– Ты рассказываешь страшные вещи.
   – Самое страшное впереди, Уэр. Я узнал, что моя возлюбленная вернулась из царства мертвых. Высшими силами ей дана была возможность вернуться, чтобы отомстить обидчикам, покарать насильников и убийц за совершенное зло. Моя возлюбленная вернулась из царства мертвых Аранией Стирбой, Лунной Ворожеей, предводительницей войска упырей и призраков, которое вторглось в северные земли. Древние боги дали ей власть найти своих обидчиков. И она нашла и покарала их. Всех, кроме одного. Одного она оставила в живых. Больше того, она дала ему вечную жизнь.
   – Ба, какая глупость! – не выдержал поэт. – Она его простила, что ли?
   – Она решила остаться в этом мире. И ради этого она обманула богов. Бога дали ей новую жизнь, чтобы совершить справедливое возмездие, но обязали вернуться обратно в царство теней, когда последний из ее врагов будет найден и наказан. Арания Стирба силой магии Луны и Крови превратила последнего своего врага в халан-морнаха. Ты понимаешь, кто этот последний?
   – Но это несправедливо, Ферран! – Ди Марон вскочил, замахал руками. – Ты же ее любил, и она тебя любила! Как же так?
   – Я предал ее. Я не выполнил ее последнюю волю. Я бросил ее умирать в одиночестве, не был рядом с ней в ее последние минуты. И за это я наказан. Справедливо наказан. Я заслужил это.
   – Клянусь духами ночи, ну и история! Верно ты сказал, хоть прямо сейчас балладу пиши! И что ты теперь будешь делать? У тебя есть шанс избавиться от проклятия?
   – Есть. И потому мне нужен ты, Уэр. Не удивляйся. Наша жизнь подчинена воле высших сил, и мы не вольны избежать того, что предопределено. Ты еще не родился, а я знал, что обязательно встречусь с тобой. Я слишком долго шел к нашей встрече, сотни лет, полных боли, тоски, одиночества и страха разоблачения. Быть не живым и не мертвым, халан-морнахом поневоле – это вдвойне страшно.
   – За тобой охотились?
   – Охотились. Я странствовал по свету, менял одну страну на другую, и всюду повторялось одно и то же – находился искушенный маг, который вычислял меня. Что ты знаешь о халан-морнахах, Уэр?
   – Почти ничего, – признался поэт.
   – Твое счастье. Обычно халан-морнах – это черная сущность, проклятая душа, завладевшая чужим телом. Пока душа не имеет тела, от нее легко защититься, она боится оберегов, молитв, фимиамов, колокольного звона и даже железных предметов. Однако чем дольше такая сущность живет среди живых, тем больше становится ее сила. Преодолев границу миров, халан-морнах начинает питаться жизненной энергией живых людей. Это довольно просто сделать. Гнев, боль, злоба, ненависть и страх заставляют человека расходовать свою жизненную энергию, vitlingae. Вампир же этой энергией питается. Почти всегда этого достаточно для черной сущности, чтобы питать ее существование в материальном мире. Если этих тварей много, они вызывают особую болезнь – сиды называют ее See Bloedan Ensanna, кровавое бешенство. Ортландцы верят, что такие черные души можно прогонять, всего лишь повесив на двери зеркало. Но иногда случается, что халан-морнах завладевает чужим телом, и тогда его мощь возрастает многократно. Инкарнированный вампир почти неуязвим. Он не боится солнца, его не одолеть ни оружием, ни талисманами. Единственное, что может уничтожить его, – это чистый огонь. Он не убивает самого вампира, но делает негодным тело, которым черная сущность очень дорожит. Именно поэтому халан-морнахи ненавидят драконов – их магия Огня и Золота глубоко им враждебна. Отличить вампира от обычного человека невозможно; такая нежить ничем не отличается от живых, может есть ту же пищу и даже вступать с людьми в любовные отношения. Чтобы избежать подозрений, халан-морнах симулирует тяжелую болезнь, человеческие пороки, вроде пьянства, и даже собственный уход из жизни. Вообще-то, некоторые находят в таком существовании особые удовольствия.
