Агаев Самид Сахибович. Седьмой совершенный

   Войдя в комнату, Ахмад Башир присвистнул от удивления. В доме все было перевернуто верх дном.
   - Увезли твоего друга, - сообщила женщина, - айары вернулись, а он слабый лежал без памяти. Заболел, а до этого такую драку устроил, хозяина побили, видишь, все переломали здесь. На мою честь покушались, - не без гордости добавила она.
   Ахмад Башир с сомнением посмотрел на нее.
   - Ты в этом уверена, женщина? - спросил он.
   Она с таким негодованием вскинула на него глаза, что он поспешил задать ей новый вопрос.
   - А где же хозяин?
   - К накибу пошел, жалобу подавать. Только вряд ли, их все боятся.
   - А ты не знаешь, куда они пошли?
   Кухарка пожала плечами. Ахмад Башир, оставив женщину, вышел на улицу. Первый же прохожий, к которому он обратился с вопросом, где он может найти айаров, воскликнув "Бисмиллах", поспешил удалиться. Но Ахмад Башир, продолжая расспросы, встретил словоохотливого базарного старшину, который сказал, что айаров лучше искать на пустырях в заброшенных строениях, но тут же посоветовал не делать этого.
   - Их предводителя зовут Азиз, - добавил старшина.
   - Ты знаком с ним, уважаемый? - спросил Ахмад Башир.
   - Заочно, так же впрочем, как и все торговцы на этом рынке. Он обложил всех данью. Так что открой лавку, и он сам к тебе придет.
   - У меня нет столько времени.
   - Ну, тогда иди в любой кабак, кого-нибудь из них встретишь.
   Ахмад Башир поблагодарил старшину и отправился на поиски.
   Джафара ас-Садика, шестого имама, признаваемого всеми мазхабами и сектами, Имран встретил во дворе соборной мечети. Он шел по айвану, когда увидел мужчину лет пятидесяти, идущего по двору как раз навстречу. Лишь только глянув ему в лицо, Имран сразу понял, что перед ним имам Джафар, по прозвищу Правдивый, и в этом не было ничего удивительного. Лицо Джафара излучало доброту и знание, от него исходил свет, во всяком случае, так показалось Имрану.
   Так бывает невозможным не узнать царя среди подданных, вельможу среди черни. Удивительным было то, что Джафар, ответив на приветствие, назвал Имрана по имени.
   - Как твои дела, сынок? - спросил он, улыбнувшись.
   Оторопев, Имран все же сообразил, что это не тот случай, когда можно кривить душой. Вздохнув, он сказал:
   - Бывали дни и получше, правда это было так давно, что я их не помню. -Потом он добавил. - Ну и заварили же вы кашу.
   Джафар на это ничего не ответил и Имран, подумав, что он обиделся, поспешил извиниться. Джафар вновь улыбнулся и кивнул головой. Имран хотел подойти ближе, но не смог. Так они и говорили, Имран на айване, а Джафар во дворе.
   - Тебя что-нибудь тревожит? - спросил имам.
   Пока Имран подбирал слова в ответ, Джафар продолжил:
   - Я вижу, что ты жив и здоров, меня это радует.
   - Я не знаю, как жить дальше, - наконец сказал Имран. - Казалось бы, я получил все, чего хотел: избежал смерти, воссоединился с семьей, но ничто мне не в радость. Жена, о которой я грезил долгими ночами в тюрьме, оказалась чужим человеком; дети, по которым я так страдал, вполне обошлись без меня. У меня чувство, словно меня подло обманули. В моей душе поселилась тоска, я раздираем сомнениями.
   Джафар внимательно слушал, изредка кивая головой. Он стоял во дворе, залитом беспощадным солнечным светом и поэтому, подняв глаза на Имрана, он приложил ладонь козырьком к глазам. Джафар сказал:
   - Это потому, сын мой, что ты постиг знание, оно не дает тебе покоя.
   - Что же мне теперь делать, как жить дальше? - спросил Имран.
   - У каждого свой путь, - печально сказал Джафар.
   - Так вы не знаете? - расстроился Имран.
   Джафар покачал головой.
