– Удачи.
   – Спасибо, сэр.
   Чжао-цзи направился к арахнаргосу. Мальчишечья фигурка становилась все меньше и меньше. Вдруг кто-то из учеников захлопал, и эти хлопки тут же переросли в бурю оваций.
   – Счастливого пути, Чжао-цзи!
   Овации продолжались и тогда, когда в животе арахнаргоса открылось отверстие. Из него к ногам Чжао-цзи опустилось тонкое, как шнурок, щупальце. Описав восьмерку, обвилось вокруг тела юноши.
   – Счастливого полета, Чжао-цзи!
   – Удачи, приятель!
   Щупальце подтянуло Чжао-цзи вверх.
   Том поднял руку в прощальном взмахе.
   «Будь добр к людям, – мысленно сказал он приятелю. – Будь добр до тех пор, пока они не поступили с тобой дурно. – Том заметил среди толпы светловолосую голову Петио. – Тогда ты должен мстить. Все должно быть именно так».
   Маленькая фигурка Чжао-цзи, повиснув на щупальце, вращалась. Возможно, он и увидел Тома перед тем, как исчезнуть внутри арахнаргоса. Волна пробежала по телу гигантского создания, отверстие на животе закрылось, панцирь вновь стал гладким и непроницаемым.
   Арахнаргос зашевелился.
   Одно щупальце оторвалось от камня, втянувшись в тело, затем вновь появилось и под прямым углом прикрепилось к потолку пещеры. Другое щупальце сжалось и передвинулось вперед. Следом – еще и еще, еще и еще…
   – Таким образом оно двигается, – сказал Капитан. Педипальпы двигались все быстрее. Тело арахнаргоса плавно плыло над растрескавшимся полом пещеры. Вскоре щупальца замелькали с такой скоростью, что слились в единое целое. Арахнаргос, описав на большой скорости дугу, спустился вниз, ко входу в широкий туннель, резко развернулся и заскользил прочь. Вскоре он исчез из виду.



Глава 14



Земля, 2122 год н.э.

 
   Пар, поднимающийся над чашкой, золотился в лучах солнечного света, льющегося через высокое окно. Помощник регистратора («Зовите меня Анна-Мари») сидела за шестиугольным столом и потягивала чай.
   – В институте «Виа лучис» вас, Карин, встретят довольно прохладно. – Она отхлебнула из чашки. – Но в глазах студентов Технического университета вы станете своего рода героиней.
   Пар почти скрывал ее бегающие глаза.
   – Замечательно! – Карин взглянула через окно на университетский городок. – Это – все, что мне нужно.
   – Не думаю, что вы стремитесь только к тому, чтобы чувствовать себя комфортно, – заметила Анна-Мари.
   – Да. Но если жизнь в университетском городке не заставит меня измениться, то остальное и подавно не подействует.
   – Точно, – зрачки слепых глаз Анны-Мари продолжали бегать и после того, как она поставила чашку на стол.
   Карин знала, что будет жесткий график. В течение трех месяцев она продолжит обучение – включая физическую подготовку – самостоятельно. Никаких лекторов, никаких преподавателей. Даже сэнсея.
   Это было частью испытания. Они знали, что она умеет подчиняться дисциплине. Они хотели проверить, как у нее с самодисциплиной.
   – Есть ли еще кандидаты в Пилоты в университетском городке?
   Анна-Мари улыбнулась:
   – Остался один из предыдущего набора.
   – Понятно.
   Карин не хотелось спрашивать, сколько их было первоначально. Норма отсеивания здесь, на заключительном этапе, была очень высока.
   – Его зовут Дарт. Он будет проходить испытания. Карин не удержалась, чтобы не спросить:
   – А как насчет меня? Вы думаете, я дойду до конца?
   – Неверный вопрос, – сказала Анна-Мари, улыбнувшись. – Не знаю. Но я очень надеюсь, что вы не пройдете. Потому что вы мне нравитесь.
   «Что это, – подумала Карин. – Часть подготовки? Или искренняя забота обо мне?»
   – Понятно, – она вздохнула. – Вы, Анна-Мари, наверное, считаете нас сумасшедшими или круглыми дураками?
   – Нет, – Анна-Мари замолчала на мгновение, затем добавила серьезным голосом: – Чаще всего я считаю, что все вы храбры, как черти.
   «Чаще всего, – подумала Карин. – А что же вы считаете в оставшееся время?»

