Страница:
— Аварийку включи, — посоветовал Андрей. — А то еще какой-нибудь сонный дурак влетит в задницу.
— Да нет же никого, — отмахнулся Атасов. — В такую паршивую погоду, Бандура, даже хозяин-садист, типа, собаку из дома не выгонит.
Армеец потянулся к торпеде, толкнул пальцем кнопку подачи аварийных сигналов. Атасов хмуро покосился на Эдика.
— Воспользуюсь, типа, законным питстопом и пописаю, — доверительно сообщил он приятелям. — Чтобы ни у кого, типа, претензий не было, в дальнейшем.
— Да че-чего ты завелся?
— Ничего, типа, — по-стариковски заворчал Атасов, поворачиваясь спиной к машине и расстегивая ширинку, — ничего, Эдик, а вперед перелазь. Мы с Грименцием на массу давить будем.
Произошла рокировка, в результате которой Армеец с Бандурой оказались впереди. Гримо, потоптавшись по кругу, как и положено собакам перед сном, улегся, свернувшись калачиком. Атасов устроился рядом, беспардонно использовав несчастного бультерьера в качестве подушки с подогревом. Гримо попробовал поворчать сквозь сон.
— Я тебе, типа, рыкну, — предупредил собаку Атасов. Вскоре сзади воцарилась тишина.
— Ну, с Богом, — пробормотал Андрей, трогая с места. Небо на востоке принялось несмело светлеть.
— Куда, хотел бы я знать, П-протасов за-запропастился, — тревожно спросил Армеец. — Мы его ночью не-не проскочили, часом?
— Его проскочишь… — протянул Бандура, смутился под укоризненным взглядом Армейца и добавил:
— Вроде как не было его…
— В Одессу ненароком уехал, — зевнув, пробормотал Атасов. — Либо в Румынию. Указатели перепутал, типа… И привет.
— Если, как мы, летел, — рассудил Андрей, — то черта мы его догоним, пока где-то не станет. В дороге и за грузовиком не угонишься, особенно, когда фора большая. Два часа разницы, да плюс — за его джипом… У «Нисана» под капотом сколько коней?..
— Ну ты и скотина, типа! — громко возмутился совсем было уснувший Атасов. — Вот мерзавец, а?
— Кто? — испугался Армеец.
— Гримо негодяй!..
— Ч-что он сделал-то?..
— Сейчас, типа, унюхаешь…
Разулыбавшись, Андрей опустил окно. В салон ворвался свежий ветер с полей, наполненный влагой, ароматом полевых растений и запахом росы. Сон сразу отступил. Испарился, хоть и временно.
— Не знает, паразит, что отравляющие вещества, типа, запрещены международной Женевской конвенцией, — бурчал Атасов, снова пытаясь прилечь, — еще в начале столетия.
— П-плевал он на ко-конвенции, — согласился Эдик, в свою очередь хватаясь за ручку стклоподъемника.
Вскоре дорога перешла в четырехполосную, что безошибочно указывало на приближение большого города. Херсона, надо полагать. Ближе к четырем справа от трассы потянулся бесконечный стальной забор. Вдалеке, за забором, в розово-серых предрассветных лучах виднелись силуэты каких-то вертолетов.
— Военно-транспортные Ми-6, — сразу определил Бандура. В школе Андрей бредил небом, одно время даже думал поступать в Харьковское летное училище, пока неожиданный развал Советского Союза не начертил поверх романтических планов большой жирный крест.
— Вот силища-то, — качал головой Андрей, — пассажировместимость — что у аэробуса. Ну, или почти как…
— С-сколько денег народных даром пропадает, — по-своему откликнулся Армеец. — Тут левый поворот, смотри, не пропусти. А то в Херсон уедем…
— А ты в Херсоне был?
— Бы-бывал…
— Хороший город?
— К-красивый. Я там счастлив был, Андрюша. Мы с женой пу-путевки на море брали. П-профсоюзные. В лагерь «Маяк», от Киевского политехнического и-института. В поселке Лазурное Херсонской области. Я в и-институтской научно-технической библиотеке работал.
— Далеко Лазурное от Херсона?
— До-добрая сотня ки-километров. Туда из Херсона а-автобус ходил. И еще на «ку-кукурузнике»[20] можно было до-долететь.
— Ух ты! — при упоминании «кукурузника» из головы Андрея вылетела даже новоиспеченная жена Армейца, о которой он первый раз в жизни услышал. — Ты летал на таком серьезном корыте?!
— О-один раз. Ощущения — не для слабонервных, Андрюша. Си-сидения там друг напротив друга с-стояли. Как в армейском «Зиле» повышенной п-проходимости. Во время полета в воздушных ямах так ш-выряло, что ду-душа уходила в пятки. Ма-малая авиация… — Армеец развел руками, мол, что тут попишешь. — Хотя, по большому счету, машина была и-исключительно надежной. Даже если мо-мотор заглохнет, все равно с-спланирует. И садится на пятачке. Би-биплан, что ни говори…
— Значит, вы на нем на море летали? — Бандура обратился в слух, вспомнив о мистической жене Армейца и решив вытянуть из Эдика все, что только можно.
— В Лазурном а-аэродром был. П-поле травяное, попросту го-говоря. — Армеец кинул долгий задумчивый взгляд в сторону Херсона. — Мы в Ла-лазурном т-трижды отдыхали. Один раз на Ан-2 из Херсона добрались. У-удобно, слов нет. Из к-киевского самолета вышел, и, сразу в «кукурузник». Раз — рейсовым автобусом. О-однажды — на теплоходе.
— Что, прямо в Лазурное?
Армеец отрицательно покачал головой:
— Вниз п-по Днепру — до Голой Пристани. Она в дельте Дне-днепра расположена. Камыши там сплошные. Ре-река на множество ру-рукавов делится. К-красиво очень.
— Никогда не был, — сказал Андрей.
— Лукоморье, — добавил Армеец. — То самое, о котором поэт писал.
— Рабиндранат Тагор…[21]
— Да ладно, — заулыбался Андрей. — Ладно…
— Т-точно тебе говорю, Тагор.
— Да ладно… — засомневался Андрей.
— Еще на ча-частном такси можно было добраться. Т-только они, па-паразиты, сотню долларов ломили. Нам не по к-карману было…
— Атасов говорил, что ты в школе учителем работал? — сменил тему Андрей. — Это правда?
Армеец кивнул:
— И-истории.
— А ушел чего?
— П-по здоровью… — тихо ответил Эдик и сразу как-то осунулся.
— Ну и как там, в «Маяке» отдыхалось?
