Авраменко Олег Евгеньевич. Звездная дорога

   – Итак, что будем делать?
   – Довольно конкретный вопрос, – съехидничала Бренда. Она всегда и во всём обожала точность. – С кем? С чем?
   – Прежде всего, с вами, с тобой и Колином. Дейдра уже обрела легальный статус на Астурии; теперь ваш черёд. Или у вас другие планы?
   Колин громко фыркнул:
   – Какие там, к чёрту, планы! Если у нас и были другие планы, то они уже сплыли. Так просто ты от нас не отделаешься.
   Бренда согласно кивнула и, очевидно, для пущей убедительности пробежала пальцами по клавиатуре компьютера, заставив его сыграть отрывок из марша Мендельсона. А Колин между тем продолжал:
   – Только я сомневаюсь в целесообразности нашей легализации здесь, на Астурии. Насколько я понял, это не самая высокоразвитая планета, к тому же она находится на отшибе.
   – Пока что, – уточнил я. – Но ненадолго. Бренда не говорила тебе, что я собираюсь устроить здесь свою штаб-квартиру?
   – Ну, говорила.
   – Так в чём же дело? Я достаточно богат и влиятелен, чтобы в считанные месяцы превратить эту планету в один из крупнейших финансовых и научных центров Галактики. И в первую очередь, я намерен основать здесь Институт пространства и времени Фонда Макартура. Без ложной скромности скажу, что вскоре он станет ведущим научно-исследовательским учреждением этого профиля и соберёт под своей сенью самых высококлассных специалистов – как теоретиков, так и экспериментаторов.
   Наконец Джо проявил признаки активности.
   – То есть, – спросил он, – ты решил начать открытую игру?
   – Ничего другого мне не остаётся, – ответил я. – Тайна, о которой знают больше двух человек, уже по определению перестаёт быть тайной, и я просто вынужден выйти из подполья... – Я на секунду умолк. – То же самое относится и ко всей космической цивилизации. Боюсь, теперь нам не удастся долго скрывать её существование. Это одна из причин, почему я не рассказывал о своём открытии даже тем, кому всецело доверяю. Но с появлением... с обнаружением следов Александра обстоятельства изменились.
   – Они изменились гораздо раньше, – заметил Джо. – Реальная угроза утечки информации существует уже несколько лет, хотя я узнал об этом совсем недавно. Как раз перед твоим приходом мы обсуждали исчезновение дюжины, а точнее, одиннадцати отверженных.
   В груди у меня похолодело.
   – Подозреваешь, что их завербовал Александр?
   – Да. Полтора месяца назад я провёл расследование и установил, что по крайней мере пятерых перед их исчезновением навещал человек, похожий по описаниям на Александра.
   – Хорошенькое дельце! – пробормотал я.
   Отверженные колдуны и ведьмы, осуждённые за те или иные преступления к пожизненному изгнанию, в большинстве случаев не терялись из вида. Обычно они подбирали себе мир вне юрисдикции Домов и селились там, не скрывая своего местонахождения, – кто в надежде на помилование, кто без оной, лишь бы иметь возможность хоть изредка встречаться с бывшими соотечественниками, пусть даже с жаждущими отмщения врагами.
   – Все пятеро, – после короткой паузы продолжал Джо, – отпетые головорезы, а двое из них явные психопаты.
   – Я их знаю?
   – Вряд ли. Они были изгнаны из Света задолго до твоего рождения, ещё при жизни нашего деда Утера.
   – Из Света?! – поражённо воскликнул я. – Они все из Света?
   Джо утвердительно кивнул:
   – И не только эти пятеро, но и все одиннадцать подозреваемых. Можно не сомневаться, длительное изгнание сделало их ярыми светоненавистниками.
   – Очаровательно! – сказал я, хотя в этом не было ничего очаровательного. – Значит, они где-то здесь?
   Джо неопределённо пожал плечами:
   – Кто знает. Пока что я не обнаружил никаких следов их деятельности.
