Страница:
Хёльв еще топтался на месте, когда до него донесся нестройный перестук копыт. Сметая все на своем пути и противно взмекивая, по склону оврага мчался целый табун диких козлов. Из-под копыт клочьями летела земля, рогатые головы были угрожающе опущены, в глупых желтых глазах мелькал недобрый блеск. В эту минуту небо над лесом потемнело и по стволам и кронам заземлилась уродливая тень.
Не раздумывая больше ни секунды, Хёльв припустил прочь, по направлению к замку. Ветер бил в лицо, ноги путались в жесткой траве, даже любимый лук внезапно показался очень тяжелым, но юноша продолжал бежать, и крепостная стена, сложенная из тяжеленных камней, рывками, вырастала перед ним.
«Добегу до стены, — проносилось в голове у Хёльва, — а там подумаю, как через нее перебраться.»
Он бежал, настолько сосредоточенно вперив невидящий взгляд в высокую узорчатую башенку, что не заметил небольшого рва, опоясывавшего замковую стену. Сделав очередной шаг, юноша споткнулся и кубарем покатился вниз, стремительно приближаясь к каменной кладке фундамента. Не в силах остановить свое движение, он лишь успел сжаться в комочек и зажмуриться в ожидании сокрушительного удара о стену.
Однако удара не последовало. Осторожно открыв глаза, Хёльв осмотрелся. Потом закрыл глаза, потряс головой и снова осмотрелся.
Стены не было.
Ров был на месте. Лес тоже был на месте, оттуда смутно доносились крики, рычание и блеяние. Но стены не было. Хёльв лежал в буроватых пожухлых кустах, среди сена и полуистлевшей травы. Кое-где из кустов выглядывали остатки трухлявого забора. Вместо прекрасного и грозного замка, очертания которого угадывались за крепостными стенами, взору изумленного Хёльва предстала одинокая полуразрушенная башня, когда-то стройная и высокая, но теперь больше всего напоминающая гнилой зуб. Темными пятнами выделялись на сером камне провалы узких окон-бойниц.
Юноше показалось, что в одном из окон мелькнула человеческая фигура.
«Иллюзия, — осенило Хёльва, — это была иллюзия».
Постепенно приходя в себя, он вспомнил цеплявшиеся, тянущие, царапающие по лицу ветви, и растерянность начала уступать место яростной решительности.
Чертов шутник. Лес натравляет… Замки иллюзорные подсовывает… Ну, ничего, посмотрим, у кого шутка смешнее, — шептал он, сбрасывая с плеча лук.
Осторожно разведя руками ветви кустарника, Хёльв всмотрелся в окно, где пару минут назад заметил человека. В провале отчетливо виднелся мужчина, одетый во что-то белое. Мужчина делал странные жесты руками, плавно покачиваясь из стороны в сторону. Лицо скрывал капюшон, но Хёльв почему-то был уверен, что губы колдуна произносят заклинания.
Уверенно подняв лук, юноша прицелился. Пальцы привычно натянули и отпустили тетиву, свистнула освобождаемая стрела, устремляясь вперед и вверх. Мгновение спустя человек в окне пошатнулся, схватился за грудь и упал, Хёльв замер, потом закинул лук за спину и решительно побежал к башне.
Внутри было сыро и мрачно, под потолком копошилось что-то склизкое, по углам громоздились кучи хлама. Но, взбежав по полуразрушенной лестнице наверх, Хёльв оказался в неожиданно просторной и уютной комнате. Дощатый пол покрывали ковры, в углу полыхал камин, простенки между окнами украшали гобелены.
Основное убранство комнаты составляли шкафы, забитые книгами. Раскрытые книги лежали на дубовом столе, на полу, на каминной полке, на покрытой одеялами кровати. Сразу становилось понятно, что золота и драгоценностей здесь нет и никогда не было.
Чувствуя как судорожно сжимается горло, Хёльв подошел к лежащему у окна человеку и нетерпеливо откинул капюшон, закрывавший его лицо. Юноша думал, что готов к любому, даже самому страшному зрелищу. Однако реальность оказалась страшнее всех образов, нарисованных воображением. У колдуна не было ни длинных клыков, ни когтей, ни жуткого крючковатого носа. Его немолодое худое лицо было покрыто морщинками, нижнюю часть, за исключением тонко очерченного рта, скрывала борода. В остекленевших серых глазах не было испуга, только какое-то веселое недоумение. Руки мужчины сжимали торчавшую из груди стрелу, кровь заливала белую рубаху, собиралась медленно впитывающейся лужицей на ковре, растекалась полутонкими ручейками…
С трудом отведя взгляд от мертвого колдуна, Хёльв подошел к оконному проему и прижался к нему пылающим лбом.
За окном виднелся лес, за лесом — пустынное поле, далекая деревня и еще более далекие горы. Мир казался застывшим, как пейзаж на плохой картине, и лишь осторожные маленькие снежинки одна за другой неслышно опускались на землю.
НОЖ РАЗДОРА
Не раздумывая больше ни секунды, Хёльв припустил прочь, по направлению к замку. Ветер бил в лицо, ноги путались в жесткой траве, даже любимый лук внезапно показался очень тяжелым, но юноша продолжал бежать, и крепостная стена, сложенная из тяжеленных камней, рывками, вырастала перед ним.
«Добегу до стены, — проносилось в голове у Хёльва, — а там подумаю, как через нее перебраться.»
Он бежал, настолько сосредоточенно вперив невидящий взгляд в высокую узорчатую башенку, что не заметил небольшого рва, опоясывавшего замковую стену. Сделав очередной шаг, юноша споткнулся и кубарем покатился вниз, стремительно приближаясь к каменной кладке фундамента. Не в силах остановить свое движение, он лишь успел сжаться в комочек и зажмуриться в ожидании сокрушительного удара о стену.
Однако удара не последовало. Осторожно открыв глаза, Хёльв осмотрелся. Потом закрыл глаза, потряс головой и снова осмотрелся.
Стены не было.
Ров был на месте. Лес тоже был на месте, оттуда смутно доносились крики, рычание и блеяние. Но стены не было. Хёльв лежал в буроватых пожухлых кустах, среди сена и полуистлевшей травы. Кое-где из кустов выглядывали остатки трухлявого забора. Вместо прекрасного и грозного замка, очертания которого угадывались за крепостными стенами, взору изумленного Хёльва предстала одинокая полуразрушенная башня, когда-то стройная и высокая, но теперь больше всего напоминающая гнилой зуб. Темными пятнами выделялись на сером камне провалы узких окон-бойниц.