— З-здорово, — воспрянул духом Армеец. И просветлел сразу. Откинулся на подголовник, прикрыл глаза. Заулыбался даже, только как-то неуверенно, будто опасался вспугнуть свою же улыбку. — До-домики фанерные, ма-матрацы ватные. К-кровати с железной сеткой. Если любить на т-такой женщину — по-половина лагеря проснется…
Бандура захихикал. Армеец покраснел.
— Вода из колонки. Ту-туалет во дворе. Такой невыносимо вонючий, — никакая х-хлорка не могда запах перебить. Как за-зайдешь по надобности, так потом минут т-тридцать ходишь проветриваешься.
Армеец задумался. Видно было, что вспоминает.
— Ну, — продолжал он, — мы, в конце концов, не в туалете сидеть приезжали. Мо-море — чудесное. Теплое. М-мелко долго-долго. Пе-песочек. Детишкам красота… Т-трехразовое питание. Котлеты, каша. Совдеп, конечно, без изысков. А мне нравилось. Масло на ужин давали — кубиками. З-завтраки я п-просыпал, Маринка одна ходила… Ну, знаешь, отпуск, х-хочется поваляться по-подольше… Так она нам завтрак в к-кастрюльках приносила. Ругалась, конечно, страшно. — Армеец широко улыбнулся. — На весь лагерь, ме-между прочим. «Что я вам, обормотам, нанялась?!» В шутку, конечно. Возле домика на углу ре-ретранслятор висел, на столбе. По у-утрам «на за-зарядку по порядку» крутили. Маринка и его пе-перекрикивала… Вечерами — в кинотеатр под открытым небом х-ходили. С пледами, чтобы за-заднице у-удобнее было. И знаешь что? Лю-любая дурня на ура шла. Отчего — понять не могу.
Бандура внимательно слушал. Армеец продолжал рассказ.
— Марина с т-теткой из села до-договорилась — молоко вечернее брать. Нам от пансионата до се-села — около километра было шлепать. В-вечером ходили, когда жара с-спадала. Идем, бывало, че-через поле, к-коровьими лепешками пахнет. Колючками разными, ковылем. Небо з-звездами усыпано. Как г-глянешь, так и жалеешь, что в з-звездочеты не подался. Море за спиной шумит. Лето. Т-тепло. Та-такое счастье распирает — ни за какие д-деньги не купишь. По-понимаешь?
— Да, — тихо сказал Андрей.
— Дениска на копках-баранках у-у меня катался… На плечах, то есть. Любимое местечко у него было… Как с молоком в домик возвращались, о-обязательно засыпал… О-одно плохо — но-ноги у него затекали…
Армеец замолчал. Андрей переваривал то, что услышал. Эдик сидел, закрыв глаза, и больше не улыбался.
— Эдик…
Тишина.
— Эдик!
— Что, Андрюша?..
— Марина и Дениска? Что с ними случилось?
Армеец ничего не ответил. Даже дыхания его слышно не стало.
— П-протасов! — воскликнул Армеец. Включил правый поворотник и, пршуршав шинами по гравию, остановил «Мерседес» под самым носом «Ниссана».
— Пошли, — обронил Армеец и полез из машины. Бандура последовал его примеру. Атасов дрых как убитый, обняв Гримо и возрузив голову на бок верного бультерьера. Глаза Гримо были широко распахнуты, но сами глазные яблоки закатились под покатый лоб. Картина вышла устрашающая. Пес сопел во сне, все четыре лапы нервно подрагивали, словно Гримо за кем-то гнался, либо пытался убежать.
— Ну вы, блин, даете, пацаны!.. — радостно заявил Протасов. — Я в этой дыре уже два часа прохлаждаюсь. Божие коровки, блин, быстрее ползают!
— Ты чем тут занимешься?
— Вас, блин, жду, лохов ушастых. Ох и тупой же ты парень, Андрюха!.. Тупой — жуть…
— Жри, жри, Протасов. Гляди не подавись, — в тон Валерию откликнулся Андрей.
При виде нескольких дюжин пирожков, выложенных на торпеде джипа неким подобием китайской стены, рот Андрея наполнился слюной. Будто трюм гибнущего в океане корабля соленой забортной водой.
— Я подкрепляюсь. Законом пока не запрещено. — Протасов взял ближайший пирожок и целиком засунул в рот.
— Кто пилотировал этот самогонный аппарат на колесах? — донеслось из забитого рта Валерия, — ты, что ли?
— Саня, — Эдик махнул в сторону «мерседеса».
— Тот еще Алан Прост.[22]
Армеец и Бандура неловко топтались перед дверцей джипа.
— Ладно, — Протасов покончил с пирожком и алчно посмотрел на торпеду, выбирая очередную жертву. — Ладно, блин. Что вы мнетесь, как гавки бездомные. Налетайте, е-мое!.. Протасову для своих пацанов реально ни хрена не жалко!..
Эдик и Андрей не заставили Валеру повторять дважды и жадно накинулись на пирожки.
— Тут с сыром, яблоками, мясом и горохом. С мясом, в натуре, дерьмо. А яблочные и с сыром — чистый отпад. Тащилово, блин, конкретное. Рулиз, чтоб до вас дошло. Сейшен.
Эдик и Андрей заработали челюстями с энергией пираний, напавших в Амазонке на тапира.
— Топчите, блин. Если не хватит, еще купим, — успокоил друзей Валера, потирая ладонь о ладонь.
Вонзая зубы в первый попавшийся под руку пирожок, Андрей почему-то подумал, что не хватит — сто процентов. Несмотря на ранний час, придорожный базар шумел вовсю. Туда и сюда сновали побитые жизнью «Москвичи» с «Жигулями», тягая за собой тяжело груженые прицепы. Длинная шеренга торговок предлагала вниманию шоферов и пассажиров транзитных автомобилей пирожки, блины, беляши, фрукты и овощи, домашнюю колбасу колечками, длинные палки сырокопченой, два десятка наименований газированных вод и много чего еще из того, чем безуспешно пыталась наполнить отечественные прилавки советская власть и что появилось только тогда, когда сама эта власть канула в небытие. Невдалеке курилась жаровня, на которой шипели золотистые, словно диковинные аквариумные рыбы, чебуреки.
— Возьмем похавать? — сверкая глазами, предложил Протасов. — Я бы штук пять легко затоптал.
— Жи-живот от масла разболится, — назидательно произнес Армеец.
— У кого разболится, блин, тот порожняком идет. — Протасов вылез из джипа и направился к жаровне. — Бандурий?! — крикнул он на ходу, — тебе взять?
— Да, — чисто из жадности согласился Андрей, забитый пирожками по самые гланды.
— Там дальше — ш-шампуни, лезвия для бриться, одежда, маски для н-ныряния, трубки. Ма-матрацы надувные, зонтики от солнца, и-игрушки. Все китайское, зато недорого. Если деньги есть — на море с пустыми руками выбираться м-можно.
