Что должен испытать человек, обнаружив, что у его ног лежит мертвый человек? Мертвый Гриша Пащенко. Мертвый Гриша Пащенко…
   Шатов медленно сел на землю. Мертвый… Лицо омыто водой, но тонкая струйка крови продолжает сочиться из уголка рта и стекать по щеке. Дождевые капли размывают ее, разбавляя до слабо-розового цвета, но кровь все течет.
   Мертвый. Шатов подумал, что нужно закрыть глаза. Так положено. Таков обычай. Закрыть покойнику глаза. Хотя бы для того, чтобы не видеть, как разбиваются о зрачки капли дождя.
   Кто? Зачем? Эти вопросы скользнули в мозгу Шатова, не задерживаясь. Какая разница? Есть мертвый Пащенко. Есть нож, все еще торчащий в его горле.
   Есть Шатов, руки которого… Шатов почувствовал, как липнул друг к другу его пальцы. Испачкал? О фонарь? Кровь?
   Вся правая рука была залита кровью. Вся ладонь. Кровью пропитался манжет рубахи. Он что, тоже ранен? Или…
   Черт, это ведь кровь Панченко. Это совершенно точно – кровь Панченко. И на рукояти ножа наверняка отпечатки пальцев Шатова. Или нет? Или это ему примерещилось?
   Просто встать и уйти? А если тот, кто вырубил Шатова и убил Пащенко, все-таки оставил отпечатки журналиста на орудии убийства. Не поделил писака что-то с ментом. Подрались они, и корреспондент газеты «Новости» ткнул ножом старшего лейтенанта милиции в горло. Нет? У вас есть другая версия?
   Есть другая версия?
   Шатов переложил фонарь в левую руку. Спокойно. Пальцы правой коснулись рукояти ножа. Вот теперь на ней наверняка появились отпечатки пальцев Шатова. Пальцы сомкнулись. Интересно, нож легко подастся, или его придется тянуть с силой? И не брызнет ли кровь?
   Хотя крови и так много. Слишком много крови.
   Капли воды на лице Пащенко – как слезы. Он успел понять, что его убивают? Или до последней минуты был уверен, что выполнил свою миссию, заманив Шатова в кусты?
   Спокойно, Гриша, пробормотал Шатов. Это не больно. Нож скользнул из раны легко. Спокойно. Шатов посветил фонарем вокруг, проверяя, не потерял ли чего-нибудь. Глупо будет оставить возле трупа свои документы.
   Ничего нет? Шатов осторожно, чтобы не испачкаться, ощупал карманы. Все вроде бы на месте.
   Теперь нужно просто уйти. Уйти. Уйти.
   Шатов повторил это вслух несколько раз, прежде чем до него дошел смысл. Уйти.
   Шатов еще раз оглянулся. Все, нужно идти. Бежать.
   Пащенко…
   – Извини, – сказал Шатов, – мне некогда.
   – Ничего, – сказал Пащенко, – я понимаю.
   И Шатова это не удивило. Не удивило то, что мертвый ответил. Не удивило. Пащенко хорошо. Он теперь просто будет лежать под дождем. Спокойно лежать, дожидаясь, пока его найдут. Ему больше не будет страшно. И ему больше не будет больно.
   Для Пащенко все стало просто.
   Для Шатова…
   Стоп. Он стоит над убитым милиционером, с ножом в руках, руки его в крови. И если тот, кто все это организовал, догадался еще звякнуть в милицию, то через минуту… Или вот сию секунду Шатова схватят. Опрокинут на землю, защелкнут наручники, а когда выяснят, что убитый – милиционер, то…
   Лучше не думать.
   Так, спокойно. Нож. Нож нужно будет куда-нибудь выбросить. Стереть отпечатки и выбросить. И фонарь. Стереть и выбросить.
   А пока ему нужно спрятаться. Отсидеться и прийти в себя, пока не позвонит Арсений Ильич.
   Шатов прошел по пустырю, пока не отошел от тела Пащенко метров сто. Куда? На проспект?
   На проспект. Нож выбросить сейчас?
   Куда его? Просто бросить? Стереть пальцы и бросить? Или что? Ну, нет у Шатова опыта в уничтожении орудий убийства. Нет.
