Страница:
* * *
На следующий день во время предстартового осмотра моего челнока техники обнаружили незначительное нарушение синхронности работы маршевых двигателей и генератора виртуального поля. Неполадка была устранена в течение часа, но этого оказалось достаточно, чтобы капитан ди Марко наложил запрет на «прыжок самурая». В ответ на мои протесты он заявил, что ему наплевать, сколько процентов акций компании я контролирую, во время полёта он на корабле главнее самого Господа Бога, и я должен подчиниться его решению. С помощью такой нехитрой уловки мне удалось, не роняя престижа, отложить свой вылет до остановки на Дамогране.
8. ЭРИК
«Что, завидно?» – спросил Мел, когда я с разинутым ртом переваривал известие о его предстоящей свадьбе с Дейдрой. Интересно, он у всех это спрашивал, или же меня почтил особым вниманием? Хотя вряд ли. Я был далеко не единственным, кто в своё время прошёл через стадию детской влюблённости в Дейдру; в частности, в этот список можно смело внести всех её родных братьев (милая семейная традиция – страсть к кровосмешению у нас в крови, простите за каламбур).
Правда, мне повезло больше, чем другим, – но не тогда, когда я об этом мечтал, а гораздо позже. После разрыва с Радкой я очень страдал, и Дейдра, пытаясь утешить меня, пожалуй, зашла слишком далеко в своём рвении. Она стала моей второй женщиной, однако не смогла заставить меня забыть первую. О нашем коротком романе я порой вспоминаю с ностальгической грустью, но без боли. Дейдра была очень мила, нежна и заботлива. Надо признать, что её «терапия», хоть и не излечила меня окончательно, всё же оказала весьма благотворное влияние и помогла мне восстановить утраченное душевное равновесие.
Впрочем, всё это время меня мучила мысль, что Дейдра просто жалеет меня; позже я понял, что ошибался. Однажды я спросонья назвал её Радкой, она была очень огорчена и даже расплакалась, как ребёнок. Теперь уже мне пришлось утешать её, а Дейдра всё твердила, что я ни капельки не люблю её, лишь использую, чтобы забыться. Мы разошлись тихо-мирно, без ссор и скандалов, продолжая оставаться добрыми друзьями. Кевин был страшно рад этому – он ревнует свою старшую сестру ко всем без исключения мужчинам (и даже к женщинам) и, хоть она не голубоглазая блондинка, думаю, был бы не прочь оказаться с ней в постели. Натуральный псих!..
Кабинет Ладислава, где я вышел из Туннеля, был пуст и неосвещён, но компьютер работал. Однако это ещё ничего не значило. Если я просто побаивался компьютеров, то Ладислав умел лишь нажимать клавиши, двигать мышью и вставлять диски – кстати, не всегда правильной стороной. Он где-то вычитал, что чем реже включать и выключать машину, тем лучше, и воспринял этот совет буквально. На моей памяти он лишь однажды выключил свой компьютер – когда случайно зацепил ногой шнур питания и выдернул его из розетки.
Я вышел из кабинета и отправился искать Ладислава. Час назад он связался со мной и назначил встречу. По его словам, тот хакер, Всеволод, которого он вытащил из тюрьмы и вновь засадил за работу, пообещав ему пять миллионов гривен наличными и доходное ранчо в нейтральной Коста-Рике, вот-вот доберётся до нужных нам секретных файлов в базе данных Интеллидженс Сервис. Впрочем, это уже не имело решающего значения. Было ясно, что все технологии, связанные с Формирующими, попали в этот мир извне; осталось только выяснить, каким путём, и главное – откуда. Пока наш гениальный взломщик (к слову сказать, щуплый восемнадцатилетний паренёк в очках с толстыми линзами) сидел на конспиративной квартире в предместье Лондона и рылся в государственных тайнах Британской Империи, мы с Ладиславом наугад обыскивали прилегающие миры – скорее, чтобы не терять времени даром, нежели в надежде что-либо найти. Ведь с каждым миром граничит бесконечное число миров, а единица, делённая на бесконечность, равна нулю – что и даёт вероятность успешного исхода наших бессистемных поисков.
