– Ну, а я? – лукаво улыбаясь, спросила Маргарита. – Меня тоже быстро забудут?
   – Если только... – начал было граф, но вдруг осекся и смущенно потупил глаза.
   – Если только, – живо подхватила принцесса, – я не выйду за вас замуж. О да, тогда потомки будут помнить меня! «А-а, Маргарита Наваррская! Та самая, на которой был женат великий Тибальд де Труа? Ну, и вертихвостка она была!..»
   Филипп, последние несколько минут внимательно слушавший их разговор, громко захохотал, взглядом приглашая Бланку посмеяться вместе с ним. Однако Бланка в ответ лишь вымучила вялую улыбку. Весь ее вид свидетельствовал о том, что она испытывает какое-то дразнящее неудобство, вроде камешка в башмаке, а ее явное замешательство указывало вдобавок, что обстоятельства, вызвавшие у нее чувство дискомфорта, были несколько деликатного свойства.
   Поймав на себе умоляющий взгляд Бланки, Маргарита мигом смекнула, в чем дело, и придержала свою лошадь.
   – Езжайте прямо по этой тропе, господа, – сказала она Тибальду и Филиппу. – Мы с кузиной вас скоро догоним.
   Молодые люди продолжили путь, но не успели они отдалиться и на тридцать шагов, как позади них раздался окрик Маргариты:
   – Постойте, принц!
   Филипп остановил коня и повернул голову. Бланка уже спешилась и недоуменно глядела на Маргариту, которая, оставаясь в седле, с коварной ухмылкой сообщила:
   – У кузины начали неметь ноги. Вероятно, у нее что-то не в порядке с чулками.
   – Маргарита! – почти простонала Бланка, потрясенная такой откровенностью.
   Филипп мигом сообразил, к чему клонит принцесса. Точно выброшенный из катапульты, он вылетел из седла и опрометью бросился к Бланке.
   – Правильно! – одобрила его действия Маргарита. – Помогите кузине разобраться с этими дурацкими чулками... И помассируйте ее онемевшие ножки, – смеясь добавила она и ударила кнутом свою лошадь. – Поехали, Тибальд! Айда!
   Граф не нуждался в повторном приглашении. Он тоже припустил своего скакуна, и вскоре оба исчезли за деревьями. Еще некоторое время издали доносился звонкий и чистый смех Маргариты, но затем и он стих в лесной чаще. Филипп остался с Бланкой наедине.
   Они стояли друг перед другом раскрасневшиеся и запыхавшиеся – Филипп от быстрого бега, а Бланка от жгучего стыда и волнения. В руке она судорожно сжимала кнут.
   – Оставьте меня... прошу вас...
   Филипп демонстративно огляделся вокруг.
   – Неужели здесь еще кто-то есть, что ты просишь нас оставить тебя?
   – Филипп... прошу, оставь меня.. Уйди...
   – Это уже лучше, – усмехнулся он. – Но не совсем. Так просто я не уйду.
   – А что... что тебе надо?
   – Как что! А помочь тебе? Разобраться с твоими чулками, помассировать ножки. Ведь Маргарита просила...
   – Маргарита бесстыжая! – взорвалась Бланка. – Она развратна, беспутна, вероломна! У нее нет ни малейшего представления о приличиях!
   – Ну, солнышко, уймись, – успокоительно произнес Филипп. – Право, не стоит так горячиться. Маргарита очень милая девушка, зря ты на нее нападаешь. Но хватит о ней. Лучше займемся твоими чулками. Маргарита поручила мне позаботиться об этом, и я не могу обмануть ее ожиданий. – С этими словами он сделал шаг вперед.
   Бланка тут же отступила на один шаг и угрожающе подняла кнут.
   – Только попытайся, – предупредила она. – И я ударю.
   – Бей, – с готовностью отозвался Филипп. – Я жду.
   Она замахнулась.
   – Сейчас ударю!
   – Бей! – вскричал он тоном христианского мученика периода гонений. – Бей же!
   – Вот... сейчас... сию минуту...
