Авербух Н.. Последний из Рода

   На лице моего человека был написан откровенный ужас. Он старался не смотреть в сторону реки, но его взгляд то и дело возвращался к воде. Топить живой Огнь – только смертные способны на такую жестокость… Я попыталась перехватить его взгляд. Тиан отвернулся. Священник запел молитву. О, Хаос, Стихии, Великая!
   Спасите его! Я не хочу умирать!
   Паутина… переплетение разноцветных нитей. Мерно раскачивается гамак. В нем лежит синеволосая Княгиня и, улыбаясь, натягивает одну из нитей. Потянет-отпустит, потянет-отпустит…
   А вокруг этой нити, как вьюнок, обвивается вторая… Ткачиха забавлялась.
   Потянуть-отпустить, веселая игра. Сколько я наблюдала за ней? Минуту? Секунду?
   Вечность?
   – Великая! – не помню себя, падаю на колени, протягиваю руки к Эйш-тан. – Великая, помоги!
   Ткачиха даже не повернула голову. Она тренькала на переплетшихся нитях, как на струнах, не заботясь о том, что одна из них, опорная, вот-вот оборвется… Тиан… его судьбой сейчас забавлялась Княгиня Судеб. Мой человек!
   Внезапно я поняла: не могла Рей'Лине надолго отрезать меня от владений Ткачихи.
   Не может Осенняя Княгиня лишить Княгиню Судеб того, что по праву принадлежит ей.
   Вот только не хотела моя Эйш-Тан говорить со мной. Не Рей'Лине, а сама Ткачиха преградила мне путь в ее владения. Я прогневала ее, я виновата.
   – Великая! – молю уже безо всякой надежды. – Прости!
   – А, это ты, – не глядя на меня, произносит Великая. – Видишь?
   Она с особенной силой потянула за тианову нить, едва не порвав ее. Я закричала – отчаянно, безнадежно. Князья не знают жалости, когда творят свою волю. Наши жизни – только игрушка Плетельщицы Судеб.
   – Иди, – приказала Ткачиха, отпуская нить. – Спасай своего… Воина.
   Тиан Теперь я знаю, как чувствует себя загнанный охотниками зверь. Сделать выбор? А он у меня есть? Вода или Огнь – вот и весь выбор, оставленный мне.
   Амулет раскалился. Трещали в груди ворота. Огнь бился в них, тщетно стремился сорвать запоры. Не пущу! Не сдамся!
   И чувствую, как за спиной свивается тугими спиралями сила, понимаю, что вот-вот…
   Что он готов… Что этих глупых но, в общем-то, ни в чем не виновных людей от смерти отделяет одно слово. Закричать? Пригрозить?
   Священник опустился рядом со мной на колени.
   – Слушай, сын мой. Два пути есть у тебя. Дыханием своим последним искупить осквернение, или же ты должен жениться на невинной деве и провести с ней ночь.
   Готов ли ты, сын мой, выполнить свой долг и вернуть людям священные воды источника?
   В сухих пальцах он сжимал цепочку, на которой покачивался кулон из белого как снег камня. Туда-обратно… Туда-обратно…
   Огнь вскипает в венах…
   Клубится за спиной чужая сила…
   Что выбрать? Как спастись?
   Тело знает прежде разума – я киваю. Согласен.
   Нара -…должен жениться на невинной деве и провести с ней ночь, – говорил священник, зачем-то покачивая кулоном на тоненькой цепочке. – Готов ли ты, сын мой, выполнить свой долг и вернуть людям священные воды источника?
   Тиан неохотно кивнул. Священник повернулся к толпе народа и сделал приглашающий жест.
   – Кто из девушек решится выйти замуж за этого человека, чтобы их жертва возвратила волшебство, охраняющее нас вот уже две сотни лет?..
   Подумаешь, две сотни лет! Я храню Род Тиана тысячелетия – и хоть бы кто спасибо сказал!..
   Я встряхиваю головой. О чем я думаю? Что происходит? Сколько времени я провела во владениях Ткачихи?
   Кольд недовольно хмурился, поглядывая на арбалетчиков. Те по-прежнему держали Тиана под прицелом, не давая наемнику возможности вмешаться. Наемнику?! О, нет!