Здесь бы нам очень пригодилась помощь кого-нибудь из адептов Источника. Однако я не спешил делиться нашим открытием с кем бы то ни было – даже с мамой, даже с отцом, даже с Дианой. По зрелом размышлении я вынужден был согласиться с тем, что слова Ладислава об уничтожении всего мира, как самом верном способе избавиться от исходящей от него угрозы, звучат не так уж и дико... То есть, звучат-то они дико, но слишком соблазнительно. Сколь же велико будет искушение решить проблему одним махом! Нет мира – нет и проблемы... Мне становилось дурно при одной лишь мысли о том, что мой отец, например, может обречь на смерть миллиарды людей «ради стабильности во Вселенной, во имя Мирового Равновесия». Как это ни больно признать, но я не был уверен даже в тех, кого знал с самого детства, кого любил, кому, казалось бы, всецело доверял. А что касается Ладислава, то он держал рот на замке главным образом из опасения за судьбу своего любимого мира. Мне удалось убедить его, что если члены колдовского сообщества прознают о существовании пока не обнаруженной нами космической цивилизации, то они «для пущей верности» расправятся и с Землёй Юрия Великого. Он согласился, что, скорее всего, так и произойдёт...
Блуждая по огромной квартире Ладислава, я наконец оказался в столовой и услышал доносящийся из кухни звук переставляемой посуды.
– А-а, вот ты где! – произнёс я, направляясь к двери. – Опять занимаешься готовкой.
Послышался звон разбитого стекла, вслед за чем в кухне воцарилась тишина.
Я озадаченно хмыкнул, толкнул дверь и сделал шаг вперёд...
И остановился...
Сердце моё заныло, голова пошла кругом, ноги подкосились. Чтобы не упасть, я прислонился к косяку двери. Хотя был большой соблазн рухнуть на колени и поползти вперёд, к красивой светловолосой девушке, растерянно стоявшей посреди кухни. Не думаю, что меня остановили бы осколки разбитого графина, которые валялись на полу у её ног.
– Здравствуй... – с трудом выдавил я. – Здравствуй, Радка...
– Здравствуй... Эрик... – сбивчиво проговорила она. Её большие голубые глаза смотрели на меня с тоской и нежностью, со страхом и надеждой. – Как... как ты здесь оказался?
– Ладислав пригласил... А ты... как?
– Тоже... Он тоже пригласил меня... То есть, и он меня... и меня он пригласил.
– Сводник... – выдохнул я.
Мне отчаянно хотелось заплакать – то ли от радости вновь видеть Радку, то ли от осознания того, что целых три года я потратил впустую, жил бесцельно, плыл по течению, не боролся за своё счастье, а лишь тихо скорбел по ушедшей любви. Но любовь не ушла – она была во мне и терпеливо ждала своего часа...
Три года назад мы собирались пожениться. Мои родители не возражали. Правда, вначале они были немного смущены нашим возрастом, слишком юным по меркам колдунов-долгожителей (мне было девятнадцать, Радке – едва лишь шестнадцать), но потом всё же признали наше право на взрослую жизнь. Мне даже не пришлось идти на крайнюю меру и напоминать отцу, сколько лет было тёте Дане, когда он женился на ней... Нет, я ничего не путаю: прежде, чем жениться на маме, отец был целый месяц женат на тёте Дане, которая вышла за него с единственной целью – досадить дяде Артуру.
Следующими на очереди были родные Радки во главе с самим Володарем, но тут некстати вмешался Зоран. Он застал нас «на месте преступления», так сказать, поймал с поличным; но вместо того, чтобы поговорить со мной, как мужчина с мужчиной, поспешил раззвонить на весь мир, что этот подлый Эрик из Света соблазнил его дорогую сестрёнку. Впоследствии Володарь надрал ему уши за глупость; досталось также и Радке, и Ладиславу, который обо всём знал. Пожалуй, Ладислав перестарался, убеждая своего прапрадеда, что намерения у меня самые серьёзные и я просто без ума от Радки. Старый Володарь мигом смекнул, как извлечь из этого инцидента моральную выгоду. Его, как и глав многих других Домов, раздражало возросшее могущество Пендрагонов, и он не преминул воспользоваться представившимся случаем, чтобы унизить в моём лице всю нашу семью.
