Ярослав Зуев Охота на рэкетиров

   Моему сыну Сане за идею, которую мы вынашивали вместе,
   За героев, которых ты придумал
   За то, что верил в удачу гораздо больше меня

Глава 1 ПОГОНЯ

   Выехать из Киева Атасову, Армейцу и Бандуре удалось лишь в девять вечера.
   — В двадцать один ноль ноль, — поправил Атасов. — Куда это Протасов запропастился?
   Протасов выбрался раньше их. Где-то около семи. Как и было изначально уговорено. Так, по крайней мере, заявил сам Валерий, позвонивший, прямо с милицейского КП на Обуховской трассе.
   — Е-мое. Я уже на точке! — орал в мобильник Протасов. Вместе с громогласными раскатами его голоса из динамика прорывался характерный дорожный гул. — Вы где, пацаны? Бляха-муха?
   — М-мы Г-римо потеряли, — развел руками оказавшийся у телефона Армеец. — А-атасов и А-андрюша битый ча-час по о-окрестным кустам ш-ш-шныряют. С-свистят, зо-зовут — бестолку в-все.
   — Вот блин…
   — С-саня, хо-хорошенько его выгулять со-собирался. Пе-перед поездкой.
   — Вы что, на КПИ еще?… — взорвался от негодования Протасов. — Нихрена себе, е-мое, пацаны, вы стрелки ломаете.
* * *
   Сам Протасов увалил с дачи Ледового значительно раньше остальных. Бегло осмотрел желтый «Мерседес» Атасова, побил ногой по колесам, проверил уровень масла и поклялся мамой, что Атасовский конь «добежит, в натуре, и до Южного полюса». А затем отпросился у Атасова по каким-то неотложным сердечным делам:
   — Дело жизни и смерти, Атасов!.. Девушка, в натуре, почти что беременная! Не будь ты, е-мое, жмотом!
   Атасов махнул рукой — едь, типа.
   — Встречаемся ровно в 19.00. Сразу за КП на Обуховской трассе.
   Протасов умчался, посоветовав напоследок Атасову и его команде не забывать доливать бензин в бак «Мерседеса».
   — Без бензина хрена лысого далеко уедете. Проверенный факт.
* * *
   — Ч-что тут м-можно сделать, — горестно задышал в трубку Армеец. — Вы-выше го-головы не прыгнешь. А-атасов го-говорит, у соседской су-сучки п-пит-буля — течка. Вот у Гримо крышу и сорвало.
   — За такие дела, блин, кастрировать надо…
   — Ж-ж-жалко, животное…
   — Да не собаку, блин. Тебя, Атаса и Бандуру.
   — Ты не во-волнуйся, В-валера…
   — Я, блин, спокоен, как удав. Короче, Армеец — я попек… на Крым. Догоняйте, блин. Хотя, в Атасовской колымаге?.. — засомневался Протасов. — Хрена лысого. Может, я где похавать стану. Увидите джип на дороге… — голос Валерия потонул в вихре статических разрядов. Видимо Протасов покинул зону покрытия мобильной связи.
   Армеец спустился во двор и подключился к Атасову и Бандуре. Поиски Гримо увенчались успехом только к восьми вечера. То ли псу надоело бегать, то ли проснулась совесть. Или он решил подкрепиться, как знать. Атасов, злой как черт, приволок Гримо к парадному. Тот висел в руке хозяина, безжизненный, будто чучело. «Лежачих не бьют», — молили глаза Гримо.
   — Скотина безрогая, — Атасов швырнул собаку в машину. — Мерзавец…
   Хотя по виду Атасова чувствовалось, что на самом деле он испытывает облегчение от того, что пес, в конце концов, нашелся.
   — Да л-ладно, — примирительно сказал Армеец. — Давай его с собой возьмем. Он у тебя го-годами дома сидит. Атасов нерешительно глянул на Армейца.
   — Ты, Эдик, просто не представляешь, что такое проехать с этим дебилом тысячу, типа, километров…
   — Да пускай с нами покатается, — поддержал Эдика Андрей. — Он же много места не занимает. В ногах посидит…
   Атасов ответил ему исключительно скептическим взглядом:
   — Ты так думаешь, типа?
