Лора АНДРОНОВА
ПОДНЯТЬСЯ НА БАШНЮ
РИЖСКИЙ БАЛЬЗАМ ЛОРЫ АНДРОНОВОЙ
В отечественной фантастике — время дебютантов. Это раньше, в полузабытую ныне советскую эпоху опубликовать свое произведение было непросто. Издатели фантастику не жаловали (уж больно сомнительной она казалась в идейном плане — даже самая верноподданная), а если прийти к ним просто с улицы, без рекомендаций и публикаций в периодике, вам, скорее всего, вежливо указали бы на дверь. Сейчас не так. Сейчас издатели просто жаждут печатать фантастику, причем дебютантов встречают едва ли не с распростертыми объятиями. Только принеси им что-то динамичное и мало-мальски грамотно написанное. И книжку выпустят, и гонорарчик какой-никакой заплатят…
Но!
Дебютантов теперь стало так много, что отличить их друг от друга нет никакой возможности. Все они учились писать, читая одни и те же книжки (Толкин, Сапковский, Стругацкие… хотя нет, в последнее время их место в круге чтения молодых все чаще занимает Сергей Лукьяненко); все получили примерно одинаковое образование в наших школах и вузах. Вот и пишут, точно сошли с одного конвейера.
Исключения столь редки, что их можно пересчитать по пальцам. Олег Овчинников. Виктор Точинов. Кирилл Бенедиктов. И — да, да, вы правильно поняли — Лора Андронова.
Возможно, дело в том, что эти авторы пришли в литературу уже сформировавшимися личностями. Ведь есть принципиальная разница, когда дебютировать — в 20-летнем возрасте или старше. От 20-летних ничего, кроме собственных вариаций на чужие темы, ожидать не приходится: что, собственно, эти ребята могут знать о мире? 30-летние уже знают о мире что-то свое, незаемное. Впрочем, в некоторых случаях постижение жизни проходит быстрее. Например, тогда, когда привычный быт на глазах рушится, превращаясь в нечто незнакомое — отчасти более уютное, отчасти наоборот — бесстрастное и холодное.
Таким — не то уютным, не то чрезмерно холодным — обычно представляется нам будущее. Лора Андронова, рижанка, которой не исполнилось и 30, которая родилась на окраине евразийской империи и оказалась в маленькой стране на берегу холодного моря, теперь знает, на что оно — это будущее — похоже.
Столь глобальные рассуждения понадобились мне для того, чтобы объяснить читателям (и самому себе), откуда Лора Андронова берет своих героев и сюжетные перипетии. Ибо герои ее — всегда не те, за кого себя выдают, а сюжеты как раз и связаны с переоценкой ценностей. Иногда она бывает столь радикальной, что тексты Андроновой могут вызвать самый натуральный шок, как, например, рассказ «Вода окаянная», персонажу которого потребовалось полностью отринуть нормы морали, чтобы занять свое место в мироздании. Впрочем, остальные ее герои ведут себя более сдержанно, хотя это не мешает им к концу повествования чудесным образом преображаться. Надоедливый и проказливый домовой может оказаться последней надеждой защитников бастиона, одинокая неустроенная переводчица — царицей вампиров, Хозяйкой Гнезда… Однако на этом и остановимся: пересказ сюжетов Лоры Андроновой в предисловии так же неуместен, как и пересказ хорошего детектива. Раз за разом переворачивает она выдуманные миры и чувства читателей — и раз за разом добивается успеха. Что ж, прием чрезвычайно эффективный, с этим не поспоришь.
Однако не будь у Лоры Андроновой изрядных способностей к сюжетостроению, вряд ли бы она смогла воспользоваться этим приемом. К счастью, с завязками, кульминациями и развязками в книге, которую вы держите в руках, все обстоит замечательно. Искусница Лора плетет из них ажурную сеть, куда не замедлят попасться довольные читатели. Причем размер произведения не имеет значения — сюжетным совершенством могут похвастать и небольшой рассказ, и роман. Лично мне, к примеру, не встречалось еще такой изощренности, как в рассказе —«По велению Грома», главный герой которого меняет маски и «метафизические амплуа», как перчатки. Что ж говорить о романе —«Подняться на башню», вроде бы состоящем из отдельных, сюжетно самостоятельных новелл, каковые, однако, постепенно складываются в общую картину, где ни один фрагмент не лишний…
Прочесть подобное в наше время торжества «штампованной» фантастики — все равно что вылить кофе с рижским бальзамом в промозглое осеннее утро. Бодрит и пробуждает интерес к жизни. А ведь нужно еще учесть, что Лора Андронова пишет не что-нибудь, а фэнтези. Фэнтези, которой обычно совсем не свойственны персонажи, играющие роль «агентов будущего», у которой система ценностей определена раз и навсегда и пересмотру не подлежит. То есть Андронова пишет новаторскую фэнтези, так получается.
Первый ответ — формальный. Фэнтези — это, знаете ли, литература меча и магии. В настоящем фэнтезийном тексте обязательно будут волшебники и обязательно найдется место для сражений во имя чего-то благородного. Если мы возьмем этот пласт восприятия, то увидим, что Лора Андронова — традиционалист из традиционалистов. И волшебники у нее, и воины, и даже собственный дракон — хифания — имеется. Так что ревнители жанровой чистоты должны остаться довольны.
Но есть и еще один пласт — мировоззренческий, С «Властелина Колец» повелось: есть в волшебном мире Абсолютное Зло и Абсолютное Добро, они-то и сражаются между собой за власть над этим миром. Мне такая дихотомия всегда казалась самым сказочным элементом во всей фэнтези, куда более сказочным, чем те же драконы, ну не встречал я в повседневной жизни безоговорочно плохих и безоговорочно хороших людей. И я, наверное, не одинок, коль скоро время от времени выходят в свет фэнтезийные произведения, авторы которых, не мудрствуя лукаво, ставят Зло и Добро на одну доску. Дескать, восточная философия, «инь» и «янь»… Ну, «Ночной Дозор» смотрели же? Значит, понимаете, о чем я.
Но мне-то как раз кажется, что такое отрицание толкиновских традиций — не отрицание вовсе, а просто декларация смены нравственного императива. Как говорится, сила Ночи, сила Дня — одинаково фигня… Существование Ночи и Дня между тем не ставится под сомнение. А вот у Лоры Андроновой я обнаружил нечто принципиально иное. В романе «Подняться на башню» (равно как и в некоторых рассказах) служителей Добра и приспешников Зла просто нет. А есть люди, колдуны и боги, которые преследуют свои цели, поступают исходя из собственных «раскладов». Хорошо они поступают или дурно? Зависит от того, кто отвечает на этот вопрос. Если отвечающий разделяет их цели, он скажет, что хорошо. Если нет — то дурно.
