Страница:
— Бессовестный! — на высоких нотах продолжала Кристина. — Видеть тебя не желаю! Выпусти меня! Я ухожу!
Андрей попробовал оправдаться, но Кристина не желала слушать никаких оправданий. Она распахнула дверь. Он поймал ее за руку.
— Пусти меня! Видеть тебя не хочу! Иди к своему Протасову. Пьянствуй с ним, сколько влезет! Да хоть поселись в этой дыре! — Кристина попыталась выйти. Андрей силой втянул ее обратно. Ссора принимала все более крутой оборот.
Женщина сопротивлялась отчаянно. Немалые физические затраты заставили Андрея задышать ртом. Она немедленно уловила запах спиртного. Тут-то все и началось.
— А ну-ка обожди! — прекратив борьбу, она придвинулась к Андрею, поводя носом, как охотничья собака, почуявшая дичь. Ноздри Кристины трепетали.
— Так ты еще и нажрался, — сообщила она голосом Вышинского,[65] выносящего смертный приговор. — Еще и нажрался, дерьмец…
Судя по голосу можно было предположить, что она сама не верит в подобную наглость, но Андрей не поддался на эту уловку. Опровергнуть обвинение было нечем, запах самогона не утаишь, как и шило в мешке. Оставалось либо молчать, либо идти на попятную. Бандура предпочел второе.
— Зайчик, — начал он заискивающе.
— Не смей ко мне обращаться! — ледяным тоном ответила Кристина. — И не прикасайся ко мне. Я ухожу. — Она решительно шагнула наружу. Изловчившись, Андрей поймал ее локоть.
— Не трогай меня! — взвизгнула Кристина на всю улицу. — Отцепись! Катись к своим дружкам!
— Да уймись же ты! — в свою очередь распалился Андрей. — Ну, зашел к другу. Выпили по рюмашке. Какие проблемы, детка?
— Никаких, подонок! Уже никаких. Лапы забери! Вали, нажирайся. Водку увидел, слюни потекли? Обо всем на свете позабыл? Дерьмо!
— Попридержи язык! — выкрикнул Андрей, быстро теряя над собой контроль, — попридержи свой долбаный язык!
— Что ты сказал?! — Кристина замерла, как будто получила пощечину. — Что ты сказал?
— То, что слышала!
— А ну отпусти меня, мразь! — Ее полные слез глаза сверкнули такой яростью, что он невольно отшатнулся. Но, не ослабил хватку. И тут же схлопотал затрещину. От неожиданности молодой человек отпрянул и тут же получил вторую. Андрей зарычал, вцепился ей в плечи и начал яростно трясти. Еще немного, и он бы ее, вероятно, придушил. Извернувшись, Кристина снова размахнулась, но Бандура был на чеку, перехватил ее кисть на полпути. Кристина не осталась в долгу, наградив его целым букетом оскорблений:
— Сволочь! Скотина! Ублюдина! Мразь! Кусок дерьа! Сопляк вшивый! — выкрикивала она сквозь рыдания.
В конце концов, Андрей разжал пальцы, и она практически вывалилась из машины. Вскочила и, даже не отряхнувшись, нервно засеменила прочь. Удалялась Кристина в сторону Крыма, хотя, возможно, просто об этом не думала.
— Истеричка хренова! Больная на голову! — выкрикнул Андрей ей в спину.
Поморщившись, он дотронулся до щеки. Скула пылала огнем. Поглядев в зеркало, Андрей обнаружил две угрожающего вида царапины, оставленные ее ногтями. Обе кровоточили, щека быстро наливалась краснотой.
— Харю мне разодрала, — без особой злобы, скорее озадаченно, проговорил Андрей.
— А я и не заметил… Ну надо же. И за что? Ну вот за что, спрашивается?…
Он откинулся в кресле и закурил, с удовольствием затянувшись. Кисть левой руки саднило. Бандура поднес ее к носу и нашел следы укуса.
— Вот дела. Еще и цапнула меня… Психопатка, чертова… Уколы от бешенства теперь делай…
Последняя мысль заставила его улыбнуться. Он почти успокоился, хотя руки еще дрожали.
Ссора казалась абсолютно бессмысленной. Что называется — на ровном месте. Сцена вышла безобразная, с мощным выбросом угольно-черной, разрушительной энергии с обоих сторон. Как будто взорвалось что-то. Снаряд с фекалиями, например. Андрей поискал глазами Кристину. Ее фигурка успела превратиться в совсем маленькое пятнышко, еле различимое далеко впереди. В том месте, где трасса ныряла за горизонт.
Андрей нерешительно огляделся. Возвращаться в прокуренную халупу Протасова ему не хотелось. Следовало что-то предпринимать. Пока Андрей перебирал в уме возможные варианты действий, Кристина скрылась из виду.
— А пойло и вправду дрянь, — изрек Андрей, барабаня по клавише регулировки кондиционера. Потом, сплюнув, опустил до упора стекла. — Как такое дерьмо вообще употреблять можно? Натуральные помои, бляха-муха!
«Текила», — важно сказал внутренний голос.
«А «Текила » и есть дерьмо.
В салон хлынул свежий воздух, напоенный запахами прелого сена и высушенной за день, мечтающей о дожде почвы. Солнце давно прошло зенит, больше не палило, только грело. Вечер обещал быть погожим и теплым. Таким, когда совсем не хочется ссориться. Андрей остался один. Прикосновения легкого ветерка казались ласковыми, но не утешали.
Сжав зубы, Бандура воткнул передачу и в минуту нагнал Кристину. Она шагала вдоль обочины с исступленностью чемпиона по спортивной ходьбе, намеревающегося поставить очередной рекорд. Глаза смотрели вперед. Лицо было не выразительнее, чем у зомби.
— Кристина, — примирительно начал Андрей, придав голосу самые нежные интонации, на какие только был способен. — Золотце? Садись в машину.
Кристина и ухом не повела.
— Кристина?!
Ноль внимания.
