Авраменко Олег Евгеньевич. Власть молнии (Цикл Карсидар - 1)

   Первым молчание нарушил митрополит.
   - Се! Колдуны поганыя! Бесы лукавыя! - страшным голосом заговорил он. Глаголю, княже: грядёт отныне для Руси скорбь великая...
   Однако Данила Романович без всяких церемоний оборвал его:
   - Помолчи, отче.
   - Чую, княже! Чую: злое помыслил!.. - не сдавался Иосиф, но и князь стоял на своём:
   - Молчи, я сказал. Не мешай думать.
   - Паки...
   - Ну?! - Данила Романович не выдержал, изо всех сил хлопнул правой ладонью по подлокотнику стула и вскочил. Его светло-карие глаза, казалось, метали гневные молнии.
   Остромир испуганно отшатнулся. А митрополит, наконец, уступил, но всем своим видом показывал, что остаётся при прежнем мнении.
   - Так. - Князь опустился на стул, поправил одежду. - А теперь сказывайте, чужеземцы, откуда вы. Только чур, не лгать.
   - Да мы устали уже говорить... - начал было Карсидар, но Данила Романович сказал, как отрезал:
   - Мне сказывайте.
   Читрадрива взял инициативу на себя и выложил честно и откровенно ту часть сведений об их странном мероприятии, которая могла быть доступна восприятию русичей: как два наёмника отправились по своим делам в путь на юг, как с ними увязался он, Читрадрива, как прошли они владения многих знатных особ, как на границе владений последнего князя на них напали вооружённые люди, тяжело ранили старика, которого пришлось оставить на крошечном хуторке, как два других участника похода заблудились в горах, были подхвачены внезапно поднявшимся ветром и перенесены невесть в какие земли. Разумеется, ни слова про Ральярг-Риндарию сказано не было.
   - Значит, был ещё третий? - уточнил князь, слушавший гостя чрезвычайно внимательно. - Его, часом, не татарва уходила?
   - Это было ещё до сильного ветра, - возразил Читрадрива.
   - А что у вас с татарами приключилось?
   Карсидар заметил злорадное выражение, проскользнувшее на лице Иосифа. Михайло попытался что-то вставить, но князь лишь бровью повёл, и сотник промолчал.
   Тогда Карсидар рассказал, на этот раз ничего не утаивая, как очнулся после перелёта по воздуху в ночной степи, как на него накинулись дикари, связали, издевались, отрезали полуха, как он обозлился на них и...
   Тут митрополит не выдержал и разразился гневной обличительной речью:
   - Зри, княже! У поганаго лжеца Хорсадара ухо отсечено быша, ныне же есмь! Сиречь, Хорсадар суть отродье диавола!..
   Также чужестранцы были обвинены в появлении из-под земли, а не в полёте "по воздусям", в невероятно скором изучении языка и книжной грамоты, а Карсидар к тому же - в явном и неприкрытом применении колдовского огня и сведении с неба молнии, разбившей церковь святых Бориса и Глеба. Впрочем, все эти обвинения Иосиф выдвигал против них ещё перед Ростиславом Мстиславовичем, новым было только первое.
   "Заметил таки старик отросшее ухо. Глазастый", - с неприязнью подумал Карсидар.
   А Данила Романович слушал митрополита столь же внимательно, как перед тем гостей. Интересно, на чьей он стороне?.. Карсидар попробовал заглянуть в его мысли и с облегчением почувствовал всё возрастающее, хоть и сдерживаемое усилием воли, раздражение велеречивостью митрополита и непримиримостью его суждений.
   "Зря волнуешься, - отозвался Читрадрива. - Князь отдаёт себе отчёт в том, насколько мы ценны как союзники, и какими опасными можем стать в качестве врагов".
   Когда митрополит выдохся (вернее, умолк, чтобы перевести дыхание) Данила Романович заговорил:
   - Хорсадар, ты живьём попалил несколько сотен татар во главе с самим Менке. Ты что, так ненавидишь их?
   Мигом нахлынули воспоминания. Карсидар даже пошатнулся от их напора, и его вновь затошнило.
