Страница:
Гаврилин сказал это и понял, что сказал правду. Что-то здесь не так, что-то произошло, и что-то еще может произойти. Эта была не та женщина, которая стреляла в кафе, и Гаврилин почувствовал, что это для него становится необыкновенно важно.
– Иди, – сказала Марина. – Только ее не трогай. Иначе…
– Что?
– Лучше тебе не знать.
Гаврилин оперся о стол, чтобы подняться и замер. Те трое, которые жадно созерцали Дашу в перерывах между фужерами с водкой, также решили покинуть ресторан. Вернее, двое бритоголовых громил шумно двинулись по проходу между столиками, а третий пытался что-то втолковать им, хватая за руки.
– Тебе лучше поторопиться, – неожиданно сказала Марина, – я тебя буду сегодня ждать. Придешь?
Это был даже не вопрос, и не приказ. Просьба.
– Хорошо, – ответил Гаврилин.
В этот момент лабухи закончили очередную песню, на мгновение установилась тишина, и ясно прозвучал голос одного из бритоголовых уродов:
– А мне насрать! Это пусть Пень на них шестерит.
Пень никогда не утруждал себя сомнениями и размышлениями. У него на это не хватало ни желания, ни времени. И от него этого никто, как правило, и не ожидал.
Даже родной участковый, в очередной раз поймав Пня на мелком криминале, душеспасительных бесед с ним не проводил. При первом же взгляде на Пня становилось понятно, что функции мозга у него выполняли рефлексы. Большей частью – врожденные.
Был еще небольшой перечень рефлексов условных, но страшно узок был их круг и, однажды, заполнившись, этот круг, не смотря ни на что, больше не пополнялся. Места в мозгу Пня для этого больше не осталось.
Пня это не тяготило. Дают – бери, не дают – укради, слабого – придави, от сильного – убеги.
Все просто и бессонницы не вызывает. Пока не вырос – ходил в «шестерках» нескольких компаний и выполнял функции «дай десять копеек». Обычно исполнители этой роли получают кликуху типа «Глиста», но высокий интеллектуальный уровень и внешность обеспечили Пню не самое обидное прозвище и карьеру. Карась нашел для Пня роль в лоходроме, и больше ни о чем Пень не задумывался.
Быть главным он никогда не хотел. В жизни ему нужен был вожак и кодла. Карась за него думал, а Сявка и Локоть всегда были готовы отмазать в случае чего. Так что Пень иногда чувствовал себя даже счастливым. А курортные неприятности выбили его из колеи.
Двести километров – это меньше чем четыре часа езды. Скорость – не меньше шестидесяти километров в час. Совсем охренели. Пень мельком глянул на спидометр. Нормально. Точно как заказывали. Нормально, хотя в любом другом состоянии Пень никогда не попер бы по незнакомой дороге ночью. Пень не дурак. Это у него рожа такая простоватая, а сам он парень не промах.
Все как в кино – слева гора, справа – море, а сзади огни погони. Справа море, черное, с желтой полосой от луны и белыми отметинами звезд. Не справиться сейчас с управлением и лететь метров пятьдесят до галечного пляжа. Тут везде галечные пляжи, почему-то вспомнил Пень. Кто-то трепанулся, что на городской пляж песок возили специально. Хотя какая разница, грохнуться вместе с машиной на песок или на гальку.
Пень тряхнул головой, отгоняя совсем киношную картинку – легковушка слетает с дороги, по пологой дуге летит к пляжу и исчезает в огне взрыва. Ну, вас на хер, с такими мыслями. Хорошо еще, что дорога сухая. Ничего, доедем до места – передохнем и обратно.
Хорошо пацанам сейчас в кабаке, просто кайф. Выпили уже наверное и баб снимают. Пень вспомнил выражения лиц Сявки и Локтя и подумал, что спокойно эта ночь не закончится. Потянет пацанов на подвиги. Карась еще мог бы их сдержать, Карася они уважали, а у Графина не получится. Как бы сам по сопатке не получил.
Дорога пустая, как специально. И почти нет поворотов. Это классно. Можно особенно не напрягаться, только на спидометр поглядывать нужно. Не меньше шестидесяти.
Пень приопустил стекло, и встречный ветер немного остудил разгоряченное лицо. Проклятая жара. Там в пещере, а потом и в доме он страшно мучался от жары, очень хотелось пить. Пень вспомнил, что так и не попил ничего, сморщился. Захотелось плюнуть, но слюны во рту не было.
Только почувствовав, как упругий поток воздуха высушивает последние остатки пота на теле, Пень понял, насколько ему хочется пить. И не водяры, а чего-нибудь простого – сока или даже обыкновенной воды. Твою мать, пить хочется, как перед смертью.
Может что-нибудь есть попить у тех, на заднем сидении? Он совсем забыл о пассажирах. Просто вылетело из головы. Он ведь кого-то везет. Пень мельком оглянулся через плечо. Плохо видно, тем более что задняя машина идет с дальним светом и слепит, если оглянуться. Пень опустил зеркало заднего вида. Двое.
Один… Одна сидит прямо, прижавшись к борту. Вроде как девчонка. Крупная такая, но все равно – девчонка, лет двенадцати. Второй мешком привалился к плечу девчонки, не понять – мужик, баба, похоже – спит. А вот девчонка не спит, глаза открытые.
– Попить не найдется? – не оборачиваясь, спросил Пень.
– Что? Точно, малолетка, голос детский.
– Попить есть что-нибудь?
– Нету. Нам ничего не дали.
Не дали. И им ничего не дали. Ну, значит и нечего базарить. Доедем по адресу – заодно и попью. Не подохну без воды. Пацаны, как узнают, что хотел воды попить, смеяться будут не меньше часа.
Задняя машина, судя по свету фар, приблизилась, Пень испугано глянул на спидометр – шестьдесят, как и договаривались. Гонки, может, решили устроить – флаг им в руки и ветер навстречу. Пень играть в смертника не согласен и не будет. Наше дело как у грузовика, доехал до дома, вывалил груз… Стоп, до какого дома? Эти козлы не сказали ему адреса. Только направление и расстояние. И еще скорость. Странно.
Вся эта спешка вообще странная. Задняя машина прибавила и сместилась влево. На обгон собрались идти? Пень принял чуть вправо, к самой бровке. Ну их, в самом деле, психованных. На заднем сидении зашевелились, послышался стон. Пень глянул в зеркало и вздрогнул. Тот второй, спавший, оказался бабой. Вся рожа в чем-то черном, особенно подбородок и возле носа. Кровь.
