Лану обернулся:
   – Все в порядке? Мы можем идти? Показывай дорогу.
   Хосе кивнул и пошел к почти незаметной тропке, круто ведущей вверх. Через минуту его догнал Лану.
   – Извини, забыл спросить, как мне тебя называть?
   – Иваном Драгуновым, журналистом из Владивостока.
   – Хорошо, – сказал Лану, – посмотрим, каким ты будешь русским. Испанец мне нравился.
   Драгунов засмеялся и ускорил шаг. Лану пропустил мимо себя всю группу и пошел замыкающим. Он не слишком хорошо знал, что им предстоит на этот раз, но воевать он привык давно, умел это делать и партнеры по этой операции ему нравились.
   – Но когда вернемся в Сараево, малыш Дюкло получит свое по полной программе. То, что Хосе, то есть Иван, – профессионал высокого класса, еще не значит, что парашютисты имеют право не замечать его приближения, – Лану кивнул сам себе и двинулся вслед за группой.
 
   13 марта 1995 года, понедельник, 14-05, Москва.
 
   – Признайтесь, Миша, для вас такой поворот событий был неожиданным?
   Миша виновато развел руками и склонил голову:
   – Каюсь, я просто потрясен. Такого финта от Александра Павловича я просто не ожидал. Но если быть до конца честным, то мне кажется, что и для вас это было неожиданностью.
   Виктор Николаевич внимательно посмотрел в глаза Михаила:
   – А если я вам скажу, что готовился к этому моменту уже несколько лет, – вы мне поверите?
   – До восьмого марта – не поверил бы. Сейчас – пожалуй. Но не так быстро, и не таким способом. Я прав?
   – А теперь задумайтесь, если это было неожиданностью для нас, то как удивится тот, кто стоял за Александром Павловичем. Вот уж на чьем месте я не хотел бы быть.
   – А почему бы нам просто не принять меры официально? У нас есть такой объем доказательств, что никто не сможет их опровергнуть.
   – Михаил, вам придется привыкать к тому, что далеко не всякая операция, в успехе и необходимости которой вы убеждены, будет проведена. То, что Александр Павлович взял отпуск по состоянию здоровья и находится под нашим контролем – еще ничего не значит. Отбросив все лишние детали, мы можем сказать, что противник в результате действий Александра Павловича лишен возможности использовать наших же оперативников. Особенно на интересующей нас территории Украины и на Балканах. И теперь наши оппоненты будут вынуждены включить в действие свои силы второго эшелона. И вот именно по этой причине вам и нужно немедленно отправиться в Украину и позаботиться о том, чтобы и этот второй эшелон был парализован. У нас есть возможность заставить противника начать использовать свои резервы. И только ради этого уже мы можем рискнуть.
   Михаил слушал молча. Он еще не до конца переработал весь объем информации, переданной ему Виктором Николаевичем. В принципе, ничего из ряда вон выходящего он не узнал. Поражали только масштабы происходящего и расстановка сил. То, что раньше воспринималось Михаилом как неизбежные столкновения внутриведомственных интересов и как разборки между политическими группировками, теперь представало в ином свете. Но времени на привыкание к новой обстановке не было. Необходимо было действовать. Но если не было времени для рассуждений у них, то и противник был вынужден действовать быстро и экспромтом. Александр Павлович умудрился покинуть корабль противника именно в тот момент, когда это исчезновение было особенно болезненно.
   Когда Виктор Николаевич сообщил Михаилу о том, что Александр Павлович лично приехал к нему и предложил свой нейтралитет в драке взамен на безопасность, Михаил испытал чувство сопричастности с невероятным. Даже сказочным. Еще за день до этого они тщательно взвешивали возможность выведения Александра Павловича из игры, тщательно перетряхивали компромат и пытались вычислить реакцию Александра Павловича на шантаж. Предложение же о перемирии внезапно давало им в руки возможность продолжить игру в значительно улучшенной ситуации. Люди Александра Павловича выполняли приказы Александра Павловича и, как бы ни были влиятельны на политической арене те, кто стоял за его спиной, они не могли им ничего приказать. Для перемещений в руководстве организации нужно было время, а его у противника как раз и не было. Если Александр Павлович точно изложил факты, то тот, кого он очень точно называл Монстром, будет вынужден менять свои планы в процессе игры. И это была не последняя неожиданность, которая была для него подготовлена. Скат в Боснии получил подкрепление и теперь вплотную приближался к финалу своей части операции, а Михаил должен был координировать все действия в Восточной Украине.
