Страница:
В таких местах нужно внимательно смотреть под ноги. На всякий случай. И Гаврилин внимательно смотрел за тем, куда ставил ноги, настолько внимательно, что заметил человека Грека, когда оказался над ним.
День сегодня действительно рыбный. Только хвосты у них не рубят, а мочат. В смысле – убивают.
Парень в ярко-желтой рубашке лежал на спине, неловко запрокинув голову. Сразу становилось понятно – такая гибкость шеи возможна только при сломанном позвоночнике.
Стоять. В смысле – бежать. Нужно делать ноги и как можно скорее. Если сюда опять припрется кто-нибудь оправить малую или большую нужду, то такой дуэт не сможет принести ему ничего кроме неприятностей. И выходить той же дорогой нельзя. Никак нельзя. Лучше обойти киоск с другой стороны.
Гаврилин огляделся по сторонам. Вроде бы никого. Зато теперь он точно знает о чем именно спорили быки. Тот, что поменьше уговаривал тех, что покрупнее не мочить мужика. А им очень хотелось. И охота оказалась пуще неволи.
Остается интересный вопрос – зачем собственно этой паре убивать уголовника. Ведь это он привез их в кабак, если верить Марине. И даже между собой они достигли в этом вопросе консенсуса не сразу. Поживем – увидим. Если поживем.
Гаврилин вышел на набережную и огляделся. Аккуратно, чтобы не привлекать к себе внимания. Вроде бы все спокойно. За небольшим исключением.
Даша вышла из кафе. И пока Гаврилин ходил вокруг киоска, она уже успела довольно далеко уйти в сторону лодочной станции, к пляжу. И трое ее почитателей следом за ней.
Вот так всегда бывает. В самый неподходящий момент толпа рассасывается, и наблюдатель остается одиноким, как прыщ на заднице. В результате придется идти на большом расстоянии, а Гаврилину очень не хотелось почему-то оставлять Дашу наедине с троицей надолго.
Как быть несчастному наблюдателю в такой ситуации? Почти совершенно пустая набережная и необходимость не терять из виду парней, которые только что ясно продемонстрировали, насколько они не любят слежку за собой. И голову здесь можно потерять в прямом смысле этого слова.
Гаврилин временно укрылся в тени акации, но в ближайшие секунды нужно было выбираться на открытому место. Вот английских «коммандос» во Вторую Мировую учили, что прятаться в стог сена посреди поля нельзя. Нужно стать рядом со стогом и начать сгребать сено. То есть, в этом месте преподаватель поднимал палец, замотивировать свое пребывание на открытой местности или вблизи объекта.
Прикинуться пьяным – банально и небезопасно. Еще не хватало внимания милиции. Можно начать собирать мусор. Лучше, но все равно не шедевр. Ну, нету тут стогов, нету.
И тут стог вынырнул прямо из-за плеча Гаврилина. Аппетитный такой стог лет пятнадцати от роду, немного, правда, шумный и назойливый.
– Ты куда пропал? Я тебя по всей набережной ищу! – радостно сообщила Динка, появляясь откуда-то сзади.
– Тебя жду, – ответил Гаврилин, не спуская глаз с удаляющейся Даши.
– Держи свои бабки и бутылку, – сказала Динка и заявила, – а себе я бутылочку шампанского купила. Ты не против?
– Не против, – Даша исчезла из виду, повернув к морю, и Гаврилину срочно нужно было двигаться за ней, тем более что группа сопровождения тоже направилась к морю.
– Так куда мы пойдем? – спросила Динка так, будто этот вопрос уже давно обсуждался.
– Ты давно на пляже пила шампанское? – спросил Гаврилин.
– Класс, – девчонка вцепилась в локоть Гаврилина и взмахнула зажатой в другой руке бутылкой шампанского, – а потом будем голые купаться и загорать под луной.
– Под луной, – согласился Гаврилин, – голые.
– Слушай, а ты в море трахался? – громко спросила Динка.
Очень хорошо, лучше прикрытия не придумаешь. Все совершенно понятно, курортник подцепил малолетку, или малолетка подцепила курортника, и они ищут спокойное место, чтобы обсудить проблемы взаимоотношения поколений.
Уже не видно ни Даши, ни парней. Спустились к пляжу по металлической лестнице. Старательно пропуская мимо ушей болтовню Динки, Гаврилин попытался рассмотреть что-нибудь внизу. Как же, как же, света – ни на лодочной станции, ни на пляже. Только какие-то голоса.
– Мне девки говорили, что это просто класс! Джакузи, правда, гораздо лучше, но и так… – Динка болтала не переставая, не забывая при этом массировать бицепс Гаврилина. Многообещающая девочка, только слишком болтливая.
– Ты можешь помолчать?
– Тебе не нравится трахаться в воде? Девки говорили, что некоторым мужикам не нравится.
– Если ты сможешь помолчать хотя бы пять минут, я тебя трахну в любом месте, где скажешь.
– Обещаешь?
– Клянусь, только помолчи.
Гаврилин остановился у лестницы на пляж. Идти или нет, вот в чем вопрос. Динка устроилась на парапете и молча смотрела на Гаврилина. Неужели ей так захотелось перепихнуться, что она даже готова помолчать?
Придется спускаться. И что самое обидное – бутылка из-под колы – единственное оружие. Гаврилин вспомнил труп в желтой рубашке со сломанной шеей, и ему стало зябко, не смотря на жару.
– Ты меня здесь подожди, я быстро, – сказал он Динке.
Та кивнула и показала на свой рот, а потом на часы.
Гаврилин не стал дожидаться какой еще жест изобразит нимфетка и начал осторожно спускаться по лестнице.
Сейчас же Даша просто встала с постели и, кутаясь в простынь, подошла к двери.
– Кто там?
– Санитарная проверка, – раздался из-за двери голос дежурной по этажу, и другой голос, тоже женский, но более молодой, добавил, – откройте, пожалуйста, это всего на пять минут.
– Пожалуйста, – спокойно сказала Даша и повернула ключ в замке.
– Рановато спать собралась, – с непонятной иронией сказала вошедшая первой в номер дежурная.