 
* * *

 
   Музыка неслась из коридора рядом с факультетом медицинской физики. На ярко-желтой голограмме было выведено название бара: «Пузырьки из газировки». Карин покачала головой, но вошла внутрь.
   – Чего желает симпатичная леди? – Перед нею стоял молодой человек с кожей цвета слоновой кости, волосы падали ему на глаза. – Пузырьков или газировки? Кстати, вы играете в слов-мозаику?
   Карин только хмыкнула и посмотрела в ту сторону, куда он кивнул.
   В отдельном кабинете сидело несколько молодых студентов. Текстовая голограмма проецировалась с плоского дисплея, висящего над черным стеклянным столом, который они окружали.
   – Меня зовут Чоджун.
   – Карин.
   Когда она протиснулась в кабинет, студенты потеснились.
   – Ваша очередь, Аказава, – один из них протянул Чоджуну несколько курсоров, управляя которыми тот мог исправлять текст.
   – Хорошо, – Чоджун подмигнул Карин. – Сейчас вы увидите мастера в действии.
   Игнорируя ироническое посвистывание других игроков, он подошел к дисплею.
   Карин изучала текст. Ссылки на языке рагнарек придавали ему некоторый смысл, но сложные каламбуры, геометрические плоскости, образованные ключевыми словами, были недоступны для ее понимания. Карин наблюдала, как Чоджун – он был всего на несколько лет моложе ее – быстро перестраивал слова и диктовал текст. Внезапно Карин почувствовала себя старой и несовременной.
   Чоджун жестикулировал и бормотал инструкции с бешеной скоростью. Не останавливаясь ни на минуту, он продолжал создавать новый текст, а его друзья восхищенно восклицали или отпускали саркастические замечания. Гексаграммы складывались в рассказ, который назывался «Сумерки Богов, комическая интерпретация». Это была и игра, и одновременно нечто большее.
   Для Карин все это было недоступно.
   Она тихо выскользнула из кабинета, пробормотав:
   – Извините!
   Ни Чоджун – на его влажном от пота лице пролегли глубокие морщины, так он был сконцентрирован на игре, – ни другие не обратили на это никакого внимания.
   Кроме небольшого десятилапого робота, стоявшего на никелированной стойке, в баре был и настоящий бармен. На полках за его спиной выстроились ряды бутылок.
   – Надеюсь, – пробормотала Карин, залезая на табурет, – что по крайней мере знаю, как пользоваться этим роботом.
   Рядом на табурете сидел высокий мужчина, одетый в черный костюм.
   – Играют в мозаику, – сказал он.
   – Извините! – Карин нажала на сенсор робота. – Коктейль. Любой. Самый крепкий, какой у вас есть.
   Высокий человек присвистнул от удивления:
   – У вас серьезные намерения, как я погляжу.
   – Обычно я не пью.
   Бармен, смахивающий внешностью на студента, внимательно следил за всеми действиями робота. Вероятно, этот робот был его собственным инженерным детищем.
   – Игра в мозаику, – незнакомец кивнул в сторону кабинета, который только что покинула Карин. – Бессмысленное занятие.
   Перед нею появился ярко-оранжевый стакан. Около стакана лежала маленькая пипетка.
   – Не знаю, не знаю. – Карин посмотрела на высокого мужчину. – Возможно, нам это уже недоступно.
   Лицо мужчины было некрасивое, будто вырезанное из дерева. Вместе с тем в нем чувствовалась этакая надежность. Его левую щеку украшала переводная картинка с изображением черной молнии.
   – Возможно. Но это не повод для того, чтобы отравлять свой мозг.
   Карин, не слушая, взяла стакан с подставки робота и сделала глоток. Жидкость обожгла ей горло подобно кислоте, и Карин, задохнувшись, едва не выронила стакан из рук.
   – Господи!
   Сквозь слезы, рекой хлынувшие из глаз, она обнаружила, что стены бара качнулись из стороны в сторону. Перед глазами поплыло.
   – Вы должны были предупредить меня.
   – Я старался. – Мужчина широко усмехнулся. Его улыбка производила очень сильное, почти физическое воздействие. – Надо было капать напиток пипеткой на язык. По одной капле, время от времени. Эффект мгновенный.
   Карин хихикнула. И сделала еще один большой глоток. На этот раз она только чуть закашлялась.
   – Вы… – Она протянула руку, чтобы дотронуться до переводной картинки на его щеке, но незнакомец внезапно качнулся, словно маятник. – Знаем мы вас. Вам только дай волю, вы… – Заплетающийся язык отказался повиноваться.
   Мужчина довольно рассмеялся:
   – Точно, я такой.
   – Дар… Дар… – Язык никак не мог справиться с фразой «Даром вам это не пройдет!»
   – Добавьте еще одну согласную. Букву «т»… В любом случае, рад познакомиться с вами. Меня зовут Дарт, если вы не поняли.
   – Хотите порп… пропр… поприкалываться? – Карин прищурилась и вдруг поняла, что перед нею сын сэнсея.
   – Надеюсь, это будет забавно.
   – Ха! – Карин еще раз глотнула жидкого огня, и язык поднял руки перед ее настойчивостью. – Сын Проповедника. Слава Богу, что существует агнос… стицизм. Понимаете, что я хочу сказать?
   – Вы хотите сказать: «Как вы намерены ориентироваться в фрактальном континууме, если не умеете играть в детские игры?»
   – П-похоже… – Карин икнула.
   – Но вы… – Он запнулся, будто его язык тоже перестал ему подчиняться. – Впрочем, это не важно.
   Яркие огни вертелись у Карин перед глазами. Голограммы кружились и переливались, все вместе и каждая по отдельности.
   – Вот где, оказывается, скрывалось мю-пространство, – сказала Карин. Или подумала, что сказала, и свалилась с табурета.



