты произнесла только несколько слов, заказывая завтрак и объясняя таксисту дорогу.
   Джейд рассмеялась:
   — Что я сказала этому таксисту? Бонжур! Знаешь, самое трудное для меня всегда было объясняться с таксистами. Когда я только приехала и пошла покупать матрас, то допустила самую ужасную ошибку. Я спутала «мателот» и «мателасом» и, таким образом, сказала таксисту, что хочу купить матроса.
   Она рассмешила этим Д’Арси и была очень довольна.
   — Я просто не желаю говорить по-французски, как чужеродная американка. Я хочу научиться говорить, как француженка, и читать по-французски в оригинале…
   Совершенно неожиданно Д’Арси разрыдалась, вызвав недоумение Джейд.
   — Почему ты плачешь?
   — Все, что ты только что сказала, означает, что не собираешься когда-либо вернуться в Америку! Я, похоже, никогда тебя больше не увижу!
   — Конечно же, увидишь. Ты еще приедешь в Париж, а я когда-нибудь снова вернусь домой.
   — Когда?
   — Ну, трудно сказать.
   — Скоро?
   — Может быть.
   — Почему ты не хочешь вернуться сейчас?
   — Я думала, что ты все поняла, Д’Арси. Из-за Трейса и моего крестного отца Росса Скотта. Я предпочитаю оставаться на другом конце мира, подальше от них.
   А еще потому, что я не могу находиться в одном полушарии с Редом. Так же как и ты, я не уверена, что устою перед ним. А Эбби любит его! Я не могу подвергать опасности их любовь.
   И чтобы окончательно увести Д’Арси от неприятной темы, она застенчиво добавила:
   — Я также беру уроки письма.
   — Да? Какого письма?
   — Это курс письменного сочинения. В основном короткие рассказы.
   — Это действительно здорово. Но только на каком языке ты собираешься сочинять? На французском или английском?
   Они сидели под деревьями на площади Фюрстемберг.
   — Я видела твою фотографию на обложке одного модного журнала, — сказала Д’Арси, хотя это навело ее на грустные воспоминания об отеле «Либерти». — Но тогда твои волосы были черными и короткими. Что все это значит?
   — Это был парик. Поначалу я всегда его носила. Это было что-то вроде маскировки. Думала, что меня никто не узнает, если изменю цвет волос и стиль прически.
   — Но от кого же ты пряталась?
   — Просто хотела принять меры предосторожности на тот случай, если кто-нибудь в Америке увидит мою фотографию, как это случилось с тобой.
   — Но ты же скрывалась не от меня?
   — Нет, конечно же, нет! От Трейса и Скотти. Не хотела, чтобы они узнали, где я. Потом поняла, что это глупо, что, если бы они захотели найти меня, они бы это сделали. Они всегда находят того, кто им нужен. У них есть способы.
   — Но они никогда не пытались?
   — Да. Полагаю, я переоценила свою важность для них.
   Единственное, что она сделала, так это сожгла дневники о Трейсе и Скотти, предварительно сняв копии с тех страниц, которые имели отношение к их преступной деятельности. Вначале решила, что когда-нибудь использует эти бумаги против них, но потом поняла, что они могут уберечь ее от их посягательств, послужить для нее своего рода страховым полисом. Она отослала копии Трейсу и Скотти, сообщив при этом, что остальные копии находятся в руках нескольких надежных людей и что они непременно передадут их властям, если с ней что-нибудь случится. Она солгала, но они об этом не знают, пусть думают, что так оно и есть.
   — Я поражаюсь, что ты вообще стала фотомоделью, зная, что они непременно будут тебя разыскивать.
   — Ну, вначале я была просто ассистентом фотографа, но это была такая скука. Мне приходилось подбирать модели и укреплять им прически. То есть приводить их в надлежащий порядок. Конечно, наиболее известные модели имели своих специалистов. А мне приходилось держать фен, чтобы их волосы развевались. Кроме того, была на посылках, разыскивая по всему Парижу необходимые аксессуары. И пока не находила нужную вещь, мне не оплачивали расходы на такси. Приходилось поэтому ездить на метро, что я ненавидела больше всего. Ведь я из Лос-Анджелеса, а там метро нет.
