Черри Кэролайн. Иноземец

   Эти мысли галопом неслись в голове у Брена, а самолет - небольшой, одномоторный - приближался вдоль пересекающей ручей дороги, шел на малой высоте и прямо на беглецов. Всадники вокруг вытаскивали пистолеты, у двух-трех оказались охотничьи ружья - а Брен до сих пор не знал, то ли атеви придумали, как установить на самолет пулеметы, то ли просто отчаянный пилот заметил их и решил напугать.
   Обшивка самолета достаточно тонка, пули могут пробить её и поразить летчика или какие-то важные части машины, вроде топливных баков. Брен не знал конструкцию настолько подробно. Ее передавали не в его вахту, наверное, это было ещё при Уилсоне...
   Сердце тяжело бухало от страха. Колонна остановилась и развернулась для отражения атаки. Брен держал Нохаду на коротком поводе, а вокруг гремели выстрелы, нацеленные в небо.
   Самолет с ревом пронесся над ними, в воздухе загремели взрывы, метчейти шарахались и прыгали, только что не кидались в паническое бегство. После огненных вспышек в небе оставались пухлые облачка дыма. С горы катились камни, срывали лавинки мелкого гравия.
   - Взрывчатку бросают, - сказал кто-то.
   Бомбы. Гранаты. Самое главное, помни, атеви умеют считать. Много ошибок они не сделают.
   - Они плохо рассчитали время задержки, - торопливо объяснял он Сенеди, который оказался рядом. - Срабатывает слишком рано, выше нас. Теперь они переналадят взрыватели. Нельзя дать им сделать второй заход.
   - От нас это не зависит, - сказал Банитчи.
   Атеви не потеют. Но Банитчи вспотел. Лицо у него было такого цвета, какого Брен никогда не видел у атеви, он аккуратно вставлял в пистолет очередную обойму - не так уж много их оставалось у него на поясе.
   Самолет разворачивался для следующего захода, а тем временем вся группа вслед за Бабсом рванулась быстрой рысью вниз по дороге, к ручью. Теперь метчейти сбились тесно, как позволяла местность, неслись прямо по кустам.
   Правильно, изменить свою высоту, изменить уравнение прицеливания, молча думал Брен, самое лучшее, что нам можно сделать, раз местность не дает никакого укрытия, - а атевийский пилот сейчас пытается вычислить, куда ударят его бомбы... Кто-то неподалеку от Брена кричал, что надо сосредоточить огонь на фюзеляже и кабине, а не на крыльях, топливные баки смещены к середине.
   Сумасшествие, все это - сумасшествие! Брен снова услышал рев мотора, оглянулся - самолет стремительно надвигался на них, на этот раз сбоку, перевалив через гору напротив, оставив им совсем короткое время на стрельбу.
   Взрывы ударили на горе наверху, обрушили на них град камней и земли Нохада подпрыгнула и задрала голову на врага, которого не могла достать.
   - Поумнел, ублюдок, - сказал кто-то, а Илисиди, как всегда впереди, быстро повела колонну вокруг отрога холма, теперь в сторону от дороги; они скакали и слышали, как сзади самолет разворачивается снова.
   Потом с юга донесся отдаленный раскат - звук грома. Надвигалась непогода.
   "Пожалуйста, Господи, - думал Брен. - Спрячь нас за облаками, прикрой". Он нервничал из-за бомб. А теперь появилась возможность спастись - у него задрожали руки, под мышками проступил пот.
   Еще один заход. Бомба разорвалась позади колонны и подожгла куст.
   И сразу же пронесся с ревом второй самолет и сбросил бомбы на другую сторону холма.
   - Их два! - закричал Гири. - Дьявол!
   - Этот пока не рассчитал, - сказал Банитчи.
   Первый самолет уже возвращался снова. Он застиг беглецов на открытом склоне, Банитчи, Чжейго, Сенеди и все остальные спокойно целились, ведя стволами. В последний миг Сенеди скомандовал:
   - Бей за обтекатель!
