Золотько Александр. Игра втемную

   – У вас все равно остается уязвимое место – база данных и аналитический центр, – неожиданно перебил Илью Скат, – я бы нанес удар по ним.
   – Я вижу, вас тоже проняло, – удовлетворенно улыбнулся Илья, – согласен, наш Центр вы нашли, как и в Чечне, насколько я знаю. Там все было даже уничтожено. Ну и что? Все, что вы видите вокруг, – это временное. Нам удалось проработать несколько лет. Этого на первом этапе достаточно. Вы никогда не сможете определить, сколько людей живет во всем мире в подсознательном ожидании приказа. И не надо думать, что их можно включить только телефонным звонком. А вдруг мы запрограммировали начало акций на определенный срок? Или сигнал включения подаст человек, который неожиданно для самого себя разместит в газете объявление определенного содержания? Вам теперь придется жить на пороховой бочке, а вашим службам безопасности нужно будет, не ожидая дрожания паутины, окружать своих боссов бронированными стенами. Вот тогда и начнется основное веселье! И даже само появление информации о такой возможности в газетах и на телевидении вызовет у населения панику. А это и есть основная задача любого террора.
   Илья подошел к карте, висящей на стене.
   – Обратите внимание, в каких районах были размещены наши центры. Чечня. Из нее так удобно перебрасывать людей в страны Азии, бассейна Черного моря, Средиземноморья. Там идут бои, и очень легко списать отходы нашего производства на боевые действия. Босния. Через нее можно покрыть сетью наших людей всю Европу и опять же можно действовать, не опасаясь проверок ООН.
   – И что из этого следует? – спокойно спросил Блок. Из этого следует, что с нами нужно считаться.
   Мы стоим выше политических интересов. И теперь от нас зависит безопасность каждого из жителей этого маленького шарика. Вам придется прислушиваться к тому, что мы скажем…
   – Или платить вам за совершение того, чего мы сами совершить не сможем, – закончил за него Скат. – По-моему, совершенно понятно, что сейчас вы просто предлагаете мне и господину Блоку свои услуги. Мы сможем распустить свои спецподразделения и только платить вам за ваши услуги. Так, по-моему, действовали во все времена кланы наемных убийц? Безликий террор, не имеющий никаких стимулов, кроме финансовых. При любом раскладе вы не сможете противопоставить себя всему миру. Вы хотите быть частью его организма. Вы, конечно, можете попытаться, но эта экологическая ниша уже занята.
 
   16 марта 1995 года, четверг, 20-30 по Киеву, район российско-украинской границы.
 
