Золотько Александр. Молчание бога

   Храмовники еще расплатятся за свои грехи. За свои сняли со слугами дьявола. И то, что они возят серебро, без которого война с нечистью была бы проиграна, не умаляет их вины. Только цель может оправдать поступок. А они думают лишь о наживе.
   – Я же все сделал... все рассказал, – простонал оборотень.
   Теперь его тело превратилось в волчье, но лицо оставалось человеческим.
   – Я рассказал о монастыре... Я все рассказал... об аббате рассказал, о паскудстве, которое там творится...
   – Сейчас небось жалеешь, что ушел оттуда? – спросил Пес.
   Ему это было не интересно. Совершенно. Он просто продолжал разговор, чтобы оборотень говорил... говорил... говорил... Может, он еще что-то вспомнит. Мелочь, пустяк...
   Он и так уже много чего вспомнил. Надругательство нал молитвами и обрядами, над святым причастием, над именем Божиим.
   Кардинал тянет. Бросить все – и отправиться к монастырю с тремя спутниками. Вырвать сердце у аббата, отступившегося от Господа и собирающего войско Нечистого, выжечь эту язву. Уничтожить. Но Кардинал тянет. Он хочет что-то сделать... Что? И зачем?
   – Я... девчонку... я ведь все сделал, – ошейник сжимал горло оборотня.
   Ошейник был рассчитан на шею человека, а у зверя она была толще. И дышать было трудно. Если бы оборотень был просто человеком или просто зверем – уже давно бы умер. А так...
   – Я сделал ее зверем... Сделал... Как вы приказали... И потом рассказал ей о монастыре... как... как вы хотели... и проследил за ней... Я ведь пришел к вам! – закричал оборотень. – Пришел-пришел-пришел-пришел-пришел!..
   Оборотень вскочил на ноги. Цепь рванула его за горло, но оборотень устоял на ногах. Не выдержала цепь. Звонко щелкнуло, разрываясь, звено. Удар – клетка вздрогнула.
   Пес спокойно смотрел на то, как прутья клетки, в руку взрослого человека толщиной, начинают прогибаться под ударами оборотня. Удар. Удар.
   Что-то кричат ведьмы. Они понимают, что если прутья подадутся, то здесь никто не уцелеет. Прутья расползаются. Еще удар. Ведьмы понимают? Пес встал с табурета и подошел к клетке. Ведьмам кажется.
   Оборотень бился о прутья все сильнее и сильнее, кровь и клочки шерсти, звериный вой и человеческая божба. Всю жизнь он прожил то зверем, то человеком, а сейчас стал и тем и другим одновременно. И ничто не могло устоять перед ним сейчас.
   Один прут лопнул, нижняя и верхняя часть его стали выгибаться наружу. Оборотень лез в дыру, не обращая внимания на раны. Он видел перед собой только своего палача. До которого нужно только дотянуться руками. Или зубами. Впиться в глотку, изорвать тело... Вот сейчас, билось в мозгу оборотня. Сейчас!
   Пес протянул руки, сдавил голову оборотня ладонями. Оборотень попытался вырваться. Не получилось. Руки давили все сильнее, и оборотень махнул рукой, пытаясь достать противника. Хрустнул, ломаясь, позвоночник. Пес потянул обмякшее тело, застрявшее между прутьями, швырнул его на пол. Оглянулся на ведьм, которые замерли, вцепившись руками в прутья своей клетки, усмехнулся, наклоняясь, и дернул голову оборотня на себя, навалившись коленом на тело. Ведьмы закричали, когда голова оборотня упала перед их клеткой. Пес стоял посреди комнаты, разведя руки в стороны, как будто был распят на невидимом кресте.
   – Жизнь ради Господа, смерть ради Господа! Я грязь на деснице Его! – выкрикнул Пес и добавил тише, словно боялся, что кто-то услышит. – Я кровь на деснице Его!
 
   Кровь была на руках жреца. Кровь была на земле и на траве. Подножие каменного идола тоже было залито кровью.
