Страница:
– Надеюсь, мне нет нужды представлять вас друг другу, – сказала Маргарита.
Бланка улыбнулась ему своей обворожительной улыбкой и немного виновато произнесла:
– Если, конечно, кузен Филипп еще не забыл меня.
– Да разве можно забыть вас, кузина! – с пылом ответил он, бережно взял руку кастильской принцессы и, по своему обыкновению (но вопреки испанскому обычаю, предписывавшему целовать воздух над ладонью женщины, не касаясь кожи), нежно прижался к ней губами.
Тотчас же он заметил, как в глазах молодого человека, который сидел напротив Бланки, сверкнула молния, а на его красивое лицо набежала тень досады. Филипп испытующе посмотрел на юношу.
– Господин де Монтини?
Этьен поднялся из-за стола и поклонился:
– К вашим услугам, монсеньор.
Вопреки этому заверению, в голосе его прозвучал вызов. Бланка с укоризной взглянула на Монтини и покачала головой. Маргарита же иронически усмехнулась.
Филипп высокомерно кивнул Этьену, разрешая ему садиться, и вновь повернулся к Бланке:
– Дорогая кузина, я был безмерно огорчен известием о смерти вашего отца. От меня лично и от всей моей родни приношу вам искренние соболезнования.
Бланка склонила голову, и Филипп невольно залюбовался ею. Она была изумительно хороша в печали, как и в любом другом настроении; она была просто восхитительна. Присмотревшись внимательнее, Филипп вдруг обнаружил, что за последние полгода в Бланке произошла какая-то перемена – незначительная, казалось бы, почти неуловимая, – но это уже была не та Бланка, которую он знавал в Толедо. Несколько секунд Филипп озадаченно глядел на нее, пока, наконец, не сообразил: она стала женщиной и она счастлива в замужестве... Но в замужестве ли?
Это подозрение побудило его снова посмотреть на Монтини, и лишь тогда он обратил внимание, что одет тот если не в пух и прах, то уж наверняка не по своим скромным средствам. Чего только стоили элегантные сапожки из кордовской кожи и нарядный берет с павлиньим пером – не говоря уж о великолепном камзоле, украшенном множеством серебряных позументов.
«Очень интересно! – подумал Филипп. – Или он надул меня насчет долгов и теперь транжирит мои денежки, или... Черти полосатые! Неужто он окрутил Бланку? Если так, то понятно, почему он так мало писал о ней, негодный мальчишка!.. Впрочем, и я хорош. Нужно было послать двух шпионов – чтобы они следили друг за другом».
– Да, кстати, – отозвалась Маргарита. – У кузины есть для вас известие.
– Какое?
– Про Альфонсо и Нору, – ответила Бланка. – Мой брат Фернандо... вы знаете, что он уже здесь?
– Знаю.
– Так вот, Фернандо сообщил, что Альфонсо с Норой должны приехать не позже чем через четыре дня.
– Ага. Выходит, кузен Альфонсо, несмотря на послевоенные заботы, все-таки решил лично присутствовать на церемонии передачи невесты.
– Само собой, – заметила Маргарита. – Коль скоро принимать невесту будет сам жених...
– Император? – оживился Филипп. – Значит, слухи о его возможном приезде в Памплону не были пустой болтовней?
– Как видите, нет. Неделю назад Август Юлий со свитой высадился в Барселоне, и мы ожидаем его прибытия со дня на день. Кроме того, празднества намерены посетить короли Галлии и Арагона, а также наследный принц Франции с женой и несколько немецких князей.
– Ну и ну! – покачал головой Филипп. Он, конечно, знал, что под предлогом участия в торжествах в Памплону должны прибыть полномочные представители соседних государств, и был осведомлен о предмете предстоящих переговоров, однако не ожидал, что четыре делегации возглавят короли, а еще одну – наследный принц.
– Вижу, вы удивлены, – сказала Маргарита. – Почему?
Филипп нахмурил чело, изображая раздумье. Затем произнес:
– Сдаюсь, принцесса! По зрелом размышлении должен признать, что помолвка наследницы наваррского престола с могущественным соседом заслуживает внимания со стороны прочих государей.
Бланка весело усмехнулась, от души забавляясь замешательством кузины. Молодой человек, стоявший в стороне, но слышавший их разговор, – а это был Рикард Иверо – подошел ближе и остановился возле Монтини.
– С могущественным соседом? – переспросила Маргарита. – На кого вы намекаете?
Филипп с притворным огорчением вздохнул:
– Вы меня шокируете, сударыня! Я говорю о вашем нареченном, а вы притворяетесь, будто слыхом про него не слыхивали. И как, по-вашему, должен чувствовать себя человек, чья невеста говорит ему прямо в глаза, что не знает его? Вы убиваете меня своей черствостью.
Маргарита звонко рассмеялась.
– Право, это бесподобно! Кузина рассказывала мне о вашей экстравагантной манере ухаживания, и вот я убедилась, что она ничуть не преувеличивала. Вы действительно идете напролом.
– Неужели? – удивился Филипп. – А мне всегда казалось, что я предельно деликатен и корректен с женщинами. Я с глубочайшим уважением отношусь к Бланке и весьма ценю ее мнение. Но со всей ответственностью заявляю, что на сей счет она ошибается. – Он слегка поклонился ей. – Вы уж не обессудьте, кузина.
Бланка отрицательно покачала головой; в ее карих глазах плясали лукавые чертики.
– И вот еще что, сударыня, – продолжал Филипп, вновь обращаясь к Маргарите. – Я никак не возьму в толк, по чем вы могли судить о моей манере ухаживания.
– Как это по чем?! А что вы сейчас делаете, как не пытаетесь приударить за мной?
– Приударить? Побойтесь Бога, принцесса! У меня и в мыслях этого не было. К вашему сведению, ухаживать вообще не в моих привычках. Обычно я беру то, что мне приглянется, не тратя попусту время на ухаживания. – С этими словами он в упор пригляделся к Маргарите.
– Однако! – протяжно и с выражением произнесла она. – Каков нахал! Такого нахала, как вы, я еще не встречала и вряд ли когда-нибудь встречу.
– Насчет этого будьте покойны. Как ваш будущий супруг, я беру на себя обязательство отныне ограждать вас от всех сомнительных типов, которые возымеют дерзкое намерение поухаживать за вами.
Рикард сжал кулаки и шагнул вперед.
– Кстати, мой принц, – сказала Маргарита. – Разрешите представить вам моего кузена, господина виконта Иверо... гм... верного слугу наваррской короны.