— Классный базар, — согласился с приятелем Андрей.
— Мне борща предложили, — Протасов вернулся к машине, таща в руках огромный пакет чебуреков. — Реально. С пылу с жару. Только пол-часа подождать надо. Подождем, а?
— В-времени в обрез, — огорчил гиганта Армеец. — Ехать нужно!
— Там дальше еще и шашлыки жарят. Я бы заказал, а?
— Времени нет, Валера!
— Да нас, Эдик, вполне реально в Крыму и замочить могут… Местные пацаны. Давай, блин, хотя бы на последок похаваем…
— Ти-ти-типун тебе на язык! Балабол чертов. Говорят тебе — времени нет. Пока мы тут желудки набиваем, Б-бонифацкий в Симферополе с поезда с-соскочит — и ищи его, свищи, в Ялте. — Эдик развернулся и неторопливо зашагал к «Мерседесу».
— В Ялту по беспределу ломиться — не фонтан, — согласился Протасов, становясь очень грустным. — Вот блин…
— Валерка… — Андрей сделал глоток горячего черного кофе из бумажного стаканчика и закатил глаза от удовольствия. Утро выдалось промозглым. Дождь прекратился, но едва проглянувшее на востоке солнце сразу затянули тяжелые свинцовые тучи, так что все шло к тому, что скоро снова начнется.
— Чего тебе? — Протасов запустил зубы в чебурек, масло брызнуло в разные стороны, большая часть полилась на темно-синие спортивные брюки Валерия.
— Вот блин! — заорал Протасов так, что пару ближайших теток шарахнулись в разные стороны. — Е-мое!.. Новые штаны от спортивного костюма загубил!
— С-солью присыпать надо, — посоветовал вернувшийся к джипу Армеец.
— Чего ты, блин, ржешь, братское чувырло?! — напустился Протасов на Андрея. — У меня уже этих курток от костюмов — три десятка накопилось! Хоть жопой жуй!.. А штаны — последние были!..
— Валера, ты в дороге ничего подозрительного на видел? — стоял на своем Андрей.
— Ничего!.. — рявкнул Протасов. Кроме двух клоунов в желтом «Мерседесе» а третьего, блин, с кобелем на голове!
— Без шуток, Валера.
Протасов испытующе поглядел на Андрея:
— Часов в одиннадцать вечера, Бандура, вчера, блин, притормозил я у придорожного чипка…
— Ну? — напрягся Андрей.
— Две шалавы там сидели. Ничего себе, при беглом осмотре. Думал закадрить, в натуре, пока они ртов не пооткрывали. Мало того, блин, что вместо половины зубов — фиксы золотые установлены. Так еще, понимаешь, такие грязноротые — уши вянут. Мат-перемат, Бандура. Один чисто мат. И связки: на, в, туда, через… Ты понял, да?!.
— П-предлоги, — уточнил Армеец.
— Сам ты предлог, в натуре. Ругню между собою подняли — ужас, блин. Не дай Бог. Я, твою мать, не все понял. Таких, блин, словечек, как они загибали, даже наш ротный старшина не знал. В армии, блин.
— Командир, — уточнил Армеец.
— Ну, я решил, пошли они обе гнить, давалки хреновы.
— Ты по-поступил очень даже правильно, — одобрил гиганта Армеец. — А т-теперь дожевывай, з-здоровяк, и поехали.
— Я бы, в натуре, штаны пошел пошукать, — заискивающе проговорил Протасов. — А вы бы пока борща заказали, с котлетами…
— Ты и так х-хорош. Не под венец, верно? Поехали, Валера.
— И собачника будить не станете? Изголодался, небось, горемыка! Помрет ведь. И так, блин, на ладан дышит, со своим кофе и сигаретами… А я бы пока…
— Ты же знаешь, Валерка, Атасов от батареек работает.
— Тогда хоть песика пожалейте…
— В-волки по две недели без е-е-еды обходятся. И не дохнут.
— Так то ж волки, Эдик!..
— Поехали, го-говорю. Время не ждет.
Протасов смирился и полез за руль.
Не прошло и пяти минут, как обе машины покинули гостеприимный базарчик. На трассе Протасов надавил, с ревом обошел «Мерседес» и занял место ведущего.
— Е-если б он этого ма-маневра не сделал, я бы о его здоровье б-беспокоиться начал…
Андрей кивнул — тут и спорить было нечего.
В районе Каховки пересекли Днепр.
— Каховское водо-х-хранилище, — сказал Армеец, сверившись с картой. Днепр был намного шире того, что плещется под Киевскими кручами. Вода издали казалась коричневой. Злые волны, ненамного уступающие морским, сердито шипели. Ветер срывал с их гребешков белую пену и мелкой взвесью нес в сторону дороги. Картина была, если и апокалиптической, то неприветливой — это точно. По крайней мере, желания останавливать машину и лезть купаться не возникло ни у Армейца, ни у Бандуры.
Раскинувшаяся впереди равнина была ровной, как стол.
— К Пе-перекопу приближаемся. С-скоро Сиваш у-увидим…
Андрей хотел было рассказать Эдику историю, неожиданно выплывшую из подсознания. Про первую свою поездку на море — ему тогда исполнилось десять. Они ехали в красно-белом рейсовом «Икарусе», он, мать и отец. Отец, сидевший впереди, внезапно обернулся и сказал тоном заговорщика:
— Слушайте, братцы… Хотите игру?.. Кто первым море заметит, тому покупаем — чего душа пожелает. Идет?
После таких слов отца в воображении Андрея немедленно возник чудесный, восьмиосный грузовик, увиденный им пару недель назад в игрушечном отделе убогого магазинчика родных Дубечков. Грузовик был величиной с коробку из-под туфель. С вращающейся платформой и тремя ракетами, установленными на площадке. С тарелкой локатора на крыше. И главное — на разрисованной всевозможными циферблатами приборной доске ракетоносца внутри кабины имелось окошечко, вызвавшее особое восхищение Андрея. С помощью рычажка, спрятанного в носу ракетоносца, изображения в этом окошке менялись одно на другое. Последовательно нажимая рычажок, можно было вызвать силуэты вражеского самолета, танка и тяжелого военного корабля.
— Выбор цели! — тараща от восторга глаза, толклись у прилавка дубечанские мальчишки. Каждый из них, вне всякого сомнения, за обладание такой замечательной штуковиной отдал бы правую руку.
Вожделенная игрушка две недели не давала Андрею заснуть, а в первые дни он вообще ходил как чумной.
— И ракетоносец купишь? — спросил Андрей отца, ушам своим не веря.
— Море первым увидишь — считай, что он у тебя в кармане, — отец выглядел счастливым.