   Громовержец остановился на краю поляны и ждал, когда ритуал закончится. У богов стало правилом хорошего тона не вмешиваться в ритуалы и жертвоприношения друг друга.
   Жрец поднял над головой вырезанное из груди жертвы сердце. Стоявшие поодаль люди что-то невнятно закричали. Что-то одобрительное, но без особого энтузиазма. Помощники жреца оттащили тело жертвы к остальным, выложенным в ряд.
   На деревьях вокруг поляны сидели птицы, привычно дожидаясь окончания ритуала. Птиц было много, и выглядели они сытыми. Мяса хватит всем, понимали они, и потому не суетились.
   Жрец аккуратно положил сердце перед идолом. Отступил на несколько шагов назад и склонил голову к плечу, будто любуясь делом рук своих. Потом, словно спохватившись, посмотрел на Громовержца и кивнул. У жреца явно было хорошее настроение, он даже помахал Громовержцу рукой.
   Громовержец отвернулся. Первый раз увидев это жертвоприношение, он вообще ушел и почти год отказывался общаться с Воином, бывшим богом войны, а ныне...
   Нет, в нескольких племенах сельвы он все еще считался богом битв и сражений и получал положенные жертвы. Естественно, не кровавые. Время от времени ему даже удавалось дирижировать грандиозными сражениями, в которых двадцать пять Черноногих побеждали двадцать восемь Красноносых и захватывали в добычу пять коз и восемьдесят кур. И все потому, что вовремя заручились поддержкой бога войны.
   Севернее, за перешеек, Воина не то чтобы не пускали другие боги. Не могли они его не пустить, Договор об этом говорил точно и однозначно. Просто Воина в последние лет пятьсот недолюбливали. Из-за таких вот жертвоприношений. А он, хоть и отсиживался во влажных лесах, но своих глупостей не прекращал.
   Как правильно заметила Охотница, которой теперь приходилось быть богиней охоты у племен прерий и богиней рыбной ловли на островах, бог может сам зарабатывать себе Силу, может общаться с людьми – жизнь заставит. Но самому становиться жрецом, называть себя человеком... Увольте. И уж эта Кровавая жертва.
   Самка, ставшая неожиданно для всех богиней материнства у десятка племен на Северном материке и богиней удачных родов на Южном, выразила общую мысль энергичнее.
   Сука недоделанная, тварь кровавая, ведь всех, паскуда, подставит с этими Жертвами, урод свихнувшийся, выкрикнула Самка и попыталась даже расцарапать ему лицо при встрече. Вмешался Мастер, оттащил богиню в сторону. И вовсе не потому, что боялся Договора.
   Бить морду друг другу Договор богам как раз не запрещал. Использовать Силу – нельзя. А вот отвести душу и оттузить по возможности кого-то из богов, мог всякий. Даже для людей такая возможность предусматривалась. Шансов таких, правда, у людей было мало, но попробовать при желании мог любой. И мог рассчитывать на то, что в ответ бог не ударит молнией или еще чем, а благородно врежет по сусалам.
   Так что, Самка могла полосовать лицо Воина ногтями от всей души, делая иногда небольшие перерывы, чтобы дать ранам возможность затянуться. Мастер оттащил свою жену потому, что увидел выражение лица Воина.
   Кривая ухмылка и пустые глаза. Оказалось, что боги могут сходить с ума и без Кровавой жертвы. Просто сходить с ума. И кем они становятся в этом своем безумии, кем стал в своем безумии Воин, понять было сложно.
   С Кровавой жертвой было проще. Человек берет ближнего своего, приносит его в жертву поименованному богу и...
   Когда-то, очень давно, каждый из богов попробовал это. Чисто для опыта. То есть, с одного раза привычки не будет, и Безумным богом не станешь. Так, на время все для тебя исчезнет, черный водоворот захлестнет твой разум, взорвет весь мир для тебя одного, сделает тебя Вселенной... И отпустит. Потом, правда, оказывается, что будучи под Кровавой жертвой бог может только разрушать. И размеры разрушений зависят исключительно от дозы.