   Они открыли огонь, эхо вернулось от второго холма.
   Рев мотора над головой - и все. Самолет пролетел, не сбросив бомб. Пронесся над самым гребнем холма, а через секунду земля дрогнула от громкого взрыва.
   Но беглецам было не до радостных криков. Второй самолет быстро приближался, и колонна снова пришла в движение - они выбирали путь между камнями и мчались сломя голову. Снова ударил гром. Брен понадеялся, что это гром... Второй самолет настиг их - но сбросил бомбы слишком рано. Они взорвались у гребня холма.
   Беглецы спустились по крутизне, потом нырнули в узкое ущелье - теперь у самолета при его скорости намного меньше времени на прицеливание, чем у них. Они слышали, как самолет приближается. Его мотор чихал, а гром - это должен быть гром! - раскатывался и рокотал в отдалении.
   Эта машина неисправна, подумал Брен. Что-то с ней не так. Боже, есть надежда...
   Он не думал, что самолет сбросит бомбы. Только следил, как он делает заход по узкой полоске неба над ними.
   Но тут справа вверху ударил взрыв, и Нохада прыгнула. Брена резко ударило в плечо, а всадник рядом с ним упал - Брен не разглядел, почему, ему в лицо летел куст, он вскинул руку, чтобы закрыться, а потом Нохада вынесла его на холм и остановилась вблизи Бабса.
   Взрывная волна наполовину оглушила его, но не полностью, он слышал, как визжит неподалеку метчейта от страха или боли. Он оглянулся, увидел внизу всадников на том месте, где он был в момент взрыва, и попробовал развернуться туда. Однако у Нохады было другое мнение на этот счет, она решительно вернула его на место, а тем временем вниз поскакали другие наездники.
   Но Банитчи Брен видел; потом разглядел Чжейго среди тех, кто спешился, услышал одиночный выстрел. Визг резко оборвался, оставив в ушах тишину и звон; потом, после короткой ожесточенной борьбы и очередного неохотного разворота Нохады на косогоре, он увидел, что люди садятся в седла и колонна перестраивается.
   Вдоль строя проскакал всадник и доложил Илисиди и Сенеди, что погибли трое; он назвал три имени, в том числе - Гири.
   Брен почувствовал... в первое мгновение сам не понял, что почувствовал. Словно удар в живот. Гибель человека, которого он знал, некоей известной величины, когда вокруг столько всего меняется, - он воспринял это как личную потерю; но в то же время он порадовался, что это не Банитчи и не Чжейго, а потом предположил как-то смутно, без особых обоснований, что его чувство потери было сугубо эгоистичным и базировалось на эгоистичных человеческих мерках, которые не имеют ничего общего с ман'тчи, с тем, что атеви чувствуют и чего они не чувствуют.
   Он больше не отличал хорошее от плохого. У него болела голова. Все ещё звенело в ушах, каждый вдох отдавал дымом и порохом. Они с Нохадой оба были заляпаны грязью, несмотря на то, что находились почти в голове колонны, заляпаны грязью, облеплены обрывками листьев - он не знал точно, чем еще, и не хотел знать. Только вспоминал все время толчок от взрыва, стену воздуха с какими-то ошметками, которая почти слилась со взрывом на дороге вспомнил резкий удар, когда что-то ткнуло его в руку с такой силой, что до сих пор было больно. Нет, эта единственная точная бомба - чисто случайная удача. Такое попадание может и не повториться.
   А может и повториться при следующем таком налете - он не знал, как далеко им ещё надо проехать, и не знал, как долго может противник высылать самолеты из аэропорта Майдинги и бомбить их снова и снова, а они ничего, ну совсем ничего не могут с этим поделать...
   Но второй самолет не вернулся - то ли разбился где-то на горном склоне, то ли улетел обратно в аэропорт, а тем временем раскаты грома становились все слышнее.