   – Дьявол! Какие же могут быть удовольствия у живого мертвеца?
   – Вечная жизнь, вечное здоровье, невероятная сила, власть над людьми – тебе мало? Если бы я хотел твоей жизни, ты бы уже пятнадцать раз умер. Такое могущество кружит голову. – Ди Брай вздохнул. – Это и сделало мою любимую чудовищем.
   – Ты же говорил, что она всего лишь мстила за то, что с ней сделали?
   – Верно. Но Арания совершила то, что не удавалось никому: она преодолела границу между мирами. Это означало, что на смену старому пришел новый миропорядок, тот, в котором магия Луны и Крови, магия халан-морнахов, нарушила сложившееся равновесие сил. В то время когда Арания со своей свитой из упырей и вордланов свирепствовала в северных землях, такое нарушение не могло сломать этого равновесия. Правда, сиды, испуганные решимостью и жестокостью Арании, со страху начали ее почитать как божество ночных кошмаров и колдовства и даже строили в ее честь кромлехи, но это не помешало им в конце концов в союзе с людьми одолеть Аранию. Ее заключили в Пустоту навечно.
   – Ферран, прости меня, но я никак не услежу за твоими мыслями. Ты сказал, что у тебя есть шанс избавиться от твоего проклятия. А теперь ты говоришь, что твоя… возлюбленная заключена в какую-то Пустоту. Клянусь духами ночи, я совершенно не понимаю, в чем дело! И в чем моя роль?
   – Уэр, я виноват перед тобой. Мой выбор втягивает тебя в очень опасное дело, а отказаться ты не можешь.
   – Вот как? И почему же?
   – Потому что твой отказ погубит всех – и меня, и тебя, и Лаэду, и весь этот мир.
   – Опять темнишь, старче? Почему это мой отказ…
   – Арания освободилась из заточения, – перебил его ди Брай. – Черная Принцесса Вирхейна на свободе, и тот, кто ее освободил, даже не подозревает, что он натворил. Я догадываюсь, почему такое могло случиться, – за минувшие века я прочел немало книг по магии и тавматургии. Скорее всего, этот несчастный задумал подчинить себе Аранию ради каких го своих целей. Я даже боюсь думать о том. к чему это безумие может привести.
   – Похоже, ты сам недолюбливаешь свою бывшую милашку.
   – Глупец! – Ди Брай сверкнул клыками в злобной гримасе. – Моей любимой больше нет. Есть могущественный демон, свирепая и жестокая тварь, которая готовится исполнить самые жуткие пророчества, записанные в магических книгах. Я пришел в Гесперополис еще и потому, что узнал, что Арания находится именно здесь.
   – Где? – Ди Марона бросило в жар от слов старика. – В городе?
   – Да. Как ты думаешь, почему ваш император получил способность воскрешать мертвых? С чего это он вдруг обрел божественный дар? Несчастный обманут – рядом с ним находится принцесса халан-морнахов, которая пока что сделала этого коронованного осла своим орудием, а очень скоро покончит с ним и будет править сама. Если это случится, не спасется никто. Вот почему ты не можешь отказаться. Если ты откажешься, то умрешь этой ночью, если согласишься – проживешь еще какое-то время.
   – Это похоже на монолог Баррикано из моей недописанной моралите «Император Хейлер и семь языческих царей»: «Зачем мне мой меч, если с ним или без него я повисну завтра на крепостной стене вниз головой?» – вздохнул ди Марон. – Ты меня почти убедил, приятель. Конечно, я не буду с тобой спорить, потому что ты можешь потерять терпение и разорвать меня прямо здесь, но позволь спросить – как я помогу тебе, если я нахожусь в лагере для каторжников, где меня стережет охрана из крепких парней и свирепых псов с клыками не хуже твоих? Да меня изрешетят из арбалетов, стоит мне подойти к периметру! Или же со мной случится то, что сегодня произошло с этими двумя бедолагами, что попытались бежать. Боюсь, что с переломанной шеей или с арбалетным бельтом между ребрами я плохо справлюсь с той работой, которую ты мне поручаешь.