   - У каждого свой путь, - повторил он. - Ничто не изменится от того, что я укажу тебе наиболее верный для тебя путь, ты ведь все равно пойдешь своей дорогой, той на которую укажет тебе твой разум и твое сердце. Ведь человек создан по образу и подобию Божьему, а значит он тоже Демиург, творит свою жизнь и свою судьбу. Ведь если я скажу, что наиболее правильным для тебя будет вернуться домой, ты же все равно не сделаешь этого.
   - Нет, не сделаю.
   - Ну вот, видишь.
   Имран поник головой.
   - Скажи в таком случае, - горестно спросил он, - почему нет справедливости на свете? Почему одни приобретают незаслуженно, а другие теряют последнее, что у них есть?
   - Я тебе больше скажу, - засмеялся Джафар. Справедливости нет не только на свете, ее нет даже во тьме.
   Имран изумленно поднял голову. Лицо Джафара изменилось: в уголках губ играла недобрая усмешка, а глаза смотрели холодно и властно.
   - Ее нет в том смысле, в каком люди и ты в частности ее воображают. Все очень просто: на часах Господа Бога человеческая жизнь слишком малая величина, чтобы за время отмеренное ей свершилось то, что по нашему разумению должно свершиться, воздалось все, что должно воздастся каждому по его делам. Часы Создателя размером во вселенную. Не вообразить шаг маятника этих часов, поколения меняются прежде, чем он сделает шаг и вернется в исходное положение. К сожалению, нашей жизни не хватает, чтобы увидеть плоды наших поступков...
   Джафар ас-Садик замолчал, оборвав свою речь. Молчал и подавленный Имран, опустив голову. Когда же он поднял взгляд, имам удалялся и последнее, на что обратил взгляд Имран, то, что Джафар не отбрасывал тени.
   Вместо того, чтобы по совету старшины заняться поисками Имрана на пустыре, Ахмад Башир отправился в ближайший кабачок, где как следует, выпил. После чего задал хозяину вопрос, но желаемого ответа не получил. Тогда он нанял за один дирхем какого-то пьяницу, согласившегося факелом освещать ему путь и отправился в другой кабак, где еще выпил и задал хозяину вопрос. Этим, странным на первый взгляд,действиям Ахмад Башира было несколько объяснений: во-первых, ему не хотелось бродить ночью по пустырю в темноте, рискуя быть ограбленным или даже убитым руками каких-нибудь бродяг, предпочитающих селиться в таких местах. Во-вторых, пятнадцать лет службы в полиции убедили его в том, что, казалось бы, наиболее логически оправданные поступки, как правило, приводят к отрицательным результатам. В-третьих, Ахмад Башир был в душе сторонником учения кадаритов и справедливо полагал - уж коли суждено ему найти пропавшего товарища, то найдет его, в какую бы сторону он не двигался. Всякий раз, рассчитываясь с хозяином, Ахмад Башир вынимал из кармана вместе с горстью монет белую круглую печать, но результата эти действия не имели. Пьянице, сопровождавшему его, надоело молчать, и он обратился к господину с просьбой купить ему вина в счет обещанного дирхема. Ахмад Башир отказался выполнять эту просьбу, во-первых, потому что не любил давать авансы, а во-вторых, опасался, что бродяга, выпив, не сможет выполнять свои обязанности. Тогда пьяница, желая ускорить расчет, спросил:
   - А кого, собственно, ищет господин?
   - Азиза, - коротко сказал Ахмад Башир.
   - Предводителя айаров? - спросил пьяница.
   Ахмад Башир поглядел на него и сказал:
   - Да.
   Пьяница засмеялся и воскликнул:
   - Господин! Зачем же его искать по всему Багдаду, когда его вотчиной является Баб-ал-Басра?
   - Ну, веди, - сказал Ахмад Башир.
   Бродяга привел его в квартал Баб-ал-Басра и указал на двухэтажный дом на окраине.
   - В подвале кабак, - сказал он, - он здесь обычно сидит. Меня туда не пустят, вернее не выпустят, слишком задолжал. Дай мне мои деньги. И потом очень я не люблю айаров.
   - Сколько ты должен? - спросил Ахмад Башир.
   - Целый динар.
   Ахмад Башир достал золотую монету.