– Устала, – улыбнулась Даша. Она действительно чувствовала себя уставшей, но это была приятная усталость. Она чувствовала, что в ней произошли какие-то изменения, но ее это не пугало. Как не испугало то, что вошедшая вместе с дежурной женщина внимательно посмотрела в ее лицо, а потом прошла по комнате, рассматривая смятую постель и скомканную одежду.
– Устанешь при такой работе! – недовольно бросила дежурная и брезгливо отодвинула носком туфли что-то из Дашиного белья.
– Я в отпуске, – улыбнулась Даша и улыбнулась искренне. Она помнила зачем приехала в этот город, помнила, что именно они здесь делали, но это как-то отодвинулось и стало малосущественным. Она действительно чувствовала себя в отпуске, и это ее радовало. Даже не отпуск – каникулы, каникулы, которые были у нее очень давно, – у меня каникулы.
– Отпуск, каникулы – сама не знает, что у нее. Ездит кто попало к нам.
– Не нужно так волноваться, Семеновна, – вмешалась женщина, выйдя из душа, – все здесь в порядке. Вы извините, что мы вас побеспокоили, вы кажется, спали.
– Да нет, ничего, спать мне совсем не хочется.
– До свидания, – сказала женщина и вышла. Дежурная окинула Дашу презрительным взглядом и вышла из номера, громко хлопнув дверью.
Даша посидела на кровати, прислушиваясь к себе. Она оставалась прежней и одновременно стала совсем другой. Даша помнила всю свою жизнь, каждую ее минуту, помнила всех людей, которые умерли от ее руки, но это было как бы во сне, пусть в реальном до ужаса, но, тем не менее, сне.
Даша словно проснулась. Она проснулась через восемь лет, после того, как уснула, когда с ней произошло то… Но она проснулась, и тот день больше не висел над ней проклятием.
Она стала снова семнадцатилетней, она чувствовала себя семнадцатилетней, и она хотела быть семнадцатилетней. Даша просто не могла сидеть в номере и ждать, пока за ней приедут. За окном были люди, была музыка, где-то там было море и были огни, и веселье – все это звало ее. Даша не могла противиться этому зову и не хотела ему противится.
Она потеряла слишком много времени, слишком много дней прошло под страшным давлением кошмара, и теперь, когда появилась такая возможность, мозг ее торопился отбросить те страшные воспоминания. Даша снова жила, и жизнь ее пьянила.
Стены номера сжимали ее, не давали вздохнуть свободно, и Даша решила не сопротивляться своему желанию. Она приняла душ, оделась и пошла в ресторан.
– Глянь, какая сука, – сказал Локоть, когда Даша вошла в зал.
Сявка оторвался от фужера с водкой и посмотрел на вход:
– Нормально, позовем за стол?
– Крышей поехали, мудаки? – взорвался Графин, – мало вам неприятностей? Еще захотели?
– Это ты о чем? – засмеялся Сявка, – Нам сказали погулять, как следует. Вот и погуляем.
Обычно Сявка не особенно разговаривал, но события дня и водка его расшевелили, и он не собирался отказывать себе в развлечении. В принципе, на месте Даши могла быть любая другая женщина, но этим вечером Сявке нужен был кто-нибудь чистый и светлый, чтобы втоптать его в грязь. Шалавы его не устраивали.
Локоть его поддержал и тогда, когда Сявка предложил отхарить бабу, и тогда, когда они отправились за ней следом, а Графин снова запсиховал. «Они нас перемочат!» – сказал Графин в зале и Локоть сказал: « Пусть на них Пень шестачит».
Даже тогда, когда в кафе Сявка предложил избавиться от шедшего за ними от самого кабака человека Грека, Локоть согласился не задумываясь. Хуле с ними цацкаться, в натуре! И так они слишком долго терпели. Ну и болт с ними! Карась и Пень у них – их проблемы.
Водка и обида придала их мыслям определенное направление, и они не собирались с него сходить. Бедняга, наблюдавший за ними, пошел за киоск как привязанный и, увидев выражение лиц Локтя и Сявки, попытался их припугнуть, но длилось все это всего несколько секунд. Он даже крикнуть не успел. Графин просто побелел, он не ожидал такого. Он рассчитывал, что быки просто вырубят этого парня, и потом можно будет отмазаться, мол, пьяные были, не соображали.
Графин шарахнулся от трупа, потом как загипнотизированный прошел в кафе, а потом двинулся вместе с ними по пустеющей набережной за уходящей Дашей.
А Даша не видела их, не видела их взглядов, не слышала их разговоров. Она забыла, что нужно внимательно осматриваться, что нужно подозревать всякого как потенциальную угрозу. Она бездумно гуляла по набережной, сидела возле стойки бара, а потом ей захотелось пройтись в одиночестве вдоль моря, по пляжу, и она пошла к лодочной станции.
– Сейчас мы ее… – сказал Сявка и сплюнул, – только я первый, слышали?
– А мы ее сразу отдрючим, вдвоем, – хмыкнул Локоть, – в два конца, а Графин на атасе постоит.
Они спустились вслед за Дашей на пляж, Графин спускался последним и оглянулся. Со стороны набережной приближалась парочка.
– За нами кто-то прется.
– Возьми вот тут железяку, и если они сунуться – сразу по голове, – посоветовал Сявка.
– Только нам не мешай.
Графин нашарил какой-то прут возле своих ног и отступил в темноту под солнцезащитный грибок.
Двое на верху остановились. Девка что-то громко говорила, мужчина переклонился через перила. Что-то высматривает, падла.
Не нужно, только не спускайся сюда.
Графин судорожно сжал прут в руке. Не надо, хватит с него сегодня, хватит. Мужик наверху что-то сказал, и его подруга наконец замолчала.
Мужик подошел к лестнице, постоял. Потом обернулся к подруге и сказал: « Ты меня здесь подожди, я быстро!».
Графин услышал какой-то шум сзади. Оглянулся. Эти кретины, Сявка и Локоть все-таки достали бабу. Спускавшийся по ступенькам приостановился, прислушался, а потом стал спускаться быстрее. Графин еще успел рассмотреть в руках у мужика какой-то предмет и ударил прутом по темному силуэту.
Глава 11
Чувство, что события вышли из-под контроля, усиливались и приобретали вид уверенности. Раньше Королю уже приходилось сталкиваться с ситуациями, когда все, казалось, обрушилось, и никто не сможет разобраться, а тем более, вовремя отреагировать на информацию, потоком обрушивающуюся на голову. И всегда Королю удавалось найти выход и принять правильное решение, пользуясь одним простым способом.