   А Воин... Воин стал приносить кровавые жертвы лично. Нашел лазейку в Договоре. Все боги поклялись Бездной, Рекой и Камнем, что не будут требовать и принимать Кровавую жертву.. Но даже Хозяин с Ловчим не смогли предусмотреть, что бог станет жрецом в одном из племен и примется приносить Кровавые жертвы каменному истукану.
   Сука, сказала Самка, но вмешался Мастер. Дева и Охотница молча отвернулись и ушли. Остальные два десятка богов и богинь продолжали молча стоять, глядя на Воина. Они тогда собрались на пляже Острова на традиционную встречу. Певец, пока еще не совсем увлекся своими крысами, сказал, что это нужно богам, чтобы иногда вспоминать о былых временах, былой славе и о том, что они когда-то были все вместе. Это была последняя общая встреча.
   – Что уставились? – спросил Воин. – Что не так? Я нарушил Договор? Где? Как? Я еще с вами. Я здесь, а не в Бездне, и это значит, что я ничего не нарушил. Вы возитесь с людьми, паясничаете перед ними, вымаливаете понюшку Силы, клянчите... Вы, боги, властители мира, которые раньше даже запаха человеческого не переносили... Морщили носы... Фу, человечьим духом пахнет! А теперь не просто пахнет – воняет. От вас разит человечиной, от вас самих! Кем вы были раньше!
   Воин обвел взглядом притихших богов.
   – Вот ты, – Воин ткнул пальцем. – Ты был богом мореплавания у трех городов. А сейчас? Тростниковые лодки на высокогорном озере и плоты из бревен? Высочайшее достижение – на плотах через океан, по воле ветра и идиотизма! А Дева, которая так благородно ушла! Она была богиней любви и красоты. Прекрасно! Замечательно! А теперь? Кто она теперь? О какой красоте можно говорить теперь? О девочках, которые стараются заполучить косоглазие, чтобы понравиться? О дырявых вытянутых ушах? Даже Самка, которая трахалась со всем, что могло двигаться, которая когда-то целый город превратила в публичный дом, изобретающий все новые и новые позы и способы, теперь живет с Мастером – только с Мастером – и обеспечивает прочность семейных уз у охотников на бизонов. А охотники эти в постели с трудом делают выбор между обычной позой и позой собаки. И жертвы приносят не за удовольствие, а за увеличение поголовья своей семьи.
   Воин сплюнул себе под ноги.
   – Вы научились экономить Силу. Вы даже сюда, на это толковище, пришли ножками или прибыли на этих штуках, построенных Мастером. Приплыли на кораблях. А ведь раньше вы могли спокойно переместиться куда угодно за мгновение. Могли превращаться во что угодно: в быков, лебедей, золотой дождь – а, Громовержец? Нам нельзя заводить аватар. Ипостаси безнравственны и опасны, они могут попотчевать любого из нас Кровавой жертвой, как в свое время сделали это с Алым. Значит, нет аватар, нет потока Силы. И есть необходимость собирать ее по глоточкам и тратить по капелькам.
   А ведь рядом с нами – столько Силы. Пусть она Черная. Пусть она может превратить любого из нас в Безумного бога. Но если научиться ею управлять? Получать Кровавую жертву, но не взрываться при этом смертью и разрушением, а управлять ею. Управлять ею и управлять миром.
   Воин кричал, а остальные боги молчали.
   – Я сам, своими руками, вспарываю людей. И приношу их в жертву, чувствую, как Сила идет к идолу, как нагревает его, пропитывает, скапливается в нем. Много силы. И я рано или поздно научусь... Пойму. И тогда вы все прибежите ко мне за этим секретом. Все вместе или по очереди. И каждый из нас сможет двигать светилами и управлять галактикой. Боги молчали.