   Еще в городе Атасов залил полный бак. Заехал на шиномонтаж, чтобы поставить камеры во все шины.
   — Бескамерка новая хороша, типа. А побегавшая — лопнет на трассе — пиши, типа, пропало.
   Уже на выезде из города Атасов, после минутного колебания, снова свернул к придорожной СТО.
   — Эта машина, — проговорил Атасов, наблюдая за работой карбюраторщика, — жрет как танк. Пока до Крыма доберемся — без штанов останемся. Не говоря уже о том, что этих, типа, крымских гаишников мамы, похоже, вместе с приборами контроля СО рожают.
   Только в девять вечера они прошли милицейское КП на Одесской трассе. Постовой милиционер уже задрал кверху палку, намереваясь, видимо, прверить документы, но, завидев бешено ощерившегося с переднего сидения Гримо, только отмахнулся: счастливой дороги.
   Сразу за Киевом места сделались живописными. Трасса пересекала широкие поймы долин. То взбиралась на высокие холмы, то ныряла в глубокие лощины.
   — Озер полно, — Андрей с восхищением оглядывал проплывающую мимо красоту. В низинах, над водой, клубился туман, берега укрывали заросли камыша. Кое-где на склонах долины горели огоньки электрических лампочек.
   — Вита-Почтовая, — Армеец показал налево, — а дальше там — Круглик. Дачные у-участки сплошные. Я з-здесь па-пару домиков строил. Лет эдак семь назад. А речка называется Си-сиверкой.
   Быстро стемнело. Машин на трассе пока хватало. Кто на дачи рвался, суббота все-таки, кто наоборот, на выходные — в столицу. Шли сплошным потоком. Как водится — встречные слепили. Попутные — мешали. Зато дорога была — что надо. По нашим, разумеется, меркам. В две полосы в одну сторону, а когда — и в три. Одна беда — деревень по пути попадалось многовато. Атасов между селами гнал, а в населенных пунктах существенно сбрасывал. Не до положенных шестидесяти, но снижал исправно и каждый раз.
   — Все равно нарушаешь, — удивился Андрей. — Какая гаишникам разница, сто двадцать или сто?
   — При чем здесь, типа, гаишники? — Атасов не отрывал глаз от дороги. — Чихал я на ментов. Ты что, Андрей, наших мужиков не знаешь? Да в такое время, в субботу тем более — половина на рогах. Из них еще половина — на велосипедах. От кумы, из гостей, к брату, к свату. Выскочит такой под колеса — и тю-тю… Пиши, типа, пропало…
   По мере того, как росло расстояние от города, магнитола чахла и вскоре в «FM»-диапазоне не осталось ничего, кроме электрического треска и шипения. Какой-то голосистый исполнитель еще пытался пробиться сквозь помехи, но выходило у него не очень. Оба динамика как заткнули поролоном.
   — Выключи ее! — рявкнул Атасов Армейцу.
   — К-кассеты же не взяли, — огорчился Эдик.
   — В бардачке посмотри, типа.
   — Ни о-одной…
   Справа во мгле проплыло скопление огней.
   — Белая Церковь, типа. Как мимо проезжаю, так сразу вспоминаю, что резину пора менять.[1]
   — А внешне вроде ничего…
   — Это, Андрюша, издалека ничего, а поближе глянешь — жуть, типа.
   Минут через двадцать миновали тонувший во мраке щит, сообщавший любопытствующим водителям, что Киевская область осталась позади, а пошла — Кировоградская. Поток автомашин сразу иссяк.
   — Т-теперь гаишников по-поменьше будет, — высказал предположение Армеец.
   — Постучи, типа, по дереву.
   — Мы когда пацанами были, — начал Андрей, открывая первую серию баек в пути, — в Дубечках еще — поздним вечером на трассу выбирались.
   — Зачем, типа?
   — Поперек дороги от дерева к дереву натягивали капроновую нитку. Белую. В свете фар — чистый трос получается. Или вообще, не поймешь что…
   — Ху-хулиганство, — отозвался Армеец. — Злостное, я бы сказал.
   — Водители, завидев эту штуку, такое вытворяли… — заулыбался Андрей.
   — Я бы у-убил, — убежденно повторил Армеец. — У-убил и в поле закопал.