Каким бы стремительным не был поток происходящего, Король мысленно отходил в сторону и пытался понять логику, по которому этот поток формируется. И поняв ее, действовал, уже не реагируя на новую информацию, а принимая во внимание только логику происходящего.
Это приносило пользу. Всегда. С сегодняшнего дня – почти всегда. Почти, потому, что Король не мог понять логику происходящего. И если вдруг начинало брезжить решение, происходило нечто, превращавшее логику в безумие.
И кроме этого – на плечи Короля навалился груз, истинной тяжести которого он раньше не представлял. Он знал, что многие, даже тот же самый Симоненко, относятся к нему как к преступнику и убийце. Но сам он считал, что его руки не запачканы. Он никогда до этого не убивал, и не отдавал приказ на уничтожение посторонних, не играющих в его игры, людей. До последнего дня.
Король остановился и посмотрел на Грека. Вот Грек – прирожденный убийца. Он создан для того, чтобы… Хотя – нет. Ведь Грек не расценивает свои поступки как насилие или убийства. Для него это неотъемлемая часть жизни, и он просто не может себе представить, как можно решать проблемы иначе.
Грек оценивает все происходящее достаточно просто, и основным мерилом правильности является необходимость происходящего для него, Грека, для его безопасности, для безопасности его семьи и успеха его дел. Все остальное было просто подробностями.
Грек почувствовал на себе взгляд и поднял глаза. Король поспешил отвести свои – всегда считал, что способность выдержать взгляд оппонента признак силы характера, а вот сейчас не мог даже просто принять взгляд Грека. Королю казалось, что в этих глазах он увидит насмешку и превосходство.
Греку сегодня удалось заставить Короля принять решение против воли, повинуясь силе обстоятельств. И только что еще два человека погибли из-за того, что Король принял решение искать ночью машину.
Глупость, конечно, он должен был найти этот «форд», это было нужно для того, чтобы доказать свою невиновность. Должен был найти. Он был несвободен в своем решении, он шел, подчиняясь обстоятельствам. Как и тогда, когда согласился на смерть свидетельницы и ее дочери.
Кто-то неизвестный перебил людей в кафе. Само по себе это уже было странным. Кто и зачем? Кому могло быть нужно защитить его таким образом. Если его хотели уничтожить, то для этого было достаточно не мешать Лазарю и Мастеру. Если кто-то решил помочь ему, то для этого было достаточно только предупредить.
Тот, кто отдал приказ на уничтожение Лазаря и Мастера, одновременно спасал Короля и подставлял, и Король не мог представить себе логику этого неизвестного. Но даже если отбросить все остальное, даже если попытаться забыть всех, кто пострадал уже после стрельбы в кафе, то совершенно не понятно, зачем было убивать этого Кинутого и еще двух человек.
Это вообще никак нельзя было объяснить. Вообще. Если кто-то уцелел из группы Лазаря, то почему он ждал до ночи, чтобы убить хозяина дома. Свидетели? Ерунда. Кроме того, вообще сомнительно, что кто-то из бойцов Лазаря уцелел. Пусть это было только на уровне предчувствий, но Король мог спорить на что угодно, что его звонок Калачу был для этой сволочи неожиданностью.
Дверь кабинета открылась, и вошли Качур и Селезнев. Король, не здороваясь, указал рукой на кресла, а сам вернулся за стол.
Усаживаясь в кресло, Качур окинул взглядом кабинет, и в глаза ему бросилась полупустая бутылка коньяка и бокал на столе перед Королем. Качур удивился и перевел взгляд на Селезнева. Селезнев посуду не рассматривал, он смотрел на Короля, и ему не нравился лихорадочный румянец и распущенный узел галстука мэра.
– Что случилось? – спросил Селезнев.
– Здравствуйте, – сказал Качур, – тебя что, не предупредили?
– Я не о том. Что стрельба была – это я уже слышал. Грек, там твоего, кажись, замочили?
– И Гопу, мастерового, – спокойно сказал Грек.
– И Васю Кинутого, – добавил Качур.
– Вот-вот, – удовлетворенно сказал Селезнев, – это все знают, а что еще случилось? Вы ведь не поэтому сорвали всех с мест.
– Ты что – спал? – сделал удивленное лицо Качур.
– Уснешь здесь, как же. Чуть мозгами не двинулся. Что будет дальше, да что нужно делать?
– И что придумал? – скептически спросил Качур. Его раздражала, как всегда, туповатость Селезнева. И в который раз он удивился тому, что, не смотря на эту свою туповатость в элементарных вещах, Селезнев все равно умудряется принимать правильные решения в самых сложных ситуациях. Бог дураков любит.
– А чего тут придумывать – мочить надо!
– Кого? – неожиданно спросил Король.
– А всех, чем больше – тем лучше.
– А если они нас? – уточнил Качур.
– А нас за что? – засмеялся вдруг Селезнев – анекдот вспомнил.
– Чтоб не разевали пасть на то, что откусить не сможем, – мрачно сказал Качур.
– В этом что-то есть, – сказал, немного подумав, Грек.
– Где? В том, чтобы всех замочить?
– Ну, всех, не всех, а некоторых стоит. Нужно только подумать и вспомнить, есть ли у них, – Грек небрежно махнул рукой куда-то в сторону, – терки между собой.
– Даже если есть – они все равно потом потребуют с нас, – покачал головой Качур, – иначе беспредел начнется, все друг друга мочить начнут. Должен быть порядок.
– Перебить, падл, вот и порядок будет, – решительно сказал Селезнев и поймал на себе насмешливый взгляд Качура. Твою мать, опять погорячился, Король не любит, когда в разговоре с ним выражаются. Селезнев поперхнулся и замолчал.
– Давайте по порядку, – сказал Король, – что там произошло, у этого… Кинутого?
