Андронова Лора. Подняться на башню

   Не отвечая, Аний равнодушно зевнул и посмотрел в сторону. Потом встретился с Уно глазами и слегка усмехнулся.
   — Вы меня убьете? — прямо спросил лекарь.
   — И это тоже, — согласился посланник Ристага.
   Уно откинулся на скамейке. На языке вертелись тысячи слов, возгласов и вопросов.
   — Что я должен делать?
   — Скорее чего вы должны не делать, — поправил его Аний. — Не беритесь за безнадежные случаи.
   — Но…
   — Да, на них вы оттачиваете свое мастерство, совершенствуете лекарства, приемы. Не надо. Лечите простуды, неострые воспаления, вывихи, неопасные переломы. Насморк. Ушибы. Расстройства. Колики. Все просто. Не лезьте туда, где все предрешено. Не изменяйте того, что предначертано. Не спасайте жизни.
   Перед глазами Уно заплясали черные искры. Стих доносившийся с улицы шум, В неестественной тишине Аний закончил:
   — Или Ристаг заберет вашу.
   Уно вздрогнул.
   — И вашего сына.
   Черные искры собрались в рой, поплыли, залепляя, закрывая солнце. Стало темно, и в этой жуткой, ненастоящей темноте мир покачнулся и беззвучно полетел вниз, в бездну.
 
   Сперва Лёля радовалась переменам, произошедшим в муже, и объясняла их воздействием последней ссоры. Большую часть времени Уно проводил дома. Он поздно вставал и рано ложился, ел медленно — со вкусом и расстановкой, никуда не спешил — много времени проводил с Нои.
   Его перестала интересовать лечебница, всеми делами занимались наемные помощники. Он не работал в лаборатории, не производил опытов, не оперировал, только изредка выезжал к больным.
   Проходили недели, и Уно становился все более вялым. Его взгляд сделался тусклым, равнодушным, лицо — одутловатым и бледным. На все расспросы он отвечал, что чувствует себя хорошо, но особого желания заниматься медициной не испытывает.
   Однажды, за завтраком, во время которого Уно не проронил ни слова, Лёля не выдержала.
   — А пора очередного осмотра в «Осинушке» еще не пришла? — небрежно поинтересовалась она.
   Ее муж пожал плечами.
   — По-моему, ты давно там не был.
   — Наверное, — не стал спорить он.
   — Или сходил бы к тому купцу, помнишь? С височными болями? — продолжала уговаривать Лёля.
   Уно безразлично кивнул:
   — Схожу.
   А к госпоже Нуклер? Ты же говорил, болезнь у нее развивается медленно, но…
   — Нет.
   — Что значит нет?
   — Битль сходит.
   — Ты же собирался взять ее в лечебницу, испробовать что-то.
   Пальцы Уно стиснули пряжку пояса.
   — Я передумал.
   — То есть как — передумал?
   — Передумал.
   — Но она же умрет?
   Лекарь молчал.
   — Или не умрет? — неуверенно переспросила Лёля. — Может, и не умрет.
   — Почему ты не хочешь?
   — Не хочу что?
   — Не хочешь хотя бы попробовать!
   Уно опустил глаза, разглядывая запястье левой руки. Полоса орнамента — подарок Ания — сильно поблекла и была почти неразличима, но лекарь отчетливо видел каждый виток, каждую причудливую деталь узора.
   — Нет.
   — Но…
   — Я же сказал — нет. Нечего там пробовать.
   Лёля вздрогнула: впервые ее мягкий и покладистый муж заговорил таким тоном. Она закусила губу, чтобы не расплакаться, но непослушные слезы побежали по щекам, закапали на подол платья.
   — Уно, — прошептала она. — Уно, почему?
   — Понимаешь, я не могу не потому, что не хочу… Я..
   Снизу донесся заливистый звон дверного колокольчика. Уно резко встал, едва не опрокинув тарелку, и подошел к окну. Тоненько всхлипнув, Лёля достала носовой платок и промокнула им лицо, налила себе ромашкового чая. Не успела она сделать глоток, как в столовую влетела служанка.
