Агаев Самид Сахибович. Седьмой совершенный

   Ибн Лайс расплылся в улыбке.
   - Ах, как славно мы их вздули, - восхищенно сказал он.
   Имран, тяжело дыша, спрятал свой кинжал. Заметив радостный взгляд девушки, он невольно смутился. Протянув нож хозяину, сказал:
   - Спрячьте это.
   Хозяин повертел в руках ножи, помрачнел и бросил их в угол.
   - Зря ты, парень, полез не в свое дело, - расстроено сказал он, - это были айары, с ними лучше не связываться. Придут, не сносить мне теперь головы. Ох, надо пойти к хаджиб-ал-бабу.
   - Кто это, айары? - спросил Имран, припоминая, что он уже слышал это слово.
   Хозяин, не отвечая, выглянул на улицу.
   - Кажется, ушли. Эй, старуха!
   На зов вышла кухарка.
   - Отведи ее.
   - Сам бы отвел, хозяин, боюсь я, - жалобно сказала женщина.
   - Я бы отвел, да боюсь, вернутся, лавку еще сожгут. Эх, парень, наделал ты делов! Не умер бы я от пары оплеух.
   - До чего ж ты неблагодарный человек, - разозлился вдруг Имран, - все вы торговцы такие.
   Ладно, придержи язык, - остановил его Ибн Лайс, - ишь разошелся.
   Имран вдруг почувствовал такую слабость, что вынужден, был схватиться за стену, чтобы не упасть. Боевой пыл исчерпал в нем последние силы, и сейчас болезнь неумолимо накатывалась на его тело.
   - Больной он, хозяин, - сказала кухарка, - жар у него, простыл бедолага. Много не наработает.
   - Ладно, идите, - приказал Ибн Лайс, - я пригляжу за ним, не гнать же его теперь, да быстрее возвращайся.
   Девушка бросила на Имрана благодарный взгляд, улыбнулась и исчезла за порогом.
   Хозяин взял Имрана за локоть и повел, говоря:
   - Пойдем к очагу, я дам тебе попить горячего, согреешься.
   Усадив работника поближе к огню, Ибн Лайс сказал:
   - Жаль, парень, что Коран запрещает вам вино. Я бы сейчас согрел тебе кружку, сразу полегчало бы.
   - Ты что, читал Коран? - спросил Имран.
   - Нет.
   - И я не читал, так что неси вино и не доверяй болтовне глупцов.
   Хозяин хмыкнул, пошарил в углу и достал закутанный в тряпье кувшин.
   - Я тоже горячего попью, - сказал Ибн Лайс, наливая вино в железную миску и ставя ее на огонь.
   По комнате тотчас поплыл пряный винный дух.
   - Смотри, как бы не закипело, - через некоторое время заметил с беспокойством Имран.
   - И то, - согласился хозяин. Снял миску и разлил вино в глиняные чаши.
   Имран сделал несколько глотков, обжигаясь и дуя на вино, и блаженно вздохнул. Это было именно то, чего ему сейчас недоставало.
   - А куда ты дочку отправил?
   - Служит она у одного вельможи.
   - Торговля плохо идет?
   - Плохо. Еле концы с концами свожу. В городе был голод прошлой зимой. Два раза грабили лавку, еле поднялся. Жена умерла, детей выводок целый. Пришлось старшую пристроить.
   - Замуж бы выдал.
   - Не берут.
   - Почему? Она красивая.
   - Иудеи мы, мало здесь нас, - сказал Ибн Лайс.
   - А ты, приятель, откуда взялся.
   - Издалека, - уклончиво ответил Имран.
   Осторожность украшает героя.
   Ибн Лайс понимающе усмехнулся и не стал настаивать на ответе.
   - Как же тебя сюда занесло?
   Имран тяжело вздохнул и поставил пустую чашу у ног.
   - Жизнь, - сказал он, - это старая шлюха и дает она тому, кто превосходит остальных в подлости, коварстве и вероломстве.
   Ибн Лайс при этих словах едва не пролил вино.
   - Крепко сказано.