   – Ну и хрен с вами! – выкрикнул Воин и исчез. Через год Громовержец пришел к нему. Поговорить. Сам Громовержец пытался убедить себя в том, что просто следит за Воином. Пытается контролировать. Воин по этому поводу ничего не говорил, только ухмылялся многозначительно. Без намека.
 
   Зрители разошлись, помощники жреца подхватили сброшенный им ритуальный костюм из перьев и тоже удалились, освобождая место для птиц и животных.
   – Открыта кормушка для птиц и зверей, – сказал Воин, подходя к Громовержцу.
   – Отойдем отсюда, – Громовержец глянул мельком на птиц, слетевшихся к телам, и отвернулся.
   – Какие мы все стали нежные! – засмеялся Воин. – Как мы не любим смотреть на кровь и смерть. А раньше.. Я говорю – раньше, до Договора, когда мы только давали указания, пара сотен людей, убитых утром, вовсе не портила нам аппетит в обед. Не так? Ты морщишься при виде десятка убитых уродов, а сам регулярно отправляешь на дно людей, набравшихся смелости или глупости, чтобы пуститься в плавание через океан в Новый мир. В прекрасный новый мир!
   Воин, не дожидаясь ответа, прошел вперед по тропе. Громовержец пошел за ним следом. После жертвоприношения Воин всегда шел к реке. Это еще одно, что придется перетерпеть сегодня.
   – Ты после того раза с Хозяином... – Воин выделил голосом «Хозяина», но Громовержец, как обычно, не понял, ирония была в этом или что-то другое. – Ты с ним больше не встречался? Тебя не вызывали?
   – Нет, – ответил Громовержец.
   Издевку в свой адрес он почувствовал, но не отреагировал. Привык.
   – И что сейчас делает Хозяин, а вместе с ним и Ловчий, мы с тобой не знаем, – констатировал Воин, – но то, что они должны начать суетиться, знаем наверняка.
   Воин оглянулся через плечо. Громовержец неопределенно хмыкнул.
   Тропинка вышла к реке.
   Воин подошел к берегу, стащил с себя набедренную повязку, заскорузлую от крови жертв. Бросил ее в воду.
   – Сегодня мне пришла в голову мысль, – сказал Воин, глядя на то, как повязка медленно плывет по течению. – А что если взять этого моего идола и принести его самого в жертву. Скажем, тебе.
   Громовержец оступился, и это выглядело так, будто он шарахнулся от ужаса.
   – Не надо так пугаться, – засмеялся Воин. – Не надо. Я просто рассуждаю. Мысль не есть преступление. Я могу сколько угодно говорить, что буду получать Кровавую жертву, но Клятва меня не швырнет в бездну. Вот смотри – Я буду принимать Кровавую жертву! Все сюда, приступайте к разделке! Ну?
   Воин демонстративно осмотрел свое тело, попрыгал на месте, словно проверяя – не провалится ли сквозь землю.
   – Так вот, о камне. После моих жертвоприношений он пропитался Силой, это даже люди чувствуют. Но если взять, разрушить идол – для бога, для любого бога... Там ведь уже не будет крови. У камня крови нет...
   Повязка на воде вздрогнула.
   – А вот и рыбки, – сказал Воин. – Приплыли, мои хорошие...
   Вода в реке словно закипела, и через несколько мгновений набедренная повязка исчезла.
   – Я, пожалуй, искупаюсь, – Воин присел на берегу и соскользнул в воду. – Хорошая вода.
   Воин сел на отмели, по пояс в воде. Помыл руки. Зачерпнул воду в пригоршню и омыл лицо, стирая рисунок, положенный жрецу.
   – Может, составишь компанию? – предложил Воин. – Это очень тонизирует. Почти как амброзия. Обновляет тело...
   Громовержец отвернулся. Он не мог спокойно смотреть... И...
   – Хорошо! – вскрикнул Воин. – Вот это – здорово!
   Твою мать!
   Это скоро кончится, подумал Громовержец. Нужно только подождать. Пока рыбы сейчас жрут тело Воина, пока он с наслаждением терпит эту боль, нужно просто не смотреть на кипящую окровавленную воду. И стараться не слушать, как стонет Воин, как сладострастно он всхлипывает.
