Авербух Н.. Последний из Рода

   – Буду. – Обещаю. Ухожу, походя задевая рукавом Кигу. Буду. И ночь будет. И ребенок. И Род. Тогда и я буду. Никак иначе. Слабое, еле заметное вмешательство.
   Кружит голову аромат трав, что цветут лишь в Темном лесу, где живут Прядильщицы, низшие фейри моей Эйш-тан. Так пахнет сила Княгини, так пахнет дарованная ее детям магия. Единственная, которая нам доступна. Только Ткачиха ведет нить человека. Смелые, бесстрашные, непокорные могут испортить ее узор. Но чуточку, самую малость, крошечку, капельку подтолкнуть события может и баньши. Даже в человеческом теле. Даже отрезанная от своей Эйш-тан. Самую крошечку. Но сейчас этого хватит.
   Все будет…
   Стерегу. Ночь темна, но я не человек, я – Старшая. Вижу, слышу, чувствую.
   Они поднялись по лестнице в комнату. Не таясь, но и не показываясь на глаза. Вот он прижал ее к стене, поцеловал. Жадно. Бедный Тиан! У него давно не было женщины. Бедный честный дурак. Нищий и глупый. Неужто в Вольграде таких дурочек не водилось? Ему ведь только поманить – любая на шею кинется. Вот и эта. Мне и делать ничего не пришлось, только уйти. Остальное – это чтобы ребенок родился.
   Мальчик. Она все равно скоро зачнет, с такой-то прытью… Не Тиан, так другой, мало ли здесь удальцов ходит?
   Комната Тиана рядом с моей. Он недолго оставался в коридоре, увел Кигу к себе, запер дверь.
   Ох, Нара! Не смотри, не слушай!
   Но что для меня стены? Разве может дерево помешать баньши видеть результат своих усилий?
   Как он ее целовал. Как обнимал. Как она улыбалась. Как раздевалась. Что-то странное зарождается во мне. Меня скрутило от отвращения. От гнева. Я видела это сотни раз. Больше. Сколько детей рождалось в каждом поколении? В последнем – два, но до того… я видела их судьбы от самого зачатия и до смерти. Видела нити, жила рядом с ними… Меня трудно удивить, испугать, смутить… Почему же так плохо? Противно? Гадко?
   Не-э-эт… Не подходит ему эта глупая девчонка! Кем его дети станут, рыбаками?
   Слугами? Нет, ни за что!
   Кричу. Пронзительно, истошно. Так кричат баньши. Кричат, когда их люди делают неправильный выбор, гибельный для Рода. Кричу.
   Он вышибает дверь. Вбежал, как был, еле штаны подтянул, рубашку выпущена, наполовину расстегнута. Зато сабля при нем. Герой!
   – Нара!!! Что случилось?!
   – Там! – все еще кричу, но уже тише. – Там! – Указываю на стену.
   – Что там?! – раздраженно спрашивает человек, когда понимает: я цела и невредима.
   – Пауки! – нахожусь я. Они нехотя просыпаются по зову Старшей, повинуются моей отчаянной мольбе.
   – Только-то? – Он поворачивается. На стене сидит небольшой паучок. Совсем маленький. Да и тот торопится скрыться от светового круга. Дескать, позвала, баньши, я пришел, показался и хватит с тебя. Дальше сама. – Из-за этого ты испугалась?
   Я не отвечаю, всхлипываю. Я испугалась. Не паука, но испугалась. Какая же я была дура, когда пыталась продолжить Род в отродье трактирной служанки! И мне бы пришлось всю жизнь дышать рыбой… Отвратительно!
   Кричу снова. Мой крик спас несчастного паучка от неминуемой гибели. Тиан уже шел к стене с явным намерением раздавить несчастное создание, лишь бы я замолкла.
   – Что еще?
   На этот раз на беззвучный зов пришел более солидный паук. Спустился с потолка на паутине, покачивается у меня перед носом… большой, с ноготь будет. Мужской причем.
   – Тут полно пауков! – Плачу. – Я боюсь!
   – Это всего лишь пауки. – Успокоительно.