   Никогда он не попадал в такую ситуацию.
   Шатов вышел к микрорайону. Несколько раз свернул из улицы в улицу. Оглянулся. Никого. Шатов посмотрел на свои руки и выругался. Он так и нес нож в руке. Просто так нес. Первый же прохожий…
   Хватит. Хватит сходить с ума! Хватит. Нужно избавиться от ножа. Мусорный контейнер. Сойдет. Шатов присел возле мусорника, вытер лезвие ножа клочком бумаги. Бумагу мелко изорвал и выбросил. Лезвие сунул под контейнер, резко дернул рукоять вверх. Щелчок – нож сломался.
   Лезвие в один контейнер, рукоять, предварительно обтерев, в другой. Теперь…
   К Вите. Он просто не может ехать в другое место. Только к Вите. Хотя бы просто увидеть. Просто увидеть. Прижаться к ее рукам… А потом позвонит Арсений Ильич и все встанет на свои места.
   Поймать машину?
   Водитель может прицепиться с разговорами, а он сейчас не в форме. Не сможет внятно поддерживать разговор. Троллейбус. Здесь где-то неподалеку должна быть троллейбусная остановка.
   Нужно только помыть руки и осмотреться… Стоп. Шатов наклонился над лужей, тщательно обмыл корпус фонаря. Зачем? Лучше выбросить… Но Шатов сунул фонарь за пояс.
   Руки. Руки он также вымыл в луже. Несколько раз потер грязью пальцы. Тщательно вычистил под ногтями. Что еще?
   Рукав. Манжет правого рукава испачкан. Шатов запрокинул лицо и с минуту ловил открытым ртом дождь.
   Рукава можно закатать. Нам было жарко, а когда грянула гроза, нам просто было не до того, чтобы рукава…
   Это все ерунда. Вопрос в том, кто его подставил? Ведь его подставили. Его просто тупо подставили, для того, чтобы… Для чего?
   И кто?
   Кто вообще может желать ему неприятностей?
   Васильев. Понятно. К этой угрозе Шатов уже даже начал как-то привыкать. Этот мог хотеть. Мог. Но его люди только что… часа полтора назад пытались его убить. Могли они так быстро поменять свое решение? Зачем?
   Они сейчас могли очень просто убить Шатова вместе с Пащенко. Или еще проще – убить одного Шатова. Оставить его с открытыми глазами под ливнем.
   Кто еще?
   Ямпольский, пришла в голову странная мысль. Чушь. Зачем? Зачем… Закрыть рот журналисту, чтобы он не трепался о бумажном драконе? Бред! Полный бред! Как бы милицейское начальство ни хотело скрыть сам факт существования серийного убийцы, но не ценой же убийства!
   Так можно додуматься до чего угодно.
   Шатов вышел на троллейбусную остановку, стал под навес и вытер ладонями лицо.
   Кто еще? Ведь кто-то же убил Пащенко. Убил так, чтобы это можно было бы списать на Шатова. Оглушить Шатова, прирезать Пащенко. Сунуть нож в руку Шатову и вызвать милицию.
   Похоже. Очень похоже. Только убийца не рассчитал, что дождь приведет Шатова в чувство слишком быстро.
   Ударил порыв ветра. Неожиданно холодного. Мокрая одежда мгновенно облепила тело. Шатов вздрогнул.
   Не люди Васильева и не менты. Кто? Арсений Ильич? Шатов невесело улыбнулся. В голову лезут самые бредовые мысли. Бредовые…
   Возле остановки притормозил автобус с темным салоном. Дверь с лязгом открылась:
   – До центра!
   Шатов торопливо вошел, сунул, не глядя, купюру. Водитель зажег свет в кабине и присвистнул:
   – У меня не будет сдачи.
   – Давай, ты меня отвезешь по адресу, – предложил Шатов, – поиграем в такси.
   – Далеко? – спросил водитель.
   – На Студенческую, возле гастронома.
   – Большого? – уточнил водитель, закрывая двери.
   – Возле него, – Шатов тяжело опустился на сиденье.
