Черт, затылок зудит нестерпимо! Не обращать внимания!
   Семь пандусов, семеро людей.
   Простое совпадение, но Том задумался, насколько оно было решающим. Кордувен и шестеро офицеров разделились, каждый продвигался по своему пандусу. Наверное, им следовало бы держаться вместе…
   Черт возьми этот непрекращающийся зуд!.. Нет, никаких лишних движений!
   Они находились слишком далеко друг от друга, чтобы Кордувен мог знаком показать: удалось или не удалось.
   – Могу я получить благословение, ваше преподобие? – прошептали рядом.
   Том еле сдержал смех:
   – Конечно, сын мой! – и приказал себе: «Не смейся и даже не смей думать о том, чтобы почесать свою треклятую голову, иначе Сильвана умрет! Это тебе, надеюсь, не надо объяснять?»
   Его словно окатило холодным душем от этой мысли, и Том начал складывать своей единственной рукой мудру и постарался извлечь из памяти слова Старого Элдра: «Benehte, syen mir, pre’omnis greche» – канонический текст благословения.

 
* * *

 
   Перед ним во плоти был сам образ пытки.
   Хрустальный пол представлял собой совершенно плоскую поверхность, видимо, метров ста в диаметре. Высоко наверху, на уровне экватора, располагались по кругу семь равноотстоящих друг от друга выходов.
   Да, само архитектурное решение зала олицетворяло собой пытку. Прутья из темного железа и чистого графита образовывали какое-то сатанинское переплетение: не то крестообразное гнездо неведомого летающего зверя, не то странное распятие, подвешенное в самом центре зала, в ста метрах над головой Тома.
   В обритой голове опять возник зуд.
   С распятия свешивались вниз какие-то части конструкции. Словно обрывки…
   Подбирая разлетающиеся полы своей лиловой одежды, Том видел, как то тут, то там останавливались и запрокидывали свои головы люди, явившиеся на экзекуцию. Были ли они разочарованы, что на распятии никого нет?
   Некоторые, проходя мимо Тома, кланялись или поднимали ко лбу кулак в знак уважения, и Том благословлял их, сложив пальцы в мудру.
   Он мог бы иметь с собой двух прислужников, которые раскачивали бы кадила, наполняя воздух вокруг фиолетовыми клубами ароматических веществ, но люди Кордувена не смогли бы выдать себя за учеников священника, даже обрей они головы и надень лиловые одежды.
   По хрустальному полу пробежала рябь.
   Все отодвинулись к стенам. Повсюду появились сиденья, приобрели четкие очертания. Две тысячи зрителей сели, задрали голову, и по залу пробежал тихий ропот.
   Но охранники не смотрели наверх – они наблюдали за толпой, внимательно оглядывая людей, – и Тому это не понравилось Слишком уж хорошо обучены. Острый взгляд, блеснув, задержался на нем, и Том заставил себя поднять глаза и отклониться назад.
   «Веди себя, как все», – приказал он самому себе.
   Белый мерцающий свет разлился по залу.
   В самой высокой точке потолка засветилась круглая мембрана. Она видоизменялась, в ней появились выпуклости в семи местах, выпуклости назревали, как бутоны, и вдруг одновременно раскрылись. Это были левит-диски.
   Некоторое время семь дисков качались на первоначальных местах, а потом начали плавно снижаться. Каждая из раскрытых капсул-бутонов была в золотом кольце света, и в каждой находилось по одному члену трибунала.
   «О Судьба! – воскликнул мысленно Том. – Этого не может быть! Я ошибаюсь!»
   Но вот семь огромных кубических голограмм возникли над залом, показывая крупным планом изображения судей, и Том понял, что ошибки нет.
   Да, среди них была Эльва.
   Конечно, ничего странного в том, что она здесь, нет: высокопоставленный член «Лудус Витэ» и родилась в этих местах… однако прошлой ночью она ничего об этом не сказала.
   Малкорил предоставил ему информацию о ее местонахождении, и Том нашел Эльву, чтобы уговорить ее достать восемь удостоверений личности, и она сделала это.
   Он прикрыл глаза, делая вид, что молится.
   Впрочем, никаких признаков того, что ему уделяли какое-то особое внимание, не было. Полторы сотни охранников наблюдали за всеми.
   И он, успокоившись, открыл глаза и взглянул на голограммы. Трое из судей были ему незнакомы, но четверых он знал. Их изображения были настолько увеличены, что казалось, можно протянуть руку и прикоснуться к ним: нежно провести пальцем по щеке или впиться ногтями в глаза – выбирай, что хочешь, все зависит от твоих чувств.
   Том переводил взгляд с одной голограммы на другую.
   Сентинел: массивный, с седыми волосами, выглядевший очень внушительно.
   Эльва: бесстрастное лицо, глаза, по которым ничего невозможно понять.
   Виконт Вилкарзъе: в простой форме, без регалий, один из пролетариев, пытающий своих бывших сотоварищей.
   И знакомое бледное веснушчатое лицо… Рыжевато-каштановые волосы, красивые глаза, один из них, незрячий, при этом увеличении подобен бирюзово-аквамариновому драгоценному камню с янтарными вкраплениями. Находится здесь, чтобы судить свою бывшую хозяйку.
   Арланна.
   Том попытался встретиться взглядом с Кордувеном, но другие зрители заслоняли обзор.
   Похоже, кристалла нет.
   Если бы люди Кордувена справились с делом, кристалл был бы уже здесь.
   – Ты уверен, что тебе удастся достать его? – спросил Том перед началом всего.
   – Мои люди – профессионалы, – ответил Кордувен…
   Теперь уже получалась совсем парадоксальная ситуация.
   Кордувен не мог двинуться ни на шаг без Тома; Тому был необходим кристалл.