   – Ну, давай! – Филипп добродушно улыбнулся, поняв, что она не ударит его. – В Андалусии мавританские сводники предлагали нам девочек с кнутами, но мне так и не довелось испытать на собственной шкуре всю прелесть этого пикантного развлечения.
   Бланка в отчаянии швырнула кнут наземь и всхлипнула.
   – Не могу... не могу...
   – И не надо, – он подступил к ней вплотную и обнял ее за стан, – девочка ты моя без кнута.
   – Филипп, – томно прошептала Бланка, положив ему руки на плечи. – Прошу, оставь меня
   Он нежно поцеловал ее в губы, и она ответила на его поцелуй.
   – Но ведь чулки...
   – С ними я разберусь сама. Оставь меня пожалуйста... Уйди!..
   – Понятно! – выдохнул он. – Выходит, Маргарита обманула меня. Тебе нужно...
   – Нет, нет! – быстро перебила его Бланка; к ее лицу прихлынула кровь. – Ты ошибаешься! Просто... У меня.. просто...
   – У тебя месячные? – «помог» ей Филипп.
   – Да нет же, нет! Такое еще... У меня...
   – Так что у тебя не в порядке?
   – Подвязки! – яростно воскликнула Бланка, отстранясь от него и в неистовстве тряся его за плечи. – Подвязки! Вот что! Коломба чересчур сильно стянула их, и теперь мне больно... Прошу тебя, уходи. Сейчас же!
   – Нет, – упрямо покачал головой Филипп. – Никуда я не уйду. Я не оставлю тебя на произвол судьбы.
   Он снова привлек ее к себе.
   – Филипп! – слабо запротестовала Бланка. – Не надо...
   Он запечатал ее рот поцелуем.
   – Надо, милочка.
   – Не...
   – Надо! – опять поцелуй.
   – Ну, прошу тебя.. – прошептала она из последних сил.
   На сей раз Филипп крепко поцеловал ее.
   – Ты ведь хочешь этого, правда? Хочешь, чтобы я помог тебе?
   Бланка зажмурила глаза и кивнула.
   – Вот то-то! – Филипп опустился перед ней на колени и подобрал ее юбки. – Да уж, – констатировал он, – твоя горничная явно перестаралась. Ну-ка, придержи свои юбки, милочка.
   – Даже так! – возмутилась пристыженная Бланка. – Я еще должна их держать, пока ты... ты...
   – У меня всего две руки, дорогуша, – спокойно заметил Филипп. – Если ты откажешься помочь, мне придется нырнуть тебе под юбки – о чем я, кстати, давно мечтаю... Так ты придержишь их или как?
   С тяжелым вздохом Бланка все же повиновалась. С ловкостью заправской горничной Филипп снял подвязки и откатил книзу чулки.
   – Та-ак, одно дело сделано. А теперь мы помассируем твои онемевшие ножки, – и он поглубже запустил обе руки ей под юбки.
   Бланка испуганно ойкнула и затрепетала в сладостном возбуждении.
   – Что ты делаешь, Филипп?!
   – Массирую твои ноги, – ответил он, постанывая от удовольствия.
   – Это... это уже не ноги, Филипп... Разве ты не видишь?..
   – То-то и оно, что не вижу. Приподними-ка свои юбчонки, чтобы я видел... Вот так... Еще чуть-чуть... еще... и чуток еще... И еще самую малость... Ну же!
   – Негодяй! – всхлипнула Бланка и до конца задрала юбки. – Вот, получай! Подавись, чудовище!
   Она вся пылала от стыда и в то же время испытывала какое-то мучительное наслаждение, демонстрируя перед Филиппом свою наготу.
   Филипп облизнул свои враз пересохшие губы и принялся нежно массировать... нет, ласкать ее стройные ножки, забираясь все выше и выше.
   – Филипп... что... о-ох!.. Что ты делаешь?.. Прекрати...
   – Но ведь тебе это нравится. Тебе это приятно, правда? Ну, признавайся!
   Вместо ответа Бланка истошно застонала и пошатнулась, теряя равновесие.
   Филипп быстро встал с колен. Обхватив одной рукой ее талию, он прижал Бланку к себе и провел ладонью по ее шелковистым каштановым волосам.
