Черри Кэролайн. Иноземец

   - Сколько людей имеется на Мосфейре?
   - Около четырех миллионов.
   - Не атеви.
   - Не атеви.
   - Прибывали ли туда когда-нибудь атеви после Договора?
   - Нет, нади. Не прибывали. Кроме экипажей авиалайнеров.
   - Что вы думаете об идее пайдхи-атеви?
   - На ранней стадии мы этого хотели. Мы пытались включить это в Договор как условие прекращения огня, потому что мы хотели узнать атеви лучше. Мы уже сообразили, что случилось взаимное непонимание. Мы чувствовали, что несем часть ответственности за Войну. Но атеви отказались. Если бы атеви проявили такое желание теперь, я бы оказал абсолютную поддержку этой идее.
   - Вам нечего скрывать - вам как народу? Не вызовет ли негодования наличие на Мосфейре атевийского резидента, имеющего доступ в ваши советы?
   - Я думаю, для атеви было бы очень полезно изучить наши обычаи. Я бы это поддержал. Я бы со всем жаром отстаивал это.
   - Вы больше не боитесь атевийских шпионов?
   - Я ведь уже сказал вам - секретов больше нет. Шпионам нечего добывать. Мы живем очень похожими жизнями. У нас очень похожий комфорт и бытовые удобства. Вы бы не заметили разницы между Адамстауном и Шечиданом.
   - Я не заметил бы?
   - Мы очень похожи. И, - добавил он умышленно, - влияние идет не только от нас к вам, нади. Говорю вам, мы нашли очень многие идеи атеви весьма мудрыми. В некоторых тонкостях вы бы чувствовали себя совершенно как дома. Мы многому научились у вас.
   Брен сомневался, что Сенеди полностью верит ему. Он видел, как тот хмурится.
   - Учитывая то, что вы сказали о передаче секретов, - задал следующий вопрос Сенеди, - есть ли ещё какая-то важная область, которую вы пока держите при себе?
   - Биологические исследования. Понимание генетики. Это - самое последнее и самое трудное.
   - Почему это самое последнее?
   - Из-за чисел. Как и освоение космоса. Из-за огромности чисел. Мы надеемся, что компьютеры найдут более широкое распространение среди атеви. Разумному существу необходимы компьютеры, нади: сколь ни сильны вы в математике, вам все равно без них не обойтись. Признаюсь, мне не под силу повторить все, что вы делаете в уме, но все равно вам придется использовать компьютеры для выполнения космических исследований, для хранения данных и для исследований в области генетики, как мы это делаем.
   - Нумерологи, счетчики чисел, не верят этому. Некоторые из них говорят, что компьютеры вводят в заблуждение и несут несчастье.
   - А другие в восторге от них. Я слышал, что некоторые нумерологи сами пишут программы... и критикуют наше оборудование. Они совершенно правы. Наши ученые очень интересуются их мнением.
   - Интересуются атевийскими изобретениями?
   - В очень высокой степени.
   - А что мы можем изобрести? Земляне уже все изобрели.
   - О нет, нет, нади, далеко не так. Это очень обширная вселенная. А наш корабль уже однажды подвел нас.
   - Достаточно ли обширна эта вселенная?
   Брен чуть не сказал "сосчитать невозможно". Но это было бы ересью.
   - По крайней мере, она выходит за пределы всего, что мне известно, нади. За любые пределы, которые мы обнаружили с помощью наших кораблей.
   - Вот так? Но какая от этого польза?
   Время от времени Брен сталкивался с новым для себя атевийским подходом - неизменно ошеломительным.
   - А какая польза от земли, нади? Какая польза от всего мира, кроме того, что мы в нем есть? Это место, где мы живем, нади. Его польза в том, что мы существуем. Во вселенной могут быть и более важные критерии, но с нашей точки зрения это единственное, что по-настоящему важно и значительно.
   - Вы верите, что некоторые объекты неисчислимы?