Селезнев посмотрел на Качура, он знал, что Качур уже успел получить подробную информацию от ментов. Тот кашлянул и подвинул к себе графин с водой:
– Понять трудно. Вначале пристрелили хозяина дома, потом Серого и Гопу. Ну, этих, похоже, случайно, не вовремя пришли. В сарае во дворе нашли «форд» со стволами в багажнике. Всех троих убили выстрелами в голову. Только Серый попытался защищаться и стал стрелять. Его вначале подранили, а потом добили двумя пулями в голову. Свидетелей нет. Только в киоске неподалеку была баба. У нее Гопа и Серый покупали сигареты и брали пиво. Она ничего не видела, только слышала стрельбу, и одна пуля ей разбила стекло и бутылки в киоске. Баба в истерике и ничего толком сказать на может.
– Еще одна баба в истерике? – ехидно спросил Селезнев. Он решил напомнить о проколе Грека, на всякий случай, чтобы тот не особенно нос задирал. Селезнев почувствовал, что Король почему-то недоволен тем, как Грек разобрался со свидетельницей и решил немного побередить раны.
Понял это и Король. Он всегда знал, что его приближенные ведут, как и положено придворным, политическую борьбу, он даже иногда эту борьбу поощрял. Но не сейчас.
– Кстати, о свидетельнице. Что там?
– А там все в порядке. Машина слетела с обрыва чисто, без взрыва. До утра вряд ли кто ее заметит.
– Приятели водителя не хватятся?
– Они сейчас в кабаке, за ними приглядывает один из моих. Если что – звякнет. К утру они дозреют, и мы их поведем в больницу к убийце и там аккуратно оставим, при попытке к бегству.
– Охрана? – деловито осведомился Качур.
– Два мента, придется их убрать. Если получится – без крови. Если нет…
– Значит, до утра у нас есть время, чтобы решить где встречаться с Калачом, – подвел черту Король.
Еда обычно состоит из местного самого дешевого вина и жареных на костре мидий, выловленных в море собственноручно.
Эту категорию отдыхающих не любят ни курортники, ни местные жители, и поэтому они стараются располагаться подальше от людей и милиции.
Когда «восьмерка» вылетела с трассы и, прокатившись по откосу, остановилась у моря, три парня и две девчонки как раз ужинали сидя возле палатки, не разжигая костра, чтобы не привлечь ни чьего внимания. По кругу была пущена уже четвертая бутылка сухого вина, и мысли приобрели причудливую легкость, когда раздался грохот, скрежет и звон рассыпающегося стекла.
– Кто-то как бы долбанулся, – оглянувшись, задумчиво сказал тот из парней, который считался старшим и поэтому имел право трахать обеих девчонок вне очереди.
– Сейчас как рванет! – восхищенно сказал младший из ребят.
– Или не рванет, – меланхолически заметил третий.
– Ну, долбанулся и долбанулся, – сказала одна из девушек.
– Так прямо возле нас упала машина, – с трудом сказала вторая.
– Может, глянем, как бы, – предложил младший.
– Хочешь кому-нибудь жизнь спасти? – осведомился старший, продолжая лениво тискать сидящую рядом подругу.
– А все равно делать нечего.
– Ну, сходи, возьми фонарик только.
Младший не торопясь встал, нашарил в палатке фонарик, попробовал горит или нет, а потом двинулся к замершим обломкам.
За ним двинулись и остальные.
Луч фонарика прыгал по камням, по смятому кузову, потом остановился на женском теле, прижатом машиной к камням.
– У нее здорово должны болеть ноги, – сказал младший, рассматривая окровавленное тело.
– И голова, – сказала одна из девушек.
– А у водилы как бы всю грудную клетку помяло, – приглядевшись, сказал младший.
– Сам виноват, не умеешь – не садись за баранку.
– Точно. Тут живых нет?
– Хочешь заглянуть во внутрь? Пульс послушать?
– Ломает…
Компания вернулась к палатке и села на свои места.
– Ну и что будем делать?
– Давайте пойдем купаться, – предложила девушка.
– С машиной что будем делать?
– Пусть лежит, может, кто утром заметит.
Опустела последняя бутылка вина. Младший сидел на корточках, подпрыгивая на месте и постоянно оглядываясь на разбитую машину.
– Давайте, я как бы поднимусь на дорогу и кого-нибудь тормозну, пусть свистков вызовут.
Старший помолчал, посмотрел на младшего, потом на второго парня, который с рассеянным видом стягивал с подруги шорты. Подруга ему не мешала, но и не помогала. Старший перевел взгляд на свою подругу, которая уже раздевалась для купания под луной.
– Ладно, – сказал он, – сходи на дорогу.
Младшему повезло. Причем, повезло несколько раз подряд. Вначале ему удалось подняться до самой дороги, не сорвавшись вниз. Потом он увидел приближающуюся машину и пошел навстречу фарам. Тут ему повезло во второй раз, и водитель успел затормозить прямо перед ним.
Водитель, не обращая внимания на попытки своей жены остановить его, вылез из машины, но тут младшему повезло в третий раз.
Он успел вовремя выпалить фразу:
– Там тачка с обрыва гробанулась. С людьми.
Водитель спустился к разбитой машине, присветил себе фонариком, тихо выругался и полез назад, на дорогу. Через двадцать минут он приехал в город и, решив не влазить в это дело лично, позвонил в милицию из телефона-автомата.
Дежурный связался с управлением автоинспекции и передал им информацию. Гаишники через полчаса нашли место катастрофы, осмотрели машину, на всякий случай согнали дикарей в кучку возле палатки, предварительно заставив одеться, и сообщили о результатах дежурному.
Еще через полчаса информация о том, что найдено тела Азалии Семеновны Амосовой, ее дочери и неизвестного лет двадцати попала к подполковнику Симоненко.
Симоненко все еще находился возле дома Кинутого. Ждал, пока привезут его жену, которая, по словам соседки, поехала ночевать к матери в Уютное. Симоненко уже переговорил, насколько это было возможно, с перепуганной Нинкой, выслушал предварительные доклады от следователя и эксперта и теперь сидел на скамейке. Он уже поговорил с Королем по телефону и не смог в разговоре удержаться от иронии. Или не иронии, может, думал Симоненко, надоело ему молча ждать, пока сам Король или начальство дадут ему ценные указания. И еще он знал, что эти трое – не последние, кто умрет в ближайшие дни.
День сегодня действительно рыбный. Только хвосты у них не рубят, а мочат. В смысле – убивают.
Парень в ярко-желтой рубашке лежал на спине, неловко запрокинув голову. Сразу становилось понятно – такая гибкость шеи возможна только при сломанном позвоночнике.