   Мы все-таки пришли. Несмотря ни на что, я не отстал от Петрова и не заблудился в этих дебрях. Я даже не предполагал, что в этих краях могут быть такие дикие места. То, что Петров назвал неплохой дорогой, на самом деле оказалось едва заметной тропинкой. Когда стало темно, мне показалось, что только фонарик Петрова остался на всем земном шаре как источник света. Я понял, почему Петров не разрешил мне брать с собой Еды. Иначе я мог бы бросать на землю крошки хлеба, чтобы, подобно сказочному персонажу, по ним, как по следу, выбраться из этих дебрей. Обратной дороги нет – это я тоже успел сообразить всего за полтора часа нашего блуждания. Надо отдать должное моему проводнику, он вел себя как Данко, а не как Сусанин. Правда, молчал он. Так что, пристроившись ему в кильватер, я смог даже порассуждать о делах своих скорбных.
   Судьба мне выпала горькая. Даже тот самый сахар в пакетиках мне ее не подсластил. Кстати, еще раз о сахаре. То, что я мог благодаря этому целую неделю прокантоваться в российском КПЗ, я уже понял. Это была попытка вывести меня из игры на несколько дней. Зачем? И что, собственно, за эти дни произошло? А ведь действительно интересно. Если бы меня тогда ссадили с поезда, то я бы полностью выпал из игры. Я бы не успел заняться убийством Лушниченко, я бы не поперся в СИЗО, ко мне бы, скорее всего, не явились бы два накачанных мальчика и, вполне вероятно, не было бы на лице шрама и я бы не брел через лес за вооруженным Петровым. Как я обрадовался тогда в купе, что мне удалось обнаружить эти злосчастные пакетики. И в результате я получил по роже! Вот и радуйся после этого мелким удачам. Выходит, тот, кто подложил мне этот сахар, пытался меня оградить от неприятностей. И очень не хотел, чтобы я принял участие в суете вокруг «Сверхрежима». Можно определить, кто именно из попутчиков подложил мне белый порошок. Если Олег Игоревич настоятельно подталкивал меня к теме зомбирования, то явно не в его интересах было выводить меня из состава участников. Значит, Ниночка. Молчаливая и загадочная попутчица в моем путешествии туда и обратно.
   Кто мне ее навязал? Главный редактор или Парамонов? Обратно – точно Парамонов. А туда? Взять бы Вадима за горло! Кто-то его плотно держит.
   Что-то затеплилось у меня внутри, и я уже почти понял, о чем речь, но тут Петров остановился, и я врезался ему в спину.
   – Однако! – сказал Петров, поднимая с земли выбитые мною фонарик и автомат.
   – Извините, задумался! – очень вежливо сказал я.
   – Ничего, – сквозь зубы успокоил меня Петров, – тут развилка, мне нужно осмотреться. Вы меня подождите здесь, я через пару минут вернусь. Ладно?
   Вот так точно и папа поступил с мальчиком-с-пальчиком. Завел в темный лес и оставил на ужин для людоеда. Я подождал, пока Петров не скроется с глаз, а потом осторожно отошел на несколько метров от тропинки. Под ногами чавкнуло. Я стал за дерево и прислонился плечом. Если Петров сказал, что ему надо разведать дорогу, это значит только, что он это сказал. Чем он там на самом деле занимается, я даже и знать не хочу. Мне даже не интересно. Может быть, у него здесь встреча назначена?
   Что же мне почти пришло в голову перед самым столкновением со своим проводником? Взять Вадима за горло! Взять Вадима за горло? Стоп. Наш главный редактор, как я уже предположил, связан одновременно с делом об убийстве в поезде и с банковской аферой. В обоих случаях он действовал не напрямую и не исключено, что и сам он не знал всего до конца. Его на чем-то зацепили и сейчас могут заставлять действовать вслепую. Но это не важно. Здесь важно совсем другое. За всю мою жизнь я ни разу не попадал в скандалы такого масштаба, как за два последних месяца. А тут два скандала возникли практически одновременно и с одними и теми же действующими лицами. Очень большая степень вероятности, что оба эти дела как-то связаны. И не исключено, что и дело «Сверхрежима» тоже примыкает сюда же. Как все это можно связать до купы? Олег Игоревич меня толкал к «Сверхрежиму». Нина меня пыталась из этой игры исключить. Парамонов обеспечил мне возможность знакомства со Святославом, дал мне Нину в попутчицы. Мораль? Никакой морали! Впервые о «Сверхрежиме» мне сообщил внятно Петров. Это был разговор именно о группе, а не об убийстве ее бывших сотрудников. И потом, во время своего трепа по моему поводу, семьдесят процентов которого было липой, он что-то конкретно говорил об убийстве Лушниченко. Или я плохо запомнил? К этому делу имел отношение Зимний, люди которого должны были меня убрать. Не помогло даже объявление меня очень крутым как среди братвы, так и среди милиции. Оля-ля, как сказали бы братья-французы. Если бы я тогда попал в российскую таможню, то после своего освобождения я бы тоже получил статус неприкасаемого! Я бы прославился и ко мне никто бы не подошел с такой щекотливой просьбой. Таким образом, получается, что те ребята, на которых работают Парамонов и Нина, которые держат под контролем вопрос с «Электроном» и банком, имеют очень неплохие связи и в криминальных структурах, и в милицейских. Слух обо мне ни распустили оперативно. Но это не помешало людям Зимнего обработать меня на улице. Или таки это были не люди Зимнего? И вообще, причем здесь этот уголовник? Голова у меня все-таки разболелась. То ли от ушиба, то ли от дурацких мыслей. Две минуты, обещанные Петровым, прошли уже давно. «Уж полночь близится, а Германа все нет!» – продекламировал я. И тут из темноты вынырнул Петров. Он поводил вокруг себя фонариком. Я молчал. Нечего оставлять людей посреди дикого леса. Пусть хотя бы окликнет. У меня даже возник соблазн что-нибудь бросить в Петрова, но я вовремя вспомнил про автомат в его руках, который он так и не поставил на предохранитель.
   – Где это вы гуляли? – спросил, наконец, я, поняв, что Петров первым голоса не подаст.
   Петров ничего не ответил, молча подождал, пока я выбрался на тропинку, и, не говоря ни слова, пошел вперед. Я двинулся за ним. На этот раз идти пришлось не долго. Минут через десять мы вышли на поляну, где стоял домик. Особнячок. Этажа на три. Окна были ярко освещены. От леса домик был отделен трехметровым забором, поверх которого, как мне показалось, были протянуты какие-то провода. Калитка открылась при нашем приближении. Мы прошли через двор, и мне в глаза бросились две легковушки, стоящие возле дома: «волга» тридцать первая и «девятка». Я демонстративно остановился перед этими средствами передвижения. Петров посмотрел на меня.
   – Вы продолжаете утверждать, что сюда можно попасть только партизанскими тропами? – как можно суровее спросил я.
   – Вам – да! – невозмутимо ответил Петров.
   – Прежде, чем я зайду, мне хотелось бы знать, куда вы меня привезли? И, если можно, зачем?
   – Я привез вас в то самое место, где вам смогут ответить на очень многие вопросы, – устало сказал Петров.
   – И здесь я проведу несколько дней?
   – И здесь вы проведете несколько дней, – кивнул Петров.
   – Спасибо за подробную информацию, – как можно ироничнее сказал я. Голова болела все сильнее, и я даже начал опасаться, что нагрянул мой любимый приступ.
   Петров наконец-то поставил автомат на предохранитель и открыл дверь. Я последовал за ним.
 