Они что, ее мудохали перед тем, как посадить в машину? Баба что-то сказала.
– Чего? – не разобрал Пень.
– Что здесь происходит? – визгливо прокричала баба, – Куда вы нас везете? Немедленно остановите. Вы не имеете права!
Влип, они эту бабу с девчонкой украли, а я теперь участвую в похищении. Подставили, с ужасом подумал Пень.
Теперь отказываться поздно. Теперь уже повязали.
– Остановите!
– Заткнись, дура!
– Вы не имеете права, – и баба с заднего сидения вцепилась в плечо Пня. Он отмахнулся правой рукой, баба взвизгнула и замолчала, но закричала девчонка.
– Не бейте маму, вы же обещали. Ваш главный сказал, что маму больше бить не будут.
Иномарка поравнялась с «восьмеркой». Женька, хрен моржовый, высунулся почти по пояс из окна машины. Пень полностью опустил стекло:
– Бабы ваши запсиховали!
– Нормально! – крикнул Женька и резко взмахнул правой рукой. В ней что-то было, смутно заметил Пень и зажмурился.
Лобовое стекло перед ним взорвалось осколками, ударило по лицу. Через секунду Пень открыл глаза, но дороги перед машиной не увидел. Прямо перед ним было море и лунная дорожка на нем. «Восьмерка» проскочила поворот, смяла левое крыло о столбик ограждения, и колеса ее потеряли опору.
Это было неправильно. Такое могло произойти только в кино. Пень любил посмотреть по видику боевик, когда порнуха надоедала. Но сейчас… В лицо, не прикрытое больше лобовым стеклом, уперся ветер. Пень открыл рот, но, захлебнувшись ветром, не крикнул и не выматерился, а только взвизгнул, как испуганный щенок.
Не понимая, что делает, Пень вдавил в пол одновременно педали газа и тормоза и вцепился в баранку. Ветер бил в лицо, но Пень не зажмурился. Словно загипнотизированный он смотрел на приближающиеся камни.
Первый удар о массивный камень не остановил машину. «Восьмерка», натолкнувшись на преграду, сделала сальто, и второй удар пришелся на крышу. Пень его уже не почувствовал. Первым ударом его бросило на руль, руки, которыми он упирался в баранку, сломались, но Пень закричать не успел. Рулевая колонка проломила грудную клетку и смяла легкие и сердце одновременно.
Этот же удар швырнул сидевшую на заднем сидении Азалию Семеновну вперед, через спинку сидения. Она так и не поняла, что произошло. Придя в себя в машине, она вспомнила боль и унижение, в мозгу у нее что-то перевернулось, и она вдруг решила применить способ, позволявший ей обычно преодолевать трудности и нежелание окружающих выполнять ее требования.
Скандал и крик. Это обычно срабатывало. На этот раз все закончилось пощечиной, оттолкнувшей ее, потом внезапный порыв ветра и удар.
Азалия Семеновна вылетела бы из машины, но ее остановила передняя стойка. Когда машину перевернуло, тело Азалии Семеновны до половины вывалилось из салона, ногу зажало между креслами, и когда машина завалилась на бок вправо, тело оказалось между ней и камнями.
Последней погибла Маргарита. Увидев, что машина падает, она инстинктивно сжалась, упала на колени, и первый удар ее просто прижал к спинке водительского сидения. Только после третьего удара стопор водительского сидения не выдержал и сиденье, вместе с телом Пня подалось назад. Всего на несколько сантиметров.
Нажим на спину девочки стал чуть сильнее, она открыла рот чтобы закричать, но тут позвоночник хрустнул. Очень тихо. Этот звук совершенно потерялся среди грохота и скрежета. Просто позвонки сошли со своих мест и разорвали спинной мозг.
И тишина. И ни малейшего дуновения ветра. И даже море, в трех метрах от которого замерла машина, не попыталось до нее дотянуться. Море было неподвижно как болото. Из пробитого радиатора текла вода, смешиваясь с мазутом и кровью. Тонкий черный ручеек, застывающий между гладко окатанной галькой пляжа. Кровь пахла как всегда резко и солоно, но запахи умершей машины были гораздо сильнее.
Мелкий краб, совершенно не испуганный падением машины, не торопясь, перебежал через темную полоску, на мгновение остановился и спокойно направился к морю.
– Не взорвется, – удовлетворенно сказал Женя водителю.
– Похоже на то, – согласился водитель, глядя вниз.
– Похоже, похоже, – весело передразнил его Женя, – гони двадцатку – проспорил.
– Везунчик ты, Жека, – сказал водитель и протянул две долларовые десятки, – знал же, что с тобой спорить – себе дороже.
– Разворачивайся и поехали, – сказал Женя и достал сотовый телефон. – Все как в аптеке и точно по расписанию.
Глава 10
Так что – свидетелей не было. Самые сознательные выполнили свой гражданский долг при помощи телефонов, но даже эти герои, позвонив в милицию, от упоминания своих фамилий воздержались.
Лишь после того, как возле дома Кинутого подала голос милицейская сирена, на улице стали появляться зеваки. Патруль, первым прибывший к месту происшествия, слишком активных действий не предпринимал. Старший патруля, не вылезая из машины, осветил лучом фонаря лежащего почти в самой калитке покойника и сразу же сообщил по рации дежурному о своей находке. Дежурный сообщил об этом подполковнику Симоненко и выслал на место следственную группу.
Пока все вызванные добирались до места, старший патруля с автоматом в руках следил за калиткой, а патрульный пошел маячить на углу, чтобы подмога, не дай Бог, не проехала мимо.
Первым приехал следователь. Выслушав доклад старшего патруля о том, как он заметил «неподвижное тело вроде трупа», следователь осторожно заглянул во двор и обнаружил второе неподвижное тело в глубине двора. Следователь подозвал эксперта.
– Похоже трупы.
– Похоже, – согласился эксперт, – какие будут предложения?
– Ты бы их посмотрел, что ли.
– Я уже сегодня насмотрелся, знаешь ли.
– А вот сейчас придет Симоненко и начнет задавать вопросы. А я ведь скажу, что просил тебя их осмотреть.
– А сам?
– А сам я пошел беседовать со свидетелями.
– А в дом заходить не будешь? Может, там свидетель есть?
Следователь не мог не признать правоты эксперта и подозвал к себе старшего патруля, который топтался возле своей машины, будто боялся, что ее угонят.