   – Не бойся. Сегодня ночью ты станешь свободным.
   – Вот как? Ты, что ли, выпишешь мне вольную?
   – Не я. Арания.
   – Сила Единого! Я совершенно запутался. Объяснишь, в чем дело?
   – Пришла ночь, о которой говорит Книга Заммека. Ночь третьего лунного затмения. Видишь луну? Скоро ее скроет тень, и тогда мало кто спасется. Ты не знаешь, а я знаю. Вторые врата уже открыты, и скоро ад придет сюда!
   – К вордланам тебя, дед! У меня зад покрылся гусиной кожей от твоих слов! Последние полчаса ты только и делаешь, что стращаешь меня разными ужасами.
   – Я не пугаю. Тебе ничего не грозит, только поклянись мне, что выполнишь все, о чем я тебя попрошу.
   – Хорошо. Клянусь!
   – Я не слышу искренности в твоих словах.
   – Клянусь своей душой! Чем еще тебе поклясться?
   – Хорошо. Сейчас я пойду обратно в барак. Ты останешься здесь. Следи за луной. Как только на нее начнет наползать красноватая тень, немедленно беги в ту сторону, – и ди Брай показал рукой направление влево от горевшего в ночи одинокого огонька. – Там ты увидишь низкое одноэтажное здание из серого камня под двускатной крышей. Это кухня. Ты заберешься туда, найдешь кладовую для припасов и спрячешься в ней.
   – Почему именно туда, Ферран?
   – Потому что запах свежего мяса отобьет твой запах. Они не найдут тебя.
   – Кто это «они»?
   – Дети Ночи. Лериты.
   – Какие еще, к вордланам, лериты? Что еще за новые ужасы?
   – Я не шучу, Уэр. Твоя жизнь зависит от того, насколько точно ты исполнишь мои наказы. Слушай дальше; когда все стихнет, ты покинешь кухню и быстро побежишь к южным воротам. Охраны можешь не опасаться, ей будет не до тебя. Когда окажешься по ту сторону стены, сразу беги из города. Арания будет тебя искать, она чувствует, что я здесь. Между нами есть особая связь, которой я не в состоянии скрыть.
   – Я все понял, – кивнул ди Марон, облизав пересохшие от волнения и страха губы. – Но что я должен сделать?
   – Ты должен найти девятого императора девятой династии. Твой долг назвать ему имя.
   – Чье? Единый, да будешь ты когда-нибудь говорить ясно и понятно?
   – Настоящее имя Арании.
   – Значит, ее зовут не Арания?
   – Ее имя – настоящее имя – знаю только я, точно так же, как мое истинное имя известно только ей. Если ты знаешь предания о халан-морнахах, то наверняка слышал, как можно заставить черную душу вернуться обратно в мир мертвых.
   – Дьявол, конечно! Я читал об этом – надо трижды громко произнести имя вампира в его присутствии.
   – Верно, – кивнул ди Брай.
   – Тогда в чем же дело? Назови мне свое имя, и я избавлю тебя от проклятия!
   – Не выйдет, дружок. Мое освобождение придет только тогда, когда Арания будет возвращена обратно в царство мертвых. Поэтому в ее гибели – мое спасение.
   – Единый, как все непонятно! Тогда скажи, зачем тебе возвращаться в барак? Бежим вместе! Сам все девятому императору и расскажешь.
   – Это небезопасно для тебя, дружок, – сказал ди Брай. – Тебе придется делать все самому. А я останусь в Гесперополисе. Может быть, мне удастся с ней встретиться. Сделай все, что я тебе сказал, и ты спасешь множество жизней и эту страну.
   – Ты не назвал мне ее имя.