   16 марта 1995 года, четверг, 22-10, Москва.
 
   Виктор Николаевич сидел за письменным столом в своем кабинете и ждал. От него лично уже ничего не зависело. Механизм операции запущен, и уже ничье вмешательство не могло его остановить. Кроме Божественного. В ближайшие часы должен был прорвать гнойник в Боснии, так или иначе. Все варианты были предусмотрены, во всяком случае, аналитики утверждали это достаточно категорично. Неожиданно эффективно сработал принцип, который сам Виктор Николаевич называл необходимой случайностью. Если в Украине его очень долго и тщательно готовили, то в Боснии все вышло почти случайно. Никто не знал, что возле Второго близнеца окажется американец, этого никто не готовил, но такая возможность была, и эта случайность все равно сработала. Схема только тогда работоспособна и эффективна, когда частная задача решается так же, как и общая, а введение новых параметров эффективности не снижает. Скат правильно сориентировался на месте. С Блоком все должно пройти несколько проще, но и без него один из трех вариантов все равно бы сработал.
   В случае с Чеченским центром все было немного проще и одновременно сложнее. Первоначально подразумевалось, что демонстрация его возможностей заставит всех относиться к вопросу терроризма серьезнее. Но потом Чеченский центр просто исчез, будто его и не было. И если это была самодеятельность Монстра, то достаточно его сотоварищам на самом верху услышать об этом, и у Монстра будут очень большие неприятности. Это в том случае, если он хотел использовать операцию «Шок» в собственных интересах. С другой стороны, если бы все материалы Чеченского центра были переданы на самый верх, пропала бы всякая возможность использовать этот козырь эффективно. Террор нужен только в нормированном виде, только тщательно выверенными дозами. И так, чтобы решение о его применении мог принимать только очень узкий круг людей и только коллегиально.
   Очень трудно, практически невозможно поступить с Боснийским центром так же, как и с Чеченским. Монстру просто не поверят. Слишком многие знали о деятельности группы «Сверхрежим» при Министерстве обороны СССР. То, что эту группу расформировали, ничего не гарантировало. Сотрудники группы разъехались кто куда, но собрать их снова было достаточно просто. Было бы желание. Вот тогда-то и вынырнуло предложение Монстра о поиске бывших членов группы и проверки, не начал ли кто-то работать в этом направлении.
   Виктор Николаевич очень хорошо помнил, какая началась паника, когда выяснилось, что несколько человек из «Сверхрежима» пропали без вести, а большая часть покинула этот мир по тем или иным причинам. Работа по розыску оставшихся была официально одобрена, и Монстр через Александра Павловича получил возможность начать кропотливо строить свою систему.
   Виктор Николаевич встал и прошелся по кабинету. Тот кусок, который хотел подмять под себя Монстр, был достаточно лакомой частью советского наследия, но Виктор Николаевич еще тогда, в девяносто первом, принял решение о разработке другого плана. Для всех остальных это выглядело, как создание сети информаторов на территории сопредельных государств, и получило наименование «Спектр». Об истинном предназначении «Спектра» догадывалось очень немного людей, но в них Виктор Николаевич был совершенно уверен.
   Уже гораздо позже Виктор Николаевич начал понимать, что и в «Сверхрежиме», и в «Спектре» есть существенные недостатки. Он приложил максимум усилий, чтобы в «Спектре» их преодолеть. И вот теперь оставалось только ждать результатов. От него уже почти ничего не зависело. Почти ничего.
 