— За десять рублей?!.
— Хотя бы и за двадцать пять.
Дальше случилось то, что, очевидно, и должно было произойти. Андрей первым увидел море, разразившись такими победными воплями, что водитель автобуса едва не свернул в кювет. То ли мать и отец подарили Андрюше пальму первенства, то ли он честно ее заслужил, прыгая по салону «икаруса» от окна к окну, как посаженый в клетку бабуин, так и осталось в загадках. Все ракетоносцы, к огромному огорчению Андрея, к их возвращению с моря оказались раскупленными. Впрочем, отец сдержал слово, и Андрей не остался в накладе, получив совершенно потрясающий автомобильный паром, желто-зеленый, размерами с материнскую стиральную доску. С четырьмя легковушками на борту.
Едва Армеец упомянул Сиваш, который вот-вот должен был появиться на горизонте, история эта, позабытая накрепко, высветилась в мозгу Андрея почти в первозданной яркости. Словно слайд из старой коробки, спроецированный через диапроектор на экран. Так поразительно четко, что Андрей на мгновение увидел и отца, и мать, которой уже третий год, какне было на свете, и ракетоносец, с окошком для выбора цели.
Андрей уже открыл рот, собираясь поделиться с Эдиком замечательным детским воспоминанием, но тут сердце, без каких-то видимых причин, сжалось от плохого предчувствия. Андрей повернулся к Армейцу. Эдик сидел справа, напряженно вглядываясь вперед. Видимо, тоже что-то почувствовал.
— П-предчувствие, Андрюша, — тихо сказал Армеец, полностью подтверждая последние мысли Андрея, — к-кто воевал, з-знает, что это такое…
Молча проехали еще километров двадцать. Атасов и Гримо мирно спали. Протасовский «Ниссан» маячил впереди. Дистанция была — до сотни метров.
— П-половина шестого утра, — мрачно сообщил Армеец.
— Пять тридцать две, — эхом отозвался Бандура.
— С-скоро КП…
Он действительно показался в ближайшие пятнадцать минут — массивная бетонная будка, тяжелые шлагбаумы в обоих направлениях, площадка с милицейским вертолетом, толи Ми-2, то ли Ка-26. Невдалеке тускло поблескивало четырехколесное бронированное чудовище, вооруженное парой пулеметов: крупнокалиберным конструкции Владимирова и спаренным с ним обыкновенным башенным ПКТ.
— Нахрена они сюда БРДМ[23] приволокли?! — возмутился Бандура. — Как будто это не вшивый КП между двумя областями миролюбивой вроде бы Украины, а какой-то блок пост в горячей точке, где льется кровь и каждую ночь гремят выстрелы.
— Не го-говори, — согласился Армеец. — Не въезд на курорт, а натуральная п-прифронтовая полоса. Идиотизм, честное слово.
На корме протасовского «Ниссана» ярко вспыхнули огни стоп-сигналов — здоровяк сбрасывал скорость.
— В-восемьдесят, сорок, ползком, — прокомментировал замелькавшие по обочине дорожные знаки Армеец.
Пятерка милиционеров бродила по площадке у будки. Все были экипированы бронежилетами, касками и укороченными автоматами Калашникова через плечо. Некоторые кидали на приближающиеся с запада машины весьма недружелюбные взгляды.
— Ох и не люблю же я их, — честно признался Андрей.
— Ты мне п-покажи, кто их вообще лю-любит, — откликнулся Армеец.
— На войну, блин, собрались…
— То-точно.
— Что-то мне от их вида — и в море купаться расхотелось.
Едва джип Протасова достиг бетонной будки, высокий милицейский старшина злобно махнул палкой, указывая Валерке, что он, мол, уже приехал.
Протасов беспрекословно подчинился.
— Один попал, — мрачно бросил Бандура, останавливая «Мерседес» борт в борт с «Патролом».
— Ва-ва-валерка, — начал Армеец, — мы т-тебя подождем?
— Ехай, блин, — отмахнулся из окна Валерий. — Сейчас я с ними порешаю. — С этими словами Протасов нагнулся к бардачку и вынул толстенный кожаный лапатник.
Бандура и Армеец, никем не остановленные, медленно покатили мимо. Милиционеры проводили их каменными взглядами, которыми бы дороги мостить.
Отдалившись от КП на пару сотен метров, Андрей остановил «Мерседес».
— Что будем делать, старик?
Армеец почесал затылок.
— Атасова будить? — не унимался Андрей.
— Да-давай подождем минут десять…
Десять минут отщелкало, — Протасов не появлялся. Пятнадцать прошло, двадцать пять. С тем же результатом.
— Вернемся? — неуверенно предложил Андрей.
— Думаешь КП ш-штурмом взять?
— Ничего я не думаю!
— Сам ра-разберется… — кисло протянул Армеец, краснея от того, что последнее предположение выглядело здорово притянутым за уши. — По-посмотри по карте, сколько до С-симферополя осталось?
— Сто семьдесят шесть километров. — Андрей спрятал атлас в кармашек карты двери. — Плюс минус туда сюда…
— Если Б-бонифацкий на утренний поезд успел, то как раз в о-обед прибудет на вокзал… — Армеец пожевал губу.
— Так что делать?
— До-догонит в дороге, — принял решение Армеец. — Не ребенок, в конце-то концов. Давай, Андрюша, в-вперед по-потихоньку.
Поскольку Эдик принял всю ответственность на себя, Андрей безропотно (с некоторым даже облегчением) направил «Мерседес» вперед.
«Эдик — старший», — сказал себе Андрей, наблюдая, как придорожная трава в боковом окне бежит все быстрее и быстрее.
Четверти часа не прошло, как они въехали в Армянск. Припарковались возле девятиэтажки, первый этаж которой делили между собой почтовое отделение и междугородние телефонные автоматы.
Андрей побежал звонить в Киев.
— У девочек все спокойно, — сообщил он Армейцу по возвращении. — Я с Ледовой разговаривал. Хвалит нас. Молодцы, говорит. Быстро добрались.
— Ей спасибо, — невесело кивнул Армеец. — От В-валерки не забыл ей з-земной поклон передать?..
— Не появился?… — спросил Андрей, хотя ответ был очевидным.
— Если сам не разобрался, мы ему ни-ничем уже не поможем, — медленно выговорил Эдик. — В-время, Андрюша?
— Семь утра.
Рабочий люд потихоньку наполнял улицы Армянска. На ближайшей к почте остановке накопилось человек пятнадцать. Ждали автобус, который, естественно, запаздывал.
— Да нет же никого, — отмахнулся Атасов. — В такую паршивую погоду, Бандура, даже хозяин-садист, типа, собаку из дома не выгонит.