— Любовь моя!.. Садись, а?.. Золото мое. Поехали… Мне еще пятьдесят уколов от бешенства где-то сделать надо…
Женщина шагала себе, неумолимая, словно ожившая статуя Кали в запомнившемся с детства «Золотом путешествии Синдбада».[66] Смачно плюнув, Андрей нажал на акселератор и, обдав Кристину облаком выхлопных газов, понесся вперед.
За первым поворотом Андрей с визгом остановил «Ягуар».
«Машина в чем виновата? — спросил Бандуру язвительный внутренний голос. — Колеса тебе чего сделали?»
Молодой человек приготовился ждать.
— Ох, эти женщины, — проговорил Андрей, обращаясь к рулевому колесу, — и с ними невозможно, и без них — никак.
Минут через пять Кристина объявилась в зеркале заднего вида, постепенно увеличилась в нем и невозмутимо проплыла мимо.
— Кристина! — позвал Андрей, однако, похоже, не был услышан.
Теперь она удалялась, предоставив ему возможность любоваться колыханием своих обтянутых котоном ягодиц. Зрелище было приятным, хоть совсем не успокаивало.
— Ну, что за глупость?! — спросил Андрей у самого себя.
Не дождавшись вразумительного ответа, он вновь двинул машину и вскоре опять ехал рядом.
— Кристя?..
— Пошел к черту!
«Это уже прогресс, — с оптимизмом подумал Андрей. — Заговорила»
— Кристина…
Она прибавила шагу. Андрей попробовал мысленно заменить Кристину кем-то из своих друзей. Валерой Протасовым, например. Представившаяся ему картина была потрясающей и невероятной. Спрятав невольную улыбку подальше, он легонечко надавил на педаль и вновь поравнялся с женщиной.
— Кристина, — позвал он голосом, полным горького раскаяния. — Извини меня. Прости. Честное слово, я не хотел, чтобы так вышло. Признаю свою вину. Целиком и полностью.
Кристина хмуро шлепала по дороге. Теперь она глядела себе под ноги.
— Нам нельзя терять времени, — продолжал Андрей. — Я ведь Эдика с пулей в груди оставил. Если он не в могиле, то между небом и землей, это точно… Поехали… пожалуйста.
Что-то неуловимо изменилось, Кристина молча нырнула в салон.
— Спасибо, — сказал Андрей.
Она ничего не ответила. «Ягуар» понесся по дороге. Через полчаса Андрей свернул в лесопосадку, заглушил двигатель и притянул женщину к себе. Она упиралась лишь мгновение. Потом джинсы полетели под ноги, кофточка оказалась на шее. Оба тяжело задышали. В салоне не было произнесено ни слова.
— Ты вроде бы куда-то спешил? — игриво обронила Кристина.
— Ага, — энергично закивал Андрей. — Первым делом — от бешенства колоться. Может, успею, если подфартит.
Кристина фыркнула.
— Ничего смешного, — сказал Андрей, напустив в голос трагических нот, — с водобоязнью не шутят. Только на своевременные инъекции и уповаю.
— А на потенции они не скажутся? — поинтересовалась Кристина томно.
— Такие исследования не проводились, — ответил Андрей печально. — Может, и да…
— Мы проведем, — пообещала она, устроив ладонь у него на колене.
— Если никуда не врежемся, — отозвался Бандура, наблюдая за ее пальцами, перебирающимися все выше.
— Знаешь? — сказал Андрей немного погодя, — А меня в детстве бешенством здорово напугали.
— Чувствуется…
— Нет, без шуток.
Кристина посерьезнела.
— Ты видел сбесившееся животное?
— Слава Богу, нет. Мама книжку прочитала.
Кристина прыснула.
— Ну-ну. Славная женщина.
— Она не хотела меня пугать, — заступился за маму Андрей. — Просто так вышло. Она мне читала каждый вечер. Сказки. Братьев Гримм, Андерсена.[67] «Незнайку на луне» Носова, про «Тома Сойера» и еще какого-то там Тома, который жил в хижине.[68] Потом еще была книга. Старая такая, в голубой, обтрепанной обложке, «Легенды материков и океанов». Я всего не вспомню… А та книга называлась «Нечто или некто», кажется. Как-то так примерно. Замечательная детская книга, о вирусах и людях, которые с ними боролись. Чего ты смеешься?..
— Да не смеюсь я.
— Книга была чудесная. Толковая, понимаешь? Интересная. Вот. И глава про бешенство там была… И про Пастера, придумавшего против него вакцину.[69] Ты вот знаешь, что в Париже есть памятник, установленный мальчику, первым спасенному Пастером?
— Не знаю.
— Ну вот. Хорошая книга. А меня — напугала, — Андрей смущенно улыбнулся, припомнив огромную безмолвную собаку, долгое время преследовавшую его во снах. Хвост собаки был опущен, загнутые кверху клыки обнажились в ужасном оскале, из пасти текла слюна. Собака часто дышала ему в затылок, глядела на него безумными глазами-медяками изо всех темных углов, и отступила, только когда Андрюше исполнилось лет семь-восемь.
— Бедненький…
— Смех смехом… — а мне ночью сходить пописать было большой проблемой. Страшно. И не дай Бог ногу из-под одеяла выставить. Или руку свесить с кровати. Так и ждешь, как цапнет из темноты…
— Бедненький мой мальчик…
— Разве у тебя в детстве такого не было? Мне папа частенько на ночь одеяло под ноги подтыкал. А тебе?
На лицо Кристины наползла тень. Оно сразу померкло. Улыбка куда-то запропастилась.
— Ты чего?..
— Ничего, — сухо ответила Кристина.
«Ягуар» без проблем въехал в Крым и покатил степными просторами полуострова. На этот раз обошлось без приключений и неприятных сюрпризов.
— Я что-то не то сказал? — Бандура с тревогой посмотрел на Кристину.
— Все нормально, Андрюша…
Но Андрей видел, что дело обстоит не так.
— Твой отец жив? — спросила Кристина, потянувшись за своей сумочкой.
— Да, — ответил Бандура, неожиданно подумав, что пока вот кивает в ответ, а придет время — будет отрицательно мотать головой. От этой мысли ему стало не по себе. И сигареты сразу вспомнились, что никак не собрался отослать, и что даже телеграмму не удосужился отправить.
