Страница:
Я – школяр в этом лучшем из лучших миров.
Труд мой тяжек: учитель уж больно суров!
До седин я у жизни хожу в подмастерьях,
Все еще не зачислен в разряд мастеров…Омар Хайям
2001 г. Россия. Москва
«Есть две трагедии в человеческой жизни – не достигнуть своих целей и достигнуть их», – подумал Константин Краснов – худой, лысоватый мужчина с мечтательной улыбкой и пронзительными умными глазами, в одиночестве сидевший за небольшим столиком в кафетерии Останкино. Он был сложной натурой, нацеленной на самоуничтожение, хотя сам об этом и не подозревал.
– Поздравляю! – к нему подошел грузный, седовласый мужчина, заместитель редактора одной из новостных программ. – Давай, не подведи! – он панибратски похлопал Костю по плечу.
– Спасибо, – когда-то, лет семь-восемь назад, Костя начинал свою карьеру именно в этой команде, правда, не очень удачно. После окончания института, с дипломом журналиста, его взяли сюда… мальчиком на побегушках. Долго он не выдержал и ушел в газету, где писал глупые заметки о периферийных новостях. Он мечтал раскрывать заговоры мафии, громить коррупционеров, но его туда не допускали. Костя сменил еще пару газет, а потом вернулся на ТВ. Делал подборки новостей для телеведущих, разбирал почту, приносил кофе, бегал за водкой и, наблюдая за часто мелькавшим на телевизионном экране лицом бывшего товарища, мечтал о мести. «Федор Степанов – первый плейбой России!» «Федор Степанов – мегазвезда!» – мелькали заголовки. И везде он! В газетах, журналах, на ТВ, довольный собой и жизнью, самовлюбленный Федор Степанов – его злой гений!
Константин Краснов прошел долгий и трудный путь карьерного роста. Можно даже сказать, что до своего первого самостоятельного проекта, он дополз на пузе, изодрав в кровь руки, колени и душу.
– Поздравляю! – еще одна рука «друга» легла на плечо.
– Спасибо! – он старался быть искренним. «Новости по Останкино разлетаются быстрее „цыганской почты“». Краснов встряхнулся, скидывая с себя невеселые воспоминания, и хлебнул кофе. «Остыло, – он закурил. – Итак, что мы имеем? – Костя стал подводить итоги. – У меня своя передача, которая предварительно будет называться „Когда деревья были большими“».
Главный редактор настойчиво дал понять, что если он провалится, то это будет последний день в его жизни. Сам проект ему нравился, хотя он и понимал, что в нем нет ничего особенного. Один герой. Понятно, что его выбор будет проплачен, чистая заказуха. Соберутся его одноклассники – известные и неизвестные люди, которые почти все с удовольствием покрасуются на телеэкране, причем в нужном для себя ракурсе. А для этого как нельзя лучше подходят годы «юности младой», когда ты еще не успел никому нагадить и не завел смертельных врагов.
– Ладно, пусть будут встречи школьных друзей. Охи, вздохи, страсти. Но зрители должны рыдать! – дал наказ главный редактор.
– Сделаю, – пообещал Костя, еще не зная, какую насмешку готовит ему ее величество Судьба. Первая передача должна была выйти о… Федоре Степанове. Заказ сделал Михаил Майский – известный московский продюсер.
Краснову было обидно до слез. С одной стороны, это был идеальный шанс отомстить Федору, а с другой – он не мог рубить сук, на который с таким трудом залез.
«Ну что ж, бог не выдаст, свинья не съест! Посмотрим по ходу пьесы. Авось, что и наклюнется», – с такими мыслями он взялся за работу.
Разыскать одноклассников Степанова оказалось делом не сложным. Почти все они были детьми известных в свое время родителей, поэтому и сами кое-что из себя представляли.
Валерия Вадимовна Коренкова, в девичестве – Рыжова, назначила встречу у себя дома. Костя выяснил, что она закончила иняз, удачно вышла замуж и теперь была женой депутата Мосгордумы. Она оказалась приятной молодой женщиной, с очень хорошей фигурой.
– Чай, кофе? – хорошо поставленным голосом предложила она.
– Кофе. – Костя улыбнулся.
Они прошли в гостиную, обставленную великолепной мебелью. На полу лежал ковер ручной работы, на стенах – картины старых мастеров и античные безделушки, слегка потемневшие от времени.
«Хорошо живут слуги народа», – с легкой завистью подумал Краснов, усаживаясь в удобное кресло.
Валерия Вадимовна устроилась напротив.
– Я приготовила школьные альбомы, как вы просили. Честно говоря, после вашего звонка я не спала всю ночь, – она искренне улыбнулась. – Вспоминала, вспоминала. Столько лет прошло, а кажется, что все это было вчера.
Она оказалась милой и интересной собеседницей. Подробно рассказывала о школьных годах, искренне восхищалась Федором.
– Он всегда был талантлив! И в девятом классе даже за мной ухаживал, – она кокетливо поправила прическу.
– Признаться, этим фактом я нисколько не удивлен. – Косте даже не пришлось лгать, Лера Рыжова была удивительно мила не только на школьных фотографиях, но и в жизни.
– А сейчас вы общаетесь? – как бы невзначай поинтересовался Костя.
– Нет, к сожалению, – Валерия Вадимовна грустно вздохнула, – после школы как-то разбежались, а потом он становился все известнее и известнее. – Она неуверенно пожала плечами. – И стало как-то неудобно позвонить и сказать: «Привет! Помнишь, как за одной партой сидели?»
– А почему бы и не позвонить?
– Да нет, – тихо ответила она, – вроде как к чужой славе примазаться хочешь.
– Ну, вы тоже не последний человек в Москве. Ваш муж еще чаще на экране появляется.
– Это точно, – засмеялась Лера, – только они в разных весовых категориях: моего ругает, кто не лень, а его все любят.
«Да уж! – со злостью подумал Краснов. – Рассказать бы вам всем то, что я знаю. Тогда бы посмотрели на своего монстра в маске героя», – но он тут же взял себя в руки и стал с интересом разглядывать школьные фотографии. Его внимание привлекла одна девочка. Во-первых, она все время была рядом с Федором, но самое главное, что среди всех этих мальчиков и девочек – у нее было, пожалуй, самое живое лицо.
– Кто это? – поинтересовался Костя.
– А… Это Маша.
Он сразу почувствовал, как напряглась его собеседница.
– Интересное лицо.
Лера промолчала.
– А где она сейчас? – он пытался вспомнить, но был твердо уверен, что в списках, данных ему, имя Мария отсутствует.
