Астахов Андрей. Воин из-за круга

Андрей Астахов
Воин из-за круга

   Посвящается моей матери, Галине Аршаковне Баласаньянц – женщине, которая навсегда останется для меня воплощением Света и Добра.
   Спи спокойно, мама!

Пролог

Чудское озеро, 5 апреля 1242 г.

 
   Сначала был звук – чистый, холодный, мелодичный, похожий на звон инея в морозном воздухе. Ратислав даже не понял, что это за сигнал. Прочие воины псковского ополчения, сидевшие у костров, встрепенулись, обратили глаза на восток, к темной полосе леса, черневшей далеко за берегом. И всем без лишних разговоров стало ясно, что это такое.
   – Не замерз, паря? – Сотник Прокоп вынырнул из-за спин воинов, столпившихся на берегу, заглянул Ратиславу в лицо. – Гости долгожданные идут, о своем прибытии сообщают – мол, готовьте мечи да копья, чтобы привечать нас как следует.
   – Ливонцы?
   – Они. Не боишься?
   – А чего бояться? – Ратислав поправил волчью шапку, сбившуюся на глаза. – Рогатина у меня есть, возьму на нее ливонского зверя.
   – Храбер больно, паря, – буркнул Прокоп, но глаза его потеплели. – Ну давай, становись в строй. Может, и будет тебе сегодня счастье.
   – Я… ты ведь помнишь, что мне обещал, дядя Прокоп, – сказал Ратислав, невольно взяв старого воина за рукав. – Маленке моей скажешь, что и как, если меня… ну, знаешь, о чем я.
   – Скажу, – произнес Прокоп серьезно и торжественно. – И свечку за твою душу поставлю, если что… А ну, мужики, становись! Пора за рогатины браться!
   Ратислав замер на несколько мгновений в непонятном оцепенении. Что-то небывало холодное, похожее на прикосновение змеи, прошло по спине под рубахой, кожаным юшманом и полушубком – и это был не утренний мороз. Ничего похожего Ратислав прежде не испытывал. Возможно, это был страх. Встреча с ливонцами страшила всех – ведь, как говаривали люди бывалые, уже встречавшие ливонцев в бою, немецкие рыцари неуязвимы – поди, доберись до рыцарской шкуры, если панцирь из стали да под ним кольчуга до колен…
   – Эй, православные, чего приуныли? – завопил какой-то балагур из сторонников. – Поморозились, не иначе! Медку бы сейчас по полведра на брата, а?
   – Истинно! – оживились мужики. Часть из них уже была в строю, встав внешней стороной полумесяца к противоположному берегу, но большинство ратников нестройной толпой сбилось у кромки берега, у самой границы земли и льда.
   Ратислав поискал глазами псковский стяг, нашел – черное полотнище с Богородицей вздымалось над головами людей совсем недалеко, саженях в сорока от него. И тут опять ветер с озера донес звук рога. На этот раз его подхватили еще десятки рогов и боевых труб, и над озером сразу после этого повисла необычная тишина, напряженная и грозная.
   – Сейчас пойдут! – крикнул кто-то.
   Ратислав протиснулся между вставшими в ряды людьми поближе к хоругви. Здесь, среди плотного строя псковичей, он наконец-то почувствовал себя в безопасности. Озноб стал меньше, и даже противная сухость во рту куда-то пропала. Какое бы зло ни пришло с той стороны озера, он не будет перед ним совсем беззащитен. Рядом с ним воины, которые защитят его. Ратислав бросал короткие взгляды по сторонам, пытаясь прочесть на лицах сторонников тревогу, страх или неуверенность. Псковичи были спокойны, если кто и испытывал страх, вида не показывал – будто звал их Прокоп рубить лес или добывать зверя, а не принять на копье ливонцев, закованных в железо.
   Сам Прокоп уже был на коне, рослом рыжем битюге с длинной гривой и в татарской сбруе. Ратислав хорошо видел воеводу – он встал прямо возле псковской хоругви, в восьмой шеренге. А Прокоп объезжал строй, и в облике его не было заметно волнения.