   - Так, хорошо, - похоже, молчание гостя и изменившееся выражение его лица были красноречивее любых слов. - Из того, что мне рассказывал давеча Михайло, а также из слов твоего товарища я понял, что у себя на родине ты промышлял тем, что нанимался за деньги к родовитым людям, дабы охранять от татей их богатства при перевозке. Так ли это?
   - Так, княже, - прохрипел Карсидар, ещё не вполне оправившийся от приступа ненависти.
   Митрополит охнул и закатил глаза к потолку. Данила Романович вновь хлопнул ладонью по подлокотнику стула, призывая Иосифа к порядку, и спросил:
   - А раз так, не наймёшься ли ко мне охранить от поганых татарских псов главную ценность мою - землю Русскую, которой я отныне владею?
   - Княже!!! - Митрополит грохнулся на колени и, одной рукой сжимая болтавшийся на животе громадный золотой крест, а другой отчаянно колотя себя в грудь, вновь завёл длинную речь, призванную предостеречь Данилу Романовича от роковой ошибки. К слову он помянул какого-то князя Всеслава Волхва, который по ночам оборачивался волком, добегал до Тмутаракани и пересекал дорогу Хорсу. Теперь же, мол, поганский Хорс послал другого искусителя, призванного сбить киевского князя с пути истинного и тем самым ввергнуть Русь в пучину бедствий.
   - Всеслав, как я помню, не принёс на Русь худа. Хорсадар же ненавидит татар, - возразил Данила Романович. - Значит, поможет мне. А уж Дрив денно и нощно читает Святое Писание. Или мне неправду говорили?
   Иосиф нехотя кивнул, подтверждая правоту князя.
   - Какой же из него-то враг?
   - Сие суть козни нечистаго! - возопил митрополит.
   Князь медленно встал, расправил плечи, подошёл к коленопреклонённому старцу и, нависая над ним наподобие горы, медленно, по слогам отчеканил:
   - Да я, отче, хоть чёрту душу продам, если он поможет оборонить мою землю. Ты понял?
   Иосиф страшно закричал, отшатнулся, упал на бок и пополз прочь от князя. Тот нехорошо засмеялся и прошептал:
   - Ползи, ползи гадом на брюхе. Убирайся с глаз моих! Я тебе не Ростислав Мстиславыч, которому можно влить яд слов в уши.
   - Побойся Бога Вседержителя, княже, - пролепетал старец, который дополз до стены и упёршись в неё лысым теменем наконец остановился. - Гордыня обуяла тя, грешнаго. Душу, бессмертную душу... Паче...
   - Что ты меня Богом пугаешь, - поморщился Данила Романович. - Господь послал мне этих двоих во благо, а не во зло. И в этом милость Его великая, а не дьявольское искушение! А я пуганый. Меня, отче, и не такие, как ты, пугали. Когда на Галич целое войско шло, а я, сам дитя, сидел там с братом малолетним, тогда пострашнее было. И то король Угорский за нас вступился. Значит, милость от Бога была со мной, есть и будет. И ныне, и присно, и во веки веков, - и князь слегка притопнул ногой, словно припечатал эти слова.
   Цепляясь за стену, митрополит едва сумел подняться на ноги и, слепо шаря перед собой руками, побрёл к выходу.
   - Митру возьми, отче, - князь поднял с пола странный головной убор Иосифа и подошёл к нему.
   Старец не реагировал. Тогда Данила Романович сам нахлобучил ему на голову эту богатую шапку, поправил шитую золотом накидку, сползшую с левого плеча, мягко взял под локти, подвёл к дверям. Михайло распахнул их, и митрополит пошатываясь вышел из комнаты.
   - Так, - произнёс князь удовлетворённо. - Отношения с главой церкви мы выяснили.
   Остромир поперхнулся, пытаясь сдержать смешок.
   - Всё же помягче бы с ним, - сказал Михайло, покусывая нижнюю губу, отчего его борода мелко подрагивала. - Митрополит стар, как бы чего не случилось...
