Зингер Исаак. Шоша

случайности тут уже нечего делать. То же и с девушками. Происходило это так:
я мысленно приказываю ей прийти туда-то и тогда-то, и она приходит.
Доказать это я не могу. Даже не всегда я могу провести опыт с дрейдлом.
Эти силы необычайно склонны обижаться. Они очень капризны

и терпеть не могут, чтобы их исследовали с помощью пера и бумаги.
Должен добавить, что они ненавидят науку и ученых. Поверьте, что даже в моих
собственных ушах все это звучит как нонсенс. Кто они такие, эти силы? Живые
ли они? Почему ненавидят науку и статистику? Это смахивает на обман, и меня
неоднократно называли лжецом. Я и сам когда-то считал медиумов обманщиками,
раз они не могут продемонстрировать свою силу в тот момент, когда их
контролируют, так сказать, научно. Да, но наши органы чувств капризны, они в
каком-то смысле антинаучны. Морис, если вам прикажут спать с женщиной в
присутствии десяти профессоров со всевозможными измерительными приборами и
кинокамерой, то вы, наверное, не будете таким уж Дон-Жуаном. А что было бы с
Гете или Гейне, если бы их посадили за стол в окружении толпы ученых,
вооруженных измерительной техникой, и приказали создать щедевр? Можно играть
на скрипке, на освещенной сцене, перед сотнями людей, но это еще вопрос,
Бетховен или Моцарт -- смогли бы они написать что-нибудь стоящее при таких
условиях? Многое из того, что я умею, мне приходилось показывать и перед
большой аудиторией и даже под строгим контролем, но должен сказать, что
наиболее замечательные вещи происходили, когда я бывал один. Никто не
наблюдал за мной и нечего было бояться, что меня поднимут на смех.
Застенчивость -- ужасающая сила, чаще негативная. Многие мужчины охотно
ходили бы в бордель, если б не боялись, что с проституткой станут
импотентами. Почему оккульт-

ные силы должны быть менее капризны, чем гениталии? На сегодняшний день
я могу гипнотизировать прямо перед публикой. Но я должен был научиться
этому. Я поборол ужас перед неудачей, но не окончательно. Если ударить
кулаком по столу, стол ответит на этот удар. То же самое верно и при
мысленных соприкосновениях. Каждый гипноз имеет свои контргипнозы. Если я
боюсь не заснуть, то буду лежать и бодрствовать всю ночь, и если ученые с
других планет нанесут мне визит, то решат, что я не сплю никогда. Почему так
трудно быть хорошим актером на подмостках? У себя дома каждая женщина Сара
Бер-нар. И ученых я видывал, которые перед большой аудиторией не могли
связать двух слов, хотя в своей области были специалистами мирового класса.
Я умею делать вещи, которые мне интересны и убеждают меня, что я могу
господствовать над душой другого человека, даже если я его едва знаю -- быть
может, он когда-то раз-другой взглянул на меня. А успех у женщин меня просто
пугает. Что же это, если не гипноз? По моей теории, существует язык, с
помощью которого души общаются непосредственно.
Однако гипнотические силы нашего сознания ограничены. Не думаю, что я
смог бы загипнотизировать дрейдл. Может быть, я гипнотизирую свою руку,
пускающую волчок таким образом, чтобы он упал согласно моему приказу. Кто
скажет, что гипноз -- не биологическая сила? Или психическая? Или магнетизм
-- это и есть гипнотизм? Быть может,