   Кем бы Кольд ни был, но уж точно не наемником. Сила – чужая, страшная, – свивалась в тугие нити, коконом оплетая его запястья. О, Хаос! Ну конечно же!
   Маг! Кольд Союзник, тот самый, что по слухам стал саннер-воррен Реи'Линэ! Она все-таки не оставила нас в покое, послала своего колдуна проследить. А он не уследил, не уберег…
   Что делать? Я достаточно слышала о Союзнике, чтобы понимать: как только Тиана поднимут на ноги и поведут на мостки, терпение Кольда иссякнет и он отпустит рвущуюся на волю силу, никого не пощадит. По мне – пускай, но мой дурень-то…
   Он попытается Кольда остановить, а потом… Под горячую руку…
   Я осторожно шагнула в сторону, стараясь не привлекать внимания Кольда. Никогда больше не оставлю Тиана. Никогда не подойду ни к кому другому. Пропадет мой человек без меня… а мне страшно.
   Люди молчали. Кольд медленно поднимал руку, сила расползалась щупальцами, опутывая собравшихся.
   – Кто возьмет этого человека в мужья? – безнадежно повторил священник. В мужья?!
   Тиана?! Сейчас?! Нет, права была баньши, я постепенно тупею. Не могу понять, зачем, но теперь смертные решили уже не утопить моего человека, а женить его на одной из своих… хм, девушек. Женить. Тиана. Он породит потомка здесь, я на всю жизнь останусь прикованной к этой проклятой деревне!
   В памяти всплыло воспоминание. Ночь, таверна, я сижу в темноте и смотрю сквозь деревянные стены. Я вижу, таких вещей не скроешь от баньши. Я вижу, как Тиан обнимает служанку. Я устроила это, я сама. Но почему же мне так плохо? Так больно и противно? Разве из-за ребенка, что вырастет среди простых крестьян в обычной деревне? Разве только из-за этого?
   Хочу кричать, но наталкиваюсь на холодные глаза Кольда. Убьет и не задумается.
   Реи'Линэ ему только спасибо скажет. Нет. Не сейчас. Не время для криков.
   – Кто готов взять в мужья этого человека? – в третий раз повторил священник. Мой.
   Тиан мой человек. Не отдам, никому не отдам, не оставлю. Я делаю шаг вперед. В толпе кто-то ахнул, я не слышу. Тиан смотрит на меня. Я подхожу ближе.
   – Нара, не нужно… – бормочет мой человек. Я не слушаю. Мой. Никому не отдам.
   Ни женщине, ни Огню, ни Воде, ни судьбе, ни смерти. Только мой. За спиной доносится кольдово: "Дура!". Пусть. Только Тиан никому не достанется. Никогда.
   Староста. У него виноватое лицо. Отчего он печалится? Ах, да, баньши велела им позаботиться обо мне. Ну, так что же?
   – Ты уверена, доченька? – матушка Глен. Я ей не доченька. И я уверена.
   – Да что вы переспрашиваете, жените их, и вся недолга! – Я не слышу, кто это говорит, кажется, кто-то из толпы людей. Пусть. Пусть женят, какая разница? Что для Старшей клятвы Единому, выдуманному божку жалких смертных? Пусть женят, пусть молятся. Пусть.
   Староста поворачивается к Кольду. Ах, да, наемник представился моим братом.
   Машет рукой. Недоволен. Кольд очень недоволен происходящим. Но – не вмешивается.
   Поглядывает на арбалетчиков. Тиан по-прежнему под прицелом. Кольда просят подойти. Отказывается, упрашивают.
   – Благословляю вас, дети мои, – паясничает наемник. Но глаза его по-прежнему холоднее льда, а улыбка словно перечеркивает лицо кривой линией. Я отодвигаюсь к Тиану, ищу его руку, но он не дается. Пусть.
   Нас разворачивают к священнику. Тот читает молитвы, говорит знакомые слова.
   Пусть. Я видела несметное количество свадеб, я устроила все бракосочетания в своем Роду. Что нового могут показать мне смертные? Машинально произношу то, что от меня требуется. Пусть. Клянусь Единым. Пусть. Глупые смертные, чем задумали связать баньши? Клятвами?