   Очередная медвежья яма для еретиков. Брен снял с полки готовый неопровержимый ответ, зная, что если на ленту попадут неположенные слова, экстремисты его не выпустят.
   - Если некто имеет видение, чтобы увидеть такие объекты, то, я уверен, некто иной сумеет исчислить их.
   - А кто-нибудь имеет вселенское видение?
   Другая атевийская секта, если не изменяет память.
   - Не знаю, нади. Сам я наверняка не из таких.
   Чертовски плохо, если Сенеди верит нумерологам. Но даже если не верит - все равно невозможно угадать, что может этому Сенеди понадобиться по политическим соображениям. Хорошо бы уже выбраться с этой линии допроса.
   - Еще чаю? - спросил Сенеди.
   - Спасибо, нади, у меня ещё есть.
   - Подозреваете ли вы врага во мне лично?
   - Не знаю. Очень надеюсь, что нет. Я нашел ваше общество приятным и надеюсь, что так будет и дальше.
   - В моей позиции нет ничего личного, нанд' пайдхи.
   - Верю. Не знаю, чем я мог бы обидеть вас. Разве что ненамеренно.
   - Поймите, ересь здесь не является обвинением. Сам я считаю все это манипулирование числами полной и примитивной глупостью.
   - Но магнитофонные ленты можно монтировать.
   - Как и телевизионные записи, - парировал Сенеди. - Сегодня вы снабдили Табини-айчжи весьма обильным материалом.
   Телевидение? Брен совсем выпустил его из памяти - так потрясло его письмо Табини. Но теперь, когда Сенеди произнес эти слова, Брен начал разлагать интервью на составляющие и сопоставлять с письмом - все эти невинные личные вопросы о нем самом, о его жизни, его ассоциациях.
   Обман. Меня обманул единственный атева, которому я доверял абсолютно, которому доверил свою жизнь. Обманул айчжи, который добросовестно выполняет все соглашения с человеческой цивилизацией.
   Табини вооружил меня против убийц - а в свете этого письма я не могу доказать, что это не были убийцы, подосланные самим Табини. Табини подарил мне пистолет, который можно найти и проследить по отметкам на пулях.
   Но когда я пустил его в ход и пролил кровь, Банитчи дал мне другой пистолет. Вот этого я не могу понять.
   Хотя, возможно, Банитчи и сам не понимал тогда и просто совершил лояльный поступок, не подозревая о заговоре. Все расчеты вариантов замыкаются в порочный круг - а теперь пистолет Банитчи исчез из-под матраса, теперь, когда они могут что угодно сфотографировать, подложить любую улику, а заводские номера вписать потом... Брен знал по крайней мере некоторые из трюков, которые противник может пустить в ход. Он их изучал. Администрация заставляла его изучать эти фокусы, пока у него голова не начала пухнуть, но он не хотел верить, что эти знания ему когда-нибудь пригодятся.
   Только не в делах с Табини!
   Не в делах с человеком, который мне доверял, который рассказывал мне государственные секреты, а я, из уважения к этому человеку, не передавал их на Мосфейру...
   - Сколько людей живет на Мосфейре? - спросил Сенеди.
   - Вы уже спрашивали, нади. Около четырех миллионов. Четыре миллиона триста тысяч.
   - Мы будем повторять вопросы время от времени, просто для уверенности... В это число входят дети?
   Вопрос за вопросом - потом о поддержке железнодорожной системы, потом о тех вето, которые накладывал его предшественник, об электростанциях, о плотинах и шоссе, об экологических исследованиях на Мосфейре и на материке.
   О воздушном сообщении между островом и материком и о дорожной системе в горной части Мосфейры, на севере и в центре. Ни о чем засекреченном. К чему бы все вопросы ни вели, его не интересовало ничто такое, чего атеви не могли бы узнать из каталогов и из личной почты пайдхи.