 
* * *

 
   Выражение лица леди Даринии спокойно: крупным планом ее глаза, они неестественно неподвижны.
   – Леди Сильвана выберет наказание для мальчика. Широко открыв синие глаза, дочь оценивающе разглядывает Тома.
   Широко раскрытые, голубые глаза. Чистый молодой голос:
   – Может быть, отнять у него руку?
   – Прекрасно, – говорит леди Дариния. – Прежде чем доставить его во дворец, отрубите ему руку.
   Бесстрастный взгляд серых глаз.
   – Все равно – какую.

 
* * *

 
   Почему судебный процесс начат с этой иллюстрации?
   А именно из-за того, о чем говорил тогда Тэт: Однорукий был мучеником за правое дело, и толпа наверняка это знала.
   Между тем дисплей показывал пузырящуюся жировую ткань, поднимающийся вверх дым от сгоревшей крови, режущий инструмент и пронзительно кричащего молодого Тома Коркоригана.

 
* * *

 
   – Обвиняемая…
   Засветились триконки, в письменной форме показывая то, что произносила Арланна.
   – …Сильвана Лирголан, бывшая леди Сильвана…
   Далеко-далеко вверху, на самой высокой части потолка, из центра мембраны пошли световые круги.
   – …Совершенные преступления: измена народу…
   Медленно поднимается ярко освещенный крест из железа и графита.
   – …против человечности…
   Крест опускается вниз.
   Ее лицо попало на дисплеи, и у Тома мелькнула мысль, не случилось ли это по ошибке: привязанная к распятию, с разметавшимися чудесными светлыми волосами, она было невыразимо прекрасна.
   О Сильвана! Он был прав, что пришел сюда.
   Заговорила представительница защиты.
   – Этот судебный процесс несправедлив уже тем, что его исход предрешен. Мы стоим в преддверии новой эпохи, перед лицом мира, построенного отважными людьми, – она повысила голос, заглушая поднявшийся в зале ропот. – Да, у тех, кто правил раньше, были ошибки… Но мы не должны повторять их ошибок, товарищи сограждане. Представители обвинения будут утверждать, что она виновна; но мы должны признать, что подзащитная оказалась под давлением определенных обстоятельств…
   На дисплее появился представитель обвинения.
   – Требования защиты вынуждают нас показать это, пусть оно и кажется несправедливым…
   Изображение сменилось: вновь показали Сильвану.
   Том затаил дыхание, боясь, как бы не выскочило из груди сердце.
   Сильвана вскрикнула.
   Том вцепился рукой в свою ляжку, с силой впился пальцами в плоть. Зрители вокруг затаили дыхание: даже после многих лет насилия такие жестокие кары потрясали…
   Десять тысяч железных прутьев и графитовых волокон, по мере того как магнитное поле распятия выталкивает их наружу…
   Он со всей силой прикусил губу, ощущая во рту соленый вкус крови.
   …проникают в тело Сильваны, корчащееся в центре крестовины…
   Донеслось приглушенное рыдание. Рядом с Томом женщина спрятала лицо под капюшоном.
   …и кровь ее стекает струйками, капая с прутьев, пока она умирает.
   На дисплее снова появился обвинитель:
   – Это виртуальное изображение, полученное с помощью находящегося в нашем распоряжении Оракула, показывает, что подсудимая не только, вне всякого сомнения, виновна, но и даже сам вид наказания, которому она должна подвергнуться в ходе суда, уже предопределен…
   – Ваше преподобие? – послышался рядом тихий голос.
   – Мир вам, – Том скрестил пальцы в мудру. – Я всего лишь молюсь.
   И это была почти правда.
   – Поскольку мы уже знаем, – продолжал обвинитель, – что обвиняемая будет казнена, нам остается лишь провести эту процедуру!
   Выродки!
   Другая Сильвана, реальная, неотрывно смотрела на виртуальное голографическое изображение. Никакой паники; хотя нет и надежды на смягчение приговора.
   А диалог «защита – обвинение» продолжался, хотя Том теперь улавливал лишь обрывки фраз.
   – …рассматривая это прежде всего как… в соответствии с доводами обвинения… Судьба заставила ее принять решение…
   – …защита не доказала… вынуждены будем признать ее виновной… так велит Бог… и вынести приговор трибунала, тот, который мы уже видели…