По-моему, эта инъекция жизненной правды фэнтезииной литературе и говорит о литературном новаторстве Андроновой.
Хотя, конечно, предшественников ее отыскать нетрудно, было бы желание. К примеру, центральный персонаж романа Хёльв напомнил мне Геда из «Волшебники Земноморья» Урсулы Ле Гуин. Есть параллели и с Танит Ли, и с Барбарой Хэмбли. С другой стороны, в увлекательную игру «Что на что похоже?» можно играть бесконечно, а значит, заниматься этим приличным людям незачем.
Александр Ройфе
Но!
Дебютантов теперь стало так много, что отличить их друг от друга нет никакой возможности. Все они учились писать, читая одни и те же книжки (Толкин, Сапковский, Стругацкие… хотя нет, в последнее время их место в круге чтения молодых все чаще занимает Сергей Лукьяненко); все получили примерно одинаковое образование в наших школах и вузах. Вот и пишут, точно сошли с одного конвейера.
Исключения столь редки, что их можно пересчитать по пальцам. Олег Овчинников. Виктор Точинов. Кирилл Бенедиктов. И — да, да, вы правильно поняли — Лора Андронова.
Возможно, дело в том, что эти авторы пришли в литературу уже сформировавшимися личностями. Ведь есть принципиальная разница, когда дебютировать — в 20-летнем возрасте или старше. От 20-летних ничего, кроме собственных вариаций на чужие темы, ожидать не приходится: что, собственно, эти ребята могут знать о мире? 30-летние уже знают о мире что-то свое, незаемное. Впрочем, в некоторых случаях постижение жизни проходит быстрее. Например, тогда, когда привычный быт на глазах рушится, превращаясь в нечто незнакомое — отчасти более уютное, отчасти наоборот — бесстрастное и холодное.
Таким — не то уютным, не то чрезмерно холодным — обычно представляется нам будущее. Лора Андронова, рижанка, которой не исполнилось и 30, которая родилась на окраине евразийской империи и оказалась в маленькой стране на берегу холодного моря, теперь знает, на что оно — это будущее — похоже.
* * *
Наступление будущего обязательно сопровождается переоценкой ценностей. То, что еще вчера казалось жизненно важным, сегодня представляется нелепым. Зато недавние изгои и маргиналы вполне могут быть произведены во властители дум, И не имеет значения, насколько чудовищным это выглядит с точки зрения нравственного императива. Будущему нет дела до нравственности, его интересует только вытеснение устаревшего, отмирание нежизнеспособного. А устаревшее и нежизнеспособное отыщется всегда, ведь единственный данный нам в ощущениях смысл жизни в постоянном обновлении. Этот процесс абсолютно самодостаточен; словно гигантский жернов, перемалывает он монументальные сооружения, величественные империи и человеческие судьбы — миллионы, миллиарды человеческих судеб…Столь глобальные рассуждения понадобились мне для того, чтобы объяснить читателям (и самому себе), откуда Лора Андронова берет своих героев и сюжетные перипетии. Ибо герои ее — всегда не те, за кого себя выдают, а сюжеты как раз и связаны с переоценкой ценностей. Иногда она бывает столь радикальной, что тексты Андроновой могут вызвать самый натуральный шок, как, например, рассказ «Вода окаянная», персонажу которого потребовалось полностью отринуть нормы морали, чтобы занять свое место в мироздании. Впрочем, остальные ее герои ведут себя более сдержанно, хотя это не мешает им к концу повествования чудесным образом преображаться. Надоедливый и проказливый домовой может оказаться последней надеждой защитников бастиона, одинокая неустроенная переводчица — царицей вампиров, Хозяйкой Гнезда… Однако на этом и остановимся: пересказ сюжетов Лоры Андроновой в предисловии так же неуместен, как и пересказ хорошего детектива. Раз за разом переворачивает она выдуманные миры и чувства читателей — и раз за разом добивается успеха. Что ж, прием чрезвычайно эффективный, с этим не поспоришь.
Однако не будь у Лоры Андроновой изрядных способностей к сюжетостроению, вряд ли бы она смогла воспользоваться этим приемом. К счастью, с завязками, кульминациями и развязками в книге, которую вы держите в руках, все обстоит замечательно. Искусница Лора плетет из них ажурную сеть, куда не замедлят попасться довольные читатели. Причем размер произведения не имеет значения — сюжетным совершенством могут похвастать и небольшой рассказ, и роман. Лично мне, к примеру, не встречалось еще такой изощренности, как в рассказе —«По велению Грома», главный герой которого меняет маски и «метафизические амплуа», как перчатки. Что ж говорить о романе —«Подняться на башню», вроде бы состоящем из отдельных, сюжетно самостоятельных новелл, каковые, однако, постепенно складываются в общую картину, где ни один фрагмент не лишний…
Прочесть подобное в наше время торжества «штампованной» фантастики — все равно что вылить кофе с рижским бальзамом в промозглое осеннее утро. Бодрит и пробуждает интерес к жизни. А ведь нужно еще учесть, что Лора Андронова пишет не что-нибудь, а фэнтези. Фэнтези, которой обычно совсем не свойственны персонажи, играющие роль «агентов будущего», у которой система ценностей определена раз и навсегда и пересмотру не подлежит. То есть Андронова пишет новаторскую фэнтези, так получается.
* * *
Вообще, словосочетание «новаторская фэнтези» — это на самом деле оксюморон, вроде «горячего снега» и «сухой воды». Нет в фантастике более консервативного направления, нежели это. Столпы фэнтези, воздвигнутые Толкином, стоят нерушимо и падать не собираются. Вот только из чего сложены эти столпы?Первый ответ — формальный. Фэнтези — это, знаете ли, литература меча и магии. В настоящем фэнтезийном тексте обязательно будут волшебники и обязательно найдется место для сражений во имя чего-то благородного. Если мы возьмем этот пласт восприятия, то увидим, что Лора Андронова — традиционалист из традиционалистов. И волшебники у нее, и воины, и даже собственный дракон — хифания — имеется. Так что ревнители жанровой чистоты должны остаться довольны.