– Не знаю, – слишком поспешно ответила женщина. – Она училась с нами всего несколько месяцев. – Валерия Вадимовна замялась и опустила глаза, но уже через секунду закончила твердым голосом: – В общем, мне нечего о ней рассказать.
Константин внимательно посмотрел на собеседницу. «Что-то здесь не так», – но он тут же профессионально улыбнулся.
– Нечего, так нечего! – От него не ускользнул тот факт, что женщина облегченно вздохнула.
– Ну, а что вы можете рассказать про Федора?
– Ой! Феденька… – ее лицо засияло улыбкой. – Это был изумительный мальчик! Душа компании… – Она сыпала и сыпала комплименты, причем чувствовалось, что Лера говорила искренне.
Николай Васильевич Крылов – внук известного академика и сын генерала Минобороны, ныне преуспевающий бизнесмен, согласился принять Краснова в своем кабинете и сразу предупредил, что у него будет только пятнадцать минут. Свои первые деньги Крылов заработал в Восточной Германии. При выводе западного контингента из ранее дружественной страны царила полная неразбериха: исчезали целые эшелоны оружия, недвижимость, принадлежащая СССР, переходила в руки частных компаний за символические деньги. Тогда не заработал только ленивый. Но об этом сейчас не вспоминали. Крылов владел «заводами и пароходами» и… многомиллионными банковскими счетами за границей.
Костя вошел в старинное здание на Ордынке, полностью принадлежащее компании господина Крылова с громким названием «КОНКВЕСТ». Он прошел через несколько постов хорошо выдрессированной охраны и оказался в шикарном кабинете.
Николай Васильевич напоминал типичного мафиози из совсем старых фильмов. Коренастый, широкогрудый коротышка, выглядевший значительно старше своих лет, с тонкими губами и глазами, в которых застыл ледяной холод.
– Прошу, – хозяин кабинета вежливо указал гостю на одно из кожаных кресел, стоявших в правом углу просторного помещения.
От этой холодной вежливости Костя почувствовал себя совсем неловко, словно доброволец, попавший на обед к людоеду, но Николай Васильевич, вальяжно расположившийся в кресле, снял галстук, улыбнулся и стал похож на нормального мужика.
В кабинет неслышно вошла секретарша с подносом, на котором дымился кофе.
– А может, чего покрепче? – «мафиози» весело подмигнул.
– Можно, – в горле першило.
– Людмила Васильевна, коньячок, ну, и сами знаете.
– Хорошо, – сдержанно ответила секретарь.
– Понимаешь, – разливая коньяк по рюмкам, доброжелательно начал хозяин кабинета. – Прям как в детство вернулся. Ну, давай, – Крылов сделал глоток и закусил тонко нарезанным лимоном. – Когда деревья были большими, – протянул он задумчиво. – А ведь ты прав! После твоего звонка я поехал на старую квартиру, ну там, где жил раньше. В ней, конечно, уже другие люди живут, но я объяснил, что да как.
Краснов уж слишком явно представил себе эти «объяснения» и улыбнулся, слава богу, хозяин ничего не заметил и продолжал делиться впечатлениями.
– Пришел в свою комнату, глянул в окно и обомлел! Какой маленький двор! А в детстве он казался мне огромным! – Крылов замолчал, а потом внимательно посмотрел на собеседника. – А ты молоток, голова варит! – похвалил он Краснова. – Там, если бабок надо, ты говори, не стесняйся.
«Поздравляю! Уже появились первые спонсоры», – тихо порадовался журналист.
– А то знаешь, весь этот криминал на экране уже надоел. А тут назад в детство, – мечтательно закончил Крылов.
Заявленные пятнадцать минут давно истекли, а Николай Васильевич все делился и делился своими детскими воспоминаниями.
Костя ему не мешал. Если хочешь расположить к себе человека – заговори о самом главном, а значит, о нем самом.
– А кто это? – осторожно поинтересовался Краснов, показывая на Машу, и опять удивился резкой перемене собеседника.
– Да так. Она и училась-то с нами недолго. – Крылов помедлил. – Не о том спрашиваешь, корреспондент, – в голосе послышался металл.
– А что вы можете рассказать о Степанове? – Костя понимал его с полуслова.
– Федька? Он всегда был любимчиком. Всегда в центре внимания. Я ему, признаться, очень завидовал, да и сейчас завидую, – и, поймав удивленный взгляд, пояснил: – Я, конечно, полмира купить могу, ну если напрягусь, а вот таким, как Федька, мне никогда не стать, – он произнес это так, словно говорил о недосягаемом божестве.
Валентина Петровна Серова, в девичестве Крайлер, дочь известного советского художника, ныне декан Института связи, пригласила Костю к себе домой.
Высокая, худая как швабра, с необычно прямой спиной, усталая, интеллигентная женщина приветливо встретила его и провела в гостиную. Костя сразу узнал известные картины, висевшие на стенах, знакомые по школьным учебникам.
– Да, это мой отец. К сожалению, его сейчас ругают все подряд, – с грустью в голосе прокомментировала женщина.
Они опять разглядывали школьные фотографии. Косте уже стало казаться, что он и сам учился вместе с ними.
– А вот эта девочка? – он сделал очередную попытку.
– Маша Морозова, – безразлично ответила Серова.
– Да, – он обрадовался, по крайней мере, теперь была известна фамилия загадочной девушки. – А где она сейчас?
– Наверное, в Америке.
Костя опять почувствовал холодок неприязни. «Что же всем вам сделала эта девочка?»
– В Америке? Она эмигрировала?
– Да нет, она там и жила. Просто училась с нами какое-то время.
– Американка! В советской школе! – у него глаза полезли на лоб. «Хотя чему удивляться? Жизнь, как правило, намного интереснее и загадочнее любого приключенческого романа. Кристина Онассис, дочь греческого магната, одна из богатейших женщин мира, влюбившись в советского гражданина, целый месяц прожила в двухкомнатной „хрущобе“ вместе с мужем и свекровью».
– Слушайте! – нервно сказала Валентина Петровна. – Она училась с нами очень короткое время, к тому же так и не стала своей. Поэтому я не думаю, что стоит о ней говорить.
Краснов внимательно посмотрел на женщину и понял, что больше ему от нее ничего не добиться.
– Хорошо, ну а о Степанове стоит?
– О Феде! – Валентина Степановна мечтательно прикрыла глаза, – и на Костю опять полилась песня любви и восхищения.