Глава 15



Нулапейрон, 3405 год н.э.

 
   – Что? – Том оторвал глаза от инфора. Он сидел, скрестив ноги, около главного входа в школу.
   – Страдаешь от одиночества? Ведь твой маленький друг уехал…
   Том уменьшил изображение на дисплее:
   – Чего ты хочешь, Алгрин?
   Прошло одиннадцать дней после отъезда Чжао-цзи.
   – Я слышал, ты можешь нанести ему визит, – Алгрин пнул Тома в колено. – Ведь ты получил пропуск.
   Том закрыл глаза:
   – Согласен, Алгрин. Пропуск может послужить для целой группы. Я могу провести еще шестерых, и мы должны отправиться в путь не позднее чем завтра. – Он услышал, как Алгрин от удивления поперхнулся. – Потом будет поздно, срок пропуска истекает.
   Все это ему объяснил Капитан, когда Том попросил у него разрешения посетить в выходной день более высокие страты.
   – Неплохо, девчушка…
   Сзади к Алгрину подтянулись приятели. Среди них был и Петио. Его бледное лицо казалось более бледным, чем обычно. Рубашка Петио была распахнута на груди, и что-то двигалось по его животу. Страх охватил Тома, когда он увидел, что это нечто приобретает очертания бьющего крыльями красного дракона.
   – Это от твоего маленького друга, – Алгрин усмехнулся, и Петио запахнул рубашку.
   – Что…
   Алгрин подошел к мальчикам и вытащил из гущи толпы за ухо маленького Дарфредо:
   – Ты объяснишь. А у нас есть дела и поинтереснее… Пошли, ребята.
   Том подождал, пока Алгрин с приятелями исчез. Только тогда он поинтересовался у Дарфредо:
   – С тобой все в порядке?
   – Ублюдки! – Дарфредо, всхлипывая, тер ухо. – Ничего, все нормально.
   – Откуда это у него? Я имею в виду подвижную татуировку.
   – Она предназначалась тебе, – Дарфредо фыркнул. – К воротам пришла старая чжунгуо жэнь. Она спросила тебя. Петио назвался Томом Коркориганом, и она сделала ему инъекцию фемтоцитов.
   – Ужас!
   Том был почти рад, что это сделал Петио. Кто бы захотел, чтобы по его коже ползал фемтоавтомат?
   – Это что-то вроде послания от Чжао-цзи, – Дарфредо снова фыркнул. – Вот и все, что я знаю.
   Чжао-цзи не выразил восторга относительно посещения Тома. Возможно, он просто догадывался, что ему придется заплатить за это.
   – Слушай, Дарфредо. Не попадайся Алгрину на глаза в течение нескольких дней. Хорошо?
   – Мог бы об этом и не говорить. Том смотрел, как Дарфредо убегает.
   «Будь добрым, – подумал он. – Будь добрым, пока тебя не загонят в тупик… Что это, стратегия или трусость?»