Господь Бог -- гипнотизер такой необычайной силы, что он сказал: "Да
будет свет!" -- и свет есть. Я слыхал про женщину, которая приказывала стулу
идти, и стул ходил от стены к стене и даже танцевал. Призраки приподнимают
тарелки, а потом разбивают их, перетаскивают камни, открывают запертые
двери. Однажды ко мне пришла женщина. Она поклялась всем святым, что у нее
было, что однажды, войдя в кухню, она увидела, как кастрюля поднялась,
некоторое время повисела в воздухе, а потом плавно опустилась к ее ногам.
Это была почтенная женщина, вдова адвоката, мать взрослых детей, умная,
образованная. У нее не было никаких причин выдумывать эту историю. Пришла
она в надежде, что я смогу разобраться в этом происшествии. Оно тяготило ее
много лет. Она сказала, что кастрюля не упала к ее ногам, а медленно
спланировала. После этого она боялась ее. Женщина опасалась, что кастрюля
выкинет еще какую-нибудь штуку, но кастрюля была как и все остальные.
Женщина плакала. Может быть, это привет от ее покойного мужа? Она просидела
у меня часа два, ожидая, что я как-то разъясню все это, но единственное, что
я смог ей сказать -- что кастрюля действовала не по своей воле, а какая-то
сила -- невидимая рука -- подняла ее и опустила. Помню, как она спросила:
"Быть может, кастрюля хотела пошутить? "
-- Если эта история верна, мы должны пересмотреть все наши ценности,
всю концепцию мира, -- сказал Файтельзон. -- А все-таки почему кухонный
горшок ни разу не поднялся в

воздух в присутствии физика, или химика, или, на худой конец, фотографа
с камерой? Как же это так, почему чудеса случаются в таких вдовьих
кухоньках? Почему такое не случается в кухне, где много поваров? Может,
кастрюли тоже застенчивы?
В половине одиннадцатого Эльбингер заявил, что ему пора, у него
свидание. Я хотел уйти вместе с ним, но Файтельзон упрашивал, и я остался.
Закурив сигару, Файтельзон заговорил опять:
-- Этот наш герой -- большой ипохондрик. Он сам себя гипнотизирует,
уверяя, что страдает от дюжины болезней. Он убежден, что не спит годами. У
него язва. Полагаю, он импотент. Женщины без ума от него, но он практически
невинен. История человечества -- это история гипнотизма. По моему глубокому
убеждению, каждая эпидемия -- массовый гипноз. Когда газеты пишут, что в
городе инфлюэнца, люди начинают умирать от инфлюэнцы. Я и сам нахожу у себя
все признаки безумия. Я совсем не могу читать. Уже к концу первой фразы я
зеваю. От женщин я просто заболеваю. Их болтовня докучает мне. Вот, к
примеру, Селия. Она приходит сюда на час-другой, и все время она будет
молоть чепуху. А Геймл вообще гомосексуалист. Временами мне кажется, что и я
тоже. Не бойтесь, к вам я не буду приставать.
Снова зазвонил телефон. Файтельзон не подходил. Он стоял и смотрел на
меня, смотрел как-то иначе -- отеческим взглядом. Когда телефон замолчал, он
продолжал: "Это Селия.

Я вижу, вы утомлены. Если хотите, идите домой. Цуцик, не оставайтесь в
Польше. Катастрофа приближается, и это будет похуже, чем во времена
Хмельничины. Если можете получить визу -- даже туристскую визу -- бегите.
Счастливых праздников ".
Телефон так и звонил не переставая, и Фай-тельзон снял трубку.
Стояла такая тишина, что я слышал эхо собственных шагов. На Лешно
подъезд был заперт. Дворник долго не открывал, что-то ворча себе под нос.
Поднявшись по неосвещенной лестнице, я постучал в дверь. Открыла Текла и с
порога сказала:
-- Вам звонила мисс Бетти, наверно, раз
сто.
-- Спасибо, Текла.
-- Вы не пошли в синагогу в такой большой
праздник? -- упрекнула она.
Я не нашелся что ответить. Прошел к себе. Разделся и лег, не зажигая
света. Но заснуть не мог. Что мне остается после того, как истрачу те
несколько злотых, что сейчас у меня в кармане? Как заработать? Я был удручен
всем этим. Файтельзон хотя бы читает лекции, и благодаря этому у него есть
минимальный заработок. Он принимает деньги от Селии, от других женщин. И за
квартиру в муниципальном доме он платит лишь тридцать злотых. А я взвалил на
себя ответственность за больную девушку.

Наконец я крепко заснул. Пробуждение мое было внезапным. Звонил
телефон. Наручные часы показывали четверть второго. Слышно было, как
прошлепала босыми ногами Текла. Она открыла дверь и прошипела: "Это вас".
Возмущение было в ее голосе: еврей не должен осквернять самый светлый день в
году. Я вылез из постели и в коридоре натолкнулся на Теклу. На ней была
только ночная сорочка. Я взял трубку. Звонила Бетти. Голос был хриплый,
сварливый, какой бывает во время ссоры:
-- Ты должен сейчас же прийти в отель.
Я звоню в Йом-Кипур, посреди ночи. Это не
пустяк.
-- Что такое?
-- Дозваниваюсь, тебя целый день. Где ты
шляешься в Йом-Кипур? Я не сомкнула глаз
прошлой ночью и ни на минуту не прилегла се
годня. Сэм очень болен. Ему надо делать опе
рацию. Я ему все про нас рассказала.