   - Я бы крепче сказал, да слов таких не знаю. А знаю одно,- в жизни нет справедливости. Благородные люди прокладывают дорогу проходимцам. Погибает всегда герой, часто с помощью проходимцев. А возмездие почему-то никого не настигает.
   Ибн Лайс внимательно посмотрел на Имрана.
   - Однако на простого поденщика ты не похож.
   Имран пожал плечами.
   - Ты ошибаешься, парень, - вздохнув, сказал Ибн Лайс, - справедливость есть, только она, как бы это сказать. Она велика, как велик Господь Бог и творит он ее по своим меркам. Ведь когда ты наступаешь на муравья, ты не думаешь о том, что творишь зло, а муравей при этом говорит, что нет справедливости, человек мол,раздавил его и пошел себе дальше, и кара его не настигнет.
   - Значит, мы муравьи? - спросил Имран.
   - Выходит так, - с грустью ответил Ибн Лайс.
   Наступило молчание. Огонь в очаге стал угасать. Ибн Лайс поднялся, чтобы подбросить сучьев. Когда он вернулся, Имран спал, уронив голову на грудь. Торговец дотронулся до его лица. Работник пылал как жаровня. "Эх, сказал хозяин, - нанял я тебя на свою голову". Он растолкал Имрана и помог ему дойти до лежанки. Вернулась кухарка, подошла к хозяину, и они долго разговаривали, стоя над Имраном. Их голоса раздражали нашего героя и он, с трудом разлепив веки, сказал:
   - Нельзя ли потише.
   - У тебя в Багдаде есть родные или знакомые?
   - Есть, - ответил Имран и провалился в беспамятство.
   В поздние послеобеденные часы Абу-л-Хасан нанес визит вазиру Али ибн Иса. Ему пришлось ждать, так как вазир диктовал поручения своим чиновникам. Наконец, к Абу-л-Хасану вышел секретарь и пригласил войти. Глава тайной службы вошел и склонился в поклоне.
   Али ибн Иса сидел, спиной к занавеске, и производил впечатление очень бодрого, несмотря на свой возраст, а было ему больше шестидесяти, человека. Но начальнику шпионов было известно, что занавеска закрывает стенную нишу набитую подушками, на которые опирался, усталый вазир.
   - Рад видеть тебя, о Абу-л-Хасан, - произнес вазир, - должен сказать, что при твоем появлении у меня всегда светлеет в глазах.
   - Ваши слова - лучшая награда для меня, - ответил Абу-л-Хасан, - но справедливости ради замечу, что светлеют ваши глаза от света ваших глазах отражающегося от меня.
   - Другой ответ был бы недостоин раиса тайной службы, - с улыбкой сказал вазир, - но довольно говорить друг другу любезности. Скажи, что нового при дворе?
   - Все хорошо, хвала Аллаху, видел повелителя правоверных, жив-здоров, выглядит прекрасно, - Али ибн Иса удивленно поднял брови.
   - Неужели он дал тебе аудиенцию?
   - Нет. Я видел его на ристалище. Эмир верующих наблюдал поединок евнуха Муниса с гвардейцами.
   - С дейлемитами?
   - Нет, с тюрками.
   - Что бы это значило? - спросил вазир.
   - Гвардейцев, между прочим, было четверо, а Мунис один.
   - Вот как, - рассеянно удивился Али ибн Иса, - и что бы это значило?
   - У меня есть соображения на этот счет.
   - Прошу.
   - Халиф желает видеть Муниса военачальником, но в силу своей молодости, испытывает некоторую неуверенность в целесообразности этого.
   - Военачальником? Евнуха и раба? Ты уверен в этом?
   - В этом нет ничего удивительного, я видел, как он дрался сегодня, это прирожденный воин. Было бы удивительно, если бы халиф прочил на это место человека более достойного, но не имеющего к этому призвания. К тому же история знает немало примеров тому, как рабы проявляли способности, подобающие государственным мужам.