 
* * *

 
   Их глазам открылся калейдоскоп красок: кремовые панели, инкрустации из перламутра, обрамленные золотом. Искрящиеся фонтаны; танцующие серебристые блики. Хрустальные птицы насвистывали сладкозвучные мелодии, взмывая вверх и порхая в просторных залах с высокими потолками, где воздух был напоен ароматом роз.
   Чем выше семеро учеников поднимались, тем яснее видели все вокруг. Вот в потолке растворился последний из шести люков, и оттуда спустились большие, сверкающие начищенной латунью, эскалаторы. Юноши поднимались наверх, стоя на движущихся эскалаторах, как будто были дворянами. Они стремились туда, где повсюду царили свет и музыка.
   – Красиво, – вздохнул Петио.
   Неподалеку от них медленно кружилось на столе блюдо с необычными плодами. Каждый плод состоял из двенадцати груш. Слуга в ливрее поинтересовался, не хотели бы они попробовать чистый сок гриппла или спримы.
   – Вряд ли, – с презрением объявил Алгрин. Его лицо исказила гримаса.
   «Если бы я мог остаться здесь! – думал Том, глядя на вращающуюся медную конструкцию, которая могла быть или левитирующей скульптурой, или каким-то механизмом. – Но кто бы тогда позаботился о Парадоксе?»
   Парадокс за это время превратился в тощего молодого кота. Это был абсолютно белый горный кот, одинокое животное, приспособившееся к жизни в туннеле. Однако каждый раз, когда Том приносил ему вместе с едой еще и маленький мяч, он вновь становился игривым котенком.
   – Смотрите! – Один из друзей Алгрина показал на смеющихся юношей в бархатных рубашках и мягких шляпах.
   Юноши играли, подкидывая ракетками волан. За ними наблюдали изящно одетые девушки.
   Том ничего не знал ни о родителях Чжао-цзи, ни о том, как приятель попал в Школу для неимущих. Вероятно, его потеряли в одну из предыдущих поездок, когда цирк мастера Пиня посетил нижнюю страту.
   Над бассейном с прозрачной водой парил в воздухе золотой павильон. По обе стороны бассейна располагались небольшие водопады, образуя сверкающие арки. В воде мелькали темно-красные рыбки.
   «Если бы я мог присоединиться к семье Чжао-цзи, – подумал Том. – Я бы тоже мог путешествовать…»
   На витрине кондитерской лавки лежал перевязанный ленточкой дракон, сделанный из джантрасты. Лакомство стоило тридцать корон. Там, откуда пришел Том, на такую сумму семья могла бы прокормиться в течение половины стандартного года.
   Мальчики прошли мимо странных рифленых колонн; мимо места, где звучала сверхъестественная музыка; мимо нескольких парящих в воздухе павильонов с высокими, облицованными панелями потолками. Они миновали несколько колоннад и очутились на рыночной площади. Но этот рынок не имел ничего общего с рынком из детских воспоминаний Тома.
   На блестящих стойках висели выставленные для продажи левитоциклы. Под стеклом на витрине были разложены ряды начищенных до блеска рапир и шпаг. Любой желающий мог купить здесь инкрустированные драгоценными камнями шахматы, платиновые подставки для глобусов с искусственной подсветкой или тяжелые бархатные накидки, колышущиеся в потоках теплого воздуха.
   Мимо стоек с одеждой проплыла стройная молодая женщина. Она поразила юношей своей неземной красотой. Ее золотистые волосы прятались под сверкающей сеткой, поверх платья цвета слоновой кости были наброшены тонкие, развевающиеся при ходьбе шарфики. Следом за нею двигалась свита слуг в черных и бежевых ливреях.
   Красавица остановилась у прилавка, указала на что-то, затем отправилась дальше, стремительно удаляясь, словно прекрасное видение из сна.
   – Святая Судьба! – пробормотал Том.
   За женщиной брел один из ее слуг. Он нес предмет, который она только что купила, – тонкую мраморную пластину, похожую на столешницу. На плоском камне танцевали крошечные статуэтки. Их голоса звенели, как серебряные колокольчики.
   Пока двигалась эта процессия, Том не мог от нее глаз отвести. И лишь когда они ушли, осмотрелся.
   Рядом находился только Петио. Алгрин и другие ушли.
   Петио откинул волосы со лба.
   – Наверно, тебя это не очень интересует, Том, – на гладком лице Петио блуждала многозначительная улыбка, – но мы скоро снова увидим их.