— Жив, слава Богу, — повторил Андрей, пообещав себе, что вот вернется, и вышлет, наконец, бате сигареты. Отправит телеграмму или напишет письмо. — А мама умерла. Три года назад. Отец пчеловодством занимается. Как в отставку вышел, в дедовский дом перебрался. В Дубечках. Меду у нас…
— А я про своего много лет не слышала… — медленно начала Кристина. — Живой он, или нет, не знаю. Надеюсь, сгинул навеки.
Андрей невольно разинул рот.
— Он был учителем музыки, — монотонно продолжала Кристина. — Помню, у нас в доме стояло пианино. Очень давно.
Кристина затянулась и выпустила дым в потолок. Андрей, не одобрявший женского курения в принципе, на сей раз предпочел за лучшее промолчать.
— Добрейший был человек. Обаятельный. Музицировал дома. Иногда. Это я смутно припоминаю. Отец за пианино, мама рядышком, с локотком на крышке.
— Все это бывало тогда, когда ему случалось не пить. То есть — крайне редко. Зато, когда он напивался… — Кристина помрачнела, заново переживая свои детские горести. — А как напивался, Андрюша, то что-то в голове у него замыкалось, наверное… Лупил нас с мамой смертным боем. Мама моя была тихоней, и он, гад, что хотел, то и делал. Я бы его, на ее месте, в первую же ночь колготками удавила.
— А она, — продолжала Кристина, — вместо этого, по утрам себе и мне синяки пудрила, чтобы никто пальцем на улице не тыкал. Но все знали. Понимаешь, люди все равно все знали. Помалкивали просто. Кому какое дело до чужого горя?.. Правда, участковый приходил пару раз. Пожурил его. Нельзя, мол, так. В общем, напугал, задницу пальцем. А он, понимаешь, когда трезвым был — прямо рафинированный интеллигент из чеховского «Вишневого сада». Представить нельзя, во что после первой же рюмашки превращается.
Андрей молча вел машину. Кристина продолжала рассказ.
— Бывало, мы с мамой убегали в поле. Жили-то в селе. Прятались во ржи, пока он за нами с топором гонялся. — Кристина вздрогнула, на глаза навернулись слезы. — А однажды мамы не было дома, она уехала к тетке, в соседнее село. Я как раз вернулась из школы. Как сейчас помню: белый передник, розовые банты. И пионерский галстук на шее — куда же без галстука? Он был дома, еще пьянее обычного. Я хотела убежать, но он… он… когда был пьян, в него точно сила какая-то вселялась… злая сила… — Кристина запнулась и всхлипнула, заставив сердце Андрея болезненно сжаться. Он попытался привлечь ее к себе, Кристина резко высвободилась.
— Я никому ни слова не сказала. Даже маме… Она, правда, и так все поняла… Да, она поняла… — чужим голосом повторила Кристина. — Мама взяла меня за плечи, тряхнула так, что я прикусила язык, и пообещала…
— Что?
— Сболтни хоть слово… Только ляпни кому… — сказала мне мать. — Хотя бы заикнись. И никого у тебя не будет. Ни матери, ни отца. Пойдешь сиротой в детский дом… В приют.
— Она трясла меня за плечи и вопила прямо мне в лицо. Я еще больше испугалась, если такое было возможно. Сейчас я думаю, что детский дом, пожалуй, был бы для меня тогда не худшим местом…
Андрей подумал что-то сказать, но не подобрал слов.
«Ягуар» между тем проехал Воинку.
— Потом его все-таки посадили. Не за меня… Совсем за другое. Когда он сел в тюрьму, мы изменили фамилию. И переехали, бросив дом и участок. Лишь бы он нас не нашел. Больше я его не видела. Когда мне стукнуло семнадцать, я подалась в город, ученицей, на швейную фабрику. Там мы с Анькой и познакомились…
— Не знаю, жив он, или помер, но искренне желаю, чтобы подох.
— А мама?
— Она живет в селе, — холодно сказала Кристина. — В Полтавской области. Дом, сад, хозяйство. Я к ней не езжу. И не тянет… И она не зовет.
Глава 12 ЖЕНИТЬБА АРМЕЙЦА
Андрей попробовал оправдаться, но Кристина не желала слушать никаких оправданий. Она распахнула дверь. Он поймал ее за руку.
— Пусти меня! Видеть тебя не хочу! Иди к своему Протасову. Пьянствуй с ним, сколько влезет! Да хоть поселись в этой дыре! — Кристина попыталась выйти. Андрей силой втянул ее обратно. Ссора принимала все более крутой оборот.
Женщина сопротивлялась отчаянно. Немалые физические затраты заставили Андрея задышать ртом. Она немедленно уловила запах спиртного. Тут-то все и началось.
— А ну-ка обожди! — прекратив борьбу, она придвинулась к Андрею, поводя носом, как охотничья собака, почуявшая дичь. Ноздри Кристины трепетали.
— Так ты еще и нажрался, — сообщила она голосом Вышинского,[65] выносящего смертный приговор. — Еще и нажрался, дерьмец…
Судя по голосу можно было предположить, что она сама не верит в подобную наглость, но Андрей не поддался на эту уловку. Опровергнуть обвинение было нечем, запах самогона не утаишь, как и шило в мешке. Оставалось либо молчать, либо идти на попятную. Бандура предпочел второе.
— Зайчик, — начал он заискивающе.
— Не смей ко мне обращаться! — ледяным тоном ответила Кристина. — И не прикасайся ко мне. Я ухожу. — Она решительно шагнула наружу. Изловчившись, Андрей поймал ее локоть.
— Не трогай меня! — взвизгнула Кристина на всю улицу. — Отцепись! Катись к своим дружкам!
— Да уймись же ты! — в свою очередь распалился Андрей. — Ну, зашел к другу. Выпили по рюмашке. Какие проблемы, детка?
— Никаких, подонок! Уже никаких. Лапы забери! Вали, нажирайся. Водку увидел, слюни потекли? Обо всем на свете позабыл? Дерьмо!
