Страница:
Кто-то подошел, подсел рядом.
– Я больше петь не буду. – Говорю решительно, так, чтобы больше не просили. Люди никогда не понимают момента, после которого сказать уже нечего. – Это все.
– Не пой, – согласился Тиан.
– Ох, прости, не узнала! – Дожили, называется. Он сидит молча, слушает тихий перебор струн. Хотелось плакать, но нельзя. Так пусть плачет гитара. – Она подарила тебе его саблю. Того самого Берсерка, что спас гибнущий город и ушел в Осенний Огонь.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. – Надо соврать, отвести подозрения, но нет сил. – Я много чего знаю, Тиан.
Плачет музыка, надрывает сердце. Смертельный подарок сделала человеку Княгиня.
Воин. Не всех я уберегла в Роду, помню. Они уходили – в глазах огонь, в душе – мечта. И плакали оставленные дома женщины. И я плакала вместе с ними. Выбор Воина. Красивые слова, за которыми много слез и крови.
– У него были дети? – с любопытством. То ли хочет узнать, не его ли потомок, то ли легенда понравилась. Все дети спрашивают "что дальше". Все. Даже взрослые.
– Был. Сын. Но он никогда его не видел… Даже не знал о нем. Ребенок родился уже после той битвы.
– Что ты плачешь, малыш? – ласково. До сих пор я не показывалась на глаза подопечному, но сегодня он плакал. Его обидели…
Ребенок отшатывается, от испуга прекращая рыдать. Ну да, есть от чего испугаться.
Баньши является либо в виде невинной девы, умершей в ее Роду, либо в образе безобразной старухи. Но Род только основан, какие уж тут невинные девы, когда этот ребенок – все, что у меня есть…
– Не бойся меня, дитя. – Нежно. Моя жизнь тесно связана с этим мальчиком, его тревоги – мои тревоги. Пусть я похожа на буку из страшной сказки, пусть я безобразнее ночного кошмара, но ребенок чувствует мою заботу. Бедный-бедный…
Хорошо его отцу – он погиб в великой битве, даже не зная, что где-то растет его семя. Его потомок, несчастный мальчик, которого дразнят злые дети. Хорошо Берсерку – он не должен надрываться, из последних сил работать, лишь бы прокормить никому не нужного ребенка – своего сына. А вот девочка, которой не повезло полюбить Воина – она надрывается. Ее долг, ее мука, ее участь тяжелее, страшнее, ужасней. Не яркий миг битвы и гибели, а каждый день полный тяжелого труда и ядовитых насмешек. Она так и не призналась, от кого ребенок… вот только свалилась в беспамятстве, когда услышала легенду о возлюбленном.
Менестрели быстро сплели красивую сказочку, но что этой девочке до славы и чести?
Но никто не догадался… не захотел. Как же, признать за мальчишкой такого отца, когда можно травить его, обзывая ничейным ублюдком? Бедный, бедный ребенок…
– Я отомщу! – Грозно. И было бы страшно, если бы эти слова кричал сам Берсерк, а не его сын – щуплый мальчишка, голодный и бледный от недоедания.
– Тш-ш… тише, малыш, не надо кричать. Я услышу даже твой шепот.
– Я отомщу! – Уже не так уверено.
– Подумай, дитя. Это не дети, это стая диких зверенышей. Каждый из них крупней тебя, вдвое сильнее… И их больше, намного больше! Побереги себя, малыш. Тебе с ними не справиться. Их слишком много, а ты мал и одинок…
– Они не смеют так говорить со мной! Не смеют! – И в слезы. Бедный, бедный ребенок…
– Они дураки, ребенок. Зачем обращать внимание на дураков?
– Они дразнятся… – Всхлипывает. Да, дразнятся, и это больно. А еще бросаются камнями и гонят прочь.
– Они просто не знают, ребенок. Они не знают, кто ты на самом деле. Кто твой отец…
– Кто?! – И слезинки высохли.
Я рассказываю. Тихо-тихо, рассказываю эту легенду.
– Неправда! Этого не может быть! Мать бы знала! – Обижено.
– Спросишь ее сам, когда вырастешь. – Равнодушно. Я Старшая, с каких пор моим словам не верят? С тех, когда я принуждена возиться с никому больше не нужным сопляком?
– Я сейчас спрошу!
– Тш-ш, малыш, не спеши. Как только ты расскажешь обо мне, я исчезну.
– Ты умрешь?
– Нет, но ты никогда меня больше не увидишь. А промолчишь – я буду навещать тебя.
– Зачем? – Недоверчиво.
– Не хочешь, ребенок? Тогда я уйду сейчас.
Он пытается удержать меня за подол, но его рука хватает лишь воздух.
– Я не человек, дитя. Я – Хранитель твоего Рода. Так мне уйти?
Ребенок думает. На самом деле думает. Любопытство борется в нем со страхом одиночества. Мать весь день занята, дети с ним не играют, родным он не нужен…
– Останься. – Просительно. Умный ребенок.
– Останусь. Но ты должен слушаться меня и никогда, никому обо мне не рассказывать! Тогда я останусь с тобой. С твоими детьми и внуками… С твоим Родом.
– Его мать была простой крестьянкой, – говорю я Тиану. – Назвала сына в честь Берсерка, но это не принесло ему счастья. Неизвестно чей ребенок в деревне – страшная участь. Ее прогнали из дома, она как рабыня батрачила на соседей.
– Положи ножик, дитя! Не трогай, не играй с огнем!
– Я хочу быть как отец!
– Как отец? Сгореть в пламени войны, бросить мать одну? Обездоленную, несчастную?
Ты – единственное, что у нее осталось!
– Отец погиб с честью! А меня все дразнят!
Зря я рассказала ребенку правду, зря…
– Ты убьешь меня! – Со страхом.
– Тебя?! – Ага, испугался! Успел уже привыкнуть к страшной старухе, что приходит, когда он один, и поет песенки, рассказывает красивые сказки.
– Малыш, я живу только пока ты жив. Не рискуй собой, дитя, не надо.
Не играй с огнем, положи нож…
Не бросай родных, позаботься о близких.
Не докажешь правду клинком.
Не рискуй.
Не играй с Огнем.
Не смотри на мечи…
– Еще малышом напросился помогать деревенскому кузнецу. Тому все равно было, чей мальчишка, лишь бы работал… А сын Берсерка очень старался.
– Завтра тебе исполнится семь лет, дитя. Ты меня больше не увидишь.
– Не увижу? – И слезы. Но уже не плачет, скрывает. Растет ребенок, растет.
– Нет. Но я всегда буду рядом, помни. Всегда с тобой. А если тебе будет грозить опасность – ты услышишь мой крик. И потомкам передай – когда кричит баньши, быть беде.
– Потомкам? – Смущенно, недоверчиво.
– Да. – Твердо. – Помни, малыш, я жива, пока жив твой Род. Обещай мне, поклянись, что будешь жить… хотя бы пока у тебя не подрастут дети. Я кажусь старухой, но, клянусь Хаосом, мне рано еще умирать! Если с тобой стрясется беда… я уйду в Хаос. Пожалей меня ребенок, молю! Я не хочу уходить…
Он не понимает, но клянется.