   – Дружнее, дружнее, мужики! – покрикивал Прокоп, уперев руку в бок и выпрямившись в седле. – Не то гости скоро явятся, а хозяева еще не приготовились привечать их. Гость, он хошь и незваный, а принять надобно как полагается у нас, у православных. Оно ведь как, плохо гостя встретишь-приветишь, он и обидится, худые слова про тебя говорить будет каждому встречному. Стал-быть, принять надобно так, чтобы некому было потом про нас рассказывать хулу, чтобы ни один не ушел! Бейте их, мужики, чтобы даже под своей железной шкурой русскую руку почуяли! Злобой и кривдой дышит на нас рыцарство ливонское, чает нас холопьями своими сделать, в веру свою поганую обратить, над церквами нашими поругаться, баб наших повалять, над народом нашим поглумиться! Стал-быть, бейте их, пока дух в вас жив. А коль помрете, исполать вам, а у Бога – Царствие Небесное. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!
   – Аминь! – выдохнули мужики в один голос. И будто в ответ на этот единый возглас, с того берега снова затрубили рога.
   – Гляди, вона они! – крикнул кто-то. – Идут, ей-бо, идут!
   – Где? – Ратислав почувствовал, что в ногах снова появилась противная предательская слабость. – Где они?
   – Да вон глянь туда, паря! – Крепкий мужик с плоским лицом схватил Ратислава за руку, развернул к озеру. – Вон они, ливонцы-то!
   Поначалу Ратислав не увидел ничего – мешала морозная муть над озером, сливающаяся с серым тяжелым небом. А потом он увидел, что странные движущиеся ледяные глыбы или то, что казалось ему ледяными глыбами в черных полосах и пятнах, – это и есть они, ливонцы. Белая стена стала надвигаться с восточного берега, и лед загудел под копытами тяжелых, закованных в броню коней.
   – Ой, Господи! – охнули за спиной Ратислава. – Вот она, смертушка!
   Мужик рядом с Ратиславом выругался в бороду, выпрямился, вцепившись в древко своей рогатины. Сосед справа, парень, ненамного старше Ратислава, вдруг побледнел, да так, будто кровь из него разом выточили; глаза парня округлились, рот раскрылся. Кто-то за спиной, сбиваясь, читал молитву, но большинство окружающих Ратислава людей молчали и просто следили за приближающейся конной лавиной.
   В этот момент Ратислав вспомнил о шолке. Когда они с Маленкой прощались, она повесила ему эту шолку на шею. Велела, коли будет великая опасность, держаться рукой за эту шолку и читать наговор, который заставила Ратислава заучить наизусть. Ратислав не смел отказаться, хоть и сказал однажды чудовоборский батюшка Варсонофий, что носить языческие обереги – великий грех. Шолку взял, а наговор забыл в первый же день. Теперь же, когда ливонский вал с лязгом и воем рогов пошел на ополченцев, Ратислав вдруг понял, что если любовь Маленки его не спасет, то не спасет уже ничто.
   И еще он вспомнил о Липке. О всех чудовоборцах. О своей родне и даже о тех, кто его никогда не любил. Но о Липке была первая мысль. Ведь даже Маленка не заставила его о ней забыть. Да и по совести сказать – любит ли он Маленку? Или же хотел просто заставить себя забыть о другой?
   Немцы приближались. Неясные ледяные призраки превратились в коней, покрытых белыми попонами, в тяжело вооруженных всадников в белых епанчах с разноцветными геральдическими знаками поверх доспехов, в диковинных шлемах горшком, с черными крестами на треугольных щитах. За конницей шла шеренгами пехота с длинными копьями и большими квадратными щитами, на флангах – кнехты и арбалетчики. В движении ливонского войска не было ни суеты, ни поспешности – только холодная уверенность в своей мощи, в том, что победа от них не ускользнет. Толстый лед озера потрескивал под поступью ливонцев, и Ратислав внезапно подумал – если Бог есть, то он разверзнет под немцами пучину и потопит всю эту стальную лавину в озере. Не должны они дойти до русских рядов! Не должны…
   – Николай Угодник, заступниче наш, помощниче пресвятой, спаси и оборони нас! – Мужик слева так посмотрел на Ратислава, что юноше опять стало страшно. – Не устоим, как Бог свят, не устоим!