 
* * *

 
   – Я дам тебе знать, – сказал тогда Том Кордувену.
   – Это небезопасно. – Кордувен был все время мрачен: ему предстояло рисковать жизнями своих людей.
   Но Том отрицательно покачал головой:
   – Может быть, выход на связь и не проявится так явно, как в тот раз. Только достань мне этот проклятый кристалл!..

 
* * *

 
   О Сильвана! О распятие!
   «Я не смогу сделать это без кристалла», – говорил себе Том.
   У него действительно не было таких сил. Но не было и выбора.



Глава 67



Нулапейрон, 3418 год н.э.

 
   Голубое пламя.
   Этого не должно происходить.
   Тот барьер.
   Прорваться сквозь него.
   У груди – жар.
   У меня нет кристалла.
   Люди, сидящие рядом, потянулись ближе, как будто хотели помочь, затем отпрянули. На лицах их появился страх, а голубое пламя уже скользило по лиловым одеяниям Тома.
   У меня есть кристалл. Но он не действовал. Так ведь?
   Засунув руку под рубашку, он раскрыл талисман и достал кристалл, спрятал его в ладони. Даже через нуль-гель чувствовалось исходящее от него тепло, а уж когда он вскрыл оболочку и извлек кристалл из нуль-геля!..
   Жеребенок остался разделенным на две половины: одна – на шнурке, другая упала под рубашку, поверх которой были надеты одежды священника.
   Рука просто горела.
   Он снова положил кристалл в талисман, закрыл его, но без нуль-гелевого футляра.
   – Вперед, Том! – скомандовал он себе.
   Теперь не было уже никакого барьера, и поэтому он рывком бросился вперед, расстегивая легко снимающиеся застежки, его лиловая одежда спадала с плеч, и янтарные лучи резали воздух, и кто-то пронзительно кричал.