Клянется продолжить свой Род и мою жизнь.
Я целую его в лоб – он не чувствует.
– Прощай Тиан, сын Берсерка…
– Хороший кузнец из него вырос, умелый. Одна беда – не любил он простых заказов.
То есть делал, конечно, и неплохо делал. А все свободные деньги на забавы спускал.
Я покосилась на саблю Берсерка.
– Он мечтал стать воином, но не стал. Не хотел мать одну бросать, да и… а там женился на дочери кузнеца, семью завел. Домом зажил, никто ему уж и не напоминал, что ублюдок. Звали его – Тиан Кузнец. Но все равно не догадывались, чей он сын…
– Он всю жизнь тосковал по этой сабле, хоть и не видел ее никогда, – внезапно признаюсь я. – Ковал клинки – для себя, не для продажи – и смотрел на пламя.
Ковал, но не мог погасить, забыть. Хоть и не видел никогда. А однажды в ночь ушел. Взял лучший свой клинок и ушел.
А я в то время пела колыбельные его сыновьям… и не удержала Кузнеца дома…
– Полгода не прошло, как пришла злая весть. Слишком долго он тянул, слишком долго сидел дома. Не вышло из него Воина, сгинул. Скоро сгинул, без славы и чести.
И плакала его жена и рыдали дети и стонала баньши, не удержавшая первого своего человека от гибели…
– А как поплакала, продала все клинки. Хотела в реку выбросить, да отец удержал.
Не глупый он человек был, нашел хорошего покупателя. Озолотились все, Тиану Кузнецу равных не было. Слишком сильно он по сабле тосковал, слишком сильно мечтал о битве. Потому и ковал мечи для себя одного, не мог в чужие руки отдать.
Озолотились, разбогатели… а от детей Кузнеца Род продолжился…
Тиан молчит, думает. О чем?
– Где они теперь? Что с ними стало дальше?
Я смотрю на своего человека. Долго смотрю, печально. Нет, я не скажу всей правды, не признаюсь. Не надо ему знать, чья кровь течет в его жилах. И так уже хватает и сабли, и выбора… только родовой гордости не хватает.
– Угас Род, – отвечаю я глухо. – Потухло Пламя.
Тиан
Врет. Снова врет.
Род продолжен.
Во мне.
В Тиане Берсерке. Последнем из Рода.
Я не знаю, откуда, но я это знаю.
Но эту ложь я прощу. Она просто не понимает. Менестрелю не понять Воина.
– Спать пойдем? – спрашиваю, глядя на ее усталое, осунувшееся лицо.
– Так рано еще, может госпожа менестрель еще что споет или расскажет? – вмешался прислушивавшийся к нашей беседе хозяин.
Она мотает головой.
– Тяжелый переход был, – извиняюсь вместо нее. – Устала сестра. Мы спать пойдем…
Завтра обоз с рассветом отправляется, а мы с ними уходим.
Он расстроился. Спросил заискивающе, может, задержимся? Пришлось зыркнуть на него так, чтобы все вопросы на корню увяли. Нара благодарно улыбнулась, а потом прижала к себе гитару и поплелась наверх. Я – за ней.
Ради экономии сняли одну комнату. Она на кровати легла, а я на полу устроился.
Нара тут же затихла, засопела, даже похрапывать начала, а вот ко мне сон не шел.
Словно отрезало. Все чудилось, будто смотрит на меня кто-то недобро. И ведь не обязательно кажется – может, и смотрит. После встречи с двумя стихиями, я уже ничему не удивлюсь.
А в голове все слова крутятся, сказанные той женщиной, в видении моем из пламени вышедшей.
"Смерть – тоже победа, если ты выбрал ее сам, если ты ее принял".
И вдруг понял. Это ведь она не ему говорила, не Первому Берсерку – мне.
Зажмурился, сглотнул комок, в горле вставший.
Не просто так мне сабля досталась, не случайно Лис помог.
Правду Нара сказала.
Угас род Берсерков. Потухло Пламя.
Потому, что Последнему из Рода предстоит выбрать смерть.
Мне предстоит принять смерть.
И стало так страшно… Захотелось сбежать. Бросить проклятое Оружие, флягу эту дареную – на край мира уйти, чтобы никто не догнал.
Я не справлюсь. Я – не он. Я не Воин!
Он рассмеялся. Ткачиха невольно заслушалась его звонким смехом, залюбовалась этим невероятным, невозможным существом, явившемся к ней в гости.
Нет, не так…
Соизволившим дать ей аудиенцию.
– Ты не учишься на своих ошибках, – сказал он, отсмеявшись. – Как малое дите суешь руки в пламя, раз уже обжегшись. Ну, почто тебе этот смертный?
Реи'Линэ… Гадина! Говорят же, что она – единственная, кто рискует его о чем-либо просить. Единственная, кто вообще способна с ним встретиться. Если бы речь шла не о НЕМ, Ткачиха бы подумала, что это…
– Я затрагиваю Ваше право, Изменчивый? – спросила.
– Нет, с чего бы… Мне просто стало интересно. Причины, толкнувшие тебя на этот… эксперимент… мне непонятны.
– Я мщу роду смертного, испортившего мой узор, – пожала плечами. – Я в праве.
– Месть… – потянул он недовольно. – Всего лишь месть… А я-то надеялся, что мои дети более… разумны. Что ж… Тогда я хочу предложить тебе пари. Если проиграешь, если он справится, ты оставишь Род Берсерков в покое. Если же все пройдет так, как ты задумала, я исполню твою просьбу, я прикажу Вьюге вернуть тебе нить ее… возлюбленного.
– Я согласна, Великий, – поспешно кивнула Ткачиха.
А мысленно она уже предвкушала, что сделает с узором, когда нить, украденная одной из Стихий, вернется. Когда она вновь обретет власть над судьбой одного излишне возомнившего о себе Князя.
Этот Берсерк не справится. В нем нет того, что может ему помочь. Ни Огнь, ни Лис не успеют его научить. Скоро… Скоро она отмстит им всем!
А черноволосый мужчина улыбался. Дети… Как же они предсказуемы… Лишь одна из его дочерей однажды сумела его заинтересовать. Лишь она умудрилась его удивить.
И если она просит о маленьком одолжении, почему он должен отказать?
ГЛАВА 3
Нара Я спала беспокойно, чуяла неладное. Тиан ворочался, вздыхал, маялся. Что-то мучило его, не давало забыться. А у меня перед глазами стоял тот город, под стенами которого погиб первый Берсерк. Или нет? Тот ли?
И шептал-трещал Огнь, и смеялась Реи'Линэ.
Этот сон был не для меня, но все же он пришел ко мне. Зачем? Княгиня хотела меня помучить? Наказать? Жаркий шепот Огненной Девы. Страх. Не мой, – меня в этом сне не было, – его.
– Зачем ты показываешь мне это? Зачем?! – кричу.
Смех, треск пламени.
– Реи'Линэ! Ответь! Зачем?! – ярюсь.