   Абу-л-Хасан умышленно не дал прямого ответа на вопрос. Во-первых, если дело не выгорит, можно будет утверждать, что им было высказано лишь предположение. Во-вторых, не говоря прямо, он давал возможность вазиру через некоторое время счесть эту версию своим умозаключением.
   - Но он евнух, - настаивал Али ибн Иса.
   - Я думал об этом.
   - Любопытно.
   - У евнухов удаляется часть тела, которую принято считать мужским достоинством. Следовательно, случись им получить доверие и возможность, не вообразить рвение, с каким они будут компенсировать свой недостаток.
   - Возможно, - задумчиво сказал Али ибн Иса, постукивая указательным пальцем по лбу, - но твои умозаключения представляются мне слишком сложными. Кстати, это беда умного человека. Любую возникшую проблему он старается продумать путем сложных логических построений, и в семи случаях из десяти он проигрывает, так как противник, оказывается, двигался простейшим путем, то есть тем, какой приходит на ум сразу.
   - Прошу простить меня. Наверное, вы устали, а я утомляю вас своими домыслами.
   - Нет, нет, ты хорошо сделал, что рассказал мне об этом. Сомнительно, что халиф поступит так, как ты говоришь, но поступил ты правильно.
   - Вы позволите мне удалиться?
   - Да, конечно, иди отдыхай. Я доволен тобой.
   У выхода Абу-л-Хасан остановился и произнес то, что приберегал напоследок.
   - Кстати, Ибн ал-Фурат тоже был там, - Али ибн Иса встрепенулся и посмотрел на Абу-л-Хасана.
   - Ибн ал-Фурат?
   - Да, и простите, мне только сейчас это пришло в голову.
   - Что именно?
   - Если Ибн ал-Фурат озвучит тайное желание ал-Муктадира, он усилит свое влияние.
   - Не называй повелителя правоверных по имени, это невежливо, и не мне учить тебя манерам.
   - Простите, - сказал Абу-л-Хасан, склонился в почтительном полупоклоне и так быстро исчез, что в следующее мгновение, всемогущий вазир сделал мозговое усилие, чтобы сохранить в памяти воспоминание о начальнике тайной службы.
   Абу-л-Хасан покинул дом вазира с улыбкой на устах. Он был доволен собой.
   Перед тем как отправиться домой, он зашел в присутствие, чтобы прочитать последние донесения агентов. В приемной навстречу ему поднялся тучный мужчина в черной чалме и, не дав опомниться, заключил в объятья. Силой посетитель обладал изрядной, как ни пытался Абу-л-Хасан отстраниться, ничего не получилось. Он лишь поймал взгляд секретаря, настороженно следившего за ними и делавшего какие-то знаки.
   - Дорогой друг, - бубнил в ухо незнакомец, - как я рад вас видеть!
   Получив, наконец, свободу движений, Абу-л-Хасан вгляделся в лицо посетителя и... какое-то давно забытое, но оставившее светлую печаль, событие глянуло на него глазами посетителя. Секретарь сказал на всякий случай:
   - Господин сказал, что вы его ждете.
   - Это вы, вы живы! - наконец произнес Абу-л-Хасан.
   - Да, это я, раис. Будучи проездом в славном городе Мансура11 не мог не навестить вас.
   Бывший сахиб аш-шурта был бодр и весел.
   - Вы правильно поступили.
   На лице Абу-л-Хасана была неподдельная радость:
   - Что же мы стоим, проходите в мою комнату.
   Идя за Ахмад Баширом, раис чуть не засмеялся, до того он был рад видеть этого человека живым. Узнав о смерти Ахмад Башира, Абу-л-Хасан расстроился, пенял себе за недостаточное участие в судьбе человека. И чем более прочилось положение Абу-л-Хасана, и росло его благосостояние, тем более терзали его угрызения совести.
   Вошли в комнату, и Абу-л-Хасан сказал:
   - А зачем сюда, поедем ко мне домой.
   - Стоит ли беспокоиться, - неуверенно сказал Ахмад Башир.
   - Стоит, стоит. Помните, как славно вы угостили меня в Сиджильмасе?