   А потом однажды какой-то босс посмотрел на меня и сказал: «Боже мой, она же просто Карлотта Боудин!» У меня была другая фамилия, и им просто в голову не могло прийти, что я ее дочь. Но они в восторге от американских кинозвезд, и поэтому Арман, посмотрев на меня еще раз, сказал: «Да, поразительное сходство…» Они отмели все мои возражения, и я в конце концов согласилась стать фотомоделью, но только при условии, что буду надевать черный парик. По правде говоря, было чрезвычайно радостно избавиться от необходимости болтаться по Парижу на метро.
   Они снова были на Правом берегу, прогуливаясь по Ру-де-ля-Пэкс, любуясь прекрасными ремнями и сумочками из крокодиловой кожи, шелковыми блузками и кашемировыми свитерами, нитками с жемчугом.
   — Мать сказала, чтобы я купила несколько прекрасных французских вещей, но мне бы хотелось и для нее подобрать что-нибудь особенное.
   — Мы обойдем весь Париж и найдем магазины со скидкой.
   Да, Франческа действительно заслуживает чего-нибудь необычного, подумала Джейд. Можно было передать с Д’Арси что-нибудь и для Эбби — подарок от любящей сестры.
   — Тебе приходилось когда-либо встречаться с Эбби? — Она долго ждала удобного момента, чтобы задать этот вопрос, но боялась тронуть связь Эбби с Редом.
   — Один раз. Когда впервые приехала в Бостон. Мы с матерью заскочили к ним. Мать хотела узнать, как они поживают, а я, естественно, хотела увидеть Реда.
   Вообще говоря, я видела ее дважды: второй раз, когда они с Редом веселились на снегу. Счастливые, как совокупляющиеся голуби.
   — И ты никогда больше с ней не виделась?
   — Неужели ты этого не понимаешь, Джейд? Она не хотела меня видеть или Джудит не хотела, чтобы она меня видела. Они даже никогда не приглашали меня на День благодарения, хотя я родственница и не уезжала домой.
   Вместо этого она провела День благодарения в больнице, истекая кровью, рядом с Джудит. Но зачем говорить об этом Джейд?
   Перекошенное от боли воспоминаний лицо Д’Арси отражалось в витрине, где они заметили черное вечернее платье. Джейд все еще хотела знать многое.
   — Как выглядела Эбби, когда ты ее встретила?
   — Чудесно! Намного лучше, чем когда ты ее видела в Палм-Бич. Она была прекрасно одета, просто излучала собственное достоинство. Она вся светилась!
   Джейд кивнула, уверенная, что поступила правильно, уехав и оставив Эбби на попечение Джудит. Но не вызвала ли она у Д’Арси массу неприятных воспоминаний своими расспросами?
   — Я знаю. Как насчет того, чтобы сегодня пойти на вечеринку?
   — Я думала, что ты не посещаешь вечеринки.
   — Нет. Иногда я хожу. По особым случаям. А это и есть особый случай — приезд моей кузины из-за океана.
   — Ну что же, давай пойдем. Тем более что я давно не была на них.
   Д’Арси купила платье, присмотренное в витрине магазина, и стала настаивать, чтобы и Джейд подобрала себе что-то, оплатив по кредитной карточке Франчески.
   — О нет! Это уже слишком. Могу купить сама. Я зарабатываю достаточно много.
   — Ты не понимаешь. Мать будет очень рада, если узнает, что купила тебе платье. Возьми что-нибудь стоящее, о чем не стыдно было бы написать домой!
   — Ну, раз ты так считаешь!
   Джейд примерила облегающее золотистое мини. Оно было, по меньше мере, на три дюйма короче, чем носят в Штатах. Д’Арси была в восторге. Затем они прокатились на такси до Ру-де-Фаберже Сент-Оноре, чтобы сделать прически у Александра. По словам Джейд, он был единственным мастером, кому доверяли свои головы сливки общества.