Армеец потянулся к торпеде, толкнул пальцем кнопку подачи аварийных сигналов. Атасов хмуро покосился на Эдика.
— Воспользуюсь, типа, законным питстопом и пописаю, — доверительно сообщил он приятелям. — Чтобы ни у кого, типа, претензий не было, в дальнейшем.
— Да че-чего ты завелся?
— Ничего, типа, — по-стариковски заворчал Атасов, поворачиваясь спиной к машине и расстегивая ширинку, — ничего, Эдик, а вперед перелазь. Мы с Грименцием на массу давить будем.
Произошла рокировка, в результате которой Армеец с Бандурой оказались впереди. Гримо, потоптавшись по кругу, как и положено собакам перед сном, улегся, свернувшись калачиком. Атасов устроился рядом, беспардонно использовав несчастного бультерьера в качестве подушки с подогревом. Гримо попробовал поворчать сквозь сон.
— Я тебе, типа, рыкну, — предупредил собаку Атасов. Вскоре сзади воцарилась тишина.
— Ну, с Богом, — пробормотал Андрей, трогая с места. Небо на востоке принялось несмело светлеть.
— Куда, хотел бы я знать, П-протасов за-запропастился, — тревожно спросил Армеец. — Мы его ночью не-не проскочили, часом?
— Его проскочишь… — протянул Бандура, смутился под укоризненным взглядом Армейца и добавил:
— Вроде как не было его…
— В Одессу ненароком уехал, — зевнув, пробормотал Атасов. — Либо в Румынию. Указатели перепутал, типа… И привет.
— Если, как мы, летел, — рассудил Андрей, — то черта мы его догоним, пока где-то не станет. В дороге и за грузовиком не угонишься, особенно, когда фора большая. Два часа разницы, да плюс — за его джипом… У «Нисана» под капотом сколько коней?..
— Ну ты и скотина, типа! — громко возмутился совсем было уснувший Атасов. — Вот мерзавец, а?
— Кто? — испугался Армеец.
— Гримо негодяй!..
— Ч-что он сделал-то?..
— Сейчас, типа, унюхаешь…
Разулыбавшись, Андрей опустил окно. В салон ворвался свежий ветер с полей, наполненный влагой, ароматом полевых растений и запахом росы. Сон сразу отступил. Испарился, хоть и временно.
— Не знает, паразит, что отравляющие вещества, типа, запрещены международной Женевской конвенцией, — бурчал Атасов, снова пытаясь прилечь, — еще в начале столетия.
— П-плевал он на ко-конвенции, — согласился Эдик, в свою очередь хватаясь за ручку стклоподъемника.
Вскоре дорога перешла в четырехполосную, что безошибочно указывало на приближение большого города. Херсона, надо полагать. Ближе к четырем справа от трассы потянулся бесконечный стальной забор. Вдалеке, за забором, в розово-серых предрассветных лучах виднелись силуэты каких-то вертолетов.
— Военно-транспортные Ми-6, — сразу определил Бандура. В школе Андрей бредил небом, одно время даже думал поступать в Харьковское летное училище, пока неожиданный развал Советского Союза не начертил поверх романтических планов большой жирный крест.
— Вот силища-то, — качал головой Андрей, — пассажировместимость — что у аэробуса. Ну, или почти как…
— С-сколько денег народных даром пропадает, — по-своему откликнулся Армеец. — Тут левый поворот, смотри, не пропусти. А то в Херсон уедем…
— А ты в Херсоне был?
— Бы-бывал…
— Хороший город?
— К-красивый. Я там счастлив был, Андрюша. Мы с женой пу-путевки на море брали. П-профсоюзные. В лагерь «Маяк», от Киевского политехнического и-института. В поселке Лазурное Херсонской области. Я в и-институтской научно-технической библиотеке работал.
— Далеко Лазурное от Херсона?
— До-добрая сотня ки-километров. Туда из Херсона а-автобус ходил. И еще на «ку-кукурузнике»[20] можно было до-долететь.
— Ух ты! — при упоминании «кукурузника» из головы Андрея вылетела даже новоиспеченная жена Армейца, о которой он первый раз в жизни услышал. — Ты летал на таком серьезном корыте?!
— О-один раз. Ощущения — не для слабонервных, Андрюша. Си-сидения там друг напротив друга с-стояли. Как в армейском «Зиле» повышенной п-проходимости. Во время полета в воздушных ямах так ш-выряло, что ду-душа уходила в пятки. Ма-малая авиация… — Армеец развел руками, мол, что тут попишешь. — Хотя, по большому счету, машина была и-исключительно надежной. Даже если мо-мотор заглохнет, все равно с-спланирует. И садится на пятачке. Би-биплан, что ни говори…
— Значит, вы на нем на море летали? — Бандура обратился в слух, вспомнив о мистической жене Армейца и решив вытянуть из Эдика все, что только можно.
— В Лазурном а-аэродром был. П-поле травяное, попросту го-говоря. — Армеец кинул долгий задумчивый взгляд в сторону Херсона. — Мы в Ла-лазурном т-трижды отдыхали. Один раз на Ан-2 из Херсона добрались. У-удобно, слов нет. Из к-киевского самолета вышел, и, сразу в «кукурузник». Раз — рейсовым автобусом. О-однажды — на теплоходе.
— Что, прямо в Лазурное?
Армеец отрицательно покачал головой:
— Вниз п-по Днепру — до Голой Пристани. Она в дельте Дне-днепра расположена. Камыши там сплошные. Ре-река на множество ру-рукавов делится. К-красиво очень.
— Никогда не был, — сказал Андрей.
— Лукоморье, — добавил Армеец. — То самое, о котором поэт писал.
— Ух ты, — зачаровано проговорил Андрей, — Пушкин, что ли?
У Лу-лукоморья дуб зеленый
З-златая цепь на дубе том,
И д-днем, и ночью к-кот ученый
Все ходит по цепи кру-кругом…
— Рабиндранат Тагор…[21]
— Да ладно, — заулыбался Андрей. — Ладно…
— Т-точно тебе говорю, Тагор.
— Да ладно… — засомневался Андрей.
— Еще на ча-частном такси можно было добраться. Т-только они, па-паразиты, сотню долларов ломили. Нам не по к-карману было…
— Атасов говорил, что ты в школе учителем работал? — сменил тему Андрей. — Это правда?
Армеец кивнул:
— И-истории.
— А ушел чего?
— П-по здоровью… — тихо ответил Эдик и сразу как-то осунулся.
— Ну и как там, в «Маяке» отдыхалось?