Филипп дружелюбно кивнул:
– Очень приятно, виконт. Я имел удовольствие познакомиться в Толедо с вашим отцом и проникся к нему глубочайшим уважением. Надеюсь, мы с вами тоже станем добрыми друзьями.
Если молнии в глазах у Монтини Филипп видел лишь мельком, то пылающий взгляд Рикарда извергал их непрерывно. На него нахлынула волна жгучей ненависти и безмерного отчаяния.
«Господи помилуй! – ужаснулся он. – Да это же сумасшедший! Сейчас он двинет меня в челюсть...» – И Филипп непроизвольно напрягся, готовясь отразить удар.
Маргарита и не думала вмешиваться, чтобы предотвратить столкновение. Казалось, ее вполне устраивал хороший мордобой, и она с интересом ожидала дальнейшего развития событий. Положение спасла Елена, которая, кокетничая с Гастоном, не переставала краем глаза присматривать за Рикардом. Как только ей стало ясно, что дело принимает дурной оборот, она оставила своего ухажера, быстрым шагом пересекла зал и решительно взяла брата за руку.
– Пойдем, Рикард. Господин д’Альбре хотел бы с тобой переговорить. Прошу прощения, кузины, господин принц... – Затем она зло взглянула на Маргариту и сквозь зубы прошипела: – Вот сучка!
– Успокойся, кузина, – кротко, но с язвительными нотками в голосе ответила ей Маргарита. – Никто здесь не собирается обижать твоего возлюбленного братца. К тому же мы с принцем сейчас уходим... Извини, Бланка, мы ненадолго отлучимся.
Филипп вежливо распрощался с кастильской принцессой, и обе пары отошли от шахматного столика в разные стороны.
– Что с виконтом? – поинтересовался Филипп.
Маргарита небрежно махнула свободной рукой.
– Да ничего особенного. Просто порой на него находит дурь.
– Ревнует?
Щеки Маргариты вспыхнули алым румянцем.
– А разве у него есть повод для ревности?
– Ну, если вы считаете, что у незадачливого жениха нет никаких оснований испытывать неприязнь к своему счастливому сопернику... – Тут он многозначительно умолк.
Принцесса повернула голову и пристально посмотрела ему в глаза.
– А вам не кажется, что вы слишком самонадеянны?
– Нет, не кажется. – Филипп стойко выдержал ее взгляд и добавил: – А вот вы, принцесса, наоборот – не очень-то уверены в себе.
Он почувствовал, как дрогнула ее рука.
– Глупости!
– Вовсе нет. Вы пытались смотреть на меня сурово, но в ваших глазах была мольба.
Маленькие пальчики крепко вцепились в его руку.
– Это бесполезно, сударыня, – спокойно заметил Филипп. – Когда женщины причиняют мне физическую боль, я впадаю в экстаз.
Хватка ослабла.
– Да, насчет гостей, – бухнула Маргарита ни к селу, ни к городу, что свидетельствовало о состоянии крайнего смятения. Она лихорадочно искала зацепку, чтобы переменить тему, и по цепочке ассоциаций возвратилась к тому моменту, когда разговор соскользнул на зыбкую почву. – Я, конечно, не отрицаю, что среди них будут такие, кого прежде всего привлекают празднества, и, надеюсь, таких будет большинство. Вот, к примеру, французы. Говорят, Филиппу де Пуатье до смерти надоели его обычные собутыльники, и он с радостью ухватился за возможность попьянствовать в новом окружении. Но далеко не все съезжаются из-за меня. Для некоторых это лишь удобный повод собраться вместе и при личной встрече, с глазу на глаз, без посредников, решить многие животрепещущие вопросы. – Принцесса на секунду умолкла и бросила на Филиппа быстрый взгляд. – Только не делайте вид, что для вас это собрание неожиданность. Я-то знаю, что ваш отец был одним из его инициаторов. И не думаю, что он держал вас в неведении.
– Я этого не говорил, – совершенно серьезно ответил Филипп. Он поддержал перемену темы разговора, рассудив, что для начала с Маргариты достаточно. – Но для меня неожиданность, что переговоры решили почтить своим присутствием первые лица всех заинтересованных государств. Не хватает только французского короля.
– Он все еще страдает от ран, полученных в Палестине, – сказала Маргарита и усмехнулась. – А также от уязвленной гордости. Сначала он попал в плен и вынужден был заключить с сарацинами унизительный мир; по возвращении на родину обнаружил, что Нормандия больше не хочет быть под его рукой; а в довершение всех его бед, один честолюбивый юнец принялся копать под Французское государство с юга.
– Байонна никогда не принадлежала королям Франции по праву, – возразил Филипп. – Сент и Ангулем тоже. Я лишь восстанавливаю историческую справедливость. – А после некоторых колебаний он добавил: – Пока что.
– Пока что? – переспросила принцесса. – А что будет дальше?
– Потом придет черед собственно Франции. Пора уже объединить все галльские земли, как южные, так и северные, в одно могущественное государство. В прошлом Галлия была единой страной от Ла-Манша до Средиземного моря; так должно быть и в грядущем.
Маргарита покачала головой:
– А знаете, я с самого начала подозревала, что ваше честолюбие не ограничивается только лишь короной вашего дяди Робера. Небось, по натуре своей вы завоеватель. Где-то в глубине души вы мечтаете покорить весь мир.
– Еще бы! Ведь я прямой потомок Филиппа Воителя. Да и как не мечтать о покорении мира с таким коннетаблем, как у меня.
Филипп кивнул в сторону Эрнана, который, находясь в окружении дам, развлекал собеседниц разбором душещипательных подробностей самых драматических сражений на Святой Земле. Гордо выпячивая грудь, поочередно поправляя шпагу и одергивая роскошный белый плащ с черным крестом тамплиеров, он говорил без умолку, благо нашел себе внимательных слушателей, и то и дело бросал на женщин испепеляющие взгляды. Впрочем, эти страстные взгляды еще ничего не значили; Эрнан смотрел так на любой предмет, живой и неживой, и тщетны были попытки некоторых барышень заигрывать с ним.
– Великолепный воин! – с искренним восхищением сказала Маргарита. – Наверное, при одном его виде иезуиты здорово оробели.
– Ясное дело, – ответил Филипп, с трудом пряча улыбку. Известие о нападении иезуитов на поезд гасконцев уже успело облететь пол-Испании, но конфуз, который приключился с Эрнаном, как-то прошел незамеченным.