   – Возможно, Александр держит своих сообщников в резерве, – предположил Колин. – И не спешит открывать им карты.
   – Возможно, – произнёс Джо, впрочем, без особой убеждённости. Гипотеза Колина была слишком оптимистична, чтобы соответствовать действительности.
   В этот момент со мной связалась Дейдра:
   «Кеви».
   «Да?»
   «Хочу тебя предупредить. Только что заявился твой друг Рик. Он якобы зашёл сообщить, что скоро начнётся ужин, но на самом деле хочет поболтать со мной. Или с Дженнифер – вот уж не пойму, на кого он глаз положил».
   «Насколько я его знаю, на вас обеих, – ответил я. – Спасибо за предупреждение».
   – Что случилось, Кевин? – спросила Бренда, как всегда, очень чуткая к мысленным контактам.
   – Ничего страшного, – ответил я. – Просто к нам пожаловал гость. Полагаю, он будет озадачен, если застанет вас в моём кабинете. Вот почему вам нужна легализация – и ни где-нибудь, а на Астурии.
   – Хорошо, – кивнул Колин. – Мы подумаем над твоим предложением. А сейчас, как я понимаю, мы с Брендой должны исчезнуть?
   – Думаю, да. Ступайте осмотрите мир и, прежде всего, Землю. Вы будете приятно поражены. А позже мы вместе решим, что с вами делать.
   – Встретимся ночью?
   Боюсь, что я покраснел.
   – Ну... Лучше завтра. Ночью нормальные люди спят.
   Колин ухмыльнулся:
   – Ладно. Потерпим до завтра, благо нам есть что посмотреть.
   – Кстати, Кевин, – отозвалась тётушка. – Имея такого богатого племянника, мне бы не хотелось заниматься воровством. Если у тебя найдётся немного земной валюты...
   – Этого добра у меня навалом, – ответил я и достал из бумажника две золотые кредитки Пангалактического банка. – Вот карточки на предъявителя. Ежедневно вы можете получать по каждой из них до трёхсот тысяч европейских марок и столько же американских долларов.
   – Этого хватит на классную машину?
   Джо тихо фыркнул, а я с улыбкой кивнул:
   – Вполне. И на машину считающую, и на машину ездящую, и на машину летающую. А ещё останется достаточно денег, чтобы снять королевский люкс в «Метрополитен-отель».
   Бренда встала на цыпочки и чмокнула меня в щеку.
   – Ты такой щедрый, племянничек! – Всерьёз она сказала или нет, я так и не понял.
   Когда Колин и Бренда, попрощавшись, исчезли, я посмотрел на Джо и внушительно произнёс:
   – Может, теперь поговорим начистоту?
   Он моргнул:
   – О чём ты?
   – Брось строить из себя невинность! – отмахнулся я. – Возможно, я тугодум, но точно не дурак. Когда ты объяснил свой наезд на меня нежеланием заявляться ко мне с пустыми руками, я принял твои слова за чистую монету. Но теперь понял, что это была попытка шантажа.
   Джо обречённо вздохнул:
   – Я бы не назвал это шантажом. Просто я хотел оказать тебе услугу, чтобы потом попросить об ответной.
   – Ты мог бы просто попросить об услуге. По-родственному. Какой ни есть, а ты мой брат. Мы с тобой дети одного отца.
   Он снова вздохнул:
   – Тебе легко сказать: «по-родственному». Ведь ты не изгой, как я... Впрочем, именно поэтому я хотел обратиться к тебе...
   – Так давай же.
   Где-то с минуту Джо пристально глядел на меня, будто взвешивая, достоин ли я доверия. Можно подумать, он не решил это, ещё когда затевал свой шантаж!
   – Что ж, ладно... Видишь ли, Кевин, у меня есть сын.
   – Поздравляю, – сказал я.
   – Ему уже десять лет.