   — Вот один мужик, дальнобойщик, тоже так решил. Видать, где-то уже наступал на такие грабли. Выскочил из своего «Лиаза»,[2] ухватился за монтировку и давай за нами по всему полю гоняться…
   — До-догнал?
   — Не догнал.
   — Жаль, типа.
   Бандура хмыкнул:
   — Ничего себе, жаль. Я так бежал, думал, сердце не выдержит.
   Во многих селах что-то жгли. Дым стелился над трассой. В свете собственных и встречных фар выходил такой театр теней, что и нарочно не придумаешь. Бандура и Армеец пялились вперед вместе с Атасовым, так что пространство перед капотом «Мерседеса» сканировалось сразу в шесть глаз. Один Гримо плевал на все эти сложности. Свернулся калачиком на переднем сидении и дрых без задних ног, демонстрируя абсолютное доверие к хозяину и полное презрение к опасностям.
   — Видимость ноль, типа, — спокойно сказал Атасов.
   — Как-то так египетские жрецы и ду-дурили людям головы. В храмах. Там благовония разные к-курились. Дым к сводам поднимался. Вот они с-с помощью диапроектора и п-проецировали на него, ка-как на э-экран, с-статуэтки разных богов.
   — Представляю эффект, — протянул Бандура.
   — П-о-по-трясающий. У з-зрителей — полные штаны были.
   — «Летучий голландец»,[3] типа, по тому же принципу?..
   — Ну да, — продолжал с вдохновением Армеец. — П-при определенных по-погодных условиях изображение может быть ретранслировано на многие с-сотни ки-километров.
   Атасов кивнул:
   — В детстве я такие штуки обожал. Бермудский треугольник, типа. Море дьявола, SOS с «Титаника», который радисты до сих пор принимают. Колонисты американские, что по небу маршировали.
   — Как это? — удивился Андрей.
   — Ну, вроде бы, во время войны с индейцами, в прошлом веке еще, отряд американских солдат из форта вышел. А через пару дней в форте увидели, как солдаты маршируют по небу. Вверх ногами, между прочим.
   — Ре-рефракция,[4] — вставил Армеец.
   — Поскольку впоследствии вышло так, что индейцы весь отряд перемочили, получилась страшноватая легенда.
   — Я еще пацаном в ки-кинотеатре «Всадника без головы»[5] по-посмотрел. С Олегом Видовым в главной роли. Э-экранизацию ро-романа Майн Рида. Жу-жуткий там момент был…
   — Это когда всадник без головы над обрывом скачет? — Атасов вытаращил глаза, — типа, по облакам?..
   — Ага…
   — Точно!.. — кивнул Атасов. — Жутко вышло! Ужас, типа!
   Немного помолчали. Каждый вспоминал картину кошмарного всадника, пробравшую обоих в юности. Бандура им не мешал.
   — Мой дед «Вокруг света» выписывал… — Атасов поморщился, ослепленный фарами пронесшейся навстречу иномарки.
   — Ослепил, Саня? — встревожился Армеец.
   — Вот кретины, типа, — Атасов выругался, — навешают себе галогенок, а все остальные — по боку.
   — Догнать бы и об голову разбить.
   Атасов убрал пальцем слезу.
   — Скотина… Так вот… «Вокруг света». Хороший был журнал. Лучшего я не знаю. Да сейчас таких и нет. Все больше — экзо-эротика и сексо-экзотика. Гламур. Бред для дебилов, короче. Кто с кем трахался, сколько раз и за «сколько денег»… Типа, так.
   — Черные дыры… — мечтательно протянул Андрей. — Я еще помню, в «Очевидном и невероятном» профессор Капица[6] о них рассказывал.
   — Хорошая память, типа, — с уважением сказал Атасов.
   — Я все боялся, — сознался Андрей, — вдруг к Земле такая подлетит, и все мы туда провалимся.
   — Уже подлетела, — задумчиво обронил Атасов.
   — Как это?!
   — Черная дыра, типа, — это наша верхушка, Андрюша. Сколько ни берут, а все мало. Втягивают, что плохо лежит. И что хорошо, тоже. Сосали, сосут и будут сосать. До победного конца. Пока, типа, не лопнут…
   — Не л-лопнут, — объявил Армеец. — Ты Атасов — идеалист. И не мечтай, Саша.