Юноше показалось, что в одном из окон мелькнула человеческая фигура.
«Иллюзия, — осенило Хёльва, — это была иллюзия».
Постепенно приходя в себя, он вспомнил цеплявшиеся, тянущие, царапающие по лицу ветви, и растерянность начала уступать место яростной решительности.
Чертов шутник. Лес натравляет… Замки иллюзорные подсовывает… Ну, ничего, посмотрим, у кого шутка смешнее, — шептал он, сбрасывая с плеча лук.
Осторожно разведя руками ветви кустарника, Хёльв всмотрелся в окно, где пару минут назад заметил человека. В провале отчетливо виднелся мужчина, одетый во что-то белое. Мужчина делал странные жесты руками, плавно покачиваясь из стороны в сторону. Лицо скрывал капюшон, но Хёльв почему-то был уверен, что губы колдуна произносят заклинания.
Уверенно подняв лук, юноша прицелился. Пальцы привычно натянули и отпустили тетиву, свистнула освобождаемая стрела, устремляясь вперед и вверх. Мгновение спустя человек в окне пошатнулся, схватился за грудь и упал, Хёльв замер, потом закинул лук за спину и решительно побежал к башне.
Внутри было сыро и мрачно, под потолком копошилось что-то склизкое, по углам громоздились кучи хлама. Но, взбежав по полуразрушенной лестнице наверх, Хёльв оказался в неожиданно просторной и уютной комнате. Дощатый пол покрывали ковры, в углу полыхал камин, простенки между окнами украшали гобелены.
Основное убранство комнаты составляли шкафы, забитые книгами. Раскрытые книги лежали на дубовом столе, на полу, на каминной полке, на покрытой одеялами кровати. Сразу становилось понятно, что золота и драгоценностей здесь нет и никогда не было.
Чувствуя как судорожно сжимается горло, Хёльв подошел к лежащему у окна человеку и нетерпеливо откинул капюшон, закрывавший его лицо. Юноша думал, что готов к любому, даже самому страшному зрелищу. Однако реальность оказалась страшнее всех образов, нарисованных воображением. У колдуна не было ни длинных клыков, ни когтей, ни жуткого крючковатого носа. Его немолодое худое лицо было покрыто морщинками, нижнюю часть, за исключением тонко очерченного рта, скрывала борода. В остекленевших серых глазах не было испуга, только какое-то веселое недоумение. Руки мужчины сжимали торчавшую из груди стрелу, кровь заливала белую рубаху, собиралась медленно впитывающейся лужицей на ковре, растекалась полутонкими ручейками…
С трудом отведя взгляд от мертвого колдуна, Хёльв подошел к оконному проему и прижался к нему пылающим лбом.
За окном виднелся лес, за лесом — пустынное поле, далекая деревня и еще более далекие горы. Мир казался застывшим, как пейзаж на плохой картине, и лишь осторожные маленькие снежинки одна за другой неслышно опускались на землю.
НОЖ РАЗДОРА
Осенним утром, в то самое время, когда стадо коров уже удалилось на пастбище, а бригада мастеров еще не приступила к отделке фасада окружной школы, на крыльцо своего дома вышел деревенский дурачок Демьян Пуквица. Ступеньки заскрипели под его неуклюжими шагами, одна из досок провалилась вниз, и Демьян, не удержавшись на ногах, кубарем выкатился на улицу, сильно ушибив локоть и колено. Ничуть не расстроившись, он отряхнулся и прыгающей походкой направился к колодцу, сохраняя на лице неизменную улыбку.
Демьян Пуквица был потомственным идиотом. Его мизерных способностей едва хватало на то, чтобы самостоятельно передвигаться и есть без посторонней помощи. Добродушные крестьянки жалели бедного юродивого, часто подкармливали его ячменной кашей и зачерствевшим хлебом, а в благодарность Пуквица мастерил для их детей яркие замысловатые игрушки. Природа, столь небрежно слепившая его ум, одарила его умелыми, поистине золотыми руками. Все игрушки, созданные ловкими пальцами деревенского дурачка, были уникальны — он выстругивал из дерева куколок с веселыми мордашками и толстыми косами, глазастых котят и щенков, печальных длиннохвостых осликов. Но лучше всего у него получались шкатулки с сюрпризом — изящно сработанные ящички, под крышкой которых таились озорные фигурки гномов.
— Другой бы на его месте обогатился, — часто шептались сельские кумушки, удивленно рассматривая очередную поделку, — а этот…
— Да что с него возьмешь: дурачок — он и есть дурачок. Никакого соображения.
— И все малышне отдает! Ни грошика себе не попросит.
— Жалко его, — тоскливо вздыхал кто-то, — святой ведь человек.
— У меня с вчера пирожок остался сладкий, надо бы ему отдать. Пусть порадуется убогонький…
Была у Пуквицы единственная ценная вещь, вещь, которой он дорожил больше всего на свете. Когда-то давно, еще подростком, Демьян нашел в лесу маленький ножичек, сиявший в солнечном свете как золотой. Рукоятку ножа украшали зеленые и красные камушки, складывавшиеся в стилизованное изображение розы. Никогда и никому Пуквица не позволял даже дотронуться до своего сокровища.
— Мое! Не дам! — кричал он, прижимая к груди ножик.
— Да погоди ты, — пытался увещевать его деревенский староста Нимарка. — Вдруг он золотой? Надо проверить! Похоже на работу подгорных мастеров. Продал бы, денежек получил кучу, да и зажил бы по-человечески, в достатке. Нанял бы кого, чтобы готовили да комнаты прибирали, а может, и женился.
Демьян звучно почесал щеку. В его круглых, как пуговицы, глазах мелькнуло подобие интереса.
— А чего бы не жениться? — поспешил развить успех староста. — Ты парень добрый, славный, комарика не обидишь. Жену станешь уважать и бояться. Был бы побогаче — за тебя бы любая девка пошла.
Собравшиеся вокруг односельчане шумно поддержали Нимарку:
— Не боись, Демьянушка! Голова наш дело говорит!
— Такую тебе невесту сыщем — все позавидуют! Староста подошел к дурачку поближе и отечески похлопал его по плечу:
— Ну? Дашь посмотреть?
Пуквица попятился, закрывай голову руками, обежал взглядом добродушно улыбавшихся соседей и отчаянно заголосил:
— Не трогай! Уходи!
— Глупый! Никто у тебя твой ножик не украдет. Мы же тебе добра желаем.