 
* * *

 
   – Всегда приятно, когда молодые люди интересуются местной системой управления, – улыбнулась худенькая женщина, приглашая их войти.
   Казалось, сделай она неловкое движение, и ее высокая прическа рассыплется.
   Том и Петио двинулись по прозрачной галерее вдоль совета общины, и у Тома аж живот свело от страха. Представители совета и их помощники сидели в расставленных полукругом креслах. Персональные дисплеи разворачивались и кружились в воздухе, а в центре зала сияли огромные мозаики из изменяющихся триконок: составляли план вопросов для обсуждения, намечали контекстуальные области и подсчитывали число голосовавших в реальном времени.
   – А теперь, – произнес один из спикеров, и его голос громко разнесся над амфитеатром, – рассмотрим законопроект, разработанный мною по просьбе мадам Карлкинто и других торговцев животными, позволяющий свободный полет разных видов птиц в пределах обозначенного…
   – Ура леди попугаев! – раздались крики откуда-то снизу.
   Хор голосов тут же подхватил:
   – Карр!
   – Свободу попугаям!
   – Карр-карр!
   – Карр-карр!
   Петио, покачав головой, показал на балкон, откуда глядела на спикера старуха с длиннохвостым попугаем на плече.
   – Да, политика – дело серьезное, – согласился Том. Хихикая, они воспользовались ближайшим выходом.
   Том облегченно вздохнул, когда его ноги вновь ступили на твердую поверхность.
   – Глупость какая-то, – с удивлением заметил Петио. – Настоящее представление.
   – Что?
   – Я имею в виду совет. Все это – игра в политику. На самом деле у них нет никакой реальной власти.