   – Молчи! – одернули его. – И так тошно!
   – Пошли!
   Рог пропел сигнал к атаке. Торжественное и неспешное движение немцев прекратилось. Конница с флангов стала сдвигаться к центру, образуя клин с острием, нацеленным на русские ряды. Немцы перестраивались несколько минут, Ратиславу же показалось – целую вечность. А потом ливонский клин двинулся вперед, но уже не шагом, а рысью. Конница разгонялась для удара.
   – Держать строй! – закричал Прокоп, срывая голос. – Побежим, все до одного поляжем…
   Сердце у Ратислава екнуло. По команде воеводы сторонники опустили свои рогатины, крючья, пики, совни, насаженные торчком косы, направляя их на приближающегося врага. А орденский клин уже перешел с рыси на галоп, от которого задрожала земля.
   – Держать строй! Держа-а-а-а-ть!
   Потом был грохот, будто в небе столкнулись две грозовые тучи. Ратислав смотрел и не верил своим глазам. Справа и слева от него белые всадники пробивались сквозь ряды псковичей, поражая их оружием и топча конями. Волосы на голове Ратислава встали дыбом под шапкой от звуков, которые раздавались со всех сторон. Не было в этих криках и воплях ничего человеческого, будто души в аду кричали от боли и страдания великого.
   Фронт был прорван. Черная хоругвь с Богородицей лежала среди изрубленных, вопящих от боли, истекающих кровью людей. Рыцари растоптали шеренги псковитян, пошли на новгородское ополчение, стоявшее во второй линии. Мужик с плоским лицом продолжал призывать святого Николая, и взгляд его стал совсем страшным. А потом он упал с арбалетным бельтом в горле, и его кровь забрызгала Ратислава. Юноша попятился назад, споткнулся о чью-то ногу и упал.
   Встать он не успел. Конный рыцарь в лазоревых доспехах ударил его копьем в тот момент, когда Ратислав поднялся на колени. Если бы Ратислав мог рассказать, о чем он подумал в последнее мгновение своей жизни, он бы сказал, что эта мысль была не о смерти. Не о страшной боли, разорвавшей его грудь. Не о том, что немцы прорвались, и князь Александр Ярославич уже ничего не сделает, чтобы спасти новгородское войско от разгрома. Это была мысль не о Маленке. Даже не о Липке.
   Ратислав увидел на шлеме убившего его немца странное украшение. Белокурую женскую косу, прикрепленную к маковке шлема.
   Это удивило Ратислава. И он еще сумел спросить себя – а почему ливонец носит эту косу на шлеме? Что это означает?
   Найти ответ он уже не успел.

Глава первая

   Вызывая светлый дух,
   пролей кровь скота,
   Вызывая светлый дух,
   пролей кровь скота.
   Трижды назови имя,
   вызывая светлый дух
   У алтаря,
   Ибо таков закон.
   Вызывая темный дух,
   подай кровь раба,
   Кровь раба подай, имя не назвав,
   Вдали от алтаря,
   Ибо грех твой велик.

Шурские оккультные тексты «Этцу-Хатарим»

 
   До заката оставалось совсем недолго. Издалека раздался звон колокола, собирающий прихожан на службу в храм. Жара, иссушающая Гесперополис в последние дни, явно пошла на спад к радости горожан. Сегодня улицы будут полны народа, тем более что сегодняшняя щедрость императора основательно пополнила их карманы…
   – Они уже здесь, – сказала Тасси.
   Джел ди Оран давно ожидал услышать эти слова, но все равно вздрогнул. На огромной веранде дворца, где они с Тасси наслаждались обществом друг друга и теплом погожего летнего вечера, будто похолодало. Канцлер невольно посмотрел в ту сторону, куда был обращен взгляд девушки, но увидел только шпили церквей, скаты черепичных крыш и густую зелень деревьев между ними.