   Еще через некоторое время надвинулись тучи, принесли с собой сначала холодный воздух, потом брызги дождя и треск грома. С первыми каплями дождя всадники вокруг Брена, не спешиваясь, полезли в свои сумки, вытащили черные пластиковые дождевики и начали натягивать на себя. Брен подумал с надеждой, что у него в снаряжении тоже найдется такой - и обнаружил во вьючке возле колена - позаботился кто-то предусмотрительный, помнящий, что сейчас сезон холодных горных дождей. Брен нашел дождевик уже под первыми каплями дождя, надел на голову и постарался прикрыть как можно большую часть себя и мягкого седла, а потом ещё и застегнул на горле, когда хлынул холодный ливень, ударил слепящим шквалом, побежал струйкой по шее.
   Пластик сохранял тепло тела - его тела и Нохады, вихри и плотное одеяло туч над холмами давали надежную защиту от самолетов, и даже если промерзнуть насквозь, потому что свирепые порывы ветра облепляют пластиком тело, вырывают концы, хлещут ими по рубашке и пальто, которые и без того уже начали промокать от сбегающих по шее струек, - ничего, любое неудобство, причиненное грозой, все же лучше, чем бомбежка с воздуха.
   Брен большей частью доверял выбор пути Нохаде - пусть себе бежит за Бабсом, а сам прятал руки под мышками и беспокойно думал, уж не кончатся ли силы у вдовы, потому что, чем больше он позволял себе расслабиться, тем больше утекала его собственная энергия, тем сильнее пробирал озноб. Худые промерзают быстрее, как говорил Гири - Брен был уверен, что это говорил именно Гири, сейчас мертвый и разбрызганный ошметками по склону холма.
   В голове по-прежнему бухали взрывы.
   По-прежнему рассыпались мысли черными пятнами, стоило закрыть глаза, и он снова оказывался в том подвале, слышал раскаты грома, ощущал прикосновение ствола к голове и знал, что Сенеди снова все это будет делать в действительности, потому что гнев Сенеди против землян связан с политическими амбициями Илисиди и со всем, что было достижимым и недостижимым для атеви до того, как в небесах появился этот корабль, - это Брен хорошо понимал. Ман'тчи Сенеди принадлежал Илисиди, мятежники предложили Илисиди ассоциацию с ними, Илисиди велела Сенеди выяснить, что представляет собой пайдхи, и, в глазах Сенеди, это вина Брена, это он убедил её не принимать предложения мятежников.
   Вот отсюда злость Сенеди - на него, на отказ Илисиди от борьбы за престол в Шечидане - на возраст, на время, на Бог знает что еще. Пайдхи в последнее время не чувствовал уверенности, что может перевести и истолковать хоть что-нибудь, даже себя самого. Он стал товаром, предметом торговли между разными группировками атеви. Он даже не знал, кому принадлежит в эту минуту - и не знал, почему все-таки Сенеди ждал на склоне холма, пока прибудет Банитчи.
   Не знал, почему Чжейго так рассердилась на него, когда он побежал на помощь Банитчи.
   Чжейго... Неужели она стакнулась с Сенеди? Предала Табини и Банитчи? Нет, не может быть.
   Брен отказывался этому верить - без всяких логических оснований, только по чисто человеческим... которые к Чжейго вообще неприменимы. Даже если он больше ничего не понимал в нынешнем смятении ума, то уж это он понимал прекрасно. Но все равно не изменил своего мнения.
   Вверх-вниз, вверх-вниз, холм за холмом под слепящим ливнем.
   Потом очередное глубоко прорезанное ущелье, где высокая поросль "железного сердца" прикрыла всадников от свирепых порывов ветра, но узкие волокнистые листья - вода по ним струилась и собиралась крупными каплями низвергали крохотные ледяные струйки, стоило лишь задеть их, и струйки эти почему-то чаще всего попадали за шиворот.