— З-здорово, — воспрянул духом Армеец. И просветлел сразу. Откинулся на подголовник, прикрыл глаза. Заулыбался даже, только как-то неуверенно, будто опасался вспугнуть свою же улыбку. — До-домики фанерные, ма-матрацы ватные. К-кровати с железной сеткой. Если любить на т-такой женщину — по-половина лагеря проснется…
Бандура захихикал. Армеец покраснел.
— Вода из колонки. Ту-туалет во дворе. Такой невыносимо вонючий, — никакая х-хлорка не могда запах перебить. Как за-зайдешь по надобности, так потом минут т-тридцать ходишь проветриваешься.
Армеец задумался. Видно было, что вспоминает.
— Ну, — продолжал он, — мы, в конце концов, не в туалете сидеть приезжали. Мо-море — чудесное. Теплое. М-мелко долго-долго. Пе-песочек. Детишкам красота… Т-трехразовое питание. Котлеты, каша. Совдеп, конечно, без изысков. А мне нравилось. Масло на ужин давали — кубиками. З-завтраки я п-просыпал, Маринка одна ходила… Ну, знаешь, отпуск, х-хочется поваляться по-подольше… Так она нам завтрак в к-кастрюльках приносила. Ругалась, конечно, страшно. — Армеец широко улыбнулся. — На весь лагерь, ме-между прочим. «Что я вам, обормотам, нанялась?!» В шутку, конечно. Возле домика на углу ре-ретранслятор висел, на столбе. По у-утрам «на за-зарядку по порядку» крутили. Маринка и его пе-перекрикивала… Вечерами — в кинотеатр под открытым небом х-ходили. С пледами, чтобы за-заднице у-удобнее было. И знаешь что? Лю-любая дурня на ура шла. Отчего — понять не могу.
Бандура внимательно слушал. Армеец продолжал рассказ.
— Марина с т-теткой из села до-договорилась — молоко вечернее брать. Нам от пансионата до се-села — около километра было шлепать. В-вечером ходили, когда жара с-спадала. Идем, бывало, че-через поле, к-коровьими лепешками пахнет. Колючками разными, ковылем. Небо з-звездами усыпано. Как г-глянешь, так и жалеешь, что в з-звездочеты не подался. Море за спиной шумит. Лето. Т-тепло. Та-такое счастье распирает — ни за какие д-деньги не купишь. По-понимаешь?
— Да, — тихо сказал Андрей.
— Дениска на копках-баранках у-у меня катался… На плечах, то есть. Любимое местечко у него было… Как с молоком в домик возвращались, о-обязательно засыпал… О-одно плохо — но-ноги у него затекали…
Армеец замолчал. Андрей переваривал то, что услышал. Эдик сидел, закрыв глаза, и больше не улыбался.
— Эдик…
Тишина.
— Эдик!
— Что, Андрюша?..
— Марина и Дениска? Что с ними случилось?
Армеец ничего не ответил. Даже дыхания его слышно не стало.
* * *
Андрей повернул на Херсонскую окружную. Они не успели проехать и сотни метров, как почти одновременно заметили «Ниссан-патрол» Протасова. Джип мирно стоял на обочине, в самом эпицентре импровизированного придорожного базара.— П-протасов! — воскликнул Армеец. Включил правый поворотник и, пршуршав шинами по гравию, остановил «Мерседес» под самым носом «Ниссана».
— Пошли, — обронил Армеец и полез из машины. Бандура последовал его примеру. Атасов дрых как убитый, обняв Гримо и возрузив голову на бок верного бультерьера. Глаза Гримо были широко распахнуты, но сами глазные яблоки закатились под покатый лоб. Картина вышла устрашающая. Пес сопел во сне, все четыре лапы нервно подрагивали, словно Гримо за кем-то гнался, либо пытался убежать.
— Ну вы, блин, даете, пацаны!.. — радостно заявил Протасов. — Я в этой дыре уже два часа прохлаждаюсь. Божие коровки, блин, быстрее ползают!
— Ты чем тут занимешься?
— Вас, блин, жду, лохов ушастых. Ох и тупой же ты парень, Андрюха!.. Тупой — жуть…
— Жри, жри, Протасов. Гляди не подавись, — в тон Валерию откликнулся Андрей.
При виде нескольких дюжин пирожков, выложенных на торпеде джипа неким подобием китайской стены, рот Андрея наполнился слюной. Будто трюм гибнущего в океане корабля соленой забортной водой.
— Я подкрепляюсь. Законом пока не запрещено. — Протасов взял ближайший пирожок и целиком засунул в рот.
— Кто пилотировал этот самогонный аппарат на колесах? — донеслось из забитого рта Валерия, — ты, что ли?
— Саня, — Эдик махнул в сторону «мерседеса».
— Тот еще Алан Прост.[22]
Армеец и Бандура неловко топтались перед дверцей джипа.
— Ладно, — Протасов покончил с пирожком и алчно посмотрел на торпеду, выбирая очередную жертву. — Ладно, блин. Что вы мнетесь, как гавки бездомные. Налетайте, е-мое!.. Протасову для своих пацанов реально ни хрена не жалко!..
Эдик и Андрей не заставили Валеру повторять дважды и жадно накинулись на пирожки.
— Тут с сыром, яблоками, мясом и горохом. С мясом, в натуре, дерьмо. А яблочные и с сыром — чистый отпад. Тащилово, блин, конкретное. Рулиз, чтоб до вас дошло. Сейшен.
Эдик и Андрей заработали челюстями с энергией пираний, напавших в Амазонке на тапира.
— Топчите, блин. Если не хватит, еще купим, — успокоил друзей Валера, потирая ладонь о ладонь.
Вонзая зубы в первый попавшийся под руку пирожок, Андрей почему-то подумал, что не хватит — сто процентов. Несмотря на ранний час, придорожный базар шумел вовсю. Туда и сюда сновали побитые жизнью «Москвичи» с «Жигулями», тягая за собой тяжело груженые прицепы. Длинная шеренга торговок предлагала вниманию шоферов и пассажиров транзитных автомобилей пирожки, блины, беляши, фрукты и овощи, домашнюю колбасу колечками, длинные палки сырокопченой, два десятка наименований газированных вод и много чего еще из того, чем безуспешно пыталась наполнить отечественные прилавки советская власть и что появилось только тогда, когда сама эта власть канула в небытие. Невдалеке курилась жаровня, на которой шипели золотистые, словно диковинные аквариумные рыбы, чебуреки.
— Возьмем похавать? — сверкая глазами, предложил Протасов. — Я бы штук пять легко затоптал.
— Жи-живот от масла разболится, — назидательно произнес Армеец.
— У кого разболится, блин, тот порожняком идет. — Протасов вылез из джипа и направился к жаровне. — Бандурий?! — крикнул он на ходу, — тебе взять?
— Да, — чисто из жадности согласился Андрей, забитый пирожками по самые гланды.