 
* * *

 
   Узкие серебристые клинки мелькали в воздухе.
   Ритм невидимых барабанов становился все быстрее. Трубы и струнные инструменты звучали все громче, поднимаясь до крещендо.
   Удары и звон от парирующих выпадов. Атакующие отпрыгивают назад, отступая под встречным натиском противника, клинок скользит о клинок…
   – О Судьба! – вздохнул Петио. – Они круче, чем родственники Чжао-цзи.
   «Они другие, – покачал головой Том. – И нисколько не лучше».
   Как только музыка затихла, внизу, на покрытой бархатными коврами арене, пары фехтовальщиков разошлись в разные стороны, поднимая и опуская в сложном приветствии клинки. Толпа, собравшаяся вокруг помоста, громко аплодировала.
   – Что здесь происходит? – спросил Петио у почтенной женщины, стоявшей на балконе, неподалеку от мальчишек.
   – У нас праздник, – женщина просияла. – Разве вы не слышали? Прошел слух, что у нас в гостях леди с Первой страты.
   Первая страта!..
   Кровь прилила к голове Тома, зашумело в ушах. Самая высокая страта – это место считалось едва ли ни легендой…
   – Скорее всего она приехала за покупками, – продолжала женщина. – Хотя для подарков по случаю Темного Дня еще рановато.
   «А с другой стороны, – подумал Том, – я раньше считал, что Пилоты – тоже легенда».
   Хрустальная птица пролетела мимо балкона, когда внизу, на арене, одетые в синее фехтовальщики сняли маски. Стоявший впереди всех, старший по возрасту фехтовальщик, одетый во все фиолетовое, – возможно, тренер, – поклонился собравшейся толпе.
   – Прибывшая леди тоже среди зрителей? – Петио перегнулся через перила.
   – Нет еще. – Лицо почтенной женщины сияло от радости, щеки раскраснелись. – Но мне кажется, я видела ее, э-э… транспорт… левинкин, кажется, они так его называют?
   Петио пожал плечами, а Том ответил:
   – Да, м’дам. Я думаю, это правильное название.
   – Хорошие мальчики. – Женщина улыбнулась снова.
   Затем ее лицо вновь стало серьезным. Подобно Петио, она наклонилась вперед, чтобы лучше видеть происходящее.
   По толпе прокатился ропот.
   – И это ты называешь фехтованием? – донесся откуда-то снизу голос. – Это больше похоже на танец!
   Широкоплечий мужчина в зеленой шляпе выпрыгнул на арену, и толпа ахнула.
   – Это один из музыкантов, – пробормотала женщина, стоявшая около Тома. – Он из цыган. Их нужно пороть, они все – воры.
   Оркестр, играющий живую музыку? Том не слышал живой музыки со дня отцовских…
   Дервлин?..
   Том вздрогнул. Неужели он произнес имя вслух?
   Женщина, стоявшая рядом, отодвинулась от него. А внизу происходило следующее: музыкант, оказавшись на арене, сорвал свою зеленую шляпу и шлепнул ею по лицу тренера фехтовальщиков. Волосы музыканта оказались вызывающе ярко-медными.
   Дервлин. Теперь Том знал это наверняка.
   – Раз вы настаиваете, – тренер, чей голос во внезапной тишине отчетливо был слышен наверху, взял клинок у одного из своих учеников, – защищайтесь! – Он отступил немного назад и занял боевую позицию.
   – Ах, так… – Дервлин, качая головой, тоже отступил, а потом двинулся по кругу, чтобы освободить пространство для боя. – Твои ученики тебе не помогут.
   Закинув руку за плечо, Дервлин достал из чехла, прикрепленного на спине, две черные барабанные палочки. Он принялся перемещаться по арене странными скачками, вращая в руках палочки.
   Тренер-фехтовальщик сделал выпад и отступил, оценивая расстояние. Между тем палочки Дервлина слились в одно сплошное пятно, подобно лопастям пропеллера, рассекающим воздух.
   Внизу, под балконом, музыка становилась все громче.
   Остальные фехтовальщики сидели, скрестив ноги, вокруг площадки для боя. Тренер и Дервлин прыгали, делали выпады, скрещивали свое оружие, а затем отступали. Когда темп музыки ускорился, наблюдавшие за боем фехтовальщики начали хлопать в такт.
   Толпа разразилась взрывом смеха.
   Зачарованный, Том наблюдал, как противники сходились и расходились, снова атаковали друг друга, а зрители, понимая, что это всего лишь представление, продолжали хлопать в ладоши. Они хлопали все быстрее и быстрее. Хлопки все усиливались и достигли кульминации в тот момент, когда Дервлин высоко подпрыгнул, затем низко присел, резко взмахнув локтями, его палочка взлетела в воздух, и он… упал – фехтовальщик сбил его с ног. Задыхающийся Дервлин лежал на помосте, а противник приставил к его горлу клинок.
   «Я уже видел это движение раньше, – подумал Том. – Нет. Этого не может быть».
   – Вы сдаетесь?
   – Да. – Дервлин усмехнулся. – Подарите мне прощение, и я сдамся.
   – Дарю.
   Толпа одобрительно заревела, когда противники встали рядом и поклонились публике.
   «Я никогда не занимался спортом, – думал Том. – Что я вообще знаю об искусстве единоборств?»
   Но смутные ощущения не покидали его. Техника Дервлина, тактика ведения боя, незаметные плавные переходы… И вдруг Том вспомнил.
   Рынок. Пилот, быстро кружащаяся на одном месте, наносящая сильные удары солдатам, стремительно перемещающаяся, сражающаяся до последнего…