   – Если у вас в ближайшее время возникнет уверенность в победе, – словно прочитал мысли Михаила Виктор Николаевич, – вы просто выбросьте это из головы. Может произойти все, что угодно. Кроме этого, жизненно важно, чтобы на этом этапе не всплыло наше участие. Мы работаем в рамках операции Службы безопасности Украины. И наша роль должна проявиться только в случае крайней необходимости.
   – Я очень внимательно ознакомился с планом операции, Виктор Николаевич, – сказал Михаил, – не беспокойтесь. Если произойдет что-нибудь неожиданное – я сразу же сообщу.
   Виктор Николаевич проводил Михаила до двери и вернулся к столу. Впервые за несколько лет у него появлялась возможность на равных противостоять Врагу. Максимум через две недели он сможет убедиться в эффективности действий организации, которая создавалась в течение последнего десятилетия. И он, и его товарищи ждали этого момента очень давно, кропотливо готовили. И все-таки это произошло неожиданно. Так и должно было произойти. Новая структура должна была вырасти словно растение, незаметно и без подталкивания. Он действительно чувствовал себя в какой-то мере садовником. Он верил в то, что все будет нормально, расчеты указывали на высокий процент вероятности успеха, но… Виктор Николаевич слишком хорошо знал цену этим «но». Он не имел права недооценивать противника, тем более, что игроки такого уровня всегда имеют в запасе козырь. И еще одно твердо знал Виктор Николаевич – в этой войне на полную победу рассчитывать нельзя. Никогда.
 
   14 марта, вторник, 12-00 по Киеву, редакция «Еженедельных ведомостей».
 
   Паша Ковальчук – человек не только слова, но и дела. Ко мне действительно пришел человек. Даже двое. И с действительно интересным предложением. Оценил только я его не сразу. Был несколько не готов к тому, что прямо на место работы ко мне явятся два мальчика околоспортивной наружности. Лет по восемнадцати, но весьма, весьма многообещающе выглядящие. Я просто сидел за своим любимым столом в творческих муках.
   – Саша, – сказал кто-то голосом нашего редакционного стажера.
   – Я вас слушаю, – автоматически ответил я, пытаясь отделить семена от плевел в репортаже о пожаре.
   – Тут к тебе пришли.
   – Ко мне?
   – Ну ты же у нас занимаешься криминалом, значит, к тебе.
   Я поднял голову и увидел выражение лица стажера. Не то, чтобы ужас читался на его лице, так, легкое предвкушение грядущего кошмара. Наверное, так приблизительно выглядело бы его лицо, если бы я отправился в соседнюю комнату разбирать противотанковую мину. Лично ему это ничем не грозит, но жахнет мощно.
   – Запускай, – сказал я, – кому там нужен криминал.
   В дверь вошли они. Почти братья-близнецы. Оба под метр восемьдесят, с одинаковой короткой стрижкой на одинаковых круглых головах, в одинаковых кожаных куртках. В голове у меня закрутилось и защелкало. Пока два живых воплощения здоровья нации приближались к столу, я лихорадочно перебирал в голове возможного отправителя этой посылки. Странно, но вариантов не было. Не то, чтобы совсем, но прислать пару качков на работу среди бела дня…
   – Простите, пожалуйста, – неожиданно тихо и вежливо сказал один из близнецов. – Это вы занимаетесь криминалом?
   – Я, – подтвердил я чистосердечно, у меня и выбора, собственно, не было. – Вы по какому вопросу?
   – Понимаете, мы не знаем, куда еще обратиться. Мы уже были в паре мест, но там, это, отказали типа.
   Парни неприятно нависали надо мной, и я решил предложить им сесть. Пардон, присесть.
   После того, как парни примостились на скрипучих редакционных стульях, у них возникла новая проблема. Пока они стояли, руки спокойно находились в карманах курток. Сидя держать их там оказалось очень неудобно, и парням пришлось решать проблему, куда их все-таки пристроить. Они так увлеклись этой проблемой, что пару минут молчали. Я их тоже не торопил. Наконец, один из них сжал руки в кулаки, кулаки поставил на край стола и более-менее внятно изложил проблему.