   Но это укрытие в кустах в первый раз позволило передохнуть от ветра, Илисиди скомандовала привал и собрала людей, всю дюжину - всего двенадцать всадников уцелело, в смятении понял Брен, да ещё шесть метчейти без наездников, которые так и бежали за ними через кусты и по каменистым склонам. А он не понимал, как велики потери, не считал... он не знал, где они могли растерять остальных, - а может, по какому-то пропущенному им безмолвному сигналу отряд разделился?
   Он вцепился в посадочный ремень и соскользнул по мокрому боку Нохады, сомневаясь, что сможет взобраться обратно без посторонней помощи, но все равно радуясь отдыху. В первый момент он застыл, вцепившись в сбрую Нохады, лишь бы устоять на ногах - колени подгибались после долгой езды. Сверкнула молния, над головой заворчал гром. Он вряд ли смог бы идти по скользкому от дождя склону, если бы не цеплялся за ветки и не опирался то на один камень, то на другой. Он брел, шатаясь как пьяный, по крутому склону в поисках местечка потеплее, не на ветру. Увидел, что Банитчи уже спустился на землю, - и двинулся в ту сторону, где собрались ещё четверо атеви вместе с Чжейго; один из них присел на корточки рядом с ней и держал Банитчи за лодыжку. Пропитанный водой сапог туго обтянул распухший сустав.
   - Перелом, Чжейго-чжи? - спросил Брен, присев рядом с ней.
   - Вероятно, - угрюмо сказала она, не глядя на него.
   Благодаря предусмотрительности грумов и у нее, и у Банитчи были дождевики, она куталась в свой, все так же не глядя на Брена, ничего не говоря - не желая разговаривать: он понял это по плечу, упрямо выставленному в его сторону. Но сейчас не время было спорить с ней, когда Банитчи страдал от боли, а все вокруг, похоже, готовы были вот-вот взорваться.
   Человек, который возился с Банитчи, по крайней мере был уверен в том, что делает - может, он и вправду настоящий медик, подумал Брен. У Табини в охране был такой. Вполне разумно предположить, что и вдовствующая айчжи позаботилась о подобной предосторожности, учитывая её головоломные верховые прогулки и не менее головоломную политику, к которой она имела касательство.
   - Сапог останется на ноге, - сказал Банитчи на предложение срезать его. - Он хоть держит кости вместе. Я могу хоть...
   В ответ на эти слова медик осторожно шевельнул ногу - у Банитчи резко дернулась назад голова, воздух с шипением вырвался сквозь зубы.
   - Простите, - сказал медик и обратился к одному из охранников, стоящих рядом на коленях. - Срежьте две-три палки вместо шин.
   Еще один человек из их группы пошел в караул - сапоги негромко чавкали на мокрых листьях, время от времени скатывался случайный камешек. Чжейго сидела на корточках и дыханием согревала сложенные ладони. Банитчи не нравилось быть центром внимания. Он откинулся назад, на землю. Молча лежал, уставясь в моросящее небо, и словно не замечал ничего вокруг. Холод от земли, наверное, легко проникает через пластиковый дождевик. Но предусмотрительность прислуги не распространялась на одеяла и палатки.
   Подошла, ковыляя по неровной земле, Илисиди - она опиралась на свою трость и на руку Сенеди. Теперь Илисиди завела разговор с предполагаемым медиком на тему, сломана или нет лодыжка Банитчи; и Банитчи, угрюмо приподнявшись на локтях, вклинился в разговор, объяснив, что нога онемела, когда взорвался грузовик, а он довершил начатое, когда выпрыгнул в огонь и ударился о камень.
   Это было самое подробное описание того, что случилось в засаде, какое Брен до сих пор услышал от Банитчи.
   - Вы сможете наступать на нее, идти? - спросил Сенеди.
   - При крайней необходимости, - ответил Банитчи, что вовсе не говорило о том, насколько плохо обстоит дело.
   "Точно, сломана", - подумал Брен. Даже в лежачем положении лодыжка держалась не прямо.