   - Очухается, - возразил Данила Романович. - Это сейчас ему кажется, что настал миг гибели земли Русской. Он ещё поймёт, что я прав, а он - нет. А если помягче... Если помягче, Михайло, сам знаешь, не сдобровать тогда нашим гостям. Много прольётся крови, ибо Хорсадар себя в обиду не даст. Разве нет? - Он посмотрел Карсидару в глаза и добавил: - Зато теперь, закончив обсуждение дел церковных, мы можем, наконец, заняться нашими прямыми обязанностями.
   Князь вернулся к стулу, подбоченившись уселся и спросил:
   - Так что, Хорсадар, берёшься помочь мне супротив татарвы?
   - Да, - просто сказал Карсидар, представив на миг, как масса плосколицых узкоглазых дикарей накатывается на все окрестные земли, покрывает их, точно саранча, и уничтожает всё живое. От этого ему опять сделалось тошно, и, чтобы отогнать видение, он энергично кивнул и ещё раз подтвердил: - Да, берусь.
   - Хороший ответ, - похвалил Данила Романович. - Ну а ты, Дрив?
   - Я не воин, княже, - осторожно ответил Читрадрива. - Я просто путешественник. Смотрю мир, ищу новые знания...
   - Однако же ты колдун, как и твой товарищ. Значит, и от тебя толк будет. Скажи, берёшься ли служить мне?
   - Я помогу Хорсадару, - сказал Читрадрива, обойдя таким образом вопрос о найме на службу.
   - И ты неплохо ответил, - рассмеялся Данило Романович. - Но теперь я желал бы знать вот что...
   Он искоса взглянул на двери, за которыми скрылся митрополит.
   - Пока нет всяких недоброжелателей... Пока мы впятером... - князь явно затягивал время, обдумывая свои слова. Наконец спросил без обиняков: Признавайся, Хорсадар, кто ты на самом деле: магометанин или же иудеянин?
   - Ай, Остромир! - Михайло был явно недоволен. - Зачем ты...
   - Ничего, так и надо было, - возразил Данила Романович.
   А Карсидар опешил, не зная, что сказать. Он вообще путался в названиях здешних племён, а от него ждали немедленного ответа...
   "Мой принц, да ведь я встречал это слово в священной книге!"
   Мысль Читрадривы была послана настолько сильно, что Карсидар испугался, не услышал ли её кто-нибудь кроме него. Михайло определённо что-то почуял, вздрогнул и принялся осторожно озираться по сторонам.
   "Полегче, друг. Какое из слов ты встречал? Быстро!"
   "Иудеянин... Книга про короля Хашроша и его жену Астор! Точно! Скажи поскорей, что принадлежишь к этому племени. Раз иудеяне упомянуты в священной книге русичей, они должны почитать их".
   Но, несмотря на совет Читрадривы, Карсидар решил подстраховаться довольно с него и путаницы с древлянами. Михайло вон до сих пор подзуживает. И в тоне князя было нечто такое, что заставило Карсидара насторожиться. Поэтому он переспросил:
   - Ты сказал, магометанин или уеди... иуедянин? - Он споткнулся на незнакомом слове, слишком сложном для произношения. - Я не понимаю, что это значит.
   Русичи переглянулись. А Данило Романович строго погрозил ему пальцем.
   - Я же сказал: не лги мне.
   - Мне ни к чему лгать, княже, - Карсидар старался говорить как можно убедительнее. - Я в самом деле не знаю, кто такие иуедяне и магометане. Если считаешь возможным, объясни, отчего ты решил, что я принадлежу к одному из этих племён?
   "Ты неверно произносишь слово из священной книги, - послал мысль Читрадрива. - Но продолжай в том же духе. Кажется, князь склонен верить тебе".
   - Сейчас я задаю вопросы, - настаивал Данило Романович. - Ведь это я нанимаю тебя на службу, а не ты меня. Так что тебе и отвечать.
   Тогда Карсидар решил рассказать ему ту правду, которую знал о себе до посещения оставшегося неизвестно где Толстого Бора.
   - Раз так, княже, знай: в детстве я потерял память. Меня выловил из реки наёмный воин-бродяга, усыновил, воспитал. Он и сделал из меня того, кем был сам, то есть наёмника. Что было со мной до этого, кто были мои родители, из какого племени, я не знаю.