– Ты в дом заходил?
– Нет.
– Ну что же ты, в самом деле, а вдруг там убийца.
– Вот потому и не заходил, – сказал эксперт.
Старший сержант угрюмо промолчал, но с места не сдвинулся.
– Вот сейчас приедет подполковник Симоненко, – мечтательно сказал эксперт, – вот тут и начнется.
Старший сержант шумно вздохнул и лязгнул затвором автомата.
– И во дворе посмотри, – сказал следователь.
Когда Симоненко приехал, он обнаружил, что следственная группа работает в поте лица в свете фонарей. Эксперт, куривший на капоте патрульной машины, при приближении подполковника встал, но сигарету не выбросил.
– Что уже выяснили? – спросил Симоненко.
– Два трупа. Огнестрельные ранения в голову. У одного на вылет, у другого – слепое. Есть три гильзы по девять миллиметров.
– Кто убит?
– Хозяин дома, Василий Степанович Пинчук, сорока лет. И некто Гопа, двадцати лет из бригады Мастера.
– Где следователь?
– А следователь, осмотрев вместе со мной место преступления, отправился на поиски свидетелей.
– Куда?
– Там по улице стоит киоск, окно светится. Вот он и пошел выяснить.
Симоненко вошел во двор, осторожно переступив ноги Гоны. Эксперт двинулся за ним.
– Следы, – сказал Симоненко.
– Следы, – подтвердил эксперт. – Пыль, недавно двор поливался. Следы только хозяина дома. От ворот к сараю и до полпути назад.
– Что в сарае смотрели?
– Машина, темно-зеленый «форд-эскорт».
Симоненко остановился, оглянулся на эксперта, потом решительно прошел через двор и вошел в сарай. Эксперт облегченно вздохнул. Симоненко молчалив и угрюм, но пока еще не начал раздавать слонов. Может быть, сегодня удастся обойтись без этого.
Симоненко осторожно прошел вдоль машины, вынул из кармана носовой платок и осторожно попробовал открыть дверцу – не заперто. Прошел дальше, оттолкнул раздраженно подвернувшееся под ноги ведро, и опять осторожно, платком, потянул крышку багажника.
– Фонарь принесите! – крикнул Симоненко.
– Что, товарищ подполковник?
– Фонарь принесите!
– Сейчас! – отозвался эксперт. Послышался невнятный разговор, и в сарай влетел сержант с фонарем. Луч описал дугу по потолку и уперся в лицо Симоненко.
– Фонарь, товарищ…
– Опусти, твою мать!
– Есть, – сержант опустил фонарь и подошел к подполковнику.
– Присвети мне здесь.
– В багажник?
– В задницу мне присвети, – не выдержал Симоненко, – конечно в багажник.
Сумки. Матерчатые большие сумки. Такими пользуются спортсмены и челноки. В просторечии – «мечта оккупанта». Симоненко осторожно тронул одну сумку сбоку – что-то твердое. Симоненко аккуратно взялся за язычок «молнии» и потянул его. Открыл вторую сумку.
– Ни фига себе! – сказал сержант.
Действительно, ни фига! Похоже, именно на этой машине приехал сегодня утром Лазарь. И не только для переговоров. Столько стволов! И ни какие другие доказательства уже не понадобятся Королю, чтобы доказать, что на него готовилось покушение. Нужно поговорить с Королем.
Симоненко отстранил сержанта в сторону и двинулся к выходу. Все понятно, машину оставили в сарае, ходили невнятные слухи, что Вася Кинутый так иногда подрабатывает. Значит, отправились на переговоры с Мастером, а потом должны были вернуться за оружием. Но не вернулись. Кто же в таком случае стрелял?
– Товарищ подполковник, – чуть не сбил на выходе из сарая Симоненко милиционер, – там вас следователь зовет.
– Что там еще?
– Там еще один покойник.
– В киоске?
– Да нет, возле него. И с пистолетом.
Следователь нашел тело Серого случайно. Вернее, даже не нашел, а унюхал. По дороге к киоску внезапно показалось, что пахнет как в мясном ряду, на рынке. Свежей кровью. И порохом. У следователя был достаточно тонкий нюх. Следователь присветил фонариком и увидел то, что осталось от лица Серого. Серый продолжал сидеть возле дерева. И в руках его был пистолет. Следователь присел на корточки и присмотрелся к оружию – «макаров».
Девятимиллиметровый. А эксперт утверждал, что двое во дворе убиты девятимиллиметровыми пулями. Следователь окликнул ближайшего сержанта и послал его за Симоненко.
– И?.. – спросил подполковник, выслушав доклад следователя.
– Может быть, он и убил тех двоих.
– А потом сел и застрелился, – сказал подполковник.
– А потом сел… – по инерции начал повторять за начальником следователь.
– У него две дыры в голове. Две. Ты никогда не пробовал при самоубийстве выстрелить себе в голову дважды? Попробуй, как ни будь. А пока все здесь перевернуть и вылизать. Подобрать все до гильзочки, все отпечатки, все клочки бумаги – все. И со всем этим – ко мне в кабинет. Сразу же.
Симоненко узнал в убитом Серого, не по лицу, тут две тяжелые пули… или три? Понять трудно. Татуировка на руке. У Серого была приметная татуировка, запомнившаяся Симоненко.
Тут все, более-менее, понятно. Король направил после разговора с начальником милиции своих людей на поиски машины, и они машину нашли. Открытым оставался только один вопрос – кто же их возле машины перехватил? И самое главное – зачем?
Симоненко подошел к киоску, и первое, что ему бросилось в глаза, было разбитое стекло. Внутри никого не было видно. Симоненко заглянул в открытое окошко. Пахнуло резким запахом водки и показалось, что снизу, откуда-то из-под прилавка доносятся странные звуки. Плач. Точно, тихий плач.
– Кто здесь? – спросил Симоненко.
Тишина. Даже всхлипыванья не стало слышно.
– Я подполковник Симоненко, – сказал подполковник.
Снова тишина.
Симоненко обошел киоск и потянул дверь. Она легко подалась, и Симоненко увидел скорчившуюся под прилавком Нинку, зажавшую рот руками. Возле нее валялись осколки стекла и горлышко разбитой бутылки из-под водки.
Шальная пуля, подумал Симоненко. И у нас, похоже, есть свидетель.
– Все в порядке, – сказал Симоненко, – все в порядке.
Сзади к нему подошел следователь.