   – Ты так прекрасна, милочка! Ты вся прекрасна – с ног до головы. И я люблю тебя всю. Всю, всю, всю!..
   Бланка еще крепче прильнула к Филиппу и подняла к нему лицо. Ее губы невольно потянулись к его губам.
   – Сейчас я сойду с ума, – в отчаянии прошептала она. – Ты меня соблазняешь...
   Филипп легонько коснулся языком ее губ, затем поцеловал ее носик.
   – Признайся, милочка, ты любишь меня? Ну, скажи, что хочешь меня.
   Бланка запрокинула голову и устремила свой взгляд вверх.
   – Да! – вскричала она, будто взывая к небесам. – Да, чудовище, я хочу тебя! Ты даже не представляешь себе, как я тебя хочу!
   Филипп весь просиял.
   – Бланка, ты потрясная девчонка! – с воодушевлением сообщил он и повалил ее на траву.
   – Филипп! – пролепетала она, извиваясь. – Что ты делаешь?..
   – Как это что? – удивился он. – Я делаю именно то, что ты хочешь. – Он сполз к ее ногам и стал целовать их. – Ой!.. Да что с тобой, в самом деле? – Филипп поднял голову и озадаченно уставился на нее. – Ты чуть не расшибла мне нос.
   Бланка села на траву и одернула юбки.
   – Ты, конечно, прости, но так дело не пойдет, – решительно заявила она. – Здесь не место для этого. Нас могут увидеть.
   – Кто? Птички?
   – Нет, люди. Эта тропинка ведет к усадьбе лесника – не ровен час, кто-нибудь появится, когда... когда мы...
   – Ну, и пусть появляется. Ну, и пусть увидит. Ну, и пусть позавидует мне... да и тебе тоже.
   Бланка вздохнула:
   – Какой ты бесстыжий, Филипп!
   – Такой уж я есть, – согласился он и нетерпеливо потянулся к ней. – Иди ко мне, солнышко.
   – Нет, – сказала Бланка, отодвигаясь от него. – Только не здесь.
   – А где?
   – В замке.
   – В замке? Ты меня убиваешь, детка! Пока мы доберемся до замка, я умру от нетерпения, и моя смерть будет на твоей совести.
   – Здесь совсем недалеко, – возразила Бланка. – Ведь мы ехали медленно. Через четверть часа мы будем на месте.
   – А ты не передумаешь?
   – Об этом не беспокойся. – Бланка пододвинулась к Филиппу и положила голову ему на плечо. – Теперь уже я тебя не отпущу. Теперь пеняй на себя, милый, так просто ты от меня не избавишься. Слишком долго я ждала этого дня...
   На обратном пути Бланка то и дело смахивала с ресниц слезы. Филипп делал вид, что не замечает этого, не решаясь спросить у нее, почему она плачет.
 

ГЛАВА XLVII. НА ХОРОШЕГО ЛОВЦА ЗВЕРЬ САМ БЕЖИТ

   Присутствие рядом с Рикардом его сестры Елены Эрнан учел наперед и предполагал избавиться от нее при помощи Гастона. Для графини де Монтальбан у него был припасен Симон; а вот Мария Арагонская не фигурировала в его первоначальных планах. Впрочем, нельзя сказать, что это обеспокоило Шатофьера. Он лишь предвидел некоторые осложнения в связи с возникшей необходимостью отделаться от принцессы и уже просчитал в уме несколько вариантов дальнейших действий.
   Однако проблема решилась сама собой, и никаких дополнительных мер Эрнану принимать не пришлось. Едва лишь он вместе с Симоном присоединился к компании, Мария Арагонская, негодующе фыркнув, демонстративно отъехала в сторону.
   – Что стряслось, кузина? – спросила Елена, придерживая лошадь. – Вы покидаете нас?
   – Пожалуй, да, – ответила Мария и бросила на Симона презрительный взгляд. – Я уже устала. И вообще, зря я выбралась на эту прогулку. Скучно, неинтересно... Вернусь лучше к мужу.
   Видя, что решение Марии окончательное, Елена подъехала к ней.