   Русичи вновь переглянулись.
   - Слишком много загадочного для одного человека, - решил тысяцкий.
   - Почему бы и нет? - спросил сотник. - Мало ли на наших дорогах безродных сирот! Хорсадару хоть повезло, что его подобрали.
   - Ладно же, - кивнул Данила Романович. - Допустим, ты не покривил душой. Так вот, в бане Остромир заметил, что ты обрезан, как это делают по своему закону иудеяне и магометане. Он сказал мне об этом, а Михайло почему-то промолчал. - И князь с неудовольствием посмотрел на потупившегося сотника.
   - Обрезан? - Карсидар по-прежнему не понимал, в чём дело. - Как это? Чем обрезан? Где?
   Читрадрива весь обратился в слух. Остромир недоумённо развёл руками. Данила Романович же глубоко вздохнул и заёрзал на стуле. Было видно, что он начинает терять терпение.
   - Послушай-ка, ты, Подарок Хорса... Мне что, заставить тебя спустить при всех портки? - Взгляд князя сделался злым. - Скажи, неужели ты никогда не замечал разницы между собой и другими мужчинами? - И он в нескольких словах объяснил, в чём дело.
   Карсидар только рот разинул.
   "Вот оно что!" - подумал Читрадрива.
   - Знаешь, княже, я никогда не обращал внимания на эту мелочь, - честно признался Карсидар. - Я думал, что так и должно быть. Нет, я, конечно, видел у других... так, пару раз. На живых, понятно, я не смотрел, в наших краях никаких бань нет и в помине. А видел я у убитых. Но мне казалось, что они... того... ущербные.
   Русичи так и покатились со смеху. Особенно громко хохотал Михайло, утирая с глаз слёзы.
   - Нет, серьёзно, - несмело продолжал Карсидар. - Я думал, что раз они не такие, как я...
   - Перестань!.. Прекрати!.. - еле выдавил из себя Данила Романович. - Ты и сам не понимаешь, какую... какое...
   Но всякую дальнейшую попытку объясниться пришлось оставить, пока князь не взял себя в руки.
   - Да, учудил ты... Все остальные ущербные! Ну, даёшь, право слово, - он покачал головой. - Ладно, Хорсадар, ты слишком явно не понимал, чего от тебя хотят, и удивление твоё было искренним. Так что придётся принять твои слова на веру. Да и Остромир говорил мне, что ты уплетаешь свинину за обе щеки. Хотя сам я склоняюсь к мысли, что по происхождению ты иудеянин. Среди них попадаются похожие на тебя цветом волос и глаз, а магометане все, как на подбор, смуглые и чернявые.
   Эти слова князя вызвали всплеск эмоций у Читрадривы. Михайло вновь насторожился.
   "В чём дело?" - спросил Карсидар.
   "Как, ты не понял?! Ведь Данила Романович где-то должен был видеть иудеян и магометан!" - радовался Читрадрива.
   "Мало ли люди путешествуют по свету. Нас вот тоже занесло неведомо куда, в Орфетанском крае про эти земли и слыхом не слыхивали. Видел где-то, и всё".
   "Да, да, конечно", - слишком уж поспешно согласился Читрадрива.
   Карсидару это показалось подозрительным, но выяснять, что задумал товарищ, было недосуг, потому как князь встал и направился к дверям, обронив на ходу:
   - Сегодня вы мне ещё понадобитесь, а пока у меня неотложные дела. Тут ко мне нунций пожаловал. Он держал путь в Галич, да только там меня не застал, я быстрый. А вчера, на подходах к Киеву, наконец догнал. Сперва мы отобедаем, я приму посла, потом и дальше говорить можно. Пока что оставайтесь здесь.
   Вместе с ним вышел и Остромир.
   - Кто это приехал к князю? - поинтересовался Карсидар.
   Читрадрива молчал, всецело поглощённый своей идеей.
   - Нунций. Посол римского папы, - сказал Михайло и ещё минут десять объяснял, кто такой папа.
   - Получается, что вы по-разному верите в одного и того же бога? - уточнил Читрадрива рассеянно. - И ваши жрецы не очень-то ладят с иноземными? С этим папой, то есть.