— Попридержи язык! — выкрикнул Андрей, быстро теряя над собой контроль, — попридержи свой долбаный язык!
— Что ты сказал?! — Кристина замерла, как будто получила пощечину. — Что ты сказал?
— То, что слышала!
— А ну отпусти меня, мразь! — Ее полные слез глаза сверкнули такой яростью, что он невольно отшатнулся. Но, не ослабил хватку. И тут же схлопотал затрещину. От неожиданности молодой человек отпрянул и тут же получил вторую. Андрей зарычал, вцепился ей в плечи и начал яростно трясти. Еще немного, и он бы ее, вероятно, придушил. Извернувшись, Кристина снова размахнулась, но Бандура был на чеку, перехватил ее кисть на полпути. Кристина не осталась в долгу, наградив его целым букетом оскорблений:
— Сволочь! Скотина! Ублюдина! Мразь! Кусок дерьа! Сопляк вшивый! — выкрикивала она сквозь рыдания.
В конце концов, Андрей разжал пальцы, и она практически вывалилась из машины. Вскочила и, даже не отряхнувшись, нервно засеменила прочь. Удалялась Кристина в сторону Крыма, хотя, возможно, просто об этом не думала.
— Истеричка хренова! Больная на голову! — выкрикнул Андрей ей в спину.
Поморщившись, он дотронулся до щеки. Скула пылала огнем. Поглядев в зеркало, Андрей обнаружил две угрожающего вида царапины, оставленные ее ногтями. Обе кровоточили, щека быстро наливалась краснотой.
— Харю мне разодрала, — без особой злобы, скорее озадаченно, проговорил Андрей.
— А я и не заметил… Ну надо же. И за что? Ну вот за что, спрашивается?…
Он откинулся в кресле и закурил, с удовольствием затянувшись. Кисть левой руки саднило. Бандура поднес ее к носу и нашел следы укуса.
— Вот дела. Еще и цапнула меня… Психопатка, чертова… Уколы от бешенства теперь делай…
Последняя мысль заставила его улыбнуться. Он почти успокоился, хотя руки еще дрожали.
Ссора казалась абсолютно бессмысленной. Что называется — на ровном месте. Сцена вышла безобразная, с мощным выбросом угольно-черной, разрушительной энергии с обоих сторон. Как будто взорвалось что-то. Снаряд с фекалиями, например. Андрей поискал глазами Кристину. Ее фигурка успела превратиться в совсем маленькое пятнышко, еле различимое далеко впереди. В том месте, где трасса ныряла за горизонт.
Андрей нерешительно огляделся. Возвращаться в прокуренную халупу Протасова ему не хотелось. Следовало что-то предпринимать. Пока Андрей перебирал в уме возможные варианты действий, Кристина скрылась из виду.
— А пойло и вправду дрянь, — изрек Андрей, барабаня по клавише регулировки кондиционера. Потом, сплюнув, опустил до упора стекла. — Как такое дерьмо вообще употреблять можно? Натуральные помои, бляха-муха!
«Текила», — важно сказал внутренний голос.
«А «Текила » и есть дерьмо.
В салон хлынул свежий воздух, напоенный запахами прелого сена и высушенной за день, мечтающей о дожде почвы. Солнце давно прошло зенит, больше не палило, только грело. Вечер обещал быть погожим и теплым. Таким, когда совсем не хочется ссориться. Андрей остался один. Прикосновения легкого ветерка казались ласковыми, но не утешали.
Сжав зубы, Бандура воткнул передачу и в минуту нагнал Кристину. Она шагала вдоль обочины с исступленностью чемпиона по спортивной ходьбе, намеревающегося поставить очередной рекорд. Глаза смотрели вперед. Лицо было не выразительнее, чем у зомби.
— Кристина, — примирительно начал Андрей, придав голосу самые нежные интонации, на какие только был способен. — Золотце? Садись в машину.
Кристина и ухом не повела.
— Кристина?!
Ноль внимания.
— Любовь моя!.. Садись, а?.. Золото мое. Поехали… Мне еще пятьдесят уколов от бешенства где-то сделать надо…
Женщина шагала себе, неумолимая, словно ожившая статуя Кали в запомнившемся с детства «Золотом путешествии Синдбада».[66] Смачно плюнув, Андрей нажал на акселератор и, обдав Кристину облаком выхлопных газов, понесся вперед.
За первым поворотом Андрей с визгом остановил «Ягуар».
«Машина в чем виновата? — спросил Бандуру язвительный внутренний голос. — Колеса тебе чего сделали?»
Молодой человек приготовился ждать.
— Ох, эти женщины, — проговорил Андрей, обращаясь к рулевому колесу, — и с ними невозможно, и без них — никак.
Минут через пять Кристина объявилась в зеркале заднего вида, постепенно увеличилась в нем и невозмутимо проплыла мимо.
— Кристина! — позвал Андрей, однако, похоже, не был услышан.
Теперь она удалялась, предоставив ему возможность любоваться колыханием своих обтянутых котоном ягодиц. Зрелище было приятным, хоть совсем не успокаивало.
— Ну, что за глупость?! — спросил Андрей у самого себя.
Не дождавшись вразумительного ответа, он вновь двинул машину и вскоре опять ехал рядом.
— Кристя?..
— Пошел к черту!
«Это уже прогресс, — с оптимизмом подумал Андрей. — Заговорила»
— Кристина…
Она прибавила шагу. Андрей попробовал мысленно заменить Кристину кем-то из своих друзей. Валерой Протасовым, например. Представившаяся ему картина была потрясающей и невероятной. Спрятав невольную улыбку подальше, он легонечко надавил на педаль и вновь поравнялся с женщиной.
— Кристина, — позвал он голосом, полным горького раскаяния. — Извини меня. Прости. Честное слово, я не хотел, чтобы так вышло. Признаю свою вину. Целиком и полностью.
Кристина хмуро шлепала по дороге. Теперь она глядела себе под ноги.
— Нам нельзя терять времени, — продолжал Андрей. — Я ведь Эдика с пулей в груди оставил. Если он не в могиле, то между небом и землей, это точно… Поехали… пожалуйста.