   - Давно это было, - невесело произнес Ахмад Башир
   Абу-л-Хасан вызвал охрану и предложил гостю последовать за ним.
   - К чему столько солдат? - удивился Ахмад Башир, увидев отряд вооруженных людей.
   - Положение обязывает, - сказал Абу-л-Хасан, - вы не видели выезд Назука.
   - Кто этот Назук?
   - Сахиб аш-шурта Багдада.
   - Надо же, - процедил сквозь зубы Ахмад Башир.
   Абу-л-Хасан положил руку на плечо Ахмад Башира.
   - Простите меня, друг мой. Если бы вы знали, как я переживал вашу неудачу.
   - Пустое, - беспечно отозвался Ахмад Башир, он уже справился с собой, я недурно провел все это время, многое повидал. Должен вам сказать, что умному человеку все равно, чем заниматься, он во всем добьется успеха, главное - не бояться риска.
   - Совершенно верно, - подхватил Абу-л-Хасан, - прекрасно сказано.
   Всегда приятны слова, освобождающие вас от чувства вины, которое появляется при виде человека, обошедшегося без вашей, необходимой для него помощи.
   - Уже скоро, - сказал Абу-л-Хасан, - вон за тем поворотом мой дом.
   Процессия двигалась неспешным шагом. Улицы были безлюдны. Редкие прохожие торопились уступить дорогу военным. Начинало темнеть, и блестящая луна неумолимо поднималась на небосвод.
   - Какая хорошая в этом году зима, - заметил Абу-л-Хасан, - вы не находите?
   Поговорили немного о погоде. Абу-л-Хасан сказал, что морозы случаются редко, но каждый раз это стихийное бедствие для Багдада. Голод, мор и, как правило, народные волнения.
   У ворот своего дома Абу-л-Хасан отпустил охрану, надо признаться, пользовался он ею редко. Начальнику тайной службы не подобает привлекать к себе внимание. Захотелось произвести на гостя впечатление.
   - Хороший дом, - сказал, оглядевшись, Ахмад Башир, - да будет вам польза от него.
   - Благодарю вас, - ответил Абу-л-Хасан, и приказал подать ужин ..
   Вслед за хозяином, Ахмад Башир поднялся на второй этаж. Комната была устлана коврами, вскоре слуга внес мраморную столешницу, а другой, торопясь, принялся уставлять ее закусками, хлебом, кубками для питья. Руководил всем этим уже известный читателю, Хамза.
   Вино принесли в последнюю очередь. Два стеклянных запечатанных сосуда. Абу-л-Хасан собственноручно вскрыл один и наполнил кубки.
   Выпили, пожелав, друг другу добра и здоровья. Хамза прислуживал за столом, но вскоре был отправлен вниз.
   - Я позову, - пообещал хозяин.
   Первый сосуд опустел довольно быстро. Беседа ладилась. Вспоминали подробности поимки лже-махди, смеялись. Но в какой-то момент Ахмад Башир, помрачнев, сказал:
   - Удавить надо было его тогда в тюрьме. Сколько лет сражений, сколько достойных людей погибло, не говоря о том, что его люди убили Анаис. А что ему стало, царствует и все наши усилия пошли прахом. Кстати, что стало с той бумагой, которую мы взяли у него? Я не слышал фетвы, где бы она фигурировала.
   Абу-л-Хасан усмехнулся.
   - Между прочим, я испытал разочарование раньше вас. Я ехал, прижимая к груди вожделенную бумагу. Вообразите гордость, с какой я вступил во дворец, но оказалось, что я приехал не вовремя. В тот день случилась свадьба. Халиф выдавал свою дочь замуж, им было не до пустяков. На следующий день у всех болела голова с похмелья, правда, к вечеру я получил свою нынешнюю должность, что я считаю невероятным везением. Ведь обо мне могли забыть. Что же касается фетвы, то пока Убайдаллах сидел в тюрьме, она была неактуальна. Потом случился заговор, дворцовый переворот, изменилась политическая ситуация.
   - Значит, все было напрасно. Подумать только, какие потрясения я испытал, и все для того, чтобы у них изменилась политическая ситуация, злобно сказал Ахмад Башир.