Костя встречался с одноклассниками и учителями Степанова, но всегда натыкался на глухую стену молчания об этой таинственной Маше, и ужасно устал выслушивать восхищенные рассказы о Федоре, где тот представал белым, пушистым ангелом, на которого легла рука Бога. Краснов завелся. Он провел собственное расследование, после чего направился к главному редактору и после недолгого объяснения выбил недельную поездку в Америку. Вернувшись назад, он уже знал, как отомстить Федору, а самому при этом взлететь на вершину Олимпа.
– Поздравляю! – к нему подошел грузный, седовласый мужчина, заместитель редактора одной из новостных программ. – Давай, не подведи! – он панибратски похлопал Костю по плечу.
– Спасибо, – когда-то, лет семь-восемь назад, Костя начинал свою карьеру именно в этой команде, правда, не очень удачно. После окончания института, с дипломом журналиста, его взяли сюда… мальчиком на побегушках. Долго он не выдержал и ушел в газету, где писал глупые заметки о периферийных новостях. Он мечтал раскрывать заговоры мафии, громить коррупционеров, но его туда не допускали. Костя сменил еще пару газет, а потом вернулся на ТВ. Делал подборки новостей для телеведущих, разбирал почту, приносил кофе, бегал за водкой и, наблюдая за часто мелькавшим на телевизионном экране лицом бывшего товарища, мечтал о мести. «Федор Степанов – первый плейбой России!» «Федор Степанов – мегазвезда!» – мелькали заголовки. И везде он! В газетах, журналах, на ТВ, довольный собой и жизнью, самовлюбленный Федор Степанов – его злой гений!
Константин Краснов прошел долгий и трудный путь карьерного роста. Можно даже сказать, что до своего первого самостоятельного проекта, он дополз на пузе, изодрав в кровь руки, колени и душу.
– Поздравляю! – еще одна рука «друга» легла на плечо.
– Спасибо! – он старался быть искренним. «Новости по Останкино разлетаются быстрее „цыганской почты“». Краснов встряхнулся, скидывая с себя невеселые воспоминания, и хлебнул кофе. «Остыло, – он закурил. – Итак, что мы имеем? – Костя стал подводить итоги. – У меня своя передача, которая предварительно будет называться „Когда деревья были большими“».
Главный редактор настойчиво дал понять, что если он провалится, то это будет последний день в его жизни. Сам проект ему нравился, хотя он и понимал, что в нем нет ничего особенного. Один герой. Понятно, что его выбор будет проплачен, чистая заказуха. Соберутся его одноклассники – известные и неизвестные люди, которые почти все с удовольствием покрасуются на телеэкране, причем в нужном для себя ракурсе. А для этого как нельзя лучше подходят годы «юности младой», когда ты еще не успел никому нагадить и не завел смертельных врагов.
– Ладно, пусть будут встречи школьных друзей. Охи, вздохи, страсти. Но зрители должны рыдать! – дал наказ главный редактор.
– Сделаю, – пообещал Костя, еще не зная, какую насмешку готовит ему ее величество Судьба. Первая передача должна была выйти о… Федоре Степанове. Заказ сделал Михаил Майский – известный московский продюсер.
Краснову было обидно до слез. С одной стороны, это был идеальный шанс отомстить Федору, а с другой – он не мог рубить сук, на который с таким трудом залез.
«Ну что ж, бог не выдаст, свинья не съест! Посмотрим по ходу пьесы. Авось, что и наклюнется», – с такими мыслями он взялся за работу.
Разыскать одноклассников Степанова оказалось делом не сложным. Почти все они были детьми известных в свое время родителей, поэтому и сами кое-что из себя представляли.
Валерия Вадимовна Коренкова, в девичестве – Рыжова, назначила встречу у себя дома. Костя выяснил, что она закончила иняз, удачно вышла замуж и теперь была женой депутата Мосгордумы. Она оказалась приятной молодой женщиной, с очень хорошей фигурой.
– Чай, кофе? – хорошо поставленным голосом предложила она.
– Кофе. – Костя улыбнулся.
Они прошли в гостиную, обставленную великолепной мебелью. На полу лежал ковер ручной работы, на стенах – картины старых мастеров и античные безделушки, слегка потемневшие от времени.
«Хорошо живут слуги народа», – с легкой завистью подумал Краснов, усаживаясь в удобное кресло.
Валерия Вадимовна устроилась напротив.
– Я приготовила школьные альбомы, как вы просили. Честно говоря, после вашего звонка я не спала всю ночь, – она искренне улыбнулась. – Вспоминала, вспоминала. Столько лет прошло, а кажется, что все это было вчера.
Она оказалась милой и интересной собеседницей. Подробно рассказывала о школьных годах, искренне восхищалась Федором.
– Он всегда был талантлив! И в девятом классе даже за мной ухаживал, – она кокетливо поправила прическу.
– Признаться, этим фактом я нисколько не удивлен. – Косте даже не пришлось лгать, Лера Рыжова была удивительно мила не только на школьных фотографиях, но и в жизни.
– А сейчас вы общаетесь? – как бы невзначай поинтересовался Костя.
– Нет, к сожалению, – Валерия Вадимовна грустно вздохнула, – после школы как-то разбежались, а потом он становился все известнее и известнее. – Она неуверенно пожала плечами. – И стало как-то неудобно позвонить и сказать: «Привет! Помнишь, как за одной партой сидели?»
– А почему бы и не позвонить?
– Да нет, – тихо ответила она, – вроде как к чужой славе примазаться хочешь.
– Ну, вы тоже не последний человек в Москве. Ваш муж еще чаще на экране появляется.
– Это точно, – засмеялась Лера, – только они в разных весовых категориях: моего ругает, кто не лень, а его все любят.
«Да уж! – со злостью подумал Краснов. – Рассказать бы вам всем то, что я знаю. Тогда бы посмотрели на своего монстра в маске героя», – но он тут же взял себя в руки и стал с интересом разглядывать школьные фотографии. Его внимание привлекла одна девочка. Во-первых, она все время была рядом с Федором, но самое главное, что среди всех этих мальчиков и девочек – у нее было, пожалуй, самое живое лицо.
– Кто это? – поинтересовался Костя.
– А… Это Маша.
Он сразу почувствовал, как напряглась его собеседница.
– Интересное лицо.
Лера промолчала.
– А где она сейчас? – он пытался вспомнить, но был твердо уверен, что в списках, данных ему, имя Мария отсутствует.
– Не знаю, – слишком поспешно ответила женщина. – Она училась с нами всего несколько месяцев. – Валерия Вадимовна замялась и опустила глаза, но уже через секунду закончила твердым голосом: – В общем, мне нечего о ней рассказать.