   В руки Тиана вкладывают каменный кулон на серебряной цепочке. Магия. На нем – магия фейри. Чужая, злая, враждебная. Отшатываюсь. Меня удерживают, толкают назад.
   – Поздно спохватилась, – шипят в ухо. Тиан подносит цепочку к моей шее, защелкивает замок… Ворон просыпается, раскрывает крылья. Смертные отшатываются…
   Ярится хранитель Рода, но даже его магия не может пересилить эту, фейкину…
   Больно. Очень больно. Чудовищно. Меня никогда еще не предавали. Никогда я не чувствовала такого… такого… нет, я не знаю слов…
   Мой человек своими руками надел на меня ошейник. Волшебную удавку, привязывающую меня к деревне. Шаг за пределы очерченного невидимой привязью круга – и ошейник пережмет мне горло. Мой человек. Своими руками. Мой. За что?!
   Я увидела, как магическая цепь пытается захлестнуться вокруг Тиана, привязать к деревне и его. Пытается… и соскальзывает. Кто может сковать Огнь? Вместо него второй раз обвивает мою шею. Люди не видят, а я чувствую.
   Больно. Очень больно, когда тебя предают. Даже когда не знают об этом…
   – Если к утру камень не покраснеет – умрете оба! – Священник. Предостерегает.
   Чем грозишь, дурак? К утру мой человек будет уже далеко…
   Люди деревни не оставляют нас в покое. Девушки заводят песню, кто-то подталкивает нас, ведет… Дурень-староста что-то сыпет в стащенную из вещей моего человека флягу, подносит ему: "Выпей, чтоб наверняка долг исполнить". И вдруг с криком отбрасывает засиявший зло подарок Князя. Я еще успеваю злорадно усмехнуться, но меня настигает очередная вспышка боли.
   Я умру здесь. И, даже мертвая, останусь в этой деревне навечно. Никогда не смогу последовать за Тианом. Никогда не смогу уйти. Как мне все-таки больно…
   Цепочка пережимает горло. Пусть людям кажется, что она свободно висит на шее, я-то знаю: в ней трудно дышать. Трудно. Почти невозможно. Баньши, мы на всю жизнь привязаны к своим людям, но никто никогда не сажал нас на привязь. Никто не указывал нам, где нам быть и куда идти. Мне не хватало воздуха. Больно. Плохо. О, Великая, спаси!
   Нет. Не слышит. Не хочет слышать. Она качается в своем гамаке из судеб и натягивает нить. Может – мою. Великая…
   Никто не поможет, никто не спасет. Теперь я понимаю, почему люди так любят молитвы и надежды. Они не видят отказа от своего бога. Тот не смеется им в лицо, когда они просят о помощи…
   Запах цветов, что цветут лишь в Темном лесу. Здесь прошла баньши, здесь она творила свое колдовство. Слабое, но все же влияющее на судьбы людей и Старших.
   Колдовство. Судьбы. Ночь и цвет камня как-то связаны между собой. Зная это, я сумела увидеть, какая магия вложена в проклятый кулон. Увидела и расхохоталась, как безумная. Им было мало пленить баньши. Они хотели уложить ее со смертным в постель. О, Хаос, покарай их, в своем неведении люди преступили все законы.
   Я потянулась к своей нити, обратилась к своей магии. Запах колдовских цветов и цепочка на шее заставляли задыхаться, мне едва хватало воздуха. Не знаю, кто и куда меня вел: я ничего не видела. Глаза заволокла красная пелена. О, Великая, пощади, дай мне сотворить это колдовство!
   Я видела несчетное множество свадеб, зачатий и рождений. Я предуготовила больше половины из них. Неужели, неужели я не могу изменить свою нить так, чтобы проклятый камень сменил цвет и разомкнул цепь? Неужели?!
   Толчок в спину. Я бы упала, но меня подхватили чьи-то руки. Поднимаю взгляд, но ничего не вижу. Где-то далеко-далеко хлопает дверь, лязгает замок. Еще хлопки – словно закрываются ставни. Лязг – замки на них? Я ничего не вижу. Я ничего не понимаю. Я тяну, изо всех сил тяну за собственную нить, надеясь, что Великая поймет и даст мне свободу. Пожалуйста, прошу тебя!..