   Между нами повисла пауза, и я глубокомысленно изрёк:
   – Трудный возраст.
   – Да, – согласился Джо, – трудный. Мальчик становится подростком. В этот период ему как никогда нужен отец.
   Тут у меня возникло нехорошее предчувствие, что я сам завлёк себя в ловушку. Подозревая, к чему клонит Джо, я боялся, что не смогу послать его к чёрту.
   – Ты хочешь сказать, что твой сын не знает тебя?
   – Он не знает, что я его отец, – уточнил Джо. – Но, наверное, слышал обо мне, потому что живёт в этом мире, на Земле.
   – С матерью?
   – Нет. Его мать умерла... погибла девять лет назад. Её убил Карающий Ангел. Сына я успел спасти, а жену – нет.
   Джо умолк и принялся ожесточённо курить, делая одну затяжку за другой. Лицо его было хмурым – очевидно, от нахлынувших воспоминаний десятилетней давности. Я никогда не слышал, что Джо Кеннеди был женат, но он вполне мог завести семью в другом мире.
   – Как его зовут? – спросил я.
   Джо загасил окурок в пепельнице.
   – Дональд. К счастью, я дал ему кельтское имя.
   – А почему «к счастью»?
   Он снова смерил меня взглядом.
   – Потому что иначе я не смог бы обратиться к тебе с этой просьбой. Ты бы ни за что не назвал своего сына Джошуа или Абрахамом.
   Наконец это было сказано!
   – Так ты хочешь...
   – Нет, Кевин, – жёстко отрезал Джо. – Я нехочу, но вынужден. Мне приходится просить тебя об этом. У Дональда должен быть отец, но я не могу быть его отцом. Я лишился этого права задолго до его рождения, когда возомнил себя ангелом-мстителем. И не просто возомнил, а начал действовать – убивать. Говорят, что дети не отвечают за грехи отцов, но это благая ложь. Они отвечают! И расплачиваются. Рано или поздно Дональд узнает, кто я такой и что я совершил. Он будет стыдиться меня и презирать, проклинать меня за то, что я, отнявший столько жизней, дал ему жизнь. В глазах людей он будет сыном убийцы, величайшего злодея в истории Дома Израилева; от него будут шарахаться, его будут избегать. Он станет парией, таким же отверженным, как и я. – Джо перевёл дыхание. – Я не хочу, чтобы Дональд расплачивался за мои грехи, не хочу, чтобы он стыдился называть имя отца.
   Когда Джо закончил, я молча подошёл к окну и открыл его настежь. Свежий вечерний воздух обдал моё лицо приятной прохладой. Я ожидал, что вот-вот в дверь постучит Рик и избавит меня от необходимости продолжать этот щекотливый разговор, но, видимо, Рику милей было общество Дженнифер и Дейдры, и он не спешил приходить мне на помощь. А я, между тем, в рекордно короткие сроки становился многодетным отцом...
   Я почти физически ощущал, как Джо буравит взглядом мой затылок. Так прошло добрых пять минут, пока, наконец, он не выдержал:
   – Кевин, почему ты молчишь?
   Я резко повернулся к нему:
   – А что мне сказать, чёрт возьми?! Ты бы не обратился ко мне, если бы не был уверен в моём ответе. А тот наезд... Теперь я понимаю, что это не было попыткой шантажа. Так или иначе, ты добился своего: я первым заговорил об ответной услуге и тем самым сжёг за собой мосты. – Я снова отвернулся к окну и подставил лицо под поток прохладного воздуха. – Только зря всё это. Я такой сентиментальный осёл, что и сам предложил бы усыновить твоего Дональда... Гм. Чтобы мальчик не стыдился называть имя отца.