Не отвечает. Весело смеется.
– Реи'Линэ! – молю.
Гудит пламя, звучат жуткие обещания Княгини. Сон выталкивает меня: чужачку, подсмотревшую то, что ее не должно касаться. И словно пущенная издалека стрела, меня поражают слова:
– Помни свой долг, девочка.
– Реи'Линэ! – просыпаюсь и вскидываюсь, комкая в пальцах сырое, холодное одеяло.
Тяжело дышу, хриплю. На лбу – испарина. Вся в холодном поту.
Сохрани меня Хаос от таких вот "визитов"…
Утро не принесло ничего нового. Вот только Тиан был грустен и, еще меньше, чем раньше, хотел со мной разговаривать. На все мои вопросы и замечания он отвечал неопределенным мычанием или пожатием плеч. Он прятал глаза, смотрел куда угодно, но только не на меня. Что же с ним такое! Неужели тоже видел сон? Осенняя Княгиня! Ну, чего ты теперь от него хочешь? Разве мало тебе? Хочешь окончательно сломать его?
Но высшие фейри никогда не отвечают на такие вопросы, да и кто бы рискнул спросить у них отчета? По-моему, они и сами не всегда понимают, чего именно добиваются. Игрушки… Смертные, Старшие – мы для них игрушки.
Позавтракав вчерашними кушаньями – хорошо хоть, не рыбой! – мы принялись собираться в путь. В обозе насчет меня перешептывались. Ага, значит, я не только своего не добилась, но и дурочкой последней себя выставила. А уж когда я услышала, что Тиан наболтал главе, а глава раззвонил парочке сплетниц, в дороге оттачивающих языки просто тренировки ради… Любовник у меня в Вольграде! Это же надо выдумать! И ведь кто-то поверил, принял гнусную выдумку Тиана за чистую монету. Не считая этого, первая версия мало отличалась от истины: брат пошел меня искать, я заблудилась, натерпелась страху и охотно вернулась домой. Вторая партия сплетниц с жаром отвергала идею нашего с Тианом родства и приписывала мне какие-то невообразимые идеи насчет ревности, обиды и желания покончить с собой.
Ко мне еще и додумались обратиться за разрешением этого спора. Боюсь, никто не поверил горячности, с которой я подтвердила свое родство с человеком. Сторонниц первой версии после моих заверений резко поубавилось. Теперь все гадали, как я сумела навязаться на шею безразличному ко мне возлюбленному. Тиана эта болтовня, к счастью, мало волновала: уж больно версии были близки к истине. Человек и так слишком о многом догадался. "Странная"! Хорошо хоть, перестал дурочкой считать, но… Что же с ним такое?
Неторопливое продвижение обоза было нарушено выскочившим на дорогу крестьянином.
Он, быстро справившись, кто из нас главный, бросился к главе обоза и принялся его горячо о чем-то просить. Приемы, которые он для этого использовал – падение на колени, воззвание к Единому и прочие жалкие попытки изобразить нечеловеческие муки, – заставили главу отдать приказ об остановке. Не из сострадания, просто крестьянин мешал проехать. Охранники подобрались ближе, я, не удержавшись, тоже подошла полюбопытствовать.
В одном из миров говорили: "Любопытство кошку сгубило"… Пусть я и не кошка, но и меня потворство слабости до добра не довело.
– Почтеннейший, – втолковывал голова, – какое отношения я могу иметь к вашим курицам?
– Петушков молодых, яички свежие, колбасок, шавку, дите, вон, со двора прямо пропало… – тараторил мужик. – Хоть дите-то верните! Мать слезами умывается!
– Я тут при чем?! – возопил голова. – Я детей отроду не разыскивал!
– Это кто же такой всеядный: все – от петушков до детей – кушает? – не выдержала я.
Мужик взвыл и разродился очередной серией воззваний к Единому.
– Не шути Нара, видишь, не до того человеку, – сердито одернул меня Тиан. Он принял мои слова за шутку?! А я, между прочим, совершенно серьезно. Зачем еще человеческих детей воровать, если не пожирать их, как в сказках? На что они вообще кому-то сдались?
– А что случилось-то?
– В деревне пропала девочка, – поморщился Тиан. – А еще продукты из чуланов и птицы из курятников.
– И?.. – я окончательно запуталась.
– Сжальтесь, девушка, не откажите! – кинулся мне в ноги мужик, пытаясь поцеловать сапоги.
– В чем? – поразилась я, спешно отступая. Кажется, я начинаю понимать главу обоза, с сумасшедшими лучше не спорить, с ними лучше вообще не связываться…
– В помощи! – Эти слова отозвались в моих ушах похоронным звоном. В памяти всплыл разговор, который я слышала, сидя в волчьей яме.
– А теперь о плате, Воин…
– Дай, вытащу, потом разберемся!
– Нет уж… Сначала – плата. Итак… Моя плата такова… Куда бы вы ни пошли, куда бы ни спешили, встретите когда в дороге человека, что о помощи попросит – не откажите ему.
Я сглотнула.
– В какой помощи? – спросила осторожно.
– Разыскать!
– Ваши петушки давно съедены, – попробовала объяснить я, но тут меня оборвал Тиан:
– Нара, сейчас не время для шуток! – и, крестьянину: – Нам очень жаль, но мы… … встретите когда в дороге человека, что о помощи попросит – не откажите ему.
– Да, – подхватила я, толкая Тиана локтем в бок. – Нам очень жаль, что придется отстать от обоза, да и не умеем мы детей разыскивать. Но раз просите – попытаемся.
– Нара, ты, что, с ума сошла?! – прошипел Тиан, хватая меня за плечо. Или я чего-то не понимаю, или он в ярости.
– Нет. – И, шепотом, в самое ухо, пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться:
– Это ты с ума сошел! Так быстро забыл данное Листопаду обещание?! Беды хочешь?
Смерти?
– Но обоз… – начал он.
– Ты клялся! – отрезала я. – Хочешь узнать, что случается с глупыми смертными, которые нарушают данную Князю клятву? Лучше сразу вырой себе могилу и ложись в нее живьем – все легче будет.
Тиана аж перекосило. Глава с улыбкой наблюдал за нашим "нежным объяснением".
– Нам придется уйти, – вздохнув, сказал ему Тиан.
– Видно, не судьба, – хладнокровно произнес глава. И, порывшись в кошельке, вручил моему человеку плату за полдня – пять медных монет. Хаос! Дорого нам обошлась моя выходка!
Мы подхватили свои сумки и пошли вслед за крестьянином. Честно скажу, мне хотелось его убить. Не знала бы, что за этим последует, точно бы прикончила и прикопала у дороги.
Тиан хранил раздраженное молчание. Его точно не радовала перспектива опять отстать от обоза, да, к тому же, углубиться в какую-то несусветную глухомань, а потом вновь выбираться на тракт, да еще с такой обузой, как я. К тому же, что-то мучило его, какие-то непонятные мне сомнения.