Володарь Даж-Дома, публично обвинив меня во всех смертных грехах, потребовал, чтобы я немедленно женился на Радке. Причём сделал это в такой оскорбительной форме, что я не мог выполнить его требование, не поступившись гордостью, не уронив своего достоинства... И не только своего собственного – ведь я не просто такой себе Эрик из Света, а старший сын короля, первый принц Дома, наследник престола. В силу этого, моя честь никогда не была лишь моей исключительной собственностью, она всегда была неотъемлемой частью чести всего нашего Дома. Отец и мать советовали мне «ублажить вздорного старика», так велел им родительский долг; но как король и королева, я уверен, они были горды и довольны тем, что я не послушался их совета. Скрепя сердце, собрав всю свою волю в кулак, я наотрез отказался жениться на Радке, вдобавок разорвал грамоту с текстом официальной ноты, составленной в форме ультиматума, и швырнул её под ноги послу Даж-Дома. Оплеуха, предназначавшаяся мне и всей нашей семье, бумерангом вернулась к Володарю. Когда закончился тот памятный приём, я бегом вернулся в свои покои, замкнулся в спальне и долго ревел, как сопливый первоклассник, которого отколотили большие ребята и отобрали у него деньги на мороженное.
Да, я отстоял свою честь, честь семьи, честь Дома, но сделал это ценой двух разбитых сердец – моего и Радки. С тех пор я ни разу не виделся с ней и даже не разговаривал. Мне было стыдно посмотреть ей в глаза, я чувствовал себя подлецом, законченным негодяем. Кроме того, я очень боялся, что одно её слово, один её взгляд, один её жест, и я позабуду обо всём на свете – о чести, о гордости, о достоинстве...
И вот она снова передо мной, такая же как прежде, и я смотрю на неё, не в силах отвести глаз...
– Прости меня, родная, – виновато произнёс я.
Вместо ответа, Радка взяла из посудомойки тарелку и что было силы бросила её на пол. Осколки фарфора разлетелись во все стороны.
– Я тебя ненавижу, Эрик из Света!
– Я тоже люблю тебя, – мягко сказал я.
Она всхлипнула... или мне показалось?
– У меня... Кроме тебя, у меня никого не было...
Я вздохнул:
– У меня была... только одна...
– Только одна! Всего лишь одна! Экая мелочь! – Радка взяла следующую тарелку и тоже разбила её. – А как только ты узнал, что она выходит за другого, так сразу же сговорился с Ладиславом, чтобы... чтобы...
– Ни о чём я с ним не сговаривался, – запротестовал я. А здравая часть моего рассудка ободряюще прошептала мне: «Ревнует, значит, всё ещё любит». И я решил перейти в наступление: – А ты? Ты тоже выходишь замуж.
Радка широко распахнула глаза и в недоумении уставилась на меня:
– Что за чушь?!
– Ладислав так сказал, – объяснил я.
– Это... – Вдруг в её взгляде мелькнул вызов. – Ну, допустим. А тебе-то что?
– Не нужно допущений, милая, – сказал я, делая первый неуверенный шаг вперёд. – Я люблю тебя и не уступлю никому – ни в допущениях, ни в действительности.
– А я ненавижу тебя! – упрямо заявила она и вновь запустила руку в посудомойку – за очередной тарелкой.
Под предлогом спасения кухни Ладислава от полного разгрома, я заключил Радку в объятия. Мы были почти одного роста, она – лишь немного ниже меня, и её быстрое дыхание обжигало мне подбородок. Я легонько поцеловал кончик её носа.
– Проклятый!.. – томно прошептала она.
– Я тоже люблю тебя, – продолжал настаивать я.
Наши губы встретились, соприкоснулись, затем на мгновение отпрянули, как будто обожглись друг о друга... Потом мы целовались наперегонки, жадно, неистово, и никак не могли остановиться, пока вконец не выдохлись.
– Что теперь делать? – спросил я скорее у себя, чем у Радки.
– Не знаю, – сказала она, положив голову мне на плечо. – Я ничего не знаю. Сейчас ты со мной, и мне хорошо.
– Я не заслуживаю твоей любви, – не очень уверенно произнёс я.
– Не заслуживаешь, – подтвердила Радка. – Но любовь зла, сердцу не прикажешь. Я пыталась забыть тебя, но не смогла. Пробовала завести любовника – не получилось. Мне нужен только ты. А ты... тебе дороже твоя гордость...
– Я...
– Молчи, Эрик. Я всё понимаю. И не хочу, чтобы ты унижался. – Она подняла голову и пылко посмотрела мне в глаза. – Я уйду из Дома и буду жить с тобой. Мне всё равно, что скажет дед, что скажут другие родственники. Главное – мы будем вместе.
Этих слов я ждал целых три года...
«Кто?» – не раскрывая глаз, мысленно спросил я.
«Ладислав».
Я распахнул глаза и, приподнявшись на подушке, лениво огляделся вокруг. Рядом со мной, на широкой кровати, мирно спала Радка, свернувшись калачиком, как ребёнок. Уютную комнату, временно превратившуюся в наше любовное гнёздышко, заливал мягкий свет ночника; часы показывали четверть второго по местному времени.