22. ЭРИК

   Домик в Альпах на поверку оказался внушительных размеров особняком, расположенным высоко в горах, вдали от других человеческих жилищ. Дом буквально нависал над глубокой пропастью, его фасад выступал метров на десять за край обрыва – и это не считая довольно просторной посадочной площадки для флайеров перед парадным входом. На первый взгляд создавалось впечатление, что всё здание, как говорится, держится «на соплях», и было странно, что оно до сих пор не обрушилось в бездну с жутким грохотом.
   Впрочем, я уже был готов к увиденному, и меня поразили разве что размеры особняка. Ещё по пути, в Туннеле, Морис рассказал мне, что дом возведён на цельной, глубоко врезанной в толщу скалы плите из суперсиликобетона, который последние четыреста лет широко используется в строительстве на самых разных планетах. За это время суперсиликобетон зарекомендовал себя, как сверхнадёжный, необычайно прочный, устойчивый при любых климатических и сейсмических условиях, долговечный и практически не подверженный усталости материал. Тем не менее, этот дом пользовался скверной репутацией не только среди многочисленного семейства Бельфоров, но и почти у всех, кто знал о его существовании. И отнюдь не из-за особенностей конструкции – а по причине трёх несчастных случаев, произошедших здесь полвека назад в течение одного рокового года.
   Первой жертвой «домика в Альпах» стал граф Рауль де Бельфор, прапрадед Мориса, который всегда был затворником, а на старости лет превратился в настоящего отшельника и бежал от суеты мирской высоко в горы, где в один прекрасный день утонул, принимая ванну. Следующей на очереди была пятилетняя девочка по имени Изабель, внучатная тётушка Мориса. Оставленная на какую-то минуту без присмотра, она бросилась спасать своего котёнка, который забрался на невысокую ограду, окружавшую посадочную площадку для флайеров. С котёнком ничего не случилось, а девочка ухнула в бездну – к сожалению, при ней не было парашюта. (Правда, как рассказывали Морису, некоторое время спустя злополучный котёнок умер, тоскуя по своей маленькой хозяйке; хотя не исключено, что кто-то из кузин или кузенов Изабель попросту отравил «преступника» – так это было или нет, навсегда останется загадкой, поскольку вскрытие не производилось.) Потом настал черёд альпиниста со сломанным комлогом, которого нашли мёртвым на крыльце дома. Он умер то ли от холода, то ли от голода, то ли от переутомления, тщетно пытаясь взломать дверь, за которой его ждали тепло, уют, еда и связь с внешним миром.
   После трагического происшествия с альпинистом дом сделали доступным для всех желающих – но таковых, даже спустя десятилетия, находилось крайне мало, и он почти всегда пустовал...

* * *

   В вечернем небе над Альпами начали появляться первые звёзды, когда мы вышли из Туннеля на заснеженной площадке перед домом. Тёмные глазницы окон и отсутствие каких-либо транспортных средств свидетельствовали о том, что в данном случае закон подлости не сработал, и мы застали дом в его естественном состоянии – пустым. Впрочем, я решил, что лишний раз подстраховаться не повредит, и просканировал окрестности. Затем сообщил Морису:
   – Нет ни души.
   Морис кивнул и энергично запрыгал вокруг меня, забавно выкидывая коленца. Сначала я подумал, что он исполняет ритуальный танец космического бродяги, который после долгих скитаний вновь ступил на родную землю; но чуть позже сообразил, что никакими ритуалами здесь и не пахнет. Просто Морис топтал и разбрасывал по сторонам снег, заметая следы нашего несколько странного появления. Предоставив ему самому заниматься этим делом, я, поёживаясь от холода в своём летнем костюме, зашагал к дому.
   Входная дверь, против моих ожиданий, оказалась не раздвижной, а обыкновенной двустворчатой с цветными витражами. Очевидно, и в двери, и в окнах стёкла были противоударные, иначе бедняга-альпинист не умер бы на пороге спасения. Эта мысль мелькнула в моей голове, когда я повернул ручку двери и потянул её на себя. Дверь не подалась. Я толкнул её вперёд – безуспешно. Тогда я начал трясти дверь, одновременно поворачивая ручку туда и обратно.