   Чих. Меня словно встряхивает. А теперь меня точно трясут, словно надеясь привести в чувство. Моргаю. Вокруг темно, темно, как в самом глубоком подземелье, но это не мешает мне видеть. Увидеть. Я стою посреди избы, возле меня мой человек. Бережно поддерживает, не давая упасть, и смешно морщит нос. Запах колдовских цветов, слишком сильный для такого маленького помещения. Бесполезно все, бесполезно… не изменить таких вещей магией баньши. И никто бы не справился. Я потратила все свои силы на безнадежную попытку освободиться…
   Права была "сестрица", я стала слишком похожа на человека… Теперь еще лет так триста я не смогу вмешаться в чужую судьбу без посторонней помощи. Триста лет.
   Смешно. Мне и трехсот минут не осталось…
   Тиан что-то говорит. Что ему нужно? Ах, да, спрашивает, что со мной.
   А что со мной может быть?! Что может быть с баньши, которую ее человек посадил на цепь?! Тиан, неужели я тебе настолько надоела?
   Качаю головой.
   – Все в порядке. – Голос хриплый, надтреснутый. В деревне натяжение немного ослабло, дышать стало легче, но плохо мне до сих пор. Тиан не верит, подозрительно вглядывается в мое лицо. Все в порядке, Тиан, о чем тебе беспокоиться? Все так, как должно быть. О, Ткачиха, ты это знала, почему же не сказала заранее? Зачем тебе привязывать меня? Зачем? За что?
   – Тиан, – говорю хрипло. Кашляю. Тяжело терпеть на шее магию фейри. Как я их ненавижу… – Тиан, послушай меня. Люди не будут сторожить под дверями, замерзнут. Может, охрану выставят, но к утру их все равно сморит сон. Тебе нельзя здесь оставаться. Дождись, когда до рассвета останется час – и выбирайся.
   – Двери и ставни заперты снаружи, – осторожно напоминает мой человек.
   – Их можно прожечь.
   Тиан смотрит на меня с откровенной жалостью. Раньше хоть притворялся… Хочешь сказать, на запах дыма сбежится вся деревня?
   – Выломать, – поправляюсь я. Оглядываюсь. Печь, лавка с подушкой, рядом застеленная кровать. Кто-то уступил нам свой дом на ночь. Большая семья, судя по количеству лежанок. Ничего не пожалели!
   – Вон, – киваю. – Кочерга лежит. Небось, если в сенях пошарить, еще и топор найдется. Ночью только в световой круг не попадать, а там тебя арбалеты не достанут. Если лошадей и вещи сторожат – бросай все, уходи сам. Добро новое наживешь, а вот жизнью никто не поделится.
   Тиан смотрит на меня в упор. Запускает руку в волосы, срывает ленту. Зачем? Что это меняет? Замираю под взглядом Огненного Генерала. Своего человека, который при жизни слился со Стихией. О, Хаос, за что мне это?..
   – А ты? – требовательно. Жестко.
   – А я тебя провожу. – Устало. Безысходно. – Докуда дойти смогу…
   Дергаю ошейник – с ненавистью, с напрасной злостью. Куда там! Не порвать его, не освободиться.
   – А потом? – не понимает. Ох, Тиан, что же ты такой дурак-то?..
   Не выдерживаю. Кричу.
   – А что – потом?! Потом я умру или останусь в этой трижды проклятой деревне навсегда! Навечно! Ты разве не видишь, что ты… – Все-таки спохватываюсь.
   Успеваю. Поправляюсь. – Не видишь, что тебе подсунули?! Мне не уйти отсюда!
   Никогда не уйти. Я здесь даже мертвая останусь…
   Не плачу. Баньши оплакивают своих людей – не себя. Не плачу.
   – Ты извини, я… я сама виновата. Уходи, Тиан, не оглядывайся. Тут уж ничего не поделаешь, судьба такая… все в воле Ткачихи.
   Мой человек вздрагивает. Странно, не думала, что ему что-то скажет это имя…
   Тиан подходит ко мне, протягивает руки. Я хочу отстраниться, но не успеваю.
   – Не надо, ты ничего не изменишь.