   — Но примет ли он нас без предварительной договоренности?
   — Ну, ты выглядишь вполне представительно, а я в конце концов — страстная девушка с обложки журнала.
   Все случилось именно так, как предполагала Джейд. Когда они вошли в парикмахерскую, состоящую из множества комнат, Джейд проигнорировала протесты приемщицы, что их нет в ее журнале приема посетителей, и они беспрепятственно прошли в салон. Там, бегая взад и вперед, их тщательно осмотрели консультанты, потом провели в голубую комнату к Александра. Он поцеловал Джейд и пробормотал что-то вроде «ужасное дитя», но, оставаясь во власти ее очарования, стал священнодействовать с ее волосами.
   Три часа спустя, когда они пронеслись мимо все еще ожидающих своей очереди графинь, баронесс и виконтесс с их очаровательными завитушками на затылках и лбах, Д’Арси отметила про себя, что Джейд была такой же царствующей королевой на современной парижской сцене, как и ее мать в свое время в Голливуде
   — Вот это шик! — прошептала Д’Арси, входя в квартиру близ Буа, украшенную хрустальными люстрами, висящими гобеленами и дорогой мебелью. — Ты должна так же жить.
   — Я? — усмехнулась Джейд. — О, это слишком шикарно для меня. Это декаданс.
   Д’Арси огляделась вокруг. Неподалеку она увидела достаточно пожилую женщину в платье с глубоким вырезом на груди, какого-то господина с румяными щеками и еще одного в черном галстуке и с длинными волосами, завитушки которых спадали на его щеки.
   — Чья это квартира? Кто устраивает эту вечеринку?
   — Марселла. Фотомодель, и причем самая крутая. Вон там, — показала Джейд. — С молодым парнем в кафтане.
   Д’Арси увидела женщину лет сорока с оранжевыми губами и мертвенно-бледной кожей, с чертами лица, как будто вырубленными из мрамора. Она была тонка, как рапира, с обвивающими подбородок платиновыми волосами.
   — Если она модель, да еще и крутая, то тебя ожидают неприятности. Ты никогда не будешь такой. Ху-у! Она роковая женщина. — Затем она увидела, как Марселла повернулась к другой женщине и нежно поцеловала ее в губы. У Д’Арси перехватило дыхание.
   Джейд засмеялась:
   — Се ля ви! — Она показала на стол из розового мрамора около трех футов в диаметре, стоявший посредине комнаты. — Видишь тот стол? Когда я впервые пришла сюда, выпила шесть бокалов вина и танцевала на нем.
   — Ты что, серьезно? Сделай это сейчас для меня!
   — Боюсь, что не смогу. Я таких вещей больше не делаю.
   Мимо продефилировала белокурая женщина с массивным подбородком в белом сатиновом платье.
   Заметив ее белокурые волосы, Д’Арси прошептала:
   — Я думаю, что она выдает себя за Мерилин Монро.
   Джейд кивнула:
   — Да, но только это он.
   Д’Арси была поражена:
   — Я понимаю, что это декаданс, но не вижу, чтобы кто-нибудь принимал наркотики.
   — Конечно же, нет. Это же рафинированный декаданс. Марселла никогда не позволяет этого у себя в салоне. Если ты хочешь, пойди на кухню. Там, вероятно, есть полный набор в серебряных кувшинчиках, даже тхай стикс.
   Д’Арси покачала головой:
   — Нет, спасибо. Я больше не балуюсь такими вещами.
   Около полуночи Джейд отправилась на поиски своей Синдереллы, чтобы сообщить ей, что пора возвращаться в свое элегантное убежище в «Ритце». Она нашла Д’Арси в спальне рядом с Марселлой, которая уже просунула под нее свои белые длинные пальцы с оранжевым маникюром.
   — Д’Арси! — вскрикнула Джейд, чтобы обратить на себя внимание.
   Марселла повернулась и проворчала с досадой:
   — Ох эти несносные американки!
   Джейд подала Д’Арси ее пальто:
   — В самом деле! Что ты себе позволяешь? Я больше не возьму тебя с собой.