— Не надо! Мое! Не надо! — Дурачок в голос заплакал, и ему тут же принялась вторить игравшая у ног взрослых малышня.
На лоснящемся лице Нимарки отразилось смятение. Сжавшись под негодующими взглядами мамаш, он поспешно произнес:
— Ладно, я так думаю — пусть себе тешится. Грешно ведь против болезного идти.
С тех пор Пуквица ни на миг не расставался со своей находкой. Он соскребал золотым ножиком кору с поленьев, выстругивал им носы кукол и ковырялся в земле в поисках морковки или корней сельдерея. Даже во сне Демьян стискивал в кулаке блестящую холодную рукоятку.
Большой колодец располагался в самом центре деревни, неподалеку от только что выстроенной школы, и был славен чистой водой. Вокруг колодца стояло несколько широких низких лавок, на одну из которых и уселся Пуквица. Он огляделся, довольно потряс головой и углубился в выстругивание сосновой шкатулки.
Тем временем деревенька, носившая романтическое название Васильковая, постепенно просыпалась. Замелькали в огородах цветастые платки крестьянок, кто-то шумно ругался, скрипели калитки, деловито лаяли собаки. Около семи часов утра по направлению к зданию школы промаршировала бригада резчиков по дереву. Пуквица приводил их взглядом и тяжело вздохнул. В последнее время он частенько подкрадывался к школе и исподтишка наблюдал за работой мастеров. Его завораживали быстрые, отточенные движения, превращавшие гладкую светлую поверхность дверей и оконных наличников в настоящее кружево из цветов и растений. Сам того не сознавая, Демьян стремился перенять опыт резчиков, его руки плясали в воздухе, механически повторяя их приемы и жесты. В такие минуты простодушное некрасивое лицо дурачка светилось от счастья.
В то самое время, когда Пуквица восторженно следил за украшением лестничной арки, к дому старосты подъехала богато убранная карста в сопровождении нескольких всадников. В карете, среди вороха бархатных подушек, восседал Акина, герцог Убарский, сеньор и повелитель округи. Уже который день его мучил радикулит, потому строгое морщинистое лицо вельможи сохраняло выражение крайнего отвращения и недовольства происходящим. Не успела карета остановиться, как из дома выскочил встревоженный староста Нимарка и изогнулся в поклоне.
— Господин герцог, — бормотал он, склоняясь все ниже и ниже. — Такая честь для нас…
— Как продвигается строительство? — отрывисто буркнул герцог вместо приветствия. Двое дюжих лакеев помогли ему выбраться из кареты.
— Почти все готово, светлейший господин. Остались только отдельные работы. — Староста нервно мял в руках сорванную с лысой головы шапочку. — Не больше недели, если не пойдут дожди.
— Еще целая неделя? Копаетесь, Нимарка. Не для того я пожертвовал на возведение школы такие безумные деньги, чтобы вы тут прохлаждались в свое удовольствие. Право, мухи после зимней спячки и то быстрее шевелятся.
Нимарка виновато опустил голову, не решаясь возразить герцогу. Властитель Убара слыл человеком опасным и безжалостным. Ходили смутные слухи о том, что он увлекается запрещенным колдовством и давно уже продал душу темным силам, получив в награду могущество, богатство и долгие годы жизни.
— Что, прибыл учитель? — хмуро продолжал допрос Акина.
— Пока нет, светлейший герцог. Господина Эрваллу мы ждем послезавтра.
— Похоже, этот эльф не слишком торопится заступить на нашу службу. — Лицо сиятельного вельможи исказила судорога.
Он принюхался. От старосты отчетливо несло навозом. Не говоря ни слова, герцог Акина развернулся на каблуках и устремился к школе.
— Светлейший господин! — От волнения голос Нимарка сорвался на писк. — Позвольте вас сопровождать
Герцог поморщился и, не останавливаясь, бросил через плечо:
— Оставайтесь, где стоите. И отчитайтесь моему управляющему.
Староста истово закивал и бухнулся на колени в грязь.
— Как прикажете, господин. Все, как вы прикажете. Акина Убарский снова поморщился: поясница болела невыносимо, даже притирания пряной слизью, рекомендованные опытным лекарем герцога, помогали лишь ненадолго.
— Ненавижу старость, — с горечью прошептал он, бросая быстрый взгляд на свои сухие желтоватые руки, покрытые темными мелкими пятнышками. — Ненавижу…
Школьное здание понравилось герцогу. Светлое, просторное, с высокими потолками и удобными классами, оно должно было вместить не менее трех дюжин учеников. Едва завидев герцога, резчики поспешно кланялись и отступали в сторону, не смея нарушать одиночество благородного господина. Завершив осмотр, Акина направился к колодцу, и устало присел на скамью.
Деревенский пейзаж, обычно столь раздражавший его, сегодня был подпорчен штабелями небрежно сложенных досок, связками кольев, стружкой, кусками пакли — словом, всем тем мусором, что неизбежно сопровождает любое строительство. Прямо под ногами герцога, возле носков его дорогих замшевых сапог, разлеглась лоснящаяся зеленовато-черная лужа самого сомнительного происхождения. В ее антрацитовой глубине сновали неясные тени, что-то бурчало, пузырилось и лопалось. Акине показалось, что лужа живет какой-то загадочной, никому не понятной жизнью, что ее, возможно, населяют мельчайшие разумные существа
Он нагнулся было, чтобы рассмотреть пенящуюся воду поближе, но тут громкий вопль заставил его обернуться. На соседней скамейке сидел немытый взъерошенный человек в линялых холщовых штанах и рваной курточке. Разинув рот, человек смотрел на герцога.
— Пуквица, — заявил общительный оборванец, указывая на себя пальцем.
Акина скривился.
Я — умелец, — продолжал между тем дурачок. Он порылся в заплатанном кармане курточки и извлек оттуда небольшую деревянную птичку, раскрашенную в яркие задорные цвета. — Я сделал, — сообщил он, надуваясь от важности.
— Красиво, — сдержанно похвалил герцог. Пуквица расцвел и снова полез в карман.
— У меня еще есть. Ножом делаю. Этим. — И он повертел перед носом изумленного герцога своим золотым сокровищем.
— Дорогая безделушка. — Акина сдвинул брови. — Откуда она у тебя?
— Сам нашел. В лесу, — Демьян улыбнулся во весь щербатый рот.
— Дай-ка глянуть. — Герцог потянулся к ножику, ни секунды не сомневаясь, что дурачок с радостью позволит осмотреть его, но Пуквица встревожено вскочил, отталкивая руку Акины.