 
* * *

 
   Высоко вверху левит-диски судей меняли свои формы: у них появлялись грани, из них лился свет. По периметру запускались поисковые сканеры и нейроспиндлеры. Приводились в боевое состояние фемтоорудия…
   Вперед!
   Десятки лучей брызнули в ответ во все стороны, зрители начали прятаться за сиденья. Некоторые запаниковали и устремились к пандусам, но первых тут же сразило наповал.
   Идти надо без оружия. Так считал Том – да и другие согласились с ним – по одной простой причине: когда придет время, они могли взять оружие у охранников.
   И вот время пришло.
   Бежать быстрее!!!
   Ему и в голову не могло прийти, что возможно такое развитие событий.
   – Сложить оружие! – кричал кто-то сзади.
   Слышались какое-то бряцание, грохот, неразборчивые крики.
   Обе стороны целились, как снайперы, пытаясь не задеть невинных граждан – если зрителей можно было назвать таковыми, – но против семи человек были сотни, и к этому моменту все уже должно бы закончиться…
   Он ступил на пандус. Взбегая по нему, он ощущал в бедрах напряжение, как во время быстрого подъема на холм. Бросил беглый взгляд вниз: молодой человек, в котором Том немедленно узнал чжунгуо жэнь, вскочил со своего сиденья и, схватившись со стоящей рядом охранницей, разоружил ее. И эту возможность Том не учел: Кордувен пришел сюда отнюдь не без союзников.
   «Я должен был предвидеть это». – Он испытал смешанное с горечью восхищение тактической смекалкой Кордувена, но времени размышлять об этом не было – на пандусе перед ним стояло три охранника. Они растерялись, увидев одного невооруженного человека, бегущего от места схватки, и слишком поздно поняли свою ошибку.
   Через мгновение один уже лежал, согнувшись, на земле с раскинутыми руками.
   Том взмахнул ногой, словно серпом, и рухнул второй охранник. У последнего оставалось время на то, чтобы вскинуть оружие, но снизу примчался острый, как игла, луч, и охранник упал.
   Зашипели другие гразеры, отыскивая Тома огненными пальцами, но он уже затаился среди скульптур, скрывавшихся в полутьме у стены.
   Лучи исчезли – охранники перенесли огонь на присутствующих в зале.
   Но Том не смотрел вниз, и у него для этого имелось целых две причины: нельзя было тратить ни секунды, и лицо его могло быть замечено на фоне теней.
   Путь выглядел не слишком удобным – выступающие вперед декоративные металлические пластинки свисали повсюду, словно скульптуры подверглись пытке. К тому же приходилось петлять в поисках затененных мест. У него было уже с десяток порезов, по лбу струилась кровь.
   Впрочем, это не имеет значения. А вот рука влажная от пота. И если рука Сильваны выскользнет, это будет означать для нее смерть.
   Он бежал уже по горизонтальной поверхности, и в сотнях метров от него был хрустальный пол и все эти люди, и он перелез на металлическое кольцо. И остановился.
   Перед ним сверкала серебристая мембрана метров десяти в диаметре.
   – Проклятие! – сказал он вслух. – Застрял.

 
* * *

 
   «Дождись момента, когда тебя постигнет полное разочарование, – говорил какой-то древний земной философ, – и насладись им, так как оно предшествует просветлению».
   Том ждал, но времени было немного. А просветлением и не пахло!..
   В сотне метров внизу от него висело переплетенное распятие. Там развевались светлые волосы – пока еще с Сильваной все в порядке, – но она находилась не прямо под ним, и в этом заключалась проблема.
   «Что же тебя там задерживает, Кордувен?» – подумал он.
   Положение становилось безвыходным.
   Найдя хорошие опоры, Том зацепился за них обеими ногами, свесился вниз головой и потряс рукой, чтобы немного снять напряжение. Кровь прилила к голове.
   Черт, крест висит неподвижно! Замешкались они там или все погибли?.. Почему до сих пор не захватили пульт управления левитационным полем?..
   Опускающийся крест сразу бы вызвал подозрение у охраны, поэтому они собирались поднять его. Это в какой-то степени защитит Тома, пока он будет освобождать Сильвану.
   Но теперь и это становилось проблематичным, потому что из-за мембраны он не мог достичь самой верхней точки потолка, куда бы поднялся крест.
   Да, планы вечно остаются просто планами… Конечно, он сможет рассчитать прыжок и оттолкнуться от опоры, но это бессмысленно, потому что нет никакой надежды на то, что он выживет после такого удара. Бросив себя на распятие, он не принесет никакой пользы Сильване, просто превратится вместе с нею в кровавое месиво.
   Да, планы – просто интеллектуальные упражнения, голая теория.
   Надо продолжать отрабатывать все известные возможности, чтобы занять сознание, тогда истинную работу проделает подсознание и на поверхность всплывут неизвестные возможности…
   Что-то черное возникло рядом, и он далеко не сразу понял, что это.

 
* * *

 
   «Чувствуешь ли ты боль?» – спрашивал он мысленно. Оно не отвечало.
   Оно текло, как жидкость. Когда Том поднял руку, оно охватило его плечо, сильно сжало.
   «Ты чувствуешь боль, мой друг?»
   – Я готов!
   «Будем спускаться!»
   Вокруг опять пылало голубое пламя.
   Том с трудом подавил стон – висящий на груди талисман обжигал до боли. Зато теперь он мог отпустить опору и начать спуск.
   – Вперед, – сказал он себе и повис на бездной. Предплечье было схвачено сочащейся чернотой, как удавкой. Или как страховочной веревкой… Спуск начался. Жеребенок горел на груди, а спину холодил пот.
   «Какие же силы я разбудил?» – подумал Том. И улыбнулся.
   Потому что наконец понял свою ошибку. Потому что давно мог воспользоваться своим кристаллом. Сила кристалла была доступна ему и вполне достаточна.
   Дворец представлял собой сотни кубических километров пространства, и в нем простиралось невообразимое количество фемтоволокон. Его артериями были коридоры и туннели, а огромные залы и пещеры – желудочками его сердца.
   Но Том никогда не подозревал об этом, никогда не подозревал.
   И все эти артерии и желудочки принизывала структура, которая была в сто миллиардов раз больше размера человеческого мозга, а первичные мыслительные элементы ее были в миллион раз меньше нейронов…
   – Спасибо, – прошептал Том, обращаясь к существу, чьи возможности были на двадцать девять порядков выше, чем у человеческого мозга.
   И оно стало сжимать его слабее.