– А вам известно, что Родриго де Ортегаль уже смещен с поста прецептора, арестован и вскоре предстанет перед судом ордена? Его преемник, господин д’Эперне, вчера заверил моего отца, что господин де Ортегаль действовал самовольно и вопреки уставу, за что понесет суровое наказание.
– Гм... Если его и накажут, то не за нападение на нас, а за то, что он потерпел неудачу.
– Я тоже так думаю. Никто из самостоятельно мыслящих людей не сомневается, что Ортегаль действовал по прямой указке Инморте. В последнее время иезуиты обнаглели до крайности. Я слышала, что нападавшие даже не пытались скрыть своей принадлежности к ордену.
– Да, – подтвердил Филипп. – Видать, они были уверены в своем успехе и хотели, чтобы весь мир знал, какая участь уготована их врагам. Полагаю, это нападение было задумано, как предупреждение для всех остальных. Инморте наверняка известно, что на переговорах в Памплоне будет обсуждаться вопрос об отлучении его ордена от церкви.
– Давно пора это сделать, – одобрительно произнесла Маргарита. – Будь моя воля, я бы их всех... Нет, вы вы только представьте – этот ублюдок де Барейро еще имел наглость проситься в зачинщики турнира.
– Вот как! И что же ответил ваш отец?
– Конечно, отказал. Вернее, он просто проигнорировал его письмо. Но можно не сомневаться, что это иезуитское отродье все равно заявится на турнир и постарается испортить праздник. Если он победит, это станет настоящей катастрофой.
– Не волнуйтесь, принцесса, – успокоил ее Филипп. – Я не позволю ему это сделать.
Последние слова он произнес немного рассеянно. Его внимание уже переключилось на группу из трех человек, мимо которых они как раз проходили. Это были Симон, Габриель и Матильда. Признав в Габриеле земляка, девушка бойко тараторила по-франсийски; тот страшно смущался и отвечал ей односложными фразами. Симон, как мог, старался приободрить друга.
– Что вы так смотрите на Матильду? – с внезапно возникшим подозрением спросила Маргарита.
– Очаровательное дитя, – сдержанно ответил Филипп.
– И, боюсь, вы уже положили на нее глаз, – вздохнула принцесса. – Да и она явно неравнодушна к вам. Когда пришла от вас, была так взволнована, а глаза ее очень странно блестели... Впрочем, не ей одной вы вскружили здесь голову.
– А кому еще?
– Мне, например.
– Это следует понимать как комплимент?
– Ну... Можете считать это авансом.
Филипп шутливо поклонился:
– Благодарю вас за комплимент, сударыня. Я принимаю ваш аванс и обещаю при первой же возможности его отработать.
Маргарита кокетливо взглянула на него и томным голосом произнесла:
– Давайте присядем, мой принц. Я немного устала.
Она расположилась на обитом мягким плюшем диване и взмахом руки отогнала прочь карлика-шута и двух фрейлин, не нашедших себе кавалеров. Филипп сел рядом с ней – и, как бы невзначай, гораздо ближе, чем это предписывалось правилами приличия. Но Маргарита не отстранилась. Мало того, она еще чуть-чуть придвинулась к нему, и их ноги соприкоснулись.
– Так я жду ответа на комплемент, – сказала она млея.
– А я обязан отвечать?
– Разумеется, нет. Но правила хорошего тона требуют...
– Ах, правила... Ну, это другое дело. И что вы хотите услышать?
– Что я тоже вскружила вам голову. Что вы чуточку влюблены в меня.
– Но это неправда!
– Разве я не нравлюсь вам?
– Нравитесь. Но я не влюблен в вас.
– Однако намерены жениться на мне.
– Не намерен, а просто женюсь. Без всяких намерений. Вас что-то не устраивает?
Маргарита раздраженно хмыкнула.
– Да нет, что вы! – саркастически произнесла она. – Все прекрасно. Вы не любите меня и, тем не менее, собираетесь жениться. Ведь это в порядке вещей – вступать в брак без любви.
– Конечно, в порядке вещей, – с непроницаемым видом ответил Филипп. – В нашем кругу все браки заключаются по расчету, а что до любви, то затем и существуют любовники и любовницы – чтобы любить их и чтобы они любили вас. Вот поманите к себе виконта Иверо и спросите у него о любви. Держу пари, что в ответ он сразу бросится целовать ваши ножки, которые, я полагаю, вполне заслуживают такого с ними обращения. – Последние его слова сопровождались откровенно раздевающим взглядом.
– Вот нахал! – покачала головой Маргарита. – И не просто нахал, а исключительный нахал.
«Ага, попалась, пташечка! – удовлетворенно подумал он. – Не так страшен черт, как его малюют. Те, кто говорил о крутом нраве принцессы, ничегошеньки не смыслят в женщинах. На самом же деле она просто агнец...»
Филипп ошибался, но его ошибка объяснялась не совсем обычным поведением Маргариты в этот вечер. Чуть ли не впервые за многие годы наваррская принцесса оробела перед мужчиной и не смогла проявить свой вздорный характер. Хищная пантера втянула острые когти и превратилась в безобидную кошечку, которая нежно жалась к хозяину, прося его о ласке.
– Кстати, о любовниках, – сказала вдруг Маргарита. – Вы только посмотрите! – И она украдкой кивнула в сторону шахматного столика.
Подавшись вперед, Бланка что-то шептала Монтини. Тот внимательно слушал ее и ласково улыбался. Взгляды обоих сияли, а выражения лиц не оставляли места для сомнений насчет характера их отношений.
– Они действительно любовники?
– Еще хуже. Боюсь, Бланка всерьез увлечена этим парнем. И ни от кого не скрывает своей связи с ним.
– Вот те на! – изумленно произнес Филипп. – Скромница Бланка, и вдруг... Уму непостижимо! Вот уж никогда бы не подумал, что она отважится на такое. – И он бросил на Монтини завистливый и, следует отметить, немного раздраженный взгляд.
– Вы огорчены? – с улыбкой спросила Маргарита. – Вам досадно?
Филипп покраснел.
– С чего вы взяли?
– Знаю я вашего брата. Сознайтесь, принц: ведь вы были уверены, что раз Бланка устояла перед вашими чарами, то уже никто не совратит ее с пути истинного. А тут появляется какой-то неотесанный провинциал и добивается успеха там, где вы получили от ворот поворот. Ясное дело, это больно задевает ваше самолюбие, и вы считаете, что Монтини нанес вам смертельное оскорбление.