   Может быть, они действительно узнали все это из моей почты, задолго до появления спутников. Они могли, воспользовавшись туристскими каталогами, сложить мозаику дорог Мосфейры, её городов, улиц; могли фотографировать прибрежные города, куда прилетают регулярные транспортные самолеты из Шечидана, вывозящие обратным рейсом изготовленную людьми электронику и текстиль, морскую пищу и лекарства.
   - Много ли у вас ассоциатов на Мосфейре, нади? Назовите их имена...
   - Что вы обычно делаете, когда возвращаетесь на Мосфейру, нади? Конечно, какое-то время посвящаете официальным делам?..
   - В вашем жилище было оружие, нади. Что вы собирались сделать с его помощью?
   Только ни в чем не признаваться. Это не приятельский вопрос.
   - Я не знаю ни о каком оружии.
   - Предмет вот такого размера, у вас под матрасом.
   - Не знаю. Может быть, этот предмет появился и исчез в один и тот же день.
   - Пожалуйста не шутите, нади. Это чрезвычайно серьезное дело.
   - Понимаю. Но, уверяю вас, я ничего такого не привозил сюда и не клал под матрас.
   - Он появился сам собой.
   - Должно быть. Другого ответа у меня нет. Нади, что бы я с ним стал делать? Я не снайпер. Даже с оружием в руках я не представляю никакой опасности, только для себя самого и для мебели.
   - Нади! Мы знаем, что этот пистолет происходит не из Мальгури. У нас есть его регистрационный номер.
   Брен смотрел по сторонам, на сдвоенные тени на стене. Возможно, Табини потерпел какое-то поражение на политической арене и вынужден был передать своего пайдхи соперничающей группе. Брен не знал, кого он сейчас защищает в этой истории с пропавшим пистолетом: то ли Табини от его соперников, то ли Банитчи от обвинений - а может то, что Банитчи подменил пистолет, страшно замутило воду и теперь все выглядят виновными.
   Зато уже понятно, куда девался пистолет.
   А что касается лжи, пайдхи следовал своей официальной линии.
   - Нади, - сказал Сенеди. - Отвечайте на вопрос.
   - Я думал, это не вопрос, а утверждение, нади. Прошу прощения. Я не имею оружия. Я не клал его туда. Это все, что я могу сказать.
   - Вы стреляли в убийцу в Шечидане, нанд' пайдхи.
   - Нет. Я поднял тревогу. А Банитчи выстрелил, когда кто-то побежал.
   - В таком случае Банитчи стреляет хуже, чем я думал.
   - Было темно, шел дождь, а тот человек бежал.
   - А в комнате не было никого, кроме вас.
   - Я услышал шум. Я позвал охрану.
   - Банитчи регулярно стоит на страже у вас под дверью по ночам?
   - Не знаю, может, у него было какое-то дело в этом коридоре, может, какая-нибудь дама. Я у него не спрашивал.
   - Нади, вы лжете. Этим вы никому не поможете.
   - Только три человека во всем мире знают, что случилось в ту ночь: я, Банитчи и тот человек на террасе - а это, конечно, были не вы, Сенеди-чжи. Правда ведь?
   - Нет, не я. Это выбор не в моем вкусе.
   Вероятно, это была шутка. Брен не знал, как воспринимать эти слова. Он боялся, он был уверен, что Сенеди имеет информацию из источников, ему не известных. Сенеди стряпает какое-то дело. И хоть существуют законы против похищения людей и против удержания их силой, но нет никаких законов против того, что сделал Табини, отправив его сюда.
   - Итак, вы не имеете представления, как попал туда пистолет, - сказал Сенеди. - Вы категорически утверждаете, что не ничего о нем знали.
   - Да.
   Сенеди откинулся на спинку стула и уставился на него долгим-долгим взглядом.
   - Этот пистолет дал вам Банитчи.
   - Нет, нади. Он этого не делал.