— Нет-нет! Moe
— Украл, никак? — равнодушно спросил герцог, тоже вставая.
Пуквица замотал головой и стал лихорадочно упрятывать нож за подкладку. Его руки дрожали.
— Нашел! Мое! — Гигантским прыжком он отскочил в сторону и зашлепал по луже, обдавая себя черными маслянистыми брызгами.
На шум стали выглядывать люди, опасаясь, как бы разозленный вельможа не пришиб несчастного юродивого.
— Демьян! Не приставай к господину! — закричал издалека Нимарка. Оставив управляющего разбираться с бумагами, он спешил на помощь герцогу.
Пуквица растерянно повернулся к старосте.
— Отойди в сторону! Ты мешаешь нашему доброму сеньору. — Утирая пот со лба, Нимарка остановился, чтобы отдышаться.
— Иди к нам, Демьянушка, — позвал кто-то из близлежащего огорода. — Мы тебя медком угостим.
Дурачок просветлел. Победно взглянув на Акину, он полез за пазуху, намереваясь достать любимую игрушку, и вдруг побледнел, захлопал себя по карманам. Ножа не было. Подвывая от горя, Пуквица начал обшаривать себя, потом упал на колени и стал ползать по земле, внимательно осматривая каждый камешек.
— Потерял? — ехидно спросил герцог, с брезгливым интересом наблюдавший за манипуляциями Демьяна.
Пуквица поднял полные слез глаза, и на его лице появилось осмысленное выражение.
— Это ты! Ты взял! — Он подбежал к Акине и попытался схватить его за камзол, — Ты!
Вельможа усмехнулся, отступая на шаг:
— Зачем мне твой нож? Да и как я мог его взять?
— Он золотой! Он дорогой! Ты злой колдун! Украл! Магией украл! Отдай! Отдай! — Пуквица снова рванулся к герцогу, цепляясь серыми от земли пальцами с обкусанными ногтями за его тонкую шелковую рубашку.
Все последующее произошло в считанные секунды. Акина раздраженно отпрянул, отталкивая от себя дурачка, однако тот продолжал наседать. Колени герцога подогнулись, каблуки разъехались в жидкой грязи, он нелепо взмахнул руками, стараясь сохранить равновесие, но не удержался, поскользнулся и со всего размаху рухнул на гору строительного мусора. Сбоку от него упал Пуквица.
Некоторое время царило молчание, потом со всех сторон к месту падения бросились стоявшие неподалеку крестьяне. Первым бежал Нимарка. Одним движением он отшвырнул неуверенно шевелившегося Демьяна и склонился над герцогом. Круглая физиономия старосты в момент осунулась. Он… Он не дышит… Не дышит…
— Пусти! Разойдитесь все! — Через толпу протискивался управляющий и лакеи герцога.
— Отойди! — скомандовал управляющий.
Нимарка поднялся и, обнажая голову, отступил в сторону. Толпа ахнула. Из груди герцога Акины Убарского торчал острый, гладко отполированный кол.
Граф Пронт стоял возле окна кабинета и с плохо скрываемым удовольствием наблюдал за тем, как слуги укрепляют над воротами черные траурные полотнища. Тело его отца, легендарного и грозною герцога Акины Убарского, покоилось в главной зале родового замка, а он все никак не мог поверить свалившемуся счастью. Еще утром Пронт был бесправным забитым наследником, графом без графства, измученным бесконечными попреками деспотичного родителя, и вдруг в одночасье стал полноправным герцогом, властителем обширной провинции, императорским сановником. Пронт огладил пышные усы и метнул быстрый взгляд на буфет. Новоиспеченному герцогу чрезвычайно хотелось промочить горло. В этот момент в дверь деликатно постучали, и в кабинет вошел кавалер Дибас — друг детства и доверенное лицо Пронта.
— Доставили пленника, — заговорщицки шепнул он. — Какие будут распоряжения?
— Того самого? Как его? — Пронт наморщил лоб. — Демьяна Пуквицу?
Дибас кивнул и выжидательно уставился на Пронта. Тот покраснел.
— Ну… Я даже не знаю, — промямлил наконец он. — В колодец его?
— В колодец? Всего лишь? — Брови кавалера удивленно поползли вверх.
Пронт покраснел еще больше. Его лоснящееся широкое лицо первого едока и выпивохи приняло виноватое выражение.
— Понимаешь, старина, — взволнованно начал он, понизив голос. — Мне этот парень, можно сказать, услугу оказал. Старик ведь крепок был. Никак не хотел на тот свет отправляться. Пережил бы меня, как пить дать, чернокнижник проклятый. Была б моя воля, я бы Демьяну благодарность объявил, серебряными монетами осыпал и отпустил восвояси.
— Мой пресветлый господин, вы понимаете, что говорите? — Дибас возмущенно всплеснул руками. — Этот тип чрезвычайно опасен!
— Опасен? Но, как я понял, все произошло случайно, — удивился Пронт.
— Конечно! Да подумайте сами! Вы помните, сколько раз мы пытались… — Дибас замялся. — Пытались упокоить нечистую душу вашего батюшки? Вкупе с телом, разумеется?
Молодой герцог судорожно стиснул большие кулаки.
— Отравить пытались? Пытались, — продолжал Дибас. — Выпил яд, и даже живот у него не заболел. Из арбалета в него стреляли? Стреляли. Лавину спускали? Спускали. Один Акина живой и вышел…
Пронт подошел к буфету, налил себе полный кубок вина и осторожно пригубил его. Прошелся по комнате, прислушиваясь к сухому скрипу старинного паркета.
— Это значит… — несмело произнес он.
— Это значит, драгоценный мой господин, что мы имеем дело с хитрым и знающим магом. Я только вчера из тайных источников проведал, что единственный способ убить Акину Барского — проткнуть его дубовым колом! Скажите, разве мог какой-то деревенский балбес случайно убить великого герцога? Случайно толкнуть именно на кол? Вам не кажется подобное допущение смешным и нелепым? — Кавалер даже притопывал на месте для придания весомости своим словам.
Со двора послышался свист розга и крики управляющего, распекавшего нерасторопных работников. Гостей на предстоявшие похороны ожидалось великое множество, и забот у слуг и челядинцев прибавилось. Пронт с любопытством высунулся в окно, наблюдая за тянувшейся через ворота чередой повозок.