   – Я назову его. Ты должен хорошо его запомнить. Если имя назвать неправильно, Арании это не повредит.
   – Я запомню. У меня хорошая память на имена.
   – Слушай, – ди Брай наклонился к уху юноши и шепотом произнес одно-единственное слово. – Никому его не говори, кроме человека, которому предназначено его знать. Он сам тебя найдет. Так распорядится Судьба. Единственное, что тебе нужно сделать – это выжить и не забыть имя.
   – Я не забуду.
   – Прощай, Уэр, – ди Брай протянул руку, и юноша не без трепета ее пожал. Рука старика была, к удивлению ди Марона, горячей и совсем не похожей на руку покойника. – Вряд ли мы встретимся еще раз, но скажу честно – ты мне понравился. Помни все, о чем я говорил. И следи за луной. Скоро начнется…
   – Ферран, ты… – воскликнул ди Марон и вдруг понял, что стоит среди нагроможденных каменных глыб совершенно один. Старик исчез. А миг спустя подул неожиданно холодный для летней ночи ветер, и красная тень начала наползать на луну.

Глава третья

   «Смеешься, приятель? А зря, очень зря! Мне-то было не до смеха. Уж очень скверные были место и компания. Еле ноги унес, и счастлив, что лишь испугом одним и отделался. А о том, что видел там и слышал, лучше умолчу – все равно никто не поверит».
Аноним, Легенда о храбром кузнеце

 
   Это место было ей до боли знакомо. Это была не Пустота Вирхейна. В Пустоте не было ничего, даже света – здесь он был. Здесь были и Пространство, и Время. Она могла видеть по сторонам от себя очертания какого-то неведомого ей мира, и смутные воспоминания все больше оживали в ее памяти. Почему-то это место было ей знакомо. Она уже где-то видела эту ферму, эту дорогу, петлявшую по долине, это дерево, при виде которого ощутила боль. Ей даже показалось, что она увидела на стволе дерева следы, будто кто-то в агонии царапал его кору ногтями, темные подтеки свернувшейся крови там, где она вытекала из ран. Ее тело ощутило холод, а в душе поднялась волна страха. Таких чувств она давно не испытывала, а тут вдруг они захватили ее с небывалой силой. Ей захотелось побыстрее покинуть это страшное место, полное жутких следов чьих-то мучений. И она побежала. Так быстро, как только могла. Однако куда бы она ни бежала, дорога все время возвращала ее к старой липе, ствол которой был замаран засохшей кровью, а с нижних сучьев свисали веревки с приставшими к ним лоскутами кожи. Ей хотелось кричать, но крик не выходил из горла – он застрял в нем, как будто гортань сжали петлей.
   – Ты боишься? Тебе страшно?
   Она узнала этот голос. Она узнала бы его из тысячи, из сотни тысяч. Когда-то она трепетала от счастья и любви, слушая, как этот голос шепчет ей нежные признания и ласковые слова.
   – Это ты, Кирнан?
   – Ты не забыла мое имя? Ведь почти тысячелетие прошло!
   – Я не забыла. Я повторяла его каждый день. Что ты здесь делаешь?
   – Жду тебя. Мы расстались с тобой на этом месте, и я с тех пор не видел в своей жизни ни одного дня счастья. Но я не ропщу. Я был наказан по заслугам.
   – Кирнан, ты веришь мне? Это не я тебя наказала. Это боги неправильно истолковали мою просьбу. Я хотела, чтобы ты жил. Они сделали так, что вечная жизнь для тебя стала проклятием.
   – Ты просила за меня?
   – Я знаю, что это за место. Я вспомнила. Почему ты ждал меня именно здесь?
   – Чтобы просить тебя о прощении. И чтобы дать покой тебе. Мне больно видеть, во что превратилась моя любимая, мой Цветок Долины, моя лань.
   – Больно видеть? Это люди сделали меня такой. Я вернулась в мир, чтобы изменить его. И я его изменю. Чего ты хочешь, Кирнан?