   – Мне страшно. – Рыдаю, как маленький ребенок. Была в Роду одна девочка, она боялась темноты, пауков и одиночества… Тиан подходит ближе, неловко гладит по голове. Я хватаю его за руку. Паук поспешно карабкается по паутине, пока храбрый человек его не прикончил. – Не уходи! Пожалуйста! Я боюсь оставаться одна. Прошу тебя!
   – Но… – Нерешительно.
   Не спорю, захлебываюсь слезами. Баньши не привыкать лить слезы. Я плачу о своей глупости, о непоправимой ошибке, которую чуть было не совершила. Своими руками толкнула человека в объятья этой… этой…
   – Останься.
   Он оглядывается на дверь. Смотрит на меня.
   – Хорошо, только постель принесу.
   – Нет!!! – Как его отпустить, когда за стеной еще не выветрилось мое колдовство?!
   Если он увидит служанку до рассвета… не хочу! Нет! Он смотрит на меня, как на сумасшедшую. Сочувственно и слегка раздраженно. – Не оставляй меня! Не уходи! Я не хочу спать! Я еще не ложилась. Ляжешь сюда, я рядом посижу. Мне нет нужды спать, я ведь в телеге еду. Пожалуйста! Мне страшно!
   Подношу его руку к лицу. Кап… моя слеза падает на его кожу. Тиан отдергивает руку, как ужаленный. Не верит. Не одобряет.
   Молчу. Больше ничего сделать нельзя. Какая же я все-таки дура. Княгиня, оборви мою нить, я не хочу больше этого…
   – Прекрати. – Тихо. – Я никуда не пойду.
   Он уснул. Я сидела на полу – сна действительно не было – и тихо перебирала струны. Тихая, убаюкивающая мелодия. Никаких предсказаний сегодня.
   Медленно приходило понимание: так нельзя. Дело не в девчонке. Я вообще не найду достойной матери для его ребенка. Подобной женщины просто не существует. Нет такой, кто могла бы выносить семя Берсерка. Я не смогу позволить ему связаться с недостойной женщиной. Не сумею. Дальше будет хуже. Следующую девчонку я просто убью. Упадет с лестницы, сломает шею…
   Нет, так нельзя!
   Не может баньши вмешиваться в судьбы чужих людей.
   Она и в жизнь своего человека вмешивается только для сохранения Рода.
   Да уж, сохранила! Дальше некуда… испортила человеку такой вечер… И дитя, чью нить уже спряли слуги Ткачихи, не появится на свет. Эйш-тан в ярости – чувствую.
   И… Вдруг он возненавидит меня? Если я каждый раз буду так поступать… Даже мой глупый и неопытный смертный в конце концов поймет, что не просто так я срываю его "свидания". Нет, нет, только не это! Я не перенесу его ненависти. О, Княгиня!..
   Выход прост.
   Я уйду. Уйду сейчас, пока не стало поздно. Найдется другая – прислуга, подавальщица, крестьянка – кто угодно. Я приду потом. Когда уже не смогу вмешаться и испортить его судьбу. Приду к нему. Или к ребенку. А, может, не явлюсь вообще. Княгиня дала мне смертное тело, я больше не привязана к дому, где живет мой Род. Уйти, пропасть, затеряться… Уйти.
   Но не сейчас. Позже. Еще минуту. Час. Запомнить его, навсегда сохранить в памяти таким, какой он сейчас: расслабленным, спокойным, с открытым, мальчишеским лицом, которого еще не коснулась тень смерти. Спи, мой человек. Набирайся сил. Завтра тебе снова отправляться в путь…
   Тиан Я просыпался долго, трудно. Сон не хотел отпускать. Всю ночь мне грезилось не пойми что, словно фейки наслали – говорят, могут. Снилось мне ставшее уже привычным пламя. Снились идущие в бой скелеты, внутри которых ревел огонь. Я видел Елину Огнь – хохочущую, простирающую навстречу мне руки, зовущую. Видел странного лиса с умными, грустными глазами: рыжего, с белой, словно седой, полосой по хребту. А еще мне снилась Нара. Нара, уходящая от меня. Я звал ее, просил остаться, но она отвечала грустно, что огонь – не для нее. Говорила, что не Воин я, не мое это, чужое. Корила, что выбрал неправильно, не по тому пути пошел… Упрекала, что не послушал ее, не понял, что для меня лучше. И кто-то смеялся. Весело так, ядовито, злобно и жестоко. И шептал мне в ухо: "Не выйдет.