   – Что ж, ладно. Признаться, я тоже не в восторге от прогулки... Адель, – обратилась она к молоденькой графине де Монтальбан, – вы с нами?
   Графиня украдкой взглянула на Симона, чуть зарделась и отрицательно покачала головой.
   Елена хохотнула:
   – Ну, как хотите, дорогуша, как хотите. Воля ваша. – Она пришпорила лошадь. – Всего хорошего, господа. Присмотрите за моим братом, ладно? Ему надо хорошенько развеяться после вчерашнего.
   – Непременно, сударыня, – пообещал ей Эрнан. – Мы все будем присматривать за ним.
   Мария Арагонская, не проронив ни слова, хлестнула кнутом по крупу своей лошади и последовала за Еленой. Когда обе девушки скрылись за деревьями, Гастон озадаченно спросил у Симона:
   – Признайся, малыш, чем ты так напакостил госпоже Марии, что она шугается от тебя, как черт от ладана?
   – Да ничего я ей не сделал, – растерянно ответил Бигор, покраснев, как варенный рак. – Совсем ничего.
   – Он лишь попытался поухаживать за ней, – объяснил Эрнан. – О подробностях я деликатно умолчу.
   Д’Альбре ухмыльнулся:
   – И что он в ней нашел, вот уж не пойму! Худощава сверх меры, ноги как тростинки, грудь еле заметна, да и лицом не очень-то вышла. Трудно поверить, что Изабелла Юлия – ее родная сестра.
   – Замолчи, Гастон! – резко произнес Эрнан. – Не забывай, что с нами дама.
   Адель де Монтальбан наградила Эрнана чарующей улыбкой. Подобно большинству женщин, присутствовавших на турнире, она была чуточку влюблена в него.
   – Господин д’Альбре глубоко не прав, – сказала графиня. – Он судит лишь по внешности, а между тем кузина Мария очень душевная и чуткая женщина, хорошая подруга. Она высокомерна, но не заносчива, не чванится и не смотрит на всех сверху вниз, как ее гордячка-сестра. И если на то пошло, сам Красав... кузен Аквитанский одно время ухаживал за ней.
   – Вот как! – Гастон склонил голову, будто в знак признания своей неправоты. – Тогда я беру назад все свои слова и покорнейше прошу вас, сударыня, простить меня. Кузен Филипп для меня непререкаемый авторитет, и дамы, что привлекают его внимание, достойны всяческого восхищения. Теперь я преклоняюсь перед госпожой Марией Юлией с ее худенькими ногами и девственной грудью. А ее маню-у-усенький носик и вовсе сводит меня с ума.
   Гастон откровенно провоцировал графиню на ссору, в надежде, что она обидится и оставит их компанию. Но семнадцатилетняя Адель де Монтальбан оказалась девушкой непосредственной и не слишком застенчивой; ее ничуть не покоробило от грубости Гастона. К тому же она твердо решила держаться подле Симона.
   – Однако вы шут, господин д’Альбре, – спокойно ответствовала Адель. – И между прочим, о ногах. У кузины Елены, к вашему сведению, довольно узкие бедра, да и грудь не ахти какая. Конечно, лицом она хороша, право, писаная красавица. Но характер у нее такой капризный, что не приведи Господь.
   – Вот и получай, дружище, – злорадно сказал Эрнан. – Сам напросился... Ну, так что? Мы поедем куда-нибудь или по-прежнему будем топтаться на месте?
   – А куда ты предлагаешь ехать? – спросил Симон с таким наигранным безразличием, что Адель де Монтальбан недоуменно уставилась на него, заподозрив неладное.
   – В часе езды отсюда, – быстро заговорил Эрнан, стремясь поскорее замять неловкость, – если меня, конечно, верно информировали, находится усадьба здешнего лесника.
   – Вас верно информировали, граф, – меланхолично отозвался Рикард Иверо. – Но не совсем точно. В часе быстрой езды – это другое дело. А если не спеша, да еще с дамой, то весь путь займет добрых два часа.
   – Ах, бросьте, кузен! – обиделась Адель. – За кого вы меня принимаете, за какую-то неженку? Да я в своем дамском седле езжу не хуже, чем ваша сестра в мужском. Если хотите, можем посоревноваться.