   Левый автобус – это не плохой вариант. Больше никого он подсаживать не будет. Высадит возле гастронома, а там, через пять минут, Шатов позвонит в дверь… Нет, у него есть ключ. Хорошо. Он просто сам откроет дверь и войдет…
   Арсений Ильич. Бред? Мог он или нет? Чушь, конечно, но если все равно думать больше не о чем…
   Нужно ли ему подставлять Шатова? Нет, он и так крепко держит писаку за кадык. Мог ли он убить? Наверное, мог. Шатова снова замутило, когда в памяти всплыло спокойно лицо Арсения Ильича после стрельбы в пятиэтажке. Легкая брезгливость – все.
   Он только что убил двоих, но на него это впечатления не произвело. Не первый раз это делает Арсений Ильич, не первый раз отправляет на тот свет ближнего своего. Но… Как раскалывается голова. И снова озноб.
   Так, Арсений Ильич, в принципе, мог бы убить человека. Но он не знал о существовании Гриши Пащенко. Не знал. Шатов не говорил ему об этом подонке. Теперь уже мертвом подонке.
   Значит, не Арсений. Не Ильич. Не мог и не имел необходимости. Все?
   Шатов перебрал всех претендентов? Еще эти двое, Гаврилин и Хорунжий… Они вообще ничего не знали о Шатове. И не могли знать, что он пойдет именно к Каневецкому. Отпадают. И о Пащенко они тоже не знали.
   О Пащенко знал только Ямпольский. Майор?
   Снова возвращаемся на круги своя, поздравил себя Шатов. Зачем майору убивать? Полная чушь. Подставить Шатова? Но он совершенно верно предупредил, что для подставы хватит понюшки наркотиков или двух-трех патронов. И не нужно убивать.
   Каким боком здесь лепится Пащенко? Откуда он попал в этот странный расклад? Шатов обратился к нему за консультацией. Попросил информации… Встретился один раз и сведений особой важности не получил.
   Шатов застонал, такой безвыходной показалась ситуация. Он не мог даже представить, что предположить. Что? Кого-то он забыл?
   Перед глазами пронеслись лица тех, кого он видел за последние три дня. Участковый, Ирэн, Маша, сержант в спортивной форме, участковый, Вита… Шатов покачал головой.
   Кто еще?
   Ямпольский и его помощники, потом еще майор Быков и этот суетливый, Демин. Еще? Все? С кем-то он еще сталкивался, разговаривал… нужно только вспомнить. Вспомнить.
   Холодно как. Будто снова вернулся в свой бред, и снова к нему приближается леденящая фигура. Мои тени в вашем мире, так он сказал. И ты, Шатов, тоже всего лишь тень.
   Что? Дракон?
   Шатов ударил себя по лицу. Дракон? Тот самый, кто оставляет возле своих жертв бумажный силуэтик? Тот, кого ищут все? Он оказался возле Шатова и нанес свой удар?
   Как? Откуда? И почему Пащенко? Или…
   А не мог ли Пащенко знать Дракона? Работать на него? Ведь мог. Ведь Дракону нужны были информаторы. А Пащенко мог им стать. Его легко можно было поймать на чем-то, а потом заставить работать. У Шатова это получилось.
   Шатов стал топтаться возле убитых, стал задавать странные вопросы, а потом взял и обратился к осведомителю Дракона. Как должен был повести себя убийца? Терпеливо ждать? Все переполошились, а Дракон должен был остаться спокойным?
   Фигня. Он должен был принять меры. А меры эти… Убивать? Но он же эстет, этот маньяк, убивший тридцать семь человек. Или уже тридцать восемь? Был возле тела Пащенко бумажный дракон? Он свободно мог быть в кармане – Шатов не обыскивал труп.
   Интересное открытие. Кому бы о нем сообщить? Арсению Ильичу. Все-таки Шатов вышел почти к самому Дракону. Чудом, через задницу, но вышел. Или это Дракон вышел на Шатова? И что это дает?
   Теперь известно, с кем контачил убийца – с Пащенко. Теперь можно потрясти окружение покойного старшего лейтенанта и получить хотя бы… Ну, хоть что-нибудь.
   Ямпольский ждал ошибки маньяка и дождался ее. Теперь нужно только сообщить ему об этом. Как майор обрадуется… Случайность…
   Автобус дернулся, резко затормозив.
   – Приехали! – крикнул, не оборачиваясь, водитель.