   – Ты не ошибаешься? – спросил он.
   – Я не могу ошибаться, – Тасси улыбнулась. – Ты сам прекрасно знаешь, что они уже прошли за круг.Этого следовало ожидать. Но ничего страшного не случилось. Пока не случилось.
   – О чем ты?
   – Силы равны, Джел. Дракон вернулся, но я знаю, что делать. Мы создадим своего дракона. Своего Стража.
   – Я не понимаю, о чем ты говоришь, – Джел изучающе посмотрел на блондинку. – В последнее время ты все чаще говоришь загадками.
   – Время подходит, Джел. Скоро ты увидишь всю силу Заммека воочию. И никакой дракон этому не помешает.
   – Ты с самого начала знала о драконе, ведь так?
   – Знала, – Тасси с наслаждением отпила из бокала глоток венарриака, почмокала языком.
   – Но мне не сказала? Почему?
   – Потому что тебе не дано понять всего. Зачем пытаться понять, почему свет играет на гранях алмаза? Просто наслаждайся этой игрой, верно?
   – Ты скрыла от меня правду.
   – Не злись, любимый. Пусть тебя утешает мысль, что ты все равно ничего бы не смог сделать.
   – Не злиться? Опасность слишком велика! Наши враги уже здесь. Они вернули дракона, и теперь наши планы под угрозой – под очень серьезной угрозой, Тасси! А мы медлим, ждем непонятно чего. Наш император занят только собственными увеселениями и собственным величием. Он целыми днями окружен своими архитекторами и мастерами, обсуждает с ними проект храма в свою честь, а по вечерам он веселится, пьет, танцует, тискает своих наложниц и ничего не хочет слышать о государственных делах. Ему все равно, что происходит у нас на севере, ему наплевать, о чем шепчутся в самом Гесперополисе. Он слишком велик, чтобы заниматься такими пустяками!
   – Я слышу иронию в твоих словах, Джел, – Тасси поднялась, подошла к канцлеру и, встав за спинкой его кресла, положила ладони на его плечи. – Ты слишком напряжен. Успокойся. Император делает все, что я захочу. Я слишком хороша в постели, чтобы мне можно было бы в чем-то отказать. Ты ведь знаешь, о чем я?
   – Проклятье, ты ведешь себя, как расшалившаяся девчонка!
   – А я и есть девчонка, – Тасси тряхнула своей белокурой гривой, беззаботно рассмеялась. – С тех пор, как я живу в этом юном и прекрасном теле, я снова чувствую вкус бытия. И даже твое занудство, Джел, не способно омрачить моего счастья. Ты слишком боишься будущего. Ты считаешь, что наши враги сильнее нас. Может, ты и прав. Но разве все это так важно? Не лучше ли наслаждаться жизнью, пока есть такая возможность?
   – Ты заговорила, как император. – с досадой сказал канцлер. – Жаль, что я не могу быть таким же беззаботным.
   – Ты слишком сгущаешь краски. Да, дракон вернулся. Это плохо. Легат не справился с задачей, но кто мог предположить, что рядом с этими несчастными окажется особенный воин?
   – Особенный?
   – Я видела, как погиб Легат. Его смерть причинила мне ужасную боль, потому что в Легате жила часть моей Силы. Ты когда-нибудь привораживал женщину?
   – Нет. Я учился. Мне не было дела до женщин.
   – Ты поражаешь меня, Джел, – Тасси наклонилась к канцлеру, обдав его ароматом дорогих духов и молодого тела. – Если бы я не спала с тобой, то сказала бы, что ты евнух. Плохо, что ты не привораживал женщин. Тогда ты понял бы, какую адскую боль причиняет вложенная в магию Сила, если колдовство не достигло своей цели.
   – Ты говорила о Легате. И об особенном воине, – поспешил сменить тему ди Оран.
   – Говорила. – Тасси сделала еще глоток вина. – Тебе не кажется, что этот венарриак кисловат? Надо сказать дворецкому, чтобы заказал новую партию, а эту отправил в портовые кабаки или вылил в канаву.