– Да нет, – в замешательстве ответил Филипп, раздосадованный тем, как легко его раскусила Маргарита. – Просто я знаю Бланку с одиннадцати лет и, казалось бы, неплохо изучил ее характер, но... теперь я вижу, что мне это только казалось. Я даже подумать не мог, что всего за полгода она сумеет преодолеть свое строгое воспитание.
– Однако преодолела.
Филипп поглядел на Маргариту:
– Кажется, я догадываюсь, кто поспособствовал столь быстрой перемене.
– Ну-ну! – обиделась принцесса. – Чуть что, всегда виновата я. Вы вовсе не оригинальны в своем предположении. Почему-то все осуждают меня, а что до Бланки, так ей лишь вменяют в вину, что она, наивное и неопытное дитя, не смогла противостоять моему дурному влиянию. К вашему сведению, все это чистейшей воды измышления. Во всяком случае, не я учила Бланку называть Монтини милым в присутствии моего отца.
– Да что вы говорите? Не может быть!
– И все-таки было. Однажды, недели две назад, у нее вырвалось это словечко, разумеется, неумышленно. Мой отец не знал, где деться от смущения – так ему было неловко. Он ведь порядочный ханжа, хоть и безобидный, совсем не такой, каким был покойный дон Фернандо. Правда, после этого инцидента у отца появилась идея велеть господину де Монтини покинуть Памплону, однако нам удалось урезонить его. Бланка попросила прощения и пообещала, что впредь подобного не повторится. В общих чертах она сдерживает свое обещание, на людях держится с Монтини в рамках приличия, хотя по-прежнему не скрывает своей связи с ним.
Филипп в растерянности покачал головой:
– Выходит, в Толедо я знал совершенно другую Бланку. Ну и ну! Кто бы мог подумать!.. А как относится к этому граф Бискайский?
– Еще никак. Все это время он был в Басконии, лишь только вчера вернулся и, вероятно, еще ничего не знает.
– А когда узнает? Могу представить, как он разозлится.
– Ну и пусть подавится своей злостью, – с неожиданной враждебностью произнесла Маргарита, а глаза ее хищно сверкнули. – Все равно ничего не поделает.
– Вы думаете, что граф так просто смирится с тем, что его место на супружеском ложе занял другой мужчина?
– Ха! Супружеское ложе! Чтобы вы знали, он с конца февраля близко к ней не подходит... – С некоторым опозданием Маргарита прикусила язык и опасливо огляделась вокруг. К счастью, ее никто не услышал, кроме, конечно, Филиппа, у которого так и отвисла челюсть от изумления.
– О!!! – Этот короткий возглас в сочетании со взглядом, брошенным им на Бланку, стоил целой поэмы. – Черти полосатые! Неужели граф... Да нет, это смешно! В Толедо он вместе со своим дружком Фернандо вел довольно разгульный образ жизни, имел кучу любовниц, а к мальчикам, как мне кажется, влечения не испытывал.
– С этим у него все в порядке, – подтвердила принцесса, мысленно браня себя за несдержанность. – То есть, к мальчикам он равнодушен, и за добродетель своих пажей я спокойна. Другое дело, горничные...
– Он путается со служанками?
– Да... В общем, да. – Маргарита мельком взглянула на Жоанну. – Главным образом со служанками.
– А что же Бланка?
– Ну, она... Просто она...
– Так что она?
– Она не пускает мужа к себе в постель, – скороговоркой выпалила Маргарита. – Он ей противен.
– Так какого же черта, – раздраженно произнес Филипп, – она вышла за него замуж?
– А разве у нее был выбор? – вкрадчиво осведомилась принцесса.
– Да, был.
– И альтернативой ее браку с кузеном Бискайским был брак с вами, я полагаю?
– Да.
– И кто же виноват в том, что вы не поженились?
– Отчасти я, отчасти она, отчасти покойный дон Фернандо... – Тут Филипп недоуменно приподнял бровь. – Разве Бланка вам ничего не рассказывала?
– Почти ничего.
– А мне казалось, что вы с ней близкие подруги.
– Да, мы подруги, но не настолько близкие, как мне хотелось бы. Свои самые сокровенные тайны Бланка предпочитает поверять кузине Елене. Вот с ней они действительно близкие, даже слишком близкие подружки. – В голосе Маргариты Филиппу почудилась ревность. – Они такие милашки, я вам скажу. Вечно шушукаются о чем-то, секретничают друг с дружкой и никого, в том числе и меня, в свою компанию не принимают. Обидно даже... А вам, дорогой принц, вижу, очень нравится Бланка.
– Еще бы! – с готовностью признал Филипп.
– А я?
– Мне нравятся все красивые женщины, моя милая принцесса. А вы не просто красивая – вы непревзойденная красавица.
– Следовательно, есть еще надежда, что вы полюбите меня?
– Оставьте все ваши надежды, сударыня.
– Какая категоричность, принц! Какая жестокость!
– Жестокость?
– Да! Разве не жестоко разговаривать так с женщиной, которой вы очень и очень нравитесь?
– Для меня это большая честь, ваше высочество, – с серьезной миной промолвил он. – И за какие заслуги я ее удостоился?
– Прекратите жеманничать, дорогой кузен! – огрызнулась Маргарита. – Единственная ваша заслуга состоит в том, что вы наглый, бесцеремонный, самовлюбленный... – тут она тяжело вздохнула, – и крайне очаровательный сукин сын.
«А ты, милочка, похоже, влюбилась в меня, – подумал Филипп. – Ну и дела! Определенно, сегодня вечер сюрпризов...»
ГЛАВА XXIV. ВЕЧЕР СЮРПРИЗОВ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Бланка улыбнулась ему своей обворожительной улыбкой и немного виновато произнесла:
– Если, конечно, кузен Филипп еще не забыл меня.
– Да разве можно забыть вас, кузина! – с пылом ответил он, бережно взял руку кастильской принцессы и, по своему обыкновению (но вопреки испанскому обычаю, предписывавшему целовать воздух над ладонью женщины, не касаясь кожи), нежно прижался к ней губами.
Тотчас же он заметил, как в глазах молодого человека, который сидел напротив Бланки, сверкнула молния, а на его красивое лицо набежала тень досады. Филипп испытующе посмотрел на юношу.
– Господин де Монтини?
Этьен поднялся из-за стола и поклонился:
– К вашим услугам, монсеньор.
Вопреки этому заверению, в голосе его прозвучал вызов. Бланка с укоризной взглянула на Монтини и покачала головой. Маргарита же иронически усмехнулась.