Стоять. В смысле – бежать. Нужно делать ноги и как можно скорее. Если сюда опять припрется кто-нибудь оправить малую или большую нужду, то такой дуэт не сможет принести ему ничего кроме неприятностей. И выходить той же дорогой нельзя. Никак нельзя. Лучше обойти киоск с другой стороны.
Гаврилин огляделся по сторонам. Вроде бы никого. Зато теперь он точно знает о чем именно спорили быки. Тот, что поменьше уговаривал тех, что покрупнее не мочить мужика. А им очень хотелось. И охота оказалась пуще неволи.
Остается интересный вопрос – зачем собственно этой паре убивать уголовника. Ведь это он привез их в кабак, если верить Марине. И даже между собой они достигли в этом вопросе консенсуса не сразу. Поживем – увидим. Если поживем.
Гаврилин вышел на набережную и огляделся. Аккуратно, чтобы не привлекать к себе внимания. Вроде бы все спокойно. За небольшим исключением.
Даша вышла из кафе. И пока Гаврилин ходил вокруг киоска, она уже успела довольно далеко уйти в сторону лодочной станции, к пляжу. И трое ее почитателей следом за ней.
Вот так всегда бывает. В самый неподходящий момент толпа рассасывается, и наблюдатель остается одиноким, как прыщ на заднице. В результате придется идти на большом расстоянии, а Гаврилину очень не хотелось почему-то оставлять Дашу наедине с троицей надолго.
Как быть несчастному наблюдателю в такой ситуации? Почти совершенно пустая набережная и необходимость не терять из виду парней, которые только что ясно продемонстрировали, насколько они не любят слежку за собой. И голову здесь можно потерять в прямом смысле этого слова.
Гаврилин временно укрылся в тени акации, но в ближайшие секунды нужно было выбираться на открытому место. Вот английских «коммандос» во Вторую Мировую учили, что прятаться в стог сена посреди поля нельзя. Нужно стать рядом со стогом и начать сгребать сено. То есть, в этом месте преподаватель поднимал палец, замотивировать свое пребывание на открытой местности или вблизи объекта.
Прикинуться пьяным – банально и небезопасно. Еще не хватало внимания милиции. Можно начать собирать мусор. Лучше, но все равно не шедевр. Ну, нету тут стогов, нету.
И тут стог вынырнул прямо из-за плеча Гаврилина. Аппетитный такой стог лет пятнадцати от роду, немного, правда, шумный и назойливый.
– Ты куда пропал? Я тебя по всей набережной ищу! – радостно сообщила Динка, появляясь откуда-то сзади.
– Тебя жду, – ответил Гаврилин, не спуская глаз с удаляющейся Даши.
– Держи свои бабки и бутылку, – сказала Динка и заявила, – а себе я бутылочку шампанского купила. Ты не против?
– Не против, – Даша исчезла из виду, повернув к морю, и Гаврилину срочно нужно было двигаться за ней, тем более что группа сопровождения тоже направилась к морю.
– Так куда мы пойдем? – спросила Динка так, будто этот вопрос уже давно обсуждался.
– Ты давно на пляже пила шампанское? – спросил Гаврилин.
– Класс, – девчонка вцепилась в локоть Гаврилина и взмахнула зажатой в другой руке бутылкой шампанского, – а потом будем голые купаться и загорать под луной.
– Под луной, – согласился Гаврилин, – голые.
– Слушай, а ты в море трахался? – громко спросила Динка.
Очень хорошо, лучше прикрытия не придумаешь. Все совершенно понятно, курортник подцепил малолетку, или малолетка подцепила курортника, и они ищут спокойное место, чтобы обсудить проблемы взаимоотношения поколений.
Уже не видно ни Даши, ни парней. Спустились к пляжу по металлической лестнице. Старательно пропуская мимо ушей болтовню Динки, Гаврилин попытался рассмотреть что-нибудь внизу. Как же, как же, света – ни на лодочной станции, ни на пляже. Только какие-то голоса.
– Мне девки говорили, что это просто класс! Джакузи, правда, гораздо лучше, но и так… – Динка болтала не переставая, не забывая при этом массировать бицепс Гаврилина. Многообещающая девочка, только слишком болтливая.
– Ты можешь помолчать?
– Тебе не нравится трахаться в воде? Девки говорили, что некоторым мужикам не нравится.
– Если ты сможешь помолчать хотя бы пять минут, я тебя трахну в любом месте, где скажешь.
– Обещаешь?
– Клянусь, только помолчи.
Гаврилин остановился у лестницы на пляж. Идти или нет, вот в чем вопрос. Динка устроилась на парапете и молча смотрела на Гаврилина. Неужели ей так захотелось перепихнуться, что она даже готова помолчать?
Придется спускаться. И что самое обидное – бутылка из-под колы – единственное оружие. Гаврилин вспомнил труп в желтой рубашке со сломанной шеей, и ему стало зябко, не смотря на жару.
– Ты меня здесь подожди, я быстро, – сказал он Динке.
Та кивнула и показала на свой рот, а потом на часы.
Гаврилин не стал дожидаться какой еще жест изобразит нимфетка и начал осторожно спускаться по лестнице.
Суета
Даша спала бы до самого приезда Володи, если бы сразу после ухода Палача в дверь не постучали. Еще утром это заставило бы Дашу напрячься и на всякий случай подготовиться к неожиданностям. Еще утром.Сейчас же Даша просто встала с постели и, кутаясь в простынь, подошла к двери.
– Кто там?
– Санитарная проверка, – раздался из-за двери голос дежурной по этажу, и другой голос, тоже женский, но более молодой, добавил, – откройте, пожалуйста, это всего на пять минут.
– Пожалуйста, – спокойно сказала Даша и повернула ключ в замке.
– Рановато спать собралась, – с непонятной иронией сказала вошедшая первой в номер дежурная.
– Устала, – улыбнулась Даша. Она действительно чувствовала себя уставшей, но это была приятная усталость. Она чувствовала, что в ней произошли какие-то изменения, но ее это не пугало. Как не испугало то, что вошедшая вместе с дежурной женщина внимательно посмотрела в ее лицо, а потом прошла по комнате, рассматривая смятую постель и скомканную одежду.
– Устанешь при такой работе! – недовольно бросила дежурная и брезгливо отодвинула носком туфли что-то из Дашиного белья.