   Камень. Каменный идол. Действительно, если его разбить, то крови не будет. Громовержец сорвал с дерева лист, смял его в руке и растер между пальцев.
   – Зачем? – спросил Воин, застонал, но потом продолжил. – Зачем ты мне рассказал всю эту историю? Про серебро, про людей... Про это... хорошо... про это – ладно, это знают все, а вот про твои переговоры с людьми. И про то, что ты им отдал амброзию. Это разве не нарушение Договора?
   Громовержец не ответил.
   – Не хочешь – не говори, – сказал Воин. – А мне, пожалуй, хватит.
   Послышался плеск, Воин выбирался на берег, подтягиваясь на руках.
   – Вот это – самое хорошее, – простонал Воин. – Взамен старой плоти нарастает новая, мускулистая... Лучше рыбок – только бродячие муравьи, но мне их лень искать.
   Камень, подумал Громовержец. Заставил себя подумать, чтобы не слышать сейчас голос Воина.
   Камень разбивается. Грохот, который перекрывает голос этого безумца. И Сила, запечатанная в камне, освобождается. Очищенная?
   Просто поток Силы, чистый и бодрящий, приходит к богу... К нему, Громовержцу. И этой Силы столько, что можно не думать о Договоре, не думать о том, что нет свободы. Можно будет даже уйти Туда, Громовержец посмотрел на небо. На другую звезду. Туда, где никто не слышал о Договоре. Где можно все... Где он будет свободен...
   – Вот и всё, – удовлетворенно сказал Воин. – Теперь можно выкурить сигару. Их здорово делают на Острове. Лучше всех.
   Воин щелкнул пальцами. Руки были мокрыми, щелчок не получился.
   – Руки отсырели, – засмеялся Воин.
   Сигару он зажал в зубах. Вытер руки о волосы и еще раз щелкнул пальцами. В воздухе перед сигарой появился огонек, Воин затянулся и лег на берегу, закрыв глаза:
   – Хорошо. Ты как – насчет закурить?
   – Спасибо, обойдусь, – холодно ответил Громовержец.
   Табак он не любил и не признавал. Вонь и грязь.
   – Тогда зачем ты приперся? – спросил Воин. – Курить не хочешь, от ванны с массажем отказываешься... Тебя интересуют результаты моих экспериментов? Не волнуйся, ты будешь первым после меня, кто узнает секрет. Быть всемогущим одному – очень скучно. Почти так же скучно, как быть вечным. Не суетись, Громовержец, все у нас получится. Ты найдешь способ уничтожить Договор, я к этому моменту что-то придумаю с Кровавой жертвой...
   – Слушай, – Воин внезапно сел. – А давай, когда я пойму, как отмыть Кровавую жертву, мы всех людей сделаем богами? Как будет весело! И богов будем приносить в жертву богам. Кстати...
   Воин поднялся с песка, отряхнулся. Неторопливо вынул изо рта сигару, стряхнул пепел.
   – А что если принести в жертву бога? – сказал Воин. – В принципе, люди могут это сделать, для них, в этом смысле, Договор не писан. Бродяга когда-то попробовал стать жертвой. Говорил, что больно, но пережил. А я боли не боюсь, если надо... Попросить, что ли, чтобы меня помощнички выпотрошили перед идолом? Ты не проследишь?
   Это Воин выкрикнул уже вдогонку Громовержцу. Засмеялся. А что еще делать богу? Смеяться. Радоваться. Веселиться... Воин с криком ударил кулаком в дерево. Дерево с хрустом переломилось и повисло на лианах.
   – Ненавижу! – закричал Воин. – Ненавижу!
 
   Он ненавидит, подумал Громовержец, продираясь сквозь заросли. Ненавидит. Что? Кого? Людей? Себя? Договор? Или все это вместе? Дерево, лежавшее поперек дороги, Громовержец поддел ногой и отшвырнул в сторону. Во всяком случае – хотел. Он забыл, что в этих проклятых дебрях все переплетено, связано, срослось, почти так же, как во взаимоотношениях богов и людей.