   Тиан не слушает, берется за цепочку. Пытается расстегнуть замок – напрасно.
   Дергает, надеясь порвать. Цепочка натягивается, дрожит в его руках. Нет, не порвать тебе цепочку, не освободить меня. Не пытайся, Воин, не выйдет…
   Цепочка дрожит, звенит тоненько. Слышится журчание воды, когда она выбивается из-под земли, струится, разливается…
   Не твоя, Огненный, не твоя… не проси, не получишь… не твоя, не освободишь, не спасешь, не выйдет…
   Цепочка звенит, натягивается, сдавливает мне шею. Тиан поспешно разжимает руки, увидев, как удавка впивается в кожу.
   – Нет, Тиан. Будь я… – Прерываюсь, кашляю. – Будь во мне Огнь, хоть искра, магия отдала бы тебе твое по праву, отпустила бы тебя. Ты – душа Стихии, а цепочка заколдована фейри… твое право… было бы. Но Огнь – чужой мне, я не…
   – Снова кашляю. На лице Тиана – вина, тревога, упрек… – Не думай обо мне, уходи. Уходи. Люди ничего мне не сделают, не смогут. Главное – чтобы ты был. Жил.
   В безопасности. Тиан! Не смотри так!
   Мой человек отшатнулся, отвернулся, прошелся по комнате. Я отметила, что в абсолютной темноте он совершенно не натыкается на предметы, стоящие в комнате.
   Ну да, Тиан ведь теперь и не человек вовсе… и его люди хотели удержать взаперти?!
   – Ты моя жена, – внезапно произнес мой человек. Резко. Неуступчиво. – Я клялся перед Единым беречь тебя и защищать. Не бросать в беде и опасности.
   О, нет… только не это… Тиан воспринял всерьез устроенный людьми нелепый балаган и ничего не значащие клятвы. Хаос, есть ли предел глупости смертных?
   – Ты тоже клялась, – требовательно. – Хочешь бросить меня сейчас? Уйти из жизни?
   – Я не бросаю. – Возражаю, уже не надеясь, что мой человек поймет и – прости, Тиан! – отстанет со своим ненужным благородством. Спорю уже просто из принципа.
   Такие, как Тиан, все решают для себя сами, и с намеченного пути их уже не столкнуть. Стихии, за что мне такое досталось?! – Я не бросаю. Позволяю оставить меня и уйти. Это другое.
   – То же самое! – Человек кидается ко мне, хватает, именно хватает – грубо, болезненно. Заставляет взглянуть ему в глаза. В них Тьма и Пламя, я не могу выдерживать этот взгляд, но Тиан не отпускает. – Я. Тебя. Не. Оставлю. И не позволю уйти. Нас связал Единый, мы принесли клятвы, которые нельзя расторгнуть.
   Есть в тебе Огнь или нет – ты моя жена, Нара. Навсегда.
   Дурак.
   О, Хаос, какой он все-таки дурак… За что мне такое? Почему он не хочет понять, что клятвы напрасны, что не обрядами смертных связывать баньши? Что для Генерала Огня имеют значение только те обещания, которые идут из глубины сердца, остальное – пустой звук? Почему он верит всему этому фарсу?!
   Почему он не хочет уйти и спастись?! Зачем ему все это? О, Стихии, не надо было ему говорить, надо было согласиться, уйти и умереть на границе деревни. Как это все было бы проще…
   – Если ты не уйдешь, мы погибнем оба. Напрасно погибнем. Зазря. Так не должно быть, Тиан. Пойми, пожалуйста, что бы ни случилось со мной, главное – это ты.
   Он отпускает меня так, словно ему больно меня касаться. Отворачивается, отходит.
   Что я сделала не так? Что не так сказала?
   – Не надо.
   – О чем ты, Берсерк?
   Мой человек вздрагивает от этого обращения.
   – Не надо, – повторяет он. – Не смей!
   Я не смей?! Он сошел с ума?
   – Не смей жертвовать ради меня! Хватит! Не нужно! – не крик, рычание. Мой человек в ярости. Почему? Что не так?