   Не справишься. Прогнил Род, не прорасти семени, не разгореться Огню. Отомщу я вам, отплачу. Не призовешь, не откроешь, не впустишь. Только сгоришь". Я хотел возразить, побежать, остановить, но мог лишь смотреть. Смотреть как она уходит, слушать противный шепот, молиться Единому, просить прощения…
   А в моей развороченной, раскрытой, словно ворота, груди еще билось сердце – черное, словно кусок угля. Толчками выплескивалась кровь, текла по рукам, превращалась в пламя. Пламя тут же потухающее, холодное, мертвое. И смотрела на меня с немой укоризной огненный маг, и выл, задрав в черное небо острую морду рыжий лис, и хохотал кто-то, злорадствовал, проклинал.
   Странный сон… Хорошо бы – не вещий.
   Открыв глаза, я обнаружил, что один в комнате. Нехорошее предчувствие кольнуло душу. Успокаивало лишь, что гитара так и осталась лежать тут. Не ушла бы менестрелька без нее, не бросила бы Друга.
   "Меня бы бросила, гитару – нет", – подумалось. И от понимания этого обидно стало…
   Будто не попутчица она случайная, а…
   Чуть успокоившись, я протер глаза, поскреб заросший колючей щетиной подбородок и попытался вспомнить, во сколько отходит обоз. Вроде, договаривались на полдень, но спуститься вниз не помешает, мало ли. Да и Нара небось уже завтракает. Вчера-то ничего, считай, и не ела, проголодалась, небось. И чего это она от рыбы так нос воротила? Тоже мне, богачка…
   Внизу ее не оказалось. Хозяин, к которому я побежал сразу, как понял – никто с утра менестрельку не видел, – сообщил, что еще ночью та ушла. Сказала, ненадолго, на луну глянуть, вдохновением запастись. Менестрели они все, с придурью… Как ей запретить было?
   И когда не вернулась она, хозяин не обеспокоился. За комнату я заплатил, за еду – тоже. Решил, что обокрала меня девка, да и сбежала, невиданное ли дело.
   Единый, прости меня, но в тот момент хотелось придушить этого жирного борова, отпустившего мою девочку…
   Стоп, с каких это пор она моя? Баба с возу – кобыле только легче, ведь так говорят? И гитару оставила, дурочка… Словно нужна мне она.
   И ушла… Что ж, скатертью дорога.
   Только вот помнил я, что у нее ни монетки в кармане, ни куска хлеба в сумке. А гитару оставила. Чем она на жизнь зарабатывать будет?
   Вот тут я разозлился. Вспомнил, что не так и наивна девочка, умеет людьми крутить. Небось и гитару оставила, чтоб я забеспокоился, за ней бросился. И чего добивается, глупая?
   Я ведь не стану ее искать? Не стану… С чего бы? Ушла – и ушла.
   Заказав на завтрак остатки вчерашней рыбы (подешевле – денег мало), я твердо решил забыть о Наре. Я ей помог, я ее с собой взял – хватит, всему должен быть предел.
   – Через час отправляемся, – сообщил глава обоза, подходя ко мне. Я кивнул, запихивая в себя очередной кусок вонючей, холодной рыбы и запивая глотком кислого пива. – Сестру-то нашел?
   Я покачал головой, прожевывая. Сглотнул.
   – Не нашел. Сбежала, паршивка. Она с самого начала ехать не хотела, боялась…
   Небось решила к полюбовнику своему, в Вольград вернуться, – странно, как легко и складно я вру. А ведь раньше верил, что единожды сказав неправду, навсегда закрою пред собой врата Единого.
   – Жалко, дуреху… – притворно сокрушался глава. – Разбойников в округе полно.
   Академия-то на день дороги чистит, а здесь уже маги не так сильны, вот и лютуют, ироды. А девчонка одинокая для них – искушение. Пропадет ведь, не доберется до Города.
   И кинул на столешницу две серебрушки – плату за два дня.
   – Прогоняете? – спросил я, машинально поймав монету, чуть не скатившуюся со стола.