   – Спасибо, – Шатов сбежал по ступенькам.
   Случайность.
   Вся его жизнь состоит из случайностей. Все случайно. И это становится заразным. Он внес случайность даже в размеренную жизнь Дракона. Интересно, как давно Дракон вычислил Шатова? И следил за ним или нет?
   Он мог прицепиться к Шатову… Когда? Думай, Женя, думай.
   Только через Пащенко? Пащенко отвечал на вопросы Шатова о Каневецком, Мазове… Еще Шатов упомянул Башкирова.
   Дракон выследил его от клиники? Тогда это похоже на фарс. Такое впечатление, что возле клиники за ним следили все, кому не лень, и даже не обратили друг на друга внимания. ОПО, люди Васильева, Дракон.
   И как они все четко определили, куда именно в первую очередь пойдет Шатов! Хотя и Васильев, и Ямпольский могли снарядить две группы – к клинике и к дому Каневецкого. А Дракон, если он одиночка, должен был действовать наверняка.
   Дождь стал мельче, но продолжал лить сплошным потоком. Сплошным ледяным потоком. Как во сне. И из глубины этого потока… На хрен, оборвал себя Шатов. Не нужно. Не нужно вспоминать, прикрикнул Шатов, но из памяти упрямо лезли слова: «И ты – моя тень!».
   Шатов пошел, потом ускорил шаг. Ему внезапно стало страшно оставаться на темной улице. Страшно. Захотелось истошно закричать, зажать уши и бежать сквозь ночь… Бежать, бежать… К двери, ключ от которой лежит у него в кармане рубахи.
   Шатов побежал, не обращая внимания на лужи и грязь. Вита! Вита!
   Влетел на этаж, торопливо нашарил ключ.
   – Вита! – позвал Шатов с порога.
   Тишина.
   – Вита! – Шатов осторожно шагнул в коридор. – Вита!
   – Она просто спит, сказал себе Шатов. – Устала и прилегла. Откуда она могла знать, что именно этой ночью придет Шатов? Не могла.
   – Вита, – на этот раз значительно тише позвал Шатов.
   Тишина. Несколько капель воды со стуком упали на пол с его одежды.
   Под ногой что-то зашуршало.
   Шатов замер.
   Где должен быть выключатель? Слева от двери или справа. Справа. Шатов нажал на клавишу.
   Нет! Не может быть!
   Комната была разгромлена. Диван исполосован и вывалил наружу свои внутренности. Стол перевернут, какие-то бумаги – обрывки и целые листы – валялись на полу. Посуда вывалена из шкафа вперемешку с вещами из гардероба. Обрывки ткани вместе с осколками стекла и хрусталя.
   Шатов стоял в дверях, не в силах пошевелиться. Полки на стене висели, но коллекция стеклянных фигурок…
   «Они милые…» прозвучало в памяти Шатова.
   – Они милые, – прошептал Шатов.
   Вита.
   Шатов обернулся, включил свет на кухне, в ванной. Везде хаос и разрешение. Повсюду. Посуда, мебель, вещи – все разорвано, сломано, разбито. И нигде нет ее.
   Это хорошо или плохо? Хорошо или плохо?
   Если бы ее убили, то оставили бы здесь. Похитили? Увезли? Кто? Кто?!
   Шатов резко обернулся и ударил кулаком в стену. Кто посмел? Дракон? Дракон не знал, где живет Вита. Он мог проследить Шатова только от клиники, или от сквера, где они разговаривали с Пащенко. Сюда после этого Шатов не возвращался. Менты? Дались ему эти менты! Они не могли этого сделать. Да и зачем им Вита? Им нужен Шатов. Его молчание. А шантаж – слишком все это мелко.
   Об этой квартире знал только один человек – Арсений Ильич. Он знал наверняка. Он даже убил здесь неподалеку человека.
   Твою мать. Человека. Того, кто по приказу Васи шел за Шатовым. Человек, которого Шатов привел к дому Виты. Арсений Ильич сказал, что человек этот не успел передать никакой информации. Никакой. Арсений Ильич ему поверил. А если… А если он все-таки сказал о квартире? О Вите? Звякнул от нечего делать Некрофилу, а тот успел сказать заказчику. Только ему не повезло, его все равно убили. А потом опоздали немного заскочить за Шатовым, его поднял Арсений Ильич и погнал по своим очень важным делам.