   - Иди, расплатись, заодно посмотришь, там ли Азиз, сколько с ним свиты, и есть ли у них оружие.
   Провожатый схватил монету и сказал:
   - Еще полдирхема на выпивку... ну не могу же я просто войти и выйти, это будет подозрительно.
   Ахмад Башир счел эти слова разумными. Бродяга, получив прибавку, тут же исчез.
   Ахмад Башир прошел взад-вперед, производя разведку, затем спрятался в тень и принялся выжидать.
   К ночи еще больше похолодало, небо прояснилось, а звезды висевшие над Багдадом опустились еще ниже, холодным блеском вызывая у Ахмад Башира озноб и внутреннюю дрожь. Он изрядно продрог, когда, наконец, появился провожатый. Разгоряченный вином, он щедро улыбался.
   - Ну? - нетерпеливо спросил Ахмад Башир.
   - Там он, слева от двери сидит, двое с ним.
   - Как он выглядит?
   - Обыкновенно. Да ты его сразу узнаешь, наглый больно.
   Ахмад Башир отпустил провожатого и вошел в кабак.
   Ибн ал-Фурат ужинал очень поздно и, как всегда, в окружении своих девяти советников, из которых четверо были христианами. У вазира не было спеси, свойственной сановникам его ранга. Отпрыск знатного рода, он избавился от высокомерия по отношению к людям в зрелом возрасте, увидев во сне хлеб, до которого не смог дотянуться. После этого всю оставшуюся жизнь в его доме раздавали хлеб, как милостыню. В нем вообще было что-то от великодушного монарха. Он никогда не преследовал своих врагов. Так, вступив в должность вазира, он разорвал, не читая, все их письма, доставшиеся ему от предшественника, утверждая, что милость и немилость вазира не должна быть, оплачена таким способом.
   Сидели они в зале дворца, недавно выстроенного Фуратом, в отделку которого он вложил триста тысяч динаров. Столешница, внесенная слугами, стояла в центре зала, была она из бело-красного хорасанского дерева харандж, что дало повод одному из присутствующих, обладавшему поэтическим даром, сравнить ее с букетом гвоздик. Два часа кряду, слуги вносили, все новые кушанья, а Фурат предлагал и уговаривал сотрапезников отведать то или иное кушанье. Когда с основными блюдами было покончено, подали вино и сладости.
   Ибн ал-Фурат с улыбкой оглядел присутствующих, спросил, все ли насытились, и, получив утвердительный ответ, воздал хвалу Аллаха, упомянув затем пророков Мухаммада и Ису. Довольные христиане поклонились, ал-Фурат знал толк в обращении с людьми.
   - Я встретил сегодня этого проныру, Абу-л-Хасана, - сказал Ибн ал-Фурат и пояснил, - из тайной службы, раиса. И понял, что у меня вызывают недоумение две вещи: первая - это почему он до сих пор занимает свою должность, хотя его должны были прогнать после того, как он проспал заговор 296 года, и вторая - это почему он всегда оказывается в нужном месте раньше меня.
   Советники внимательно слушали вазира, собственно, в этом и заключалась их необходимость. Многие ошибочно полагали, что вазир Ибн ал-Фурат пользуется мозгами своих людей, но это было не так, - Фурат не нуждался в советах.
   Фурат оглядел сотрапезников и простер руку к одному из них:
   - Скажи ты, Муса.
   Муса отложил в сторону сочную айву, в которую собирался впиться, и сказал:
   - Касательно второго, думаю, - случайность. На самом деле есть много мест, куда его не пустят, а ты, вазир, проходишь свободно.
   Сидевший рядом человек по имени Хамдан с совершенно серьезным видом добавил:
   - Например, в свой гарем.
   Сначала появились улыбки, потом смешки и вскоре все уже хохотали. Фурат смеялся громче всех, но затем вытер слезы и произнес:
   - Но-но, вольностей в свой адрес не потерплю.
   Лица посерьезнели, а Муса, недовольно посмотрев на Хамзана, сказал:
   - Я имел в виду присутственные места.
   - А что касательно первого скажешь?
   Муса развел руками.
   - Это недоступно моему пониманию.
   - Понятно.