   — Господин, госпожа, — запричитала она, испуганно перебегая глазами с молчавшего хозяина на заплаканную хозяйку. — Там посланник от герцога прибыл.
   Ротик Лёли изумленно приоткрылся.
   — Кто?!
   — Посланник от Акины Убарского, госпожа. Герцог ранен, нужно, чтобы господин осмотрел его.
   — Уно! — воскликнула Леля.
   Лекарь дернул плечом:
   — Пускай им займется Битль.
   — Уно! Ты сошел с ума! Это ведь сам герцог! Наш сеньор! Ради Всемилостивой Амны! Что тебе стоит только осмотреть его?
   — Господин мой, это честь, большая честь, — бормотала служанка.
   — Подумай, что с нами будет, если ты откажешь!
   — Как же можно так пренебрегать… Не по-людски это, совсем не по-людски…
   — Он может наградить нас, устроить будущее Нои!
   — А ну как стражников пришлет своих? Закуют в кандалы — и в казематы. За непочтение-то.
   Медленно, нехотя Уно повернулся и посмотрел на женщин. Его взгляд был рассеянным, дремотным.
   — Хорошо. Я осмотрю его светлость.
 
   Уно вошел и герцогский кабинет, потирая виски. С тех пор как Аний отлучил его от любимого дела, он чувствовал себя как подушкой придавленный: звуки доносились издалека — слабые, приглушенные, удары казались несильными, мелочные уколы не ощущались вовсе. Апатия представлялась Уно отличным убежищем от постигшего его несчастья, но в образовавшейся пустоте ничто не отвлекало лекаря от царапающих душу раздумий.
   Шторы и комнате были отдернуты, впуская внутрь утренний свет. Две горничные суетливо раскладывали салфетки, губки и полотенца. Заспанный лохматый мальчишка тащил кувшин и таз с горячей водой
   Акина полусидел на кушетке, запрокинув голову. Его глаза были закрыты, на веках лежали тени. Куртка и рубашка вельможи были аккуратно попет сны на стенные крючки. Совсем юный, но очень бледный и изможденный оруженосец стаскивал со своего господина сапоги.
   — Лекарь Фрикс, — представился Уно, подойдя ближе к кушетке.
   Оруженосец поднял голову, и Уно невольно вздрогнул — таким застывшим и измученным было его лицо.
   — Лейтенант… Кирун… К вашим услугам, — медленно выговорил тот.
   — Вы тоже ранены, — утвердительно произнес лекарь. Кирун едва заметно кивнул.
   — Мелочи, — отозвался он. — Это сейчас не важно. Главное — спасти герцога Акину.
   Отпустив слуг, Уно накинул на плечи чистый полотняный халат и склонился над вельможей. Осторожно срезал прилипшее к коже изорванное окровавленное белье, влажной губкой снял образовавшуюся корку.
   — Магия? — спросил он.
   — Да.
   Умелые пальцы лекаря промыли рану, окунули тампон в вязкую зеленоватую жидкость, обработали ожог. Уно работал быстро, словно боялся, что его кто-то остановит, оттолкнет от больного, отнимет инструменты. Он упивался, наслаждался каждым действием, каждым малейшим жестом. После нескольких недель отсутствия практики он впервые дышал, впервые жил полнокровно. Легкая эйфория кружила ему голову.
   — Хорошо, что магия. Все ровно, чисто, пока не вижу никаких осложнений. Выглядит жутенько, да. Неприятная штука, конечно, особенно для немолодого человека, но для беспокойства поводов нет.
   Уно наложил повязку. Приподняв веки, заглянул герцогу в зрачки. Накапал в ложку пахнущего мятой лекарства и влил раненому в рот.
   — Перенесем его в спальню. Или нет, зачем? Пусть пока здесь, только устроим поудобнее. Я побуду с ним, прослежу. Хотя, повторюсь, опасности нет. — Лекарю хотелось говорить, хотелось что-то объяснять, доказывать.
   Он уложил герцога, накрыл его одеялом, подсунул под голову подушку. Мурлыкая песенку, вымыл руки, промокнул полотенцем. Потом любовно протер инструменты спиртом и повернулся к сидевшему на полу оруженосцу.