   – Уйти с тобой туда, где душа твоя обретет покой и любовь. Там мы вечно будем вместе. Ты помнишь мое имя – это хорошо. И я помню твое. Хочешь, я произнесу его?
   – Ты с ума сошел! Молчи, безумный человек! Ты все испортишь. Обещаю, что я буду с тобой, но не сейчас, не теперь. Ты ждал тысячу лет – подожди еще немного. Скоро мир будет принадлежат нам, тебе и мне, и мы соединимся, чтобы никогда не разлучаться.
   – Ты ослеплена злобой и ненавистью. Откажись от всего, пойдем со мной. Я так хочу, чтобы ты стала прежней девой из Долины Водопадов! Неужели это так трудно?
   – Я не прежняя девушка-простушка. Я Аина ап-Аннон, грозная Дева-из-Бездны, королева халан-морнахов, а значит, и твоя королева. Поэтому ты должен подчиниться мне, Кирнан. И ждать моего решения.
   – Ты так ничего и не поняла. – Он покачал головой, и старая липа, будто подражая ему, зашелестела листвой сокрушенно и печально. – Я люблю тебя и всегда любил. Когда ты умерла, мое сердце умерло вместе с тобой. Неважно, кто сделал меня таким, каким я стал – другим бы я просто не смог быть, потому что жизнь ушла из меня. Но я знаю, как все поправить. Я знаю, как разрушить чары Тьмы, опутавшие тебя и меня. И я сделаю то, что должен сделать. Я назову твое истинное имя, то имя, которое ты носила, когда была Моей Богиней из Долины Водопадов. Вспомни, Дева-из-Бездны, тебя зовут…
   – НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!
   Тасси не слышала собственного крика, но император от него проснулся. Тасси увидела его лицо – оно было испуганным.
   – Что с тобой?
   – Со мной? – Тасси постепенно приходила в себя. – Ничего, государь мой. Дурной сон, не более того.
   – Как странно! И у тебя тоже?
   – О, государь, неужели и вы…
   – Нам снилось что-то очень странное. – Шендрегон нервно хихикнул. – Наверное, мы выпили слишком много шабюта. Или это полнолуние не очень хорошо действует на нас. Нам снились какие-то странные безобразные дети, которые тянулись к нам своими тощими ручками и противно пищали. Какая гадость, ты не находишь?
   – Скверный сон, государь, – ответила Тасси, думая о своем.
   – Позволь нам поцеловать тебя, – император тут же осуществил свое намерение. – В свете луны ты еще прекраснее, чем при свете дня. Нам пришла в голову отменная мысль: мы устроим лунный бал в следующее полнолуние. Никакого освещения, все гости нагие, а для развлечения устроим волчьи бои. Завтра же мы прикажем послать охотников на север, чтобы изловить волков покрупнее и посвирепее.
   – Государь, на севере война. Непокорные волахи опять восстали.
   – О, мы знаем! Джел уже говорил нам. Мы накажем их. Мы завтра же пошлем армию на север, чтобы растоптать это скорпионье гнездо!
   – Государь мой, вы истинный бог и владыка.
   – Еще один поцелуй?
   – Еще тысяча поцелуев…
   Император довольно вздыхал, когда Тасси покрывала его тело поцелуями. Накануне Шендрегон веселился, много выпил, и теперь его мужская сила никак не хотела к нему возвращаться. Тасси это устраивало – ей не хотелось близости с императором. Она думала о своем сне. Машинально лаская императора, она думала о Кирнане. И ей очень хотелось, чтобы на месте Шендрегона был сейчас ее Кирнан, ее единственная любовь, юноша из прошлого, который так сильно любил ее – и который ее предал…
   – Ртом, Тасси! – прошептал император. – Мы хотим, чтобы ты делала это ртом… Давай же, сладкая! Да, вот так, именно так!