   – Это не жертва, Тиан. Это мое решение. Мой выбор. Да что ты пристал ко мне, человек?! – сама кричу, но не хватает голоса. – Ты можешь хотя бы раз в жизни воспринять меня всерьез?! Поверить моим словам?! Просто поверить – и все?! Уходи, Тиан. Уходи…
   – Я тебя не брошу. – Упрямо.
   Вот и все. Все, что мой человек соизволил ответить на приказ своей баньши. Да неужели я так провинилась перед Ткачихой, что она назначила мне Род полоумных Воинов? О чем мне с ним говорить? Что у него есть долг? Что его ждут в Костряках?
   Что он кому-то в этой жизни еще нужен?
   Может, и нужен, вот только я не знаю никого, кому он был бы нужен больше, чем мне…
   Но этого я ему не скажу. Только хуже все сделаю. Ох, Тиан, как ты не понимаешь, моя жизнь держится только благодаря тебе? Не надо меня спасать, спасись сам – и все получится. Ох, Тиан… Не нужна мне твоя жалость, когда ты это постигнешь?!
   – Уходи. – Устало. Нет больше сил. Ни на что нет сил.
   – Ты меня настолько ненавидишь? – Очень грустно Тиан задал этот вопрос. С каким-то даже отчаянием. Да с чего он взял?!
   – Нет. – И сил закричать в ответ тоже нет. И не будет. – Я говорила тебе когда-то, а ты не понял. Я существую только ради тебя. Только. А ты…
   Хочу сказать: "а ты меня не любишь", но перехватывает горло. Все перед глазами затуманивается, и я чувствую, как где-то далеко-далеко мою нить вплетают в новый узор. Знать бы еще в какой…
   – Не плачь, – просит. А я не плачу. Я… я не плачу. Баньши оплакивают только других, не себя. Тиан подходит ко мне, обнимает. Как ребенка, гладит по голове.
   Дурак. Какой ты дурак, мой человек, какой же ты дурак…
   В его объятьях прекращаю всхлипывать, замираю. Я все-таки плакала… Какой позор.
   Но мой человек никогда не узнает, не поймет, не догадается, насколько я унизилась, позволив слезам выступить на глазах. Он не узнает…
   Высвобождаю руку, провожу по его волосам – длинные они у него выросли. От моего человека пахнет огнем и сталью, ночным костром и смертельным поединком. Рядом с ним всегда спокойно, легко и безопасно, словно я вернулась в родной дом, который давно искала… Дом… У баньши не бывает дома, владения Ткачихи – только временное обиталище, а жилища смертных… там мы всего лишь незваные гостьи.
   Утыкаюсь лицом в плечо, застываю. Как хорошо, когда свой человек рядом, когда его можно ощутить безо всякой магии, когда он не пытается отстраниться и не вспоминает придуманные собой же правила поведения. Как будто им еще хоть кто-нибудь следует… Мне хорошо с ним. Будто я дома…
   Тихий лязг, дверь отворяется почти без звука.
   – Тиан! – тихий внятный зов.
   Кольд. Что он здесь делает?
   – Надо уходить, – говорит наемник. – Не уснул здесь еще? Пойдем, выбираться надо.
   В сени выходим вместе. Кольд не принес с собой никакого светильника. Они ему не нужны? В дверном проеме за его спиной виднеется затянутое тучами ночное небо.
   Час до рассвета, не больше. Умно.
   – Извини, красавица, – начинает было Кольд, но умолкает и вглядывается внимательнее. – А, так вы сняли кулон? – неодобрительно. Ему какое дело?!
   Провожу пальцами по шее. Смутно припоминаю, проклятая цепочка порвалась и укатилась вместе с заколдованным камнем куда-то в угол, но искать и проверять, какого кулон теперь цвета… не до того как-то было.
   – Вот и хорошо, – кивает наемник. Я не я буду, если ничего хорошего Кольд во всем происходящем не видит. – Тогда уходим все трое.
   – Куда? – не выдержала я.
   – Отсюда, – как ненормальной, объясняет мне Кольд. – Подальше. Пока не спохватились. Мы и так много времени потеряли.
   – Да куда мы так торопимся, хотелось бы знать?
   – В Костряки, – отрезал наемник. – А если тебе так хочется пожелать крестьянам доброго утра – можешь оставаться.
   – Да ты!..