   Наступило неловкое молчание.
   Вот они - две стороны одной монеты.
   Плюсы и минусы одного и того же дела. За столом сидели два человека, из которых один нажился, а другой разорился на одной и той же торговле.
   Чтобы разрядить напряжение, возникшее за столом, Абу-л-Хасан крикнул управителя.
   Появился Хамза и, скрестив руки на груди, стал перед ними. В уголках его губ таилась доброжелательная улыбка.
   Абу-л-Хасан долго молчал, глядя на хаджиба тяжелым взглядом, но раздражение его улеглось и вместо того, чтобы сорвать на нем зло, он спросил:
   - Ну, что новенького?
   - Где, хозяин? - невозмутимо спросил Хамза.
   - Ну, где-нибудь, вообще.
   - Анна.
   - Какая Анна? - удивился Абу-л-Хасан.
   - Ваша новая служанка, господин.
   - А-а, и что же с ней случилось?
   Ахмад Башир, до того безразлично пивший вино, услышав женское имя, заинтересовано посмотрел на слугу.
   - Я отпустил ее домой, - продолжал Хамза, - взять свои вещи, так вот, когда она возвращалась, к ней привязались два айары. Поведение их было столь непотребным, что ей пришлось спасаться бегством, но, мерзавцы не успокоились и стали преследовать ее и даже ворвались к ней домой. Ее отец пытался успокоить их, но безуспешно и, если бы не работник-поденщик, случившийся там, страшно подумать, чем все могло бы кончиться.
   - Что же сделал работник? - спросил Абу-л-Хасан.
   - Работник вышел на шум из другой комнаты и, видя такое дело, обругал их последними словами. Они бросились на него с ножами и, представьте себе, работник, вместо того чтобы дать деру, как сделал бы любой нормальный человек на его месте, например, я, вдруг тоже достает нож и начинает столь искусно им орудовать, что обращает айаров в бегство.
   - Надо же, - сказал Абу-л-Хасан.
   - Я говорю, - продолжал Хамза, - что не мешало бы в каждом доме иметь по такому работнику, тогда айары не распоясались бы так.
   - Это верно, - согласился Абу-л-Хасан.
   - А откуда он достал нож? - спросил Ахмад Башир, внимательно слушавший хаджиба.
   - Не знаю, господин, - пожал плечами Хамза.
   - А нельзя ли спросить?
   - Сейчас узнаю, - ответил Хамза и, обращаясь к Абу-л-Хасану, - вы позволите, господин?
   - Иди, - разрешил хозяин.
   Хамза с достоинством склонил голову и вышел.
   - Что это за айары? - спросил Ахмад Башир. - По-моему, я где-то уже слышал это слово.
   - Банда разбойников, - раздраженно сказал Абу-л-Хасан, - городское дно, отребье, никчемные мастеровые, разорившиеся лавочники и прочая чернь. Они якобы придерживаются кодекса чести: сдержанность, сила воли, стойкость и пренебрежение к боли, преданность в дружбе, целомудрие (не прелюбодействуют не лгут, соблюдают харам), не бесчестят женщин, а вместе с тем они не гнушаются забирать имущество у людей и причину для этого придумали, мол, богатство - причина людской злобы. Узнают они друг друга по заплатанным штанам и особому языку, носят ножи и арканы.
   - Кажется, в Багдаде запрещено ношение оружия, - заметил Ахмад Башир.
   - Это так, но для них время от времени делают исключение. Некоторые умники считают, что от них может быть польза в деле наведения порядка в городе, что они могут быть народной дружиной и помогать полиции, и действительно было время, когда они хорошо проявили себя, защищая Багдад в 196 году при осаде города армией ал-Ма'муна.
   - Но все это чревато последствиями, - сказал Ахмад Башир, - черни нельзя давать оружие.
   - Сразу видно настоящего полицейского, - улыбнулся Абу-л-Хасан.
   - Скорее это выглядит так, - когда власть не может справиться с ними, она, чтобы скрыть свою беспомощность, придает айарам некоторую законность.