Но есть и еще один пласт — мировоззренческий, С «Властелина Колец» повелось: есть в волшебном мире Абсолютное Зло и Абсолютное Добро, они-то и сражаются между собой за власть над этим миром. Мне такая дихотомия всегда казалась самым сказочным элементом во всей фэнтези, куда более сказочным, чем те же драконы, ну не встречал я в повседневной жизни безоговорочно плохих и безоговорочно хороших людей. И я, наверное, не одинок, коль скоро время от времени выходят в свет фэнтезийные произведения, авторы которых, не мудрствуя лукаво, ставят Зло и Добро на одну доску. Дескать, восточная философия, «инь» и «янь»… Ну, «Ночной Дозор» смотрели же? Значит, понимаете, о чем я.
Но мне-то как раз кажется, что такое отрицание толкиновских традиций — не отрицание вовсе, а просто декларация смены нравственного императива. Как говорится, сила Ночи, сила Дня — одинаково фигня… Существование Ночи и Дня между тем не ставится под сомнение. А вот у Лоры Андроновой я обнаружил нечто принципиально иное. В романе «Подняться на башню» (равно как и в некоторых рассказах) служителей Добра и приспешников Зла просто нет. А есть люди, колдуны и боги, которые преследуют свои цели, поступают исходя из собственных «раскладов». Хорошо они поступают или дурно? Зависит от того, кто отвечает на этот вопрос. Если отвечающий разделяет их цели, он скажет, что хорошо. Если нет — то дурно.
По-моему, эта инъекция жизненной правды фэнтезииной литературе и говорит о литературном новаторстве Андроновой.
Хотя, конечно, предшественников ее отыскать нетрудно, было бы желание. К примеру, центральный персонаж романа Хёльв напомнил мне Геда из «Волшебники Земноморья» Урсулы Ле Гуин. Есть параллели и с Танит Ли, и с Барбарой Хэмбли. С другой стороны, в увлекательную игру «Что на что похоже?» можно играть бесконечно, а значит, заниматься этим приличным людям незачем.
* * *
Осталось сказать немногое. Во-первых, я должен признаться, что всерьез завидую тем, кто будет читать эту книжку: вам еще только предстоит пережить радость встречи с новым талантливым автором и его текстами. Во-вторых, нужно констатировать: русскоязычная фэнтези жива и неплохо себя чувствует, если наряду с эпическими «кирпичами» и бесконечными глуповатыми пародиями в свет выходят и такие издания. А в-третьих… Знаете, просто интересно, что Лора Андронова напишет дальше. Ей, похоже, есть что сказать.Александр Ройфе
1. ПЕРВАЯ БИТВА
Трактир был стар. Могучие потолочные балки почернели от времени, а стены, сложенные из толстенных бревен, выглядели настолько древними, что, казалось, были свидетелями сотворения Мира. В воздухе слоями плавал мглистый табачный чад. Крепкие хмельные пары шибали в нос уже на пороге, приятно кружили голову и смягчали мысли, вызывая желание развалиться на скамье, ухватить за ушко пробегающую мимо розовощекую служанку и потребовать себе самого лучшего темного пива, а к нему — ароматной копченой трески с рассыпчатой картошкой, пузатый горшочек с острой тушеной фасолью или цельного молочного поросенка, запеченного с яблоками и душистыми трапами.
Столы ломились от снеди. Веселые бородатые охотники на пушного зверя — основные гости трактира — с аппетитом налегали на кушанья, не забывая смачивать горло пенящимися напитками из глиняных кружек. И лишь за одним столом никто не впивался зубами в сочное мясо, никто не собирал хрустящей коркой луковую подливу со дна тарелки, не желая упустить ни одной лакомой капельки, никто не смаковал пирогов с белыми грибами — гордости трактира. Здесь неторопливо потягивали пиво двое мужчин, мирно беседуя между собой. Один из них — кряжистый краснолицый старец, морщинистый и седовласый, — был уже порядочно навеселе. Его собеседник пил мало, больше интересуясь разговором, чем содержанием своей кружки. Он был совсем молод, среднего роста и сложения самого обыкновенного. Мальчишески гладкое лицо обрамляли недлинные прямые волосы, перехваченные на лбу кожаной тесемкой; щеки были нежными, как у девушки, и только рот казался по-мужски жестким. В зеленовато-серых глазах таились веселые огоньки. Паренек был похож на незлого, немного неуклюжего волчонка, сующего повсюду любопытный нос.
— Дед, а дед? — Голос юноши почти тонул в хмельном гомоне.
— Ну, чего тебе?
— Расскажи еще про колдуна.
— Ну что о нем рассказывать-то? — Старик с трудом сфокусировал мутные глаза и огляделся. — Колдун — он и есть… Колдун.
Паренек нетерпеливо поерзал на жесткой скамье:
— Злой?
— Ну, вестимо, злой, какой же еще, дурень?
— А живет он где?
— Ну уж не в курятнике. — Старик с отвращением сплюнул. — В замке живет. Как есть в замке.
Перевернув опустевшую кружку, он треснул кулаком по столу, призывая служанку.
— А замок — он какой? — подергал его за рукав юноша.
— Да уж не такой, как курятник. Большой?
Старик важно кивнул:
— Ага. С гору. А то и поболе.
— И колдун там живет?
— Чего б не жить? В замке-то?
— А делает он что? Колдун? — Парень глотал пиво, не отрывая глаз от старика.
— Что делает, что делает… Колдунничает, знамо дело. — Дед двумя руками схватил принесенную служанкой кружку и сердито глянул на собеседника.
— А как, скажи, как?
Неторопливо порывшись в карманах, старик достал медную монетку и положил ее на поднос. Девушку как ветром сдуло.
— Ну, порчу на скот наводит. Ну и на людей тоже. Болести всякие. Младенца в колыбели подменить может.
Погоду испортить — засуху наслать или дожди непрестанные, — пояснил он.
— Зачем ему это? Колдуну-то?
— Ну, ты совсем дурной, что ль? Говорю же тебе — злой он. Колдун ведь. Ему от такого колдунничания сплошная польза и довольство. Честным людям слезы — ему радость. Все колдуны такие. Вот давеча коза у меня пропала. Прямо как сквозь землю провалилась. День искал, другой искал, сегодня йот тоже… — Старик неопределенно махнул рукой в сторону кухни. — Целый день ищу…
Юноша задумчиво сморщил нос:
— Дед, а для чего ему твоя коза?
— Как для чего? — Старик обиженно округлил глаза. — Да моя Веточка получше коровы будет. Молока дает — во! Залейся! Старуха сыр делать не успевает. А шерстка, какая.,, Ве-е-еточка… кормилица…
Старик неожиданно уронил косматую голову на руки и жалобно всхлипнул.