 
* * *

 
   Балансируя на кресте, Том сдвинул магнитные зажимы и освободил правое запястье Сильваны. Ее рука непроизвольно дернулась вверх и сильно ударила Тома в пах.
   «Извини, Том» – сказали ее глаза.
   А перед его глазами поплыли пятна, подкатилась тошнота. И он едва не рассмеялся этакой неожиданности ее первого прикосновения.
   А впрочем, не надо истерик.
   Сильвана уже сама попыталась сдвинуть магнитный зажим, но рука ее слишком сильно дрожала. Она наверняка чувствовала боль от притока крови в затекшую руку, однако не издала ни звука.
   Том высвободил ее левую руку, затем шею, снял путы с талии.
   Посмотрел вверх. Черное щупальце змеей уползло к потолку и исчезло.
   Мысли Тома на мгновение обратились ко дворцу.
   Разве кто-нибудь когда-нибудь спрашивал его: тебе больно? А ведь боль – это неотъемлемая часть нейронных структур…
   – Что теперь? – спросила спокойно Сильвана.
   Сбоку что-то сверкнуло.
   Один из судей спустился на левит-диске посмотреть, что происходит, и Том увидел перед носом ствол гразера.
   Еще он успел заметить побелевшие от напряжения пальцы, уже коснувшиеся курка, и… Но тут, пораженные, они узнали друг друга, и Арланна замерла.

 
* * *

 
   Будь у него побольше времени, он исследовал бы возможности дворца. А может быть, в этом и не было никакой необходимости… Но в любом случае сейчас не до того.
   Сейчас ему требовалась сила воли.
   Прошли годы, когда последний раз ему были введены фемтоциты, но знания остались, сохранилась самообладание. Сконцентрировавшись – так веером раздувают пламя из мельчайшей искры, – он стал погружаться в логотропный транс.
   Думать было трудно, но он вспоминал: чувства Карин, убежденность Ро. И отчаянно пытался удержать эти воспоминания в своем сознании.
   Кристалл опять был в его руке и жег как огонь, хотя он не помнил, как вынимал его, и все сильнее становилась боль, пульсирующая в его зрительных нервах.
   «Кулак и жеребенок», – говорил он себе и пытался докопаться глубже, до самой сердцевины своего духа, плача от запредельной боли…
   И в конце концов проник туда.
   – Мы не можем общаться таким образом долго.
   «Схожу с ума, – подумал он. – Что ж, если это сумасшествие, с ним придется смириться».
   – Ты можешь… – Том замолк.
   Потому что это было и в самом деле сумасшествие. Ну и черт с ним, с сумасшествием! По крайней мере надо попробовать.
   – Ты можешь взять у меня из мозга образ? Можешь?
   – Могу. Я читаю его.
   – Покажи им… будущее…
   – Какое именно будущее?
   Том бы расхохотался, если бы у него хватило на это сил, но его глаза горели, пульсируя на грани разрыва орбит, и надо было действовать быстро.
   – Будущее их всех.
   – Свяжись со мной.
   Не совсем понятно, что имеется в виду, но решение надо было принимать, и Том принял его.
   Вокруг горело голубое пламя.
   Через сапфировую пелену Том мог видеть замерших в оцепенении Арланну и Сильвану.
   – Быстро.
   Где-то вдали, на самом граю сознания, зашипели гразеры: внизу вновь возобновилась схватка. Арахнабаги вылетали один за другим из дверных проемов и тут же рассыпались в разные стороны.
   – Прежде чем ты сожжешь свои глаза.
   Арланна повернула ствол гразера в сторону Сильваны, и Том понял, что у него совсем нет времени. Он ринулся по пакету железных прутьев.
   – Том! – закричала Сильвана – Нет!
   – Поторопись.
   Том прыгнул, перелетел пропасть между распятием и левит-диском Арланны.
   Она опустила гразер и посмотрела на Тома горящими глазами. Диск под ногами закачался.
   – Свяжись.
   Диск под ногами качался, и было непросто удержать равновесие.
   – Давай же.
   Арланна сунулась к пульту, выровняла диск.
   – Добавь.
   Термина для параметра, который следовало добавить, в человеческом языке не существовало, и Том просто сказал:
   – Я делаю это.
   Потом он заставил себя вернуться к действительности, пробормотал слова извинения удивленной и обрадованной Арланне и, открыв талисман, выронил обжигающий кристалл на пол возле панели управления.
   А схватка внизу становилась все жарче.
   