   – Это очень хороший венарриак, – заметил Джел. – Пятнадцатилетней выдержки. Давай о деле, милая.
   – Об особенном воине? Хорошо. Что ты знаешь о Силе?
   – Только то, что она есть.
   – Немного. Тогда скажи, в чем моя Сила?
   – Ты Аина ап-Аннон, Дева-из-Бездны. После этого ты спрашиваешь, в чем твоя Сила?
   – Я говорю серьезно. – Тасси вновь села в кресло, задумалась на мгновение, словно хотела найти подходящие слова. – Я знаю о природе Силы много больше, чем ты. Если хочешь понять, в чем секрет Силы, надо всего лишь обратиться к очень простым и, на первый взгляд, незначительным вещам.
   – Например?
   – Например, к простым словам, которые мы говорим каждый день, хотя часто не знаем их первоначального значения. Что мы вкладываем в нашу фразу, когда говорим о каком-нибудь человеке: «Он не от мира сего»?
   – Странный вопрос. Что мы имеем в виду? Что это странный человек. Непонятный окружающим. Человек, живущий не так, как все.
   – И только лишь? А больше ничего не приходит в голову?
   – Тасси…
   – Странный человек, – сказала Тасси, пародируя манеру речи канцлера. – Непонятный человек. Так считаешь ты. А если это сильный человек?
   – Ты хочешь сказать…
   – Слова «не от мира сего» можно понимать иносказательно, Джел, – продолжала Тасси. – Но можно и буквально. Человек, попавший в этот мир каким-либо способом, либо специально посланный в него. Человек, наделенный особой Силой.
   – Чепуха! – Джел презрительно поморщился. – У тебя разыгралась фантазия.
   – Нет, Джел. Уж кому-кому, а мне это известно лучше, чем всем остальным. Ведь я когда-то давно была человеком. Завидное преимущество, если ты пытаешься понять природу Силы.
   – Но как такое возможно?
   – Некая Высшая Власть – назови ее как хочешь – выбирает одного из многих для того, чтобы осуществить свои планы. Назови это Предопределением, Предназначением, Судьбой: словом, называй, как хочешь – сути это не меняет. Поскольку высшие силы борятся друг с другом, то они вовлекают в свою борьбу и простых смертных, если это им необходимо. Однако смертный человек слаб и ничтожен, поэтому ему необходимы особые способности. И тогда Высшая Власть наделяет человека такими способностями. Или, попросту говоря, Силой. Так в мир приходят великие герои или великие мудрецы.
   – Это я знал. Я думал, ты собираешься мне открыть настоящую тайну.
   – Ты зря иронизируешь, Джел. Помнишь, я говорила тебе, что меня мало заботят и сын императора Ялмара, и его сестрица? Это было правдой. Я знала о драконе. Я знала, кем рано или поздно станет тот, кого все считали принцем Даной. И меня такое превращение мало заботило. Дракон – всего лишь Страж. Он следит за мировым порядком, но не вмешивается в него. И знаешь, почему? В драконе есть и Добро, и Зло. Он слишком противоречив, чтобы встать раз и навсегда на одну сторону. Потому издревле драконы искали себе особых слуг – их называли воинами-драконами. В древности такими воинами часто становились исчезнувшие ныне скроллинги, воины Свитка. Такой воин должен был удерживать дракона от метаний между Добром и Злом. У самих драконов, по-видимому, на выбор не хватало ни мозгов, ни духу.
   – Ты не любишь драконов, – усмехнулся Джел.
   – Я их ненавижу. Драконы со своей магией Огня и Золота стояли у меня на пути еще в те времена, когда я была Аранией Стирбой. Их власть не позволяла мне добиться моих целей. Потом люди перебили драконов, и я смогла освободиться.
   – Это я освободил тебя, если ты помнишь, – не без раздражения заметил канцлер.