   Мой сон вещий, подумала Тасси. Кирнан где-то рядом. Прежде она никогда не видела его во сне. Но это ничего уже не значит. Вторые врата открыты, и кошмары императора уже становятся явью для многих и многих в Гесперополисе. Скоро она откроет Третьи врата. Потом война на севере даст достаточно пищи для ее воинства. А пока пусть этот мальчишка думает, что он бог. Пусть считает ее всего лишь шлюхой, все назначение которой – доставлять ему удовольствие. Пусть наслаждается жизнью, которая так коротка!
   Когда удовлетворенный Шендрегон уснул, Тасси поднялась с ложа и, набросив халат, вышла на балкон дворца. Внизу, в дворцовом парке шумели деревья, а красная тень затмения почти закрыла луну. Налетевший ветер нес в себе голоса – сотни детских голосов. Пока только она могла их слышать. Но очень скоро все в этом городе их услышат.
   Кирнан где-то рядом. Но он не властен ее остановить. Тень не может убить тень. Только Свет это может. Кирнан не обладает Силой. В нем слишком много от обычного человека. Разве только он кому-то назовет ее имя…
   Луна ушла в багровый сумрак. Внизу под окнами прошла стража. Факелы в руках воинов горели странным синеватым пламенем. За стенами Красного Чертога по улицам поползли клочья белесого тумана. В опочивальне император ворочался в беспокойном сне. Тасси почти физически чувствовала ужас, сгущающийся над городом.
   – Доброй ночи, Гесперополис! – шепнула она и, протянув руки к луне, благословила тех, кто уже появился на ночных улицах.
 
   Риман ди Рот выругался – вторая ставка была проиграна им так же бездарно, как первая.
   Начальник охраны, лейтенант Ниран ди Арб, с довольным смешком сгреб на свой край стола кучку монет.
   – Еще одну партию, Риман? – предложил он.
   – Пожалуй. Который час?
   – Уже за полночь, – ди Арб посмотрел на почти прогоревший шнур в часах. – Скоро будет смена. Что-то я устал. Подумать только, мы сидим здесь без сна, а сволочь, которую мы охраняем, уже десятый сон видит.
   – Сегодня последний день перед выходными, – сказал ди Рот. – Выспишься.
   – Твой ход, старина.
   Ди Рот взял кости и собрался было сделать бросок. Ниран ди Арб кривил губы в усмешке – он верил в свою удачу и был уверен, что останется в выигрыше. Ди Рот метнул кости.
   – Восемь, – объявил ди Арб. – Похоже, ты опять в проигрыше.
   – Бросай! – с досадой крикнул ди Рот.
   Звук, раздавшийся за окнами домика охраны, заставил его забыть о костях. Его партнер по игре услышал звук одновременно с ним, потому что лицо ди Арба вытянулось и побледнело, а в глазах блеснул страх.
   – Чрево Харумиса, что это? – воскликнул начальник охраны.
   – Местьер начальник! – Солдат, появившийся в дверях, выглядел-ошеломленным. – Там… там…
   – Что «там»?
   – Посмотрите сами!
   Ди Арб схватил меч, бросился к выходу, опрокинув козлы. Монеты и кости полетели на пол. Римон ди Рот выскочил следом. Машинально отметил про себя, что вдруг стало темно – луну закрыла красноватая тень. В открытые ворота периметра вползал белый ледяной туман. И еще из тумана шел этот звук, от которого волосы на голове встали дыбом. Ди Рот никогда не был трусом, но жуткие звуки из тумана не просто напугали его – они поразили его ужасом, равного которому он не испытывал никогда.
   – Проклятье! – воскликнул ди Арб, лицо которого было белым, как беленая стена кордегардии. – Там, в тумане! Видишь?