   - Не то чтобы я на неё наступал по своей охоте, - добавил Банитчи. - О какой ходьбе вы говорите, нади?
   - Кроме аэропорта Майдинги - а он, похоже, для нас недоступен - есть два, максимум три пути, которыми мы можем выбраться. - Ударил гром, Сенеди переждал, пока смолкнут раскаты - а дождь тем временем не унимался. - Мы получили подтверждение, что Уигайриин надежен, вместе с его взлетной полосой - потому и просили пустить ложные следы через озеро и на юго-запад. Но теперь наши расчеты полетели к черту. Мятежники в Майдинги уже не сомневаются, что мы ответили на их предложение об ассоциации отрицательно и что мы направляемся на запад. А они не настолько глупы, чтобы забыть о нашей ассоциации с Уигайриином.
   - Это на север отсюда, - заметил Банитчи.
   - На северо-запад. У края холмов. Мятежники вынуждены будут двинуться туда, чтобы захватить взлетную полосу - или вывести Уигайриин из игры.
   - С их стороны глупо было бы нападать на Уигайриин, - сказала Илисиди, - пока они не уверятся окончательно, что и Мальгури, и Уигайриин не идут с ними. А они не могли этого знать, пока мы не выехали за ворота конюшни.
   - Захватить это место с воздуха нелегко, - сказал Сенеди. - Взятие его обойдется дорого.
   - Если они не двинули свои силы по земле заранее, ещё до отказа Мальгури, - сказал Банитчи.
   - Не исключено, - согласился Сенеди. - Но дайте рассказать о других вариантах. Есть граница с провинцией Фагиони, сразу у подножия высот Уигайриина. Однако может оказаться, что это слабая граница. Чертовски слабая в течение нескольких часов после падения Уигайриина, а нам останется только гадать, укрепится ли граница с лояльной территорией после того, как Уигайриин падет. Есть ещё открытая местность, если мы не выберем ни город Уигайриин, ни город Фагиони, а направимся в тамошний заповедник. Триста миль дикой местности, полно дичи. Но ни одного укрытия.
   - Опять атаки с воздуха, - сказала Илисиди.
   - Чем выбирать этот маршрут, можно с тем же успехом просто отказаться от борьбы. - Банитчи сдвинулся выше, хотел сесть, но сморщился и ограничился тем, что оперся на локоть. - В Фагиони расположена конечная станция железной дороги. Если у них есть голова на плечах, они уже имеют там своих людей. Главные силы уже отправлены. Никакая гроза не остановит поезд. Они знают, что мы не поплыли через озеро. Они знают политическую обстановку на этой стороне. Единственным вопросом для них оставались вы, нанд' вдова.
   - И Уигайриин тоже, - добавил Сенеди.
   - Но есть ещё юг, - сказал Банитчи. - Майдинги.
   - Когда нас всего двенадцать? Да они нас выловят за какой-нибудь час. Если прогноз погоды не врет, гроза нам будет помогать до темноты. До тех пор мы скрыты. Мы можем добраться до Уигайриина. И выбраться отсюда.
   - На чем? - спросил Банитчи. - Простите меня. На самолете, представляющем собой низколетящую мишень?
   - На реактивном самолете, - возразил Сенеди.
   Банитчи нахмурился и медленно втянул воздух, словно раздумывая.
   - Но что произошло с тех пор, как они захватили Майдинги? - спросил Банитчи. - За четыре-пять часов? В распоряжении Табини есть транспортный самолет. Сейчас он уже может быть в Майдинги. Он вполне мог высадить войска в аэропорту.
   - И весь мятеж, может быть, уже кончился, - заключила Илисиди. - Но я бы не поставила наши жизни на этот шанс, надиин. Ассоциация удерживается в целости нитью согласия общественности со шкалой ценностей Табини. Ответить на восстание грубой силой вместо переговоров, когда над головами всех атеви висит топор, видный простым глазом? Нет. Табини сделал свой ход, отправив Брена-пайдхи ко мне. Если этот самолет вылетит из Уигайриина, если я лично, при моей всем известной оппозиции Договору, привезу пайдхи обратно к нему, - вот тогда, и только тогда, их паруса останутся без ветра. Это политическая война, надиин.