   – Ты невоспитан, любимый. Нельзя напоминать постоянно о своем благодеянии тому, кого ты однажды облагодетельствовал… Может, тебя разочарует то, что я тебе скажу, но ты никогда бы не снял с меня заклятие Алмазной Цепи, уцелей в нашем мире хоть один дракон. Равновесие Сил было бы слишком сильным, и я продолжала бы сходить с ума в пустоте Вирхейна.
   – Значит, драконов вовремя уничтожили. Но теперь один из них вернулся.
   – Он для нас пока неопасен. Я чувствую его силу и уверяю тебя – он еще слаб. Это ребенок. Ему кажется, что он могуч и непобедим, но перед Заммеком он ничто. Когда придет час исполнения пророчеств, ты сам это увидишь.
   – Тогда мне непонятно твое беспокойство.
   – Мои враги привели в этот мир того, кто убил Легата. А это мог сделать только очень необычный воин. Особенный воин.
   – Воин не от мира сего?
   – В самую точку, милый. – Тасси отпила еще глоток вина, придвинула к себе вазу с фруктами. – У этого пришельца дар, о котором он сам еще не подозревает.
   – Какой же именно? Прости меня, но в последнее время ты стала изъясняться уж слишком витиевато. В тебе слишком многое осталось от актрисы Тасси, моя любовь!
   – У него дар убивать, Джел, – с мрачной улыбкой произнесла блондинка. – И он пришел в наш мир, чтобы быть заодно с нашими врагами. Я бы не беспокоилась о нем, если бы не гибель Легата. Одолеть такого воина не под силу никому из смертных, кроме воина из-за круга.
   – Ты его боишься? Только скажи честно.
   – Боюсь. И ты должен его бояться. Он опасен. Он опаснее пяти драконов и десяти шлюх, претендующих на престол Лаэды только потому, что в их жилы попала кровь дома Лоэрика. Нам придется сразиться с ним. Найти того, кто сможет его остановить.
   – Ага, значит, его все-таки можно остановить! – Джел рассмеялся. – И остановишь его ты, так?
   – Да, я, – Тасси запустила руки в свои роскошные волосы, потянулась в кресле с протяжным зевком, будто затеянный ею самой разговор ей уже невыносимо наскучил. – Я видела его возможное будущее в том мире, из которого он пришел. Он был убит в сражении. Значит, в том мире есть другой воин, наделенный таким же даром, как наш враг. Это надо использовать, Джел. Это способ остановить нашего врага. И я его остановлю. Я приведу сюда воина, убившего его. Потому что я непобедима. Чтобы меня убить, мало умения убивать. Нужно знание. А этого у нашего пришельца нет. Он всего лишь неотесанный мужлан, которого судьба занесла за круг. Он неопасен, если только…
   – Если что? – Канцлеру не понравилось выражение лица собеседницы.
   – Если знание не попадет к нему случайно, непредвиденно. Поэтому нам следует спешить. Пора открыть Вторые врата. Завтра для этого самый подходящий день. Лунное затмение.
   Джел ди Оран кивнул, но лицо у него вдруг начало гореть. Он понял, что имела в виду его страшная союзница. И в ее словах звучало предупреждение. Ведь знание, о котором она говорит, есть только у него – единственного мага, прочитавшего полный текст Книга Заммека. Неужели она перестала ему доверять?
   Тасси начала медленно и с явным наслаждением есть фрукты, разрезая их серебряным ножиком на маленькие дольки и отправляя в рот. Канцлер стоял и ждал. Он решил, что их разговор еще не окончен, и не ошибся.
   – Я совсем забыла, – сказала Тасси, словно спохватившись. – Ты говорил что-то о беспорядках на севере.
   – Пустяки, милая. В Венадуре наемники-волахи перебили наших приставов и освободили изменников-еретиков.
   – Это не пустяки, – глаза Тасси загорелись. – Это хороший повод для войны. Хэнш так и не успокоился, значит, следует послать туда войска. Позаботься об этом, Джел. Император послушает тебя и подпишет манифест о начале войны.