   Фурат знаком подозвал виночерпия и приказал наполнить все чаши.
   - У кого есть соображения на этот счет?... Однако, пейте вино, я не требую немедленного ответа.
   И сам взял в руки чашу и пригубил ее. Христианин Варда, осушив чашу, вытер губы и попросил слова.
   - Говори, прошу тебя, - сказал Фурат.
   - По-моему разумению, - начал Варда, - дело обстоит следующим образом. Если мне не изменяет память, Абу-л-Хасан был назначен начальником тайной службы по рекомендации твоего брата ал-Аббаса.
   - Но мой брат погиб во время заговора принца Ибн Мутазза, - заметил Фурат.
   - Увы, это так, - сказал Варда, - но погиб он, защищая, низложенного ал-Муктадира. К тому же сам Муктадир своим восшествием на престол обязан также твоему брату, и халиф, видимо, помнит об этом. Между этими двумя назначениями есть связь в лице твоего покойного брата. Во всяком случае, снисходительность халифа можно объяснить именно этим.
   - Ты забыл еще упомянуть, что и я своим назначением обязан брату, раздраженно сказал Фурат.
   - Я не упомянул об этом, потому что ты не обязан брату своей должностью. Род Бану-л-Фурат десятилетиями наследует вазират.
   - Хорошо, - согласился Фурат, - продолжай дальше.
   - Я, собственно, все уже сказал.
   Варда улыбнулся и взял в руки чашу, наполненную виночерпием.
   - Я чувствую в твоих словах какую-то незаконченность, - настаивал Фурат.
   - Изволь... халиф не видит в Абу-л-Хасане врага. Может быть, и тебе следует привлечь его на свою сторону, к тому же Ал-Аббас был неглупым человеком, наверное знал, что делает.
   - Ты, Варда умен, надо отдать тебе должное.
   Варда поклонился.
   - Впрочем, как и все здесь присутствующие. Дураков не держим.
   Все поклонились.
   - Но сейчас, Варда, ты не прав и я тебе объясню почему. Во-первых, халиф -ребенок, он еще не разбирается в людях; во-вторых, мой брат ал-Аббас был недалеким человеком; в-третьих, он рекомендовал ал-Муктадира, по-моему совету. Если он был таким умным, как ты говоришь, тогда почему же он погиб? И, в-четвертых, - диван тайной службы и соответственно Абу-л-Хасан подчиняется Али ибн Иса; и в- пятых - он мне просто не нравится. Но я вижу, что в этом вопросе у меня нет единомышленников, так что меняем тему. Мунис.
   Сидящие за столом вопросительно посмотрели на хозяина.
   - Я недаром заговорил о том, что Абу-л-Хасан всюду успевает раньше меня. Сегодня он сказал мне, что халиф собирается назначить Муниса главнокомандующим. Я же об этом ничего не знаю, хотя утром имел аудиенцию у ал-Муктадира. Мне еще самому неясна моя позиция в отношении этого, буду ли возражать или одобрю, но в любом случае меня это настораживает.
   Варда сказал:
   - Может быть, эта мысль пришла ему после аудиенции.
   - А когда об этом узнал Абу-л-Хасан? И сразу возникает вопрос, - кому в голову пришла эта мысль: халифу или Абу-л-Хасану?
   Фурат запнулся, пытаясь ухватить нечто проглянувшее сквозь эти слова, но заговорил Хамдан, и догадка ускользнула от него. Хамдан сказал:
   - Нет ли вероятности в том, что подобное решение исходит от Ша'аб, матери халифа?
   - Вероятность этого есть, - задумчиво сказал Фурат, - и вероятность очень большая. Кстати говоря, это очень осложняет дело, но в то же время у Муниса нет денег, а значит, Госпожа лишится мзды, за эту должность - нет у нее к этому интереса. Что-то не сходится. Ну что, господа, час поздний не смею вас задерживать, слуги проводят вас всех по домам.
   Благодаря, за гостеприимство, гости стали подниматься из-за стола.