-- Что с ним? Зачем было говорить ему? I
-- Прошлой ночью он встал в туалет, но не
смог помочиться. Были такие боли, что я вы
звала скорую помощь. Они спустили мочу
катетером, но он хочет оперироваться. Ло
житься в больницу здесь не желает. Сэм на
стаивает, чтобы мы вернулись в Америку, к
его доктору. Здешний врач считает, что у него
слабое сердце и операцию он не перенесет.
Дорогой, у меня такое чувство, что ему уже не
помочь. Сэм отозвал меня в сторонку и гово
рит: "Бетти, игра сыграна, но я хочу позабо
титься о тебе". У него был такой голос... Я не
выдержала. Рассказала ему всю правду. Он
--
хочет поговорить с тобой. Садись на извозчика и давай прямо сюда. Он
теперь как отец мне -- ближе, чем отец. Я понимаю, сейчас Йом-Ки-пур, но
время не ждет. Ты придешь?
-- Да, разумеется, но не надо было говорить
ему.
-- Мне вообще не надо было на свет родить
ся! Скорее же! -- И она положила трубку.
Я стал поспешно одеваться, но в спешке вещи выскальзывали из рук.
Оторвалась пуговица и закатилась под кровать. Пытаясь найти ее, я нагнулся и
разбил лоб. В комнате было тепло, но меня била дрожь. Аккуратно закрыв за
собой дверь, я осторожно спустился по темным ступеням. Второй раз за эту
ночь я позвонил, и дворник опять отпер мне. На улице было мокро -- вероятно,
прошел дождь. Кругом ни души. Я стоял на обочине тротуара, надеясь поймать
такси. Вскоре стало ясно, что так можно простоять всю ночь -- и ни одна
машина не появится. Тогда я решил идти по Белянской по направлению к
Краковскому предместью. Прошел только один трамвай, и тот мне навстречу. Я
уже не шел, а бежал. Вот и отель. Портье дремал перед конторкой с ключами. Я
постучал в дверь к Бетти. Ответа не было. Снова постучал, и Бетти открыла.
На ней была пижама, на ногах шлепанцы. Лампы сияли с необычайной яркостью.
Сэм лежал на двух подушках, с закрытыми глазами. Казалось, он спит. Из-под
одеяла спускался тонкий шланг прямо в судно. Бетти выглядела измученной:
лицо вытянулось, бледное, волосы в беспорядке.
-- Почему так долго? -- прошептала Бетти, и шепот ее походил на
рыдание. * ->* - - --м --. - >-

-- Не было извозчика. Бежал всю дорогу.
-- Ох! Он только что заснул. Принял таб
летку.
-- Почему столько света?
-- Не знаю. Сейчас все погашу. Не понимаю,
что со мной творится. Одно несчастье за дру
гим. Посмотри на мои глаза. Идем-ка!
Бетти схватила меня за руку и потащила к окну. Жестами показала, чтобы
я молчал. Начала говорить шепотом, временами переходя на крик. Похоже, в ней
скопилось так много слов, что она не в силах удерживать их в себе.
-- Я начала звонить с десяти утра и звони
ла до ночи. Где ты был -- все у своей Шоши?
Цуцик, у меня никого нет здесь. Только ты.
Знаешь, Сэм -- святая душа. Никогда бы не
подумала. О, если бы я знала. Была бы с ним
нежнее. Должно быть, я стала верующей. Бо
юсь только, что слишком поздно. У него было
носовое кровотечение. Завтра здесь консили
ум. Я позвонила в американское консульство,
и все устроилось. Предлагают поместить его в
частную клинику, там врачи лучше, но он хо
чет только в Америку. Вчера вдруг подозвал
меня и говорит: "Бетти, я знаю, ты любишь
Цуцика, и незачем отрицать это". Я так была
поражена, что призналась во всем: заплакала,
а он поцеловал меня и назвал "дочкой ". У Сэма
есть дети, но мать настроила их против отца.
Они таскали его по судам, пытаясь заполучить
наследство еще при его жизни. Погоди, он
просыпается. ,- ,л
Сэм поднял голову и прокашлялся: ^
-- Бетти, где ты? Почему так темно?
Она подбежала:

-- Сэм, милый! Я надеялась, что ты поспишь
подольше. Цуцик здесь.
-- Цуцик, подойдите сюда. Бетти, зажги
свет. Пока я еще дышу, не хочу лежать во
тьме. Цуцик, вы видите, я очень болен. Я хочу
поговорить с вами, как отец. У меня два сына,
оба адвокаты, но никогда в жизни они не обра
щались со мной как с отцом. Хуже, чем с по
сторонним. Есть у меня зять, но и он не лучше.
А с ним и дочь стала ведьмой. Мне уже давно
не очень-то хорошо. Неожиданно навалилась
старость -- сердце, желудок, ноги, -- все сразу.
По двадцать раз на дню я бегаю -- простите! -- в
туалет, но помочиться не могу. В Нью-Йорке у
меня свой врач. Каждые три месяца он проводит
обследование, назначает массаж. Он против
операции -- считает, что сердце не выдержит.
Здесь, в Варшаве, у меня не было врача. Да и
театр отнимал у нас столько сил, что я все за
бросил. Мой доктор запретил мне пить -- вис
ки раздражает простату, это нехорошо для
мочевого пузыря, и одно из двух... -- но ведь
не хочется же думать, что я уже сыграл в
ящик. Берите стул, садитесь. Вот этот. И ты
тоже, Бетти, милая. О чем это я говорил, а? Да,
боюсь, что Бог уже хочет призвать меня к
себе. Он, вероятно, стал бизнесменом и хочет,
чтобы Сэм Дрейман его консультировал. Раз
пришло время, надо идти. Если даже операция
пройдет благополучно, я все равно проживу
недолго. Я думал, что здесь потерял в весе, а
оказалось, прибавил фунтов двадцать. Как
тут будешь соблюдать диету? Мне по вкусу
здешние блюда, -- все приготовлено так по-
домашнему. Ну да ладно... .-> л-J -.' -"-

Сэм закрыл глаза, помотал головой, снова открыл и продолжал:
-- Цуцик, сегодня Иом-Кипур. Я думал, буду в состоянии пойти в
синагогу. Есть тут одна, на Тлбмацкем, не хуже, чем у хасидов на Налевках.
Купил места. Но человек предполагает, а Бог располагает. Буду откровенен --
если мне суждено уйти, не хочу оставлять Бетти на произвол судьбы. Знаю про
вашу связь -- Бетти призналась мне. Да и прежде о ней знал. В конце концов,
она молодая женщина, а я старик. Когда-то и я был настоящим мужчиной, мог
быть о-го-го еще каким любовником, мог устроить ад для женщины из женщин, но
когда тебе за семьдесят и у тебя повышено давление, ты уж не тот. Она винит
себя за то, что принесла вам несчастье. Я тоже надеялся, что пьеса будет
иметь успех, да видно не суждено. Много слишком было болтовни. Послушайте
теперь меня, не перебивайте, очень прошу, и подумайте над тем, что я скажу.
Вы -- бедный молодой человек. Вы -- талантливы, но талант подобен алмазу --
его надо шлифовать. Я знаю, что вы связаны с какой-то больной, недоразвитой
девушкой. Она тоже бедна, и что тут еще скажешь? Два трупа пустились в пляс.
Здесь, в Польше, ждать добра не приходится. Эта скотина Гитлер скоро будет
здесь со своими наци. Будет война. Американцы помогут, как это было в
последнюю войну, но сначала наци расправятся с евреями: евреи будут
истреблены. Еврейская пресса уже встревожена. Никто не издает книг, а то,
что ставят на сцене, -- отвратительно. Как вы будете делать жизнь? Писатель
тоже должен