Крестьянин Тиана попросту боялся, а меня… стеснялся, что ли? Не понимаю, с чего бы, но отношение ко мне какое-то странное. Да еще эти взгляды искоса…
– Расскажите о пропаже, почтеннейший, – попросила я. Мужик охотно согласился поделиться ценной информацией:
– Не приведи Единый вам такое испытать! С утра встал, слышу – вой. Нерька, девчонка соседская, говорят, пропала! Матери с вечера сказалась – у подружки останусь, у Гапки моей. А у нас и не была. Утром – хвать-похвать, нету девки!
Соседка в слезы, дочки ее в крик, все искать – нету!
– А почему вы-то просить пошли, а не родные Нерьки? – не поняла я.
– Да ить петушки-то у меня пропадают, – признался крестьянин.
Вот они, люди! Смертные! Петушки им детей дороже! Даже Князья признают право детей на неприкосновенность, а тут… Одним словом: смертные!
– Дык не у меня одного пропажи! – заторопился мужик. – Уж неделю как ночь на дворе – собаки лаем заходятся. Выходим, смотрим – нет никого! А наутро – у кого петушка, у кого колбаски, у кого дров со двора, у кого, вон, даже тулуп покрадет.
У Ланки, другой соседки, вдовая она, так еще и все деньги из-за печки выкрали!
Говорил ей – дура-баба, куда деньги кладешь, первый же вор туда полезет!
– Сторожить пробовали? – сухо спросил молчавший до этого Тиан. Он шел на шаг позади нас, я думала, и не слушал.
– И сторожили, господин, и капканы ставили! Да только как тень он – вот был и вот нету… – угодливо затараторил мужик.
Как тень. Неужели… Старший? Только вот одного из истинных детей нам теперь не хватало!
– Подозрительный появлялся кто? – продолжил допрос мой спутник, догнав нас, приноровившись справа от нашего горе-нанимателя.
– Появлялся, господин, как не появляться! Маг заходил. Рыжий такой, морда противная, меченный. – Мужик скорчил рожу. – Ну прям баба какая! Волосы до задницы, моя аж обзавидовалась. Тьфу!
Листопад… Вот Хаос!
Нет. Не мог он отрядить нас спасти людей от себя самого… такие шутки не в его духе… но что может знать баньши о юморе Князя?!
– Меченый, говорите? – переспросил Тиан.
Если это Листопад, нам конец. Князья не любят, когда вмешиваются в их планы, даже в самые безумные.
Нет. На что ему человеческий ребенок?
Нет, нет и нет.
– Да вы его никак заподозрили? – спохватился крестьянин. – Не он это, Единым клянусь – не он!
– Откуда такая уверенность? – злым, неприятным голосом спросил Тиан. Люди не любят ни фейри, ни Старших. А мой человек еще не любит обмана.
– Дык, это ж он посоветовал к вам обратиться! – простодушно ответил тот.
– Он?! – этот вопрос мы задали оба. Одновременно. С одним и тем же недоверием.
– Да вот он и посоветовал. Как раз у нас тут остановился пожил немного и денька три назад дальше пошел. А сегодня утром обратно прошел. Мы-то к нему кинулись, как увидели, а он – ни в какую. Сказал, не по чину ему такими мелочами заниматься. Оно-то и понятно… Где мы – а где он! А как уходить-то собрался, бросил, мол бежать надо на тракт, обоз искать. Я и пошел. Ведьмино семя он, да еще, небось, отродье фейкино – глазищи-то ихние, дикие, но…
– А дальше? – как можно мягче спросила я. Обругать Лиса наш проводник – обругает, а вот потом нам троим за это расплачиваться придется. – Найти обоз – и все?
– В ноги броситься, – честно поведал крестьянин. – Лис, маг тот, он был так уверен, говорил, знает точно, там помогут.
– А кто поможет, не говорил? – я подозревала, что говорил. Тиан. Мой глупый человек, слишком доверчивый, чтобы быть Воином. Слишком наивный. Но ответ заставил меня поперхнуться и подавиться заготовленной фразой:
– Да вы, госпожа, и поможете, – брякнул крестьянин.
– Я?! – Я споткнулась и замахала руками, пытаясь сохранить равновесие. Вот это номер!
Тиан тоже удивился. Понимаю, его о чем-то просить, но я тут при чем?
– Вы, госпожа. И тот, кто за вами со мной пойдет, – подтвердил мужик.
На лице моего человека появилось не самое приятное выражение. Тиану совсем не польстило то, что Лис отвел ему роль простого спутника при "приблудной менестрельке". Но, получается, Ли'ко все заранее знал! И все рассчитал! Он простился с крестьянами, перешел Реку, остановился в одном с нами постоялом дворе и ждал, когда мы ему задолжаем. Безумие!
Значит, точно его работа. Листопад мог выкинуть такую шутку, чем она бессмысленнее, тем больше ему нравится. Кажется, я начинаю понимать мою Эйш-Тан, люто ненавидящую Ли'Ко.
– А как нам ребенка искать – не сказал? – тем временем продолжил допрос Тиан.
– Нет, – простодушно удивился крестьянин. – Он же сказал – не по чину ему. А вы, сказал он, эк… акс… экспиторы…
– Эксперты, – машинально поправила я. Ну да, точно… Эксперты. Не чета ему…
Ага, ага. Если учесть, что Листопаду не в пример проще, чем нам, найти пропавшего человека, его доброта просто превосходит всякое разумение. Он не мог не понимать: крестьяне, не дождавшись помощи от обещанных "спасителей" разорвут нас в клочья. И Тиан один точно не отобьется.
Ох, моему человеку было бы лучше бросить меня в яме, чем обратиться к Осеннему Листопаду! Уж очень дорого Князья берут за свои… услуги… Не любят они равноценный обмен, ох, не любят.
Мне кажется, или Тиана одолевали те же мысли?
Доверие, которое почти установилось между нами еще вчера, сегодня было смыто волной раздражения. Его – не моего. Второй раз отстать от обоза, ввязаться в какое-то безумное предприятие, подстроенное Лисом – в этом можно винить только меня, и Тиан винит, со всем пылом не выспавшегося и испуганного человека.
Испуганного. Почему он мне таким кажется? Ведь он же Воин, он выбрал этот путь, и сабля Берсерка признала его! Откуда в моем человеке страх?! Воину по определению он не ведом, иначе какой он Воин?
Тиан Уму непостижимо! Во что же я вляпался, воспользовавшись помощью проклятого Лиса?!
Когда Нара напомнила мне о клятве, я едва удержался, чтобы не придушить ее. Из-за кого я в это влип? Из-за нее все! Не сбежала бы она, не встретился бы я с Лисом, не залез бы к фейкам в долги. Да, все из-за нее…
Нехорошее у меня было предчувствие. Там, где фейки побывали – жди беды. А уж не сам ли Лис девочку-то похитил? Только вот зачем она ему? И зачем он дал такой странный совет деревенским?
Нара Деревенька небольшая была – домов на двадцать. Бедная, но чистенькая. Хорошие здесь люди живут, чувствую… Не гнилые. Правда, их положительные качества с успехом компенсировались невероятным многословием. Нас встретили так, как не приняли бы и посланный из Вольграда отряд магов: крики, шум, жалобы, мольбы.