   Халиф ал-Муктадир лежал в своей спальне на некотором возвышении, закутанный в тонкое шерстяное одеяло. У ног его сидел Мунис. Тут же стояла небольшая жаровня. Евнух погрел над ней руки, затем достал из складок своей одежды флакон, вылил его содержимое на ладонь, растер в руках. После этого он обнажил ноги халифа, положил их себе на колени и принялся втирать масло в высочайшие ступни. Муктадир сначала от неожиданности взвизгнул и дернулся, но потом успокоился и вскоре блаженно застонал. Мунис укрыл одну ногу, вторую положил себе на колени, вновь погрел руки над жаровней и принялся медленными круговыми движениями массировать подошву. Халиф блаженно застонал. Через несколько минут он расслабленно произнес:
   - Мунис, когда ты это делаешь, мне хочется бежать в гарем и хватать первую попавшуюся рабыню.
   Мунис засмеялся.
   - Повелитель, - сказал он, - скоро ты не будешь нуждаться даже в этом.
   - Ты, Мунис, просто волшебник. Не знаю, что бы я без тебя делал. Где ты всему этому выучился?
   - В монастыре, повелитель.
   - А что это за мазь?
   - Змеиный яд...
   - О Аллах, - взмолился халиф.
   - Не бойся, повелитель, здесь его ничтожная толика, а кроме того выпаренное вино, порошок из львиных когтей, а также некоторые травы.
   - То-то прошлой ночью рабыня мне сказала, что я истинный лев, засмеялся халиф.
   Мунис весело сказал:
   - Ты, повелитель, - лев и без этой мази. Этот заговор всему виной, когда человека за ноги стаскивают с женщины и сажают за решетку, любой испугается. Ты еще очень силен, у другого бы, и ноги отнялись и язык.
   Мунис, перестав массировать, закутал ногу в одеяло, выпростал другую и положил себе на колени. Ал-Муктадир вновь застонал. После недолгого молчания халиф сказал:
   - Мунис, ты был сегодня великолепен на ристалище, я любовался тобой.
   - Благодарю тебя, повелитель.
   - Ты рожден быть воином, Мунис.
   - Я мечтаю об этом, - признался Мунис и затаил дыхание. Если Абу-л-Хасан сказал правду, то халиф должен был сейчас повторить ее. Но халиф сказал:
   - Как ты думаешь, Мунис, взять ли мне сегодня женщину на ложе?
   - Как будет угодно повелителю, - разочарованно сказал Мунис.
   - Ну, а ты что посоветуешь?
   - Я думаю, что лучше тебе поспать.
   - Почему?
   - Сегодня был тяжелый день, надо отдохнуть.
   - Глупости, я полежу немного, а ты иди, распорядись, чтобы подали вина и привели танцовщицу, будем веселиться.
   - Слушаюсь, повелитель.
   Мунис нехотя поднялся и отправился выполнять приказ.
   Азиз сидел в самом углу за столом, под полуподвальным окошком. Рядом с ним было двое человек, но поодаль сидела шумная компания и, по-видимому, имела к предводителю айаров непосредственное отношение. Во всяком случае, так решил Ахмад Башир, обозрев всех присутствующих. Он решил не терять понапрасну времени, сразу же подсел к Азизу и уже оттуда крикнул подавальщику, чтобы тот принес вина и чего-нибудь закусить.
   Азиз оказался человеком плотного телосложения, с тяжелым взглядом. Он с удивлением разглядывал Ахмад Башира, который, устроившись поудобней, слегка потеснил своих соседей, те в свою очередь с любопытством смотрели на вожака, ожидая вспышки гнева. Но едва тот открыл рот, как Ахмад Башир сказал:
   - У меня к тебе дело, Азиз.
   Услышав свое имя, Азиз закрыл рот. Гнев сменился любопытством. Удивительное дело, как влияют на человека звуки его имени, произнесенные вслух. Имя человека, на самом деле, есть ключ к его сердцу.
   Подавальщик принес вино, хлебные лепешки и баранью ногу. Ахмад Башир вцепился зубами в ногу и оторвал изрядный кусок. Окружающие сделали глотательное движение.
   - Удивительный воздух у вас в Багдаде, - прожевав кусок, сказал Ахмад Башир, - вроде недавно я плотно поужинал с моим другом Абу-л-Хасаном, вы верно его знаете, начальник тайной службы, а уже голодный.