— Вы слушаете, мой господин? — со стоическим терпением повторил Дибас. — Вам не кажется, что все слишком сложно для случайности?
Да-да. Пожалуй, ты прав… Я как-то не успел задуматься над этим. — Молодой герцог озадаченно почесал затылок.
— А вы задумайтесь, задумайтесь. — Димас посмотрел заманчиво сиявшие в буфете бутылки вина и сглотнул слюну. — Кому была выгодна кончина вашего уважаемого отца?
Смущенно кашлянув, Пронт развел руками:
— Мне, конечно. Кому ж еще!
— Правильно! вскричал кавалер, незаметно передвигаясь в направлении буфета. — Продолжим умозаключения. Кому выгодна смерть вашего отца, а затем ваша смерть, господин герцог?
Глаза Пронта расширились от ужаса.
— Симону, моему младшенькому братцу?
— Совершенно верно! — Дибас значительно поднял палец. — И какие напрашиваются выводы?
Он безнадежно посмотрел на расстроенного и ничего не понимавшего герцога и, вздохнув, закончил:
— Раз мы точно знаем, что никак не причастны к убийству Акины Убарского, то все это подстроил не кто иной, как Симон. Похоже, он нашел и подкупил искусного мага, который не только раскрыл тайну вашего покойного батюшки, но и легко отправил его в Подземелья Ристага!
— Мой брат, забери его Ристаг! Мой младший брат Симон! — Румяное лицо Пронта исказилось от страха. — А я даже не знаю, где он сейчас находится!
Кавалер слегка поклонился и успокоительно помахал руками, показывая, что он обо всем позаботился.
— Ходят упорные слухи, что бунтовщик со своими приспешниками затаился в Смоляном лесу, в охотничьем домике.
— Так что же мне теперь делать, Дибас? — взволнованно спросил Пронт. — Что же мне делать? Попытаться захватить охотничий домик и убить Симона прежде, чем он доберется до меня?
Хитрый кавалер покачал головой:
— Ни в коем случае, мой господин. Не стоит сражаться с мятежником Симоном на его территории, где он знает каждый кустик. Во-первых, мы должны приготовиться к осаде: наверняка ваш брат попробует взять замок Убарис штурмом, рассчитывая на то, что вы еще не освоились в новом положении и не сможете дать ему отпор.
Усы Пронта воинственно встопорщились.
— Ха! Это мы еще посмотрим! воскликнул он. — Не такой уж я болван, как кое-кто воображает! Пусть приходит! Отлично! Будем с нетерпением ждать.
— Безусловно, мой повелитель. Я свято верю в ваш стратегический гений. — Дибас изящно поклонился, — Во-вторых, я бы осмелился дать вам рекомендацию: следует подвергнуть пыткам и казнить коварного шпиона и колдуна Пуквицу. Думаю, казнь должна быть прилюдной, дабы все знали, что с вашей светлостью шутки плохи!
Герцог просветлел. Со стуком поставив кубок на стол, он заключил кавалера в объятия.
— Ты прав, мой верный друг! Чем я могу тебя отблагодарить за мудрые советы?
— Ваше доверие, господин, мне дороже всего на свете, — церемонно ответил тот.
На раскрасневшемся лице Проита отразилось умиление.
— А не выпить ли нам за это? — предложил он, доставая из буфета открытую бутылку вина.
— Не откажусь, не откажусь, — Дибас повел носом. — М-м! Божественный сорт! За ваш успех, мой герцог! И пусть сдохнут все враги!
— Пусть сдохнут все враги! — подхватил Пронт и разом осушил кубок.
В Смоляном лесу было сумрачно. Склонявшие ветви до самой земли ели чередовались с редкими соснами и тоненькими, хилыми березками. Здесь не росло ни черники, ни брусники, только синеватый мох застилал землю влажным покрывалом.
Возле охотничьего домика царило оживление — несколько десятков латников заинтересованно заглядывали в окна, пытаясь узнать, что за весть принес их предводителю взволнованный гонец.
— Проклятие! — вскричал сьер Симон Убарский, дочитав до конца донесение. — Мой туповатый братец все-таки нашел способ отправить батюшку в гости к Ристагу!
Он нервно прошелся по комнате, не замечая ничего вокруг. Потертый, но все еще пушистый самарагдский ковер мягко пружинил под его ногами.
— Но, дорогой, — возразила Симону его жена, рыжеволосая толстушка Карин, — зачем так переживать? Ты же сам хотел избавиться от Акины.
Не поднимая глаз от вышивания, она поймала метавшегося мужа за руку и силой усадила рядом с собой. Младший сын покойного герцога вздохнул и принялся грызть ногти.
— Хотел! Именно! И не только хотел, но и предпринимал некоторые конкретные шаги! И эти шаги, если ты помнишь, ни к чему не привели.
Карин пожала плечами и десятком аккуратных стежков наметила контур будущего лепестка.
— Твоему брату повезло больше, чем тебе, только и всего. Кстати, как это произошло?
Симон подал ей донесение, снова вскочил и устроился на подоконнике. Его продолговатое благородное лицо выражало крайнее беспокойство.
Демьян Пуквица был потомственным идиотом. Его мизерных способностей едва хватало на то, чтобы самостоятельно передвигаться и есть без посторонней помощи. Добродушные крестьянки жалели бедного юродивого, часто подкармливали его ячменной кашей и зачерствевшим хлебом, а в благодарность Пуквица мастерил для их детей яркие замысловатые игрушки. Природа, столь небрежно слепившая его ум, одарила его умелыми, поистине золотыми руками. Все игрушки, созданные ловкими пальцами деревенского дурачка, были уникальны — он выстругивал из дерева куколок с веселыми мордашками и толстыми косами, глазастых котят и щенков, печальных длиннохвостых осликов. Но лучше всего у него получались шкатулки с сюрпризом — изящно сработанные ящички, под крышкой которых таились озорные фигурки гномов.
— Другой бы на его месте обогатился, — часто шептались сельские кумушки, удивленно рассматривая очередную поделку, — а этот…
— Да что с него возьмешь: дурачок — он и есть дурачок. Никакого соображения.
— И все малышне отдает! Ни грошика себе не попросит.
— Жалко его, — тоскливо вздыхал кто-то, — святой ведь человек.
— У меня с вчера пирожок остался сладкий, надо бы ему отдать. Пусть порадуется убогонький…
Была у Пуквицы единственная ценная вещь, вещь, которой он дорожил больше всего на свете. Когда-то давно, еще подростком, Демьян нашел в лесу маленький ножичек, сиявший в солнечном свете как золотой. Рукоятку ножа украшали зеленые и красные камушки, складывавшиеся в стилизованное изображение розы. Никогда и никому Пуквица не позволял даже дотронуться до своего сокровища.