кушать. Даже Моисею приходилось есть. Об этом говорится в Святых
книгах.
Цуцик, Бетти тебя любит, да и ты, как я погляжу, не слишком ее
ненавидишь. Я собираюсь оставить ей много денег -- сколько именно, скажу в
другой раз. Я хочу сделать дело с вами -- хорошее, стоящее дело. Неизвестно,
что со мной будет. Наверно, оставлю этот мир, хотя, если Бог захочет, может,
протяну еще год-другой. Если мне удалят простату, я уже не человек --
полчеловека. Вот мой план: я хочу, чтобы вы поженились. Я хочу учредить
попечительский фонд. Адвокат вам все объяснит потом. Вы не будете паразитом,
которого кормит жена. Напротив, будете сами содержать ее. Прошу только об
одном: пока я жив, пусть Бетти останется моим другом. Я буду вашим
издателем, менеджером -- все, что хотите. Напишите хорошую пьесу -- поставлю
ее. Будет книга -- издам ее или поручу это другому издателю. Я стану для вас
таким агентом. Вы будете мне как сын, а я буду вам отцом. Я найму людей,
которые все сделают как следует.
-- Мистер Дрейман...
-- Знаю, знаю, что вы скажете. Вы хотите
знать, что будет с девушкой. Как там ее зовут?
Шоша? Не думайте, что я оставлю ее на произ
вол судьбы здесь, в голодной Варшаве. Сэм
Дрейман этого не сделает. Возьмем ее в Аме
рику. Она больна и нуждается в лечении, --
быть может, ей нужен психиатр. Консул --
мой друг, но всему есть предел -- он не смо
жет выдать ей постоянную визу. Существует
квота, и даже президент не в состоянии ее
--
обойти. Но я уже придумал, что мы сделаем.
Мы возьмем ее с собой как горничную. Она
не будет ничьей горничной. Если ее выле
чат -- для нее это будет в тысячу раз лучше,
чем стать вашей женой и тут, в Польше, уме
реть с голоду. Вы только согласитесь, чтобы
Бетти могла оставаться мне другом, не бро
сала меня одного, если вы там поцелуете
вашу Шошу или еще что-нибудь такое. Так я
говорю, Бетти? *
-- Да, Сэм, милый, все, все правильно, все,
что ты скажешь.
-- Слышите? Это мой план. И ее, конечно,
тоже. Только вот еще что -- надо быть в Аме
рике как можно скорее. Поэтому решать надо
быстро. Если вы говорите "да ", сразу надо по
жениться, если "нет", мы скажем "гуд бай ", и
да поможет вам Бог. *&-* - * i^r'*rs?- -~ ifi-
Сэм Дрейман закрыл глаза. Немного погодя он сказал:
-- Бетти, уведи его к себе. Мне надо... -- и
он что-то забормотал по-английски, я не смог
разобрать. : - -х .-
Прямо в коридорчике, соединяющем обе комнаты, Бетти бросилась целовать
меня. Лицо ее было мокрым от слез, и мое тоже стало мокрым. Она прошептала:
"Муж мой, это Божий промысел ведет нас ".
Открыв дверь в свою комнату, она пропустила меня и ушла назад к Сэму.
Свет она не зажигала. Я постоял в темноте. Потом опустился

на диван, едва ли соображая что-либо. Конечно, Бетти могла вернуться в
любую минуту. Но она, видно, ушла надолго. Было темно, но казалось, вот-вот
начнет светать. Постепенно я начал обдумывать положение. Если соглашусь,
передо мной откроются такие перспективы, о которых я и помышлять не смел.
Американская виза и возможность писать, не думая о деньгах! И Шошу можно
взять с собой. Внутри у меня все смеялось и ликовало. Позже, в зрелом
возрасте, говорил я себе, женюсь на девушке, похожей на мою мать, -- она
будет религиозной, из приличной семьи, настоящая еврейская девушка. Мне
всегда было жаль тех мужчин, чьи жены вели себя слишком вольно. Эти мужчины
спят со шлюхами и поэтому не могут быть уверены, что их дети --
действительно их собственная плоть и кровь. Такие женщины бесчестят свой
дом. А теперь и мне предстояло одну из таких взять в жены. Бетти
рассказывала мне про свои приключения в России и в Америке тоже. Это запало
в память. В революцию у нее были романы и с красноармейцем, и с моряком, и с
директором бродячей актерской труппы. Потом она продала себя за большие
деньги Сэму Дрейману. У нее не только гадкое прошлое. И сейчас Сэм Дрейман
обусловливает наш контракт тем, что Бетти должна остаться его подругой, пока
он жив. "Беги! -- кричало что-то у меня внутри. -- Иначе погрязнешь в такой
трясине, что не сможешь выбраться. Тебя волокут в бездну! Беги!" Это был
голос моего отца. В предрассветной дымке я видел его высокие брови и
пронзительные глаза. "Не по-