Константин внимательно посмотрел на собеседницу. «Что-то здесь не так», – но он тут же профессионально улыбнулся.
– Нечего, так нечего! – От него не ускользнул тот факт, что женщина облегченно вздохнула.
– Ну, а что вы можете рассказать про Федора?
– Ой! Феденька… – ее лицо засияло улыбкой. – Это был изумительный мальчик! Душа компании… – Она сыпала и сыпала комплименты, причем чувствовалось, что Лера говорила искренне.
Николай Васильевич Крылов – внук известного академика и сын генерала Минобороны, ныне преуспевающий бизнесмен, согласился принять Краснова в своем кабинете и сразу предупредил, что у него будет только пятнадцать минут. Свои первые деньги Крылов заработал в Восточной Германии. При выводе западного контингента из ранее дружественной страны царила полная неразбериха: исчезали целые эшелоны оружия, недвижимость, принадлежащая СССР, переходила в руки частных компаний за символические деньги. Тогда не заработал только ленивый. Но об этом сейчас не вспоминали. Крылов владел «заводами и пароходами» и… многомиллионными банковскими счетами за границей.
Костя вошел в старинное здание на Ордынке, полностью принадлежащее компании господина Крылова с громким названием «КОНКВЕСТ». Он прошел через несколько постов хорошо выдрессированной охраны и оказался в шикарном кабинете.
Николай Васильевич напоминал типичного мафиози из совсем старых фильмов. Коренастый, широкогрудый коротышка, выглядевший значительно старше своих лет, с тонкими губами и глазами, в которых застыл ледяной холод.
– Прошу, – хозяин кабинета вежливо указал гостю на одно из кожаных кресел, стоявших в правом углу просторного помещения.
От этой холодной вежливости Костя почувствовал себя совсем неловко, словно доброволец, попавший на обед к людоеду, но Николай Васильевич, вальяжно расположившийся в кресле, снял галстук, улыбнулся и стал похож на нормального мужика.
В кабинет неслышно вошла секретарша с подносом, на котором дымился кофе.
– А может, чего покрепче? – «мафиози» весело подмигнул.
– Можно, – в горле першило.
– Людмила Васильевна, коньячок, ну, и сами знаете.
– Хорошо, – сдержанно ответила секретарь.
– Понимаешь, – разливая коньяк по рюмкам, доброжелательно начал хозяин кабинета. – Прям как в детство вернулся. Ну, давай, – Крылов сделал глоток и закусил тонко нарезанным лимоном. – Когда деревья были большими, – протянул он задумчиво. – А ведь ты прав! После твоего звонка я поехал на старую квартиру, ну там, где жил раньше. В ней, конечно, уже другие люди живут, но я объяснил, что да как.
Краснов уж слишком явно представил себе эти «объяснения» и улыбнулся, слава богу, хозяин ничего не заметил и продолжал делиться впечатлениями.
– Пришел в свою комнату, глянул в окно и обомлел! Какой маленький двор! А в детстве он казался мне огромным! – Крылов замолчал, а потом внимательно посмотрел на собеседника. – А ты молоток, голова варит! – похвалил он Краснова. – Там, если бабок надо, ты говори, не стесняйся.
«Поздравляю! Уже появились первые спонсоры», – тихо порадовался журналист.
– А то знаешь, весь этот криминал на экране уже надоел. А тут назад в детство, – мечтательно закончил Крылов.
Заявленные пятнадцать минут давно истекли, а Николай Васильевич все делился и делился своими детскими воспоминаниями.
Костя ему не мешал. Если хочешь расположить к себе человека – заговори о самом главном, а значит, о нем самом.
– А кто это? – осторожно поинтересовался Краснов, показывая на Машу, и опять удивился резкой перемене собеседника.
– Да так. Она и училась-то с нами недолго. – Крылов помедлил. – Не о том спрашиваешь, корреспондент, – в голосе послышался металл.
– А что вы можете рассказать о Степанове? – Костя понимал его с полуслова.
– Федька? Он всегда был любимчиком. Всегда в центре внимания. Я ему, признаться, очень завидовал, да и сейчас завидую, – и, поймав удивленный взгляд, пояснил: – Я, конечно, полмира купить могу, ну если напрягусь, а вот таким, как Федька, мне никогда не стать, – он произнес это так, словно говорил о недосягаемом божестве.
Валентина Петровна Серова, в девичестве Крайлер, дочь известного советского художника, ныне декан Института связи, пригласила Костю к себе домой.
Высокая, худая как швабра, с необычно прямой спиной, усталая, интеллигентная женщина приветливо встретила его и провела в гостиную. Костя сразу узнал известные картины, висевшие на стенах, знакомые по школьным учебникам.
– Да, это мой отец. К сожалению, его сейчас ругают все подряд, – с грустью в голосе прокомментировала женщина.
Они опять разглядывали школьные фотографии. Косте уже стало казаться, что он и сам учился вместе с ними.
– А вот эта девочка? – он сделал очередную попытку.
– Маша Морозова, – безразлично ответила Серова.
– Да, – он обрадовался, по крайней мере, теперь была известна фамилия загадочной девушки. – А где она сейчас?
– Наверное, в Америке.
Костя опять почувствовал холодок неприязни. «Что же всем вам сделала эта девочка?»
– В Америке? Она эмигрировала?
– Да нет, она там и жила. Просто училась с нами какое-то время.
– Американка! В советской школе! – у него глаза полезли на лоб. «Хотя чему удивляться? Жизнь, как правило, намного интереснее и загадочнее любого приключенческого романа. Кристина Онассис, дочь греческого магната, одна из богатейших женщин мира, влюбившись в советского гражданина, целый месяц прожила в двухкомнатной „хрущобе“ вместе с мужем и свекровью».
– Слушайте! – нервно сказала Валентина Петровна. – Она училась с нами очень короткое время, к тому же так и не стала своей. Поэтому я не думаю, что стоит о ней говорить.
Краснов внимательно посмотрел на женщину и понял, что больше ему от нее ничего не добиться.
– Хорошо, ну а о Степанове стоит?
– О Феде! – Валентина Степановна мечтательно прикрыла глаза, – и на Костю опять полилась песня любви и восхищения.
Костя встречался с одноклассниками и учителями Степанова, но всегда натыкался на глухую стену молчания об этой таинственной Маше, и ужасно устал выслушивать восхищенные рассказы о Федоре, где тот представал белым, пушистым ангелом, на которого легла рука Бога. Краснов завелся. Он провел собственное расследование, после чего направился к главному редактору и после недолгого объяснения выбил недельную поездку в Америку. Вернувшись назад, он уже знал, как отомстить Федору, а самому при этом взлететь на вершину Олимпа.