Что-то неуловимо изменилось, Кристина молча нырнула в салон.
— Спасибо, — сказал Андрей.
Она ничего не ответила. «Ягуар» понесся по дороге. Через полчаса Андрей свернул в лесопосадку, заглушил двигатель и притянул женщину к себе. Она упиралась лишь мгновение. Потом джинсы полетели под ноги, кофточка оказалась на шее. Оба тяжело задышали. В салоне не было произнесено ни слова.
* * *
Из лесопосадки выехали в пятом часу. Лицо Кристины светилось блаженством, Андрей выглядел изрядно помятым.— Ты вроде бы куда-то спешил? — игриво обронила Кристина.
— Ага, — энергично закивал Андрей. — Первым делом — от бешенства колоться. Может, успею, если подфартит.
Кристина фыркнула.
— Ничего смешного, — сказал Андрей, напустив в голос трагических нот, — с водобоязнью не шутят. Только на своевременные инъекции и уповаю.
— А на потенции они не скажутся? — поинтересовалась Кристина томно.
— Такие исследования не проводились, — ответил Андрей печально. — Может, и да…
— Мы проведем, — пообещала она, устроив ладонь у него на колене.
— Если никуда не врежемся, — отозвался Бандура, наблюдая за ее пальцами, перебирающимися все выше.
— Знаешь? — сказал Андрей немного погодя, — А меня в детстве бешенством здорово напугали.
— Чувствуется…
— Нет, без шуток.
Кристина посерьезнела.
— Ты видел сбесившееся животное?
— Слава Богу, нет. Мама книжку прочитала.
Кристина прыснула.
— Ну-ну. Славная женщина.
— Она не хотела меня пугать, — заступился за маму Андрей. — Просто так вышло. Она мне читала каждый вечер. Сказки. Братьев Гримм, Андерсена.[67] «Незнайку на луне» Носова, про «Тома Сойера» и еще какого-то там Тома, который жил в хижине.[68] Потом еще была книга. Старая такая, в голубой, обтрепанной обложке, «Легенды материков и океанов». Я всего не вспомню… А та книга называлась «Нечто или некто», кажется. Как-то так примерно. Замечательная детская книга, о вирусах и людях, которые с ними боролись. Чего ты смеешься?..
— Да не смеюсь я.
— Книга была чудесная. Толковая, понимаешь? Интересная. Вот. И глава про бешенство там была… И про Пастера, придумавшего против него вакцину.[69] Ты вот знаешь, что в Париже есть памятник, установленный мальчику, первым спасенному Пастером?
— Не знаю.
— Ну вот. Хорошая книга. А меня — напугала, — Андрей смущенно улыбнулся, припомнив огромную безмолвную собаку, долгое время преследовавшую его во снах. Хвост собаки был опущен, загнутые кверху клыки обнажились в ужасном оскале, из пасти текла слюна. Собака часто дышала ему в затылок, глядела на него безумными глазами-медяками изо всех темных углов, и отступила, только когда Андрюше исполнилось лет семь-восемь.
— Бедненький…
— Смех смехом… — а мне ночью сходить пописать было большой проблемой. Страшно. И не дай Бог ногу из-под одеяла выставить. Или руку свесить с кровати. Так и ждешь, как цапнет из темноты…
— Бедненький мой мальчик…
— Разве у тебя в детстве такого не было? Мне папа частенько на ночь одеяло под ноги подтыкал. А тебе?
На лицо Кристины наползла тень. Оно сразу померкло. Улыбка куда-то запропастилась.
— Ты чего?..
— Ничего, — сухо ответила Кристина.
«Ягуар» без проблем въехал в Крым и покатил степными просторами полуострова. На этот раз обошлось без приключений и неприятных сюрпризов.
— Я что-то не то сказал? — Бандура с тревогой посмотрел на Кристину.
— Все нормально, Андрюша…
Но Андрей видел, что дело обстоит не так.
— Твой отец жив? — спросила Кристина, потянувшись за своей сумочкой.
— Да, — ответил Бандура, неожиданно подумав, что пока вот кивает в ответ, а придет время — будет отрицательно мотать головой. От этой мысли ему стало не по себе. И сигареты сразу вспомнились, что никак не собрался отослать, и что даже телеграмму не удосужился отправить.
— Жив, слава Богу, — повторил Андрей, пообещав себе, что вот вернется, и вышлет, наконец, бате сигареты. Отправит телеграмму или напишет письмо. — А мама умерла. Три года назад. Отец пчеловодством занимается. Как в отставку вышел, в дедовский дом перебрался. В Дубечках. Меду у нас…
— А я про своего много лет не слышала… — медленно начала Кристина. — Живой он, или нет, не знаю. Надеюсь, сгинул навеки.
Андрей невольно разинул рот.
— Он был учителем музыки, — монотонно продолжала Кристина. — Помню, у нас в доме стояло пианино. Очень давно.
Кристина затянулась и выпустила дым в потолок. Андрей, не одобрявший женского курения в принципе, на сей раз предпочел за лучшее промолчать.
— Добрейший был человек. Обаятельный. Музицировал дома. Иногда. Это я смутно припоминаю. Отец за пианино, мама рядышком, с локотком на крышке.
— Все это бывало тогда, когда ему случалось не пить. То есть — крайне редко. Зато, когда он напивался… — Кристина помрачнела, заново переживая свои детские горести. — А как напивался, Андрюша, то что-то в голове у него замыкалось, наверное… Лупил нас с мамой смертным боем. Мама моя была тихоней, и он, гад, что хотел, то и делал. Я бы его, на ее месте, в первую же ночь колготками удавила.
— А она, — продолжала Кристина, — вместо этого, по утрам себе и мне синяки пудрила, чтобы никто пальцем на улице не тыкал. Но все знали. Понимаешь, люди все равно все знали. Помалкивали просто. Кому какое дело до чужого горя?.. Правда, участковый приходил пару раз. Пожурил его. Нельзя, мол, так. В общем, напугал, задницу пальцем. А он, понимаешь, когда трезвым был — прямо рафинированный интеллигент из чеховского «Вишневого сада». Представить нельзя, во что после первой же рюмашки превращается.