   – Прижми палец к сенсорной пластине, – услышал я сзади голос Мориса и оглянулся. Он уже закончил свои пляски и теперь направлялся ко мне.
   – К какой пластине? – спросил я.
   – Вот к этой. – Остановившись рядом со мной, Морис взял мою правую руку и прижал большой палец к круглой блестящей металлической пластинке, расположенной чуть пониже ручки; в сгущавшихся сумерках я принял её за замочную скважину.
   Подушечку пальца слегка защекотало, затем раздался щелчок, и дверь открылась.
   – Что это? – поинтересовался я.
   – Вроде как автомат по приёму визитных карточек. Милости просим к нам в гости, только пожалуйста, будьте любезны оставить свой автограф. Сенсорная пластина зафиксировала отпечаток твоего пальца и сделала запись биотоков, которые индивидуальны для каждого человека.
   – И проанализировала ДНК?
   – Ни в коем случае! – Морис был шокирован. – У нас на Земле такие штучки запрещены и строго преследуются национальными и федеральными законами. Нельзя проводить анализ ДНК человека без его согласия или специального постановления суда. И это правильно. Я, например, стопроцентно уверен, что мой отец тот, кого я считаю своим отцом. Но если я всё-таки ошибаюсь, то не хотел бы этого знать.
   «А вот и ошибаешься, – подумал я. – Насчёт того, что не хотел бы этого знать. Будь у тебя хоть капля сомнения, как когда-то у меня...» К счастью, теперь я был не просто уверен, а убеждён, что Брендон, король Света, мой настоящий отец. Чтобы избавиться от сомнений, мне пришлось нарушить закон, но я ни капли не сожалею об этом – игра стоила свеч. И я не сожалел бы при любом исходе моих изысканий. По мне, лучше горькая правда, чем горечь мучительных сомнений...
   Мы вошли в дом. Морис щёлкнул пальцами, и просторный холл залил ровный яркий свет.
   – Я дома... – прошептал он; глаза его сияли. – Боже! Наконец-то я дома!
   Я понял, что его слова относились вовсе не к этому дому. Только сейчас Морис поверил в реальность происходящего, убедился, что это не сон и не бред, что он действительно вернулся домой, в мир, где родился и прожил тридцать лет, где всё ему знакомо с пелёнок, где он не чужак, а свой, где у него есть друзья, близкие, родные...
   Между тем я огляделся вокруг в поисках чего-нибудь ультрамодерного, сверхсовременного, но ничего поражающего воображение не увидел. Холл был как холл, разве что обставленный на непривычный манер, и мебель немного причудливой формы – но нас, колдунов, привыкших к разнообразию миров и культур этим не удивишь. И лестница на второй этаж была обыкновенной лестницей, а не какой-то гравитационной катапультой из тех, о которых так любят писать в фантастических романах о будущем. Да и какой смысл, спрашивается, использовать гравитацию для подъёма на трёхметровую высоту, если можно спокойно взойти по ступенькам, потратив на это всего несколько секунд и даже не запыхавшись? Моё внимание, главным образом, привлёк потолок, равномерно источавший дневной свет, да огромная прямоугольная штуковина, вмонтированная в стену, нечто наподобие окна, только там не видно было ни гор, погружавшихся во мрак, ни звёзд в ночном небе. Заприметив рядом панель с сенсорными кнопками, а на тумбочке неподалёку – штуковину, смутно напоминающую пульт дистанционного управления, я решил, что это, по всей видимости, телевизор. Мою догадку подтверждало и то, что четыре из одиннадцати имевшихся в холле кресел и один из двух диванов располагались таким образом, чтобы сидевшие в них смотрели прямо в псевдо-окно.