   - Да. Вот наш митрополит Иосиф - вроде ихнего папы, - подтвердил сотник. А есть ещё патриарх в Константинополе...
   - Но вообще-то боги всегда были и будут делом жрецов. При чём же здесь князь? - продолжал спрашивать Читрадрива. Видно было, что он отложил рассмотрение своей идеи на будущее.
   - Очень просто: папа ему корону прочит. А взамен хочет, чтобы Русь стала католицкой.
   - Так в чём дело? Пусть соглашается, - не видя в этом предложении ничего дурного, бухнул Карсидар.
   Михайло отреагировал весьма странно - весь дёрнулся, мотнул головой, замахал руками. Потом, запинаясь, сказал:
   - Вы-ы... вот что, Хорсадар, Дрив... Вы поганцы, нехристи... Вы ничего не смыслите в наших делах. И потому никогда... Слышите? Никогда и никому не говорите того, что по неосторожности сказали мне! Я забуду. Другие могут и не спустить это просто так. Особенно приближённые митрополита Иосифа. А он и без того волком на вас смотрит. Князь взял вас под свою опеку, но Иосиф хитрый, он умеет убеждать... по-своему. Вы уже сталкивались с Ростиславом Мстиславычем, вы поймёте... Понимаете?
   На всякий случай Карсидар с Читрадривой утвердительно кивнули.
   - В общем, так, - продолжал Михайло, успокоившись. - Раз Данила Романыч пригласил вас на обед, как я и предполагал утром, а потом намерен ещё потолковать с вами, значит, доверяет и рассчитывает на вас всерьёз. А потому ешьте, пейте, молча слушайте и хорошенечко запоминайте, что вокруг творится да говорится. Авось хоть глупостей болтать не станете.
   Дальше они говорили о всяких пустяках, пока не явился слуга, который позвал всех на обед.
   Их привели в громадный зал, который превосходил размерами даже княжескую гридницу. Зал был сплошь заставлен столами, ломившимися от разнообразных кушаний и напитков. Вдоль стен стояла толпа празднично одетых людей, на фоне которой Карсидар и Читрадрива выглядели бедновато. От производимого толпой шума после тишины уединённой комнатушки у них слегка кружилась голова. Но время от времени гомон перекрывали более громкие крики, доносившиеся со двора.
   - Это Данила Романович по случаю водворения на киевском престоле велел выкатить из подвалов семь бочек мёду и наливать всем желающим, - пояснил Михайло. - Пожалуй, к вечеру в Киеве останутся трезвыми лишь красны девицы да грудные младенцы. Он у нас, почитай, за последний месяц третьим князем стал. Народ-то пьёт, а вот погреба княжеские выдержат ли...
   Сотник говорил что-то ещё, однако его слова потонули в дружном рёве присутствующих - в сопровождении полудюжины человек, из которых Карсидару и Читрадриве был знаком разве что Остромир, в зал вошёл Данила Романович. Когда он уселся во главе стоявшего на небольшом возвышении центрального стола, расселись на скамьях и остальные. Михайло не покинул гостей, за которыми ему, очевидно, было поручено присматривать, и потому оказался в самом дальнем конце зала.
   - Не повезло тебе из-за нас, - шепнул ему Карсидар. - Мне кажется, ты должен был сидеть поближе к князю.
   Он осмотрелся, нашёл обоих сыновей Михайла и кивнул в ту сторону.
   - Ничего, я вышел с Коснячкова двора, моё от меня не уйдёт, - спокойно и веско проговорил сотник. - Тем более, внимания к нам, как к девке на смотринах.
   И правда, присутствующие постоянно бросали на них взгляды и с загадочным видом перешёптывались. А Михайло почему-то насупился, заёрзал на своём месте. Не было нужды заглядывать в мысли сотника, чтобы догадаться, что его тревожит. Некстати помянул Михайло о смотринах, когда у него самого дочка на выданье - а тут, как на грех, заявились колдуны, да ещё живут в его доме... Чтобы перевести разговор на более безопасную тему, Карсидар сказал:
   - Я смотрю, дом князя Киевского богатый, прямо дворец. А Киев - огромный город. Должно быть, велика ваша страна?