Андрей молча вел машину. Кристина продолжала рассказ.
— Бывало, мы с мамой убегали в поле. Жили-то в селе. Прятались во ржи, пока он за нами с топором гонялся. — Кристина вздрогнула, на глаза навернулись слезы. — А однажды мамы не было дома, она уехала к тетке, в соседнее село. Я как раз вернулась из школы. Как сейчас помню: белый передник, розовые банты. И пионерский галстук на шее — куда же без галстука? Он был дома, еще пьянее обычного. Я хотела убежать, но он… он… когда был пьян, в него точно сила какая-то вселялась… злая сила… — Кристина запнулась и всхлипнула, заставив сердце Андрея болезненно сжаться. Он попытался привлечь ее к себе, Кристина резко высвободилась.
— Я никому ни слова не сказала. Даже маме… Она, правда, и так все поняла… Да, она поняла… — чужим голосом повторила Кристина. — Мама взяла меня за плечи, тряхнула так, что я прикусила язык, и пообещала…
— Что?
— Сболтни хоть слово… Только ляпни кому… — сказала мне мать. — Хотя бы заикнись. И никого у тебя не будет. Ни матери, ни отца. Пойдешь сиротой в детский дом… В приют.
— Она трясла меня за плечи и вопила прямо мне в лицо. Я еще больше испугалась, если такое было возможно. Сейчас я думаю, что детский дом, пожалуй, был бы для меня тогда не худшим местом…
Андрей подумал что-то сказать, но не подобрал слов.
«Ягуар» между тем проехал Воинку.
— Потом его все-таки посадили. Не за меня… Совсем за другое. Когда он сел в тюрьму, мы изменили фамилию. И переехали, бросив дом и участок. Лишь бы он нас не нашел. Больше я его не видела. Когда мне стукнуло семнадцать, я подалась в город, ученицей, на швейную фабрику. Там мы с Анькой и познакомились…
— Не знаю, жив он, или помер, но искренне желаю, чтобы подох.
— А мама?
— Она живет в селе, — холодно сказала Кристина. — В Полтавской области. Дом, сад, хозяйство. Я к ней не езжу. И не тянет… И она не зовет.
Глава 12 ЖЕНИТЬБА АРМЕЙЦА
Когда «Ягуар» въехал в Калиновку, на землю уже опустились сумерки. Звезды рассыпались по небу, мычали коровы, редкие старики оккупировали лавки. Кое-где кучковались разрозненные группки молодежи. Кто в клуб собирался на дискотеку, кто, попросту, косточки размять.
Больница встретила их темными окнами, ворота во двор оказались наглухо закрыты. Сглотнув, Андрей с тревогой поглядел на Кристину:
— Слушай, Кристя, ты посиди тут, а я на разведку схожу.
— Нет уж, — отрезала она. — Довольно. Я уже раз посидела. Вместе пойдем.
Они обнаружили калитку незапертой. Во дворе пахло зеленью, немного — коровьими лепешками. Может, молоком. И еще в воздухе стоял слабый привкус костра.
Андрей дышал полной грудью, будто вернулся в родные Дубечки. Проскользнув под фруктовыми деревьями, они обошли дом с тыла.
За безжизненной коробкой больнички прилепилась крошечная одноэтажная пристройка. Что-то вроде небольшого, очень аккуратного флигелечка. Задняя стена больницы, флигель и сад образовывали маленький внутренний дворик, вымощенный вездесущим ракушечником. Засыпанные гравием дорожки протянулись от больницы ко входной двери флигеля через два ряда цветников. Еще одна дорожка уходила куда-то в сад, теряясь в тени деревьев.
— Как здесь уютно, — сказала Кристина удивленно.
Окна флигеля светились ярким электрическим светом.
— Нам туда, — Андрей шагнул к пристройке, поискал глазами дверной звонок, а потом затарабанил по двери.
— Есть кто живой?! — громко крикнул Бандура.
Ответом ему была тишина.
— Попробуй еще раз, — предложила Кристина, приглядывавшая за окнами флигеля, — по-моему, занавеска шевельнулась.
Андрей принялся стучать еще более настырно. Вдалеке забрехали дворовые собаки, откуда-то донеслось кудахтанье кур. Село жило согласно обыкновенному вечернему распорядку, один флигель безмолвствовал.
Бандура грохнул по двери еще пару раз, так, что заныл кулак.
— Может, мне показалось… — подала голос Кристина. — Может, и нет там никого. Просто свет забыли выключить.
— Ага. Как же, забыли! Это тебе не город, где всю ночь светится иллюминация. Раз свет горит, значит, кто-то там засел. — Он двинулся к двери, потирая ушибленный кулак.
— Никто не сказал, что твой Эдик еще там.
— Так узнать я должен или нет? Алло, гараж! Открывайте!
— Если там какая бабуля дежурная сидит, ты ее уже до смерти напугал.
— Еще не напугал, — огрызнулся Бандура. — Сейчас только начну. Когда в окно полезу!
Последнюю фразу Андрей произнес настолько воинственно, что обитатели флигеля, если таковые и были, могли не сомневаться, — полезет наверняка.
Андрей размахнулся, планируя нанести двери последний, завершающий удар, когда та неожиданно растворилась. На пороге возникла изящная молоденькая девушка в белом медицинском халате и белой, опять же, шапочке. Андрей замер в позе метателя, нечаянно выронившего молот.
Приглядевшись, он признал в девушке медсестру, помогавшую доктору в тот черный день, когда они с Атасовым занесли в больницу истекавшего кровью Армейца.
— Что вы себе позволяете?! — закричала девушка, отважно наступая на Андрея. — Вы по какому праву двери ломаете? Что вы сюда ломитесь, как в собес?!
Под столь неожиданным натиском Бандура окончательно опешил и даже попятился. Медсестра выглядела совсем юной, она была бледна и, очевидно, напугана, но что-то, неведомое Бандуре, придавало ей храбрости.
— Мне доктора… — неуверенно начал Андрей.