   – И тогда вы вспотеете, – предпринял очередную попытку отвадить ее Гастон. – А женщинам негоже потеть... Кроме как в постели с мужчиной, разумеется.
   – Это мое личное дело, когда мне потеть, где, как и с кем, – огрызнулась юная графиня. – Во всяком случае, не с вами. – Она демонстративно повернулась к нему спиной и продолжила, обращаясь якобы к Эрнану, тогда как на самом деле ее слова были адресованы Симону: – Кузина Маргарита говорила, что вблизи усадьбы лесника протекает глубокий ручей, где можно искупаться... Это к вопросу об упревании, столь уместно затронутом господином д’Альбре. Потом, в доме лесника есть несколько спальных комнат, где можно отдохнуть, – она выстрелила своими бойкими глазами в Симона. – По словам кузины, там есть все условия, чтобы остаться даже на ночь.
   «Вот бесстыжая-то!» – раздраженно подумал Гастон и открыл было рот для очередного язвительного замечания, но тут Эрнан опередил его.
   – Друзья, – произнес он с видом кающегося грешника. – Я должен сделать одно признание.
   – Какое? – поинтересовалась Адель.
   – Еще утром я отослал своего слугу к леснику с дюжиной бутылок самого лучшего вина, которое я смог найти в погребах Кастель-Бланко. Я думал, что прогулка начнется значительно раньше, и предполагал сделать там привал на обед, но поскольку...
   – Ах, как прелестно! – перебила его графиня, захлопав в ладоши. – Ведь мы можем сделать привал на ночь. Я очень хочу искупаться в том ручье – его так расхваливала Маргарита! А, кузен?
   Рикард отрицательно покачал головой:
   – Вы себе езжайте, а я остаюсь.
   – Но почему? Вино там есть, еда, думаю, найдется. Есть где спать...
   – И есть с кем спать, – вставил д’Альбре. – Правда, Симон?
   Адель смерила его испепеляющим взглядом.
   – Если вы хотите смутить меня, то зря стараетесь. Может быть, в Гаскони этого не знают, но здесь всем известно, что мой муж давно бессилен как мужчина. Он женился на мне лишь в надежде, что я рожу ему наследника, и его графство не достанется моему беспутному братцу. Что, собственно, я и намерена сделать в самое ближайшее время. Я не вижу, чем плох ваш зять как отец моего будущего ребенка... Вы уж простите меня за такую откровенность, милостивые государи.
   – Весьма прискорбная откровенность, – пробормотал слегка обескураженный Гастон.
   – И вот еще что, господин д’Альбре, – добавила Адель. – Мне начинает казаться, что вы просто сгораете от желания избавиться от меня. Возможно, я ошибаюсь, и это лишь игра моего воображения, но ваше вызывающее поведение заставляет меня предположить, что мое присутствие в вашей компании чем-то вас не устраивает.
   – Вы ошибаетесь, сударыня, – поспешил вмешаться Эрнан, видя, что их перепалка принимает нежелательный оборот. – Поверьте, мы очень польщены тем, что внучка великой королевы Хуаны Арагонской отдала предпочтение именно нашей компании. А что касается моего друга, графа д’Альбре, то я приношу вам извинения за его бестактность. Всему виной его дурной характер и невоспитанность, к тому же... Прошу отнестись к нему снисходительно. Ведь вы сами были свидетелем того, как госпожа Елена лишила его своего общества.
   – Ах, вот оно что! – рассмеялась графиня. – Я как-то выпустила это из внимания. Да, господин д’Альбре, вас действительно можно понять. Искренне вам сочувствую.
   Гастону хватило благоразумия не огрызаться.
   – Вот и ладушки, – подытожил Эрнан. – Мир нам да любовь. Как я понимаю, все, кроме господина Иверо, согласны отправиться на ночевку в усадьбу лесника... Минуточку! – С притворным изумлением он огляделся по сторонам. – А где же запропастился наш проводник? Друзья, вы не заметили, куда подевался этот негодяй?
   – Кажется, он поехал вслед за кузинами Марией и Еленой, – промолвила Адель де Монтальбан. – Да, точно! Так оно и было.