   - Нанд' пайдхи, среди знакомых вдовы есть люди, близко ассоциированные люди, чья ассоциация с Табини-айчжи идет через вдовствующую айчжи. Они не признают этот клочок бумаги, этот "Договор" с Мосфейрой. Клочки бумаги для них ничего не значат и, честно говоря, они не считают передачу землянам Мосфейры законной или имеющей силу.
   Та банда, подумал Брен, холодея. Консервативные экстремисты. Сторонники лозунга "Вперед, на побережье!" Ему не хотелось в это верить.
   - Мы получили от них запрос, - говорил Сенеди. - По сути дела, их агенты явились в Мальгури с требованием передать вас им и побуждали вдовствующую айчжи вообще разорвать ассоциацию с Табини. Они доказывают, что Договор ничего не стоит. Что Табини-айчжи ведет народ в ошибочном направлении. Мы предложили им компромисс. Им нужна определенная информация. Я сказал, что мы можем получить её для них, а они не станут требовать вашей выдачи.
   Это был совершенный кошмар. Брен не представлял, как справиться с этим безумием, с какой стороны зайти и с чего начинать. В любом случае прежде всего нужно понять позицию Сенеди.
   - Вы работаете на вдовствующую айчжи, нади?
   - Всегда. Без исключения.
   - А какую сторону она приняла? Она за Табини или против него?
   - Она не имеет ман'тчи. Она действует только для себя.
   - Чтобы заменить его?
   - Это одна из возможностей, нади. Она не сделает ничего такого, что ограничило бы её независимость.
   Ничего такого, что ограничило бы её независимость. Илисиди провалилась на выборах в хасдраваде. Дважды. Последний раз - пять лет назад, проиграла Табини.
   А Табини вынужден был написать такое письмо и отослать меня к Илисиди?
   - Дадите ли вы мне показания, которые мне нужны, нанд' пайдхи?
   Нелегко ответить. Может быть - может быть, Табини на самом деле не предавал меня. Может быть, администрация Табини уже катится к поражению, а я просто не заметил подземных толчков. Нет, не верю, не может быть. Хотя атевийская политика уже сбивала с толку не одного пайдхи и до меня.
   - Нанд' пайдхи, - снова заговорил Сенеди. - Эти люди послали агентов в Мальгури, чтобы привезти вас к их предводителям. Если я передам вас им... я не говорю, что мы не получим вас обратно - но в каком состоянии, сказать не могу. Они могут завести свои допросы намного дальше нас, в области технологии, оружия и систем космического базирования, в те области, где мы не имеем интересов и относительно которых мы не имеем оснований считать, что вы не говорили правду. Пожалуйста, не обманывайте себя: это не матчими, от профессионала никто не сможет сохранить тайну. Если вы дадите мне показания, которые мне нужны, которые приведут Табини к падению, мы сможем быть радушными. Но если я не смогу продемонстрировать им эти показания...
   Мысли Брена неслись галопом. Он пропускал отдельные слова Сенеди, а это может закончиться катастрофой.
   - ...у меня не останется другого выхода, кроме как позволить им получить эти показания своими способами. А я хотел бы уберечь вас от этого, нанд' пайдхи. Еще раз: кто стрелял из пистолета?
   - Из пистолета стрелял Банитчи.
   - Кто дал вам пистолет?
   - Никто не давал мне пистолета, нади.
   Сенеди вздохнул и нажал кнопку. Отнюдь не историческая реликвия, отметил какой-то отстраненный участок мозга. Но, вероятно, ещё очень многое в кабинете Сенеди не является ни историческим, ни устаревшим.
   Оба ждали. Еще можно изменить решение, думал Брен. Можно дать Сенеди то, что ему нужно, переметнуться на другую сторону - ну да, у меня ведь есть слово Сенеди... и это письмо... сказать ему, что произошло на самом деле - а он не поверит, или поверит не полностью. Табини слишком осмотрителен, он слишком политик, чтобы сдаться, не попытавшись сманеврировать, а я, насколько можно представить, могу оказаться пешкой, которую Табини все ещё считает своей. На которую все ещё полагается.