   — Итак, дорогой Кирун, что там у вас?
   — Право, не стоит обращать внимания. — Язык лейтенанта заплетался, как от доброй кружки молодого вина.
   Уно хмыкнул, заинтересованно поглядывая на него сверху вниз.
   — И все-таки я бы позволил себе настаивать, — Он чуть ли не силой стащил форменный мундир с молодого военного.
   И потрясенно опустил руки.
   Весь правый бок оруженосца представлял собой глубокую неровную рану. Кожа была содрана пластами, обожжена. Кровь уже успела запечься, покрыться черноватой коркой.
   Уно вскочил, бросился к торбе с инструментами и лекарствами, присел на корточки, чтобы лучше рассмотреть рану. Потом поднял глаза на Кируна — тот медленно, безотчетно покачивался вперед-назад — и коснулся рукой его лба.
   — Этого не может быть, — промолвил он. — Не может быть — и все.
   Оруженосец молча смотрел на него.
   — Почему вы не потеряли сознание? У вас должен быть шок… Вы… Вы… Вы просто не в состоянии ходить, не то что говорить. — Лекарь поморщился. — У вас внутреннее кровоизлияние… Повреждены… О господи, невероятно… Что произошло? Где вы сражались, где получили такие ранения?
   Кирун безжизненно улыбнулся.
   — С нами был колдун, — сказал он, игнорируя последние вопросы Уно. — Он сделал так, чтобы я смог отвезти герцога в безопасное место, к медику. Чары наложил.
   — Обезболивание? — Уно пинцетом подцепил застрявший в тканях каменный осколок. Рассматривая, поднес его совсем близко к лицу. Понюхал, едва не попробовал на зуб.
   Оруженосец облизнул бледные обветренные губы, не отрывая взгляда от стоявшего перед ним лекаря.
   — Не знаю. Я будто в варенье плаваю. И сам — как желе.
   — Чувствительность?
   — Никакой. Совсем. — Он помотал головой. Закрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям и повторил: — Никакой.
   Глаза Уно загорелись. Он подался вперед, положил пальцы на рану. Сжал, А так?
   — Нет. — Кирун равнодушно глянул вниз. — Колдун сказал, что боль вернется только через несколько часов.
   Лекарь наклонился еще ниже. Он чувствовал, как его охватывает страстная, не рассуждающая волна вдохновения. Мир вокруг него съежился, схлопнулся до размеров комнаты, в нем остались только он сам и раненый оруженосец
   — Сколько прошло времени с момента наложения заклятия? — Голос Уно дрожал, — Пока вы сюда добрались… Наверное, его действие вот-вот кончится?
   — Вряд ли. Мы очень быстро долетели. Да и вы долго себя ждать не заставили.
   Уно запустил руки в спутанную шевелюру, вскочил и забегал по комнате. На его лице плясали тени азарта и безумия.
   — В полном сознании… Это какие же… А если попробовать… — бормотал он себе под нос. — Такой неповторимый шанс… Редчайшая операция… Бриллиант!
   Кирун следил за ним с полнейшим равнодушием. Его веки были полуопущены, словно оруженосца одолевала дрема, на взгляд оставался ясным, живым.
   — Вы согласны? — Лекарь схватил его за плечо и несколько раз бесцеремонно тряхнул. — Вы согласны попробовать?
   Тот пожал плечами:
   — А чего мне терять?
   — И в самом деле, — отозвался лекарь и медленно улыбнулся.
   Было в этой улыбке какое-то хищное предвкушение.
 
   Он очнулся внезапно, словно кто-то одним рывком выдернул его из беспросветного омута. Потянулся, тряхнул головой, отгоняя остатки дурмана. Огляделся.
   Письменный стол был развернут, на нем грудой лежали полотенца и скомканные простыни. Вода в тазу была мыльной, розоватой. Сильно пахло нашатырем, камфарой и мятой.
   Герцога в комнате не было, и Уно смутно припомнил, как приказал слугам перенести его в спальню и как вельможа очнулся спустя несколько минут. Еле слышным эхом отозвалась их недолгая беседа.