– Я в отпуске, – улыбнулась Даша и улыбнулась искренне. Она помнила зачем приехала в этот город, помнила, что именно они здесь делали, но это как-то отодвинулось и стало малосущественным. Она действительно чувствовала себя в отпуске, и это ее радовало. Даже не отпуск – каникулы, каникулы, которые были у нее очень давно, – у меня каникулы.
– Отпуск, каникулы – сама не знает, что у нее. Ездит кто попало к нам.
– Не нужно так волноваться, Семеновна, – вмешалась женщина, выйдя из душа, – все здесь в порядке. Вы извините, что мы вас побеспокоили, вы кажется, спали.
– Да нет, ничего, спать мне совсем не хочется.
– До свидания, – сказала женщина и вышла. Дежурная окинула Дашу презрительным взглядом и вышла из номера, громко хлопнув дверью.
Даша посидела на кровати, прислушиваясь к себе. Она оставалась прежней и одновременно стала совсем другой. Даша помнила всю свою жизнь, каждую ее минуту, помнила всех людей, которые умерли от ее руки, но это было как бы во сне, пусть в реальном до ужаса, но, тем не менее, сне.
Даша словно проснулась. Она проснулась через восемь лет, после того, как уснула, когда с ней произошло то… Но она проснулась, и тот день больше не висел над ней проклятием.
Она стала снова семнадцатилетней, она чувствовала себя семнадцатилетней, и она хотела быть семнадцатилетней. Даша просто не могла сидеть в номере и ждать, пока за ней приедут. За окном были люди, была музыка, где-то там было море и были огни, и веселье – все это звало ее. Даша не могла противиться этому зову и не хотела ему противится.
Она потеряла слишком много времени, слишком много дней прошло под страшным давлением кошмара, и теперь, когда появилась такая возможность, мозг ее торопился отбросить те страшные воспоминания. Даша снова жила, и жизнь ее пьянила.
Стены номера сжимали ее, не давали вздохнуть свободно, и Даша решила не сопротивляться своему желанию. Она приняла душ, оделась и пошла в ресторан.
– Глянь, какая сука, – сказал Локоть, когда Даша вошла в зал.
Сявка оторвался от фужера с водкой и посмотрел на вход:
– Нормально, позовем за стол?
– Крышей поехали, мудаки? – взорвался Графин, – мало вам неприятностей? Еще захотели?
– Это ты о чем? – засмеялся Сявка, – Нам сказали погулять, как следует. Вот и погуляем.
Обычно Сявка не особенно разговаривал, но события дня и водка его расшевелили, и он не собирался отказывать себе в развлечении. В принципе, на месте Даши могла быть любая другая женщина, но этим вечером Сявке нужен был кто-нибудь чистый и светлый, чтобы втоптать его в грязь. Шалавы его не устраивали.
Локоть его поддержал и тогда, когда Сявка предложил отхарить бабу, и тогда, когда они отправились за ней следом, а Графин снова запсиховал. «Они нас перемочат!» – сказал Графин в зале и Локоть сказал: « Пусть на них Пень шестачит».
Даже тогда, когда в кафе Сявка предложил избавиться от шедшего за ними от самого кабака человека Грека, Локоть согласился не задумываясь. Хуле с ними цацкаться, в натуре! И так они слишком долго терпели. Ну и болт с ними! Карась и Пень у них – их проблемы.
Водка и обида придала их мыслям определенное направление, и они не собирались с него сходить. Бедняга, наблюдавший за ними, пошел за киоск как привязанный и, увидев выражение лиц Локтя и Сявки, попытался их припугнуть, но длилось все это всего несколько секунд. Он даже крикнуть не успел. Графин просто побелел, он не ожидал такого. Он рассчитывал, что быки просто вырубят этого парня, и потом можно будет отмазаться, мол, пьяные были, не соображали.
Графин шарахнулся от трупа, потом как загипнотизированный прошел в кафе, а потом двинулся вместе с ними по пустеющей набережной за уходящей Дашей.
А Даша не видела их, не видела их взглядов, не слышала их разговоров. Она забыла, что нужно внимательно осматриваться, что нужно подозревать всякого как потенциальную угрозу. Она бездумно гуляла по набережной, сидела возле стойки бара, а потом ей захотелось пройтись в одиночестве вдоль моря, по пляжу, и она пошла к лодочной станции.
– Сейчас мы ее… – сказал Сявка и сплюнул, – только я первый, слышали?
– А мы ее сразу отдрючим, вдвоем, – хмыкнул Локоть, – в два конца, а Графин на атасе постоит.
Они спустились вслед за Дашей на пляж, Графин спускался последним и оглянулся. Со стороны набережной приближалась парочка.
– За нами кто-то прется.
– Возьми вот тут железяку, и если они сунуться – сразу по голове, – посоветовал Сявка.
– Только нам не мешай.
Графин нашарил какой-то прут возле своих ног и отступил в темноту под солнцезащитный грибок.
Двое на верху остановились. Девка что-то громко говорила, мужчина переклонился через перила. Что-то высматривает, падла.
Не нужно, только не спускайся сюда.
Графин судорожно сжал прут в руке. Не надо, хватит с него сегодня, хватит. Мужик наверху что-то сказал, и его подруга наконец замолчала.
Мужик подошел к лестнице, постоял. Потом обернулся к подруге и сказал: « Ты меня здесь подожди, я быстро!».
Графин услышал какой-то шум сзади. Оглянулся. Эти кретины, Сявка и Локоть все-таки достали бабу. Спускавшийся по ступенькам приостановился, прислушался, а потом стал спускаться быстрее. Графин еще успел рассмотреть в руках у мужика какой-то предмет и ударил прутом по темному силуэту.
Глава 11
Король
Пока Грек вызванивал Качура и Селезнева, пока получал от своих людей информацию, Король размеренно ходил по кабинету, заложив руки за голову, и думал.Чувство, что события вышли из-под контроля, усиливались и приобретали вид уверенности. Раньше Королю уже приходилось сталкиваться с ситуациями, когда все, казалось, обрушилось, и никто не сможет разобраться, а тем более, вовремя отреагировать на информацию, потоком обрушивающуюся на голову. И всегда Королю удавалось найти выход и принять правильное решение, пользуясь одним простым способом.