— Я теперь старухе своей на глаза показаться не могу: убьет как муху! — Он доверительно подвинулся поближе к юноше. — Тяжелая рука у нее, у старухи моей. Как вдарит словно поленом! Света белого невзвидишь. Говорит, проворонил козу, лопух старый, ищи теперь… Любит она козочку шибко…
Он потер шею и хмуро зыркнул на паренька:
— Зовут-то тебя как, отрок?
— Хёльвом.
— Хёльв, значит… Небось с деньжатами-то у тебя негусто?
Хёльв смущенно улыбнулся.
— Ты парень молодой, шустрый, может, подсобил бы старикам? Сходил бы к колдуну, попросил бы его отдать голубушку? Я б тебе пару монет подкинул, слово даю… Слово Кукиса-кузнеца, меня, значит. Дело-то пустяшное. Ну не отдаст — что уж поделать… Не судьба, стало быть…
Старик громко шмыгнул носом и привалился к плечу Хёльва.
— Не женись, друг Хёльв, как бы ни прижало — не женись. Верь мне, старику, от этих баб одно зло да морока. Как от колдунов, может, хуже даже. Колдун-то — он один, может, на всю округу, а баб — пруд пруди. Куда ни глянешь — всюду эти бабы, бабы, бабы… Бабоньки… Душеньки… Красавицы…
Кукис громко зевнул и отключился.
Некоторое время Хёльв просидел неподвижно, невольно вслушиваясь в булькающий храп кузнеца. Потом заглянул в опустевшую кружку, перевернул ее, потряс и разочарованно поставил на место. Дома — в университетском городе Гёднинге — его знала каждая мышь, и трактирщики не решались наливать ему хмельного.
— А что скажет ваша мать, госпожа Ханна? Ну как прознает? И вам не поздоровится, и мне.
Госпожа Ханна — управляющая денежными делами Университета — была дамой суровой и властной. Сына она держала на короткой привязи, желая вырастить из него великого ученого. На пятнадцатом году жизни Хёльв сбежал из дому, спрятавшись в купеческой повозке. Он хотел свободы, приключений и славы — всего того, о чем пели на студенческих вечеринках сладкоголосые менестрели.
От выпитого пива голова юноши звенела и гудела, мысли порхали как бабочки, перескакивая с одного предмета на другой, копошились, путались, и ко всему прочему откуда-то из глубины сознания доносились голоса. Один из них — вдумчивый, рассудительный — серьезно вещал: «Работенка и в самом деле непыльная, подумаешь — до колдуна дойти да попросить козу отдать, а то денег и в самом деле почти ни гроша».
«Ага, как же, так он тебе козу и отдаст. И еще золота в придачу отсыплет. С самоцветами. Целый мешок», — язвительно возразил другой голос.
«О чем ты вообще собрался толковать с этим злодеем? — возопил третий голос, — Тебя что, зря из лука стрелять учили? Надо ведь начинать когда-нибудь становиться взрослым. Пришлепнуть его — и дело с концом! Вся округа тебе только спасибо скажет. Спасибо, конечно, в кастрюлю не положишь, но колдун живет в замке, стало быть, богато…»
«Грабеж и убийство», — печально промолвил рассудительный голос.
«Тоже мне моралист выискался. Маменькин сыночек. Правильно тебя дразнили — нюня и девчонка. Да и не убийство это, а справедливое воздаяние! Мало, что ли, слышал о всяких его злодействах? У одного коза пропала, у другого весь урожай вымерз, третий непонятной болезнью заболел. Уж понятно, чьи это проделки…»
Хёльв переложил голову старика на скамейку, неслышно встал и, покачиваясь, направился к стойке, за которой орудовал дородный хозяин трактира.
— Любезный хозяин, — начал юноша, — пироги, поданные мне, были изумительно вкусны, да и пиво — выше всяких похвал. Если бы на то была моя воля, я провел бы в этом трактире остаток жизни, однако обстоятельства складываются так, что я вынужден покинуть вас…
Трактирщик удивленно посмотрел на юношу:
— Приятно в нашей глуши слышать такие речи. Сразу виден человек с образованием. Могу ли я чем тебе помочь, добрый отрок?
Хёльв помялся:
— Не подскажешь ли ты мне, как попасть в замок колдуна?
Колдуна? Парень, а ты уверен, что тебе туда надо? Колдун не любит непрошеных гостей. Да и вообще гостей не любит. Тут недавно проходил один… По виду — студент. К колдуну направлялся.
— И что? — с замиранием спросил Хёлъв.
— И все. — Трактирщик развел руками. — Исчез, И не первый случай уже… В общем, не ходил бы ты туда — пропадешь зазря только…
Хёльв вздохнул:
— Что ж вы его не изведете, раз он вам так докучает? Собрали бы мужиков покрепче…
Ишь ты, умник, какой выискался, — хрипло пробасили с ближнего столика. — Он же колдун, капустная твоя голова, в бараний рог любого богатыря скрутит и глазом не моргнет.
— Пробовали, никак? И что, много богатырей уже полегло? — усмехнулся Хёльв.
— Очень надо было пробовать. Кому ж раньше срока помирать охота? — Хриплый бас явно был настроен скептически.
Не пробовали, а уже убоялись?
— А ты, сопляк, вообще помолчал бы, — вмешался в спор здоровенный детина, попивавший пивко возле стойки, — только от мамкиной юбки отцепился и туда же — над старшими насмехаться да зубоскальничать.
Хёльв нахмурился:
— Я не хотел вас оскорблять, добрые люди, но разве это не естественно — хотя бы попытаться уничтожить колдуна, от которого столько вреда?
— Уничтожишь его, как же. Что мы против него? Тьфу, даже не букашки — пыль под ногами. Короче, парень, не умничай. Хочешь идти к колдуну — иди. Мы с удовольствием выпьем на твоих похоронах. Если будет что хоронить.
Народ вокруг разноголосо захохотал. Местные жители одобрительно переглядывались; парень явно зарвался, и его заслуженно поставили на место.
Стиснув зубы, Хёльв направился к выходу, как вдруг на его плечо опустилась чья-то тяжелая рука.
— А что, парень, — раздался позади него низкий глуховатый голос, — идея твоя хороша, только вот беда, исполнители для нее уже наняты и оплачены.