– Немедленно вызовите участкового, – не оборачиваясь сказал Симоненко, и сидящая на полу Нинка вдруг забилась в истерике.
Он сделал это. Он убил Васю Кинутого и смог, смог пришить еще двоих. Снова закрыл глаза, и снова два черных всплеска на чужом лице. Мусор вспомнил как они с женой ходили по грибы и потом, стоило ему только прикрыть глаза, как перед ними начинали мелькать желтые и бурые опавшие листья.
Чего это он уселся на пол? Мусор оперся на правую руку, чтобы встать. Пистолет. Он так и не выпустил из руки пистолет и даже не попытался его спрятать. Так нельзя, так любой встречный мог его заметить и сдать. Мусор вынул из пистолета пустую обойму, покрутил ее в руках, не сообразив сразу куда ее можно деть. Потом сунул пистолет за пояс, обойму в карман брюк и встал.
Двинулся было в комнату, но остановился и снял туфли – жена накрепко вбила в него, что нельзя ходить по комнате в обуви. Поискал взглядом шлепанцы, но одевать не стал. Вася, уже мертвый сучит ногами, сучит, а с ноги его слетает старый шлепанец
Мусор в носках прошел в спальню, стащил через голову рубашку и бросил ее на кровать. Расстегнул ремень на брюках, «молнию». Пистолет тяжело упал на пол. Твою мать. Мусор поднял пистолет и положил его на постель. Потом сел на край кровати и стащил с себя брюки.
Обоймы. Он вытащил из карманов обоймы и положил их возле пистолета.
Очень хочется спать. Сонливость навалилась внезапно, и Мусор чуть ей не поддался. Нельзя. Его могут вызвать на место преступления. Могут, конечно, и не вызвать, но скорее всего…
Мусор тяжело встал и вышел в залу. По телевизору показывали боевик. Кто-то в кого-то стрелял, и брызги летели во все стороны. Брызги. Мусор посмотрел на свои руки – чисто. Он прошел в ванную и посмотрел на себя в зеркало – нормально, нигде ни капельки. Хорошо.
Мусор открыл кран и умылся, потом вытер лицо и руки, выключил воду. Уже, наверное, осматривают трупы. Кто же это их перестрелял? Какой профессионал? Ищите, ищите! Никогда вам не придет в голову, что это мог сделать он, участковый, старший лейтенант милиции Игорь Иванович Мусоргский. В жизни не догадаются. Ни следователь, ни эксперты, ни даже сам подполковник Симоненко. Неподкупный и страшный подполковник Симоненко. Хрен вам, а не Мусоргского.
Пить, ему очень хочется пить. Мусор вспомнил, что в холодильнике стоит пакет с томатным соком. С густым красным томатным соком. Мусор прошел на кухню, взял из сушки стакан, достал из холодильника пакет. Почему они до сих пор не звонят? Почему они до сих пор не вызывают его, участкового? Или они уже звонили? А он только бежал к дому… Мусору стало страшно, но только на секунду. Хрен, не могли они ему уже звонить. Это пока кто-то позвонил в милицию, пока приехали, пока осмотрелись… не звонили, точно, не звонили.
Красная струя из пакета попала в край стакана, брызги упали на стол и на руку Мусора. Красные круглые капельки. Мусор отставил в сторону пакет и поднес руку к глазам. Красные капли на его руке. Мусор осторожно коснулся языком капель. Солоноватые. Как… Мусор взял стакан и выпил залпом, как водку.
Два кровавых фонтана на белом лице. Мусор чуть не захлебнулся соком, закашлялся, наклонился над умывальником, чтобы не запачкать кухню, и тут его согнул внезапный спазм. Мусора вырвало: остатки не переваренной еды и сок. Мусор сплюнул раз, другой, открыл кран и прополоскал рот, затем вытер раковину умывальника, протер руки.
Как его… В голове немного шумело. Не ожидал. Не ожидал от себя такой слабости Мусор. Как девчонка. Нельзя так. Он им всем должен показать! Он сильнее их всех.
Он просто чуть не захлебнулся, и кровь тут совершенно не при чем. Солоноватая красная кровь. Черная в свете луны. С сильным волнующим запахом. Кровь, кровь, кровь…
Мусор взял в руки пакет с соком, медленно, тонкой струйкой налил сок в стакан, рассматривая как красная густая жидкость стекает по стеклянной стенке, как медленно поднимается уровень красного в стакане. Отставил в сторону пакет, взял стакан и медленно, процеживая сквозь зубы, выпил сок.
Зазвонил телефон. Мусор сполоснул стакан, поставил его в сушку и, не спеша, подошел к телефону. Спал человек, спал и не мог сразу подойти. Ночь на дворе.
– Слушаю, – сказал Мусор в трубку недовольным голосом.
Срочно вызывают. Сам подполковник Симоненко срочно разыскивает участкового старшего лейтенанта Мусоргского.
– Сейчас буду, – сказал Мусор, – через двадцать минуть.
Над этим стоило подумать. Он всегда относился к своему мозгу как к орудию, как к инструменту. Еще на комсомольской работе, когда нужно было не отстать от остальных, и когда очень внимательно следили за этим, и не допить считалось нелояльным, Король внимательно следил за тем, чтобы мозг его работал ясно и четко.
Ритуал требовал от него пить наравне со всеми, но никто не требовал от него напиваться. И Король не напивался. Лишь один раз он был близок этому состоянию, когда получил, наконец, место первого секретаря горкома, и когда протянули ему, ничего не евшему с самого утра, стакан водки с комсомольским значком на дне, и когда выпил он этот стакан залпом – вот тогда чуть не опьянел, единственный раз в жизни. Так и не понял Король, водка или значок на дне стакана так его ударили.
– Иди, – сказала Марина. – Только ее не трогай. Иначе…
– Что?
– Лучше тебе не знать.
Гаврилин оперся о стол, чтобы подняться и замер. Те трое, которые жадно созерцали Дашу в перерывах между фужерами с водкой, также решили покинуть ресторан. Вернее, двое бритоголовых громил шумно двинулись по проходу между столиками, а третий пытался что-то втолковать им, хватая за руки.
– Тебе лучше поторопиться, – неожиданно сказала Марина, – я тебя буду сегодня ждать. Придешь?
Это был даже не вопрос, и не приказ. Просьба.
– Хорошо, – ответил Гаврилин.
В этот момент лабухи закончили очередную песню, на мгновение установилась тишина, и ясно прозвучал голос одного из бритоголовых уродов:
– А мне насрать! Это пусть Пень на них шестерит.