1699 г. Англия
«Анна-Мария» была построена в Шотландии известным корабельным мастером Джоушем Каррэлом.
Первый хозяин, заказавший мастеру это судно, назвал ее «Святая Изабель». Стройная, с красивыми обводами бригантина вызывала зависть у многих английских судовладельцев. Но после того как «Святая Изабель» из-за навигационной ошибки села на мель, ее поставили в док и продали. Дубовый набор бригантины расшатался, обшивка пропускала воду, и новый владелец судна, господин Джонсон, выложил почти все свои средства на основательный ремонт. Починили корпус, усилили форштевень, заменили кормовую надстройку. Бюро судоходства без колебаний выдало новому владельцу сертификат на годность к плаванию, с отметкой «судно высшего класса». Господин Джонсон назвал ее «Анна-Мария», и сегодня она первый раз отправляется в плавание. Новоявленный хозяин внимательно следил за погрузкой. Он решил лично отправиться в первое плаванье на своей красавице, тем более, что во Франции жил его свояк, и господин Джонсон очень надеялся на помощь родственника при заключении новых контрактов.
– Быстрее! Поторапливайтесь, черти! – крикнул он скорее для проформы, потому что все и так шло по плану. – Красавица моя! – он еще раз окинул взглядом бригантину. – Что нам Англия? Мы завоюем с тобой всю Атлантику! – и в знак незыблемости решения господин Джонсон поцеловал свой талисман, массивный золотой перстень, с огромным рубином. – Заканчивайте погрузку, я буду в кофейне, – бросил он капитану.
Кофейни того времени совсем не соответствовали своему названию. В них можно было сытно поесть и выпить не только кофе и любимый в Англии чай, но и разогреться ромом, джином и виски. Здесь можно было поиграть в кости, поспорить, поговорить о делах и узнать последние новости. Господина Джонсона интересовали ставки на фрахт и цены на товары в колониях. В его голове зрели далеко идущие планы.
– Мамочка, мы едем к папе? – большеглазая белокурая девочка лет трех потянула за рукав миловидную женщину с грустными глазами, одетую в скромное шерстяное траурное платье.
– Глупая! Папочка на небесах, и нам к нему еще рано, – голубоглазый, светловолосый мальчик лет семи с укором посмотрел на сестренку. «Ну вот! Опять у мамочки слезы, дурная девчонка!»
– Мы едем к твоему дяде, он обещал нам помочь, – женщина набрала полную грудь воздуха, чтобы сдержать набежавшие слезы.
– Мы будем жить у него?
– Да, милая. – Мать ласково погладила дочурку по голове.
– А почему мы никогда не видели дядю?
– Он живет в Париже.
– А почему он живет в Париже? – не отставала девочка.
– Он там родился, так же как и я.
– Мамочка, а мы поплывем на этом корабле? – Мальчик решил, что пришло время обратить внимание и на себя.
– Да, дорогой, это «Анна-Мария».
– Тогда почему мы стоим здесь, а вон та красивая дама уже поднимается по трапу? – захныкала девочка.
– У них первый класс, – спокойно разъясняла мать первые уроки жестокого мира.
– А почему у нас не первый класс? – она очень устала и не хотела принимать такую несправедливость.
– У нас мало денег.
– А почему у нас мало денег? Или это папочка, когда улетел к боженьке, забрал все наши денежки? – Малышка с любопытством ждала ответ.
«Вот дура! – не на шутку разозлился брат. – Ну почему девчонки такие глупые?!»
– Мамочка! – мальчик взял женщину за руку. – Когда я вырасту и заработаю много-много денег, я обязательно куплю тебе шелковое платье, как у госпожи Шуленбург, и ты будешь ездить только высшим классом!
– А я?! А мне?!
– И тебе, конечно, – он не мог долго обижаться на сестренку.
– Милый мой! Ты самый чудный мальчик на свете! – женщина нежно прижала сынишку к себе.
«Моя мамочка самая лучшая! Она не кричит на нас, как госпожа Тринсон, и не дает оплеухи, как тетушка Грин. А еще она всегда покупает вкусные булочки у господина Вербера, даже когда у нее мало денег», – думал мальчик, купаясь в материнских объятиях.
– Хочу кушать! – захныкала девочка.
«У, вечно она ноет, когда мамочка меня обнимает».
– Сейчас, маленькая. И тебе тоже нужно перекусить, милый, – обратилась женщина к сыну и достала кусок белого хлеба и немного холодного мяса.
– А ты, мамочка? – спросил мальчик.
– Я не хочу, милый.
– Тогда я тоже не буду, – мальчик топнул ногой. – Ешь, или я тоже не буду! – строптиво повторил он.
– Совсем маленький кусочек, – девочка отломила краюшку хлеба и засунула женщине в рот.
– Милые мои! Счастье мое! Как я вас люблю! – женщина обняла детей и заплакала.
Первый хозяин, заказавший мастеру это судно, назвал ее «Святая Изабель». Стройная, с красивыми обводами бригантина вызывала зависть у многих английских судовладельцев. Но после того как «Святая Изабель» из-за навигационной ошибки села на мель, ее поставили в док и продали. Дубовый набор бригантины расшатался, обшивка пропускала воду, и новый владелец судна, господин Джонсон, выложил почти все свои средства на основательный ремонт. Починили корпус, усилили форштевень, заменили кормовую надстройку. Бюро судоходства без колебаний выдало новому владельцу сертификат на годность к плаванию, с отметкой «судно высшего класса». Господин Джонсон назвал ее «Анна-Мария», и сегодня она первый раз отправляется в плавание. Новоявленный хозяин внимательно следил за погрузкой. Он решил лично отправиться в первое плаванье на своей красавице, тем более, что во Франции жил его свояк, и господин Джонсон очень надеялся на помощь родственника при заключении новых контрактов.
– Быстрее! Поторапливайтесь, черти! – крикнул он скорее для проформы, потому что все и так шло по плану. – Красавица моя! – он еще раз окинул взглядом бригантину. – Что нам Англия? Мы завоюем с тобой всю Атлантику! – и в знак незыблемости решения господин Джонсон поцеловал свой талисман, массивный золотой перстень, с огромным рубином. – Заканчивайте погрузку, я буду в кофейне, – бросил он капитану.
Кофейни того времени совсем не соответствовали своему названию. В них можно было сытно поесть и выпить не только кофе и любимый в Англии чай, но и разогреться ромом, джином и виски. Здесь можно было поиграть в кости, поспорить, поговорить о делах и узнать последние новости. Господина Джонсона интересовали ставки на фрахт и цены на товары в колониях. В его голове зрели далеко идущие планы.