   – Нет, – ответил глава. – Даю выбор. Жалко мне сестру твою. Если она тебе сестра, конечно… Утащил вчера девочку наверх, а о менестрельке-то подумал? Она вон как на тебя смотрит, все уж заметили. Ну и ушла она…
   Я помотал головой. Бред какой-то. А Голова кивнул на прощание и вернулся к своим.
   Да не могла она… ревновать?!
   Не могла!
   Оставив на столе три медяка за завтрак, я кинулся в комнату. Сумку перекинул через плечо, гитару за спину повесил – и, правда, легкая, почти невесомая.
   Не знаю, что там Нара себе напридумывала, но бросить ее не могу. И правда, сгинет, дуреха.
   Только вот куда она пошла? Как бы выяснить… В какую сторону? Сейчас бы мага…
   Хотя, у меня бы денег на мага не хватило… Эти паскуды за медяки не работают – им золото подавай. Да не монету – две, а то и три. Я в страже столько за месяц не зарабатываю, сколько они за пустячное заклинание берут.
   Хотя, вдруг попадется нормальный? Не все же они сволочи?
   Решив так, я спустился вниз. Маг в городишке должен быть. Кто-то же неводы зачаровывает, да на лодки защиту ставит? К тому, что на переправе, обращаться смысла нет, он такими мелочами не занимается. Он от Академии, Мастер, Член Совета.
   Хозяин развел руками. Был маг, но вот три дня назад помер. Рыбьей костью подавился… Правда остановился вчера здесь один бродяга. Не простой – меченый.
   Маг. Да я его вчера видел: рыжий такой, с длинными лохмами и наглыми глазами. Он как раз вошел, когда я девку наверх потащил.
   Идти на поклон к какому-то бродяге не хотелось, но другого выхода не было. Не найду сам, чай, не ищейка…
   – Кто там? – раздалось из-за хлипкой двери. – Убирайтесь!
   – Господин маг, я к вам по делу! – кричу.
   Молчание… Видно решает, убить или сначала выслушать.
   Наконец, дверь приоткрылась – сама собой, я даже не касался ручки. Он на постели лежит застеленной: рыжий, лохматый, сонный с лица. А вот глаза трезвые: карие с желтыми искрами, любопытные, наглые. Он босой. Штаны по колено закатаны. Вышитая бисером рубашка на груди распахнута, а в прорези болтается кулон из какого-то странного камня – кленовый лист, небось, амулет. На стуле таких целая связка, перед сном снял, наверное, чтоб не мешались…
   – Я слушаю, – раздраженно напомнил маг. Я спохватился, что уже минуту его разглядываю.
   – Сестренка у меня потерялась. Мне бы поисковое заклинание… – просительно. А сам кулаки сжимаю. Ненавижу унижаться. Так ведь по-другому с магом мне нельзя говорить, если хочу помощь получить. Нара-Нара… Вот найду тебя, поговорим по душам. За все мне ответишь. И за ложь, и за унижения… Поговорить нам пришла пора…
   А маг молчал. Разглядывал меня в ответ…
   – Сколько заплатишь? – спросил он.
   – А сколько запросите? – решил я прощупать почву.
   – Десять золотых, – ответил он, не моргнув глазом. – Или саблю твою… хорошая у тебя сабелька…
   Рычу – словно дикий зверь. Разом забываю и о том, кто я, и о том, кто он. Саблю захотел! Десять золотых ему!
   Он смотрит на меня, приподняв бровь, слишком ровную и тонкую на этом широком, конопатом, простоватом лице. Удивлен.
   – А я-то решил, ты из деревенских, а саблю у кого отобрал. Воин? – уже дружелюбней спросил он.
   Я уже хотел ответить, что нет, обычный стражник, но вырвалось:
   – Воин.
   – А девчонка тебе кто? – спросил он. – Неужто, и, правда, сестра?
   – Менестрелька она приблудная, дурочка, – хмуро. Говорю, и сам не верю в свои слова. Дурочка… Дурочка ли? Прислоняюсь к стене. В приоткрытую дверь заглянула служанка, та самая, с которой я так… неудачно… Лис рыкнул, что занят. Та исчезла – понятливая все-таки. А уж какие у нее… Стоп. Не о том думаю. Сейчас – Нара. Нара Предательница. Нара Лгунья. Нара Необходимая.