   Проблема была мужа его сестры. Типа родственника. Его подставили. Повязали. За что? Ну, типа, за убийство. Он чисто защищался, а его хотят под вышку. В натуре. А все боятся писать. Он крутого замочил. В смысле убил. А пацан хороший. Может, вы чего-нибудь поможете. А то, говорят, прокурор вышку будет требовать.
   Вот такие пироги. Нет, с одной стороны, лезть в такие дела – чревато, типа опасно. Чисто можно залететь с братвой. С другой стороны, дело, судя по всему, громкое и, стало быть, интересное. Опять же, черт его знает, как пацаны отреагируют на отказ. Но самое главное, что меня заставило принять их просьбу к рассмотрению, это предупреждение Паши Ковальчука. Просьбы хороших людей надо выполнять.
   – Давайте так, – сказал я, – вы мне сейчас подробно излагаете всю историю, а я потом скажу, что конкретно можно сделать в данном случае.
   – Не, мы лучше давайте с вами встретимся завтра, где вам будет типа удобно, и поговорим. Мы за вами даже можем заехать на машине. Вы где живете?
   Ага, разогнался. Сейчас я все типа брошу и чисто все вам изложу. Я конечно, понимаю, что вы из самых лучших побуждений, без задней и, похоже, без передней мысли, но…
   – Давайте мы с вами завтра встретимся часов в десять, возле «Ласточки». Знаете, где это?
   – Знаем, мы завтра в десять будем. Извините за беспокойство, до завтра. – Парочка убыла, а я облегченно выдохнул. Надо будет Паше устроить выволочку за такие сюрпризы. Надо было хотя бы намекнуть. С моей расшатанной нервной системой можно запросто совсем свихнуться. Я совсем было собрался снова приступить к работе, как в дверях появился наш стажер. Мина не жахнула, но он, кажется, не терял надежды.
   – К тебе пришли, – снова сообщил он.
   – Снова по криминалу?
   – Не знаю, к тебе лично.
   В отличие от первой пары посетителей, новенький был не столь впечатляющ. Но весьма и весьма уверенный в себе. Собран, насколько позволяла судить куртка, подтянут. Одет аккуратно, но не броско. Очень внимательный взгляд.
   Я встал, протянул руку. Он крепко пожал ее:
   – Добрый день! Вам вчера Паша Ковальчук говорил обо мне. У меня возникла небольшая проблема. Не исключено, что вы сможете мне помочь.
   Не исключено, но какого черта я тогда впутался в историю с этими уголовниками? Интересно, сколько раз в жизни ошибается журналист? Пора бы уже ума набраться.
   Посетитель спокойно начал разговор.
   – У меня два дела, одно служебное, другое – личное. С чего бы вы посоветовали начать?
   – Давайте со служебного, – ответил я, хотя самым сильным моим желанием было послать оба его желания туда, откуда они обычно не возвращаются. Он, кстати, и не представился. Не люблю таких загадочных.
   – Я не представился. Зовут меня Сергеем, фамилия Петров. Я работаю в военном училище и в этом качестве, собственно, излагаю служебное дело. На дворе март, как сами вы, наверняка, заметили. И наш любимый выпускник начинает прикидывать, куда бы ему подать документы. Мы были бы очень заинтересованы в нескольких статьях об училище.
   – Вы имеете в виду…
   – Да, именно реклама, но, как вы сами понимаете, денег у нас на нее нет. То есть абсолютно. В паре газет мы уже были, нам обещали помочь.
   – Я, собственно, тоже ничего не имею против. Мне просто нужна будет причина для написания статей. На нашем птичьем языке это называется информационным поводом. Ну там, юбилей, парад, соревнования, драка, кража, хотя два последних, пожалуй, не подойдут.
   – Повод мы вам дадим. Какой угодно, вы только скажите, какой конкретно. Нам очень важно ваше принципиальное согласие.
   – Принципиальное согласие у вас уже есть, – уверил я Петрова и несколько демонстративно стал перекладывать бумаги на столе. Вторник он и есть вторник. Мне сегодня полосы сдавать. И еще мне пора обедать, на что недвусмысленно указывали стрелки часов и недовольство желудка.
   – Простите, а когда у вас перерыв на обед? – поинтересовался посетитель, второй раз за пять минут разговора прочитавший мои мысли.
   – Уже идет, – сообщил я. – Скоро уже закончится.
   – Может, мы тогда с вами вместе сходим пообедаем и я изложу личное дело. Я угощаю. На деньги, можно сказать, армии. В ознаменование будущего сотрудничества.