Хёльв обернулся. Перед ним стоял невысокий широкоплечий человек с веселым загорелым лицом. Его правый глаз смотрел на мир цинично и нагловато. Левый скрывался под засаленной разбойничьей повязкой. Собсгвенно, этот человек и был разбойником — предводителем известной всей округе банды «Мохнатые Тараканы». Главарь носил странную кличку Лукавый Финик, чем почему-то очень гордился.
Толки о разбойничьей ватаге ходили самые невероятные. Говаривали, что с тех пор как ее предводителем стал Лукавый Финик, никто из шайки не погиб, а раненые — даже тяжело — выздоравливали, что везет «Мохнатым Тараканам» так, словно сам Ристаг им верные тропки указывает, да на нужных людей наводит, что каждый из разбойников побывал в Подземельях Мертвых и обрел там необычайную силу.
— Тебя Хёльвом зовут, как мне сказали? — продолжал Финик. — Стоящий ты парень, Хёльв, боевой, как я погляжу. Задал перцу этим откормленным индюкам.
— Кто еще кому задал, — зло буркнул Хёльв, — выпороли меня, как щенка.
И тут же самокритично добавил:
— Впрочем, я и есть щенок.
Главарь разбойников одобрительно рассмеялся:
— На надутого откормленного индюка ты точно не похож. Стрелять-то умеешь? — Финик глазами указал на висящий у Хёлъва за спиной лук.
— Показать? — Юноша с готовностью потянулся за стрелой.
Финик серьезно посмотрел в глаза Хёльву и махнул рукой:
— Не надо, верю. И так вижу, что умеешь. А мы ведь, знаешь, как раз с колдуном воевать идем. Герцог один местный заплатил. Ему колдун этот уже поперек горла стоит, вот он и решил покарать гада. Нашими руками, конечно. Ты, как я вижу, тоже дело к этой жабе имеешь — так что давай пошли с нами. Человек ты грамотный, умный — пригодишься нам, да и тебе будет проще не одному.
Хёльв нерешительно улыбнулся, не смея поверить в такую удачу.
— Дорога недлинная, за пару дней доберемся, а там посмотрим на месте, выработаем план кампании, — Финик подмигнул единственным глазом. — Идешь? Только предупреждаю: времени на сборы нет, как только орлы мои подкрепятся — сразу выступаем.
Он указал рукой в сторону большого стола, за которым расположилась весьма примечательная компания. Орлы — они же Мохнатые Тараканы — оказались низкорослыми крепкими молодцами с самыми что ни на есть бандитскими физиономиями. В сосредоточенном молчании разбойники поглощали небольшого барашка. Вокруг суетился целый выводок служанок, укладывавших в походные сумки разнообразную провизию.
Финик глядел на подопечных с гордостью курицы-наседки, которая никак не может налюбоваться на свое драгоценное потомство, но вечно голодного Хёльва куда больше заинтересовали жареные бараньи ребрышки.
— Да… Не знаю, какой из тебя стрелок, но едок ты, судя по всему, первоклассный. Только что из-за стола, а уже опять покушать не прочь. Даже сомневаться начинаю, прокормим ли мы тебя, — съехидничал Финик. — Ладно, авось с голоду помереть не дадим. Пойдем, отведаем барашка, заодно познакомлю тебя с моими парнями.
— Но сперва барашек, — не удержался Хёльв.
— Даже два барашка, если осилишь. — Разбойник ухватил Хёльва за локоть и потащил за собой вглубь трактира.
На следующее утро Хёльв проснулся от холода. С неба уныло моросило, дул пронизывающий северный ветер. Разбойники спали в самых разнообразных позах, оживляя тишину многоголосым храпом.
Вчера банда во главе с Лукавым Фиником шагала в таком бодром темпе, что прошла весь путь до замка колдуна за один день, и теперь, глядя на запад, Хёльв отчетливо видел выступающие из тумана высокие остроконечные башенки, увенчанные флюгерами. Почему-то это зрелище не внушало ему оптимизма. Судя по угадывающимся в тумане очертаниям, замок был не просто большим — громадным. Хёльв поежился.
— Что, парень, неприятное зрелище? — Лукавый Финик был весел и свеж, как всегда.
— Зрелище, которое заставляет задуматься, — пробормотал Хёльв.
Ничего, ничего, не трусь, сейчас быстренько перекусим, потом осторожно подберемся поближе к замку, исследуем подступы. — Финик аппетитно захрустел соленым огурцом, — Налегай, давай, а то всё расхватают. Огурчики особенно рекомендую, чудесные огурчики.
— Слушай, а ты колдуна сам видел? ~ После вчерашних послепоходных возлияний Хёльв с Фиником стали почти приятелями.
Разбойник задумчиво жевал шмат сала.
— Я — нет. Но герцог рассказывал, что лучше его и не видеть.
— Почему?
— Страшный до жути, лицо под капюшоном скрывает. Вообще-то ходят слухи, что он наполовину орк.
— Ничего себе!
— Да, мальчик. Впрочем, чему тут удивляться? Колдун — он и есть колдун. Впрочем, герцог — наш заказчик — и сам типчик неясный.
Финик потянулся за очередным куском сала, Хёльв глядел на него, ожидая продолжения.
— А как ты думаешь…
— Слушай, хватит болтать, мы, кажется, к колдуну не на обед собрались? Наворачивай, да поплотнее, — пресек дальнейшие разговоры Финик.
Хёльв не заставил себя уговаривать, и через час, когда рассыпавшиеся цепью Мохнатые Тараканы неслышно вошли в поросший лесом овраг, лежавший на пути к замку, жизнь перестала казаться ему сомнительным удовольствием.
Небо постепенно светлело, ветер почти стих. Перелесок встретил глубоким мхом и свежим запахом хвои, разлапистые ели, казалось, протягивали к людям ветви… Неожиданно Хёльв почувствовал, как что-то колючее схватило его за плечи и стало тянуть к себе, Иголки царапали лицо и руки, непонятно как вылезшие из земли корни норовили обвить ноги и повалить на землю…
— Эй, да эта гадина цепляется — заорал кто-то, яростно отбиваясь от ветвей мечом.
Воцарилась полная неразбериха. Разбойники вопили и рубили деревья в щепки, деревья умирали, но не сдавались, погибших сменяли все новые и новые. Натужно вырывая корни из земли, ели целеустремленно ковыляли к разбойникам, заключая их в круг и не давая пройти дальше. Мох норовил запеленать в себя упавших, даже безобидные кусты черники недружелюбно шевелились.