   У меня так и чесались руки тотчас включить телевизор и поискать программу новостей, а ещё лучше какую-нибудь ознакомительную передачу, типа «Добро пожаловать на Землю», предназначенную для вновь прибывших инопланетных гостей. Я сильно подозревал, что действительность этого мира весьма далека от той картины, которую нарисовало мне моё воображение, основываясь на отрывочных сведениях, полученных от Мориса. Прежде чем направиться в Альпы, я рискнул бросить беглый взгляд на Европу с высоты птичьего полёта (это и вправду был риск, поскольку нас сразу засекли наземные радары, а в добавок ко всему мы чуть не попали в фронт ударной волны набирающего высоту суборбитального лайнера и вынуждены были спешно скрыться в Туннеле). Первой моей реакцией на увиденное было удивление, о чём я и сообщил Морису, когда его восторги по поводу благополучного возвращения домой пошли на убыль:
   – А знаешь, я полагал, что ваша Земля давно превратилась в один сплошной мегаполис.
   Морис усмехнулся:
   – Так я и думал, что ты попадёшь под власть стереотипов. На самом деле плотность населения у нас не выше, чем была в начале двадцать первого века. Да и то лишь немногим более четырёх миллиардов проживают здесь на постоянной основе, а ещё два миллиарда приезжие – туристы, бизнесмены, студенты, командировочные и так далее. Хотя, надо сказать, в настоящий момент насчитывается около семи миллиардов граждан Земли, но добрая их половина предпочитает жить за её пределами.
   – Почему так?
   – Из-за высокой стоимости жизни. То, что на Земле считается средним достатком, для большинства других планет – целое состояние. Например, на Терре-Новии, а это далеко не худшее место в Галактике, можно жить на широкую ногу всего за тысячу евромарок в неделю.
   – А на Земле?
   – Полтора года назад стандартный обед в «Макдональдсе» стоил 99 евро 95 центов. Не думаю, что сейчас он дешевле.
   – Понятно, – сказал я. – Выходит, для многих землян Земля не по карману?
   – Ну, это, пожалуй, преувеличение. Другое дело, что многим людям свойственно стремление к лучшей жизни. По последним известным мне данным, свыше двух миллиардов землян-пенсионеров и мелких рантье весьма недурно устроились на других планетах и живут там припеваючи на свои сбережения. Даже пошлина на вывоз с Земли наличных денег и прочих ценностей затем окупается сторицей. Правда, в последнее время всё больше и больше таких пенсионеров становятся клиентами Пангалактического инвестиционно-кредитного банка и получают свою пенсию сполна, не тратясь на пошлину; да и банк, надо сказать, не остаётся в накладе... Между прочим, Эрик. Мой отец как-то высказал предположение, что советом директоров Пангалактического банка дирижирует из-за кулис тот самый таинственный владелец корпорации «Авалон». То есть, твой кузен Кевин. И знаешь, мне кажется, что отец прав в своих подозрениях.
   Я только хмыкнул в ответ. Я не просто подозревал это, а знал наверняка. Из самого достоверного источника.
   – Ладно, – после короткой паузы вновь заговорил Морис. – Прежде всего, нам надо перекусить. На кухне должны быть консервы быстрого приготовления. Как ты к этому относишься?
   – Для начала я не прочь что-нибудь выпить, – ответил я. – Безалкогольное. А потом можно подумать и о еде.
   – Хорошо, – сказал Морис и отправился на кухню.
   Я же, положив свою сумку и шпагу на диван, подошёл к тому, что принял за телевизор, и прикоснулся к кнопке «ON/OFF».
   В первый момент, когда чернота с экрана исчезла, я решил, что ошибся, и это вовсе не телевизор, а нечто вроде односторонне прозрачного стекла, которое при желании можно включать и отключать. Но потом я вспомнил, что проверял дом на предмет присутствия в нём людей и никого не обнаружил. Повторная проверка подтвердила это, к тому же я установил, что стена с якобы прозрачным стеклом на самом деле внешняя, а значит, никакой комнаты за ней в принципе быть не могло.