   И снова Джел согласно кивнул, хотя понимал, к чему клонит Тасси. Возвращенных становится все больше и больше. Им необходима жизненная сила, а ничто не насытит их так полно и быстро, как большая война, когда страха, боли и страдания будет с избытком…
   – Хорошо, – сказал он. – Я скажу императору.
   – А я позабочусь, чтобы он тебе не отказал, – со смехом сказала Тасси. – Он в последнее время желает проводить ночи только со мной. Бедный юноша, он совсем потерял голову! И не беспокойся об этом пришельце, воине из-за круга. Я найду нового бойца. И уверяю тебя, победить его будет труднее, чем Легата.
   – Пока это всего лишь обещания.
   – Обещания? – Тасси искоса глянула на канцлера. – Возможно. Но я всегда выполняю свои обещания. Поэтому пора переходить к делу. Сегодня за два часа до полночи будь в дворцовом книгохранилище. Мне понадобятся кое-какие старые рукописи. И найди мне шлюху помоложе и посвежее. Такую, которой потом не хватятся. Сегодня мы вместе откроем Вторые врата и начнем нашу войну. Настоящую, такую, какую следовало бы начать еще вчера.
 
   Йол-Толстяк был доволен. До закрытия корчмы еще далеко, а заработал он столько, что минувший день можно считать очень удачным. Хотя объяснение всему простое – сегодня Божественный раздавал народу деньги. Так что все окрестные пьянчуги сегодня побывали у Иола. Некоторые из этих скотов набрались так, что свалились прямо за дверями корчмы и их пришлось оттаскивать, чтобы вход не загораживали. Но это так, мелочи, издержки. С этим можно примириться, когда монеты так и летят с ласкающим сердце звоном на стойку. Побольше бы таких дней, и мечта стать наконец-то богатым и уважаемым человеком перестанет быть просто мечтой. Разве только ноги гудят – сегодня Йолу и всей его многочисленной семье пришлось побегать по корчме, разнося по столам питье и еду. Вот и сейчас, в корчме не протолкнуться, а эта глупая девчонка куда-то снова запропастилась.
   – Брен! – позвал трактирщик, сбрасывая медяки со стойки в глиняную миску.
   Подавальщиц и вышибал Йол у себя в заведении не держал; прислугой в «Райском уголке» работала многочисленная семья Иола – только так все заработанные деньги могли остаться в руках Толстяка. Здоровенный Брен, старший сын Иола, услышав зов отца, тут же отошел от стола, за которым группа солдат городской стражи азартно метала кости.
   – Отец?
   – Ты знаешь, куда Шалла подевалась?
   – Не, – Брен почесал бороду. – Верно, опять пошла энтого слушать, поэт который.
   – Чума на мою голову! – Йол в ярости хлопнул своей огромной пятерней по стойке, так что медяки подпрыгнули. – Сучка! Я ей покажу «поэт»! Ноги оторву! Полный дом народу, а она где-то шляется.
   – А что, отец, молодчик-то энтот вроде как при деньгах, богатый, – с ухмылкой сказал Брен, – видать, из знатных. Глядишь и обломится чего нашей дуре. Барахлишко-золотишко ей прикупит, домик какой-никакой…
   – Молчать! – Физиономия Йола приобрела свекольный оттенок. – А ну найди ее, дрянь эту! И побыстрее, гости ждут. Я что, сам буду вино разносить по столам?
   Брен, продолжая криво ухмыляться, отошел от стойки. Трактирщик проводил его взглядом; убедившись, что сын не вернулся к столу с игроками, вновь занялся выручкой. А потом у него вдруг появилось чувство, что кто-то стоит рядом с ним.
   Он поднял глаза. По ту сторону стойки стоял рослый старик в кожаном кафтане. Йол заметил, что шум в корчме затих и глаза посетителей направлены на нового гостя. Уж слишком заметен был старик. Высокий, на голову выше Йола, очень необычного вида; волосы белоснежные, до середины груди, а борода угольно-черная. А уж взгляд у старика был и вовсе особенный. Йол никогда не видел вблизи графов или принцев, но мог бы поклясться, что такой властный взгляд может быть только у человека, всю жизнь повелевавшего другими.