– Я больше петь не буду. – Говорю решительно, так, чтобы больше не просили. Люди никогда не понимают момента, после которого сказать уже нечего. – Это все.
– Не пой, – согласился Тиан.
– Ох, прости, не узнала! – Дожили, называется. Он сидит молча, слушает тихий перебор струн. Хотелось плакать, но нельзя. Так пусть плачет гитара. – Она подарила тебе его саблю. Того самого Берсерка, что спас гибнущий город и ушел в Осенний Огонь.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. – Надо соврать, отвести подозрения, но нет сил. – Я много чего знаю, Тиан.
Плачет музыка, надрывает сердце. Смертельный подарок сделала человеку Княгиня.
Воин. Не всех я уберегла в Роду, помню. Они уходили – в глазах огонь, в душе – мечта. И плакали оставленные дома женщины. И я плакала вместе с ними. Выбор Воина. Красивые слова, за которыми много слез и крови.
– У него были дети? – с любопытством. То ли хочет узнать, не его ли потомок, то ли легенда понравилась. Все дети спрашивают "что дальше". Все. Даже взрослые.
– Был. Сын. Но он никогда его не видел… Даже не знал о нем. Ребенок родился уже после той битвы.
– Что ты плачешь, малыш? – ласково. До сих пор я не показывалась на глаза подопечному, но сегодня он плакал. Его обидели…
Ребенок отшатывается, от испуга прекращая рыдать. Ну да, есть от чего испугаться.
Баньши является либо в виде невинной девы, умершей в ее Роду, либо в образе безобразной старухи. Но Род только основан, какие уж тут невинные девы, когда этот ребенок – все, что у меня есть…
– Не бойся меня, дитя. – Нежно. Моя жизнь тесно связана с этим мальчиком, его тревоги – мои тревоги. Пусть я похожа на буку из страшной сказки, пусть я безобразнее ночного кошмара, но ребенок чувствует мою заботу. Бедный-бедный…
Хорошо его отцу – он погиб в великой битве, даже не зная, что где-то растет его семя. Его потомок, несчастный мальчик, которого дразнят злые дети. Хорошо Берсерку – он не должен надрываться, из последних сил работать, лишь бы прокормить никому не нужного ребенка – своего сына. А вот девочка, которой не повезло полюбить Воина – она надрывается. Ее долг, ее мука, ее участь тяжелее, страшнее, ужасней. Не яркий миг битвы и гибели, а каждый день полный тяжелого труда и ядовитых насмешек. Она так и не призналась, от кого ребенок… вот только свалилась в беспамятстве, когда услышала легенду о возлюбленном.
Менестрели быстро сплели красивую сказочку, но что этой девочке до славы и чести?
Но никто не догадался… не захотел. Как же, признать за мальчишкой такого отца, когда можно травить его, обзывая ничейным ублюдком? Бедный, бедный ребенок…
– Я отомщу! – Грозно. И было бы страшно, если бы эти слова кричал сам Берсерк, а не его сын – щуплый мальчишка, голодный и бледный от недоедания.
– Тш-ш… тише, малыш, не надо кричать. Я услышу даже твой шепот.
– Я отомщу! – Уже не так уверено.
– Подумай, дитя. Это не дети, это стая диких зверенышей. Каждый из них крупней тебя, вдвое сильнее… И их больше, намного больше! Побереги себя, малыш. Тебе с ними не справиться. Их слишком много, а ты мал и одинок…
– Они не смеют так говорить со мной! Не смеют! – И в слезы. Бедный, бедный ребенок…
– Они дураки, ребенок. Зачем обращать внимание на дураков?
– Они дразнятся… – Всхлипывает. Да, дразнятся, и это больно. А еще бросаются камнями и гонят прочь.
– Они просто не знают, ребенок. Они не знают, кто ты на самом деле. Кто твой отец…
– Кто?! – И слезинки высохли.
Я рассказываю. Тихо-тихо, рассказываю эту легенду.
– Неправда! Этого не может быть! Мать бы знала! – Обижено.
– Спросишь ее сам, когда вырастешь. – Равнодушно. Я Старшая, с каких пор моим словам не верят? С тех, когда я принуждена возиться с никому больше не нужным сопляком?
– Я сейчас спрошу!
– Тш-ш, малыш, не спеши. Как только ты расскажешь обо мне, я исчезну.
– Ты умрешь?
– Нет, но ты никогда меня больше не увидишь. А промолчишь – я буду навещать тебя.
– Зачем? – Недоверчиво.
– Не хочешь, ребенок? Тогда я уйду сейчас.
Он пытается удержать меня за подол, но его рука хватает лишь воздух.
– Я не человек, дитя. Я – Хранитель твоего Рода. Так мне уйти?
Ребенок думает. На самом деле думает. Любопытство борется в нем со страхом одиночества. Мать весь день занята, дети с ним не играют, родным он не нужен…
– Останься. – Просительно. Умный ребенок.
– Останусь. Но ты должен слушаться меня и никогда, никому обо мне не рассказывать! Тогда я останусь с тобой. С твоими детьми и внуками… С твоим Родом.
– Его мать была простой крестьянкой, – говорю я Тиану. – Назвала сына в честь Берсерка, но это не принесло ему счастья. Неизвестно чей ребенок в деревне – страшная участь. Ее прогнали из дома, она как рабыня батрачила на соседей.
– Положи ножик, дитя! Не трогай, не играй с огнем!
– Я хочу быть как отец!
– Как отец? Сгореть в пламени войны, бросить мать одну? Обездоленную, несчастную?
Ты – единственное, что у нее осталось!
– Отец погиб с честью! А меня все дразнят!
Зря я рассказала ребенку правду, зря…
– Ты убьешь меня! – Со страхом.
– Тебя?! – Ага, испугался! Успел уже привыкнуть к страшной старухе, что приходит, когда он один, и поет песенки, рассказывает красивые сказки.
– Малыш, я живу только пока ты жив. Не рискуй собой, дитя, не надо.
Не играй с огнем, положи нож…
Не бросай родных, позаботься о близких.
Не докажешь правду клинком.
Не рискуй.
Не играй с Огнем.
Не смотри на мечи…
– Еще малышом напросился помогать деревенскому кузнецу. Тому все равно было, чей мальчишка, лишь бы работал… А сын Берсерка очень старался.
– Завтра тебе исполнится семь лет, дитя. Ты меня больше не увидишь.
– Не увижу? – И слезы. Но уже не плачет, скрывает. Растет ребенок, растет.
– Нет. Но я всегда буду рядом, помни. Всегда с тобой. А если тебе будет грозить опасность – ты услышишь мой крик. И потомкам передай – когда кричит баньши, быть беде.
– Потомкам? – Смущенно, недоверчиво.
– Да. – Твердо. – Помни, малыш, я жива, пока жив твой Род. Обещай мне, поклянись, что будешь жить… хотя бы пока у тебя не подрастут дети. Я кажусь старухой, но, клянусь Хаосом, мне рано еще умирать! Если с тобой стрясется беда… я уйду в Хаос. Пожалей меня ребенок, молю! Я не хочу уходить…
Он не понимает, но клянется.