Каким бы стремительным не был поток происходящего, Король мысленно отходил в сторону и пытался понять логику, по которому этот поток формируется. И поняв ее, действовал, уже не реагируя на новую информацию, а принимая во внимание только логику происходящего.
Это приносило пользу. Всегда. С сегодняшнего дня – почти всегда. Почти, потому, что Король не мог понять логику происходящего. И если вдруг начинало брезжить решение, происходило нечто, превращавшее логику в безумие.
И кроме этого – на плечи Короля навалился груз, истинной тяжести которого он раньше не представлял. Он знал, что многие, даже тот же самый Симоненко, относятся к нему как к преступнику и убийце. Но сам он считал, что его руки не запачканы. Он никогда до этого не убивал, и не отдавал приказ на уничтожение посторонних, не играющих в его игры, людей. До последнего дня.
Король остановился и посмотрел на Грека. Вот Грек – прирожденный убийца. Он создан для того, чтобы… Хотя – нет. Ведь Грек не расценивает свои поступки как насилие или убийства. Для него это неотъемлемая часть жизни, и он просто не может себе представить, как можно решать проблемы иначе.
Грек оценивает все происходящее достаточно просто, и основным мерилом правильности является необходимость происходящего для него, Грека, для его безопасности, для безопасности его семьи и успеха его дел. Все остальное было просто подробностями.
Грек почувствовал на себе взгляд и поднял глаза. Король поспешил отвести свои – всегда считал, что способность выдержать взгляд оппонента признак силы характера, а вот сейчас не мог даже просто принять взгляд Грека. Королю казалось, что в этих глазах он увидит насмешку и превосходство.
Греку сегодня удалось заставить Короля принять решение против воли, повинуясь силе обстоятельств. И только что еще два человека погибли из-за того, что Король принял решение искать ночью машину.
Глупость, конечно, он должен был найти этот «форд», это было нужно для того, чтобы доказать свою невиновность. Должен был найти. Он был несвободен в своем решении, он шел, подчиняясь обстоятельствам. Как и тогда, когда согласился на смерть свидетельницы и ее дочери.
Кто-то неизвестный перебил людей в кафе. Само по себе это уже было странным. Кто и зачем? Кому могло быть нужно защитить его таким образом. Если его хотели уничтожить, то для этого было достаточно не мешать Лазарю и Мастеру. Если кто-то решил помочь ему, то для этого было достаточно только предупредить.
Тот, кто отдал приказ на уничтожение Лазаря и Мастера, одновременно спасал Короля и подставлял, и Король не мог представить себе логику этого неизвестного. Но даже если отбросить все остальное, даже если попытаться забыть всех, кто пострадал уже после стрельбы в кафе, то совершенно не понятно, зачем было убивать этого Кинутого и еще двух человек.
Это вообще никак нельзя было объяснить. Вообще. Если кто-то уцелел из группы Лазаря, то почему он ждал до ночи, чтобы убить хозяина дома. Свидетели? Ерунда. Кроме того, вообще сомнительно, что кто-то из бойцов Лазаря уцелел. Пусть это было только на уровне предчувствий, но Король мог спорить на что угодно, что его звонок Калачу был для этой сволочи неожиданностью.
Дверь кабинета открылась, и вошли Качур и Селезнев. Король, не здороваясь, указал рукой на кресла, а сам вернулся за стол.
Усаживаясь в кресло, Качур окинул взглядом кабинет, и в глаза ему бросилась полупустая бутылка коньяка и бокал на столе перед Королем. Качур удивился и перевел взгляд на Селезнева. Селезнев посуду не рассматривал, он смотрел на Короля, и ему не нравился лихорадочный румянец и распущенный узел галстука мэра.
– Что случилось? – спросил Селезнев.
– Здравствуйте, – сказал Качур, – тебя что, не предупредили?
– Я не о том. Что стрельба была – это я уже слышал. Грек, там твоего, кажись, замочили?
– И Гопу, мастерового, – спокойно сказал Грек.
– И Васю Кинутого, – добавил Качур.
– Вот-вот, – удовлетворенно сказал Селезнев, – это все знают, а что еще случилось? Вы ведь не поэтому сорвали всех с мест.
– Ты что – спал? – сделал удивленное лицо Качур.
– Уснешь здесь, как же. Чуть мозгами не двинулся. Что будет дальше, да что нужно делать?
– И что придумал? – скептически спросил Качур. Его раздражала, как всегда, туповатость Селезнева. И в который раз он удивился тому, что, не смотря на эту свою туповатость в элементарных вещах, Селезнев все равно умудряется принимать правильные решения в самых сложных ситуациях. Бог дураков любит.
– А чего тут придумывать – мочить надо!
– Кого? – неожиданно спросил Король.
– А всех, чем больше – тем лучше.
– А если они нас? – уточнил Качур.
– А нас за что? – засмеялся вдруг Селезнев – анекдот вспомнил.
– Чтоб не разевали пасть на то, что откусить не сможем, – мрачно сказал Качур.
– В этом что-то есть, – сказал, немного подумав, Грек.
– Где? В том, чтобы всех замочить?
– Ну, всех, не всех, а некоторых стоит. Нужно только подумать и вспомнить, есть ли у них, – Грек небрежно махнул рукой куда-то в сторону, – терки между собой.
– Даже если есть – они все равно потом потребуют с нас, – покачал головой Качур, – иначе беспредел начнется, все друг друга мочить начнут. Должен быть порядок.
– Перебить, падл, вот и порядок будет, – решительно сказал Селезнев и поймал на себе насмешливый взгляд Качура. Твою мать, опять погорячился, Король не любит, когда в разговоре с ним выражаются. Селезнев поперхнулся и замолчал.
– Давайте по порядку, – сказал Король, – что там произошло, у этого… Кинутого?
Селезнев посмотрел на Качура, он знал, что Качур уже успел получить подробную информацию от ментов. Тот кашлянул и подвинул к себе графин с водой:
– Понять трудно. Вначале пристрелили хозяина дома, потом Серого и Гопу. Ну, этих, похоже, случайно, не вовремя пришли. В сарае во дворе нашли «форд» со стволами в багажнике. Всех троих убили выстрелами в голову. Только Серый попытался защищаться и стал стрелять. Его вначале подранили, а потом добили двумя пулями в голову. Свидетелей нет. Только в киоске неподалеку была баба. У нее Гопа и Серый покупали сигареты и брали пиво. Она ничего не видела, только слышала стрельбу, и одна пуля ей разбила стекло и бутылки в киоске. Баба в истерике и ничего толком сказать на может.