   И Шатова не застали. Куда они могли деть Виту? И кто об этом может знать? Арсений Ильич! Только он может выйти на Васильева. Только он может договориться о том, чтобы не только перестали убивать Шатова, но и чтобы отпустили Виту.
   Отпустили Виту. Арсений Ильич потребует плату. Ладно, Шатов готов. Готов. Он заплатит все, что потребует Арсений Ильич. Искать Дракона? Хорошо. Драться с Ямпольским – ладно. Сесть за наркотики или патроны – только отпустите Виту.
   Значит, вывод – нужно поговорить с Арсением Ильичем. И не по телефону. Шатов просто не сможет сидеть и ждать, пока Ильич позвонит. Шатов просто сойдет с ума.
   Ехать, озарило вдруг Шатова, нужно просто все бросить и ехать. В охотничий домик. И если надо – пинать хозяина домика. Бить его до тех пор, пока он не станет сговорчивее. Шатов уже созрел. Он готов даже убить.
   Стереть отпечатки пальцев на выключателях и дверных ручках? Его отпечатков и так полно по всей квартире. Бессмысленно.
   Нужно просто оставить все как есть и ехать в лес. И прижать Арсения Ильича.
   Шатов в последний раз оглядел квартиру. Ничего такого, что было бы предназначено ему. Ему предназначено все это, весь разгром. Исчезновение Виты.
   Ладно. Пора ехать. На электричке? Потом десять километров через лес, и, к тому же, Шатов не знает дороги. Этой дороги. Шатов шел только от дома. По тропинке и потом не очень далеко по просеке. Даже ночью он не собьется. Даже ночью.
   Шатов засмеялся. А он не выбросил фонарь. Как знал, что понадобится. Как знал. Это знак, что он принял правильное решение. Правильное.
   Придется ловить машину и уговаривать водителя ехать в ночь за город.
   Выключить свет в квартире, тщательно закрыть дверь. Есть…
   Шатов вышел на улицу. Дождь, ветер… Гроза немного утихла. Все это ерунда. Все. Главное – найти Виту. Добраться до охотничьего дома. Остановиться и понять, что именно нужно сделать.
   Машина – возле вокзала. Нужно заплатить много, иначе не поедет. Шатов сунул руку в карман и вытащил комок намокших купюр. Деньги есть. Что еще?
   Дальнейшее для Шатова распалось на череду не связанных между собой эпизодов. Он ловит машину на улице, просит довезти до вокзала… Что-то отвечает на вопросы водителя, даже смеется… Он смеется, удивленно подумал Шатов… Вокзал… Шатов подходит к кучке таксистов, ждущих пассажиров… Просит отвезти… Недоверчивые лица… Деньги… Кто-то качает головой, и Шатов достает удостоверение. Показывает:
   – Поехали, мужики, очень нужно!
   Он даже, кажется, предложил оставить удостоверение в залог, чтобы не боялись ехать за город ночью…
   Потом провал… Он сидит на переднем сидении, мимо проносятся темные тени и отдаленные огоньки… Ему все-таки удалось уговорить водилу… Блок-пост? Водитель что-то объясняет милиционеру, потом сержант… Кажется, сержант… Подходит, и Шатов достает удостоверение… Все-таки не оставил его возле вокзала…
   Потом снова – ночная дорога, и Шатов внимательно смотрит на обочину, чтобы не пропустить нужного места. Не пропустить…
   Потом, разом, мокрые листья по лицу. Шатов останавливается. Дождь и ветер перемешивают листву, как варево в громадном котле. И Шатов тоже варится в этом котле. Ему жарко… Жарко… Вокруг него – кипяток.
   Фонарь прыгает в руке, световой круг скачет с травы на древесный ствол. Все правильно, Шатов не сбился с дороги. Шатов идет верно. Еще немного…
   Но как болит голова! С какой силой кровь бьет в виски. Раз за разом – Вита, Вита, Вита…
   Шатов прижался лицом к стволу дерева. Он выдержит и дойдет. Дойдет. Иначе не может быть. Не может. Он должен дойти, иначе…
   Ему стало все равно – будет он жить или подохнет сегодня. Наплевать. Он даже смог удивиться, что так старался выжить все эти дни. Чушь. Нельзя так беспокоиться о своем выживании. Нужно драться за Виту…
   А если Арсений не поможет? Если он обманул? Что тогда?