   Глупо так думать. Если Табини хотел, чтобы я сыграл какую-то активную роль, если это письмо не следует воспринимать всерьез, Табини мог бы сказать мне, Банитчи или Чжейго могли мне сказать - кто-нибудь мог бы мне сказать, чего, черт побери, они от меня хотят.
   И я мог позвонить в свое управление, как положено, и отослать рапорт.
   X
   За спиной у меня открылась дверь. Я не строил иллюзий насчет побега из Мальгури - до человеческой территории половина континента, телефона нет и надеяться не на кого, кроме Банитчи и Чжейго, - это, может быть, какой-то шанс; но пытаться одолеть силой двух крепких атеви, каждый из которых на голову с лишним выше меня, которые нависли надо мной и успели ухватить своими лапищами выше локтей, пока я поднимался со стула... нет, это нельзя рассматривать как разумный шанс.
   Сенеди поднял глаза - и ничего не сказал, а они вытащили меня в тускло освещенный коридор. Повели глубже в дальнее крыло Мальгури, за пределы знакомой территории, дальше и дальше от наружной двери, а Банитчи, можно предположить, сейчас где-то снаружи, если Сенеди сказал правду, работает в том месте, где кабель входит в здание. Можно бы добраться до Банитчи, можно по крайней мере поднять тревогу - если получится одолеть двух атеви, даже трех, считая самого Сенеди, а Сенеди лучше не сбрасывать со счетов.
   Значит, сначала убраться подальше, чтобы Сенеди не мог услышать.
   - Мне надо в туалет, - сказал Брен, упершись обеими ногами. Сердце колотило в ребра молотом. Глупо, конечно, но после двух чашек чая - чистая правда. - Да подождите вы одну несчастную минутку, мне правда нужно в туалет...
   - Туалет, - сказал один, и они потащили Брена дальше по коридору к комнате у задней лестницы. Он рассудил, что эта комната находится прямо под его "удобствами" - и наверняка ничуть не современнее.
   Тот же атева закрыл дверь. Второй остался рядом и торчал все время, пока он делал то, на что сослался, мыл руки и отчаянно прикидывал свои шансы против этих двоих. Давным-давно он изучал боевые искусства, давным-давно тренировался в последний раз - а у них это происходило совсем недавно, можно не сомневаться. Он пошел обратно к двери, надеясь, что первый атева сделает ошибку и откроет дверь перед ним - но тот не сделал ошибки, а момент прохода через дверь был единственным и последним шансом. Брен резко двинул локтем человека слева, попытался развернуться, чтобы ударом ноги убрать второго из дверей, и понял, что дело плохо, за долю секунды до того, как ему вывернули руку и плечо приемом, который мог эту руку сломать.
   - Ну ладно, ладно, - просипел он, но тут неумолимая каменная стена врезалась ему в лицо сбоку и вдруг оказалось, что невозможно дышать - при вдохе начала потрескивать заломленная рука.
   Потом - ничего, кроме учащенного дыхания, их дыхания и его. Место действия не располагало к сложным убеждениям или к размышлениям о чем бы то ни было, кроме боли. Брен почувствовал, как его запястье охватывает шнур, стягивает все туже и туже, и сделал ещё одну попытку освободиться, когда один из тех открыл дверь туалета. Но шнур, вывернутая кисть и стиснутый локоть оказались несокрушимыми аргументами в руках второго охранника.
   Пришлось идти туда, куда они хотели, - а больше ничего не оставалось; несколько шагов по коридору, потом в дверь, за ней - освещенные керосиновой лампой каменные ступеньки, ведущие вниз, в подвал, о существовании которого в Мальгури он и не подозревал.
   - Я хочу поговорить с Банитчи! - заявил он на первой ступеньке и уперся.