Кровь
Пень вел машину, время от времени поглядывая в зеркало заднего вида. Светлая иномарка, немного приотстав в городе, на трассе дистанцию сократила. Какого черта, думал Пень, на хрена им водила, если все равно гонят еще одну тачку. Правда, бабки заплатили, хоть их никто и не заставлял. Свободно могли заставить крутить баранку бесплатно. Не мое это дело. Отгоню тачку по адресу, разгружусь и назад.Пень никогда не утруждал себя сомнениями и размышлениями. У него на это не хватало ни желания, ни времени. И от него этого никто, как правило, и не ожидал.
Даже родной участковый, в очередной раз поймав Пня на мелком криминале, душеспасительных бесед с ним не проводил. При первом же взгляде на Пня становилось понятно, что функции мозга у него выполняли рефлексы. Большей частью – врожденные.
Был еще небольшой перечень рефлексов условных, но страшно узок был их круг и, однажды, заполнившись, этот круг, не смотря ни на что, больше не пополнялся. Места в мозгу Пня для этого больше не осталось.
Пня это не тяготило. Дают – бери, не дают – укради, слабого – придави, от сильного – убеги.
Все просто и бессонницы не вызывает. Пока не вырос – ходил в «шестерках» нескольких компаний и выполнял функции «дай десять копеек». Обычно исполнители этой роли получают кликуху типа «Глиста», но высокий интеллектуальный уровень и внешность обеспечили Пню не самое обидное прозвище и карьеру. Карась нашел для Пня роль в лоходроме, и больше ни о чем Пень не задумывался.
Быть главным он никогда не хотел. В жизни ему нужен был вожак и кодла. Карась за него думал, а Сявка и Локоть всегда были готовы отмазать в случае чего. Так что Пень иногда чувствовал себя даже счастливым. А курортные неприятности выбили его из колеи.
Двести километров – это меньше чем четыре часа езды. Скорость – не меньше шестидесяти километров в час. Совсем охренели. Пень мельком глянул на спидометр. Нормально. Точно как заказывали. Нормально, хотя в любом другом состоянии Пень никогда не попер бы по незнакомой дороге ночью. Пень не дурак. Это у него рожа такая простоватая, а сам он парень не промах.
Все как в кино – слева гора, справа – море, а сзади огни погони. Справа море, черное, с желтой полосой от луны и белыми отметинами звезд. Не справиться сейчас с управлением и лететь метров пятьдесят до галечного пляжа. Тут везде галечные пляжи, почему-то вспомнил Пень. Кто-то трепанулся, что на городской пляж песок возили специально. Хотя какая разница, грохнуться вместе с машиной на песок или на гальку.
Пень тряхнул головой, отгоняя совсем киношную картинку – легковушка слетает с дороги, по пологой дуге летит к пляжу и исчезает в огне взрыва. Ну, вас на хер, с такими мыслями. Хорошо еще, что дорога сухая. Ничего, доедем до места – передохнем и обратно.
Хорошо пацанам сейчас в кабаке, просто кайф. Выпили уже наверное и баб снимают. Пень вспомнил выражения лиц Сявки и Локтя и подумал, что спокойно эта ночь не закончится. Потянет пацанов на подвиги. Карась еще мог бы их сдержать, Карася они уважали, а у Графина не получится. Как бы сам по сопатке не получил.
Дорога пустая, как специально. И почти нет поворотов. Это классно. Можно особенно не напрягаться, только на спидометр поглядывать нужно. Не меньше шестидесяти.
Пень приопустил стекло, и встречный ветер немного остудил разгоряченное лицо. Проклятая жара. Там в пещере, а потом и в доме он страшно мучался от жары, очень хотелось пить. Пень вспомнил, что так и не попил ничего, сморщился. Захотелось плюнуть, но слюны во рту не было.
Только почувствовав, как упругий поток воздуха высушивает последние остатки пота на теле, Пень понял, насколько ему хочется пить. И не водяры, а чего-нибудь простого – сока или даже обыкновенной воды. Твою мать, пить хочется, как перед смертью.
Может что-нибудь есть попить у тех, на заднем сидении? Он совсем забыл о пассажирах. Просто вылетело из головы. Он ведь кого-то везет. Пень мельком оглянулся через плечо. Плохо видно, тем более что задняя машина идет с дальним светом и слепит, если оглянуться. Пень опустил зеркало заднего вида. Двое.
Один… Одна сидит прямо, прижавшись к борту. Вроде как девчонка. Крупная такая, но все равно – девчонка, лет двенадцати. Второй мешком привалился к плечу девчонки, не понять – мужик, баба, похоже – спит. А вот девчонка не спит, глаза открытые.
– Попить не найдется? – не оборачиваясь, спросил Пень.
– Что? Точно, малолетка, голос детский.
– Попить есть что-нибудь?
– Нету. Нам ничего не дали.
Не дали. И им ничего не дали. Ну, значит и нечего базарить. Доедем по адресу – заодно и попью. Не подохну без воды. Пацаны, как узнают, что хотел воды попить, смеяться будут не меньше часа.
Задняя машина, судя по свету фар, приблизилась, Пень испугано глянул на спидометр – шестьдесят, как и договаривались. Гонки, может, решили устроить – флаг им в руки и ветер навстречу. Пень играть в смертника не согласен и не будет. Наше дело как у грузовика, доехал до дома, вывалил груз… Стоп, до какого дома? Эти козлы не сказали ему адреса. Только направление и расстояние. И еще скорость. Странно.
Вся эта спешка вообще странная. Задняя машина прибавила и сместилась влево. На обгон собрались идти? Пень принял чуть вправо, к самой бровке. Ну их, в самом деле, психованных. На заднем сидении зашевелились, послышался стон. Пень глянул в зеркало и вздрогнул. Тот второй, спавший, оказался бабой. Вся рожа в чем-то черном, особенно подбородок и возле носа. Кровь.
Они что, ее мудохали перед тем, как посадить в машину? Баба что-то сказала.
– Чего? – не разобрал Пень.
– Что здесь происходит? – визгливо прокричала баба, – Куда вы нас везете? Немедленно остановите. Вы не имеете права!
Влип, они эту бабу с девчонкой украли, а я теперь участвую в похищении. Подставили, с ужасом подумал Пень.
Теперь отказываться поздно. Теперь уже повязали.
– Остановите!
– Заткнись, дура!