– ОСТАНОВИТЕСЬ, СЕЙЧАС ЖЕ!

   Дворец усилил голос Тома в тысячи раз.
   Все на миг застыли, все две тысячи человек; даже арахнабаги остановились, цепляясь педипальпами за покрытые металлическими пластинами стены. Тем временем Том вновь воззвал к богу, силу которого узнали Карин и Ро. И на огромных дисплеях появились изображения.
   На одних: окровавленные тела рядами громоздятся возле украшенных скульптурами стен, а тем временем войска в малиново-изумрудной форме победоносно шагают по полыхающим туннелям, и на вспомогательном дисплее появляется изображение груды мертвых детских тел.
   На других: везде трупы членов «Лудус Витэ». Среди остальных узнаваемо лицо Вилкарзье. Восстановленные в правах лорды руководят расчисткой стен, реставрируются в своем прежнем блеске залы торжеств, а на нижних стратах скользят по туннелям тележки, собирая тела детей, чтобы сбросить их в кислотные водовороты.
   На третьих: лорды и представители «Лудус Витэ» встречаются лицом к лицу за овальным кварцевым столом. Ряды триконок приносят новости – число жертв огромно, но война идет на убыль.
   Голографические дисплеи были невероятно больших размеров, они лепились друг к другу целой связкой, и если уж это не убедит всех, то, значит, вообще не существует силы, которая сможет убедить их.
   
– ДЕЛАЙТЕ СВОЙ ВЫБОР: У ВАС ТРИ ВОЗМОЖНОСТИ!

   Левит-диски были единственным местом, с которого можно было управлять системой голографических дисплеев, и Тому было видно, что остальные судьи приняли это во внимание. Первыми отреагировали Вилкарзье и Сентинел.
   
– ВСЕ ЭТО – ВИРТУАЛЬНЫЕ ИЗОБРАЖЕНИЯ БУДУЩЕГО!

   Арланна метнулась мимо Тома к золотистой панели управления, ударила по кнопке, и их левит-диск ушел в сторону, а диск Вилкарзье, как пуля, промчался мимо. Лицо виконта побелело от ярости.
   
– ВЫБЕРИТЕ ЧТО-ТО ОДНО!

   Том снял голосовой контакт, но оставил изображения на дисплеях.
   Теперь это был их выбор. Для тех, кто взял на себя труд смотреть, голограммы давали возможность понять, что Том, по крайней мере, был искренен.
   Луч гразера прошил воздух, и сейчас все зависело от того, как распорядится судьба, и он закричал:
   – Арланна, ты обязана мне помочь! Она снова резко развернула левит-диск. Вокруг сверкали серебром другие диски. Арланна пустила диск по дугообразной траектории вниз, затем вверх и с размаху врезалась в диск Вилкарзье. Ее и Тома отбросило на ограждение.
   А потом из всех семи дверных проемов вылетели левитоциклы, разлетелись в разные концы зала. Их водители были перепоясаны малиново-изумрудными портупеями. Они стреляли в проносящиеся стрелой арахнабаги.
   Вилкарзье рухнул посреди своего левит-диска: то ли был оглушен, то ли мертв. Среди владельцев других пяти дисков лучше всех владела ситуацией Эльва – ее оружие было направлено на Сентинела, но было ясно, что она готова выстрелить в любого, кто шевельнется.
   «Я всегда мог положиться на тебя», – подумал Том.
   – Двигай ближе к этой штуковине, – он указал на крест. – Пожалуйста, Арланна!
   Страдальческий стон вырвался у Арланны из груди, но она движением руки направила левит-диск туда, куда просил Том.
   «Причина того, что она хотела смерти Сильваны, – понял вдруг Том, – во мне».
   Всему могло быть немало объяснений, но единственное, в чем Том был уверен: Арланна так удивилась, увидев его, потому что считала Однорукого умершим. Поверила в дезинформацию, распространенную собственной организацией.
   Сильвана перебралась на борт левит-диска. Напряженность между нею и Арланной ощущалась почти физически…