   Маг все-таки сел. Отбросил с лица волосы – только три косички, закрепленных бусинами, наперед падали. Остальные волосы завязал привычно в хвост, закрепив заколкой. А косички странные. Две рыжих, а одна – седая. Даже не седая – белая.
   Словно снег первый или перья ангелов Единого. Метка небось… Говорят же, что Он дурное семя метит, чтоб не забывали люди, кто перед ними.
   – А точно вернуть ее хочешь? – спросил маг. – Почто тебе такая? Или…
   Он подмигнул мне и неприятно улыбнулся.
   – Защищать ее обещал, – говорю. Лгу. Самому себе лгу. Защищать ее? Нет…
   Я не нужен ей, раз она ушла. Ей не нужна моя защита. Она не верит ей или не хочет ее.
   "Я не нужен ей…" – думаю. И сердце пропускает пару ударов, когда понимаю: – "Это она мне необходима" Он, словно подслушав мои мысли, разом серьезнеет и встает, потягиваясь, хрустя костями, приподнимаясь на цыпочки. Задирается рубаха…
   – Пойдем, проведу тебя к ней. Недалеко твоя менестрелька ушла. – Он схватил амулеты и, не глядя, сунул в карман всю связку. Почесал рыжую щетину – я вспомнил, что и сам не побрился. Видок сейчас у меня еще тот небось. Сапоги нашлись под кроватью, плащ висел на крючке. Закинув тощую сумку на плечо, маг вновь осмотрел комнату, проверяя, ничего ли не забыл.
   – Так сколько возьмете? – спросил я, мысленно пересчитывая имеющиеся в распоряжении монеты. Нет, десяти золотых не наберется. Три – и то вряд ли.
   – Там сочтемся, – сообщил он.
   И вышел. Я – за ним…
   – Как тебя зовут? – кинул рыжий через плечо.
   – Тиан Ни… Тиан Берсерк.
   – Знатное имя! – присвистнул он. – Самое то, для Воина. А я Лис.
   Сразу вспомнился рыжий лис из сна с белой полосой по хребту…
   Все-таки пророческий…
   Нара Со двора убежала бегом. Бросив в комнате гитару – на что она мне? Не хочу больше жить! Не хочу. Быть человеком не хочу. Думала, думала, думала…
   Нет, не затеряться мне среди людей. Не вынести такой жизни – всюду опасность, всюду враги, голоса, лица, взгляды…
   И без него. Так нельзя, неправильно!
   Княгиня дала мне смертное тело, но сути моей не изменила! Я не могу жить вдали от Рода. Вдали от… от него.
   Ничего. Продаст гитару – хоть часть потраченных на меня денег вернет. Хотела и плащ бросить, но не смогла. Даже платок проклятый не забыла. Очень уж ветер дул, аж уши заболели. И сумку взяла с бельем и мелочами, что купил он уже по дороге: гребнем, простенькими бусами, зеркальцем маленьким.
   Уже за околицей засмеялась. Пропадать иду – уши болят, о мелочах беспокоюсь!
   Дура ты Нара, нескладеха. Но платок бросать на землю не стала. Как мы с Тианом из-за него препирались… Мерзкая тряпка стала мне дороже – как последний подарок друга, как его слова и помощь в беде. Хотя никаким оберегом платок, конечно, не был.
   Ночная темнота не пугала. Не пугали нависшие ветки деревьев, не пугал зловещий их шорох и треск.
   Ветер дул. Вернись дурочка, куда ты одна? Пропадешь в лесу, потеряешься…
   Сзади раздались голоса. Ночные, пьяные.
   Я припустила бежать.
   Какая разница – куда?
   Вперед, назад, вправо, влево…
   Лишь бы подальше.
   Поскорее.
   Уйти, пропасть, потеряться.
   Меня хлестали ветки деревьев. Сначала я успевала отводить их от лица, но потом с каждым шагом, который уводил меня от Тиана, я видела все хуже и хуже, пока, наконец, не наступила темнота. Дура ты баньши, дура. Это ради него ты живешь, это ради него ты дышишь, это о нем ты можешь и должна знать абсолютно все. А о себе ты не знаешь даже, что тебя ждет впереди.
   Я повернула назад. Не то, чтобы хотелось вернуться, только… стало страшно.