– Мамочка, мы едем к папе? – большеглазая белокурая девочка лет трех потянула за рукав миловидную женщину с грустными глазами, одетую в скромное шерстяное траурное платье.
– Глупая! Папочка на небесах, и нам к нему еще рано, – голубоглазый, светловолосый мальчик лет семи с укором посмотрел на сестренку. «Ну вот! Опять у мамочки слезы, дурная девчонка!»
– Мы едем к твоему дяде, он обещал нам помочь, – женщина набрала полную грудь воздуха, чтобы сдержать набежавшие слезы.
– Мы будем жить у него?
– Да, милая. – Мать ласково погладила дочурку по голове.
– А почему мы никогда не видели дядю?
– Он живет в Париже.
– А почему он живет в Париже? – не отставала девочка.
– Он там родился, так же как и я.
– Мамочка, а мы поплывем на этом корабле? – Мальчик решил, что пришло время обратить внимание и на себя.
– Да, дорогой, это «Анна-Мария».
– Тогда почему мы стоим здесь, а вон та красивая дама уже поднимается по трапу? – захныкала девочка.
– У них первый класс, – спокойно разъясняла мать первые уроки жестокого мира.
– А почему у нас не первый класс? – она очень устала и не хотела принимать такую несправедливость.
– У нас мало денег.
– А почему у нас мало денег? Или это папочка, когда улетел к боженьке, забрал все наши денежки? – Малышка с любопытством ждала ответ.
«Вот дура! – не на шутку разозлился брат. – Ну почему девчонки такие глупые?!»
– Мамочка! – мальчик взял женщину за руку. – Когда я вырасту и заработаю много-много денег, я обязательно куплю тебе шелковое платье, как у госпожи Шуленбург, и ты будешь ездить только высшим классом!
– А я?! А мне?!
– И тебе, конечно, – он не мог долго обижаться на сестренку.
– Милый мой! Ты самый чудный мальчик на свете! – женщина нежно прижала сынишку к себе.
«Моя мамочка самая лучшая! Она не кричит на нас, как госпожа Тринсон, и не дает оплеухи, как тетушка Грин. А еще она всегда покупает вкусные булочки у господина Вербера, даже когда у нее мало денег», – думал мальчик, купаясь в материнских объятиях.
– Хочу кушать! – захныкала девочка.
«У, вечно она ноет, когда мамочка меня обнимает».
– Сейчас, маленькая. И тебе тоже нужно перекусить, милый, – обратилась женщина к сыну и достала кусок белого хлеба и немного холодного мяса.
– А ты, мамочка? – спросил мальчик.
– Я не хочу, милый.
– Тогда я тоже не буду, – мальчик топнул ногой. – Ешь, или я тоже не буду! – строптиво повторил он.
– Совсем маленький кусочек, – девочка отломила краюшку хлеба и засунула женщине в рот.
– Милые мои! Счастье мое! Как я вас люблю! – женщина обняла детей и заплакала.
1699 г. Острова Силли. Сент-Агнес
– Эй, жена, поворачивайся! Дай молока! – Клод Ларн, грузный мужчина с жестким и вызывающим взглядом, отломил большой кусок хлеба и накрыл его ветчиной.
– Да, вкусный чаек! – доливая молоко в высокую кружку, проговорил он. – Хороший был клипер «Фрай Так», – он мечтательно прикрыл глаза. – Чаек что надо, прямо из Китая. А «Рамней»?! – он перевел взгляд на женщину, хлопотавшую у открытого очага. – Ты помнишь, жена? Сколько золота мы тогда взяли?
– Помню, помню, отстань.
– Ты вот что, сегодня беги на маяк и скажи смотрителю, чтобы потушил свет. Ночь уж больно подходящая.
– Опять! – женщина всплеснула руками. – Побойся бога, Клод! Завтра ведь воскресная месса.
– Ха! А вспомни, когда мы хоронили этого старого пердуна Тони, и кто-то крикнул: «Корабль на камнях!» Так все бросили гроб и кинулись на скалы, – с неприкрытым восторгом напомнил он. – Ничего, похоронили через три дня. Зато как похоронили! А какой ром! Какое кофе!
– Поэтому и наказывает нас Господь! Не дает нам деток. Давай уедем отсюда, Клод, – она с мольбой посмотрела на мужа. – Деньги у нас есть.
– Ты что, дура, Мария? – грубо перебил ее мужчина. – Чтобы я уехал от золотой жилы? Где я еще смогу курить такой табак? А коньяк? Ром? А ты, жена рыбака, щеголяешь в бархате и шелках не хуже графов! Ты с ума сошла, Мария?!! – он резко встал и схватил жену за грудь. – А детей у нас нет потому, что ты не усердно выполняешь свой супружеский долг.
– Отстань, видишь, тесто убежит, – небрежно отмахнулась женщина.
– Вот так всегда! Чего на бога пенять? – мужчина зло сплюнул. – Ты давай закругляйся! Иди, скажи смотрителю, чтобы не напивался, а то опять проспит, – он стал натягивать сапоги. – А я пошел корову готовить.
– Боже всемогущий! – женщина перекрестилась. – Прости нас за грехи наши, не ведаем, что творим!
Жители небольшой деревушки Сент-Агнес – рыбаки, моряки, фермеры – давно забросили свои достойные занятия. Хорошо зная подходные фарватеры и расположение подводных скал, они выбирали ненастную, темную ночь, привязывали к рогам голодной коровы фонарь и пускали пастись на прибрежный луг. Корова гуляла, пощипывала травку, а бедные моряки принимали «коровий маяк» за огонь корабля в тихой гавани. Корабль брал курс на огонек и вскоре оказывался на камнях. Вот тут-то и начиналась работа для жителей деревушки! В грабеже принимали участие и женщины, и дети, чтобы успеть спасти добро, пока его не смыли прибрежные волны. Дома в деревне давно уже были благоустроены дорогими сортами красного и черного дерева, снятого с утонувших кораблей. Жители восседали на превосходных шелковых диванах и ели с серебряной посуды, а по вечерам любили собираться за стаканом хорошего коньяка и, покуривая дорогие сигары, вспоминать об утонувших кораблях.
– Да, вкусный чаек! – доливая молоко в высокую кружку, проговорил он. – Хороший был клипер «Фрай Так», – он мечтательно прикрыл глаза. – Чаек что надо, прямо из Китая. А «Рамней»?! – он перевел взгляд на женщину, хлопотавшую у открытого очага. – Ты помнишь, жена? Сколько золота мы тогда взяли?