— Мое! Не дам! — кричал он, прижимая к груди ножик.
— Да погоди ты, — пытался увещевать его деревенский староста Нимарка. — Вдруг он золотой? Надо проверить! Похоже на работу подгорных мастеров. Продал бы, денежек получил кучу, да и зажил бы по-человечески, в достатке. Нанял бы кого, чтобы готовили да комнаты прибирали, а может, и женился.
Демьян звучно почесал щеку. В его круглых, как пуговицы, глазах мелькнуло подобие интереса.
— А чего бы не жениться? — поспешил развить успех староста. — Ты парень добрый, славный, комарика не обидишь. Жену станешь уважать и бояться. Был бы побогаче — за тебя бы любая девка пошла.
Собравшиеся вокруг односельчане шумно поддержали Нимарку:
— Не боись, Демьянушка! Голова наш дело говорит!
— Такую тебе невесту сыщем — все позавидуют! Староста подошел к дурачку поближе и отечески похлопал его по плечу:
— Ну? Дашь посмотреть?
Пуквица попятился, закрывай голову руками, обежал взглядом добродушно улыбавшихся соседей и отчаянно заголосил:
— Не трогай! Уходи!
— Глупый! Никто у тебя твой ножик не украдет. Мы же тебе добра желаем.
— Не надо! Мое! Не надо! — Дурачок в голос заплакал, и ему тут же принялась вторить игравшая у ног взрослых малышня.
На лоснящемся лице Нимарки отразилось смятение. Сжавшись под негодующими взглядами мамаш, он поспешно произнес:
— Ладно, я так думаю — пусть себе тешится. Грешно ведь против болезного идти.
С тех пор Пуквица ни на миг не расставался со своей находкой. Он соскребал золотым ножиком кору с поленьев, выстругивал им носы кукол и ковырялся в земле в поисках морковки или корней сельдерея. Даже во сне Демьян стискивал в кулаке блестящую холодную рукоятку.
Большой колодец располагался в самом центре деревни, неподалеку от только что выстроенной школы, и был славен чистой водой. Вокруг колодца стояло несколько широких низких лавок, на одну из которых и уселся Пуквица. Он огляделся, довольно потряс головой и углубился в выстругивание сосновой шкатулки.
Тем временем деревенька, носившая романтическое название Васильковая, постепенно просыпалась. Замелькали в огородах цветастые платки крестьянок, кто-то шумно ругался, скрипели калитки, деловито лаяли собаки. Около семи часов утра по направлению к зданию школы промаршировала бригада резчиков по дереву. Пуквица приводил их взглядом и тяжело вздохнул. В последнее время он частенько подкрадывался к школе и исподтишка наблюдал за работой мастеров. Его завораживали быстрые, отточенные движения, превращавшие гладкую светлую поверхность дверей и оконных наличников в настоящее кружево из цветов и растений. Сам того не сознавая, Демьян стремился перенять опыт резчиков, его руки плясали в воздухе, механически повторяя их приемы и жесты. В такие минуты простодушное некрасивое лицо дурачка светилось от счастья.
В то самое время, когда Пуквица восторженно следил за украшением лестничной арки, к дому старосты подъехала богато убранная карста в сопровождении нескольких всадников. В карете, среди вороха бархатных подушек, восседал Акина, герцог Убарский, сеньор и повелитель округи. Уже который день его мучил радикулит, потому строгое морщинистое лицо вельможи сохраняло выражение крайнего отвращения и недовольства происходящим. Не успела карета остановиться, как из дома выскочил встревоженный староста Нимарка и изогнулся в поклоне.
— Господин герцог, — бормотал он, склоняясь все ниже и ниже. — Такая честь для нас…
— Как продвигается строительство? — отрывисто буркнул герцог вместо приветствия. Двое дюжих лакеев помогли ему выбраться из кареты.
— Почти все готово, светлейший господин. Остались только отдельные работы. — Староста нервно мял в руках сорванную с лысой головы шапочку. — Не больше недели, если не пойдут дожди.
— Еще целая неделя? Копаетесь, Нимарка. Не для того я пожертвовал на возведение школы такие безумные деньги, чтобы вы тут прохлаждались в свое удовольствие. Право, мухи после зимней спячки и то быстрее шевелятся.
Нимарка виновато опустил голову, не решаясь возразить герцогу. Властитель Убара слыл человеком опасным и безжалостным. Ходили смутные слухи о том, что он увлекается запрещенным колдовством и давно уже продал душу темным силам, получив в награду могущество, богатство и долгие годы жизни.
— Что, прибыл учитель? — хмуро продолжал допрос Акина.
— Пока нет, светлейший герцог. Господина Эрваллу мы ждем послезавтра.
— Похоже, этот эльф не слишком торопится заступить на нашу службу. — Лицо сиятельного вельможи исказила судорога.
Он принюхался. От старосты отчетливо несло навозом. Не говоря ни слова, герцог Акина развернулся на каблуках и устремился к школе.
— Светлейший господин! — От волнения голос Нимарка сорвался на писк. — Позвольте вас сопровождать
Герцог поморщился и, не останавливаясь, бросил через плечо:
— Оставайтесь, где стоите. И отчитайтесь моему управляющему.
Староста истово закивал и бухнулся на колени в грязь.
— Как прикажете, господин. Все, как вы прикажете. Акина Убарский снова поморщился: поясница болела невыносимо, даже притирания пряной слизью, рекомендованные опытным лекарем герцога, помогали лишь ненадолго.
— Ненавижу старость, — с горечью прошептал он, бросая быстрый взгляд на свои сухие желтоватые руки, покрытые темными мелкими пятнышками. — Ненавижу…
Школьное здание понравилось герцогу. Светлое, просторное, с высокими потолками и удобными классами, оно должно было вместить не менее трех дюжин учеников. Едва завидев герцога, резчики поспешно кланялись и отступали в сторону, не смея нарушать одиночество благородного господина. Завершив осмотр, Акина направился к колодцу, и устало присел на скамью.