Филипп высокомерно кивнул Этьену, разрешая ему садиться, и вновь повернулся к Бланке:
– Дорогая кузина, я был безмерно огорчен известием о смерти вашего отца. От меня лично и от всей моей родни приношу вам искренние соболезнования.
Бланка склонила голову, и Филипп невольно залюбовался ею. Она была изумительно хороша в печали, как и в любом другом настроении; она была просто восхитительна. Присмотревшись внимательнее, Филипп вдруг обнаружил, что за последние полгода в Бланке произошла какая-то перемена – незначительная, казалось бы, почти неуловимая, – но это уже была не та Бланка, которую он знавал в Толедо. Несколько секунд Филипп озадаченно глядел на нее, пока, наконец, не сообразил: она стала женщиной и она счастлива в замужестве... Но в замужестве ли?
Это подозрение побудило его снова посмотреть на Монтини, и лишь тогда он обратил внимание, что одет тот если не в пух и прах, то уж наверняка не по своим скромным средствам. Чего только стоили элегантные сапожки из кордовской кожи и нарядный берет с павлиньим пером – не говоря уж о великолепном камзоле, украшенном множеством серебряных позументов.
«Очень интересно! – подумал Филипп. – Или он надул меня насчет долгов и теперь транжирит мои денежки, или... Черти полосатые! Неужто он окрутил Бланку? Если так, то понятно, почему он так мало писал о ней, негодный мальчишка!.. Впрочем, и я хорош. Нужно было послать двух шпионов – чтобы они следили друг за другом».
– Да, кстати, – отозвалась Маргарита. – У кузины есть для вас известие.
– Какое?
– Про Альфонсо и Нору, – ответила Бланка. – Мой брат Фернандо... вы знаете, что он уже здесь?
– Знаю.
– Так вот, Фернандо сообщил, что Альфонсо с Норой должны приехать не позже чем через четыре дня.
– Ага. Выходит, кузен Альфонсо, несмотря на послевоенные заботы, все-таки решил лично присутствовать на церемонии передачи невесты.
– Само собой, – заметила Маргарита. – Коль скоро принимать невесту будет сам жених...
– Император? – оживился Филипп. – Значит, слухи о его возможном приезде в Памплону не были пустой болтовней?
– Как видите, нет. Неделю назад Август Юлий со свитой высадился в Барселоне, и мы ожидаем его прибытия со дня на день. Кроме того, празднества намерены посетить короли Галлии и Арагона, а также наследный принц Франции с женой и несколько немецких князей.
– Ну и ну! – покачал головой Филипп. Он, конечно, знал, что под предлогом участия в торжествах в Памплону должны прибыть полномочные представители соседних государств, и был осведомлен о предмете предстоящих переговоров, однако не ожидал, что четыре делегации возглавят короли, а еще одну – наследный принц.
– Вижу, вы удивлены, – сказала Маргарита. – Почему?
Филипп нахмурил чело, изображая раздумье. Затем произнес:
– Сдаюсь, принцесса! По зрелом размышлении должен признать, что помолвка наследницы наваррского престола с могущественным соседом заслуживает внимания со стороны прочих государей.
Бланка весело усмехнулась, от души забавляясь замешательством кузины. Молодой человек, стоявший в стороне, но слышавший их разговор, – а это был Рикард Иверо – подошел ближе и остановился возле Монтини.
– С могущественным соседом? – переспросила Маргарита. – На кого вы намекаете?
Филипп с притворным огорчением вздохнул:
– Вы меня шокируете, сударыня! Я говорю о вашем нареченном, а вы притворяетесь, будто слыхом про него не слыхивали. И как, по-вашему, должен чувствовать себя человек, чья невеста говорит ему прямо в глаза, что не знает его? Вы убиваете меня своей черствостью.
Маргарита звонко рассмеялась.
– Право, это бесподобно! Кузина рассказывала мне о вашей экстравагантной манере ухаживания, и вот я убедилась, что она ничуть не преувеличивала. Вы действительно идете напролом.
– Неужели? – удивился Филипп. – А мне всегда казалось, что я предельно деликатен и корректен с женщинами. Я с глубочайшим уважением отношусь к Бланке и весьма ценю ее мнение. Но со всей ответственностью заявляю, что на сей счет она ошибается. – Он слегка поклонился ей. – Вы уж не обессудьте, кузина.
Бланка отрицательно покачала головой; в ее карих глазах плясали лукавые чертики.
– И вот еще что, сударыня, – продолжал Филипп, вновь обращаясь к Маргарите. – Я никак не возьму в толк, по чем вы могли судить о моей манере ухаживания.
– Как это по чем?! А что вы сейчас делаете, как не пытаетесь приударить за мной?
– Приударить? Побойтесь Бога, принцесса! У меня и в мыслях этого не было. К вашему сведению, ухаживать вообще не в моих привычках. Обычно я беру то, что мне приглянется, не тратя попусту время на ухаживания. – С этими словами он в упор пригляделся к Маргарите.
– Однако! – протяжно и с выражением произнесла она. – Каков нахал! Такого нахала, как вы, я еще не встречала и вряд ли когда-нибудь встречу.
– Насчет этого будьте покойны. Как ваш будущий супруг, я беру на себя обязательство отныне ограждать вас от всех сомнительных типов, которые возымеют дерзкое намерение поухаживать за вами.
Рикард сжал кулаки и шагнул вперед.
– Кстати, мой принц, – сказала Маргарита. – Разрешите представить вам моего кузена, господина виконта Иверо... гм... верного слугу наваррской короны.
Филипп дружелюбно кивнул:
– Очень приятно, виконт. Я имел удовольствие познакомиться в Толедо с вашим отцом и проникся к нему глубочайшим уважением. Надеюсь, мы с вами тоже станем добрыми друзьями.
Если молнии в глазах у Монтини Филипп видел лишь мельком, то пылающий взгляд Рикарда извергал их непрерывно. На него нахлынула волна жгучей ненависти и безмерного отчаяния.
«Господи помилуй! – ужаснулся он. – Да это же сумасшедший! Сейчас он двинет меня в челюсть...» – И Филипп непроизвольно напрягся, готовясь отразить удар.
Маргарита и не думала вмешиваться, чтобы предотвратить столкновение. Казалось, ее вполне устраивал хороший мордобой, и она с интересом ожидала дальнейшего развития событий. Положение спасла Елена, которая, кокетничая с Гастоном, не переставала краем глаза присматривать за Рикардом. Как только ей стало ясно, что дело принимает дурной оборот, она оставила своего ухажера, быстрым шагом пересекла зал и решительно взяла брата за руку.