— Там дальше — ш-шампуни, лезвия для бриться, одежда, маски для н-ныряния, трубки. Ма-матрацы надувные, зонтики от солнца, и-игрушки. Все китайское, зато недорого. Если деньги есть — на море с пустыми руками выбираться м-можно.
— Классный базар, — согласился с приятелем Андрей.
— Мне борща предложили, — Протасов вернулся к машине, таща в руках огромный пакет чебуреков. — Реально. С пылу с жару. Только пол-часа подождать надо. Подождем, а?
— В-времени в обрез, — огорчил гиганта Армеец. — Ехать нужно!
— Там дальше еще и шашлыки жарят. Я бы заказал, а?
— Времени нет, Валера!
— Да нас, Эдик, вполне реально в Крыму и замочить могут… Местные пацаны. Давай, блин, хотя бы на последок похаваем…
— Ти-ти-типун тебе на язык! Балабол чертов. Говорят тебе — времени нет. Пока мы тут желудки набиваем, Б-бонифацкий в Симферополе с поезда с-соскочит — и ищи его, свищи, в Ялте. — Эдик развернулся и неторопливо зашагал к «Мерседесу».
— В Ялту по беспределу ломиться — не фонтан, — согласился Протасов, становясь очень грустным. — Вот блин…
— Валерка… — Андрей сделал глоток горячего черного кофе из бумажного стаканчика и закатил глаза от удовольствия. Утро выдалось промозглым. Дождь прекратился, но едва проглянувшее на востоке солнце сразу затянули тяжелые свинцовые тучи, так что все шло к тому, что скоро снова начнется.
— Чего тебе? — Протасов запустил зубы в чебурек, масло брызнуло в разные стороны, большая часть полилась на темно-синие спортивные брюки Валерия.
— Вот блин! — заорал Протасов так, что пару ближайших теток шарахнулись в разные стороны. — Е-мое!.. Новые штаны от спортивного костюма загубил!
— С-солью присыпать надо, — посоветовал вернувшийся к джипу Армеец.
— Чего ты, блин, ржешь, братское чувырло?! — напустился Протасов на Андрея. — У меня уже этих курток от костюмов — три десятка накопилось! Хоть жопой жуй!.. А штаны — последние были!..
— Валера, ты в дороге ничего подозрительного на видел? — стоял на своем Андрей.
— Ничего!.. — рявкнул Протасов. Кроме двух клоунов в желтом «Мерседесе» а третьего, блин, с кобелем на голове!
— Без шуток, Валера.
Протасов испытующе поглядел на Андрея:
— Часов в одиннадцать вечера, Бандура, вчера, блин, притормозил я у придорожного чипка…
— Ну? — напрягся Андрей.
— Две шалавы там сидели. Ничего себе, при беглом осмотре. Думал закадрить, в натуре, пока они ртов не пооткрывали. Мало того, блин, что вместо половины зубов — фиксы золотые установлены. Так еще, понимаешь, такие грязноротые — уши вянут. Мат-перемат, Бандура. Один чисто мат. И связки: на, в, туда, через… Ты понял, да?!.
— П-предлоги, — уточнил Армеец.
— Сам ты предлог, в натуре. Ругню между собою подняли — ужас, блин. Не дай Бог. Я, твою мать, не все понял. Таких, блин, словечек, как они загибали, даже наш ротный старшина не знал. В армии, блин.
— Командир, — уточнил Армеец.
— Ну, я решил, пошли они обе гнить, давалки хреновы.
— Ты по-поступил очень даже правильно, — одобрил гиганта Армеец. — А т-теперь дожевывай, з-здоровяк, и поехали.
— Я бы, в натуре, штаны пошел пошукать, — заискивающе проговорил Протасов. — А вы бы пока борща заказали, с котлетами…
— Ты и так х-хорош. Не под венец, верно? Поехали, Валера.
— И собачника будить не станете? Изголодался, небось, горемыка! Помрет ведь. И так, блин, на ладан дышит, со своим кофе и сигаретами… А я бы пока…
— Ты же знаешь, Валерка, Атасов от батареек работает.
— Тогда хоть песика пожалейте…
— В-волки по две недели без е-е-еды обходятся. И не дохнут.
— Так то ж волки, Эдик!..
— Поехали, го-говорю. Время не ждет.
Протасов смирился и полез за руль.
Не прошло и пяти минут, как обе машины покинули гостеприимный базарчик. На трассе Протасов надавил, с ревом обошел «Мерседес» и занял место ведущего.
— Е-если б он этого ма-маневра не сделал, я бы о его здоровье б-беспокоиться начал…
Андрей кивнул — тут и спорить было нечего.
В районе Каховки пересекли Днепр.
— Каховское водо-х-хранилище, — сказал Армеец, сверившись с картой. Днепр был намного шире того, что плещется под Киевскими кручами. Вода издали казалась коричневой. Злые волны, ненамного уступающие морским, сердито шипели. Ветер срывал с их гребешков белую пену и мелкой взвесью нес в сторону дороги. Картина была, если и апокалиптической, то неприветливой — это точно. По крайней мере, желания останавливать машину и лезть купаться не возникло ни у Армейца, ни у Бандуры.
Раскинувшаяся впереди равнина была ровной, как стол.
— К Пе-перекопу приближаемся. С-скоро Сиваш у-увидим…
Андрей хотел было рассказать Эдику историю, неожиданно выплывшую из подсознания. Про первую свою поездку на море — ему тогда исполнилось десять. Они ехали в красно-белом рейсовом «Икарусе», он, мать и отец. Отец, сидевший впереди, внезапно обернулся и сказал тоном заговорщика:
— Слушайте, братцы… Хотите игру?.. Кто первым море заметит, тому покупаем — чего душа пожелает. Идет?
После таких слов отца в воображении Андрея немедленно возник чудесный, восьмиосный грузовик, увиденный им пару недель назад в игрушечном отделе убогого магазинчика родных Дубечков. Грузовик был величиной с коробку из-под туфель. С вращающейся платформой и тремя ракетами, установленными на площадке. С тарелкой локатора на крыше. И главное — на разрисованной всевозможными циферблатами приборной доске ракетоносца внутри кабины имелось окошечко, вызвавшее особое восхищение Андрея. С помощью рычажка, спрятанного в носу ракетоносца, изображения в этом окошке менялись одно на другое. Последовательно нажимая рычажок, можно было вызвать силуэты вражеского самолета, танка и тяжелого военного корабля.
— Выбор цели! — тараща от восторга глаза, толклись у прилавка дубечанские мальчишки. Каждый из них, вне всякого сомнения, за обладание такой замечательной штуковиной отдал бы правую руку.
Вожделенная игрушка две недели не давала Андрею заснуть, а в первые дни он вообще ходил как чумной.