   От удара ноги ствол приподнялся, таща за собой прошлогодние листья, лианы и землю. С хрустом вылетело из земли дерево, росшее рядом, комья влажной земли ударили Громовержца в лицо.
   Громовержец взревел. Слишком много всего накопилось за последние годы. Слишком долго он копил и прятал в себе обиды, злость, надежды и отчаяния. Ненавижу, кричал Громовержец, ненавижу. Он выворачивал деревья, ломал стволы и обрывал лианы. Метнувшуюся под ноги змею в двадцать шагов длиной он схватил за хвост, раскрутил над головой и швырнул вверх. Вот, пробормотал Громовержец, держите, будет вам летающий змей, только перьями обшейте. Думаете, что рожденный ползать летать не может? Может. Только нужно сильно этого захотеть. И крепко пнуть. Как и всех нас. Крепко пнуть.
   Сволочи, ненавижу, ублюдки... за что?., почему?., сколько это будет продолжаться... почему ему – ему – нужно тащить все это на себе, почему ему выпала роль посланца к Ловчему и Хозяину... Хозяин... Чей Хозяин – богов? И Ловчий – богов?
   Громовержец ударом ладони отбил половину попавшейся на пути скалы, обломал у глыбы острые края и швырнул получившийся шар перед собой. С влажным хрустом камень вломился в заросли и пронесся на три сотни шагов, сокрушая все на своем пути. Птицы и зверье бросились врассыпную. Громадная пятнистая кошка не успела увернуться – Громовержец ухватил ее за шкирку, поднял над землей и заглянул в глаза.
   Зверь повис, безвольно опустив лапы, но в глазах его светилась ярость... Яростный страх. Как у Воина, вспомнил Громовержец. Такой же взгляд – пустой и страшный. Кошка с оглушительным мявом влетела в кусты.
   Громовержец остановился. Сердце колотилось, и руки тряслись. И это – бессмертный бог, с усмешкой подумал Громовержец. Подумал, как о ком-то другом, чужом и неприятном. С гадливостью подумал. Что его мучит?
   – Что тебя мучит, мужик? – спросил вслух Громовержец. – Что? Чего ты бесишься?
   Вот он уже и сам с собой разговаривает. Еще немного... Певец дрессирует крыс. Воин приносит жертвы камню и мечтает покорить Кровавую жертву. Охотница, говорят, где-то в этих местах решила организовать племя независимых баб, свободных от мужской власти. Дура. Кто там еще из богов завел себе милое увлечение? Проще сказать, кто не завел. Мастер не завел. Оно у него было всегда, еще в те времена, когда он был хром и все возился с моделью ковчега. Сколько воды с тех пор утекло!
   Они все сходят с ума. Кажется, боги уже сошли с ума.
   Громовержец посмотрел на свои руки. Грязь. Провел рукой перед собой, воздух затвердел, превращаясь в зеркало. Ритуальная раскраска, грязь и клочья зелени не могли спрятать усталость, написанную на лице.
   Он устал. Он затеял возню с людьми, он решил заставить Хозяина и Ловчего отказаться от Договора. Он честно предложил выход. И эти двое должны понять – либо они примут предложение Громовержца, либо люди сами нарушат Договор. Громовержец не знал, что именно задумали люди и чем это может обернуться для мира. Он надеялся, что Смотрящие за Договором поймут его, Громовержца, правоту. То, как сейчас все расположилось у людей, у христиан, просто создано для этого варианта.
   Пусть Бог так и останется Богом, таким, как они его придумали, коллективным творчеством. Пусть Хозяин станет Спасителем, или Ловец – на здоровье. Для Громовержца есть роль. У них там кто-то тоже мечет молнии, гоняет бесов... Громовержец, вспомнив того, кого когда-то звали Бесом, хмыкнул.