– Вы не имеете права, – и баба с заднего сидения вцепилась в плечо Пня. Он отмахнулся правой рукой, баба взвизгнула и замолчала, но закричала девчонка.
– Не бейте маму, вы же обещали. Ваш главный сказал, что маму больше бить не будут.
Иномарка поравнялась с «восьмеркой». Женька, хрен моржовый, высунулся почти по пояс из окна машины. Пень полностью опустил стекло:
– Бабы ваши запсиховали!
– Нормально! – крикнул Женька и резко взмахнул правой рукой. В ней что-то было, смутно заметил Пень и зажмурился.
Лобовое стекло перед ним взорвалось осколками, ударило по лицу. Через секунду Пень открыл глаза, но дороги перед машиной не увидел. Прямо перед ним было море и лунная дорожка на нем. «Восьмерка» проскочила поворот, смяла левое крыло о столбик ограждения, и колеса ее потеряли опору.
Это было неправильно. Такое могло произойти только в кино. Пень любил посмотреть по видику боевик, когда порнуха надоедала. Но сейчас… В лицо, не прикрытое больше лобовым стеклом, уперся ветер. Пень открыл рот, но, захлебнувшись ветром, не крикнул и не выматерился, а только взвизгнул, как испуганный щенок.
Не понимая, что делает, Пень вдавил в пол одновременно педали газа и тормоза и вцепился в баранку. Ветер бил в лицо, но Пень не зажмурился. Словно загипнотизированный он смотрел на приближающиеся камни.
Первый удар о массивный камень не остановил машину. «Восьмерка», натолкнувшись на преграду, сделала сальто, и второй удар пришелся на крышу. Пень его уже не почувствовал. Первым ударом его бросило на руль, руки, которыми он упирался в баранку, сломались, но Пень закричать не успел. Рулевая колонка проломила грудную клетку и смяла легкие и сердце одновременно.
Этот же удар швырнул сидевшую на заднем сидении Азалию Семеновну вперед, через спинку сидения. Она так и не поняла, что произошло. Придя в себя в машине, она вспомнила боль и унижение, в мозгу у нее что-то перевернулось, и она вдруг решила применить способ, позволявший ей обычно преодолевать трудности и нежелание окружающих выполнять ее требования.
Скандал и крик. Это обычно срабатывало. На этот раз все закончилось пощечиной, оттолкнувшей ее, потом внезапный порыв ветра и удар.
Азалия Семеновна вылетела бы из машины, но ее остановила передняя стойка. Когда машину перевернуло, тело Азалии Семеновны до половины вывалилось из салона, ногу зажало между креслами, и когда машина завалилась на бок вправо, тело оказалось между ней и камнями.
Последней погибла Маргарита. Увидев, что машина падает, она инстинктивно сжалась, упала на колени, и первый удар ее просто прижал к спинке водительского сидения. Только после третьего удара стопор водительского сидения не выдержал и сиденье, вместе с телом Пня подалось назад. Всего на несколько сантиметров.
Нажим на спину девочки стал чуть сильнее, она открыла рот чтобы закричать, но тут позвоночник хрустнул. Очень тихо. Этот звук совершенно потерялся среди грохота и скрежета. Просто позвонки сошли со своих мест и разорвали спинной мозг.
И тишина. И ни малейшего дуновения ветра. И даже море, в трех метрах от которого замерла машина, не попыталось до нее дотянуться. Море было неподвижно как болото. Из пробитого радиатора текла вода, смешиваясь с мазутом и кровью. Тонкий черный ручеек, застывающий между гладко окатанной галькой пляжа. Кровь пахла как всегда резко и солоно, но запахи умершей машины были гораздо сильнее.
Мелкий краб, совершенно не испуганный падением машины, не торопясь, перебежал через темную полоску, на мгновение остановился и спокойно направился к морю.
– Не взорвется, – удовлетворенно сказал Женя водителю.
– Похоже на то, – согласился водитель, глядя вниз.
– Похоже, похоже, – весело передразнил его Женя, – гони двадцатку – проспорил.
– Везунчик ты, Жека, – сказал водитель и протянул две долларовые десятки, – знал же, что с тобой спорить – себе дороже.
– Разворачивайся и поехали, – сказал Женя и достал сотовый телефон. – Все как в аптеке и точно по расписанию.
Глава 10
Суета
Свидетелей, ясное дело, не было. Те, кто услышал выстрелы, на улицу сразу не бросились. Времена, когда выстрел мог заставить выскочить на улицу даже среди ночи, уже прошли. Люди стали понимать, что самой лучшей реакцией на стрельбу, является падение на землю. И второе, самое главное – вовремя подбежавший к месту стрельбы рисковал либо стать случайной жертвой, либо свидетелем. И еще не известно, что было хуже.Так что – свидетелей не было. Самые сознательные выполнили свой гражданский долг при помощи телефонов, но даже эти герои, позвонив в милицию, от упоминания своих фамилий воздержались.
Лишь после того, как возле дома Кинутого подала голос милицейская сирена, на улице стали появляться зеваки. Патруль, первым прибывший к месту происшествия, слишком активных действий не предпринимал. Старший патруля, не вылезая из машины, осветил лучом фонаря лежащего почти в самой калитке покойника и сразу же сообщил по рации дежурному о своей находке. Дежурный сообщил об этом подполковнику Симоненко и выслал на место следственную группу.
Пока все вызванные добирались до места, старший патруля с автоматом в руках следил за калиткой, а патрульный пошел маячить на углу, чтобы подмога, не дай Бог, не проехала мимо.
Первым приехал следователь. Выслушав доклад старшего патруля о том, как он заметил «неподвижное тело вроде трупа», следователь осторожно заглянул во двор и обнаружил второе неподвижное тело в глубине двора. Следователь подозвал эксперта.
– Похоже трупы.
– Похоже, – согласился эксперт, – какие будут предложения?
– Ты бы их посмотрел, что ли.
– Я уже сегодня насмотрелся, знаешь ли.
– А вот сейчас придет Симоненко и начнет задавать вопросы. А я ведь скажу, что просил тебя их осмотреть.
– А сам?
– А сам я пошел беседовать со свидетелями.
– А в дом заходить не будешь? Может, там свидетель есть?
Следователь не мог не признать правоты эксперта и подозвал к себе старшего патруля, который топтался возле своей машины, будто боялся, что ее угонят.
– Ты в дом заходил?
– Нет.
– Ну что же ты, в самом деле, а вдруг там убийца.