зорь меня, не позорь свою мать и всех остальных предков. Все твои
поступки известны на небесах". Потом голос начал бранить меня: "Язычник!
Предатель Израиля! Видишь, что бывает с теми, кто отрицает Всемогущего! Ты
возненавидишь это, отвернешься от этого, ибо это окаянство! Скверна!"
Меня трясло. С тех пор как отец умер, я никогда не мог представить его
лица. Он никогда не приходил и во сне. Смерть его была для меня таким
потрясением, что у меня наступило нечто вроде амнезии. Часто перед сном я
просил его явиться ко мне или дать мне какой-нибудь знак, но мольбы мои
оставались без ответа. И вдруг вот он, стоит позади дивана. Прямо здесь! В
комнате у Бетти. И именно в Судный день. Величественный, сияющий, он,
казалось, излучает собственный свет. Мне припомнилось, как сказано в Мидраше
про Иосифа: "Когда он собирался согрешить с женой Потифара, отец его, Иаков,
предстал перед ним". Такие видения бывают только в минуты великих бедствий.
Я встал. Глаза мои широко раскрылись. "Отец, спаси меня!" И пока я
молил так, образ его исчез.
Открылась дверь.
-- Ты спишь? -- спросила Бетти. ;
Я не сразу смог ответить.
-- Нет. >
-- Зажечь свет?
-- Нет, нет. -. .. -_, -.
-- Что с тобою? Сегодня для меня не только
Йом-Кипур. Перед твоим приходом я тут
прикорнула на тахте, и ко мне приходил отец.