– Помню, помню, отстань.
– Ты вот что, сегодня беги на маяк и скажи смотрителю, чтобы потушил свет. Ночь уж больно подходящая.
– Опять! – женщина всплеснула руками. – Побойся бога, Клод! Завтра ведь воскресная месса.
– Ха! А вспомни, когда мы хоронили этого старого пердуна Тони, и кто-то крикнул: «Корабль на камнях!» Так все бросили гроб и кинулись на скалы, – с неприкрытым восторгом напомнил он. – Ничего, похоронили через три дня. Зато как похоронили! А какой ром! Какое кофе!
– Поэтому и наказывает нас Господь! Не дает нам деток. Давай уедем отсюда, Клод, – она с мольбой посмотрела на мужа. – Деньги у нас есть.
– Ты что, дура, Мария? – грубо перебил ее мужчина. – Чтобы я уехал от золотой жилы? Где я еще смогу курить такой табак? А коньяк? Ром? А ты, жена рыбака, щеголяешь в бархате и шелках не хуже графов! Ты с ума сошла, Мария?!! – он резко встал и схватил жену за грудь. – А детей у нас нет потому, что ты не усердно выполняешь свой супружеский долг.
– Отстань, видишь, тесто убежит, – небрежно отмахнулась женщина.
– Вот так всегда! Чего на бога пенять? – мужчина зло сплюнул. – Ты давай закругляйся! Иди, скажи смотрителю, чтобы не напивался, а то опять проспит, – он стал натягивать сапоги. – А я пошел корову готовить.
– Боже всемогущий! – женщина перекрестилась. – Прости нас за грехи наши, не ведаем, что творим!
Жители небольшой деревушки Сент-Агнес – рыбаки, моряки, фермеры – давно забросили свои достойные занятия. Хорошо зная подходные фарватеры и расположение подводных скал, они выбирали ненастную, темную ночь, привязывали к рогам голодной коровы фонарь и пускали пастись на прибрежный луг. Корова гуляла, пощипывала травку, а бедные моряки принимали «коровий маяк» за огонь корабля в тихой гавани. Корабль брал курс на огонек и вскоре оказывался на камнях. Вот тут-то и начиналась работа для жителей деревушки! В грабеже принимали участие и женщины, и дети, чтобы успеть спасти добро, пока его не смыли прибрежные волны. Дома в деревне давно уже были благоустроены дорогими сортами красного и черного дерева, снятого с утонувших кораблей. Жители восседали на превосходных шелковых диванах и ели с серебряной посуды, а по вечерам любили собираться за стаканом хорошего коньяка и, покуривая дорогие сигары, вспоминать об утонувших кораблях.
1983 г. США. Коннектикут
Маша сидела на ровном зеленом газоне и наблюдала за беспокойным семейством уток. Стоял май, и у них появилось потомство – желтые пушистые утята. Косолапо передвигая неокрепшими лапами, они еле-еле поспевали за своей мамашей, которая неторопливо, полная собственного достоинства многодетной матери, меняла дислокацию в направлении небольшого пруда. Позади девушки располагался большой дом с множеством окон и дверей, выстроенный из камня и дерева.
Участок, на котором располагалось жилище Маши, находился в одном из живописных уголков штата Коннектикут. Но, к сожалению, Маша бывала здесь не часто, а только во время отпуска своих родителей-дипломатов. Поэтому, едва достигнув шестнадцати лет, Маша успела пожить в Польше, Восточной Германии и Венгрии. Она в совершенстве знала пять языков, имела разряд по теннису, лихо скакала на лошади и почти профессионально музицировала. Маша была американкой, но ее корни уходили в далекую, неведомую и загадочную Россию. Ее прабабка вместе с мужем и тремя детьми, обладая воистину великим даром предвиденья, эмигрировала из России еще в 1914 году, не дожидаясь кровавой развязки и сумев сохранить свое состояние.
Сама Маша, достигшая своих «sweet-sixteen», была среднего роста, с копной длинных светло-русых волос, ровным, слегка вздернутым носиком и пухлыми, растянутыми в вечной улыбке губами. Ее голубые, бездонные, но еще такие наивные детские глаза смотрели на мир открыто и прямо.
– Когда-то и ты была таким же желтым облачком, – Александр Морозов, высокий, хорошо сложенный мужчина, лет сорока пяти, с приятным, серьезным лицом и уверенными манерами, неслышно подошел к дочери и сел рядом. – А теперь еще пару лет, и ты отправишься в свободное плаванье, – он с грустью посмотрел на дочь.
– Я же просила у вас братика, – Маша поправила прядь волос. – Тогда вам не было бы так грустно.
– С такой работой, как наша, нужно благодарить бога за то, что у нас есть хотя бы ты, – он ласково прижал ее к себе и поцеловал в лоб. – Собираешься потихоньку?
– Ага.
– Не забудь теплые вещи, помнишь, что рассказывала бабушка?
– Жалко, – горько вздохнула девочка, – что бабуля не может поехать с нами, она так мечтает побывать на Родине…
– Жалко, – согласился отец, – и тебя жалко, таскаем за собой по всему свету. Лягушка-путешественница, – он взъерошил ей волосы. – Скучаешь по друзьям?
– Немного, – Маша почти не обманывала. Конечно, каждый раз ей было жаль расставаться с ребятами, к которым она успевала привыкнуть, но дух авантюризма и жажда новых встреч манила ее больше. Ей уже не терпелось прочитать первую страничку из своей новой жизни с загадочным заглавием Россия, куда перевели работать ее родителей.
– Пап, а какая она, Россия?
– Большая и сильная, – Александр понимал, что дочь ждет от него не географических характеристик, а каких-то его личностных впечатлений.
– Как медведь?
– Почти, – засмеялся отец.
– Значит, она добрая?
– Ну, не скажи, если медведя разозлить, он может стать опасней тигра.
Участок, на котором располагалось жилище Маши, находился в одном из живописных уголков штата Коннектикут. Но, к сожалению, Маша бывала здесь не часто, а только во время отпуска своих родителей-дипломатов. Поэтому, едва достигнув шестнадцати лет, Маша успела пожить в Польше, Восточной Германии и Венгрии. Она в совершенстве знала пять языков, имела разряд по теннису, лихо скакала на лошади и почти профессионально музицировала. Маша была американкой, но ее корни уходили в далекую, неведомую и загадочную Россию. Ее прабабка вместе с мужем и тремя детьми, обладая воистину великим даром предвиденья, эмигрировала из России еще в 1914 году, не дожидаясь кровавой развязки и сумев сохранить свое состояние.