– Вот потому и не заходил, – сказал эксперт.
Старший сержант угрюмо промолчал, но с места не сдвинулся.
– Вот сейчас приедет подполковник Симоненко, – мечтательно сказал эксперт, – вот тут и начнется.
Старший сержант шумно вздохнул и лязгнул затвором автомата.
– И во дворе посмотри, – сказал следователь.
Когда Симоненко приехал, он обнаружил, что следственная группа работает в поте лица в свете фонарей. Эксперт, куривший на капоте патрульной машины, при приближении подполковника встал, но сигарету не выбросил.
– Что уже выяснили? – спросил Симоненко.
– Два трупа. Огнестрельные ранения в голову. У одного на вылет, у другого – слепое. Есть три гильзы по девять миллиметров.
– Кто убит?
– Хозяин дома, Василий Степанович Пинчук, сорока лет. И некто Гопа, двадцати лет из бригады Мастера.
– Где следователь?
– А следователь, осмотрев вместе со мной место преступления, отправился на поиски свидетелей.
– Куда?
– Там по улице стоит киоск, окно светится. Вот он и пошел выяснить.
Симоненко вошел во двор, осторожно переступив ноги Гоны. Эксперт двинулся за ним.
– Следы, – сказал Симоненко.
– Следы, – подтвердил эксперт. – Пыль, недавно двор поливался. Следы только хозяина дома. От ворот к сараю и до полпути назад.
– Что в сарае смотрели?
– Машина, темно-зеленый «форд-эскорт».
Симоненко остановился, оглянулся на эксперта, потом решительно прошел через двор и вошел в сарай. Эксперт облегченно вздохнул. Симоненко молчалив и угрюм, но пока еще не начал раздавать слонов. Может быть, сегодня удастся обойтись без этого.
Симоненко осторожно прошел вдоль машины, вынул из кармана носовой платок и осторожно попробовал открыть дверцу – не заперто. Прошел дальше, оттолкнул раздраженно подвернувшееся под ноги ведро, и опять осторожно, платком, потянул крышку багажника.
– Фонарь принесите! – крикнул Симоненко.
– Что, товарищ подполковник?
– Фонарь принесите!
– Сейчас! – отозвался эксперт. Послышался невнятный разговор, и в сарай влетел сержант с фонарем. Луч описал дугу по потолку и уперся в лицо Симоненко.
– Фонарь, товарищ…
– Опусти, твою мать!
– Есть, – сержант опустил фонарь и подошел к подполковнику.
– Присвети мне здесь.
– В багажник?
– В задницу мне присвети, – не выдержал Симоненко, – конечно в багажник.
Сумки. Матерчатые большие сумки. Такими пользуются спортсмены и челноки. В просторечии – «мечта оккупанта». Симоненко осторожно тронул одну сумку сбоку – что-то твердое. Симоненко аккуратно взялся за язычок «молнии» и потянул его. Открыл вторую сумку.
– Ни фига себе! – сказал сержант.
Действительно, ни фига! Похоже, именно на этой машине приехал сегодня утром Лазарь. И не только для переговоров. Столько стволов! И ни какие другие доказательства уже не понадобятся Королю, чтобы доказать, что на него готовилось покушение. Нужно поговорить с Королем.
Симоненко отстранил сержанта в сторону и двинулся к выходу. Все понятно, машину оставили в сарае, ходили невнятные слухи, что Вася Кинутый так иногда подрабатывает. Значит, отправились на переговоры с Мастером, а потом должны были вернуться за оружием. Но не вернулись. Кто же в таком случае стрелял?
– Товарищ подполковник, – чуть не сбил на выходе из сарая Симоненко милиционер, – там вас следователь зовет.
– Что там еще?
– Там еще один покойник.
– В киоске?
– Да нет, возле него. И с пистолетом.
Следователь нашел тело Серого случайно. Вернее, даже не нашел, а унюхал. По дороге к киоску внезапно показалось, что пахнет как в мясном ряду, на рынке. Свежей кровью. И порохом. У следователя был достаточно тонкий нюх. Следователь присветил фонариком и увидел то, что осталось от лица Серого. Серый продолжал сидеть возле дерева. И в руках его был пистолет. Следователь присел на корточки и присмотрелся к оружию – «макаров».
Девятимиллиметровый. А эксперт утверждал, что двое во дворе убиты девятимиллиметровыми пулями. Следователь окликнул ближайшего сержанта и послал его за Симоненко.
– И?.. – спросил подполковник, выслушав доклад следователя.
– Может быть, он и убил тех двоих.
– А потом сел и застрелился, – сказал подполковник.
– А потом сел… – по инерции начал повторять за начальником следователь.
– У него две дыры в голове. Две. Ты никогда не пробовал при самоубийстве выстрелить себе в голову дважды? Попробуй, как ни будь. А пока все здесь перевернуть и вылизать. Подобрать все до гильзочки, все отпечатки, все клочки бумаги – все. И со всем этим – ко мне в кабинет. Сразу же.
Симоненко узнал в убитом Серого, не по лицу, тут две тяжелые пули… или три? Понять трудно. Татуировка на руке. У Серого была приметная татуировка, запомнившаяся Симоненко.
Тут все, более-менее, понятно. Король направил после разговора с начальником милиции своих людей на поиски машины, и они машину нашли. Открытым оставался только один вопрос – кто же их возле машины перехватил? И самое главное – зачем?
Симоненко подошел к киоску, и первое, что ему бросилось в глаза, было разбитое стекло. Внутри никого не было видно. Симоненко заглянул в открытое окошко. Пахнуло резким запахом водки и показалось, что снизу, откуда-то из-под прилавка доносятся странные звуки. Плач. Точно, тихий плач.
– Кто здесь? – спросил Симоненко.
Тишина. Даже всхлипыванья не стало слышно.
– Я подполковник Симоненко, – сказал подполковник.
Снова тишина.
Симоненко обошел киоск и потянул дверь. Она легко подалась, и Симоненко увидел скорчившуюся под прилавком Нинку, зажавшую рот руками. Возле нее валялись осколки стекла и горлышко разбитой бутылки из-под водки.
Шальная пуля, подумал Симоненко. И у нас, похоже, есть свидетель.
– Все в порядке, – сказал Симоненко, – все в порядке.
Сзади к нему подошел следователь.
– Немедленно вызовите участкового, – не оборачиваясь сказал Симоненко, и сидящая на полу Нинка вдруг забилась в истерике.