   Вместо ответа Атасов наподдал. Мрак вокруг салона сгустился. Машин стало еще меньше. Села попадались все реже. Дорога сделалась — похуже и поуже. О лобовое стекло начали разбиваться первые капли надвигающегося ливня.

Глава 2 ТОВАРИЩ ПОРИШАЙЛО

   — Сколько ты его на нарах продержать сможешь, г-м? — холодно поинтересовался Артем Павлович, откидываясь в высоком кожаном кресле. Огромные напольные часы с боем, по величине трехкамерного холодильника, показывали без пятнадцати шесть. Стоило только взглянуть на их вычурные формы, перевести взгляд на обитые красным деревом стены и потолок, оценить изысканную мебель, стилизованную в духе французского ренессанса, как в мозгу, подобно газовым пузырям со дна гнилого болота, сами по себе всплывали всевозможные импортные словечки: разные там Лувры, Тюильри, Пале Ройали, Тадж-Махалы и прочие названия, какие только отыскивались в голове.
   Впрочем, сам хозяин кабинета к царящей вокруг роскоши привык относиться с прохладцей. Приелась она ему. А потому и воспинимал окружающие его изыски — как должное.
   Не говоря уже о том, что согласно внутрисемейному разделению обязанностей, сложившемуся в клане Поришайло, и не его то была забота. Ремонтом и планировкой этой квартиры, окнами на оперный театр, как впрочем, и всех предыдущих (тоже окнами не на мусорники), ведала и заправляла достойная половина Артема Павловича — Елизавета Карповна Поришайло.
   Будь то райкомовская дача или обкомовская пяти-комнатная квартира в Липках, 3-х этажный особняк в Конче Заспе, с мраморным причалом, позволявшим, при необходимости, и линейный крейсер пришвартовать, вопросы строительства в семье Поришайло являлись прерогативой супруги Артема Павловича. И следует признать, — покоились на ее хрупких плечиках, как на железобетонном перекрытии.
   На протяжении долгого и многотрудного пути, проделанного Артемом Павловичем по служебной лестнице, Елизавета Карповна приобрела такой внушительный опыт в производстве строительных работ, что играючи затыкала за пояс бывалых прорабов, а плиточников, каменщиков и штукатуров размазывала носами по их творениям легче, чем иные домохозяйки теплое сливочное масло — на бутерброды намазывают. Один вид Елизаветы Карповны, в особенности, если ей случалось надменно поджать губы, повергал работяг в ужас, временами перероставший в панику.
   — Так сколько продержишь, г-м?
   Задав вопрос, Артем Павлович откинулся в кресле, вместо которого вполне бы мог приобрести пару не самых плохих иномарок. Несмотря на разгар субботнего вечера, Артем Павлович был одет в строгий деловой костюм и светло-голубую, застегнутую на все до единой пуговицы, рубашку. Дряблую шею господина Поришайло украшал темно-сиреневый галстук. В сочетании с бледным, одутловатым лицом, аккуратным седым ежиком на голове и сложенными на животе пухлыми холеными ручонками, Артем Павлович немного напоминал дорогого покойника, тщательно подготовленного в последний путь.
   Установленный на столе многофункциональный телефон работал в режиме громкой связи. Селекторные совещания с обязательной раздачей слонов проштрафившимся начальникам рангом ниже вошли у Поришайло в привычку. По-другому он с подчиненными разговаривал редко, разве что в самых экстренных случаях.
   — Так сколько, Сергей Михайлович? — повторил вопрос Поришайло.
   Полковник Украинский многозначительного засопел из динамиков:
   — До понедельника — сто процентов, Артем Павлович.
   Голос у Сергея Михайловича был безрадостным, какой впрочем, и положено иметь чиновнику, у которого и погоны, и мундир, и милое сердцу кресло оказались поставленными на карту. Со всеми вытекающими последствиями.
   — До понедельника… Они уже и артистов разных задействовали. И депутатов подпрягли… Вмешается кто посерьезнее — Ледового придется отпустить. — Украинский умышленно сделал ударение на последней фразе.
   «Пора бы и вам, Артем Павлович, подключаться, — с тихой злобой думал полковник. — Мне целиком понятно ваше желание и дальше загребать жар чужыми руками, только, похоже, что сам я Ледового за глотку долго не удержу. Не та глотка…»
   — Придется отпускать, — мрачно добавил Украинский и умолк.