   - До чего же приятно разговаривать с умным человеком, - с досадой сказал Абу-л-Хасан.
   Неприятно, когда вещи называют своими именами, как никак он был представителем власти.
   Появился Хамза.
   - Она не помнит, - заявил он.
   - Ну ладно, - сказал Ахмад Башир, - все равно надо сходить, посмотреть.
   - А что такое? - спросил Абу-л-Хасан.
   - Товарищ мой потерялся.
   - Багдад город большой, почему вы думаете, что это именно он?
   Ахмад Башир улыбнулся.
   - Не знаю, мне так показалось, по повадкам смахивает. А!!! Подождите, вы же его знаете. Помните того бродягу в Сиджильмасе, крестьянина, приговоренного к смерти, мы использовали его в операции против Убайдаллаха. Вы еще обещали выхлопотать ему помилование.
   - Да, да, - рассеянно сказал Абу-л-Хасан, - но я свое слово сдержал. Кстати, и в отношении вас тоже.
   - Да, - согласился Ахмад Башир, - кто же знал, что так получится.
   - Вы не сказали мне, чем сейчас занимаетесь, - сказал Абу-л-Хасан, чтобы переменить тему.
   - Разве? - удивился Ахмад Башир. - А вы спрашивали?
   - Кажется, нет.
   - Так поэтому, наверное, я и не сказал. Я занимаюсь торговлей, вернее, занимался до последнего времени, и дела шли успешно, пока я по глупости не сделал доброе дело, тут-то меня и взяли в оборот. Есть люди, которым благотворительность противопоказана, вы понимаете, о ком я говорю?
   Абу-л-Хасан засмеялся.
   - Вы говорите загадками, друг мой.
   - В следующий раз я расскажу вам эту историю, а сейчас мне надо поторопиться, чтобы застать на месте того поденщика. Сдается мне, что это все-таки мой приятель. Он со странностями, сегодня утром неизвестно на что обиделся и ушел от меня. Скажите мне напоследок, все-таки это не дает мне покоя, тот протокол допроса у халифа... или он даже не покидало пределы вашего ведомства и наш труд оказался напрасен?
   - Я передал протокол вазиру Аббасу, моему тогдашнему начальнику, а как он с ним распорядился - неизвестно, известно только, что сам он был убит во время заговора против нынешнего халифа.
   Ахмад Башир поднялся.
   - Благодарю за угощение, вы позволите навестить вас еще раз? Я пробуду в Багдаде еще какое-то время.
   - Я буду рад видеть вас, друг мой.
   - Может ли слуга показать мне дом, в котором живет ваша служанка?
   - Конечно, но может быть, вызвать охрану, ведь айары могут вернуться. Несмотря на свой кодекс, они народ довольно злобный и мстительный.
   - Не стоит беспокоиться.
   Абу-л-Хасан долго уговаривал гостя, но тот был непреклонен.
   - Где вы остановились? - напоследок спросил Абу-л-Хасан.
   Ахмад Башир широко улыбнулся.
   - Все там же, караван-сарай в квартале Аш-шамасия. Вы позволите расспросить вашу служанку?
   Абу-л-Хасан вызвал Анну, и Ахмад Башир задал ей несколько вопросов. Затем он раскланялся.
   Оказавшись за воротами, он сказал себе: "А девица недурна", и в сопровождении слуги отправился к дому Ибн Лайса.
   Абу-л-Хасан, оставшись наедине с Анной, еще раз расспросил ее. Девушка подробно рассказывала о случившемся, а Абу-л-Хасан невольно разглядывал ее. Стриженую голову она повязала платком, пропустив концы под подбородком и сделав узелок на затылке. В уголках губ таилась улыбка, которая почему-то вселяла в Абу-л-Хасана неясную тревогу. Закончив рассказ, она подняла на хозяина голубые глаза, и от этого взгляда Абу-л-Хасан почувствовал себя зеленым юнцом. Глубоким вздохом он возобновил положение вещей и сказал:
   - Хочешь вина?
   Служанка помотала головой.
   - А еды?