   И немедленно убедился, что они понятия не имеют о хрупкости человеческих суставов - охранник собирался, не откладывая дела в долгий ящик, сломать ему руку по-настоящему. Брен попытался сойти на ступеньку, оступился, полностью потерял равновесие, а охранник, не обращая внимания, толкал его, используя заломленную руку в качестве рычага, пока ноги Брена каким-то чудом не оказались на месте; следующие несколько ступенек он одолел самостоятельно. В глазах расплывалось, как будто слезы заволакивали и рассеивали свет от единственного висячего светильника. Каменные стены, никакой обстановки, кроме этой одинокой керосиновой лампы да стола со стулом. Гром сотряс камни, даже так глубоко в скале чувствовалась вибрация, и Брену показалось, что это последняя весточка из внешнего мира. Он увидел следующую дверь, открытую в темный коридор. Туда его и протолкнули.
   Ждать помощи неоткуда. Разве что Банитчи на какой-то стороне в этой истории, непонятно на какой, и если... в общем, помощи нет и не будет. А я уже потерял свой единственный шанс поторговаться, лишился его, затеяв рукопашную с двумя атеви, - но если бы удалось вырваться хоть на миг... прежде чем они захлопнут за мной дверь - и успеть захлопнуть дверь за ними...
   Не очень хороший шанс. Вообще никакого шанса. Но Брена охватило отчаяние, когда его втолкнули в темную камеру без всякого освещения, кроме того отраженного света, что доходил из какой-то комнаты дальше по коридору. Он рассчитывал, что здесь они выпустят его из рук, и приготовился броситься на них, нырнуть пониже и попробовать прорваться между ними.
   Но охранник, выпустив локоть Брена, дернул за привязанную к запястью веревку, развернул пленника и припер спиной к стене, а его напарник тем временем схватил вторую руку. Брен попытался лягнуть его, но лишь получил в награду за труды коленом в кишки - руки у атеви были заняты.
   - Не надо, - сказал охранник, пока Брен хватал воздух, пытаясь вдохнуть. - Хватит уже, слышите?
   После этого он подсек Брену ноги, вытянул одну руку вдоль металлического стержня - а другой охранник в это время вытягивал вторую руку в противоположном направлении - и крепко обмотал шнуром от запястья до локтя.
   Все это время Брен пытался наконец перевести дух - а думать мог только об одном: вот беда проклятая... повторял снова и снова... стержень этот классический атевийский способ управиться с беспокойным клиентом, только уровень стержня не соответствовал среднему человеческому росту, и у Брена никак не получалось ни встать на колени, ни выпрямить ноги. Просто чертовски неудобно, ругался он, и никак не придумаешь способа выбраться из этой каши - и некуда даже коленями опереться, чтобы прикрыть от предстоящей обработки жизненно важные части тела...
   Но охранники ушли и бросили его одного, не сказав ни слова, только отряхнули руки и одежду, как если бы он нанес ущерб их достоинству. Брен боялся, что они захлопнут дверь и бросят его в темноте... но они оставили все как было, и теперь он видел перед собой открытую дверь, а на полу за ней - их удаляющиеся по коридору тени. Он слышал отзвуки их голосов, они говорили, что пора выпить, - как рабочие, закончившие дело.
   Он слышал, как они поднимаются по лестнице, слышал, как захлопнулась дверь.
   А потом - ничего, просто тишина.
   В самом начале обучения ему объяснили, что самоубийство - необходимое требование его работы, если ситуация в самом деле вот так взорвется. Нежелательно, чтобы человек в руках атеви сыпал технической информацией без разбору и до бесконечности; поначалу это было очень серьезное опасение когда атеви ещё не достигли той политической стабильности, которую они имеют последнее столетие, и когда соперничество между ассоциациями было постоянной угрозой Договору... о нет, это не могло случиться, даже при самом смелом воображении.
   И тем не менее этот курс до сих пор преподают - Брен знал дюжину безболезненных способов - и до сих пор говорят: если другого выхода нет, выбирай этот, потому что подмоге прийти неоткуда, потому что никто не станет рисковать Договором, чтобы тебя вытащить.