Проклиная все на свете, Хёльв неловко сорвал с пояса небольшой топорик и начал отчаянно прорубать себе дорогу. Топор слушался плохо: то норовил выскочить из рук, то выворачивался и ударял по древесному стволу обухом, не причиняя вреда. Механически работая руками, Хёльв пытался понять, чему можно приписать такое коварное поведение инструмента — собственной неумелости или козням колдуна. И то и другое казалось одинаково вероятным.
Тем временем буквально из-под земли объявилась новая напасть — огромные ядовито-красные мухоморы целыми полками вылезали изо мха, становились на тоненькие белесые ножки и семенили к людям, отращивая на ходу крошечные, но весьма неприятного вида пасти.
— О-о-о! А-а-а!! — многозначительно выкрикнул откуда-то издалека Финик.
Судя по тем частям его тела, которые просматривались сквозь живой еловый забор, он танцевал какой-то замысловатый танец, высоко поднимая колени и судорожно размахивая руками. Вокруг него сплошным ковром виднелись алые грибные шапочки, настойчиво покусывавшие его за пятки и голени.
Заверещав что-то нечленораздельное, Хёльв бросил непокорный топор, схватил огромный крючковатый сук и, щедро одаривая пинками все, что попадалось под ноги, устремился подальше от страшного мухомориого воинства. Вырвавшись на волю, юноша обнаружил, что ему в некотором роде повезло: он стоял в стороне от основной группы разбойников и вся масса деревьев и грибов прошла мимо него. Переведя дыхание, Хёльв отбежал еще дальше и задумался: «Наверняка это проделки колдуна. Натравил против нас лес, а сам сидит где-нибудь спокойненько. Неплохо бы незаметно подкрасться поближе и попытаться проникнуть в замок…»
Столы ломились от снеди. Веселые бородатые охотники на пушного зверя — основные гости трактира — с аппетитом налегали на кушанья, не забывая смачивать горло пенящимися напитками из глиняных кружек. И лишь за одним столом никто не впивался зубами в сочное мясо, никто не собирал хрустящей коркой луковую подливу со дна тарелки, не желая упустить ни одной лакомой капельки, никто не смаковал пирогов с белыми грибами — гордости трактира. Здесь неторопливо потягивали пиво двое мужчин, мирно беседуя между собой. Один из них — кряжистый краснолицый старец, морщинистый и седовласый, — был уже порядочно навеселе. Его собеседник пил мало, больше интересуясь разговором, чем содержанием своей кружки. Он был совсем молод, среднего роста и сложения самого обыкновенного. Мальчишески гладкое лицо обрамляли недлинные прямые волосы, перехваченные на лбу кожаной тесемкой; щеки были нежными, как у девушки, и только рот казался по-мужски жестким. В зеленовато-серых глазах таились веселые огоньки. Паренек был похож на незлого, немного неуклюжего волчонка, сующего повсюду любопытный нос.
— Дед, а дед? — Голос юноши почти тонул в хмельном гомоне.
— Ну, чего тебе?
— Расскажи еще про колдуна.
— Ну что о нем рассказывать-то? — Старик с трудом сфокусировал мутные глаза и огляделся. — Колдун — он и есть… Колдун.
Паренек нетерпеливо поерзал на жесткой скамье:
— Злой?
— Ну, вестимо, злой, какой же еще, дурень?
— А живет он где?
— Ну уж не в курятнике. — Старик с отвращением сплюнул. — В замке живет. Как есть в замке.
Перевернув опустевшую кружку, он треснул кулаком по столу, призывая служанку.
— А замок — он какой? — подергал его за рукав юноша.
— Да уж не такой, как курятник. Большой?
Старик важно кивнул:
— Ага. С гору. А то и поболе.
— И колдун там живет?
— Чего б не жить? В замке-то?
— А делает он что? Колдун? — Парень глотал пиво, не отрывая глаз от старика.
— Что делает, что делает… Колдунничает, знамо дело. — Дед двумя руками схватил принесенную служанкой кружку и сердито глянул на собеседника.
— А как, скажи, как?
Неторопливо порывшись в карманах, старик достал медную монетку и положил ее на поднос. Девушку как ветром сдуло.
— Ну, порчу на скот наводит. Ну и на людей тоже. Болести всякие. Младенца в колыбели подменить может.
Погоду испортить — засуху наслать или дожди непрестанные, — пояснил он.
— Зачем ему это? Колдуну-то?
— Ну, ты совсем дурной, что ль? Говорю же тебе — злой он. Колдун ведь. Ему от такого колдунничания сплошная польза и довольство. Честным людям слезы — ему радость. Все колдуны такие. Вот давеча коза у меня пропала. Прямо как сквозь землю провалилась. День искал, другой искал, сегодня йот тоже… — Старик неопределенно махнул рукой в сторону кухни. — Целый день ищу…
Юноша задумчиво сморщил нос:
— Дед, а для чего ему твоя коза?
— Как для чего? — Старик обиженно округлил глаза. — Да моя Веточка получше коровы будет. Молока дает — во! Залейся! Старуха сыр делать не успевает. А шерстка, какая.,, Ве-е-еточка… кормилица…
Старик неожиданно уронил косматую голову на руки и жалобно всхлипнул.
— Я теперь старухе своей на глаза показаться не могу: убьет как муху! — Он доверительно подвинулся поближе к юноше. — Тяжелая рука у нее, у старухи моей. Как вдарит словно поленом! Света белого невзвидишь. Говорит, проворонил козу, лопух старый, ищи теперь… Любит она козочку шибко…
Он потер шею и хмуро зыркнул на паренька:
— Зовут-то тебя как, отрок?
— Хёльвом.
— Хёльв, значит… Небось с деньжатами-то у тебя негусто?
Хёльв смущенно улыбнулся.
— Ты парень молодой, шустрый, может, подсобил бы старикам? Сходил бы к колдуну, попросил бы его отдать голубушку? Я б тебе пару монет подкинул, слово даю… Слово Кукиса-кузнеца, меня, значит. Дело-то пустяшное. Ну не отдаст — что уж поделать… Не судьба, стало быть…
Старик громко шмыгнул носом и привалился к плечу Хёльва.
— Не женись, друг Хёльв, как бы ни прижало — не женись. Верь мне, старику, от этих баб одно зло да морока. Как от колдунов, может, хуже даже. Колдун-то — он один, может, на всю округу, а баб — пруд пруди. Куда ни глянешь — всюду эти бабы, бабы, бабы… Бабоньки… Душеньки… Красавицы…
Кукис громко зевнул и отключился.