   — Что же это такое… — прошептал лекарь.
   На кожаной кушетке лежал Кирун. Он был укутан в тонкое овечье одеяло, и его лицо, видневшееся сквозь путаницу волос, казалось почти таким же серым, как некрашеная шерсть. Уно осторожно приподнял покрывало и тихо застонал сквозь сжатые зубы: раненый был плотно перевязан. Лекарь снова бросил взгляд на стол, все больше убеждаясь в том, что сложнейшая, рискованная операция, спасшая жизнь лейтенанту, ему не причудилась.
   Перед глазами, беспорядочно мельтеша, зарябили образы и воспоминания — иллюстрации к минувшей ночи. Уно медленно опустился на стул. Провел рукой по влажному лбу. Невидимая полоска на запястье запульсировала, загорелась огнем.
   «Не лезьте туда, где все предрешено. Не изменяйте того, что предначертано. Не спасайте жизни».
   Он снова встал, до боли в пальцах сжимая спинку стула. Потом тяжело выдохнул и попятился прочь из комнаты, вглядываясь в избавленного им от смерти человека.
   «Или Ристаг заберет вашу».
   Дойдя до дверей, он в последний раз обернулся, на мгновение замер и понесся — по коридорам, по анфиладам залов, по лестницам — вниз, прочь из замка.
   «И вашего сына», — повторял в голове лекаря холодный голос Ания.
   Уно бежал так быстро, как только мог. Спотыкаясь, оскальзываясь на мокром булыжнике, миновал Круглую площадь; проваливаясь каблуками сапог в землю, пересек парк и устремился вверх — по поднимающейся широкими ступенями Свекловичной улице.
   Возле своего дома лекарь остановился, шипя от боли в запястье, прислушался к доносившимся из окон звукам.
   Кухонная форточка была настежь распахнута, и голосок Лёли, дававшей указания поварихе по поводу начинки для пончиков, разлетался по всему кварталу.
 
   Уно рывком распахнул дверь и в считанные секунды оказался на втором этаже, в спальне. Здесь было тихо и прохладно. Чуть шевелились тюлевые занавеси, мерно отщелкивали мгновения настенные часы, Успокаивающе пахло кипяченым молоком. Детская кроватка была вплотную придвинута к окну, и мягкое осеннее солнце светилось бликами на многочисленных погремушках, на фарфоровых лошадках и птичках, на бутылочках с соком и водой.
   Нои не спал. Завидев отца, он застенчиво улыбнулся и протянул ему замусоленного игрушечного поросенка. Уно улыбнулся в ответ, подхватил сынишку на руки, завернул в одеяло. Быстро спустился по лестнице и выскочил на улицу.
   Он не знал, куда бежит и зачем. Ноги сами несли его дальше и дальше — мимо парка, мимо оживленно галдящих торговых рядов — прочь от дома.
   «И вашего сына».
   «Заберет вашу…и вашего сына».
   «Я должен спасти Нои», — билось у него в висках.
   «Что же ты сможешь сделать? Переборешь волю Великого Ристага?» — насмешливо спросил внутренний голос, подозрительно напоминающий голос Ания.
   «Я не могу не попытаться».
   Мимо Уно проносились деревья и кусты, живые изгороди и клумбы. Он перепрыгивал канавки, сворачивал в подворотни, пригнувшись, пробегал возле окон домов.
   От него шарахались: истрепанный, грязный мужчина, прижимавший к себе перепуганного ребенка, явно был сумасшедшим или преступником, от которого стоит держаться подальше. Лишь немногие узнавали в нем прославленного на весь город лекаря.
   Пробегая квартал за кварталом, он ощущал на себе чей-то взгляд — режущий и холодный как осколок льда. Уно чувствовал себя бьющимся о стеклянные стенки банки шмелем, за которым с равнодушным интересом наблюдает поймавший его мальчишка.
   Только когда каблуки его сапог застучали по мощеной велерской плиткой улице Черных Петухов, Уно понял, что оказался рядом со своей лечебницей. Покрепче обняв Нои, он заспешил ко входу.