   Выругаться мне помешал Тиан, который как бы невзначай оттеснил меня в сторону и с тревогой спросил:
   – Погони не будет?
   – Нет, – безмятежно ответил Кольд. – Матушка Глен хорошего зелья дала, до утра проспят. Кстати, она просила не бросать здесь нашу красавицу. Странно, не правда ли?
   – А ты надеялся меня бросить, Кольд Союзник? – зло. Язвительно. Бессильно. То за меня заступалась девчонка, отданная Огню, то теперь молоденькая баньши, нашептавшая советы в уши выжившей из ума старухи… Обидно. Мерзко.
   – Как получилось бы, – усмехается колдун. Замечает, как я разозлилась, бросает взгляд на Тиана и серьезнеет. – Уходим. Я увел лошадей к дороге, там же вещи.
   – Сабля, – напоминает Тиан.
   – Держи.
   Уходим. Прочь отсюда, по лесной тропинке, мимо источника, у которого спит новый охранник. К дороге, возле которой нас ждут лошади и… свобода? Хотя бы временно, но ждет. Будьте же прокляты люди, которые заставили человека надеть ошейник на баньши своего Рода! Будьте прокляты! Я никогда не прощу унижения. Никогда.
 

ГЛАВА 7
 
26 – 27 ноября

 
   – Да, – кивнула Ткачиха, – ты можешь это сделать. И остальные тоже могут увести детей своего Рода. Но не она. Ты понял? Она ничего не должна узнать! И людям ничего не объясняйте.
   – Сделаю, как прикажешь, Великая Эйш-Тан. – Стоящий возле ее гамака мужчина склонился в глубоком поклоне.
   – Тогда иди. Передай Наре, что я велела, – бросила Ткачиха. Взвизгнула нить, которую она резко дернула – оборвалась. Ни Княгиня, ни ее слуга даже не дрогнули.
   – Мне найти ее? – уточнил он.
   – Нет. Она сама придет в твой дом. Иди же, не медли! – раздраженно.
   Мужчина снова поклонился и исчез. Ткачиха осталась одна. Ее гамак мерно покачивался из стороны в сторону, тонкие нервные пальцы играли нитями – то натягивая, то отпуская их.
   Люди могут подвести, но не Старшие. Не они, для кого Ткачиха – Бог и Закон.
   Тиан Мы въехали в Костряки около полудня. Стража на воротах мирно дремала, прислонившись к стене – заходи кто хочешь, выходи кто угодно. Правду говорили – в костряковском отряде одно отребье собрано. И я вот теперь как они – феечье мясо. Эх.
   То ли от недосыпа, то ли от нервов – мне все казалось, что за мной следят чьи-то глаза. Чушь, конечно. Кому я тут нужен-то? Не Князья же таятся, высматривают?
   Зачем им, если Кольд, их соглядатай, рядом, вон, таращится, усмехается.
   – Не обращай внимания, Берсерк, – вновь угадал мои мысли тот. – Это Город тебя так встречает, оценивает. Тут всем по первой не по себе бывает. Особенно таким, как ты.
   – Как он? – вскинулась Нара. – Это чего ж это в нем такого?!
   – А вот это, милая, сама догадайся, – отрезал синеглазый колдун. – Таким как ты… менестрелям… положено знать такие легенды.
   От меня не укрылась заминка колдуна, и я в очередной раз спросил себя: кто же все-таки Нара такая? На ком я женился, с кем связал жизнь? Спросить бы напрямую, но ведь не ответит, только сверкнет глазами да закусит губу. Она поняла, что я ненавижу ложь, но сказать правду не хочет. Молчит. Нара – Нара, за что ж мне такая…
   Нара и Кольд тихо переругивались, а я осматривался, мне теперь в этом городе служить, пусть и недолго.
   – Закрой глаза, – дохнуло в мое ухо. – Закрой глаза и прислушайся.
   Я зажмурился, искренне надеясь, что моя лошадь умнее, чем кажется, что не понесет, не шарахнется…
   Тьма перед глазами. Тьма такая густая, что кажется непроницаемой. И голоса, звучащие в этой тьме. Наперебой приветствующие меня, зовущие, твердящие имя, просящие…