   При словосочетании "тайная служба", сидящие невольно оглянулись по сторонам.
   - У меня к тебе вот какое дело - приятель мой повздорил с твоими людьми, девицу не поделили, сам знаешь, дело молодое. Так они его забрали и куда-то отвезли. А приятель мой, малость не в себе, да еще нездоров, беспокоюсь я за него. Сказать по правде еще он мне денег должен, не хочу, чтобы они пропали.
   - А-а, - наконец протянул Азиз, - вот оно что. И чего же ты хочешь?
   - Отпусти его, о цене договоримся.
   - А ты знаешь, что он моих людей порезал? - гневно произнес Азиз.
   - Иди ты, - притворно удивился Ахмад Башир, - ведь он мухи не обидит. Это как же надо было его разозлить? Ну, ничего, я им виру заплачу. А кстати, где он сейчас.
   - Плати, - сказал Азиз, - тысячу динаров.
   - Ну что ты, - укоризненно сказал Ахмад Башир, - мы же говорим не о белой рабыне, а об обыкновенном арабе, свободном человеке. И, между нами говоря, красная цена ему десять динаров.
   - Тысяча динаров, - повторил Азиз.
   - Послушай, приятель, - увещевал Ахмад Башир, - это несуразная цифра, да у меня и нет таких денег.
   - А сколько у тебя есть? - с интересом спросил Азиз.
   Ахмад Башир назидательно поднял палец.
   - Воспитанный араб таких вопросов не задает.
   Один из подручных Азиза вмешался в разговор, он сказал:
   - Может быть, тебе по рогам дать, как следует, чтобы не дерзил? - и поднес к носу Ахмад Башира свой здоровенный кулак. Ахмад Башир немедленно схватил его за запястье и сжал с такой силой, что задира изменился в лице и разжал пальцы.
   - Рога у Иблиса, - сказал Ахмад Башир, - и, у твоего отца, ублюдок.
   Взгляды всех присутствующих обратились к Азизу. Самое время было дать выход гневу. Но тут к Азизу подошел человек, и что-то прошептал на ухо.
   - Вот как, - сказал Азиз, и обращаясь к Ахмад Баширу. - Ты, собственно говоря, кто такой?
   - Приезжий я.
   - Ты тут что-то про тайную службу намекал, так я этого не люблю, я плевать хотел на тайную службу и на их начальника. Ведешь ты себя, конечно, дерзко и следовало бы тебя проучить, но меня трогает твое участие в судьбе друга. Поэтому я тебе его выдам, тем более, что он совсем плох, заговаривается. Давай твои десять динаров и тебя отведут к нему.
   - Вот это деловой разговор, - воскликнул Ахмад Башир, - да с тобой, парень, просто приятно иметь дело.
   Он немедленно высыпал десять динаров. Азиз не чинясь, пересчитал деньги и один динар вернул, среди золотых монет одна оказалась глиняной..
   - Впотьмах не заметил, - смущенно сказал Ахмад Башир.
   Он достал еще одну монету, а белую глиняную печать убрал. Со всех сторон подошли люди и алчно смотрели на золото.
   - Ну что собрались? - рассердился Азиз. - А ну, расходись, Ханбал отведи его.
   Один из айаров попросил:
   - Азиз, разреши, я тоже пойду с ним, что-то не нравится мне этот приезжий.
   Азиз кивнул и поднялся, сидевшие рядом с ним, тоже поднялись.
   Шли долго. Ахмад Башир вначале пытался запоминать дорогу, но после запутался в бесконечных переулках. Потом, нюхом полицейского он сообразил, что его специально так долго водят, путают следы. Не могли они так далеко держать Имрана. Догадки он не выдал.
   Ханбал шел впереди, чуть отстав, двигался Ахмад Башир в окружении трех человек.
   - Ну, как жизнь, Ханбал? - спросил Ахмад Башир.
   Удивленный Ханбал обернулся и, помедлив, кивнул.
   - Ничего, приятель, слава Аллаху.
   - Рассказал бы о своей братии, - продолжал Ахмад Башир, - может, и я примкну к вам.