Клянется продолжить свой Род и мою жизнь.
Я целую его в лоб – он не чувствует.
– Прощай Тиан, сын Берсерка…
– Хороший кузнец из него вырос, умелый. Одна беда – не любил он простых заказов.
То есть делал, конечно, и неплохо делал. А все свободные деньги на забавы спускал.
Я покосилась на саблю Берсерка.
– Он мечтал стать воином, но не стал. Не хотел мать одну бросать, да и… а там женился на дочери кузнеца, семью завел. Домом зажил, никто ему уж и не напоминал, что ублюдок. Звали его – Тиан Кузнец. Но все равно не догадывались, чей он сын…
– Он всю жизнь тосковал по этой сабле, хоть и не видел ее никогда, – внезапно признаюсь я. – Ковал клинки – для себя, не для продажи – и смотрел на пламя.
Ковал, но не мог погасить, забыть. Хоть и не видел никогда. А однажды в ночь ушел. Взял лучший свой клинок и ушел.
А я в то время пела колыбельные его сыновьям… и не удержала Кузнеца дома…
– Полгода не прошло, как пришла злая весть. Слишком долго он тянул, слишком долго сидел дома. Не вышло из него Воина, сгинул. Скоро сгинул, без славы и чести.
И плакала его жена и рыдали дети и стонала баньши, не удержавшая первого своего человека от гибели…
– А как поплакала, продала все клинки. Хотела в реку выбросить, да отец удержал.
Не глупый он человек был, нашел хорошего покупателя. Озолотились все, Тиану Кузнецу равных не было. Слишком сильно он по сабле тосковал, слишком сильно мечтал о битве. Потому и ковал мечи для себя одного, не мог в чужие руки отдать.
Озолотились, разбогатели… а от детей Кузнеца Род продолжился…
Тиан молчит, думает. О чем?
– Где они теперь? Что с ними стало дальше?
Я смотрю на своего человека. Долго смотрю, печально. Нет, я не скажу всей правды, не признаюсь. Не надо ему знать, чья кровь течет в его жилах. И так уже хватает и сабли, и выбора… только родовой гордости не хватает.
– Угас Род, – отвечаю я глухо. – Потухло Пламя.
Тиан
Врет. Снова врет.
Род продолжен.
Во мне.
В Тиане Берсерке. Последнем из Рода.
Я не знаю, откуда, но я это знаю.
Но эту ложь я прощу. Она просто не понимает. Менестрелю не понять Воина.
– Спать пойдем? – спрашиваю, глядя на ее усталое, осунувшееся лицо.
– Так рано еще, может госпожа менестрель еще что споет или расскажет? – вмешался прислушивавшийся к нашей беседе хозяин.
Она мотает головой.
– Тяжелый переход был, – извиняюсь вместо нее. – Устала сестра. Мы спать пойдем…
Завтра обоз с рассветом отправляется, а мы с ними уходим.
Он расстроился. Спросил заискивающе, может, задержимся? Пришлось зыркнуть на него так, чтобы все вопросы на корню увяли. Нара благодарно улыбнулась, а потом прижала к себе гитару и поплелась наверх. Я – за ней.
Ради экономии сняли одну комнату. Она на кровати легла, а я на полу устроился.
Нара тут же затихла, засопела, даже похрапывать начала, а вот ко мне сон не шел.
Словно отрезало. Все чудилось, будто смотрит на меня кто-то недобро. И ведь не обязательно кажется – может, и смотрит. После встречи с двумя стихиями, я уже ничему не удивлюсь.
А в голове все слова крутятся, сказанные той женщиной, в видении моем из пламени вышедшей.
"Смерть – тоже победа, если ты выбрал ее сам, если ты ее принял".
И вдруг понял. Это ведь она не ему говорила, не Первому Берсерку – мне.
Зажмурился, сглотнул комок, в горле вставший.
Не просто так мне сабля досталась, не случайно Лис помог.
Правду Нара сказала.
Угас род Берсерков. Потухло Пламя.
Потому, что Последнему из Рода предстоит выбрать смерть.
Мне предстоит принять смерть.
И стало так страшно… Захотелось сбежать. Бросить проклятое Оружие, флягу эту дареную – на край мира уйти, чтобы никто не догнал.
Я не справлюсь. Я – не он. Я не Воин!
Он рассмеялся. Ткачиха невольно заслушалась его звонким смехом, залюбовалась этим невероятным, невозможным существом, явившемся к ней в гости.
Нет, не так…
Соизволившим дать ей аудиенцию.
– Ты не учишься на своих ошибках, – сказал он, отсмеявшись. – Как малое дите суешь руки в пламя, раз уже обжегшись. Ну, почто тебе этот смертный?
Реи'Линэ… Гадина! Говорят же, что она – единственная, кто рискует его о чем-либо просить. Единственная, кто вообще способна с ним встретиться. Если бы речь шла не о НЕМ, Ткачиха бы подумала, что это…
– Я затрагиваю Ваше право, Изменчивый? – спросила.
– Нет, с чего бы… Мне просто стало интересно. Причины, толкнувшие тебя на этот… эксперимент… мне непонятны.
– Я мщу роду смертного, испортившего мой узор, – пожала плечами. – Я в праве.
– Месть… – потянул он недовольно. – Всего лишь месть… А я-то надеялся, что мои дети более… разумны. Что ж… Тогда я хочу предложить тебе пари. Если проиграешь, если он справится, ты оставишь Род Берсерков в покое. Если же все пройдет так, как ты задумала, я исполню твою просьбу, я прикажу Вьюге вернуть тебе нить ее… возлюбленного.
– Я согласна, Великий, – поспешно кивнула Ткачиха.
А мысленно она уже предвкушала, что сделает с узором, когда нить, украденная одной из Стихий, вернется. Когда она вновь обретет власть над судьбой одного излишне возомнившего о себе Князя.
Этот Берсерк не справится. В нем нет того, что может ему помочь. Ни Огнь, ни Лис не успеют его научить. Скоро… Скоро она отмстит им всем!
А черноволосый мужчина улыбался. Дети… Как же они предсказуемы… Лишь одна из его дочерей однажды сумела его заинтересовать. Лишь она умудрилась его удивить.
И если она просит о маленьком одолжении, почему он должен отказать?
ГЛАВА 3
18 – 19 ноября
Нара Я спала беспокойно, чуяла неладное. Тиан ворочался, вздыхал, маялся. Что-то мучило его, не давало забыться. А у меня перед глазами стоял тот город, под стенами которого погиб первый Берсерк. Или нет? Тот ли?
И шептал-трещал Огнь, и смеялась Реи'Линэ.
Этот сон был не для меня, но все же он пришел ко мне. Зачем? Княгиня хотела меня помучить? Наказать? Жаркий шепот Огненной Девы. Страх. Не мой, – меня в этом сне не было, – его.
– Зачем ты показываешь мне это? Зачем?! – кричу.
Смех, треск пламени.
– Реи'Линэ! Ответь! Зачем?! – ярюсь.
Не отвечает. Весело смеется.