   - Взрывчатые материалы, которые падали нам на головы, нанд' вдова, не появились по внезапному вдохновению. Они были изготовлены заранее. И чтобы сбрасывать их, самолеты подготовили тоже заранее. Конечно, они проинформировали вас о масштабах своей подготовки.
   - А мой внук, конечно, проинформировал вас о масштабах своей, нади, парировала вдова.
   Куда это вдруг свернул разговор? Брен недоумевал. Что за вопросы они друг другу задают?
   О предательстве?
   - Так уж случилось, - сказал Банитчи, - что он проинформировал нас очень скупо. На случай, если вы станете расспрашивать.
   Боже мой.
   - Мы едем в Уигайриин, - сказал Сенеди. - Когда речь идет о жизни 'Сиди, я отказываясь рисковать и надеяться на захват Майдинги или на то, что Табини мог сделать... или не сделать.
   - Вынужден оставить решение вам, - сказал Банитчи с гримасой и чуть сдвинулся на локте. - Вы знаете эту местность. Вы знаете здешних людей.
   - Тогда нет вопросов, - сказала Илисиди и подчеркнула свои слова, ткнув тростью в размокший грунт. - Сегодня ночью. Правда, если дождь затянется - это не самый удобный аэродром при грозе, так мне говорил Сенеди. И совсем не легко взлетать, когда по тебе стреляют с земли. Если мы туда доберемся, мы сможем удерживать взлетную полосу огнем из двух винтовок, продержаться остаток ночи и радировать моему ленивому внучку, чтобы явился нас забрать.
   - Я там летал, - сказал Сенеди. - Сам. Узкое летное поле, короткое, с одной полосой, на взлете и посадке приходится пролетать над обрывистой скалой, где могут засесть снайперы. Дом - вилла возрастом семнадцать веков, с гравийной дорогой до Фагиони. Айчжи, предшественница нынешнего, была слишком большой аристократкой, чтобы мотаться в Майдинги и ждать рейсового самолета. Она построила взлетную полосу, для чего разобрала оборонительную стену четырнадцатого века.
   - Комиссия по охране исторических памятников подняла страшный вой, вставила Илисиди. - Ее сын держит реактивный самолет и регулярно пользуется им. Десятиместный. Он легко заберет нас всех, Сенеди уже прикинул, и он должен быть заправлен горючим.
   - Если, - сказал Сенеди, - если мятежники не завели там своего человека. Или, как вы говорите, не послали какие-то силы в Фагиони, чтобы добраться туда наземным путем. Если нам придется пробиваться с боем, чтобы захватить аэродром, пойдете ли вы с нами, надиин? Вот это та ходьба, которая может оказаться необходимой.
   - Нет вопросов, - мрачно сказал Банитчи. - Я с вами.
   - Никаких, - сказала Чжейго.
   - Пайдхи будет подчиняться приказам, - сказал Сенеди.
   - Я... - начал было Брен, но Чжейго ударила его по колену тыльной стороной ладони.
   - Пайдхи, - сказала она холодно, - будет делать то, что ему скажут. Безоговорочно.
   - Я... - снова начал он, желая объяснить, что все понимает, но Чжейго резко сказала:
   - Заткнитесь, черт возьми, нади.
   Он заткнулся. Чжейго его смутила. Злость и натянутость между Банитчи и Сенеди можно было потрогать руками. Он смотрел на мокрую от дождя землю, наблюдал, как оседают капли на прошлогодних опавших листьях и разбросанных камнях, а остальные тем временем обсуждали географию Уигайриина, состояние взлетной полосы, связи между айчжи Уигайриина и Илисиди. Тем временем предполагаемый медик принес шины - три ровные ветки, эластичный бинт и принялся бинтовать лодыжку Банитчи. "Туго, нади", - сказал Банитчи, прервав тактическое совещание, а медик коротко ответил, чтоб занимался тем, в чем понимает.