   – А ничего! – выкрикнул Шатов в ночь, – Ничего!
   Он знает, что будет дальше. Вначале он убьет Арсения Ильича. Он сможет. Он уже вынимал сегодня нож из смертельной раны. И теперь он спокойно сможет нож воткнуть. Не будет ножа? Он задушит голыми руками…
   – Я перерву тебе глотку! – крикнул Шатов, но его голос был заглушен яростным шорохом листьев и шумом дождя.
   А потом он пойдет к Васильеву. Просто пойдет к нему в кабинет, отшвырнет в сторону секретаршу… Они будут вдвоем – Шатов и человек, который уничтожил его жизнь. Который дерзнул замахнуться на Виту.
   Они будут вдвоем. И не будет между ними ничего, кроме смерти. Если Вита не приедет в тот же кабинет через несколько минут, то Васильев умрет. Так же просто, как и Арсений Ильич.
   А потом? А потом уже будет действительно все равно… Потом ничего уже не будет иметь значения.
   Все станет простым и понятным. Простым и понятным.
   Шатов замер. Он не заблудился? Кровь бросилась в лицо. Только не хватало теперь заблудиться.
   Он вспомнил, что прошел по просеке, что нашел нужную тропу и свернул. Он не ошибся. Дом где-то уже рядом.
   Совсем рядом. Буквально – рукой подать. Под ноги подвернулась коряга, Шатов споткнулся и выронил фонарь:
   – Черт!
   Ничего, уже совсем рядом, уже скоро.
   – Я иду, – крикнул Шатов, и снова голос утонул в лесу.
   Я иду. Иду. Шатов отодвинул в сторону ветку и засмеялся. Он не ошибся. Все нормально. Он – не заблудился.
   Вот он, дом. Три окна ярко освещены. Горит фонарь над крыльцом.
   Избушка, избушка, повернись к лесу задом, а ко мне передом! Избушка!
   Шатов медленно пошел к дому. И чем ближе он подходил, тем тяжелее становились шаги. Сейчас все прояснится. Как это называется? Момент истины. Момент истины.
   Исчезло все – холод, ветер, дождь, заливающий глаза, озноб – все. Только дом, только Шатов. И истина, которая сейчас все расставит по своим местам.
   Шатов поднялся по ступеням на крыльцо, попытался заглянуть в окно, но оно было занавешено. У него тут пуленепробиваемые стекла, вспомнил Шатов. И бронированная дверь. Если Ильич не захочет впустить, то…
   Шатов рванул дверную ручку на себя. Если она заперта, подумал Шатов… Но дверь подалась. Арсений Ильич не запирает дверь на ночь. Он никого не боится, этот Арсений Ильич. Он уже несколько лет не видел здесь посторонних. Только не посторонних нужно бояться. Нужно бояться своих.
   В лицо пахнуло теплом и запахом горящего дерева. Мы балуемся камином. Нам нравится живой огонь.
   Дверь из сеней в комнату тоже не была заперта. Шатов легко толкнул, и она открылась, легонько скрипнув.
   – Это я, – громко сказал Шатов, переступая порог.
   И снова тишина. Только потрескивание горящих дров в камине, гул горячего воздуха в трубе и недоуменные взгляды чучел на стенах.
   – Арсений… – голос изменил Шатову, и пришлось откашляться, – Арсений Ильич!
   Он на втором этаже, подумал Шатов. На втором этаже. Или за той дверью, что слева. Где тут у него спальня?
   Половицы только вот скрипят. Шатов остановился возле ружей, висящих на стене. Заряжены или нет? Или просто бутафория? Взять и посмотреть. Шатову вдруг показалось, что будет он выглядеть нелепо, заглядывая в пустые стволы. Глупо и нелепо. Он справится голыми руками.