   «Да пошел ты со своим сотрудничеством!» – подумал я, но решил быть вежливым до конца. И черт его знает, может, он снова прочитает то, что я подумаю.
   Одеваясь на ходу, я прошел по редакции, сообщая всем заинтересованным лицам, что пришла пора обедать и что вернусь я где-то через час.
   – Куда пойдем обедать? – поинтересовался я, когда мы вышли на улицу. – Где нам не помешают заняться вашим личным делом?
   – Да не моим личным делом, а вашим, Александр Карлович. Вашим личным делом.
   И мне стало нехорошо. Как-то он многозначительно это сказал и увесисто. Совсем не тем тоном, которым просил написать об училище. Кстати, о каком конкретно? Я умудрился так и не поинтересоваться этим в разговоре. Все страхи и опасения вернулись одновременно. Он мог прийти по любому поводу: и по вопросу «Электрона», и по московским приключениям, и…
   – Что именно вы называете моим личным делом? – наконец выдавил я.
   – А это я вам сообщу там, куда мы с вами сейчас пройдем.
   – Никуда я с вами не пойду, – не выдержал я. – Что за идиотские разговоры? Или вы меня будете арестовывать? Пистолет достанете?
   Я-таки сорвался. Все эти вывихи судьбы, вместе с семейной невнятицей и московской историей, меня довели. Я, правда, еще не решил, что конкретно нужно делать: то ли бросаться в драку, то ли делать ноги, то ли падать в обморок. Хотя, нам, здоровым мужикам, в обморок падать неприлично.
   – Уважаемый Александр Карлович. Меня попросил поговорить с вами наш общий знакомый, Павел Иванович Ковальчук. Если у вас есть основания ему не доверять – давайте разойдемся. Если вас хотя бы интересует, на какую тему я собирался с вами говорить, – давайте зайдем в такое место, где нам действительно никто не помешает. Если вы не хотите идти в место незнакомое, то предложите свой вариант. Я займу у вас не больше часа, – гражданин Петров умел разговаривать с заведенными субъектами. Почти профессионально он вывел меня из истерики, даже заставил шевелить мозговой извилиной. Не знаю, как для кого, а для меня начать решать какую-либо проблему значит перестать психовать.
   – Может быть, просто прогуляемся по парку, тем более, что погода позволяет, – ну совершенно мне не хотелось оставаться с ним в закрытом помещении. Просто какая-то клаустрофобия на фоне личной аллергии.
   – Это не самый лучший вариант, – задумчиво сказал Петров, – но, пожалуй, возможный.
   И мы отправились в парк. Медленно, прогулочным шагом и молча. Минут пять никто из нас не начинал разговора, я – потому, что не знал о чем, а он —… Черт его знает о чем он думал эти пять минут. Скорее всего, давал мне возможность успокоиться.
   – Начну по порядку, – наконец прервал молчание Петров. – Павел обратился ко мне вначале вовсе не по вашему поводу. По просьбе одного своего знакомого он хотел уточнить некоторые подробности одного весьма странного дела. По старой дружбе, так сказать. Еще недели две назад.
   Он замолчал и внимательно посмотрел на меня. А я твердо решил без особой необходимости его монолог в диалог не превращать.
   – Обратился он ко мне неофициально. По роду своей деятельности я иногда интересуюсь событиями странными и необычными.
   – Это на работе в военном училище? – не утерпел я.
   – Ну, во-первых, училища бывают разные, а во-вторых, я ведь вам и соврать мог. Нельзя в вашем возрасте и при вашей профессии быть таким доверчивым. Я, может, в американской разведке работаю. Или в египетской.
   – Или в польской и российской одновременно, – этот тип вызывал у меня самые противоположные чувства: сволочь, он конечно, большая, но чем-то очень родственным от него веет.
   – Давайте для простоты остановимся на мысли о том, что работаю я в некой специальной службе, и даже имею военное звание. И когда ко мне Ковальчук обратился с просьбой о помощи в деле о группе «Сверхрежим», я этим очень заинтересовался. По нескольким причинам сразу.
   – Утечка информации?
   – Никакой утечки. «Сверхрежим» – программа еще советских времен, очень специфическая. Кадры этой группы разъехались по всему СНГ и дальше, так что эта самая утечка скорее всего напоминает Ниагарский водопад после сильных дождей. Тем более, что значение эта тема имела узкоспециальное.