   Банитчи нахмурился и лег на спину - похоже, ему было очень больно; он вышел из разговора, но Чжейго продолжала задавать четкие вопросы о расположении местности.
   С южной стороны подходы к Уигайриину закрывает древняя стена с очень древними, но тем не менее функционирующими воротами; однако Сенеди не думал, что ворота закроют перед ними. Именно на подходе к воротам они собирались отправить метчейти с одним человеком - вокруг стены, на северо-восток, чтобы отвести их домой в Мальгури.
   А почему не поставить их в конюшню Уигайриина? - подумал Брен. Почему не оставить при себе хотя бы на какое-то время, вдруг дело обернется плохо и придется спасаться?
   Для женщины, которая знает столько всего о штурме крепостей, и столько всего об аэродромах и тактике, устранение последнего средства отступления довольно глупая мысль. И то, что Сенеди позволил ей отдать такой приказ, выглядит ещё глупее, а что Банитчи и Чжейго не стали возражать - этого Брен просто не мог понять. Он чуть было сам не высказался на этот счет, но Чжейго велела заткнуться, а сам он не понимал, что происходит в этой странной компании.
   Ладно, лучше спросить потом, решил он.
   Вероятно, вдова ценила Бабса выше, чем любого из людей. Вот это как раз ему было понятно. Она стара. Если что-то случится с Бабсом, то, подумал он, жизнь Илисиди потеряет абсолютно невозместимую составную часть.
   Но это рассуждение было чисто человеческим. Как в любом случае, когда дело доходило до эмоций атеви, он не знал, что на самом деле чувствует Илисиди к этой метчейте - а ведь она избила человека, который причинил этому зверю вред. Забыть об этом всего на две секунды - значит, попасть в ловушку, допустить опасный, чисто человеческий просчет в самой гуще ситуации, от которой звенят колокола тревоги вдоль всего позвоночника, - а ещё он не мог настроить свой разум на происходящее, понять сигналы, которые получал от Банитчи и Чжейго. Господи, что здесь происходит?
   Но он не мог сложить все в цельную картину, не поняв, какие мотивы толкают Илисиди, что она ценит превыше всего, где от неё ждать логичных поступков, а где - нет.
   Разум его работал на чрезмерно высоких оборотах, мчался по бессильным логическим цепочкам, протягивал связи между пунктами, которые не были связаны, пытался припомнить, какие именно особые и переменчивые пункты разговоров заставили его поверить, что то, во что он верит, истинно намеки на мотивы и политические соображения людей, которые лгали, когда излагали ему самые основные факты, легшие в фундамент его представлений.
   Довериться инстинкту? Худшее, самое худшее, что может сделать пайдхи в сложной ситуации. Инстинкт у меня человеческий. И чувства человеческие. И все разумные предположения - тоже явно человеческие...
   Илисиди объявила, что пора выступать. Дороги ещё добрых пятьдесят миль, считали атеви, и она полагала, что они могут добраться до места к полуночи.
   - Эти горожане никак не могут ожидать от нас такой скорости, объяснила она. - Они не представляют, что метчейти могут идти через холмистую местность так быстро, они мыслят другими категориями. Чертовски много они успели позабыть. Чертовски много всего об этой земле они вообще никогда не знали.
   Она уперлась тростью в землю и встала.
   Брену хотелось верить Илисиди. Хотелось доверять её словам. Эмоционально... человеческой душой... ему хотелось считать, что она действительно любит эту землю и хочет сберечь её.
   Разумом же он хотел бы получить ответ на вопрос, зачем отсылать метчейти обратно в Мальгури - где, наверное, мятежники едят завтрак со старинного фарфора.