– Реи'Линэ! – молю.
Гудит пламя, звучат жуткие обещания Княгини. Сон выталкивает меня: чужачку, подсмотревшую то, что ее не должно касаться. И словно пущенная издалека стрела, меня поражают слова:
– Помни свой долг, девочка.
– Реи'Линэ! – просыпаюсь и вскидываюсь, комкая в пальцах сырое, холодное одеяло.
Тяжело дышу, хриплю. На лбу – испарина. Вся в холодном поту.
Сохрани меня Хаос от таких вот "визитов"…
Утро не принесло ничего нового. Вот только Тиан был грустен и, еще меньше, чем раньше, хотел со мной разговаривать. На все мои вопросы и замечания он отвечал неопределенным мычанием или пожатием плеч. Он прятал глаза, смотрел куда угодно, но только не на меня. Что же с ним такое! Неужели тоже видел сон? Осенняя Княгиня! Ну, чего ты теперь от него хочешь? Разве мало тебе? Хочешь окончательно сломать его?
Но высшие фейри никогда не отвечают на такие вопросы, да и кто бы рискнул спросить у них отчета? По-моему, они и сами не всегда понимают, чего именно добиваются. Игрушки… Смертные, Старшие – мы для них игрушки.
Позавтракав вчерашними кушаньями – хорошо хоть, не рыбой! – мы принялись собираться в путь. В обозе насчет меня перешептывались. Ага, значит, я не только своего не добилась, но и дурочкой последней себя выставила. А уж когда я услышала, что Тиан наболтал главе, а глава раззвонил парочке сплетниц, в дороге оттачивающих языки просто тренировки ради… Любовник у меня в Вольграде! Это же надо выдумать! И ведь кто-то поверил, принял гнусную выдумку Тиана за чистую монету. Не считая этого, первая версия мало отличалась от истины: брат пошел меня искать, я заблудилась, натерпелась страху и охотно вернулась домой. Вторая партия сплетниц с жаром отвергала идею нашего с Тианом родства и приписывала мне какие-то невообразимые идеи насчет ревности, обиды и желания покончить с собой.
Ко мне еще и додумались обратиться за разрешением этого спора. Боюсь, никто не поверил горячности, с которой я подтвердила свое родство с человеком. Сторонниц первой версии после моих заверений резко поубавилось. Теперь все гадали, как я сумела навязаться на шею безразличному ко мне возлюбленному. Тиана эта болтовня, к счастью, мало волновала: уж больно версии были близки к истине. Человек и так слишком о многом догадался. "Странная"! Хорошо хоть, перестал дурочкой считать, но… Что же с ним такое?
Неторопливое продвижение обоза было нарушено выскочившим на дорогу крестьянином.
Он, быстро справившись, кто из нас главный, бросился к главе обоза и принялся его горячо о чем-то просить. Приемы, которые он для этого использовал – падение на колени, воззвание к Единому и прочие жалкие попытки изобразить нечеловеческие муки, – заставили главу отдать приказ об остановке. Не из сострадания, просто крестьянин мешал проехать. Охранники подобрались ближе, я, не удержавшись, тоже подошла полюбопытствовать.
В одном из миров говорили: "Любопытство кошку сгубило"… Пусть я и не кошка, но и меня потворство слабости до добра не довело.
– Почтеннейший, – втолковывал голова, – какое отношения я могу иметь к вашим курицам?
– Петушков молодых, яички свежие, колбасок, шавку, дите, вон, со двора прямо пропало… – тараторил мужик. – Хоть дите-то верните! Мать слезами умывается!
– Я тут при чем?! – возопил голова. – Я детей отроду не разыскивал!
– Это кто же такой всеядный: все – от петушков до детей – кушает? – не выдержала я.
Мужик взвыл и разродился очередной серией воззваний к Единому.
– Не шути Нара, видишь, не до того человеку, – сердито одернул меня Тиан. Он принял мои слова за шутку?! А я, между прочим, совершенно серьезно. Зачем еще человеческих детей воровать, если не пожирать их, как в сказках? На что они вообще кому-то сдались?
– А что случилось-то?
– В деревне пропала девочка, – поморщился Тиан. – А еще продукты из чуланов и птицы из курятников.
– И?.. – я окончательно запуталась.
– Сжальтесь, девушка, не откажите! – кинулся мне в ноги мужик, пытаясь поцеловать сапоги.
– В чем? – поразилась я, спешно отступая. Кажется, я начинаю понимать главу обоза, с сумасшедшими лучше не спорить, с ними лучше вообще не связываться…
– В помощи! – Эти слова отозвались в моих ушах похоронным звоном. В памяти всплыл разговор, который я слышала, сидя в волчьей яме.
– А теперь о плате, Воин…
– Дай, вытащу, потом разберемся!
– Нет уж… Сначала – плата. Итак… Моя плата такова… Куда бы вы ни пошли, куда бы ни спешили, встретите когда в дороге человека, что о помощи попросит – не откажите ему.
Я сглотнула.
– В какой помощи? – спросила осторожно.
– Разыскать!
– Ваши петушки давно съедены, – попробовала объяснить я, но тут меня оборвал Тиан:
– Нара, сейчас не время для шуток! – и, крестьянину: – Нам очень жаль, но мы… … встретите когда в дороге человека, что о помощи попросит – не откажите ему.
– Да, – подхватила я, толкая Тиана локтем в бок. – Нам очень жаль, что придется отстать от обоза, да и не умеем мы детей разыскивать. Но раз просите – попытаемся.
– Нара, ты, что, с ума сошла?! – прошипел Тиан, хватая меня за плечо. Или я чего-то не понимаю, или он в ярости.
– Нет. – И, шепотом, в самое ухо, пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться:
– Это ты с ума сошел! Так быстро забыл данное Листопаду обещание?! Беды хочешь?
Смерти?
– Но обоз… – начал он.
– Ты клялся! – отрезала я. – Хочешь узнать, что случается с глупыми смертными, которые нарушают данную Князю клятву? Лучше сразу вырой себе могилу и ложись в нее живьем – все легче будет.
Тиана аж перекосило. Глава с улыбкой наблюдал за нашим "нежным объяснением".
– Нам придется уйти, – вздохнув, сказал ему Тиан.
– Видно, не судьба, – хладнокровно произнес глава. И, порывшись в кошельке, вручил моему человеку плату за полдня – пять медных монет. Хаос! Дорого нам обошлась моя выходка!
Мы подхватили свои сумки и пошли вслед за крестьянином. Честно скажу, мне хотелось его убить. Не знала бы, что за этим последует, точно бы прикончила и прикопала у дороги.
Тиан хранил раздраженное молчание. Его точно не радовала перспектива опять отстать от обоза, да, к тому же, углубиться в какую-то несусветную глухомань, а потом вновь выбираться на тракт, да еще с такой обузой, как я. К тому же, что-то мучило его, какие-то непонятные мне сомнения.