   16 марта 1995 года, четверг, 21-30 по Киеву, район российско-украинской границы.
 
   У меня был праздник. Было тепло, сухо, светло. Я сидел за обеденным столом и вкушал весьма и весьма неплохо приготовленный ужин. Справа от меня сидел Петров, слева – спортивного вида парень приблизительно моих лет, он представился Михаилом, напротив Михаила размещался мужчина лет сорока пяти, осанки почти благородной, но с выражением лица несколько неприятным. Его называли Артемом Игнатьевичем, но он большей частью молчал. Место возле него было не занято. Там стоял прибор для дамы, но в настоящий момент она выполняла функции хозяйки. Первое мы уже съели, и она ушла за вторым. Не считая Петрова, она была единственная знакомая из всей компании. Звали ее Нина. Когда я увидел ее в доме, в желудке у меня все перевернулось. Недаром же весь вечер вспоминал о ней. Вот оно – живое воплощение моих проблем. Я с трудом поборол желание поискать под кроватью в выделенной мне комнате спрятавшегося Парамонова или Святослава. Подчеркнуто вежливо поздоровался и получил очень милую и ничего не выражающую улыбку. Перед ужином мы не перебросились и словом. Плюнув на все, я решил просто ждать дальнейшего развития событий. Меня зачем-то сюда привезли, а значит, рано или поздно должны хоть что-нибудь мне сказать. Заботливый Петров сразу же по прибытии настоятельно порекомендовал мне позвонить жене, потом на работу. Потом по собственной инициативе я позвонил Владимиру Александровичу и выяснил, что он в командировке. Паша Ковальчук оказался в отпуске. Я было собрался звякнуть еще Давиду Абрамовичу, но решил его не беспокоить. На вопрос жены, где именно я нахожусь, ответить было довольно трудно, но я сказал, что нахожусь в лесу, и это ее полностью удовлетворило. Больше никуда звонить я не стал и не потому, что жалко было чужих денег в уплату за междугородные переговоры, а потому, что начал догадываться о причинах такой предупредительности Петрова в обеспечении бесперебойной телефонной связи между мной и телефонами, потенциально стоящими на прослушивании.
   Наконец Нина принесла второе и устроилась за столом напротив меня. Скажу честно, в другое время и в другом месте я бы повел себя в такой ситуации немного более оживленно. Но я не забывал о том, что Нина – лицо наверняка официальное и каждую секунду помнил, что мое лицо очень напоминает плохо зашитый футбольный мяч. Настроение это, естественно, не улучшило.
   – Какие у нас планы на вечер? – тихо спросил я у Петрова.
   – По обстоятельствам, – ответил Петров.
   Я не переставал удивляться общительности этого человека и его готовности поделиться с ближними любой информацией.
   – А у меня к вам несколько вопросов, – закинул я удочку.
   – Если можно – после кофе, – легко согласился Петров. Бодрости мне это не прибавило. Знаем мы, что стоит за такой легкостью. Снова начнет врать и изворачиваться. Но выбора у меня не было. Был вариант порасспросить Нину, но тут тоже гарантии не было. Если бы мне пришлось подбирать актрису на роль сфинкса, я бы без колебаний выбрал Нину. Очаровательная улыбка и целый шлейф тайн и загадок. Ее присутствие, тем не менее, оставляло шанс. Не зря ведь она здесь. Случайности эти люди не допускают.
   – Александр Карлович, – внезапно окликнул меня Михаил, – я слышал, вы недавно были в Москве? И даже фильм снимали.
   – Снимал, – согласился я, – а вы разве москвич?
   – Не то, чтобы коренной, но живу там уже давно. Тоже хотел подъехать на панихиду по Листьеву и на кладбище, но так и не собрался. Как вам Москва?
   – Город контрастов.
   – Вам так показалось?! – изумился Михаил. – Это просто ужас какой-то, контраст на контрасте, просто плюнуть некуда.
   У меня возникло впечатление, что надо мной издеваются.
   – А этот кошмарный шрам у вас на лице – это не из Москвы? – поинтересовался Михаил.
   – Нет, это я уже дома. Оказалось, что и у нас тоже город контрастов.
   – И кто же вас так? – сочувственно покачал головой Михаил.
   – В процессе я как-то не поинтересовался, а потом мне сказали, что рихтовкой моего портрета занимались люди некоего Зимнего.
   Артем Игнатьевич кашлянул и положил вилку. Такой явный интерес меня подбодрил.
   – Есть у нас уголовник, кличка Зимний. Вышло как-то так, что ему понадобилось меня чуть ли не убить.
   – Какой ужас! – восхищенно сказал Михаил. – Правда, Артем Игнатьевич?
   Артем Игнатьевич промолчал и вернулся к прерванной трапезе.
   – Честно говоря, – заметил я, – у меня есть сомнения, которыми я уже поделился с Сергеем Сергеевичем. Если то, что я знаю и могу предположить, правда, то Зимний не мог этого сделать. Не исключено, что его просто очень хотели подставить.
   – Вы представляете себе, Артем Игнатьевич, будто детектив читаешь. Так интересно! – восхищение Михаила просто не имело границ. – До чего увлекательна работа журналистов.
   – Михаил, – сказал я тихо, наклонившись к самому уху соседа слева, – я не очень люблю, когда из меня пытаются сделать идиота. Это меня унижает.
   – Это нас роднит, – ответил Михаил, – я думаю, у нас будет, о чем сегодня поговорить. Я давно хотел с вами познакомиться.
 