   Шатов толкнул дверь в боковую комнату. Кухня. Печь, газовый баллон, стол, полки с посудой. И две двери. Одна… Шатов открыл щеколду и заглянул. Кладовая. Пахло специями, чем-то копченным. И острый запах высушенных трав. Здесь Арсений Ильич не спрятался.
   Вторая дверь в кухне была закрыта на засов и выходила на заднее крыльцо дома. Значит, на втором этаже.
   – Арсений Ильич! – крикнул Шатов, поставив ногу на первую степень винтовой лестницы.
   Ступени тоже звонко скрипели. Старые ступени. На втором этаже был коридор. И две двери в стороны. Справа – спальня. Постель не расстелена. Нервно засмеявшись, Шатов заглянул под широкую кровать и в шкаф. Как ревнивый муж после командировки. Нету никого.
   Шатов вернулся в коридор. Вошел в другую комнату. А вот это – кабинет. Громадный письменный стол, компьютер. От пола до потолка – книжные полки. Горит настольная лампа. И нет хозяина. Нет.
   Куда он мог подеваться?
   Он же всего несколько минут назад был здесь. Дрова в камине еще не прогорели.
   Может, он зачем-то вышел из дома? Например, за грибами.
   Шатов заглянув в экран монитора. По нему медленно плавали, меняя цвет, четыре цифры. Точное время. Три часа десять минут.
   Но он же должен вернуться. Должен? Не станет же он оставлять включенными компьютер и свет, если собирался уйти надолго? И…
   Шатов потер лоб. Перед крыльцом не было машины. Не было серой допотопной двадцать первой «волги» с салоном, просторным, как сарай.
   Ничего не понимаю, пробормотал Шатов. Ничего не понимаю.
   Хозяина лучше всего ждать внизу, в зале. Сесть в кресло и подождать. Там и тепло, и… В общем, лучше подождать там.
   Шатов вернулся к лестнице. Где у хозяина может быть аптечка? В кабинете? Или в зале, в буфете? Нужно срочно принять что-нибудь от головной боли. Он из-за боли начинает терять контроль над собой. Поташнивает и двоится в глазах. Не сверзиться бы по ступенькам.
   Шатов спустился вниз, крепко держась за перила.
   Где у него вода?
   «Для вас – нет!» – услужливо всплыли в памяти слова Арсения Ильича.
   – Добрый вечер! Или утро? – раздался сзади голос.
   – Что? – Шатов обернулся.
   – Вечер добрый, – повторил майор Ямпольский, – у меня такое впечатление, что вы нас не ждали.
   Из-за спины майора вынырнул Рыков, быстро прошел через комнату к кухонной двери и скрылся за ней.
   Колян, появившийся следом, отодвинул Шатова с дороги и поднялся по лестнице. В руке у него был пистолет.
   Пистолет, подумал Шатов. И у Митяя. И у Ямпольского.
   – Откуда?… – вырвалось у Шатова.
   Майор улыбнулся углом рта. Шатов не смог разобрать выражения его глаз. Удовлетворение? Радость? Злорадство?
   – К стене! – приказал Ямпольский.
   Шатов подошел к стене, возле кабаньей головы.
   – Лицом, руки на стену, ноги шире, – Ямпольский толкнул Шатова в спину, ударил по ногам.
   – Что вам нужно? – устало спросил Шатов.
   – Разговоры! – руки майора обшарили одежду Шатова.
   – Здесь никого, – тихо сказал Рыков, скрипнув дверью.
   – Наверху – чисто, – доложил Колян, – кабинет и спальня.
   Откуда здесь Ямпольский? Откуда?
   – Чей это дом? – Шатова развернули спиной к стене.
   И это уже с ним сегодня было, шевельнулась мысль. Потом начнут бить. Но мысль эта Шатова не испугала. Будут бить… Ну и что?
   – Я спрашиваю – чей это дом? – Ямпольский тряхнул Шатова за плечо.
   – А вы угадайте! – выдавил из себя улыбку Шатов. – Вы же умные.
   – Товарищ не понимает, – хмыкнул Колян.
   – Совсем не понимает, – подтвердил Митяй, подходя к Шатову.
   А у того в голове бродила только одна ленивая и нелепая мысль: «Кто ударит первым?». Колян? Он и в машине сдержался с трудом, не смотря на запрет майора. Колян?