 
   Знакомый запах лекарств и целебных бальзамов, как всегда, подействовал на него успокоительно. Это место было для него настоящим домом — домом, откуда не хочется уходить, куда тянет вернуться.
   Переступив порог, Уно сразу почувствовал себя лучше. Он покачал головой на предложение дежурной няни взять ребенка и неспешно пошел к палатам. Горячившая его лихорадка спала, уступив место здравой рассудительности.
   «Ведь я не мог поступить иначе», — думал он, обходя больных.
   «Или мог?»
   «Я не был бы настоящим лекарем, если не принял бы вызова».
   Уно механически поправил одеяло на пациентке, чьи заострившиеся скулы и восковые, едва ли не прозрачные руки рассказывали о ее болезни лучше, чем висевший над кроватью эпикриз.
   Я ведь мог его убить, — с холодной ясностью вдруг подумал лекарь. — Просто убить после операции. Одно движение скальпелем. Одна лишняя капля успокоительного… И не было бы спасенной жизни».
   «Убить?» — ужаснулся кто-то.
   «Убить. Укокошить. Уничтожить. Это всего лишь самозащита».
   «Мог убить?».
   Оставленная Анием полоса на запястье снова резанула ядовитой болью.
   «Мог. И сейчас могу».
   Сидевший возле окна Тилони — выглядевший уже вполне здоровым — с улыбкой поднялся лекарю навстречу, протянул руку для приветствия.
   — У меня еще не было случая вас отблагодарить, выразить, как говорят люди благородные, всемерное уважение, почтение, преклонение… Если я чем-то могу… — Разбойник запнулся, вглядываясь в тусклое, смазанное от усталости лицо Уно. — Эй, вы в порядке?
   Тот смотрел сквозь него, беззвучно шевеля губами.
   — Все просто. Или я, или меня, — отстраненно сказал он.
   Тилони проворно подобрал больничную рубашку, соскочил с окна и подошел к замершему посреди палаты лекарю.
   — Вам угрожают? У вас есть враги? Кто они?
   — Мой главный враг — я сам, — невесело усмехнулся Уно.
   Вздохнув, словно собираясь с силами, он развернулся и побежал назад — через анфиладу палат, вниз по пандусу, мимо кричавшей что-то вслед дежурной няни.
   Нои беспокойно ерзал у него на руках, выгибался, недовольно кряхтел, но не плакал.
   Хотя до заката было еще далеко, на улице успело стемнеть. Густые тучи, подбиравшиеся к городу с самого утра, закрыли собой небо, и не успел Уно отойти и на квартал от лечебницы, как первые капли упали на землю, сделали рябой истертую мостовую. Лекарь, поплотнее укутав сына в одеяло и собственную куртку, ускорил шаг, но к тому моменту, как он достиг ограды замка герцога Убарского, дождь лил стеной.
   Дежуривший у ворот стражник — невысокий и широкоплечий — недовольно глянул на посетителя из-под капюшона форменного плаща и не сдвинулся с места. Даже бородавка на его носу выражала пренебрежение. Уно откинул со лба мокрые волосы и слегка поклонился.
   — Лекарь Фрикс, — представился он, укачивая начавшего хныкать Нои. — Сегодня я был в замке, оперировал герцога… Мне нужно проверить его состояние.
   Стражник прищурился.
   — Ты утверждаешь, что лечил герцога? — с издевкой в голосе спросил он.
   — Именно. И мне кажется, что вы проявляете неосмотрительность, беседуя со мной в подобном тоне.
   — А мне кажется, что ты совсем с ума спятил, бродяга, — хохотнул стражник. — Ну-ка топай отсюда, пока мы с ребятами тебя не закинули куда подальше.
   Уно невольно сделал шаг назад, оскользнулся на траве и едва не упал. Схватился одной рукой за решетку, чтобы удержать равновесие, и мимолетно увидел свое отражение в луже. Грязный, взъерошенный и мокрый человек в заляпанной одежде показался ему совершенно чужим.