Мусор
Успел. Он успел. Мусор закрыл за собой входную дверь квартиры и обессилено сел на пол, прямо в прихожей. Давно он так не бегал. Мусор закрыл глаза и снова увидел призрачный свет луны и лицо сидящего возле дерева. Беззвучно на лице сидящего вспухли кровавые пузыри, плоть и кости словно расплескались по сторонам. Лицо исчезло под собственными осколками. Мусор открыл глаза, сглотнул.Он сделал это. Он убил Васю Кинутого и смог, смог пришить еще двоих. Снова закрыл глаза, и снова два черных всплеска на чужом лице. Мусор вспомнил как они с женой ходили по грибы и потом, стоило ему только прикрыть глаза, как перед ними начинали мелькать желтые и бурые опавшие листья.
Чего это он уселся на пол? Мусор оперся на правую руку, чтобы встать. Пистолет. Он так и не выпустил из руки пистолет и даже не попытался его спрятать. Так нельзя, так любой встречный мог его заметить и сдать. Мусор вынул из пистолета пустую обойму, покрутил ее в руках, не сообразив сразу куда ее можно деть. Потом сунул пистолет за пояс, обойму в карман брюк и встал.
Двинулся было в комнату, но остановился и снял туфли – жена накрепко вбила в него, что нельзя ходить по комнате в обуви. Поискал взглядом шлепанцы, но одевать не стал. Вася, уже мертвый сучит ногами, сучит, а с ноги его слетает старый шлепанец
Мусор в носках прошел в спальню, стащил через голову рубашку и бросил ее на кровать. Расстегнул ремень на брюках, «молнию». Пистолет тяжело упал на пол. Твою мать. Мусор поднял пистолет и положил его на постель. Потом сел на край кровати и стащил с себя брюки.
Обоймы. Он вытащил из карманов обоймы и положил их возле пистолета.
Очень хочется спать. Сонливость навалилась внезапно, и Мусор чуть ей не поддался. Нельзя. Его могут вызвать на место преступления. Могут, конечно, и не вызвать, но скорее всего…
Мусор тяжело встал и вышел в залу. По телевизору показывали боевик. Кто-то в кого-то стрелял, и брызги летели во все стороны. Брызги. Мусор посмотрел на свои руки – чисто. Он прошел в ванную и посмотрел на себя в зеркало – нормально, нигде ни капельки. Хорошо.
Мусор открыл кран и умылся, потом вытер лицо и руки, выключил воду. Уже, наверное, осматривают трупы. Кто же это их перестрелял? Какой профессионал? Ищите, ищите! Никогда вам не придет в голову, что это мог сделать он, участковый, старший лейтенант милиции Игорь Иванович Мусоргский. В жизни не догадаются. Ни следователь, ни эксперты, ни даже сам подполковник Симоненко. Неподкупный и страшный подполковник Симоненко. Хрен вам, а не Мусоргского.
Пить, ему очень хочется пить. Мусор вспомнил, что в холодильнике стоит пакет с томатным соком. С густым красным томатным соком. Мусор прошел на кухню, взял из сушки стакан, достал из холодильника пакет. Почему они до сих пор не звонят? Почему они до сих пор не вызывают его, участкового? Или они уже звонили? А он только бежал к дому… Мусору стало страшно, но только на секунду. Хрен, не могли они ему уже звонить. Это пока кто-то позвонил в милицию, пока приехали, пока осмотрелись… не звонили, точно, не звонили.
Красная струя из пакета попала в край стакана, брызги упали на стол и на руку Мусора. Красные круглые капельки. Мусор отставил в сторону пакет и поднес руку к глазам. Красные капли на его руке. Мусор осторожно коснулся языком капель. Солоноватые. Как… Мусор взял стакан и выпил залпом, как водку.
Два кровавых фонтана на белом лице. Мусор чуть не захлебнулся соком, закашлялся, наклонился над умывальником, чтобы не запачкать кухню, и тут его согнул внезапный спазм. Мусора вырвало: остатки не переваренной еды и сок. Мусор сплюнул раз, другой, открыл кран и прополоскал рот, затем вытер раковину умывальника, протер руки.
Как его… В голове немного шумело. Не ожидал. Не ожидал от себя такой слабости Мусор. Как девчонка. Нельзя так. Он им всем должен показать! Он сильнее их всех.
Он просто чуть не захлебнулся, и кровь тут совершенно не при чем. Солоноватая красная кровь. Черная в свете луны. С сильным волнующим запахом. Кровь, кровь, кровь…
Мусор взял в руки пакет с соком, медленно, тонкой струйкой налил сок в стакан, рассматривая как красная густая жидкость стекает по стеклянной стенке, как медленно поднимается уровень красного в стакане. Отставил в сторону пакет, взял стакан и медленно, процеживая сквозь зубы, выпил сок.
Зазвонил телефон. Мусор сполоснул стакан, поставил его в сушку и, не спеша, подошел к телефону. Спал человек, спал и не мог сразу подойти. Ночь на дворе.
– Слушаю, – сказал Мусор в трубку недовольным голосом.
Срочно вызывают. Сам подполковник Симоненко срочно разыскивает участкового старшего лейтенанта Мусоргского.
– Сейчас буду, – сказал Мусор, – через двадцать минуть.
Король
Коньяк немного помог, и стрелка часов уже не так болезненно впивалась в висок Короля. Король заметил удивленный взгляд Грека, когда приказал принести коньяк. Они не привыкли видеть, как он пьет. Король вообще старался не демонстрировать им свои слабости. А сейчас решил выпить. И не каплю коньяка в кофе, а полстакана. И наплевать, что Грек удивлен. Он и сам удивлен. У него уже очень давно не возникало желания затуманить свое сознание и притупить ясность мыслей.Над этим стоило подумать. Он всегда относился к своему мозгу как к орудию, как к инструменту. Еще на комсомольской работе, когда нужно было не отстать от остальных, и когда очень внимательно следили за этим, и не допить считалось нелояльным, Король внимательно следил за тем, чтобы мозг его работал ясно и четко.
Ритуал требовал от него пить наравне со всеми, но никто не требовал от него напиваться. И Король не напивался. Лишь один раз он был близок этому состоянию, когда получил, наконец, место первого секретаря горкома, и когда протянули ему, ничего не евшему с самого утра, стакан водки с комсомольским значком на дне, и когда выпил он этот стакан залпом – вот тогда чуть не опьянел, единственный раз в жизни. Так и не понял Король, водка или значок на дне стакана так его ударили.