– Еще одна баба в истерике? – ехидно спросил Селезнев. Он решил напомнить о проколе Грека, на всякий случай, чтобы тот не особенно нос задирал. Селезнев почувствовал, что Король почему-то недоволен тем, как Грек разобрался со свидетельницей и решил немного побередить раны.
Понял это и Король. Он всегда знал, что его приближенные ведут, как и положено придворным, политическую борьбу, он даже иногда эту борьбу поощрял. Но не сейчас.
– Кстати, о свидетельнице. Что там?
– А там все в порядке. Машина слетела с обрыва чисто, без взрыва. До утра вряд ли кто ее заметит.
– Приятели водителя не хватятся?
– Они сейчас в кабаке, за ними приглядывает один из моих. Если что – звякнет. К утру они дозреют, и мы их поведем в больницу к убийце и там аккуратно оставим, при попытке к бегству.
– Охрана? – деловито осведомился Качур.
– Два мента, придется их убрать. Если получится – без крови. Если нет…
– Значит, до утра у нас есть время, чтобы решить где встречаться с Калачом, – подвел черту Король.
Суета
На любом курорте есть категория отдыхающих, живущая не повинуясь общему распорядку. Всегда найдется компания, предпочитающая развлекаться своим собственным способом. Обычно это группа молодняка в замызганной одежде, умудряющаяся выглядеть немытой даже на пляже. Интересы их, чаще всего, находятся в диапазоне от потрахаться до покурить травки, днем они спят, а к ночи приступают к активной жизни.Еда обычно состоит из местного самого дешевого вина и жареных на костре мидий, выловленных в море собственноручно.
Эту категорию отдыхающих не любят ни курортники, ни местные жители, и поэтому они стараются располагаться подальше от людей и милиции.
Когда «восьмерка» вылетела с трассы и, прокатившись по откосу, остановилась у моря, три парня и две девчонки как раз ужинали сидя возле палатки, не разжигая костра, чтобы не привлечь ни чьего внимания. По кругу была пущена уже четвертая бутылка сухого вина, и мысли приобрели причудливую легкость, когда раздался грохот, скрежет и звон рассыпающегося стекла.
– Кто-то как бы долбанулся, – оглянувшись, задумчиво сказал тот из парней, который считался старшим и поэтому имел право трахать обеих девчонок вне очереди.
– Сейчас как рванет! – восхищенно сказал младший из ребят.
– Или не рванет, – меланхолически заметил третий.
– Ну, долбанулся и долбанулся, – сказала одна из девушек.
– Так прямо возле нас упала машина, – с трудом сказала вторая.
– Может, глянем, как бы, – предложил младший.
– Хочешь кому-нибудь жизнь спасти? – осведомился старший, продолжая лениво тискать сидящую рядом подругу.
– А все равно делать нечего.
– Ну, сходи, возьми фонарик только.
Младший не торопясь встал, нашарил в палатке фонарик, попробовал горит или нет, а потом двинулся к замершим обломкам.
За ним двинулись и остальные.
Луч фонарика прыгал по камням, по смятому кузову, потом остановился на женском теле, прижатом машиной к камням.
– У нее здорово должны болеть ноги, – сказал младший, рассматривая окровавленное тело.
– И голова, – сказала одна из девушек.
– А у водилы как бы всю грудную клетку помяло, – приглядевшись, сказал младший.
– Сам виноват, не умеешь – не садись за баранку.
– Точно. Тут живых нет?
– Хочешь заглянуть во внутрь? Пульс послушать?
– Ломает…
Компания вернулась к палатке и села на свои места.
– Ну и что будем делать?
– Давайте пойдем купаться, – предложила девушка.
– С машиной что будем делать?
– Пусть лежит, может, кто утром заметит.
Опустела последняя бутылка вина. Младший сидел на корточках, подпрыгивая на месте и постоянно оглядываясь на разбитую машину.
– Давайте, я как бы поднимусь на дорогу и кого-нибудь тормозну, пусть свистков вызовут.
Старший помолчал, посмотрел на младшего, потом на второго парня, который с рассеянным видом стягивал с подруги шорты. Подруга ему не мешала, но и не помогала. Старший перевел взгляд на свою подругу, которая уже раздевалась для купания под луной.
– Ладно, – сказал он, – сходи на дорогу.
Младшему повезло. Причем, повезло несколько раз подряд. Вначале ему удалось подняться до самой дороги, не сорвавшись вниз. Потом он увидел приближающуюся машину и пошел навстречу фарам. Тут ему повезло во второй раз, и водитель успел затормозить прямо перед ним.
Водитель, не обращая внимания на попытки своей жены остановить его, вылез из машины, но тут младшему повезло в третий раз.
Он успел вовремя выпалить фразу:
– Там тачка с обрыва гробанулась. С людьми.
Водитель спустился к разбитой машине, присветил себе фонариком, тихо выругался и полез назад, на дорогу. Через двадцать минут он приехал в город и, решив не влазить в это дело лично, позвонил в милицию из телефона-автомата.
Дежурный связался с управлением автоинспекции и передал им информацию. Гаишники через полчаса нашли место катастрофы, осмотрели машину, на всякий случай согнали дикарей в кучку возле палатки, предварительно заставив одеться, и сообщили о результатах дежурному.
Еще через полчаса информация о том, что найдено тела Азалии Семеновны Амосовой, ее дочери и неизвестного лет двадцати попала к подполковнику Симоненко.
Симоненко все еще находился возле дома Кинутого. Ждал, пока привезут его жену, которая, по словам соседки, поехала ночевать к матери в Уютное. Симоненко уже переговорил, насколько это было возможно, с перепуганной Нинкой, выслушал предварительные доклады от следователя и эксперта и теперь сидел на скамейке. Он уже поговорил с Королем по телефону и не смог в разговоре удержаться от иронии. Или не иронии, может, думал Симоненко, надоело ему молча ждать, пока сам Король или начальство дадут ему ценные указания. И еще он знал, что эти трое – не последние, кто умрет в ближайшие дни.