   Дева... Ей нужно только привыкнуть отзываться на правильное имя. Даже для Самки есть роль, роль девки, ставшей на путь истинный. Ей даже ничего не придется играть, она сама претерпела такое превращение... Для каждого из богов есть роль. Даже останутся места для новых богов... святых, или как там они их называют.
   Если не это, то – отмена Договора и хаос. Они вернутся. Оголодавшие, озверевшие, сошедшие с ума боги. Они снова сцепятся за власть и влияние. Снова примутся рвать мир на клочки... Третьего не дано.
   Громовержец протянул руку, коснулся своего отражения в зеркале. Осторожно, кончиками пальцев, счистил грязь с лица своего отражения, пригладил волосы.
   Нужно за собой следить, подумал Громовержец. Нужно за всеми следить. В любой момент нужно быть готовым. Всегда готовым.
   Зеркало подернулось рябью и исчезло. На его месте в воздухе повис, пульсируя, синий огонек.
   Хозяин. Это Хозяин хочет поговорить. Неужели он принял решение?
   Громовержец рассек ребром ладони воздух перед собой и шагнул в разрыв.
   – Мне скучно, бог, – услышал он на той стороне.
 
   – Мне скучно, бог, – сказал Хозяин, когда Громовержец шагнул из темноты на смотровую площадку.
   – Станцевать? – спросил бог.
   Ночной ветер гнал низкие тучи, казалось, над самыми головами Хозяина и Громовержца. Можно было поднять руку, и она наверняка увязла бы в холодном киселе.
   – Приехал Ловчий, – сказал Хозяин. – Мы с ним обсудили твое предложение.
   Так, подумал Громовержец, говори. Говори.
   – Это очень интересное предложение, – сказал Хозяин. – Сохранить существующее положение и вернуть вам свободу действий...
   Громовержец вдруг сообразил, что стоит почти навытяжку перед сидящим на парапете Хозяином. Оглянулся, потом провел рукой – и каменная плита площадки проросла, пустила каменные ростки, которые, переплетаясь, создали кресло.
   Громовержец сел.
   – Интересное предложение... – повторил Хозяин. – Приведу дословную цитату из высказывания Ловчего по этому поводу.
   Ветер рванул плащ Хозяина, который забился, словно крылья.
   На летучую мышь похоже, подумал Громовержец. И не птица, и не мышь. Не очень бог и не слишком человек.
   – Цитирую, – сказал Хозяин ровным голосом. – Передай Громовержцу, чтобы он засунул свое предложение себе в жопу. Конец цитаты. От себя добавлю, что полностью поддерживаю процитированное высказывание.
   Громовержец молчал довольно долго. Ярость, рванувшаяся из глубины, была так велика, что понадобилось много времени, чтобы втиснуть ее обратно. Хозяин терпеливо ждал.
   – Ты... вы оба думаете, что я сорвусь и наделаю глупостей... – тяжело, с натугой проговорил Громовержец. – Вы думаете, что все держите под контролем. Полагаете, что вы... вам все можно здесь... Но это не так. У нас нет времени.
   – Времени нет ни у кого.
   – Но решение нужно принять вам. Завтра все ринется с такой скоростью...
   – Завтра?
   – Послезавтра, вчера, через неделю... Кому-то этот день уже известен. Кто-то, какой-то человек, уже все приготовил...
   – Это ведь ты передал сому, – сказал Хозяин. Не спросил, а именно сказал.
   – Я, – ответил Громовержец. – Я не нарушил Договора.
   – И ты единственный, кому было позволено общаться с мореходами, – кивнул Хозяин.
   – Я не нарушил Договора, – повторил Громовержец.
   – Ты только хотел нас подстегнуть. Подтолкнуть к правильному решению.
   – У вас нет другого выбора.
   – Нам просто еще не предъявила другая сторона. Люди.
   – Люди? – Громовержец засмеялся. – Они предложат тебе то же самое, но поставят условия, которых я не ставлю. И никто из наших не ставит. Мы всегда сможем договориться.