   – Хорошенькая специализация – управление психикой людей, кодирование и зомбирование!
   – Это вы в отчетах группы прочитали? Тогда вы информированы куда лучше меня. По моим сведениям, группа занималась вещами куда более прозаичными. Эту историю про бабулю, пожар и тяжелый шкаф вы помните?
   – Это когда от страха становишься и быстрее, и сильнее?
   – Так точно. «Сверхрежим» занимался проблемой включения в необходимый момент конкретно взятого человека на полную мощность.
   – И человек сможет заменить полтора компьютера и два экскаватора?
   – И человек сможет выжить в самой экстремальной ситуации. Разработки были достаточно интересны. Но мы не об этом. Мы почти совсем о другом. Структуру, которую в настоящий момент представляю я, заинтересовала группа «Сверхрежим» только после того, как мы стали получать информацию о странностях, происходящих с ее бывшими сотрудниками.
   – Странностями вы называете смерть?
   – Странностями мы называем странные вещи, происходящие со сверхрежимниками. И смерти в том числе. Грубо это можно себе представить так – существует список людей, по той или иной причине попавших в наше поле зрения. После этого всякая информация сличается с этим списком. В результате как бы далеко друг от друга ни находились наши фигуры, как бы ни были разнесены по времени и по характеру происшествия с ними – мы можем получить сигнал в неких закономерностях. И решить, как нам на это отреагировать.
   – Или решить, стоит ли на это реагировать вовсе, – все четко, аккуратно, красиво и понятно. Не ясно только, при чем здесь я.
   – Волей судеб и начальства, некоторое отношение к контролю именно этой темы имею я. И я попросил Пашу от своего имени и имени своего начальства оставить в покое эту скользкую тему. И своему знакомому посоветовать. И Паша, кстати, к моему совету прислушался, тем более, что у него и своих дел по горло. Но вчера он связался со мной и в интимном разговоре сообщил о ваших проблемах и вашем интересе к этому вопросу. И я решил с вами встретиться.
   – Почему бы вам просто не передать мне это через Пашу?
   – Вы знаете, я так бы и поступил, если бы не два «но».
   – Каких же именно? – я надеюсь, что мне удалось задать этот вопрос достаточно спокойно, не люблю я эти «но» и не люблю эти многозначительности и недоговорки. А кроме всего прочего, мне просто стало страшно.
   – Первое «но» – я надеюсь, что у меня это получится убедительней.
   – А второе?
   – Второе? Второе – меня об этом попросило мое прямое начальство. Это, если хотите, – прямой приказ. А их у нас принято выполнять беспрекословно, точно и в срок.
   На улице хорошая погода, почти просохло, даже вроде бы свежей зеленью пахнет. Птицы поют, полный парк студентов и пенсионеров. Просто идиллия. И собеседник рядом, который совершенно спокойно сообщает, что его загадочное начальство интересуется мной, недостойным.
   – Может быть, купим по пирожку? – спросил я. – Действительно хочется есть.
   – Я стараюсь на улице съестного не покупать, если вы хотите – ради Бога.
   – Есть в одиночку, на глазах у других, мне воспитание не позволяет. Оно у меня немного провинциальное и консервативное. Какой-то комплекс выработался. Я с ним борюсь изо всех сил.
   – Как боретесь сейчас с любопытством? Ведь вам же очень хочется спросить, почему мое начальство заинтересовалось вашей персоной.
   – А вы сами это скажете, без моих наводящих вопросов. Ваше начальство прямо приказало, беспрекословно, точно и в срок. Так что ждем-с.
   – Вам говорили, что вы тяжелый в общении человек?
   – Жена мне об этом говорит постоянно. Остальные периодически. Так что вы не оригинальны. Пришли пугать – давайте пугайте. У меня уже нет никакого терпения. Решили предупредить – пожалуйста. Решили запугать – я уже сам себя запугал до полной невменяемости. Вот только завербовать не получится. Я в ваши игры не игрок. – Самое странное, я смог произнести этот монолог ровным голосом, не привлекая постороннего внимания.
   – Вас никто не собирается запугивать или вербовать. Во всяком случае, я таких указаний не получал. В вашем случае сработала совершенно рутинная система контроля. Проблема в том, что вы в числе прочих включены в наш список в связи со «Сверхрежимом». И мы пришли к выводу, что вокруг вас начало происходить слишком много странностей.
   – Вы хотите сказать, что за мной следят и контролируют каждый мой шаг?