— Да?! — враждебно воскликнула медсестра. — По вам не скажешь, что вы нуждаетесь в докторе! Скорее, в милиционере! Но, все равно, доктора сейчас нет, он уехал в рай он! Больница закрыта, так что всего хорошего, молодой человек! — Медсестра налегла на дверь. Бандура подставил ногу.
— Отпустите дверь! — взвизгнула девушка тоненьким, полным ярости голоском. — Я сейчас милицию вызову!..
— Тихо! Тихо! — зашипел Бандура, несколько обескураженный таким приемом. Штурм больницы не входил в его планы.
— Девушка! — Андрей напряг ногу, которую медсестра попробовала выпихнуть. — Девушка! Неделю назад я доставил к вам своего друга. Раненого пулей в грудь!
— Никаких таких справок мы не даем! — отрезала медсестра, упорно пробуя захлопнуть дверь. — Вашего товарища здесь нет!
— Как это нет?! Он что?.. — Андрей запнулся, не в силах подобрать нужных слов. — Эдик? Он жив?…
— Жив! — горячо признала девушка. — Но его здесь нет!
— Что значит, нет?! А куда он делся?!
Деться Армеец, по большому счету, мог куда угодно. Его вполне могли перевезти в госпиталь покрупнее, в Джанкой, например, а то и в Симферополь. Очень даже вероятно, что к делу подключилась милиция. И, наконец, до Эдика запросто могли добраться местные бандиты, и это, пожалуй, было самым страшным.
Андрей шагнул внутрь. Медсестра встретила его грудью. Он бесцеремонно оттолкнул ее в сторону. Медсестра отлетела в угол, зацепив плечом вешалку. Та рухнула на пол.
— Ну-ка, детка! Не будем ссориться! Ты же не хочешь, чтоб я тебе шею свернул? Пойдем, глянем в твои журналы! — процедил Бандура голосом Атасова.
Против всех ожиданий, медсестра с воплем прыгнула на Андрея и повисла на нем всем телом. Андрей не удержал равновесия, и они оба упали.
— Ничего себе! — воскликнула Кристина, все еще топтавшаяся во дворе.
— Милиция! — завопила медсестра. — Люди, помогите!
— Андрей! — крикнула Кристина. — Сейчас местные мужики набегут!..
— Первому обещаю пулю! — хрипел Бандура, барахтаясь под медсестрой, — и второму тоже! У меня пистолет и четыре обоймы!
Ожесточенно сражаясь, они вползли в прихожую.
— Я те дам милицию! — рычал Андрей страшным голосом.
В следующую секунду ноготь медсестры угодил ему в глаз. Он буквально взвился, опрокинув-таки девушку через голову.
— Пе-пе-перестаньте оба! — громко сказал Армеец. Он стоял в проеме двери, одетый в больничную пижаму и старые тапочки без задников. Эдик был бледен и похудел килограмм на десять. Зато он был жив.
— Пе-пе-перестаньте! Не-немедленно! Яна, это м-мои д-друзья.
Андрей и медсестра отступили друг от друга, как боксеры, разведенные по углам гонгом. Андрей порывисто шагнул вперед и сжал Эдика в объятиях.
— Они обыкновенно в летней кухне готовят, — Армеец полулежал на койке, опершись спиной на стопку из четырех уложенных одна на другую подушек. Пижама на груди была расстегнута, открывая свежую медицинскую повязку.
Перед тем, как улечься спать, медсестра Яна тщательно перебинтовала рану Армейца.
— Он еще слабый совсем, — сказала медсестра укоризненно. — Ему отлеживаться надо.
— Мы еще чу-чуточку посидим, — попросил Эдик голосом ребенка, мечтающего посмотреть хотя бы начало кинофильма после «Спокойной ночи, малыши».[70]
Медсестра поджала губы, но от замечаний воздержалась, молча отправившись в свою комнату. Кристина Бонасюк вскоре последовала ее примеру.
— Мальчики, — сказала Кристина, просто убийственно зевая, — я тоже пойду прилягу.
Она весь день умирала, так хотела спать. Да и Армеец был не в ее вкусе.
— Я се-сейчас по-постелю, — попробовал привстать Армеец.
— Сиди. Яна мне уже постелила, в своей комнате. Спокойной ночи, Эдик… Андрюшенька, надумаешь ко мне, смотри, не промахнись кроватками.
Больница встретила их темными окнами, ворота во двор оказались наглухо закрыты. Сглотнув, Андрей с тревогой поглядел на Кристину:
— Слушай, Кристя, ты посиди тут, а я на разведку схожу.
— Нет уж, — отрезала она. — Довольно. Я уже раз посидела. Вместе пойдем.
Они обнаружили калитку незапертой. Во дворе пахло зеленью, немного — коровьими лепешками. Может, молоком. И еще в воздухе стоял слабый привкус костра.
Андрей дышал полной грудью, будто вернулся в родные Дубечки. Проскользнув под фруктовыми деревьями, они обошли дом с тыла.
За безжизненной коробкой больнички прилепилась крошечная одноэтажная пристройка. Что-то вроде небольшого, очень аккуратного флигелечка. Задняя стена больницы, флигель и сад образовывали маленький внутренний дворик, вымощенный вездесущим ракушечником. Засыпанные гравием дорожки протянулись от больницы ко входной двери флигеля через два ряда цветников. Еще одна дорожка уходила куда-то в сад, теряясь в тени деревьев.
— Как здесь уютно, — сказала Кристина удивленно.
Окна флигеля светились ярким электрическим светом.
— Нам туда, — Андрей шагнул к пристройке, поискал глазами дверной звонок, а потом затарабанил по двери.
— Есть кто живой?! — громко крикнул Бандура.
Ответом ему была тишина.
— Попробуй еще раз, — предложила Кристина, приглядывавшая за окнами флигеля, — по-моему, занавеска шевельнулась.
Андрей принялся стучать еще более настырно. Вдалеке забрехали дворовые собаки, откуда-то донеслось кудахтанье кур. Село жило согласно обыкновенному вечернему распорядку, один флигель безмолвствовал.
Бандура грохнул по двери еще пару раз, так, что заныл кулак.
— Может, мне показалось… — подала голос Кристина. — Может, и нет там никого. Просто свет забыли выключить.