   16 марта 1995 года, четверг, 22-02 по Киеву, район российско-украинской границы.
 
   Прежде чем уйти в лес, командир приказал загнать машины под деревья и замаскировать как можно тщательнее. Милицейский «жигуленок» закатили в старую воронку, заросшую кустарником, и присыпали прелыми прошлогодними листьями. С «ЗИЛом» пришлось повозиться, и маскировать его закончили уже в темноте.
   Командир разрешил всем отдыхать, отошел в сторону с Романом. Присвечивая фонариком на карту, лежащую на коленях, с полчаса совещался тихим голосом. Максим с напарником молча взяли на себя роль часовых, но далеко не отходили и больше следили за добровольцами, чем за окружающей местностью.
   Добровольцы молчали. Дима сидел в стороне и что-то про себя бормотал. Внешне он был почти совершенно спокоен, только время от времени, сам того не замечая, вытирал ладони о брюки.
   Наконец, командир закончил совещание, подошел к сидящим добровольцам и присел на корточки:
   – Значит так, говорю только один раз и больше повторять не буду. Сейчас мы двинемся через лес. Вперед пойдут Роман и Олег, – командир кивнул в сторону водителя. – Остальные двигаются по одному, дистанция не больше метра. Замыкаем движение я и Максим. В трех километрах отсюда – граница России. На той стороне, через пару километров нас будет ждать транспорт. Дальше уже будем следовать с русскими документами. Во время движения по лесу вести себя тихо и аккуратно. Не забывайте, что мы вступаем на территорию противника. И помните, что в Чечне нас ждут. Вопросы есть?
   Добровольцы переглянулись и промолчали. Командир удовлетворенно кивнул и выпрямился.
   – Тогда – с Богом!
 
   16 марта 1995 года, четверг, 23-05, Москва.
 