   Я никогда не боялась темноты, но ночной лес стал для меня воплощением Хаоса, когда я поняла – ничего не вижу перед собой. Не знаю, что будет дальше. Такова моя жизнь? Теперь?
   Княгиня! Отними у меня смертное тело, не хочу!
   Не хочу быть человеком, не хочу так!
   Не хочу мерзнуть на ветру, не хочу чувствовать боль, голод, усталость…
   Нет, нет и нет!
   Я упала на колени. Взмолилась на истинном.
   Тишина.
   Только лес как будто хохочет над глупой баньши, сделавшей неправильный выбор.
   Княгиня! Эйш-тан! Великая!
   Нет.
   Далеко она, не ответит. Реи'Линэ закрыла мне путь. Проклятая Княгиня! За что?
   Зачем? В чем я провинилась? Какая кому разница, стал Воином человек или не стал?
   Другой станет, мало ли сумасшедших в смертных землях? Дался ей этот Род! Ну на что ей мой Тиан?!
   Я поднялась, иду. Уже осторожней, медленней: нащупываю дорогу перед собой.
   Холодно в лесу. И есть хочется. И болит исцарапанное ветками лицо. А еще пуще болит опаленное чужим огнем сердце. Тиан… Видеть тебя не хочу!!! А не видеть… не смогу наверное…
   Лес шумит. Издевается. Баньши никогда не жили ни в лесах, ни в степях. Вообще не жили на природе. И по дорогам мы не мотаемся. Нам нужен Дом. Дом, где Род будет растить детей.
   А лес шумит. Смеется. Пропадешь, дурочка, потеряешься… Уже потерялась.
   Что я свернула не туда, стало понятно, когда хрустнули под моей ногой ветки, и я провалилась в яму. К счастью, по самому краюшку пришлось. К счастью – потому что в середину ямы был вбит здоровенный кол. Кажется, это называется волчьей ямой…
   Дура! Чему обрадовалась?! Смерти избежала? Зачем?
   Я совсем замерзла, потому что холод появился не только снаружи – расползся изнутри, заставляя неметь пальцы. Я поняла – из ямы не выбраться. Слишком скользкие и крутые края, слишком высокие…
   Я умру тут. Медленно и страшно.
   Раньше утра охотник яму проверять не пойдет… если вообще сегодня пойдет.
   Но какая разница – когда. Я и к утру успею стать окоченевшим трупом.
   Нет. Не успею. Раньше я стану грудой раздробленных, разгрызенных крепкими зубами костей.
   Вдалеке завыли волки. Заплакали. Обо мне ли? По нему ли?
   Волки…
   Нехорошее предчувствие кольнуло то, что заменяло мне душу.
   Волки, или псы?
   Было мгновение там, в Больших Окунях, когда я почувствовала присутствие. Но не до страхов было, не до выяснения. Решила – почудилось. В смертном-то теле я только с пяти-шести шагов узнаю их.
   А если не обозналась? Если и впрямь…
   Не Реи'Линэ – ее не сопровождают волки, не ее они приветствуют, не ей поют…
   Нет…
   Другой. Безумный. Самый непредсказуемый из них, самый опасный.
   Князь Осеннего Листопада. Ли'Ко. Осенний Лис…
   О, Хаос! А я бросила Тиана!
   Что же я натворила?!
   Тиан Он шел чуть впереди, перепрыгивая-перетекая через корни, отводя ветки и чувствуя себя, словно рыба в воде. Или лис в лесу.
   Ко мне лес не был так доброжелателен. Мне казалось, я слышу, как он шепчет: "Злой…
   Чужой… Огненный…" Изредка маг останавливался, поводил острым носом, кивал самому себе, и шел дальше. Он не оборачивался, не проверял, не отстал ли я. То ли ему было все равно, то ли…
   Странный он какой-то…
   – Эй, далеко еще? – окликнул я Лиса.
   – Полчаса, – ответил он.
   Вновь тишина, лишь промозглый ветер что-то шепчет в голых ветвях.
   А Лис вдруг остановился, неуверенно огляделся и уселся прямо на землю – стылую, смерзшуюся. Покопавшись в сумке, он вытащил оттуда флягу и два кособоких бутерброда с сыром.
   – Будешь? – спросил.
   – А может не стоит? Пойдем, а? Нара же уйдет дальше еще.