   – Ну и ну! – покачал головой Эрнан. Он, естественно, не собирался признаваться, что сам велел проводнику немедленно исчезнуть, сунув ему в руку пару серебряных монет. – Что же нам делать? Ведь без господина виконта мы в два счета заблудимся в этом лесу.
   – Кузен, – обратилась графиня к Рикарду, который, понурившись, сидел на коне и с безучастным видом слушал их разговор. – Неужели вы бросите нас на произвол судьбы?
   – Нет, почему же, – хмуро отозвался он. – Я проведу вас к замку.
   – Ну-у! – разочарованно протянула Адель.
   – А там покажу тропинку, что прямиком ведет к усадьбе.
   – И мы попадем туда аккурат к заходу солнца, – констатировал Эрнан.
   – А тогда уже похолодает, и я не смогу искупаться в ручье, – добавила Адель. – Пожалуйста, Рикард, не упрямьтесь. Что вы такой мрачный? Перестаньте, наконец, хмуриться.
   – И в самом деле, – поддержал ее Гастон. – Ваша сестра, виконт, просила позаботиться о вас, проследить, чтобы вы развеялись. Что же мы скажем ей, когда вы вернетесь с прогулки вот такой – как в воду опущенный?
   – Вам не помешал бы кубок доброго вина, – заметил Эрнан.
   При упоминании о вине Рикард весь содрогнулся и в то же время невольно облизнул пересохшие губы.
   – Я вчера изрядно напился...
   – Тем более вам надо похмелиться, – настаивал Шатофьер. – Это должно помочь, ведь подобное лечат подобным. У вас такой угнетенный, подавленный вид... Да вам просто необходимо выпить!
   Рикард заколебался.
   – Собственно, я бы не отказался, но... Мне нужно в замок.
   – Прямо сейчас?
   – Нет, чуть позже. К ночи.
   – Ага! – с заговорщическим видом закивал Эрнан. – Понятно! У вас свидание, верно?
   – Ну... В некотором роде...
   – Однако до наступления ночи еще много времени. Если мы поспешим, то будем в усадьбе где-то в начале шестого. Там сделаем привал, перекусим, выпьем, немного отдохнем, а часам к девяти вернемся в Кастель-Бланко... Не все, конечно, – он быстро взглянул на графиню де Монтальбан. – Кто захочет, может искупаться и переночевать в доме лесника. А я – так и быть! – поеду вместе с вами. А, виконт?
   – Я и вправду не прочь напиться, – в нерешительности промямлил Рикард. – Сегодня у меня... у меня отвратительное настроение.
   – Ну, кузен! – подзадорила его Адель. – Соглашайтесь.
   – Ладно, – вздохнул Рикард. – Я согласен.
   А в голове у него пронеслась шальная мысль: если он хорошенько напьется и не сможет взобраться на лошадь, чтобы вовремя вернуться в замок, то...
   Рикард припустил коня настолько, насколько это позволяла ему лесистая местность. Четверо его спутников мчались следом, не отставая. Адель де Монтальбан справлялась с лошадью ничуть не хуже своих спутников. Ее слова, что в верховой езде она ни в чем не уступает мужчинам, оказались не пустой похвальбой.
   Приблизительно в то же время, когда Филипп разбирался с подвязками Бланки, пятеро наших молодых людей выехали на вершину холма и увидели в двухстах шагах перед собой опрятный двухэтажный дом посреди большого двора, обнесенного высоким частоколом. С противоположной стороны усадьбы, возле самой ограды, голубой лентой извивался широкий ручей.
   – Ого! – изумленно воскликнул Симон. – У лесника, видать, губа не дура – такой домище себе отгрохал! У него, наверное, целая орава ребятишек.
   – Вовсе нет, – вяло возразил Рикард. – Лет двадцать назад, когда еще не был до конца построен Кастель-Бланко, этот особняк служил охотничьей резиденцией Рикарду Наваррскому, отцу графа Бискайского. А лесник здесь новый, у него нет ни жены, ни детей. Сам он родом из Франции...