– Пойдем, Рикард. Господин д’Альбре хотел бы с тобой переговорить. Прошу прощения, кузины, господин принц... – Затем она зло взглянула на Маргариту и сквозь зубы прошипела: – Вот сучка!
– Успокойся, кузина, – кротко, но с язвительными нотками в голосе ответила ей Маргарита. – Никто здесь не собирается обижать твоего возлюбленного братца. К тому же мы с принцем сейчас уходим... Извини, Бланка, мы ненадолго отлучимся.
Филипп вежливо распрощался с кастильской принцессой, и обе пары отошли от шахматного столика в разные стороны.
– Что с виконтом? – поинтересовался Филипп.
Маргарита небрежно махнула свободной рукой.
– Да ничего особенного. Просто порой на него находит дурь.
– Ревнует?
Щеки Маргариты вспыхнули алым румянцем.
– А разве у него есть повод для ревности?
– Ну, если вы считаете, что у незадачливого жениха нет никаких оснований испытывать неприязнь к своему счастливому сопернику... – Тут он многозначительно умолк.
Принцесса повернула голову и пристально посмотрела ему в глаза.
– А вам не кажется, что вы слишком самонадеянны?
– Нет, не кажется. – Филипп стойко выдержал ее взгляд и добавил: – А вот вы, принцесса, наоборот – не очень-то уверены в себе.
Он почувствовал, как дрогнула ее рука.
– Глупости!
– Вовсе нет. Вы пытались смотреть на меня сурово, но в ваших глазах была мольба.
Маленькие пальчики крепко вцепились в его руку.
– Это бесполезно, сударыня, – спокойно заметил Филипп. – Когда женщины причиняют мне физическую боль, я впадаю в экстаз.
Хватка ослабла.
– Да, насчет гостей, – бухнула Маргарита ни к селу, ни к городу, что свидетельствовало о состоянии крайнего смятения. Она лихорадочно искала зацепку, чтобы переменить тему, и по цепочке ассоциаций возвратилась к тому моменту, когда разговор соскользнул на зыбкую почву. – Я, конечно, не отрицаю, что среди них будут такие, кого прежде всего привлекают празднества, и, надеюсь, таких будет большинство. Вот, к примеру, французы. Говорят, Филиппу де Пуатье до смерти надоели его обычные собутыльники, и он с радостью ухватился за возможность попьянствовать в новом окружении. Но далеко не все съезжаются из-за меня. Для некоторых это лишь удобный повод собраться вместе и при личной встрече, с глазу на глаз, без посредников, решить многие животрепещущие вопросы. – Принцесса на секунду умолкла и бросила на Филиппа быстрый взгляд. – Только не делайте вид, что для вас это собрание неожиданность. Я-то знаю, что ваш отец был одним из его инициаторов. И не думаю, что он держал вас в неведении.
– Я этого не говорил, – совершенно серьезно ответил Филипп. Он поддержал перемену темы разговора, рассудив, что для начала с Маргариты достаточно. – Но для меня неожиданность, что переговоры решили почтить своим присутствием первые лица всех заинтересованных государств. Не хватает только французского короля.
– Он все еще страдает от ран, полученных в Палестине, – сказала Маргарита и усмехнулась. – А также от уязвленной гордости. Сначала он попал в плен и вынужден был заключить с сарацинами унизительный мир; по возвращении на родину обнаружил, что Нормандия больше не хочет быть под его рукой; а в довершение всех его бед, один честолюбивый юнец принялся копать под Французское государство с юга.
– Байонна никогда не принадлежала королям Франции по праву, – возразил Филипп. – Сент и Ангулем тоже. Я лишь восстанавливаю историческую справедливость. – А после некоторых колебаний он добавил: – Пока что.
– Пока что? – переспросила принцесса. – А что будет дальше?
– Потом придет черед собственно Франции. Пора уже объединить все галльские земли, как южные, так и северные, в одно могущественное государство. В прошлом Галлия была единой страной от Ла-Манша до Средиземного моря; так должно быть и в грядущем.
Маргарита покачала головой:
– А знаете, я с самого начала подозревала, что ваше честолюбие не ограничивается только лишь короной вашего дяди Робера. Небось, по натуре своей вы завоеватель. Где-то в глубине души вы мечтаете покорить весь мир.
– Еще бы! Ведь я прямой потомок Филиппа Воителя. Да и как не мечтать о покорении мира с таким коннетаблем, как у меня.
Филипп кивнул в сторону Эрнана, который, находясь в окружении дам, развлекал собеседниц разбором душещипательных подробностей самых драматических сражений на Святой Земле. Гордо выпячивая грудь, поочередно поправляя шпагу и одергивая роскошный белый плащ с черным крестом тамплиеров, он говорил без умолку, благо нашел себе внимательных слушателей, и то и дело бросал на женщин испепеляющие взгляды. Впрочем, эти страстные взгляды еще ничего не значили; Эрнан смотрел так на любой предмет, живой и неживой, и тщетны были попытки некоторых барышень заигрывать с ним.
– Великолепный воин! – с искренним восхищением сказала Маргарита. – Наверное, при одном его виде иезуиты здорово оробели.
– Ясное дело, – ответил Филипп, с трудом пряча улыбку. Известие о нападении иезуитов на поезд гасконцев уже успело облететь пол-Испании, но конфуз, который приключился с Эрнаном, как-то прошел незамеченным.
– А вам известно, что Родриго де Ортегаль уже смещен с поста прецептора, арестован и вскоре предстанет перед судом ордена? Его преемник, господин д’Эперне, вчера заверил моего отца, что господин де Ортегаль действовал самовольно и вопреки уставу, за что понесет суровое наказание.
– Гм... Если его и накажут, то не за нападение на нас, а за то, что он потерпел неудачу.
– Я тоже так думаю. Никто из самостоятельно мыслящих людей не сомневается, что Ортегаль действовал по прямой указке Инморте. В последнее время иезуиты обнаглели до крайности. Я слышала, что нападавшие даже не пытались скрыть своей принадлежности к ордену.
– Да, – подтвердил Филипп. – Видать, они были уверены в своем успехе и хотели, чтобы весь мир знал, какая участь уготована их врагам. Полагаю, это нападение было задумано, как предупреждение для всех остальных. Инморте наверняка известно, что на переговорах в Памплоне будет обсуждаться вопрос об отлучении его ордена от церкви.