   – Никуда она не уйдет, – отмахнулся он бутербродом. Когда он кусал, мне показалось, что сверкнули острые клыки. – В яме твоя Нара сидит. Волчьей. Так что не денется никуда. В порядке все с ней, не дергайся. Пару синяков заработала, так ей это только на пользу пойдет.
   Я сел рядом. Маг хмыкнул и кинул заклинание – стало теплее. Стукнули друг о друга бусины-заколки. Он протянул мне оставшийся бутерброд. Я машинально взял.
   Шумно отхлебнув из фляжки, он протянул мне и ее. Вино какое-то слабенькое, но хорошее – я такого и не пробовал никогда. Сладкое, с кислинкой, терпкое, а цвет – что золото.
   – Ешь, Воин. На пустой желудок с бабами болтать – только слова зря тратить, – сказал он, усмехаясь. Потом вынул из сумки маленькую трубку и кисет, набил и закурил. Отчетливо запахло карамелью. Странный табак… Говорят, Старшие курят такой, необычный… Его в Вольград приводят и по золотому за меру продают.
   – По опыту знаешь? – спрашиваю недоверчиво, с насмешкой. Уж очень молодо выглядит маг, даже не моим ровесником, ему не больше двадцати. Только выпустился, наверное, не успел набраться всякой гадости, не превратился в ублюдка законченного.
   Он смеется. Хрипло, шелестяще…
   – По опыту, – наконец, признается. – Поверь, он у меня есть, и немалый…
   Киваю. Да, маги рано начинают. Уже в четырнадцать их выпускают вечерами из Академии, на прогулки. В четырнадцать же они познают все грани человеческих отношений, пробуют все доступные удовольствия. Избранные. Высшие. Хозяева.
   Я ем. Нара сидит в яме, если верить магу. Что ж… Не то, чтобы я не беспокоился, но… Пусть посидит, подумает, авось не станет больше убегать, побоится.
   – Женщины – странные существа, – сказал Лис, словно мысли мои прочитав. – Чем меньше мы ими интересуемся, тем больше они хотят нас. Парадокс.
   – Что? – переспросил я, услышав незнакомое слово.
   – Противоречие, – поморщившись, пояснил он. – Загадка. Одна из тех, что не разгадали ни в одном из миров…
   Вот теперь верю, что передо мной выпускник Академии. Только маг способен размышлять о загадках мира, сидя на чуть подогретой заклинанием, но все же осенней земле.
   – Ладно, идем, – он убрал трубку, поднялся, и протянул руку за флягой. – А то замерзнет твоя менестрелька, голос потеряет…
   До ямы мы дошли быстро. Я было бросился к ней, но маг удержал меня за рукав.
   – А теперь о плате, Воин…
   Я попытался отмахнуться, но Лис не отпускал.
   – Дай, вытащу, потом разберемся!
   – Нет уж… Сначала – плата. Итак… Моя плата такова… Куда бы вы ни пошли, куда бы ни спешили, встретите когда в дороге человека, что о помощи попросит – не откажите ему.
   Я кивнул, удивленный. Пальцы разжались. Я пошел к яме: сделал пару шагов.
   – Эй, лови! – рядом со мной на землю упала фляжка. Я понял, отряхнул ее… …и обернулся.
   Рыжий лис с наглой мордой тявкнул насмешливо, подхватил сумку в зубы и, подмигнув мне, ахнул пушистым хвостом и был таков.
   По его хребту шла белая полоса…
   Сны сбываются…
   Вот влип! Это ведь был, мать его так, Старший!
   Нара Утро пришло. Утро пришло, хмурое, злое, осеннее. Я встретила рассвет безо всякого восторга. Волки до меня не добрались. Я даже не замерзла! То есть холодно, конечно, было, но смерть так и не пришла. То ли мое тело не такое слабое, как мне показалось сначала, то ли я вообще недооценила людей.
   Утро. Если я так и не замерзну, умирать придется от жажды. Это три дня. А если дождь пойдет? От голода, за месяц? За это время меня сто раз успеют найти и вытащить. Зачем? О, Стихии, за что мне такое наказание?!
   Холодно. Противно. Промозгло. Если сейчас в тепле не окажусь – точно простыну.
   Если еще не успела. Хаос, какая мне разница?! Время тянулось бесконечно.