   Она утвердительно кивнула.
   - Ешь.
   Анна благодарно кивнула и присела к столешнице.
   - Сколько тебе лет? - через некоторое время спросил Абу-л-Хасан.
   - Тринадцать, господин, - с набитым ртом сказала девушка.
   Абу-л-Хасан никому из слуг не позволил бы отвечать с набитым ртом, но сейчас он только улыбнулся.
   - Ты помогла мне утром, боль прошла очень быстро.
   - Я рада, что смогла это сделать.
   Анна перестала есть и поднялась из-за стола.
   - Ешь, что же ты?
   - Спасибо я сыта.
   - Но ты не могла так быстро насытиться.
   - Честно говоря, господин, я не хотела есть, Хамза накормил меня. Просто мне показалось, что вам будет приятно посмотреть, как я ем.
   Изумленный Абу-л-Хасан спросил:
   - Почему же ты в таком случае не выпила вина, чтобы доставить мне удовольствие?
   - Это другое, у господина создалось бы обо мне превратное впечатление, питье вина не красит девушку.
   - А ты умна.
   - Спасибо, господин.
   Девушка определенно нравилась ему. Платье и кафтан, надетые на Анну не давали никакой возможности разглядеть ее формы. Подумав об этом, Абу-л-Хасан непроизвольно протянул руку и наткнулся на ее упругую грудь. Издав пронзительный визг, Анна отпрыгнула в сторону. Прибежал испуганный Хамза. Не решаясь войти, он остановился за дверью и кашлянул, давая знать, что он поблизости.
   - Прости, - сказал девушке Абу-л-Хасан, - у меня это получилось нечаянно, можешь идти.
   Анна поклонилась и вышла из комнаты.
   - Можешь войти, - разрешил Абу-л-Хасан.
   - Ну, - весело спросил Абу-л-Хасан, - чего ты прибежал?
   - Я подумал, господин...- Хамза замялся.
   - Чего ты подумал, что мне может понадобиться твоя помощь? Но я не настолько еще стар.
   Хамза стоял, утратив дар речи.
   - Ты думаешь, я не могу взять ее к себе на ложе? - продолжал Абу-л-Хасан.
   - Можете господин, но я не думаю, что от этого будет польза. Она не рабыня, к тому же иудейка, ее отец поднимет шум, подаст жалобу.
   - Хамза, а с чего это ты покровительствуешь ей, уж не получил ли ты от ее отца бакшиш?
   По тому, как Хамза вдруг напустил на себя полнейшее безразличие, Абу-л-Хасан понял, что без этого не обошлось.
   - Я, господин, сразу проникся к ней расположением, - наконец нашелся Хамза. - Она девица неглупая, к тому же недурна собой.
   - Это верно, - рассеянно сказал Абу-л-Хасан, его мысли уже приняли иное направление.
   Хамза хорошо знал своего господина, заметив, особенное выражение его лица, он молча поклонился и вышел, радуясь, что все обошлось.
   Последние полчаса перед сном Абу-л-Хасан задавал себе один и тот же вопрос - для чего бывшему начальнику полиции понадобился протокол допроса Убайдаллаха? Так и не найдя на него ответа, он улегся спать.
   Часть пятая
   У айаров
   Слуга остановился у дома с закрытыми ставнями.
   - Это здесь, господин.
   Ахмад Башир огляделся. Ввиду позднего времени все лавки на рынке вокруг были закрыты.
   - Ты уверен? - спросил он.
   - Да, господин, это лавка ее отца.
   - Ну, спасибо тебе, дружок. Можешь возвращаться.
   - А вам больше ничего не нужно?
   - Нет.
   Слуга поклонился и отправился обратно.
   Ахмад Башир еще раз поглядел по сторонам и, подойдя к двери, постучал. В ответ сразу же послышался женский голос.
   - Что надо?
   Видимо, женщина прислушивалась к голосам, стоя за дверью.
   - Открой, женщина, мой друг здесь работает.
   - Какой еще друг? - спросили из-за двери. Но дверь открылась и женщина впустила Ахмад Башира.