Крестьянин Тиана попросту боялся, а меня… стеснялся, что ли? Не понимаю, с чего бы, но отношение ко мне какое-то странное. Да еще эти взгляды искоса…
– Расскажите о пропаже, почтеннейший, – попросила я. Мужик охотно согласился поделиться ценной информацией:
– Не приведи Единый вам такое испытать! С утра встал, слышу – вой. Нерька, девчонка соседская, говорят, пропала! Матери с вечера сказалась – у подружки останусь, у Гапки моей. А у нас и не была. Утром – хвать-похвать, нету девки!
Соседка в слезы, дочки ее в крик, все искать – нету!
– А почему вы-то просить пошли, а не родные Нерьки? – не поняла я.
– Да ить петушки-то у меня пропадают, – признался крестьянин.
Вот они, люди! Смертные! Петушки им детей дороже! Даже Князья признают право детей на неприкосновенность, а тут… Одним словом: смертные!
– Дык не у меня одного пропажи! – заторопился мужик. – Уж неделю как ночь на дворе – собаки лаем заходятся. Выходим, смотрим – нет никого! А наутро – у кого петушка, у кого колбаски, у кого дров со двора, у кого, вон, даже тулуп покрадет.
У Ланки, другой соседки, вдовая она, так еще и все деньги из-за печки выкрали!
Говорил ей – дура-баба, куда деньги кладешь, первый же вор туда полезет!
– Сторожить пробовали? – сухо спросил молчавший до этого Тиан. Он шел на шаг позади нас, я думала, и не слушал.
– И сторожили, господин, и капканы ставили! Да только как тень он – вот был и вот нету… – угодливо затараторил мужик.
Как тень. Неужели… Старший? Только вот одного из истинных детей нам теперь не хватало!
– Подозрительный появлялся кто? – продолжил допрос мой спутник, догнав нас, приноровившись справа от нашего горе-нанимателя.
– Появлялся, господин, как не появляться! Маг заходил. Рыжий такой, морда противная, меченный. – Мужик скорчил рожу. – Ну прям баба какая! Волосы до задницы, моя аж обзавидовалась. Тьфу!
Листопад… Вот Хаос!
Нет. Не мог он отрядить нас спасти людей от себя самого… такие шутки не в его духе… но что может знать баньши о юморе Князя?!
– Меченый, говорите? – переспросил Тиан.
Если это Листопад, нам конец. Князья не любят, когда вмешиваются в их планы, даже в самые безумные.
Нет. На что ему человеческий ребенок?
Нет, нет и нет.
– Да вы его никак заподозрили? – спохватился крестьянин. – Не он это, Единым клянусь – не он!
– Откуда такая уверенность? – злым, неприятным голосом спросил Тиан. Люди не любят ни фейри, ни Старших. А мой человек еще не любит обмана.
– Дык, это ж он посоветовал к вам обратиться! – простодушно ответил тот.
– Он?! – этот вопрос мы задали оба. Одновременно. С одним и тем же недоверием.
– Да вот он и посоветовал. Как раз у нас тут остановился пожил немного и денька три назад дальше пошел. А сегодня утром обратно прошел. Мы-то к нему кинулись, как увидели, а он – ни в какую. Сказал, не по чину ему такими мелочами заниматься. Оно-то и понятно… Где мы – а где он! А как уходить-то собрался, бросил, мол бежать надо на тракт, обоз искать. Я и пошел. Ведьмино семя он, да еще, небось, отродье фейкино – глазищи-то ихние, дикие, но…
– А дальше? – как можно мягче спросила я. Обругать Лиса наш проводник – обругает, а вот потом нам троим за это расплачиваться придется. – Найти обоз – и все?
– В ноги броситься, – честно поведал крестьянин. – Лис, маг тот, он был так уверен, говорил, знает точно, там помогут.
– А кто поможет, не говорил? – я подозревала, что говорил. Тиан. Мой глупый человек, слишком доверчивый, чтобы быть Воином. Слишком наивный. Но ответ заставил меня поперхнуться и подавиться заготовленной фразой:
– Да вы, госпожа, и поможете, – брякнул крестьянин.
– Я?! – Я споткнулась и замахала руками, пытаясь сохранить равновесие. Вот это номер!
Тиан тоже удивился. Понимаю, его о чем-то просить, но я тут при чем?
– Вы, госпожа. И тот, кто за вами со мной пойдет, – подтвердил мужик.
На лице моего человека появилось не самое приятное выражение. Тиану совсем не польстило то, что Лис отвел ему роль простого спутника при "приблудной менестрельке". Но, получается, Ли'ко все заранее знал! И все рассчитал! Он простился с крестьянами, перешел Реку, остановился в одном с нами постоялом дворе и ждал, когда мы ему задолжаем. Безумие!
Значит, точно его работа. Листопад мог выкинуть такую шутку, чем она бессмысленнее, тем больше ему нравится. Кажется, я начинаю понимать мою Эйш-Тан, люто ненавидящую Ли'Ко.
– А как нам ребенка искать – не сказал? – тем временем продолжил допрос Тиан.
– Нет, – простодушно удивился крестьянин. – Он же сказал – не по чину ему. А вы, сказал он, эк… акс… экспиторы…
– Эксперты, – машинально поправила я. Ну да, точно… Эксперты. Не чета ему…
Ага, ага. Если учесть, что Листопаду не в пример проще, чем нам, найти пропавшего человека, его доброта просто превосходит всякое разумение. Он не мог не понимать: крестьяне, не дождавшись помощи от обещанных "спасителей" разорвут нас в клочья. И Тиан один точно не отобьется.
Ох, моему человеку было бы лучше бросить меня в яме, чем обратиться к Осеннему Листопаду! Уж очень дорого Князья берут за свои… услуги… Не любят они равноценный обмен, ох, не любят.
Мне кажется, или Тиана одолевали те же мысли?
Доверие, которое почти установилось между нами еще вчера, сегодня было смыто волной раздражения. Его – не моего. Второй раз отстать от обоза, ввязаться в какое-то безумное предприятие, подстроенное Лисом – в этом можно винить только меня, и Тиан винит, со всем пылом не выспавшегося и испуганного человека.
Испуганного. Почему он мне таким кажется? Ведь он же Воин, он выбрал этот путь, и сабля Берсерка признала его! Откуда в моем человеке страх?! Воину по определению он не ведом, иначе какой он Воин?
Тиан Уму непостижимо! Во что же я вляпался, воспользовавшись помощью проклятого Лиса?!
Когда Нара напомнила мне о клятве, я едва удержался, чтобы не придушить ее. Из-за кого я в это влип? Из-за нее все! Не сбежала бы она, не встретился бы я с Лисом, не залез бы к фейкам в долги. Да, все из-за нее…
Нехорошее у меня было предчувствие. Там, где фейки побывали – жди беды. А уж не сам ли Лис девочку-то похитил? Только вот зачем она ему? И зачем он дал такой странный совет деревенским?
Нара Деревенька небольшая была – домов на двадцать. Бедная, но чистенькая. Хорошие здесь люди живут, чувствую… Не гнилые. Правда, их положительные качества с успехом компенсировались невероятным многословием. Нас встретили так, как не приняли бы и посланный из Вольграда отряд магов: крики, шум, жалобы, мольбы.