Сама Маша, достигшая своих «sweet-sixteen», была среднего роста, с копной длинных светло-русых волос, ровным, слегка вздернутым носиком и пухлыми, растянутыми в вечной улыбке губами. Ее голубые, бездонные, но еще такие наивные детские глаза смотрели на мир открыто и прямо.
– Когда-то и ты была таким же желтым облачком, – Александр Морозов, высокий, хорошо сложенный мужчина, лет сорока пяти, с приятным, серьезным лицом и уверенными манерами, неслышно подошел к дочери и сел рядом. – А теперь еще пару лет, и ты отправишься в свободное плаванье, – он с грустью посмотрел на дочь.
– Я же просила у вас братика, – Маша поправила прядь волос. – Тогда вам не было бы так грустно.
– С такой работой, как наша, нужно благодарить бога за то, что у нас есть хотя бы ты, – он ласково прижал ее к себе и поцеловал в лоб. – Собираешься потихоньку?
– Ага.
– Не забудь теплые вещи, помнишь, что рассказывала бабушка?
– Жалко, – горько вздохнула девочка, – что бабуля не может поехать с нами, она так мечтает побывать на Родине…
– Жалко, – согласился отец, – и тебя жалко, таскаем за собой по всему свету. Лягушка-путешественница, – он взъерошил ей волосы. – Скучаешь по друзьям?
– Немного, – Маша почти не обманывала. Конечно, каждый раз ей было жаль расставаться с ребятами, к которым она успевала привыкнуть, но дух авантюризма и жажда новых встреч манила ее больше. Ей уже не терпелось прочитать первую страничку из своей новой жизни с загадочным заглавием Россия, куда перевели работать ее родителей.
– Пап, а какая она, Россия?
– Большая и сильная, – Александр понимал, что дочь ждет от него не географических характеристик, а каких-то его личностных впечатлений.
– Как медведь?
– Почти, – засмеялся отец.
– Значит, она добрая?
– Ну, не скажи, если медведя разозлить, он может стать опасней тигра.
1983 г. СССР. Москва
Их никто не встретил, но Светка даже не удивилась и потащила его в длинную очередь на такси.
– А где предки? – удивленно озираясь по сторонам, спросил Федор.
– Заткнись.
Федор обиделся и больше с ней не разговаривал. «Тоже мне, пигалица! Ниже меня ростом, а все командует на правах старшей сестры. А мне, между прочим, уже 16, паспорт имею, – бушевал внутри себя подросток. – Хотя, конечно, странно», – еле поспевая за сестрой, продолжал размышлять Федор.
Неделю назад Света поговорила с матерью и, ничего не объясняя, заявила, что они немедленно возвращаются домой. Федор домой не хотел, но его желание опять проигнорировали. После этого телефонного звонка сестра стала необычайно нервной и дерганой. Она перестала выходить из дома, несмотря на настойчивые приглашения горячих латышских ухажеров. Она часто о чем-то шепталась с теткой и, как правило, эти посиделки заканчивались слезами. Федор попытался проявить любопытство, но его заверили, что ничего страшного не произошло, и он успокоился. Ведь мир так прекрасен и интересен, когда тебе уже шестнадцать, и так безоблачен и прост, когда тебе всего шестнадцать.
Хотя предпосылки к беспокойству были. Этим летом родители неожиданно отправили их отдыхать на Рижское взморье к малознакомой тетушке, которая приходилась матери двоюродной сестрой. Федька отчаянно сопротивлялся, он хотел провести лето на даче, где его ожидала веселая компания сверстников, а в августе, как всегда, поехать с родителями на Черное море. Но, несмотря на его совершеннолетие, считаться с ним никто не стал. Вместе с сестрой их посадили на самолет до Риги. Дальняя родственница оказалась теткой что надо! Она перезнакомила племянников со всеми соседями и никак не контролировала их личную жизнь и свободу. В соседях оказались симпатичные местные девчонки его возраста, и Федька провел незабываемое время в их обществе, тем более что на семь девочек было всего два парня, он и Эрик, которому было трудно конкурировать с заезжим москвичом. Федька вез с собой целую кучу фотографий, где он был запечатлен в компании прелестных барышень. Многие фотографии были более чем откровенны, оставляя место для фантазии. Девчонки просто дурачились, и их отношения были вполне невинны. Но кто об этом знает?
– А где предки? – удивленно озираясь по сторонам, спросил Федор.
– Заткнись.
Федор обиделся и больше с ней не разговаривал. «Тоже мне, пигалица! Ниже меня ростом, а все командует на правах старшей сестры. А мне, между прочим, уже 16, паспорт имею, – бушевал внутри себя подросток. – Хотя, конечно, странно», – еле поспевая за сестрой, продолжал размышлять Федор.
Неделю назад Света поговорила с матерью и, ничего не объясняя, заявила, что они немедленно возвращаются домой. Федор домой не хотел, но его желание опять проигнорировали. После этого телефонного звонка сестра стала необычайно нервной и дерганой. Она перестала выходить из дома, несмотря на настойчивые приглашения горячих латышских ухажеров. Она часто о чем-то шепталась с теткой и, как правило, эти посиделки заканчивались слезами. Федор попытался проявить любопытство, но его заверили, что ничего страшного не произошло, и он успокоился. Ведь мир так прекрасен и интересен, когда тебе уже шестнадцать, и так безоблачен и прост, когда тебе всего шестнадцать.
Хотя предпосылки к беспокойству были. Этим летом родители неожиданно отправили их отдыхать на Рижское взморье к малознакомой тетушке, которая приходилась матери двоюродной сестрой. Федька отчаянно сопротивлялся, он хотел провести лето на даче, где его ожидала веселая компания сверстников, а в августе, как всегда, поехать с родителями на Черное море. Но, несмотря на его совершеннолетие, считаться с ним никто не стал. Вместе с сестрой их посадили на самолет до Риги. Дальняя родственница оказалась теткой что надо! Она перезнакомила племянников со всеми соседями и никак не контролировала их личную жизнь и свободу. В соседях оказались симпатичные местные девчонки его возраста, и Федька провел незабываемое время в их обществе, тем более что на семь девочек было всего два парня, он и Эрик, которому было трудно конкурировать с заезжим москвичом. Федька вез с собой целую кучу фотографий, где он был запечатлен в компании прелестных барышень. Многие фотографии были более чем откровенны, оставляя место для фантазии. Девчонки просто дурачились, и их отношения были вполне невинны. Но кто об этом знает?