   – Вы меня так и не поняли. Нет никакой необходимости следить за каждым вашим шагом. Один раз вы попали в поле нашего зрения. Может быть, совершенно случайно.
   – Например?
   – Ну, к примеру, в военкомате вы получали доступ к секретной информации?
   – Лет восемь назад на меня что-то подобное оформляли.
   – Вот тогда, может, и обратили на вас внимание. Я этого точно не знаю. А теперь давайте вместе с вами прикинем: вы работаете в республиканской газете, так что шансов привлечь чье-либо внимание у вас достаточно. К тому же, вы пишете на острые, горячие темы. Так что шансов столкнуться с интересной для нас проблемой у вас тоже предостаточно. Согласны?
   Естественно, согласен. И по поводу газеты, и по поводу тем. И симферопольский поезд, и «Электрон», и еще черт знает что. С этим я настолько согласен, что даже не стал спорить. Просто утвердительно кивнул.
   – Вы лично связываетесь с директором грибовского «Электрона». Потом едете к нему в гости. А это, знаете, уже рядом с нашими профессиональными интересами. Совсем рядом.
   – Вы меня еще в шпионаже обвините. Лучше бы просто проследили, кому все это секретное предприятие продается. Без всякого шпионажа.
   – А вас никто в шпионаже и не подозревает. Я ведь сказал – рядом с нашими профессиональными интересами. Рядом. Мы, естественно, внимательно анализируем этот забавный факт и неизбежно наталкиваемся на публикацию вашего сотрудника о запорожском банке. И совершенно однозначно получаем из Запорожья данные о трагической судьбе одного банковского охранника. Не считая подробностей о всяких там ассоциациях разных предприятий. Следите за моей мыслью?
   – А вы, наверное, следите за мной?
   – Боже упаси. У нас и так очень много работы, людей просто не хватает. Дальше – больше. Вы отправляетесь в Москву, об этом мы узнаем из источников, как пишут в вашей газете, близких к российской таможне.
   – Это уже интересно.
   – Еще как интересно. А вы обратили внимание, что мы вовсе не интересуемся, чем же это вы так активно занимались в столице братской России, что вызвали настоятельное желание внимательно осмотреть ваш багаж? Мы этим не интересуемся.
   – Людей не хватает? Или ждете, что я вам сам скажу?
   – Да какая нам разница? Для нас важны в данном случае не причины, а следствия. В конце концов, Бог с ней, с таможней, тем более, как я понял, все равно никто ничего не нашел.
   – Ничего и не было.
   – Вот видите, все так славно для вас складывается. Вы приезжаете домой и практически сразу же, с корабля, так сказать, на бал, начинаете интересоваться нашим любимым «Сверхрежимом».
   – Это еще как вы узнали?
   – Вы меня простите, но когда журналист ставит на уши половину города только для того, чтобы попасть в камеру к человеку, дело которого перестало быть сенсацией больше года, неизбежно встают некоторые вопросы. Например, связано ли это со «Сверхрежимом». Вопросы в камере вы задавали достаточно нейтральные, так что лишь Пашин вопрос позволил четко определить ваш интерес к данной проблеме. И вот тут мы решили просить вас остановиться. И просить вас остановить подобную деятельность ваших знакомых.
   – Иначе?
   – Иначе даже мы не можем спрогнозировать последствия. Поймите, вас кто-то использует. И вас, и вашего знакомого, и Пашу. Кто-то пытается всеми вами манипулировать.
   – Вот сволочь!
   – Напрасно вы иронизируете. «Сверхрежим» уже принес достаточно неприятностей своим сотрудникам и тем, кто вольно или невольно с ним столкнулся.
   – Но вы же сами мне только что сказали, что этот «Сверхрежим» – узкая задача. Почему столько шума вокруг нее?
   – А кто вам сказал, что только вокруг нее?
   И я заткнулся. Что-то я действительно расслабился. Я беседую с человеком, которого вижу первый раз в жизни и даже точно не знаю, к какому ведомству он относится. И вообще, относится ли к какому-нибудь. Я с этим треклятым «Сверхрежимом» завязался совершенно случайно, у меня других дел по горло и выше крыши. Кем бы этот тихушник с редкой фамилией Петров ни был, знает он достаточно много для того, чтобы произвести на меня впечатление. Я могу ему верить или не верить, но выслушать его можно, хотя бы из чистого любопытства.