— Ага. Как же, забыли! Это тебе не город, где всю ночь светится иллюминация. Раз свет горит, значит, кто-то там засел. — Он двинулся к двери, потирая ушибленный кулак.
— Никто не сказал, что твой Эдик еще там.
— Так узнать я должен или нет? Алло, гараж! Открывайте!
— Если там какая бабуля дежурная сидит, ты ее уже до смерти напугал.
— Еще не напугал, — огрызнулся Бандура. — Сейчас только начну. Когда в окно полезу!
Последнюю фразу Андрей произнес настолько воинственно, что обитатели флигеля, если таковые и были, могли не сомневаться, — полезет наверняка.
Андрей размахнулся, планируя нанести двери последний, завершающий удар, когда та неожиданно растворилась. На пороге возникла изящная молоденькая девушка в белом медицинском халате и белой, опять же, шапочке. Андрей замер в позе метателя, нечаянно выронившего молот.
Приглядевшись, он признал в девушке медсестру, помогавшую доктору в тот черный день, когда они с Атасовым занесли в больницу истекавшего кровью Армейца.
— Что вы себе позволяете?! — закричала девушка, отважно наступая на Андрея. — Вы по какому праву двери ломаете? Что вы сюда ломитесь, как в собес?!
Под столь неожиданным натиском Бандура окончательно опешил и даже попятился. Медсестра выглядела совсем юной, она была бледна и, очевидно, напугана, но что-то, неведомое Бандуре, придавало ей храбрости.
— Мне доктора… — неуверенно начал Андрей.
— Да?! — враждебно воскликнула медсестра. — По вам не скажешь, что вы нуждаетесь в докторе! Скорее, в милиционере! Но, все равно, доктора сейчас нет, он уехал в рай он! Больница закрыта, так что всего хорошего, молодой человек! — Медсестра налегла на дверь. Бандура подставил ногу.
— Отпустите дверь! — взвизгнула девушка тоненьким, полным ярости голоском. — Я сейчас милицию вызову!..
— Тихо! Тихо! — зашипел Бандура, несколько обескураженный таким приемом. Штурм больницы не входил в его планы.
— Девушка! — Андрей напряг ногу, которую медсестра попробовала выпихнуть. — Девушка! Неделю назад я доставил к вам своего друга. Раненого пулей в грудь!
— Никаких таких справок мы не даем! — отрезала медсестра, упорно пробуя захлопнуть дверь. — Вашего товарища здесь нет!
— Как это нет?! Он что?.. — Андрей запнулся, не в силах подобрать нужных слов. — Эдик? Он жив?…
— Жив! — горячо признала девушка. — Но его здесь нет!
— Что значит, нет?! А куда он делся?!
Деться Армеец, по большому счету, мог куда угодно. Его вполне могли перевезти в госпиталь покрупнее, в Джанкой, например, а то и в Симферополь. Очень даже вероятно, что к делу подключилась милиция. И, наконец, до Эдика запросто могли добраться местные бандиты, и это, пожалуй, было самым страшным.
Андрей шагнул внутрь. Медсестра встретила его грудью. Он бесцеремонно оттолкнул ее в сторону. Медсестра отлетела в угол, зацепив плечом вешалку. Та рухнула на пол.
— Ну-ка, детка! Не будем ссориться! Ты же не хочешь, чтоб я тебе шею свернул? Пойдем, глянем в твои журналы! — процедил Бандура голосом Атасова.
Против всех ожиданий, медсестра с воплем прыгнула на Андрея и повисла на нем всем телом. Андрей не удержал равновесия, и они оба упали.
— Ничего себе! — воскликнула Кристина, все еще топтавшаяся во дворе.
— Милиция! — завопила медсестра. — Люди, помогите!
— Андрей! — крикнула Кристина. — Сейчас местные мужики набегут!..
— Первому обещаю пулю! — хрипел Бандура, барахтаясь под медсестрой, — и второму тоже! У меня пистолет и четыре обоймы!
Ожесточенно сражаясь, они вползли в прихожую.
— Я те дам милицию! — рычал Андрей страшным голосом.
В следующую секунду ноготь медсестры угодил ему в глаз. Он буквально взвился, опрокинув-таки девушку через голову.
— Пе-пе-перестаньте оба! — громко сказал Армеец. Он стоял в проеме двери, одетый в больничную пижаму и старые тапочки без задников. Эдик был бледен и похудел килограмм на десять. Зато он был жив.
— Пе-пе-перестаньте! Не-немедленно! Яна, это м-мои д-друзья.
Андрей и медсестра отступили друг от друга, как боксеры, разведенные по углам гонгом. Андрей порывисто шагнул вперед и сжал Эдика в объятиях.
* * *
Было далеко за полночь. Обе женщины давно спали в одной из крохотных комнатенок, обустроенных внутри флигелечка. Их в пристройке и насчитывалось всего-то две, да плюс совсем уж микроскопическая кухонька.— Они обыкновенно в летней кухне готовят, — Армеец полулежал на койке, опершись спиной на стопку из четырех уложенных одна на другую подушек. Пижама на груди была расстегнута, открывая свежую медицинскую повязку.
Перед тем, как улечься спать, медсестра Яна тщательно перебинтовала рану Армейца.
— Он еще слабый совсем, — сказала медсестра укоризненно. — Ему отлеживаться надо.
— Мы еще чу-чуточку посидим, — попросил Эдик голосом ребенка, мечтающего посмотреть хотя бы начало кинофильма после «Спокойной ночи, малыши».[70]
Медсестра поджала губы, но от замечаний воздержалась, молча отправившись в свою комнату. Кристина Бонасюк вскоре последовала ее примеру.
— Мальчики, — сказала Кристина, просто убийственно зевая, — я тоже пойду прилягу.
Она весь день умирала, так хотела спать. Да и Армеец был не в ее вкусе.
— Я се-сейчас по-постелю, — попробовал привстать Армеец.
— Сиди. Яна мне уже постелила, в своей комнате. Спокойной ночи, Эдик… Андрюшенька, надумаешь ко мне, смотри, не промахнись кроватками.