 
* * *

 
   После представления, когда толпа начала расходиться, Том спустился по лестнице и подошел к мужчине с рыжими волосами.
   – Том Коркориган! – воскликнул тот. – Как поживаешь, парень?
   – Привет, Дерв… – начал было Том и вдруг увидел кровь на одежде Дервлина. – Вы ранены!
   Дервлин прислонился к темно-зеленой плите напротив абстрактной скульптуры с причудливыми узорами. Маленькое темное пятно крови расползалось у него на боку.
   – Эту рану я получил не во время представления. – Он сделал непроницаемое лицо, затем улыбнулся. – Вчера какие-то приятели слишком уж разыгрались. Их энтузиазм превзошел их способности.
   – Но почему, – Том покачал головой, не понимая, – вы не обратились к автодоктору?
   – У меня нет на это времени. Я обещал помочь здесь.
   Моргая, Том поглядел назад, стараясь отыскать взглядом Петио. Но пока Том спускался с балкона, тот куда-то исчез.
   – Лучше скажи-ка мне, парень, как у тебя дела в школе?
   – Все хорошо. – Том вспомнил слова Труды. – Лучше, чем вы думаете, если учитывать, где эта школа находится.
   Синие глаза Дервлина сверкнули.
   – Значит, ты и в самом деле сильно ненавидишь ее? – сказал он.
   Том попытался возразить, но не смог.
   – А как другие мальчики?.. – спросил Дервлин и тут же перебил сам себя. – Я понял. Школа плохая, не так ли?
   Том сделал глубокий, вибрирующий вдох. Главное, не плакать. Это был один из тех уроков, которые он уже успел выучить.
   – А что касается этой небольшой царапины… – Дервлин указал на свой бок. – Наверное, правильнее было бы обратиться к врачам, но я дал слово, что буду участвовать в представлении.
   – Не понимаю.
   – Ты должен жить в ладу с самим собой. Даже когда не можешь изменить обстоятельства, ты можешь управлять своими реакциями, понимаешь?
   «Но ведь Алгрин сильнее меня», – подумал Том.
   – Опустись на колени, парень. Позволь мне помочь тебе.
   Том встал на колени, затем сел на пятки, как это делала Карин и ее сэнсей. Он увидел, как удивился Дервлин. Потом удивление его прошло, и он тихо и добродушно рассмеялся.
   – Интересно… Теперь, думай о… Думай о свободе.
   Том вздрогнул, услышав это слово. И нащупал под рубашкой талисман. Жеребенок…
   – Это сильнее, чем ты думаешь, – сказал Дервлин необычайно весело, закрыл глаза и легонько коснулся руки Тома. – Твой кулак может расколоть твердый камень и остаться при этом целым и невредимым, если ты сосредоточишься на своей цели.
   «Сосредоточиться», – подумал Том и сжал кулаки.
   – …цель и энергия… – донеслось до него, и это были последние слова, которые он услышал.
   Потому что уже плыл по течению в воздушном потоке под открытым небом, окрашенным в желтый и лиловый цвета, омываемый снизу холодным пряным воздухом. Серебристые травы склонялись под порывами ветра. И по прибрежной полосе вдоль стального серого моря стремительно скакал жеребенок, выбрасывая вперед копыта. Свободно развевающаяся грива…