Он выглядел, каким я его запомнила, даже
еще красивее. Глаза его лучились. Проклятые
убийцы целились в лицо, разнесли череп, но во
сне он стоял передо мною как живой. Ну лад
но, какой твой ответ?
Я только мог произнести: -м'-н-. *:
-- Не теперь.
-- Если ты меня не хочешь, не стану приста
вать к тебе. У меня еще осталась кое-какая
гордость. Надо быть прямо святым, чтобы все
так устроить, как нам Сэм предлагает. Но если
тебе зазорно быть моим мужем, скажи толь
ко, и я не стану бегать за тобой. Всякое бывало
со мной раньше, но тогда у меня никого не
было и я не была ни с кем и ни с чем связана.
Просто у меня горячая кровь. Эти все мужчи
ны, в сущности, не были даже близки со мной.
Клянусь, я их всех давно позабыла. Не узнаю
даже, если встречу на улице. Зачем только я,
дура, тебе про них рассказывала. Язык мой --
враг мой.
-- Бетти, Шоша умрет, если я так с ней по
ступлю.
-- Что? Да она вылечится в Америке, а
здесь-то как раз умрет от голода. Все их
дома провоняли грязью и нищетой. Вид у
твоей Шоши -- краше в гроб кладут. Сколь
ко еще можно так жить? Я вообще не хочу
замуж -- ни за тебя, ни за кого другого. Это
все Сэм затеял. Настоящий отец не мог бы
быть добрее. Скорее дам отрубить себе
руку, чем его оставлю. Ты уже знаешь, я го
ворила, он теперь и не мужчина вовсе. Все,
что ему нужно, -- чтобы его поцеловали, по
гладили, сказали доброе слово. Если не со-
--
гласен на это -- скатертью дорожка. Ведь я же согласилась взять к себе
в дом Шошу, дурочку эту, так уж не позволить такого Сэму -- это слишком. Ты
и мизинца его не стоишь, идиот проклятый.
Она ушла, хлопнув дверью. И почти тотчас же вернулась:
-- Что сказать Сэму? Отвечай прямо.
-- Ладно, пускай мы поженимся.
-- Это твое твердое решение, или ты опять
морочишь мне голову? Если ты собираешься
следить за мной, сгорая от ревности, и будешь
считать меня продажной шлюхой, лучше ра
зойтись сразу.
-- Бетти, раз я смогу заботиться о Шоше,
можешь быть с Сэмом. -Г
-- Что это ты вообразил себе -- по-твоему,
я поставлю охрану у твоего ложа, как султан
из "Тысячи и одной ночи"? Знаю, тебя влечет
к ней. Готова принять и это. Но потребую того
же и от тебя. Прошли времена, когда мужчи
на позволял себе всякое свинство, а женщина
оставалась рабыней. Сколько бы Сэм ни про
жил -- пусть Бог дарует ему долгие годы, --
он заслужил это, -- все мы будем жить вместе.
Постарайся думать о нем как об отце. В сущ
ности, так это уже и есть. Я еще не оставила
мысли о театре -- хочу попробовать еще ра
зок. Попробуем поставить там твою пьесу.
Никто не будет нас дергать и торопить. А что
ты там будешь крутить со своей Шошей,
волнует меня как прошлогодний снег. Со
мневаюсь, в состоянии ли она вообще быть
женщиной. Или ты уже? Было у тебя с ней
что-нибудь?
--
'is---Нет, нет.
* -- Да ладно, не может же львица ревновать к мухе. Добавлю только,
что, пока Сэм жив, пусть он живет сто двадцать лет, я не посмотрю ни на кого
другого. Могу поклясться в этом перед черной свечой1.
-- Не надо клясться. := лл/мтра ?>'
-- Нам следует пожениться сразу же. Что
бы там ни было, хочу, чтобы Сэм присутство
вал.
-- Да. * -.: г. <..-;'.-*
-- Знаю, у тебя есть мать и брат, но нельзя
откладывать. Если все будет хорошо, мы и их
возьмем в Америку.
V -- Благодарю тебя, Бетти, спасибо.
-- Цуцик, все будет гораздо лучше, чем ты
себе представляешь. Хватит уже грязи. Я хочу
отмыться и начать сначала. Когда я тебя вижу,
я сама не своя. У тебя миллион недостатков.
Но есть в тебе что-то, что притягивает меня.
Что это? Скажи.
-- Почем я знаю, Бетти. г *><* -f*-, . -^ : с
-- Когда я с тобой, все интересно. Без тебя
я несчастна. Иди же сюда, поздравь меня, ска
жи: "Мазлтов!"
1 "Буципа декардинута" (арамейск,} согласно каббалистическим
представлениям, "черная свеча" -- мистическая, изначальная субстанция,
начало, лежащее в основе творения, ассоциируется со Святая Святых
Иерусалимского Храма. Клятва черной свечой считается самой страшной и
обязательной из всех
КЛЯТВ. " ; *--*-" "- :-' s,>,-- -", -*,,.ъ-^-...ъ: j-г

Я крепко заснул на том же диване, в комнате у Бетти. Когда я открыл
глаза, Бетти стояла передо мной: "Вставай, Цуцик!" Она была растрепана и
выглядела растерянной. Трещала голова, и я не сразу сообразил, где нахожусь
и зачем. Было совсем светло. Бетти склонилась надо мной с материнской
нежностью:
-- Сэма забирают в больницу. Я поеду с
ним. г?
-- Что случилось?
-- Нужна немедленная операция. Где тебя
потом найти? Оставайся-ка лучше здесь, в
этой комнате. Тогда я смогу позвонить.
-- Хорошо, я останусь, Бетти. ^:
-- Ты помнишь наш уговор? "*
-Да.
-- Помолись за него. Не хочу его потерять.
Если, Боже упаси, что-нибудь случится, я ос
танусь одна на свете. -- Она наклонилась и
поцеловала меня в губы. Потом продолжа
ла: -- Карета скорой помощи ждет внизу.
Если уйдешь, оставь ключ у портье. Хочешь
пойти к Шоше, иди. Но с Селией порви раз и
навсегда. Не хочу быть пятым колесом в те
леге. Было б лучше, если б ты простился с Сэ
мом, но не хочу, чтобы он знал, что ты провел
здесь ночь. Скажу, что ты ушел домой. Помо
лись за нас!
Бетти ушла. А я остался сидеть на диване. Взглянул на свои часы. Они