   – Вот как! – перебил его Эрнан. – Значит, раньше Кастель-Бланко принадлежал графу Бискайскому?
   – Да. Восемь лет назад король отобрал у Александра этот замок вместе с охотничьими угодьями и подарил его Маргарите на ее десятилетие.
   – Понятно...
   – И лесник живет один в таком большом доме? – отозвалась графиня. – А как же лесные разбойники?
   – Разбойничьих банд здесь нет, – ответил Рикард. – Но время от времени эту усадьбу грабят – правда, все местные крестьяне, и то по мелочам, чтобы не сильно злить Маргариту.
   Эрнан слушал его разъяснения и поражался, с какой нежностью Рикард выговаривает имя женщины, которую сегодня ночью собирается убить.
   «Кто бы мог подумать, – мысленно сокрушался он, – что можно убивать не только из ненависти, но и из любви! Воистину, пути Господни неисповедимы... Впрочем, пути Сатаны тоже...»
   В припадке сентиментальности Эрнану вдруг пришло в голову, а не послать ли ему к черту все политические соображения, немедленно разыскать Маргариту и рассказать ей все – пусть она сама решает, как поступить с Рикардом. Однако он быстро преодолел свою минутную слабость. В конце концов, Филипп его друг и государь, интересы Филиппа – его интересы, и служить ему – его первейшая обязанность...
   Тем временем они въехали во двор и приблизились к конюшне, возле распахнутых ворот которой их встречал слуга Эрнана, Жакомо.
   – Те люди уже явились, монсеньор, – сообщил он с почтительным поклоном.
   – Какие люди? – удивленно спросила Адель.
   – Да, Жакомо, что за люди? – Эрнан украдкой подмигнул слуге, давая ему понять, что дама не посвящена в их планы. – И где, кстати, хозяин усадьбы?
   – Мастер лесник отправился за хворостом, – сказал чистую правду Жакомо, а дальше принялся импровизировать, приправляя правду вымыслом: – Тут неподалеку был пойман преступник, и из Сангосы прибыли люди, чтобы на месте допросить его.
   Адель охнула:
   – Преступник? Бог мой!.. Симон, помогите мне. – Опершись на его плечо, она спрыгнула с лошади. – А где эти... эти люди?
   – В подвале, госпожа.
   – Они п-пытают его? Но почему не слышно...
   – Его еще не допрашивали, госпожа. Но если и будут пытать, криков вы не услышите. Под домом не подвал, а настоящее подземелье. Некогда Рикард Наваррский, наследник престола, устроил там пыточную камеру, где тайком мордовал схваченных врагов и своих слуг, заподозренных в измене. Жуткий был тип, отец нынешнего графа Бискайского. Там, в той камере, я такие инструменты видел!..
   Графиня вздрогнула и прижалась к Симону.
   – Очень интересно, – сказал Эрнан. – А как ты думаешь, Жакомо, эти люди не станут возражать, если мы спустимся к ним, чтобы взглянуть на преступника?
   – Думаю, что нет, монсеньор.
   – Только без меня! – Адель брезгливо поморщила нос. – Ненавижу преступников, они так противны!.. Лучше я пойду купаться, пока еще не похолодало. Вы со мной, Симон?
   Тот вопрошающе взглянул на Шатофьера. Эрнан улыбнулся ему одними лишь уголками губ и утвердительно кивнул. Симон понял, что на его долю выпало далеко не самое худшее – отвлекать внимание графини.
   – Да, Адель. Конечно, я провожу вас.
   – А может, искупаемся вместе? – спросила она, уже направляясь вместе с ним к небольшой калитке, выходившей к ручью.
   Гастон глядел им вслед, ухмыляясь.
   – Наш Симон разгулялся вовсю. Но, надеюсь, хоть одно доброе дело он сделает... вернее, не дело, а будущего графа де Монтальбан. И у меня появится еще один племянник – сын мужа моей сестры.
   – Однако ты циник еще тот, – покачал головой Эрнан. Он подождал, пока калитка за Симоном и Аделью затворилась, и обратился к Рикарду, готовый в случае отказа мигом сгрести его в охапку и зажать ему рот: – Так что, виконт, сходим поглядим на преступника?