Деревенский пейзаж, обычно столь раздражавший его, сегодня был подпорчен штабелями небрежно сложенных досок, связками кольев, стружкой, кусками пакли — словом, всем тем мусором, что неизбежно сопровождает любое строительство. Прямо под ногами герцога, возле носков его дорогих замшевых сапог, разлеглась лоснящаяся зеленовато-черная лужа самого сомнительного происхождения. В ее антрацитовой глубине сновали неясные тени, что-то бурчало, пузырилось и лопалось. Акине показалось, что лужа живет какой-то загадочной, никому не понятной жизнью, что ее, возможно, населяют мельчайшие разумные существа
Он нагнулся было, чтобы рассмотреть пенящуюся воду поближе, но тут громкий вопль заставил его обернуться. На соседней скамейке сидел немытый взъерошенный человек в линялых холщовых штанах и рваной курточке. Разинув рот, человек смотрел на герцога.
— Пуквица, — заявил общительный оборванец, указывая на себя пальцем.
Акина скривился.
Я — умелец, — продолжал между тем дурачок. Он порылся в заплатанном кармане курточки и извлек оттуда небольшую деревянную птичку, раскрашенную в яркие задорные цвета. — Я сделал, — сообщил он, надуваясь от важности.
— Красиво, — сдержанно похвалил герцог. Пуквица расцвел и снова полез в карман.
— У меня еще есть. Ножом делаю. Этим. — И он повертел перед носом изумленного герцога своим золотым сокровищем.
— Дорогая безделушка. — Акина сдвинул брови. — Откуда она у тебя?
— Сам нашел. В лесу, — Демьян улыбнулся во весь щербатый рот.
— Дай-ка глянуть. — Герцог потянулся к ножику, ни секунды не сомневаясь, что дурачок с радостью позволит осмотреть его, но Пуквица встревожено вскочил, отталкивая руку Акины.
— Нет-нет! Moe
— Украл, никак? — равнодушно спросил герцог, тоже вставая.
Пуквица замотал головой и стал лихорадочно упрятывать нож за подкладку. Его руки дрожали.
— Нашел! Мое! — Гигантским прыжком он отскочил в сторону и зашлепал по луже, обдавая себя черными маслянистыми брызгами.
На шум стали выглядывать люди, опасаясь, как бы разозленный вельможа не пришиб несчастного юродивого.
— Демьян! Не приставай к господину! — закричал издалека Нимарка. Оставив управляющего разбираться с бумагами, он спешил на помощь герцогу.
Пуквица растерянно повернулся к старосте.
— Отойди в сторону! Ты мешаешь нашему доброму сеньору. — Утирая пот со лба, Нимарка остановился, чтобы отдышаться.
— Иди к нам, Демьянушка, — позвал кто-то из близлежащего огорода. — Мы тебя медком угостим.
Дурачок просветлел. Победно взглянув на Акину, он полез за пазуху, намереваясь достать любимую игрушку, и вдруг побледнел, захлопал себя по карманам. Ножа не было. Подвывая от горя, Пуквица начал обшаривать себя, потом упал на колени и стал ползать по земле, внимательно осматривая каждый камешек.
— Потерял? — ехидно спросил герцог, с брезгливым интересом наблюдавший за манипуляциями Демьяна.
Пуквица поднял полные слез глаза, и на его лице появилось осмысленное выражение.
— Это ты! Ты взял! — Он подбежал к Акине и попытался схватить его за камзол, — Ты!
Вельможа усмехнулся, отступая на шаг:
— Зачем мне твой нож? Да и как я мог его взять?
— Он золотой! Он дорогой! Ты злой колдун! Украл! Магией украл! Отдай! Отдай! — Пуквица снова рванулся к герцогу, цепляясь серыми от земли пальцами с обкусанными ногтями за его тонкую шелковую рубашку.
Все последующее произошло в считанные секунды. Акина раздраженно отпрянул, отталкивая от себя дурачка, однако тот продолжал наседать. Колени герцога подогнулись, каблуки разъехались в жидкой грязи, он нелепо взмахнул руками, стараясь сохранить равновесие, но не удержался, поскользнулся и со всего размаху рухнул на гору строительного мусора. Сбоку от него упал Пуквица.
Некоторое время царило молчание, потом со всех сторон к месту падения бросились стоявшие неподалеку крестьяне. Первым бежал Нимарка. Одним движением он отшвырнул неуверенно шевелившегося Демьяна и склонился над герцогом. Круглая физиономия старосты в момент осунулась. Он… Он не дышит… Не дышит…
— Пусти! Разойдитесь все! — Через толпу протискивался управляющий и лакеи герцога.
— Отойди! — скомандовал управляющий.
Нимарка поднялся и, обнажая голову, отступил в сторону. Толпа ахнула. Из груди герцога Акины Убарского торчал острый, гладко отполированный кол.
Граф Пронт стоял возле окна кабинета и с плохо скрываемым удовольствием наблюдал за тем, как слуги укрепляют над воротами черные траурные полотнища. Тело его отца, легендарного и грозною герцога Акины Убарского, покоилось в главной зале родового замка, а он все никак не мог поверить свалившемуся счастью. Еще утром Пронт был бесправным забитым наследником, графом без графства, измученным бесконечными попреками деспотичного родителя, и вдруг в одночасье стал полноправным герцогом, властителем обширной провинции, императорским сановником. Пронт огладил пышные усы и метнул быстрый взгляд на буфет. Новоиспеченному герцогу чрезвычайно хотелось промочить горло. В этот момент в дверь деликатно постучали, и в кабинет вошел кавалер Дибас — друг детства и доверенное лицо Пронта.
— Доставили пленника, — заговорщицки шепнул он. — Какие будут распоряжения?
— Того самого? Как его? — Пронт наморщил лоб. — Демьяна Пуквицу?
Дибас кивнул и выжидательно уставился на Пронта. Тот покраснел.
— Ну… Я даже не знаю, — промямлил наконец он. — В колодец его?
— В колодец? Всего лишь? — Брови кавалера удивленно поползли вверх.
Пронт покраснел еще больше. Его лоснящееся широкое лицо первого едока и выпивохи приняло виноватое выражение.
— Понимаешь, старина, — взволнованно начал он, понизив голос. — Мне этот парень, можно сказать, услугу оказал. Старик ведь крепок был. Никак не хотел на тот свет отправляться. Пережил бы меня, как пить дать, чернокнижник проклятый. Была б моя воля, я бы Демьяну благодарность объявил, серебряными монетами осыпал и отпустил восвояси.
— Мой пресветлый господин, вы понимаете, что говорите? — Дибас возмущенно всплеснул руками. — Этот тип чрезвычайно опасен!
— Опасен? Но, как я понял, все произошло случайно, — удивился Пронт.