– Давно пора это сделать, – одобрительно произнесла Маргарита. – Будь моя воля, я бы их всех... Нет, вы вы только представьте – этот ублюдок де Барейро еще имел наглость проситься в зачинщики турнира.
– Вот как! И что же ответил ваш отец?
– Конечно, отказал. Вернее, он просто проигнорировал его письмо. Но можно не сомневаться, что это иезуитское отродье все равно заявится на турнир и постарается испортить праздник. Если он победит, это станет настоящей катастрофой.
– Не волнуйтесь, принцесса, – успокоил ее Филипп. – Я не позволю ему это сделать.
Последние слова он произнес немного рассеянно. Его внимание уже переключилось на группу из трех человек, мимо которых они как раз проходили. Это были Симон, Габриель и Матильда. Признав в Габриеле земляка, девушка бойко тараторила по-франсийски; тот страшно смущался и отвечал ей односложными фразами. Симон, как мог, старался приободрить друга.
– Что вы так смотрите на Матильду? – с внезапно возникшим подозрением спросила Маргарита.
– Очаровательное дитя, – сдержанно ответил Филипп.
– И, боюсь, вы уже положили на нее глаз, – вздохнула принцесса. – Да и она явно неравнодушна к вам. Когда пришла от вас, была так взволнована, а глаза ее очень странно блестели... Впрочем, не ей одной вы вскружили здесь голову.
– А кому еще?
– Мне, например.
– Это следует понимать как комплимент?
– Ну... Можете считать это авансом.
Филипп шутливо поклонился:
– Благодарю вас за комплимент, сударыня. Я принимаю ваш аванс и обещаю при первой же возможности его отработать.
Маргарита кокетливо взглянула на него и томным голосом произнесла:
– Давайте присядем, мой принц. Я немного устала.
Она расположилась на обитом мягким плюшем диване и взмахом руки отогнала прочь карлика-шута и двух фрейлин, не нашедших себе кавалеров. Филипп сел рядом с ней – и, как бы невзначай, гораздо ближе, чем это предписывалось правилами приличия. Но Маргарита не отстранилась. Мало того, она еще чуть-чуть придвинулась к нему, и их ноги соприкоснулись.
– Так я жду ответа на комплемент, – сказала она млея.
– А я обязан отвечать?
– Разумеется, нет. Но правила хорошего тона требуют...
– Ах, правила... Ну, это другое дело. И что вы хотите услышать?
– Что я тоже вскружила вам голову. Что вы чуточку влюблены в меня.
– Но это неправда!
– Разве я не нравлюсь вам?
– Нравитесь. Но я не влюблен в вас.
– Однако намерены жениться на мне.
– Не намерен, а просто женюсь. Без всяких намерений. Вас что-то не устраивает?
Маргарита раздраженно хмыкнула.
– Да нет, что вы! – саркастически произнесла она. – Все прекрасно. Вы не любите меня и, тем не менее, собираетесь жениться. Ведь это в порядке вещей – вступать в брак без любви.
– Конечно, в порядке вещей, – с непроницаемым видом ответил Филипп. – В нашем кругу все браки заключаются по расчету, а что до любви, то затем и существуют любовники и любовницы – чтобы любить их и чтобы они любили вас. Вот поманите к себе виконта Иверо и спросите у него о любви. Держу пари, что в ответ он сразу бросится целовать ваши ножки, которые, я полагаю, вполне заслуживают такого с ними обращения. – Последние его слова сопровождались откровенно раздевающим взглядом.
– Вот нахал! – покачала головой Маргарита. – И не просто нахал, а исключительный нахал.
«Ага, попалась, пташечка! – удовлетворенно подумал он. – Не так страшен черт, как его малюют. Те, кто говорил о крутом нраве принцессы, ничегошеньки не смыслят в женщинах. На самом же деле она просто агнец...»
Филипп ошибался, но его ошибка объяснялась не совсем обычным поведением Маргариты в этот вечер. Чуть ли не впервые за многие годы наваррская принцесса оробела перед мужчиной и не смогла проявить свой вздорный характер. Хищная пантера втянула острые когти и превратилась в безобидную кошечку, которая нежно жалась к хозяину, прося его о ласке.
– Кстати, о любовниках, – сказала вдруг Маргарита. – Вы только посмотрите! – И она украдкой кивнула в сторону шахматного столика.
Подавшись вперед, Бланка что-то шептала Монтини. Тот внимательно слушал ее и ласково улыбался. Взгляды обоих сияли, а выражения лиц не оставляли места для сомнений насчет характера их отношений.
– Они действительно любовники?
– Еще хуже. Боюсь, Бланка всерьез увлечена этим парнем. И ни от кого не скрывает своей связи с ним.
– Вот те на! – изумленно произнес Филипп. – Скромница Бланка, и вдруг... Уму непостижимо! Вот уж никогда бы не подумал, что она отважится на такое. – И он бросил на Монтини завистливый и, следует отметить, немного раздраженный взгляд.
– Вы огорчены? – с улыбкой спросила Маргарита. – Вам досадно?
Филипп покраснел.
– С чего вы взяли?
– Знаю я вашего брата. Сознайтесь, принц: ведь вы были уверены, что раз Бланка устояла перед вашими чарами, то уже никто не совратит ее с пути истинного. А тут появляется какой-то неотесанный провинциал и добивается успеха там, где вы получили от ворот поворот. Ясное дело, это больно задевает ваше самолюбие, и вы считаете, что Монтини нанес вам смертельное оскорбление.
– Да нет, – в замешательстве ответил Филипп, раздосадованный тем, как легко его раскусила Маргарита. – Просто я знаю Бланку с одиннадцати лет и, казалось бы, неплохо изучил ее характер, но... теперь я вижу, что мне это только казалось. Я даже подумать не мог, что всего за полгода она сумеет преодолеть свое строгое воспитание.
– Однако преодолела.
Филипп поглядел на Маргариту:
– Кажется, я догадываюсь, кто поспособствовал столь быстрой перемене.
– Ну-ну! – обиделась принцесса. – Чуть что, всегда виновата я. Вы вовсе не оригинальны в своем предположении. Почему-то все осуждают меня, а что до Бланки, так ей лишь вменяют в вину, что она, наивное и неопытное дитя, не смогла противостоять моему дурному влиянию. К вашему сведению, все это чистейшей воды измышления. Во всяком случае, не я учила Бланку называть Монтини милым в присутствии моего отца.
– Да что вы говорите? Не может быть!