   Ханбал сказал:
   - Знай, приезжий, что мы ни от кого не зависим: ни от религиозных сект, ни от квартальных общин, ни от властей. Наши принципы - сдержанность и сила воли, стойкость и пренебрежение к боли, преданность в дружбе, неразглашение тайны, неприемлемость лжи, верность данному слову, целомудрие...
   - Не, это мне, кажется, не подойдет, - разочарованно заметил Ахмад Башир, - а скоро мы вообще придем?
   - Уже пришли, - сказал Ханбал, - вот этот дом.
   Он постучал в неприметную дверь, которая тут же отворилась. Сделав несколько шагов по узкому коридору, Ахмад Башир оказался в помещении, полном людей. Азиз спросил:
   - Ну что, приезжий проветрился?
   После этих слов грянул хохот. Ахмад Башир огляделся, это был тот кабак из которого он ушел час назад. Над ним посмеялись. Стоявший рядом айар смеялся особенно противно, Ахмад Башир не выдержал и дал ему в ухо, чтобы на душе легче стало. На нем повисли сразу несколько человек, заломили руки назад и связали.
   - Нехорошо, Азиз, нехорошо, - процедил Ахмад Башир, - не к лицу взрослому человеку развлекаться таким образом.
   - Попридержи язык, приезжий, - ответил на это Азиз, - тебя узнали. Это ты вчера убил моего человека на тайаре, а твой дружок порезал моих людей. Очень вы беспокойные люди и задиристые. С кем вздумали тягаться. Со мной сам халиф ничего сделать не может. А то он с Абу-л-Хасаном ужинал, да хоть с Назуком. Можешь с ними с обеими завтракать, обедать и ужинать, меня этим не запугаешь. Заприте его вместе с дружком, - приказал Азиз, - завтра разберемся. Поздно уже, спать хочу.
   Ахмад Башира отвели в какую-то комнату и заперли в ней. Когда глаза его привыкли к темноте, он увидел лежащего на полу человека. Это был Имран.
   - По-моему, когда-то это уже было, - задумчиво сказал Ахмад Башир и добавил: - Воистину наш союз неразрывен, - он имел в виду себя, Имрана и узилище.
   Он подсел к Имрану и попробовал его разбудить. Тот открыл глаза, пробормотал что-то и снова закрыл. Ахмад Башир потрогал его лоб.
   - Кажется, у него жар, - подумал Ахмад Башир.
   Поразмыслив немного, он поднялся и подошел к двери, намереваясь стучать, но дверь сама отворилась, и возникший на пороге человек сказал:
   - Приверженец Седьмого Совершенного приветствует тебя. Я видел знак и готов тебе служить. Меня приставили охранять вас, скажи, что надо сделать. Моя смена кончается утром. Они все пируют там, потом будут спать пьяные, тогда мы сможем перерезать их сонных.
   - Они все здесь или их много? - спросил Ахмад Башир.
   - Их много, они есть в каждом квартале.
   - Тогда, опасаясь мести, нам придется покинуть город, а у меня есть еще здесь дела. А ты не можешь выпустить нас отсюда?
   - Могу, но тогда они убьют меня, но если вы прикажете, я это сделаю.
   - Не надо. Когда кончится твоя стража, пойди в квартал Баб ал-Маратиб найди дом Абу-л-Хасан раиса, скажи, что я здесь в заточении. Ахмад Башир меня зовут.
   Айар сказал:
   - Я все сделаю, - и закрыл дверь.
   Ахмад Башир вернулся на свое место и вновь потряс спящего, но Имран в эту минуту был очень далеко.
   Он шел по ночным улицам Медины. Имран никогда прежде не бывал в этом городе, но то, что это Медина он знал совершенно точно и шел уверенно, зная, что нужный ему дом он узнает сразу.
   Ночь была безлунной и холодной, над домами бушевал порывистый ветер, но здесь в узких переулках его ярость усмирялась каменными стенами. Те немногие прохожие, которые встречались ему на пути, при расспросах шарахались в сторону и Имран шел дальше, полагаясь на свою собственную интуицию. Нужный ему дом оказался в тупике. Видимо, власти специально поселили имама здесь, чтобы ограничиться одним караульным постом, который вел наблюдение за теми, кто посещает Джафара имама.