Некоторое время Хёльв просидел неподвижно, невольно вслушиваясь в булькающий храп кузнеца. Потом заглянул в опустевшую кружку, перевернул ее, потряс и разочарованно поставил на место. Дома — в университетском городе Гёднинге — его знала каждая мышь, и трактирщики не решались наливать ему хмельного.
— А что скажет ваша мать, госпожа Ханна? Ну как прознает? И вам не поздоровится, и мне.
Госпожа Ханна — управляющая денежными делами Университета — была дамой суровой и властной. Сына она держала на короткой привязи, желая вырастить из него великого ученого. На пятнадцатом году жизни Хёльв сбежал из дому, спрятавшись в купеческой повозке. Он хотел свободы, приключений и славы — всего того, о чем пели на студенческих вечеринках сладкоголосые менестрели.
От выпитого пива голова юноши звенела и гудела, мысли порхали как бабочки, перескакивая с одного предмета на другой, копошились, путались, и ко всему прочему откуда-то из глубины сознания доносились голоса. Один из них — вдумчивый, рассудительный — серьезно вещал: «Работенка и в самом деле непыльная, подумаешь — до колдуна дойти да попросить козу отдать, а то денег и в самом деле почти ни гроша».
«Ага, как же, так он тебе козу и отдаст. И еще золота в придачу отсыплет. С самоцветами. Целый мешок», — язвительно возразил другой голос.
«О чем ты вообще собрался толковать с этим злодеем? — возопил третий голос, — Тебя что, зря из лука стрелять учили? Надо ведь начинать когда-нибудь становиться взрослым. Пришлепнуть его — и дело с концом! Вся округа тебе только спасибо скажет. Спасибо, конечно, в кастрюлю не положишь, но колдун живет в замке, стало быть, богато…»
«Грабеж и убийство», — печально промолвил рассудительный голос.
«Тоже мне моралист выискался. Маменькин сыночек. Правильно тебя дразнили — нюня и девчонка. Да и не убийство это, а справедливое воздаяние! Мало, что ли, слышал о всяких его злодействах? У одного коза пропала, у другого весь урожай вымерз, третий непонятной болезнью заболел. Уж понятно, чьи это проделки…»
Хёльв переложил голову старика на скамейку, неслышно встал и, покачиваясь, направился к стойке, за которой орудовал дородный хозяин трактира.
— Любезный хозяин, — начал юноша, — пироги, поданные мне, были изумительно вкусны, да и пиво — выше всяких похвал. Если бы на то была моя воля, я провел бы в этом трактире остаток жизни, однако обстоятельства складываются так, что я вынужден покинуть вас…
Трактирщик удивленно посмотрел на юношу:
— Приятно в нашей глуши слышать такие речи. Сразу виден человек с образованием. Могу ли я чем тебе помочь, добрый отрок?
Хёльв помялся:
— Не подскажешь ли ты мне, как попасть в замок колдуна?
Колдуна? Парень, а ты уверен, что тебе туда надо? Колдун не любит непрошеных гостей. Да и вообще гостей не любит. Тут недавно проходил один… По виду — студент. К колдуну направлялся.
— И что? — с замиранием спросил Хёлъв.
— И все. — Трактирщик развел руками. — Исчез, И не первый случай уже… В общем, не ходил бы ты туда — пропадешь зазря только…
Хёльв вздохнул:
— Что ж вы его не изведете, раз он вам так докучает? Собрали бы мужиков покрепче…
Ишь ты, умник, какой выискался, — хрипло пробасили с ближнего столика. — Он же колдун, капустная твоя голова, в бараний рог любого богатыря скрутит и глазом не моргнет.
— Пробовали, никак? И что, много богатырей уже полегло? — усмехнулся Хёльв.
— Очень надо было пробовать. Кому ж раньше срока помирать охота? — Хриплый бас явно был настроен скептически.
Не пробовали, а уже убоялись?
— А ты, сопляк, вообще помолчал бы, — вмешался в спор здоровенный детина, попивавший пивко возле стойки, — только от мамкиной юбки отцепился и туда же — над старшими насмехаться да зубоскальничать.
Хёльв нахмурился:
— Я не хотел вас оскорблять, добрые люди, но разве это не естественно — хотя бы попытаться уничтожить колдуна, от которого столько вреда?
— Уничтожишь его, как же. Что мы против него? Тьфу, даже не букашки — пыль под ногами. Короче, парень, не умничай. Хочешь идти к колдуну — иди. Мы с удовольствием выпьем на твоих похоронах. Если будет что хоронить.
Народ вокруг разноголосо захохотал. Местные жители одобрительно переглядывались; парень явно зарвался, и его заслуженно поставили на место.
Стиснув зубы, Хёльв направился к выходу, как вдруг на его плечо опустилась чья-то тяжелая рука.
— А что, парень, — раздался позади него низкий глуховатый голос, — идея твоя хороша, только вот беда, исполнители для нее уже наняты и оплачены.
Хёльв обернулся. Перед ним стоял невысокий широкоплечий человек с веселым загорелым лицом. Его правый глаз смотрел на мир цинично и нагловато. Левый скрывался под засаленной разбойничьей повязкой. Собсгвенно, этот человек и был разбойником — предводителем известной всей округе банды «Мохнатые Тараканы». Главарь носил странную кличку Лукавый Финик, чем почему-то очень гордился.
Толки о разбойничьей ватаге ходили самые невероятные. Говаривали, что с тех пор как ее предводителем стал Лукавый Финик, никто из шайки не погиб, а раненые — даже тяжело — выздоравливали, что везет «Мохнатым Тараканам» так, словно сам Ристаг им верные тропки указывает, да на нужных людей наводит, что каждый из разбойников побывал в Подземельях Мертвых и обрел там необычайную силу.
— Тебя Хёльвом зовут, как мне сказали? — продолжал Финик. — Стоящий ты парень, Хёльв, боевой, как я погляжу. Задал перцу этим откормленным индюкам.
— Кто еще кому задал, — зло буркнул Хёльв, — выпороли меня, как щенка.
И тут же самокритично добавил:
— Впрочем, я и есть щенок.
Главарь разбойников одобрительно рассмеялся:
— На надутого откормленного индюка ты точно не похож. Стрелять-то умеешь? — Финик глазами указал на висящий у Хёлъва за спиной лук.
— Показать? — Юноша с готовностью потянулся за стрелой.
Финик серьезно посмотрел в глаза Хёльву и махнул рукой:
— Не надо, верю. И так вижу, что умеешь. А мы ведь, знаешь, как раз с колдуном воевать идем. Герцог один местный заплатил. Ему колдун этот уже поперек горла стоит, вот он и решил покарать гада. Нашими руками, конечно. Ты, как я вижу, тоже дело к этой жабе имеешь — так что давай пошли с нами. Человек ты грамотный, умный — пригодишься нам, да и тебе будет проще не одному.