— И ракетоносец купишь? — спросил Андрей отца, ушам своим не веря.
— Море первым увидишь — считай, что он у тебя в кармане, — отец выглядел счастливым.
— За десять рублей?!.
— Хотя бы и за двадцать пять.
Дальше случилось то, что, очевидно, и должно было произойти. Андрей первым увидел море, разразившись такими победными воплями, что водитель автобуса едва не свернул в кювет. То ли мать и отец подарили Андрюше пальму первенства, то ли он честно ее заслужил, прыгая по салону «икаруса» от окна к окну, как посаженый в клетку бабуин, так и осталось в загадках. Все ракетоносцы, к огромному огорчению Андрея, к их возвращению с моря оказались раскупленными. Впрочем, отец сдержал слово, и Андрей не остался в накладе, получив совершенно потрясающий автомобильный паром, желто-зеленый, размерами с материнскую стиральную доску. С четырьмя легковушками на борту.
Едва Армеец упомянул Сиваш, который вот-вот должен был появиться на горизонте, история эта, позабытая накрепко, высветилась в мозгу Андрея почти в первозданной яркости. Словно слайд из старой коробки, спроецированный через диапроектор на экран. Так поразительно четко, что Андрей на мгновение увидел и отца, и мать, которой уже третий год, какне было на свете, и ракетоносец, с окошком для выбора цели.
Андрей уже открыл рот, собираясь поделиться с Эдиком замечательным детским воспоминанием, но тут сердце, без каких-то видимых причин, сжалось от плохого предчувствия. Андрей повернулся к Армейцу. Эдик сидел справа, напряженно вглядываясь вперед. Видимо, тоже что-то почувствовал.
— П-предчувствие, Андрюша, — тихо сказал Армеец, полностью подтверждая последние мысли Андрея, — к-кто воевал, з-знает, что это такое…
Молча проехали еще километров двадцать. Атасов и Гримо мирно спали. Протасовский «Ниссан» маячил впереди. Дистанция была — до сотни метров.
— П-половина шестого утра, — мрачно сообщил Армеец.
— Пять тридцать две, — эхом отозвался Бандура.
— С-скоро КП…
Он действительно показался в ближайшие пятнадцать минут — массивная бетонная будка, тяжелые шлагбаумы в обоих направлениях, площадка с милицейским вертолетом, толи Ми-2, то ли Ка-26. Невдалеке тускло поблескивало четырехколесное бронированное чудовище, вооруженное парой пулеметов: крупнокалиберным конструкции Владимирова и спаренным с ним обыкновенным башенным ПКТ.
— Нахрена они сюда БРДМ[23] приволокли?! — возмутился Бандура. — Как будто это не вшивый КП между двумя областями миролюбивой вроде бы Украины, а какой-то блок пост в горячей точке, где льется кровь и каждую ночь гремят выстрелы.
— Не го-говори, — согласился Армеец. — Не въезд на курорт, а натуральная п-прифронтовая полоса. Идиотизм, честное слово.
На корме протасовского «Ниссана» ярко вспыхнули огни стоп-сигналов — здоровяк сбрасывал скорость.
— В-восемьдесят, сорок, ползком, — прокомментировал замелькавшие по обочине дорожные знаки Армеец.
Пятерка милиционеров бродила по площадке у будки. Все были экипированы бронежилетами, касками и укороченными автоматами Калашникова через плечо. Некоторые кидали на приближающиеся с запада машины весьма недружелюбные взгляды.
— Ох и не люблю же я их, — честно признался Андрей.
— Ты мне п-покажи, кто их вообще лю-любит, — откликнулся Армеец.
— На войну, блин, собрались…
— То-точно.
— Что-то мне от их вида — и в море купаться расхотелось.
Едва джип Протасова достиг бетонной будки, высокий милицейский старшина злобно махнул палкой, указывая Валерке, что он, мол, уже приехал.
Протасов беспрекословно подчинился.
— Один попал, — мрачно бросил Бандура, останавливая «Мерседес» борт в борт с «Патролом».
— Ва-ва-валерка, — начал Армеец, — мы т-тебя подождем?
— Ехай, блин, — отмахнулся из окна Валерий. — Сейчас я с ними порешаю. — С этими словами Протасов нагнулся к бардачку и вынул толстенный кожаный лапатник.
Бандура и Армеец, никем не остановленные, медленно покатили мимо. Милиционеры проводили их каменными взглядами, которыми бы дороги мостить.
Отдалившись от КП на пару сотен метров, Андрей остановил «Мерседес».
— Что будем делать, старик?
Армеец почесал затылок.
— Атасова будить? — не унимался Андрей.
— Да-давай подождем минут десять…
Десять минут отщелкало, — Протасов не появлялся. Пятнадцать прошло, двадцать пять. С тем же результатом.
— Вернемся? — неуверенно предложил Андрей.
— Думаешь КП ш-штурмом взять?
— Ничего я не думаю!
— Сам ра-разберется… — кисло протянул Армеец, краснея от того, что последнее предположение выглядело здорово притянутым за уши. — По-посмотри по карте, сколько до С-симферополя осталось?
— Сто семьдесят шесть километров. — Андрей спрятал атлас в кармашек карты двери. — Плюс минус туда сюда…
— Если Б-бонифацкий на утренний поезд успел, то как раз в о-обед прибудет на вокзал… — Армеец пожевал губу.
— Так что делать?
— До-догонит в дороге, — принял решение Армеец. — Не ребенок, в конце-то концов. Давай, Андрюша, в-вперед по-потихоньку.
Поскольку Эдик принял всю ответственность на себя, Андрей безропотно (с некоторым даже облегчением) направил «Мерседес» вперед.
«Эдик — старший», — сказал себе Андрей, наблюдая, как придорожная трава в боковом окне бежит все быстрее и быстрее.
Четверти часа не прошло, как они въехали в Армянск. Припарковались возле девятиэтажки, первый этаж которой делили между собой почтовое отделение и междугородние телефонные автоматы.
Андрей побежал звонить в Киев.
— У девочек все спокойно, — сообщил он Армейцу по возвращении. — Я с Ледовой разговаривал. Хвалит нас. Молодцы, говорит. Быстро добрались.
— Ей спасибо, — невесело кивнул Армеец. — От В-валерки не забыл ей з-земной поклон передать?..
— Не появился?… — спросил Андрей, хотя ответ был очевидным.
— Если сам не разобрался, мы ему ни-ничем уже не поможем, — медленно выговорил Эдик. — В-время, Андрюша?
— Семь утра.
Рабочий люд потихоньку наполнял улицы Армянска. На ближайшей к почте остановке накопилось человек пятнадцать. Ждали автобус, который, естественно, запаздывал.