— Конечно! Да подумайте сами! Вы помните, сколько раз мы пытались… — Дибас замялся. — Пытались упокоить нечистую душу вашего батюшки? Вкупе с телом, разумеется?
Молодой герцог судорожно стиснул большие кулаки.
— Отравить пытались? Пытались, — продолжал Дибас. — Выпил яд, и даже живот у него не заболел. Из арбалета в него стреляли? Стреляли. Лавину спускали? Спускали. Один Акина живой и вышел…
Пронт подошел к буфету, налил себе полный кубок вина и осторожно пригубил его. Прошелся по комнате, прислушиваясь к сухому скрипу старинного паркета.
— Это значит… — несмело произнес он.
— Это значит, драгоценный мой господин, что мы имеем дело с хитрым и знающим магом. Я только вчера из тайных источников проведал, что единственный способ убить Акину Барского — проткнуть его дубовым колом! Скажите, разве мог какой-то деревенский балбес случайно убить великого герцога? Случайно толкнуть именно на кол? Вам не кажется подобное допущение смешным и нелепым? — Кавалер даже притопывал на месте для придания весомости своим словам.
Со двора послышался свист розга и крики управляющего, распекавшего нерасторопных работников. Гостей на предстоявшие похороны ожидалось великое множество, и забот у слуг и челядинцев прибавилось. Пронт с любопытством высунулся в окно, наблюдая за тянувшейся через ворота чередой повозок.
— Вы слушаете, мой господин? — со стоическим терпением повторил Дибас. — Вам не кажется, что все слишком сложно для случайности?
Да-да. Пожалуй, ты прав… Я как-то не успел задуматься над этим. — Молодой герцог озадаченно почесал затылок.
— А вы задумайтесь, задумайтесь. — Димас посмотрел заманчиво сиявшие в буфете бутылки вина и сглотнул слюну. — Кому была выгодна кончина вашего уважаемого отца?
Смущенно кашлянув, Пронт развел руками:
— Мне, конечно. Кому ж еще!
— Правильно! вскричал кавалер, незаметно передвигаясь в направлении буфета. — Продолжим умозаключения. Кому выгодна смерть вашего отца, а затем ваша смерть, господин герцог?
Глаза Пронта расширились от ужаса.
— Симону, моему младшенькому братцу?
— Совершенно верно! — Дибас значительно поднял палец. — И какие напрашиваются выводы?
Он безнадежно посмотрел на расстроенного и ничего не понимавшего герцога и, вздохнув, закончил:
— Раз мы точно знаем, что никак не причастны к убийству Акины Убарского, то все это подстроил не кто иной, как Симон. Похоже, он нашел и подкупил искусного мага, который не только раскрыл тайну вашего покойного батюшки, но и легко отправил его в Подземелья Ристага!
— Мой брат, забери его Ристаг! Мой младший брат Симон! — Румяное лицо Пронта исказилось от страха. — А я даже не знаю, где он сейчас находится!
Кавалер слегка поклонился и успокоительно помахал руками, показывая, что он обо всем позаботился.
— Ходят упорные слухи, что бунтовщик со своими приспешниками затаился в Смоляном лесу, в охотничьем домике.
— Так что же мне теперь делать, Дибас? — взволнованно спросил Пронт. — Что же мне делать? Попытаться захватить охотничий домик и убить Симона прежде, чем он доберется до меня?
Хитрый кавалер покачал головой:
— Ни в коем случае, мой господин. Не стоит сражаться с мятежником Симоном на его территории, где он знает каждый кустик. Во-первых, мы должны приготовиться к осаде: наверняка ваш брат попробует взять замок Убарис штурмом, рассчитывая на то, что вы еще не освоились в новом положении и не сможете дать ему отпор.
Усы Пронта воинственно встопорщились.
— Ха! Это мы еще посмотрим! воскликнул он. — Не такой уж я болван, как кое-кто воображает! Пусть приходит! Отлично! Будем с нетерпением ждать.
— Безусловно, мой повелитель. Я свято верю в ваш стратегический гений. — Дибас изящно поклонился, — Во-вторых, я бы осмелился дать вам рекомендацию: следует подвергнуть пыткам и казнить коварного шпиона и колдуна Пуквицу. Думаю, казнь должна быть прилюдной, дабы все знали, что с вашей светлостью шутки плохи!
Герцог просветлел. Со стуком поставив кубок на стол, он заключил кавалера в объятия.
— Ты прав, мой верный друг! Чем я могу тебя отблагодарить за мудрые советы?
— Ваше доверие, господин, мне дороже всего на свете, — церемонно ответил тот.
На раскрасневшемся лице Проита отразилось умиление.
— А не выпить ли нам за это? — предложил он, доставая из буфета открытую бутылку вина.
— Не откажусь, не откажусь, — Дибас повел носом. — М-м! Божественный сорт! За ваш успех, мой герцог! И пусть сдохнут все враги!
— Пусть сдохнут все враги! — подхватил Пронт и разом осушил кубок.
В Смоляном лесу было сумрачно. Склонявшие ветви до самой земли ели чередовались с редкими соснами и тоненькими, хилыми березками. Здесь не росло ни черники, ни брусники, только синеватый мох застилал землю влажным покрывалом.
Возле охотничьего домика царило оживление — несколько десятков латников заинтересованно заглядывали в окна, пытаясь узнать, что за весть принес их предводителю взволнованный гонец.
— Проклятие! — вскричал сьер Симон Убарский, дочитав до конца донесение. — Мой туповатый братец все-таки нашел способ отправить батюшку в гости к Ристагу!
Он нервно прошелся по комнате, не замечая ничего вокруг. Потертый, но все еще пушистый самарагдский ковер мягко пружинил под его ногами.
— Но, дорогой, — возразила Симону его жена, рыжеволосая толстушка Карин, — зачем так переживать? Ты же сам хотел избавиться от Акины.
Не поднимая глаз от вышивания, она поймала метавшегося мужа за руку и силой усадила рядом с собой. Младший сын покойного герцога вздохнул и принялся грызть ногти.
— Хотел! Именно! И не только хотел, но и предпринимал некоторые конкретные шаги! И эти шаги, если ты помнишь, ни к чему не привели.
Карин пожала плечами и десятком аккуратных стежков наметила контур будущего лепестка.
— Твоему брату повезло больше, чем тебе, только и всего. Кстати, как это произошло?
Симон подал ей донесение, снова вскочил и устроился на подоконнике. Его продолговатое благородное лицо выражало крайнее беспокойство.