   Когда телефон зазвонил, Виктор Николаевич вздрогнул. И недовольно покачал головой. Нервы. Это как раз то, что сейчас нужно было меньше всего. Хотя Виктор. Николаевич действительно не ожидал звонка в столь поздний час именно по этому аппарату. Не слишком много людей знало о существовании этого номера, и, кроме того, дозвониться к нему можно было лишь со специальных телефонных аппаратов. Виктор Николаевич поднял трубку:
   – Не спится? – звонил Монстр, и в голосе его слышалась почти радость. «У него тоже нервы на пределе, – подумал Виктор Николаевич. – И его можно понять».
   – Много работы.
   – По «Спектру» или по «Союзу»? – поинтересовался Монстр.
   Монстр демонстрировал информированность в тех областях, которые не входили в сферу его компетенции. И Виктор Николаевич в другое время просто сделал бы вид, что не понял собеседника, но сейчас в голосе Монстра было столько неприкрытого торжества, что Виктор Николаевич решил не сдерживаться:
   – Нет, не по «Спектру» и не по «Союзу». Там все идет согласно плана.
   – Действительно? И что же вас тогда заставило так поздно сидеть в кабинете? А тут еще и Игорь Петрович тоже занят настолько, что я даже не смог выяснить, где он сейчас находится. Так что же вас волнует больше, чем «Спектр» и «Союз»?
   – Меня сейчас больше всего волнует «Шок», Но я думаю, что в ближайшее время все разрешится.
   – Действительно? – Монстр был не столь спокоен, как хотел казаться. Опытный оратор, он никогда в обычной обстановке не позволил бы себе дважды подряд повторить это вычурное «действительно».
   – Действительно, – сказал Виктор Николаевич.
   – Я вас, собственно, вот зачем побеспокоил. Давно хотел с вами побеседовать. Не будете возражать, если я к вам сейчас заеду?

Глава 4

 
   16 марта 1995 года, четверг, 22-05 по Киеву, район российско-украинской границы.
 
   – Вот теперь мы можем спокойно побеседовать, – сказал Михаил, устраиваясь в кресле напротив меня. Он выглядел очень довольным собой. Я, конечно, факультетов психологии не заканчивал, но выражения лиц собеседников читаю достаточно хорошо. Мне это даже мешает в обычной жизни. Ну как можно наслаждаться семейным счастьем, когда жена улыбается с застывшими глазами и, шутливо уклоняясь от объятий, брезгливо передергивает плечами. «Слишком ты умный!» – с осуждением говорили некоторые доброжелатели, и мне поначалу казалось, что они делают комплимент. Потом уже я начал понимать, что фраза эта на самом деле – смесь неодобрения и соболезнования. Будь проще, и к тебе потянутся люди. А люди в последнее время все больше тянулись от меня. Иногда глядя в зеркало, я вдруг замечал, что мое лицо и глаза выражают разные чувства. Я даже стал понимать выражение «больные глаза». Так вот, у довольного и улыбающегося Михаила были именно больные глаза. Он был совершенно не похож на меня, но временами, глядя на него, мне казалось, что я смотрюсь в зеркало.
   – Нам никто не помешает и даже торопить никто не станет, – сказал Михаил. Словно в подтверждение его слов, в комнату заглянул Петров и, зафиксировав нас взглядом, удалился.
   Я некоторое время перебирал в голове разные варианты ведения разговора. С Петровым я беседовал скептически-иронично, но это произошло само собой, без анализа и самоконтроля. Михаил был не так прямолинеен, как Петров, однако в располагающей манере общения Михаила чувствовалось желание вывести собеседника из равновесия именно иронией. Если не вывести, то хотя бы дать возможность вступить в пикировку. Это тоже понятно, ибо сам я достаточно часто прибегал к подобной манере общения. Что не прибавляло мне приятелей. Если Михаил сочтет возможным общаться со мной в подобном стиле, я в меру своих сил постараюсь его поддержать.
   – Честно говоря, – улыбаясь сказал Михаил, – даже не представляю себе, с чего начать разговор. Вам такое чувство наверняка знакомо. Совершенно определенно знаешь, что именно хочешь сказать, и совершенно не представляешь себе, с чего начать.
   – Начните банально – с представления, Хотя, лучше не надо, а то наверняка у вас окажется фамилия Сидоров, и вы по документам будете числиться лесником. Давайте я сейчас выйду, потом постучу в дверь и скажу, что прибыл по повестке. А может быть, вам будет привычней, если я произнесу какой-нибудь пароль, а вы мне отзыв, тогда уж разговор пойдет сам собой.
   – Вы мне еще предложите загонять вам иголки под ногти для поддержания разговора, – не переставая улыбаться, сказал Михаил.
   Я вежливо молчал, давая возможность Михаилу выразить свои положительные эмоции.
   – Вы знаете, только теперь я понял, почему многих людей раздражает моя манера вести разговор, – отсмеявшись, сказал Михаил, – не будь я уверен, что вы меня видите впервые в жизни, решил бы, что вы меня блестяще спародировали. Надо будет поаккуратнее выливать на окружающих свою желчь. Мелкими порциями и, лучше всего, в режиме диалога. Неплохо бы часть раздражения перевести из словесного ряда в мимику – легкую усмешку, ироничный подъем брови…