Хёльв нерешительно улыбнулся, не смея поверить в такую удачу.
— Дорога недлинная, за пару дней доберемся, а там посмотрим на месте, выработаем план кампании, — Финик подмигнул единственным глазом. — Идешь? Только предупреждаю: времени на сборы нет, как только орлы мои подкрепятся — сразу выступаем.
Он указал рукой в сторону большого стола, за которым расположилась весьма примечательная компания. Орлы — они же Мохнатые Тараканы — оказались низкорослыми крепкими молодцами с самыми что ни на есть бандитскими физиономиями. В сосредоточенном молчании разбойники поглощали небольшого барашка. Вокруг суетился целый выводок служанок, укладывавших в походные сумки разнообразную провизию.
Финик глядел на подопечных с гордостью курицы-наседки, которая никак не может налюбоваться на свое драгоценное потомство, но вечно голодного Хёльва куда больше заинтересовали жареные бараньи ребрышки.
— Да… Не знаю, какой из тебя стрелок, но едок ты, судя по всему, первоклассный. Только что из-за стола, а уже опять покушать не прочь. Даже сомневаться начинаю, прокормим ли мы тебя, — съехидничал Финик. — Ладно, авось с голоду помереть не дадим. Пойдем, отведаем барашка, заодно познакомлю тебя с моими парнями.
— Но сперва барашек, — не удержался Хёльв.
— Даже два барашка, если осилишь. — Разбойник ухватил Хёльва за локоть и потащил за собой вглубь трактира.
На следующее утро Хёльв проснулся от холода. С неба уныло моросило, дул пронизывающий северный ветер. Разбойники спали в самых разнообразных позах, оживляя тишину многоголосым храпом.
Вчера банда во главе с Лукавым Фиником шагала в таком бодром темпе, что прошла весь путь до замка колдуна за один день, и теперь, глядя на запад, Хёльв отчетливо видел выступающие из тумана высокие остроконечные башенки, увенчанные флюгерами. Почему-то это зрелище не внушало ему оптимизма. Судя по угадывающимся в тумане очертаниям, замок был не просто большим — громадным. Хёльв поежился.
— Что, парень, неприятное зрелище? — Лукавый Финик был весел и свеж, как всегда.
— Зрелище, которое заставляет задуматься, — пробормотал Хёльв.
Ничего, ничего, не трусь, сейчас быстренько перекусим, потом осторожно подберемся поближе к замку, исследуем подступы. — Финик аппетитно захрустел соленым огурцом, — Налегай, давай, а то всё расхватают. Огурчики особенно рекомендую, чудесные огурчики.
— Слушай, а ты колдуна сам видел? ~ После вчерашних послепоходных возлияний Хёльв с Фиником стали почти приятелями.
Разбойник задумчиво жевал шмат сала.
— Я — нет. Но герцог рассказывал, что лучше его и не видеть.
— Почему?
— Страшный до жути, лицо под капюшоном скрывает. Вообще-то ходят слухи, что он наполовину орк.
— Ничего себе!
— Да, мальчик. Впрочем, чему тут удивляться? Колдун — он и есть колдун. Впрочем, герцог — наш заказчик — и сам типчик неясный.
Финик потянулся за очередным куском сала, Хёльв глядел на него, ожидая продолжения.
— А как ты думаешь…
— Слушай, хватит болтать, мы, кажется, к колдуну не на обед собрались? Наворачивай, да поплотнее, — пресек дальнейшие разговоры Финик.
Хёльв не заставил себя уговаривать, и через час, когда рассыпавшиеся цепью Мохнатые Тараканы неслышно вошли в поросший лесом овраг, лежавший на пути к замку, жизнь перестала казаться ему сомнительным удовольствием.
Небо постепенно светлело, ветер почти стих. Перелесок встретил глубоким мхом и свежим запахом хвои, разлапистые ели, казалось, протягивали к людям ветви… Неожиданно Хёльв почувствовал, как что-то колючее схватило его за плечи и стало тянуть к себе, Иголки царапали лицо и руки, непонятно как вылезшие из земли корни норовили обвить ноги и повалить на землю…
— Эй, да эта гадина цепляется — заорал кто-то, яростно отбиваясь от ветвей мечом.
Воцарилась полная неразбериха. Разбойники вопили и рубили деревья в щепки, деревья умирали, но не сдавались, погибших сменяли все новые и новые. Натужно вырывая корни из земли, ели целеустремленно ковыляли к разбойникам, заключая их в круг и не давая пройти дальше. Мох норовил запеленать в себя упавших, даже безобидные кусты черники недружелюбно шевелились.
Проклиная все на свете, Хёльв неловко сорвал с пояса небольшой топорик и начал отчаянно прорубать себе дорогу. Топор слушался плохо: то норовил выскочить из рук, то выворачивался и ударял по древесному стволу обухом, не причиняя вреда. Механически работая руками, Хёльв пытался понять, чему можно приписать такое коварное поведение инструмента — собственной неумелости или козням колдуна. И то и другое казалось одинаково вероятным.
Тем временем буквально из-под земли объявилась новая напасть — огромные ядовито-красные мухоморы целыми полками вылезали изо мха, становились на тоненькие белесые ножки и семенили к людям, отращивая на ходу крошечные, но весьма неприятного вида пасти.
— О-о-о! А-а-а!! — многозначительно выкрикнул откуда-то издалека Финик.
Судя по тем частям его тела, которые просматривались сквозь живой еловый забор, он танцевал какой-то замысловатый танец, высоко поднимая колени и судорожно размахивая руками. Вокруг него сплошным ковром виднелись алые грибные шапочки, настойчиво покусывавшие его за пятки и голени.
Заверещав что-то нечленораздельное, Хёльв бросил непокорный топор, схватил огромный крючковатый сук и, щедро одаривая пинками все, что попадалось под ноги, устремился подальше от страшного мухомориого воинства. Вырвавшись на волю, юноша обнаружил, что ему в некотором роде повезло: он стоял в стороне от основной группы разбойников и вся масса деревьев и грибов прошла мимо него. Переведя дыхание, Хёльв отбежал еще дальше и задумался: «Наверняка это проделки колдуна. Натравил против нас лес, а сам сидит где-нибудь спокойненько. Неплохо бы незаметно подкрасться поближе и попытаться проникнуть в замок…»