   Риман ди Рот увидел. И увиденное поразило его не меньше, чем леденящий душу отвратительный вой, доносящийся из тумана. Прямо на него из белесой пелены шли три маленькие щуплые фигурки. Два мальчика, лет восьми и двенадцати, и девочка чуть постарше их, облаченная в грязные лохмотья. Она держала на руках голого малыша, которому едва исполнился год. Ди Рота поразил облик детей – они были в крайней степени истощения. Все четверо были скорее похожи на скелеты, обтянутые кожей. Они шли, шатаясь, с трудом переставляя тонкие ноги с чудовищно выпирающими коленными суставами. Их волосы висели грязными колтунами, на высохших морщинистых лицах глаза, окруженные черными тенями, казались огромными. И они плакали – это их заунывный вой так напугал лейтенанта. Шатаясь и протягивая к ди Роту костлявые руки, дети вошли в ворота периметра.
   – Вот дьявол! – Ди Рот вытер пот со лба, опустил меч. – Чтобы вас вордланы забрали, проклятые ублюдки! А ну назад! Не видите, что ли, куда прете! Здесь вам не место для прогулок! Вон отсюда, домой, пока папаши и мамаши вас не хватились.
   Услышав голос офицера, дети остановились и замолчали. Они слушали его внимательно, иногда переглядываясь друг с другом. Когда же ди Рот замолчал, они снова пошли вперед, а за их спинами в тумане замаячили еще какие-то смутные тени.
   – Назад! – заорал ди Рот: ужас, который внушал ему этот заунывный зловещий плач, больше похожий на завывания шакала, сменился бешеной яростью. – Какого дьявола вам тут нужно? Охрана, ко мне! Еще шаг – и я вас зарублю! Стоять!
   – Нам нужна пища, – сказал старший из мальчиков. Голос его звучал, как шорохи в темных углах заброшенного дома, и сердце ди Рота снова заледенело от ужаса.
   – Нет у нас никакой пищи! – крикнул он, поднимая меч. – Назад!
   – Пища есть, – сказал младенец на руках девочки, и глаза его сверкнули красноватыми огоньками в тумане. – Ты и есть пища.
   Риман ди Рот пытался сопротивляться. Он вопил и рубил мечом наползавший на него туман. Разум оставил его, остался только инстинкт. Вой и плач стали громче; он заглушал хриплые вопли ужаса и боли, бульканье и хруст острых зубов на костях жертв. Десятки костлявых рук вцепились в ди Рота, чтобы утащить в туман, который уже поглотил восемь охранников и Нирана ди Арба, навстречу все новым и новым существам, спешащим принять участие в трапезе.
 
   Когда багровая тень начала наползать на луну, ди Марон поначалу растерялся. Ночь была недостаточно темная для того, чтобы, как подумалось поэту, проскользнуть мимо стражи и оказаться на свободе. Поневоле он подумал о псах-волкодавах и поежился. Однако старый халан-морнах ясно велел бежать влево, к темному зданию у подножия холма, хотя слишком велик был соблазн направиться в противоположную сторону – судя по всему, там были южные ворота лагеря.
   «И попасть прямо в лапы охраны, – сказал он сам себе. – Тогда тебе уж точно крышка. Нет уж, Уэр ди Марон, будь любезен сделать все так, как сказал тебе этот самый – тьфу, не к ночи будь помянут! Плевать на все, надо идти! Оставаться здесь тоже нельзя!»
   Решившись, ди Марон пустился бежать вниз, с трудом разбирая при свете потемневшей луны узкую дорогу на склоне холма и лавируя между большими камнями и набросанными по обочинам бревнами, досками и кучами строительного мусора. Риск сломать ногу был очень велик, но ди Марон об этом не думал – страх гнал его вперед лучше любой шпоры. Потом он добежал до ухоженной аллеи, обсаженной высокими тополями. В дальнем конце аллеи клубился туман. Другой конец аллеи вел к зданию, о котором говорил ему ди Брай. Ди Марон добежал до калитки – она оказалась незапертой, как и входная дверь. Случайно ли ее не заперли с вечера, или же это ди Брай постарался, поэт не знал, да это было неважно. Гораздо важнее было другое – заперев за собой дверь на засов, ди Марон смог отдышаться и почувствовать себя в безопасности.