   — Да что ты разошлась! Я не собираюсь ничего делать.
   — Ты чуть было уже не сделала.
   — — Я же была одета, не правда ли?
   — Да, но как долго ты была бы одета?
   — Я ничего не собираюсь делать. Мне было просто интересно, что будет дальше.
   — И когда же ты собиралась остановиться?
   — В момент истины! — И они обе засмеялись.
   — Твой момент истины мог бы наступить, когда было бы уже поздно, и что тогда?
   Они вышли из дома и окунулись в холодную, чистую ночь. Д’Арси снова хихикнула и сказала:
   — Ну, тогда бы я получила интереснейший парижский опыт любви и увезла бы его с собой. Ведь, в сущности, сама эта вечеринка была прекрасным парижским опытом, во всяком случае, достаточно интересным для меня.
   — Знаешь, что было бы настоящим французским опытом? Небольшое любовное приключение. Ни одна парижская женщина не верит в существование опыта одной встречи. Нужен какой-нибудь любовный эпизод. Я подумаю об этом и, может быть, приведу кого-нибудь специально для тебя.
   — Любовный роман?
   — Да, коротенький. — Джейд засмеялась. — Только на тот период времени, когда ты будешь здесь.
   — Не утруждай себя. Так или иначе я больше этим не занимаюсь.
   Джейд вздохнула:
   — Я знаю. Я тоже этим больше не занимаюсь.
   — Джейд, давай не будем возвращаться в «Ритц». Мне кажется, я уже пресытилась роскошью. Давай вернемся в твою квартиру. Там как-то уютнее.
   — Окей, пошли. — И они, взявшись за руки, направились вниз по улице.
   — Ты уверена, что не останешься здесь до Рождества? Виндзоры устраивают вечеринку в своем доме в Бау-де-Болонь, и я уже получила приглашение. Из-за этих приглашений творится смертоубийство! — Джейд так не хотелось отпускать Д’Арси.
   — О, Джейд, мне бы хотелось остаться, но только ради тебя, а не каких-то там Виндзоров. В конце концов, я уже встречалась с ними. Помнишь, они были у нас на моем шестнадцатилетии? И мне что-то не очень хочется их больше видеть, — сказала она, пытаясь развеселить Джейд. Но ей это не удалось. Тогда Д’Арси взмолилась: — Я должна вернуться к Рождеству! Отец уехал, и мать там совсем одна.
   — Я знаю и очень сожалею, что твои родители разошлись, — сказала Джейд и подумала при этом, что, вероятно, и она сама внесла свою лепту в то, что с ними произошло.
   Д’Арси пожала плечами:
   — Я считаю, что это было неизбежно. После всех этих лет он просто не мог смириться с тем, что мать имела свое собственное мнение.
   — Как ты думаешь, почему он выбрал именно Бостон?
   «Чтобы быть рядом с Редом», — подумала она, как бы отвечая на этот вопрос.
   — Ну, это его родной город. Мать говорит, что он собирается основать движение, направленное против преступности. То есть организованной преступности и всего такого. Кто знает, о чем он думает? Возможно, он намерен использовать все это, как трамплин для организации третьей партии.
   — О нет, Д’Арси! Он не должен этого делать!
   — Что именно? Создавать третью партию? Это действительно кажется безнадежным.
   Джейд было все равно, безнадежное это дело или нет. Но она хорошо знала, что борьба с организованной преступностью и такими, как Росс Скотт, была крайне опасной.
   — Не позволяй ему начинать эту борьбу!
   Д’Арси засмеялась:
   — Неужели ты думаешь, что он послушает меня? Кроме того, какая разница, чем он будет заниматься? Для политики одна тема столь же хороша, что и другая. Ты просто пытаешься найти для себя такую, из-за которой еще никого не забили насмерть.
   — Но я не имею в виду борьбу с преступностью как политическую тему. Он не должен связываться с членами преступных синдикатов. Они уничтожат вас. Они всегда доберутся до тех, кто им мешает!