– И все-таки было. Однажды, недели две назад, у нее вырвалось это словечко, разумеется, неумышленно. Мой отец не знал, где деться от смущения – так ему было неловко. Он ведь порядочный ханжа, хоть и безобидный, совсем не такой, каким был покойный дон Фернандо. Правда, после этого инцидента у отца появилась идея велеть господину де Монтини покинуть Памплону, однако нам удалось урезонить его. Бланка попросила прощения и пообещала, что впредь подобного не повторится. В общих чертах она сдерживает свое обещание, на людях держится с Монтини в рамках приличия, хотя по-прежнему не скрывает своей связи с ним.
Филипп в растерянности покачал головой:
– Выходит, в Толедо я знал совершенно другую Бланку. Ну и ну! Кто бы мог подумать!.. А как относится к этому граф Бискайский?
– Еще никак. Все это время он был в Басконии, лишь только вчера вернулся и, вероятно, еще ничего не знает.
– А когда узнает? Могу представить, как он разозлится.
– Ну и пусть подавится своей злостью, – с неожиданной враждебностью произнесла Маргарита, а глаза ее хищно сверкнули. – Все равно ничего не поделает.
– Вы думаете, что граф так просто смирится с тем, что его место на супружеском ложе занял другой мужчина?
– Ха! Супружеское ложе! Чтобы вы знали, он с конца февраля близко к ней не подходит... – С некоторым опозданием Маргарита прикусила язык и опасливо огляделась вокруг. К счастью, ее никто не услышал, кроме, конечно, Филиппа, у которого так и отвисла челюсть от изумления.
– О!!! – Этот короткий возглас в сочетании со взглядом, брошенным им на Бланку, стоил целой поэмы. – Черти полосатые! Неужели граф... Да нет, это смешно! В Толедо он вместе со своим дружком Фернандо вел довольно разгульный образ жизни, имел кучу любовниц, а к мальчикам, как мне кажется, влечения не испытывал.
– С этим у него все в порядке, – подтвердила принцесса, мысленно браня себя за несдержанность. – То есть, к мальчикам он равнодушен, и за добродетель своих пажей я спокойна. Другое дело, горничные...
– Он путается со служанками?
– Да... В общем, да. – Маргарита мельком взглянула на Жоанну. – Главным образом со служанками.
– А что же Бланка?
– Ну, она... Просто она...
– Так что она?
– Она не пускает мужа к себе в постель, – скороговоркой выпалила Маргарита. – Он ей противен.
– Так какого же черта, – раздраженно произнес Филипп, – она вышла за него замуж?
– А разве у нее был выбор? – вкрадчиво осведомилась принцесса.
– Да, был.
– И альтернативой ее браку с кузеном Бискайским был брак с вами, я полагаю?
– Да.
– И кто же виноват в том, что вы не поженились?
– Отчасти я, отчасти она, отчасти покойный дон Фернандо... – Тут Филипп недоуменно приподнял бровь. – Разве Бланка вам ничего не рассказывала?
– Почти ничего.
– А мне казалось, что вы с ней близкие подруги.
– Да, мы подруги, но не настолько близкие, как мне хотелось бы. Свои самые сокровенные тайны Бланка предпочитает поверять кузине Елене. Вот с ней они действительно близкие, даже слишком близкие подружки. – В голосе Маргариты Филиппу почудилась ревность. – Они такие милашки, я вам скажу. Вечно шушукаются о чем-то, секретничают друг с дружкой и никого, в том числе и меня, в свою компанию не принимают. Обидно даже... А вам, дорогой принц, вижу, очень нравится Бланка.
– Еще бы! – с готовностью признал Филипп.
– А я?
– Мне нравятся все красивые женщины, моя милая принцесса. А вы не просто красивая – вы непревзойденная красавица.
– Следовательно, есть еще надежда, что вы полюбите меня?
– Оставьте все ваши надежды, сударыня.
– Какая категоричность, принц! Какая жестокость!
– Жестокость?
– Да! Разве не жестоко разговаривать так с женщиной, которой вы очень и очень нравитесь?
– Для меня это большая честь, ваше высочество, – с серьезной миной промолвил он. – И за какие заслуги я ее удостоился?
– Прекратите жеманничать, дорогой кузен! – огрызнулась Маргарита. – Единственная ваша заслуга состоит в том, что вы наглый, бесцеремонный, самовлюбленный... – тут она тяжело вздохнула, – и крайне очаровательный сукин сын.
«А ты, милочка, похоже, влюбилась в меня, – подумал Филипп. – Ну и дела! Определенно, сегодня вечер сюрпризов...»
ГЛАВА XXIV. ВЕЧЕР СЮРПРИЗОВ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Филипп возвратился в свои апартаменты около полуночи. Он устало развалился в кресле, закрыл глаза и принялся было анализировать события уходящего вечера, но вскоре оставил это занятие. Мысли лениво ворочались в его голове, а если и ускоряли свой бег, то неслись совершенно не в том направлении. Так что Филипп просто сидел, отдыхая, загадочно улыбался сам себе и делал вид, будто не слышит приглушенного шепота, время от времени доносившегося из маленькой комнатушки по соседству, предназначенной для дежурного дворянина.
Минут через десять в комнату вошел Габриель. В руках он держал поднос с ужином. Филипп раскрыл глаза, взглянул на него и удивленно спросил:
– Почему ты? Я же велел прислать лакея, а самому отправляться спать.
Габриель что-то невнятно пробормотал, накрывая небольшой круглый столик рядом с креслом.
Филипп хмыкнул, безразлично пожал плечами и пересел с кресла на стул.
– Да, кстати, – сказал он, отпив глоток вина. – Кто сегодня дежурный по покоям?
– Д’Аринсаль.
– А между тем его нет. Запропастился где-то, негодник. Утром передашь ему, что это его предпоследний проступок у меня на службе. В следующий раз он может не возвращаться – пускай сразу сваливает в свое имение.
Минут через десять в комнату вошел Габриель. В руках он держал поднос с ужином. Филипп раскрыл глаза, взглянул на него и удивленно спросил:
– Почему ты? Я же велел прислать лакея, а самому отправляться спать.
Габриель что-то невнятно пробормотал, накрывая небольшой круглый столик рядом с креслом.
Филипп хмыкнул, безразлично пожал плечами и пересел с кресла на стул.
– Да, кстати, – сказал он, отпив глоток вина. – Кто сегодня дежурный по покоям?
– Д’Аринсаль.
– А между тем его нет. Запропастился где-то, негодник. Утром передашь ему, что это его предпоследний проступок у меня на службе. В следующий раз он может не возвращаться – пускай сразу сваливает в свое имение.