   — Его светлость будет рассержен, когда узнает о вашем поведении, — сказал лекарь менее уверенно.
   Широкоплечий стражник засмеялся — резко, громко, призывая выглядывавших из будки товарищей посмеяться вместе с ним.
   — Только и дел у господина герцога, чтоб ко всякому трепу интерес проявлять. Вали по-хорошему, пока пинка не дали.
   Уно показалось, что стекавшие по его щекам капли жгут кислотой.
   — Что?
   Второй стражник накинул на голову капюшон и подошел к ограде. Окинул визитера тяжелым взглядом.
   — Совсем совесть потерял, вот что, — ответил он. — Ребенка-то зачем мучаешь?
   — Это… это… Не ваше дело! — Лекарь крепче обнял левой рукой Нои, а правой рванул решетку на себя. — Пустите меня! Пустите!
   Не сговариваясь стражники выхватили мечи и распахнули ворота. Уно попятился, отступая перед сталью.
   — Пшел вон, — выплюнул один.
   Второй ничего не сказал — скользяще шагнул вперед и замахнулся, метя лекарю по ногам. По иззубренному, исцарапанному клинку скатывались дождевые капли.
   Уно полувздохнул-полувсхлипнул и побежал прочь. Его сердце гудело, рвалось, отбивая неровный ритм. Куклой висевший на руках Нои в голос расплакался, и его отец остановился, оперся спиной о дубовый ствол. Медленно сполз на землю, не отрывая взгляда от башен Убарского замка.
   — Ну и что теперь? — негромко спросил кто-то присаживаясь — Будем брать штурмом?
   Нои тоненько икнул и замолчал, рассматривая устраивавшегося рядом Ания. Уно только покосился на него и отвернулся.
   — Нет? Подкоп? Тоже не то? Правильно. Смысла все равно нет: нашего раненого друга переправили к семье.
   — Переправили?!
   — Именно. Отпуск дали — в качестве награды за заслуги. За особые заслуги, — Аний приложил ладонь к уху, шутовски прислушался. — Карета с ним уже покинула замок, обогнула город и направилась дальше.
   Барабанивший по листьям дождь чуть стих, бравурный перестук капель сменился уютным шорохом.
   — Уно, ты знаешь, зачем я пришел, — серьезно сказал посланник Ристага. — Лейтенант Кирун, к твоему несчастью, большой любитель детей. Жизнь, подаренная ему, превратится во многие.
   Неудавшийся убийца поднял голову: — Я могу еще все исправить…
   — Нет. Шанс у тебя уже был. Не вижу оснований полагать, что в следующий раз история не повторится.
   — Неужели вы поднимете руку на мальчика? — Уно чувствовал, что его слова звучат глупо, но не попытаться он не мог.
   Аний равнодушно пожал плечами: Ежедневно умирают десятки младенцев. Почему же смерть именно этого должна меня как-то особенно взволновать?
   Продолжая прижимать к себе сына, Уно встал на колени и с мольбой протянул руку к Анию:
   — Я обещаю, я клянусь, я никогда больше не буду врачевать, только не трогайте мальчика.
   — Поздно. Равновесие уже нарушено. И нарушили его вы, так что и исправлять положение — именно вам.
   — Но…
   — Дорогой мой, чего вы так боитесь? Это глупо и недостойно. В Ристаговы Подземелья рано или поздно попадает каждый из живущих. И не все там так страшно. Некоторым даже нравится.
   — Но Леля…
   — Нет-нет, Лелей Ристаг не интересуется. Ее час еще не настал. Только вы и ваш сын. Сегодня. Сейчас.
   Аний взмахнул рукой, земля вздыбилась, корни дуба выскочили из плотной мокрой почвы и застыли, выгнувшись неровными дугами. Под ними приглашающе зачернел провал.
   — Я не пойду, — по-детски прошептал Уно, на коленях отползая подальше.
   — Не глупи, — буркнул Аний, незаметно оказываясь рядом.
   Его пальцы вцепились лекарю в шею.