   — Г-м… — ответил Поришайло и прикрыл глаза. Как уже известно читателю, Артем Павлович предпочитал, чтобы в случае провала операции на боевом тотеме[7] Виктора Ледового болтался скальп одного полковника Украинского. — Г-м…
   Немного поиграли в молчанку.
   — Хорошо, — наконец сказал Поришайло, хотя, на самом деле, ничего хорошего не видел. — Как там у тебя с камнями?
   — Пока неизвестно, Артем Павлович. Сегодняшний обыск на квартире Ледового положительных результатов не дал. В головном офисе тоже глухо… Как в танке.
   — Г-м… А что со шлюхой? — поинтересовался Артем Павлович, имея в виду Анну Ледовую.
   — Ведем наблюдение, — бодро соврал Украинский.
* * *
   На самом-же деле картина была несколько иной. Накануне, то есть в пятницу вечером, безымянный желторотый щенок увел Анну Ледовую, мерзавца Бонифацкого и их бесстыжую сводню — Кристину Бонасюк прямо из-под носа его людей. «Ловко, нагло и особо дерзко», — вертелось на языке Украинского. Но и это было не все. В ходе преследования беглецов одна из машин c людьми Украинского влетела под тяжелый «Камаз». После столкновения с грузовиком «Волга» годилась разве что в металлолом, а троих его бойцов довелось отвезти в больницу «Скорой помощи» на улице Петра Запорожца, с увечьями разной степени тяжести. Люди Сергея Михайловича с ног сбивались, разыскивая негодяев по всему городу, но четверка — как в воду канула. Разъяренный полковник вспомнил о несчастном Бонасюке:
   — А ну-ка ко мне подлеца, живо!
   Вась Вась опомниться не успел, как сидел на нарах. Следователь и Близнец вцепились в него пираньями:
   — Кто он, твою мать?! Колись, сука! Где они могут прятаться? Говори, жирная сволочь!
   Вась Вась буквально взвыл от страха и отчаяния. Он третий день сидел дома, приходя в себя после устроенной Следователем и Близнецом взбучки, так что знал не больше самого полковника.
   — Я, поистине, все вашим товарищам доложил, — клялся Вась Вась, рыдая. — Как на духу… Мамой клянусь… И про Бонифацкого, и что он в Киев прилетает… Честное пречестное слово…
   — Где твоя жена?! — напустился на Вась Вася Следователь.
   — У кумы, — лепетал несчастный Вась Вась, — у Ани Ледовой.
   Следователь с Беглецом переглянулись. Квартира Ледовых в центре города уже подверглась милицейскому налету, и оказалась пустой, как журавлиное гнездо в декабре.
   — За нос нас решил поводить, да? — многообещающе зарычал Близнец.
   — Поистине так! — взвизгнул Бонасюк. — Мамой клянусь! У кумы она! Аня звонила… — и Василий Васильевич сбивчиво, но точно пересказал свой недавний телефонный разговор с Анной Ледовой. — Аня сказала, — Кристя выпила лишнего, ну и отдохнуть прилегла… — жалобно добавил Бонасюк.
   — Откуда Ледовая тебе звонила? — надвинулся на него Следователь.
   — Из дому, поистине…
   — Ну все, Бонасюк! — взревел Близнец, хватая Вась Вася за шиворот.
   — Время звонка? — придержал Близнеца Украинский.
   — По-честному не помню, — запищал Вась Вась. — Час назад. Или, поистине, полтора…
   Украинский поманил Следователя пальцем:
   — Давай живо на телефонный узел. Мне нужны все входящие звонки в его квартиру за сегодня.
   — И исходящие тоже! — рявкнул Сергей Михайлович в спину заспешившего к двери Следователя.
   Едва за тем захлопнулась дверь, полковник обернулся к Близнецу:
   — А этого… В камеру, к чертовой бабушке.
   Следователь оперативно управился с телефонами, но и тут Сергея Михайловича ждало разочарование, — Анна звонила с мобильного. Украинский присвистнул:
   — Вот черт. Не прет так не прет. Навыдумывали техники разной, — никого толком за жопу не возьмешь.