   Наконец до меня дошло, что это и есть настоящее стереоизображение! Иллюзия реальности была настолько совершенной, что я никак не мог отделаться от впечатления, будто заглядываю в окно спальни и вижу очаровательную тёмноволосую девушку лет восемнадцати в белом подвенечном платье, которая стоит перед трюмо рядом с широкой двуспальной кроватью и смотрит на себя в зеркало.
   По моему глубокому убеждению, все невесты красивы; но эта была не просто красивой, а прекрасной! У меня даже перехватило дыхание от восторга, и я глазел на неё, чуть ли не прижавшись к экрану. Я явственно слышал шуршание её одежд и, казалось, улавливал тонкий аромат её духов. Вопреки здравому смыслу, я боялся, что она вот-вот увидит меня в своём зеркале...
   Между тем девушка бережно положила фату на кресло рядом с трюмо, сняла с себя украшения и принялась расстёгивать платье. По-моему, я застонал. Вообще-то я не любитель подобных сцен, если они не происходят в натуре, но эта была исключением. У меня в буквальном смысле потекли слюнки, я старался не пропустить ни малейшего движения... Наконец, платье соскользнуло вниз, и юная красавица осталась в одной лишь полупрозрачной комбинации и белых ажурных чулках; её фигура была верхом совершенства. Переступив через ворох лежавшей на полу одежды, она повернулась и посмотрела прямо на меня!..
   Я рефлекторно отпрянул, но девушка нисколько не была возмущена моим наглым подглядываньем. Напротив, она ласково и чуть застенчиво улыбнулась мне, отчего стала ещё прекраснее, и нежным голосом произнесла имя... увы, не моё: «Морис...»
   За моей спиной послышалось утробное рычание и звон разбитого стекла. Я не успел оглянуться, как рядом со мной появился Морис и, грубо оттолкнув меня локтем, ткнул кнопку «ON/OFF». Экран погас.
   – Merde! – выругался он. – Какое свинство!
   – Извини, – пробормотал я смущённо. – Я понятия не имел...
   – Ты тут ни при чём, – перебил меня Морис. – Я о том мудаке, который рылся в моих вещах и принёс сюда эту запись.
   С этими словами он нажал ещё одну кнопку на пульте. Из узкой щели выскользнула небольшая прямоугольная карточка, вроде бы пластиковая. Морис быстро сунул её в карман.
   – Узнаю, кто это сделал, – гневным тоном продолжал он, – яйца ему оторву. Небось, пьянствовал здесь с дружками, смотрел и прикалывался. Сукин сын!
   – Ты кого-то конкретно подозреваешь? – спросил я. Мой отец учил, что в подобных случаях лучше вступить в разговор и помочь собеседнику излить своё раздражение в словах, давая наиболее безобидный выход его отрицательным эмоциям.
   – Да, подозреваю, – ответил Морис. – Думаю, это мой троюродный брат Филипп – бездельник, блядун, пьяница и вообще засранец... Ай, ладно, чёрт с ним! Подожди, Эрик, я сейчас.
   Он обогнул лужу на полу, в которой валялось два разбитых стакана, и вышел из холла. Я сел в одно из мягких кресел и уставился взглядом в пустой экран стереовизора (или как он там назывался). Оказывается, то, что я видел, не было трансляцией развлекательного эротического шоу или фрагментом художественного фильма. Это была запись из реальной жизни. Запись чисто семейная, не предназначенная для чужих глаз. Я чувствовал себя страшно неловко...
   Вернулся Морис с двумя новыми стаканами. Один был наполнен оранжевого цвета жидкостью, другой – рубинового. Мне был предназначен первый.
   – Апельсиновый сок, – сообщил Морис, устраиваясь в соседнем кресле. – Безалкогольный, как и просил.
   Я сделал пару глотков сока и достал из кармана сигарету. Морис подцепил ногой журнальный столик, где стояла пепельница, притянул его ближе к нам и тоже закурил.