   Не то чтобы он мог много чего рассказать, кроме политических сведений против Табини. Техника сегодня стала такой эзотерической, доступной лишь посвященным, что пайдхи ничего не понимал в ней, пока не получал инструктажа на Мосфейре, и в каждом конкретном случае ему приходилось работать до тех пор, пока сам не разберется настолько, чтобы перевести информацию и растолковать атевийским экспертам. Никакими стараниями им не выбить из пайдхи атомных секретов, точно так же, как он не мог бы объяснить технику серхсветового полета.
   Но Брен не мог допустить, чтобы его использовали и в политических целях, не мог дать им никаких показаний, ведь запись можно смонтировать, можно вырвать куски из контекста - разве только на нем останутся следы допроса, тогда можно будет показать всему миру, что он говорил под принуждением.
   А он ещё дал телевизионное интервью - сидел преспокойно перед камерами.
   И дал возможность Сенеди записать свои ответы на ленту, включая этот чертов отказ признать пистолет. Теперь у них есть все нужные видеоленты и аудиозаписи.
   Черт, думал он. Ну и спортачил я. Так спортачил, что уже не поправить. А там теперь будет командовать Диана Хэнкс, черт побери, хотел бы я, чтоб нашелся кто-то получше, с нормальным воображением, чтоб хоть кто-нибудь мог понять, что Табини все ещё лучшая для нас фигура.
   Сбросить Табини, заменить его ярым антиземлянином, а меня заменить Дианой Хэнкс - и любоваться, как валится к чертям все, что строили несколько поколений. Уверен. Но среди землян тоже есть сторонники твердой линии, которые считают, что я стал слишком по-дружески относиться к Табини... Они неправы, ни за что не поверю, что они правы; но сегодня на их улице праздник, сегодня они могут кричать "а мы говорили"...
   Самое ироничное, что сторонники твердой линии, эти партии "испепели врага", весьма похожи по обе стороны пролива. И никак нельзя отдать ситуацию в их распоряжение.
   То, что я позволил забрать себя из рук Сенеди, - ошибка. Теперь это понятно. Надо как-то все вынести, надо узнать, замешан ли Банитчи, не схвачен ли он или ещё что - и заставить их опять привлечь Сенеди, чтобы рядом находился хоть кто-то, способный слышать голос разума.
   Предостаточно времени, чтобы успели поработать мозги. Мысли галопом неслись от одного плана к другому...
   Но когда холод пробрал до костей, когда мышцы начали неметь, потом ныть, потом болеть - голова вдруг отвлеклась от фантастических планов (как поправить то, что испорчено) и нашла себе другие занятия - голова вдруг обнаружила, что телу очень неудобно, очень больно, и начала твердить, что так можно навсегда остаться в погребе, если не дать этим типам то, чего им хочется.
   Но я не могу этого сделать. Не могу, не хочу, наверное, я и наполовину правильно не делал свою работу, иначе меня бы здесь не было, - но все равно я не собираюсь закончить её свержением Табини.
   Только одна надежда у меня, твердил себе Брен. Табини, когда ему надо, очень хитрый и осмотрительный сукин сын. Черт его побери, зашел с карты, которую все равно побьют, - знал, что земляне из-за меня не начнут войну; и, не имея в своем теле ни одной человеческой косточки, вовсе не чувствовал того, что должен почувствовать человек. Свое телевизионное интервью айчжи получил. Теперь сможет показать всему миру и землянам в том числе, что Брен Камерон к нему расположен благожелательно; точно выбрал момент, прислал эту телевизионную команду очень вовремя и получил нужное ему интервью как раз перед тем, как другая сторона прислала агентов со своими требованиями к Илисиди, которая, наверное, разыгрывает из себя нейтралку, сидит на заборе и выбирает, на какую сторону спрыгнуть.