   Только утром в субботу метрах в четырехстах от ставшего фатальным для преследователей перекрестка обнаружились фрагменты пластикового бампера «БМВ». В руки Украинского угодил государственный номер золотистого коня Андрея Бандуры, но праздновать победу оказалось рано. Украинский созвонился с ГАИ, и вскоре стало известно, что «БМВ» зарегистрировано на имя некоего гражданина Помянского, уроженца Киева, владельца и директора колективного малого предприятия «Тинко», занятого сборкой и продажей персональных компьютеров.
   Гражданин Помянский и чихнуть не успел, как сидел в кабинете Следователя, у которого откровенно чесались руки.
   Из последовавшего допроса компьютерщика выяснилось, что свое золотистое «БМВ-325», 1979-го года выпуска он передал по генеральной доверенности некоему гражданину Протасову Валерию Викторовичу.
   — Я его не знаю совсем, — божился перепуганный до смерти Помянский. И похоже было, не врал.
   Временно пристроив Помянского в изолятор, Следователь с Близнецом заявились к оформлявшему сделку нотариусу. В результате этого визита (разговор с нотариусом вышел коротким, но содержательным и по душам), на стол полковника Украинского легли паспортные данные Протасова.
   — Прописан в городе Припяти?![8] — застонал Сергей Михайлович и взялся за голову. — Ох и бардак, елки-палки.
   Следователь с Близнецом — только таращили глаза.
   — Ох и бардак…
   Охваченный приступом ностальгии, Украинский припомнил дорогие сердцу советские времена, когда без прописочки киевской — ни на работу устроиться, ни угла снять. Не говоря уж о трудовой книжке, военном билете, справке из ЖЕКа по форме номер три, и прочих достижениях социализма, удерживавших граждан от чрезмерной самодеятельности посредством эдакой уродливой, но крепкой и надежной пуповины. Бери и дергай, кого захочешь, словно помидоры с грядки.
   — Ох и бардак развели… Черт знает что… И как тут работать?
   — А что такого, товарищ полковник? — не понял шефа Близнец.
   — Забери от меня этого недоумка! — взревел Сергей Михайлович. Близнец отшатнулся к двери.
   — Припяти?! — повторил Украинский в бешенстве. — Припяти, мать вашу за ногу!
   — Товарищ полковник, — робко начал Следователь. — Этот Валерий Протасов — рэкетир, скорее всего. Я у задержанного Помянского по глазам видел — боится гаденыш — аж руки дрожат. Очень на то похоже, что машину Помянский за долги отдал. Или в счет штрафа… По понятиям ихним…
   Украинский недоверчиво поглядел на Следователя:
   — Да они все нас боятся, предприниматели эти хулевы. Любого прихлопнуть — проще мухи. Только копни — везде нарушения…
   — Ну… — Следователь уставился в паркет.
   Сергей Михайлович задумался. Не исключалось, что Следователь и дело говорил. По крайней мере, стоило проверить. Украинский связался с УБОП. Пока в «шестерке» готовили ответ, полковник выдернул из камеры Бонасюка и обрушился на него, как Минотавр на Тесея. Несчастный Бонасюк (язык Вась Вася к тому времени заплетался от страха, он почти ничего не соображал) сознался, что да, знает Валерия Протасова.
   — Огромный такой, будто медведь, поистине. Только он на джипе катается…
   — Что еще знаешь? — нависал над Вась Васем Следователь. — Живо колись!
   — Ты Бонасюк доиграешься в молчанку! — вторил ему Близнец. — Я тебя, мать твою, в последний раз предупреждаю!
   — Я, поистине… — стонал Вась Вась.
   — Ты мне доупираешься! — грозил Следователь.
   — Да я, по-честному…
   — Адреса! Фамилии! Быстро давай! — сверкал глазами Близнец.
   — Да я, мамой клянусь…
   — Ну все, Бонасюк, сам напросился!..
   В этот драмматический момент жизни Василия Васильевича на столе Следователя затрещал дисковый телефон. Следователь снял трубку:
   — Капитан Журба слушает… Ага… Сергей Михайлович, Вас, — Следователь зажал ладонью микрофон, — супруга.
   — Сережа?!
   — Я.
   — Ты еще на работе?!
   — Ну да… — немного опешил Украинский.