   - Велика Русь, - ответил Михайло нехотя, лишь бы заговорить о чём-то другом и отогнать прочь мрачные мысли. - От самого Чёрного моря и аж до Варяжского. А когда на столе киевском сидит толковый князь, вроде Мономаха, все остальные князья русские признают его власть над собой.
   - В наших краях такой князь давно бы уже королём стал. Видимо, недаром этот папа предлагает Даниле Романовичу корону.
   - Известное дело, даром бы не предлагал, - оживился сотник и собрался рассказать что-то о новом князе, как из-за раскрытых дверей послышались приближающиеся тяжёлые шаги нескольких человек, и Михайло выдохнул: - Тихо, вот и нунций явился.
   Едва он успел сказать это, едва Карсидар подумал: "Неужели нунций в железных сапогах ходит?" - как в зал вошли четверо гридней, а за ними легко впорхнул приземистый человечек в длинном, до самых щиколоток, чёрном одеянии и с золотым крестом на груди - вроде тех, что носили местные жрецы высокого ранга. Ничего примечательного в его внешности не было: этакий упитанный живчик, глазки бойкие, круглая лысина на макушке, которую не могла до конца скрыть смехотворно маленькая, невесть для чего предназначенная шапочка. И было совершенно непонятно, как этот живчик с четырьмя гриднями может производить столько шума.
   Впрочем, недоумение Карсидара длилось лишь секунду-другую, а потом всё стало на свои места. Вслед за нунцием в зал вошли пятеро странно одетых людей. Самой броской деталью их одежды были двойные белые плащи, на которых спереди и сзади красовались вышитые алые кресты. Их руки и ноги были закованы в начищенные до блеска железные доспехи. Поверх плаща одного из них, вероятно главного, красовалась массивная золотая цепь.
   Хорошо, что внимание всех княжьих гостей было приковано к вновь прибывшим, и никто не смотрел в эти мгновения на Карсидара. Он узнал людей в плащах с крестами! На его родине (не в Орфетанском крае, а в забытом, вычеркнутом из памяти городе) их называли "хайлэй-абир", что значило "могучие солдаты". Да, их бы он узнал среди сотен и тысяч. Среди сотен тысяч! Потому что... потому что!..
   Невиданной красоты женщина ласково смотрит на маленького мальчика. Вдовья траурно-чёрная накидка отброшена назад, из растрепавшейся причёски, которую она так и не успела поправить, выпал на мраморный лоб непослушный каштановый локон. В уголке левого глаза застыла слезинка, которая слегка отливает бирюзой, как и радужная оболочка. Только что это была настоящая королева, теперь же ничего гордого, царственного в брошенном на сына прощальном взгляде не осталось. Белая рука нервно сжимает платок и едва заметно дрожит. Маленький мальчик чувствует эту дрожь.
   Но так нельзя, так не подобает вести себя высокородным особам! Отец всегда учил его сдерживать эмоции, иначе подданные подумают...
   "Мама, почему ты дрожишь? Перестань".
   Левый уголок сжатых губ матери слегка дёргается. Она вспомнила своего любимого. В сыне чувствуется характер отца! Перед ней не жалкий беззащитный мальчуган - он ведёт себя как взрослый мужчина, как принц, как наследник престола. Даже сейчас...
   "Беги, сынок. Пока можно, ты проскочишь. Должен успеть... спастись... выжить! Ради отца. Будь он с нами, он бы тобой гордился".
   Мать подходит к окну, слегка отодвигает парчовую портьеру, осторожно выглядывает в образовавшуюся щель. Ясно: с улицы её могут заметить лучники, и тогда...
   "Плохо дело. Уже горит окраина. Уходи, мой принц, это приказ. Приказ сыну короля! Будь благословен на всех путях твоих. Да хранит тебя Адонай. Да уподобит Он тебя Эфраиму и Менаше..."
   Мать начинает читать традиционное родительское благословение Судного Дня. И хотя до него ещё далеко, поневоле кажется, что день суда над жителями этого города наступил уже сегодня.