   — Спасите! — безнадежно выкрикнул Уно, задыхаясь. Он ожидал услышать только очередную колкость от Алия, но тут в стороне раздались сочная ругань, хруст веток, топот, и на дорогу выскочил Тнлони. Он был одет уже не в больничную рубаху, а в кожаные штаны и легкий доспех; на поясе висели ножны.
 
   — Оставь их в покое, пухляк, — прошипел разбойник, обнажая меч.
   От неожиданности Аний разжал пальцы, и лекарь тут же воспользовался этим — закрывая собой Нои, перекатился в сторону.
   — Право, не стоит нам мешать, — бесстрастно заявил посланник Ристага.
   — Иди сюда, — насмешливо сказал Тилони. — Ну? Я… как это поют в балладах? А, томлюсь! Или трусишь?
   По плясавшей на его губах усмешке было видно, что розовощекий юнец отнюдь не кажется ему опасным соперником.
   — Ну? — повторил он.
   Аний неторопливо осмотрел его — с ног до головы — и потянулся к любимому блокноту. Перелистнул несколько страничек, удовлетворенно кивая.
   — Ах, вот мы и встретились, мой маленький запоздавший друг. — Он улыбнулся — почти ласково — и, шагнув навстречу противнику, легко потер ладонью о ладонь. Разбойничий клинок вздрогнул, как получившая шпоры лошадь, и шустро перелетел в руку Ания. Тот небрежно сунул его за пояс. — Мне в общем-то все равно. Будешь путаться под ногами — я и тебя прихвачу. Тилони выглядел не просто растерянным — на его лице была написана настоящая паника. Только всегдашняя самоуверенность не позволяла ему развернуться и дать стрекача, Я не дам Фрикса в обиду! — выкрикнул он, закрывая собой лекаря.
   — Не давай, — пожал плечами Аний и резким движением переломил меч. — Сам возьму.
   По спине Уно холодной стайкой побежали мурашки. «Что угодно, — думал он, — я отдам что угодно, чтобы спасти малыша. Лишь бы не оставлять Лёлю одну. Я заплачу любую цену. Любую. Лишь бы остаться живым, лишь бы продолжать лечить».
   Словно почувствовав настроение отца, Нои захныкал, размазывая слезы по чумазому личику. «Любую. Любую, даже…»
   Уно вздрогнул, потрясенный пришедшей в голову мыслью. Медленно встал, выпрямился, успокаивающе кивнул Тилони.
   — Так-то лучше, — одобрительно произнес Аний, — Что ж, ваше благоразумие меня несказанно радует. В путь?
   — Погодите. У меня есть предложение — Уже начавший спускаться в подземелье Аний остановился и изумленно посмотрел на него.
   — Взаимовыгодное предложение, — торопливо продолжал лекарь, — вам ведь все равно, чьими жизнями будет восстановлено равновесие?
   — Хочешь предложить в качестве жертвы своих родителей? — усмехнулся Аний. — Или вон того старика нищего? Не выйдет. Кто нарушил гармонию, тому ее и восстанавливать.
   — Я восстановлю сам.
   Брови Ания поползли вверх. Тнлони озадаченно смотрел на лекаря.
   — До сих пор я дарил жизни, но, очевидно, пришло время сменить профессию. Я буду помогать вам сохранять равновесие. На постоянной основе.
   Некоторое время царило полное молчание. Потом раздался громовой смех.
   — Ах, хитрец, — хохотал Аний, — вот уж чего не ожидал… Хитрец, хитрец… Подожди меня здесь. Думаю, твое предложение придется Ристагу по душе. Ему нравятся хитрецы.
   Продолжая бормотать что-то под нос, он скрылся в подземном ходе. Уно подмигнул Тилони, прижал к себе сынишку и облегченно перевел дух. Жизнь по-прежнему была прекрасна.
 
   — Они наступают! — Пронзительный голосок мальчишки-связного вернул Уно к действительности. — Мечники ихние идут! Штук тридцать!
   — Тихо-тихо. Ты уверен, что нападающих так много?
   — Амной клянусь, Матерью всего сущего, — скороговоркой выпалил юный связной. Его глаза возбужденно блестели. — До сорока твердо счет знаю.