   "Я не оставлю тебя, мама, - хорохорится малыш. - Я так решил!"
   Однако, не обращая на это внимания, мать продолжает ровным голосом:
   "Да благословит тебя Адонай и хранит..."
   "Ма-ма-а-а-а!!!"
   Звон разбитого стекла, крик, быстро перешедший в хрипение - и женщина уже лежит в растекающейся на полу багровой луже. В груди торчит древко тонкой стрелы. Её заметили!
   "Мамочка..."
   "Беги, сынок... Я... здесь. Мне недолго..."
   Бирюзовые глаза тускнеют и быстро стекленеют.
   "Ты... после меня и отца... один... Перстень... бере... ги..."
   Прочь, прочь отсюда! Здесь нет больше любимого человека, здесь поселилась смерть!.. Впрочем, не только здесь. Смерть нынче пирует повсюду, не в одном дворце - на каждой улочке, в каждом домишке.
   А вот и её служители - "могучие солдаты", "хайлэй-абир". Их когда-то белые, а теперь грязно-серые от въевшейся в долгих странствиях пыли плащи заляпаны кровью так, что алые кресты едва различимы. А может, и кресты намалёваны кровью?! Или выжжены огнём - ведь на окраинах сплошные пожарища!
   Войска осаждённых перебиты, и никто не в состоянии защитить город от закованных в железо могучих воинов. Они нещадно истребляют мирных жителей от мала до велика, никому от них не уйти. Вот и за маленьким мальчиком погнались сразу двое. Хорошо, что у них нет луков, а только мечи, и улочки довольно узкие. Вдруг удастся убежать. Нет!!! Проступающие даже из-под крови алые кресты всё ближе, ближе... Настигают, накрывают, поглощают... И вдруг всё скрывает живой фиолетовый туман... В глазах рябит, в голове мутится...
   И что-то ему мешает! Как некстати!!!
   ...Карсидар очнулся от грохота. Со стола напротив слетело громадное блюдо, на котором лежала тушка покрытого румяной корочкой жареного поросёнка, и, ударившись о пол, разлетелось вдребезги. Тут же он осознал всю мощь и силу ненависти, исходившей от него и направленной на людей в белых плащах. А также то, что Читрадрива каким-то чудом умудрился ослабить эту силу и отвести в сторону, направив на злосчастное блюдо.
   "С ума сошёл?! На пиру у князя! Ты что?!"
   "Плевать! Знаешь кто эти люди? Те самые "хайаль-абиры"... то есть "хайлэй-абир". Они убили мою мать! Преследовали меня! А вон тот..."
   Читрадрива изо всех сил приналёг и всё же удержал силу гнева Карсидара на поросёнке. Мясо начало пригорать, в комнате отчётливо запахло палёным.
   "Болван, он же младше тебя! Как он мог преследовать тебя в детстве? Прекрати! Прекрати сейчас же! Мне уже тяжело, я не справлюсь..."
   "Вот и ладно. Я уничтожу хотя бы эту пятёрку. Отомщу за всё. За всех! За мать!.."
   "Ты согласился служить у князя, а теперь бунтуешь?! А как же твоё слово? Я слышал, у мастеров оно в цене".
   Этот аргумент подействовал на Карсидара отрезвляюще, и он вдвое ослабил желание уничтожить "могучих солдат".
   "Кроме того, поспешная месть - плохая месть. Разве нет?"
   Желание ещё уменьшилось. И тогда Читрадрива испуганно подумал:
   "Вон бегут слуги убирать мусор! А ну как попадут под твою силу..."
   К счастью, Карсидар вовремя подавил желание сжечь конвой нунция, и со слугами ничего не случилось. Ничего кроме того, что схватившись за осколки блюда они с воплями уронили их обратно и запрыгали, дуя на обожжённые пальцы. Данила Романович прервал слегка смущённую речь, в которой просил у посла прощения за досадное недоразумение, и спросил с неудовольствием:
   - Ну, чего вы?..
   Михайло схватил со стола кувшин, плеснул его содержимым на пол и отрывисто кивнул слугам: мол, убирайте. От осколков блюда с шипением повалил пар.