«Где ты?»
«Здесь, – последовал ответ. – Торчу под дверью».
И, в подтверждение этого, ручка двери слегка повернулась.
«Не смей заходить!»
«Не бойся, – в ответе Ладислава сквозило самодовольство, чуть ли не злорадство. – Не войду».
«Ты... ты сводник!»
«Разве ты не доволен?»
«Ну...» – замялся я.
«Благодарить не надо. Быстренько вставай и одевайся. Пришло время решительных действий».
«Ночь длинных ножей?» – поинтересовался я, осторожно выбираясь из постели.
«Скорее, Варфоломеевская, – уточнил он. – Будем истреблять ересь. Очистим сей мир от космической заразы».
«Хорошо, уже одеваюсь».
«Жду в кабинете. Конец связи».
Когда через пару минут я вошёл в кабинет, Ладислав сидел во вращающемся кресле спиной к компьютеру и жонглировал двумя компакт-дисками. При моём появлении он широко ухмыльнулся и собирался что-то сказать, но я опередил его:
– Ни слова про Радку. Мы сами решим, что нам делать.
– Я догадываюсь о вашем решении, – заметил он. – И поддерживаю его.
– Вот и хорошо, – усевшись на стул, произнёс я. – А теперь к делу. Всеволоду удалось вытянуть нужные файлы?
– Да, – кивнул Ладислав. – Содержащаяся в них информация полностью подтверждает наши догадки. Девятнадцать месяцев назад, в конце позапрошлого года, над северной Атлантикой был обнаружен неизвестный аппарат, который на сверхзвуковой скорости летел в направлении Британских островов. Впрочем, более поздние расчёты показали, что этот аппарат держал курс скорее на север Галлии, но теперь это не имеет значения. Поскольку на опознавательные сигналы он не отвечал и вообще никак не реагировал на требование снизить скорость и изменить курс, было принято решение уничтожить его ракетами. Что ты возьмёшь с англичан!
– Можно подумать, – заметил я, – что твои соплеменники действовали бы иначе.
– Это уже другой вопрос, – уклончиво сказал Ладислав. – Так вот, уничтожить аппарат британцам не удалось, хотя они запустили добрую дюжину ракет. А когда началась массированная атака с участием целого крыла истребителей, объект попросту исчез с экранов всех радаров.
– Ушёл в Туннель?
– Именно так. Правда, этот манёвр был исполнен не очень удачно – при выходе из Туннеля аппарат потерпел аварию в Западных Карпатах, уже на территории Славянской Империи. Первыми на место катастрофы прибыли военные; находку сразу же засекретили, умело подстроив утечку ложной информации о якобы падении армейского вертолёта.
– Кто-нибудь из экипажа уцелел? – спросил я.
– Там был всего один человек; при аварии он нисколько не пострадал и сейчас жив-живёхонек. Его зовут Морис Огюстен Жан-Мари де Бельфор. Именует себя французом. Кстати, ты разговариваешь по-французски?
– Helas1. Даже не со словарём, а только с переводчиком.
– Жаль. Я тоже.
– Где сейчас этот Бельфор?
– Уже полтора года «гостит» в Чернобыльском центре. Его содержат как очень дорогого гостя под надёжной охраной в сверхсекретном подземном комплексе, где проводятся интересующие нас исследования.
– А Бельфор у них в качестве консультанта?
Ладислав поморщился:
– Теперь от него мало проку. Оказывается, он всего-навсего богатый бездельник, сорвиголова, любитель прокатиться «с ветерком», вроде тех парней на «поршах» и «феррари», которые убивают своё время, а подчас и самих себя, в бесконечных состязаниях.
– Ага, понятно, – сказал я. – С той только разницей, что свою тачку он гонял не по грешной земле, а по космическим просторам.
– Вот именно. И его корабль был спортивным гоночным челноком.
На слове «был» Ладислав сделал особое ударение. Я решил, что это неспроста, и уже открыл было рот для вопроса, но в следующий момент и сам понял, что произошло. Действительно, ларчик открывался просто. Если бы в мир, где люди едва лишь начали подниматься в воздух, попал реактивный сверхзвуковой лайнер, то за полтора года его, возможно, удалось бы отремонтировать – но уж никак не создать ему подобный. Другое дело, что такой анахронизм дал бы мощный толчок техническому прогрессу – и не только в области самолётостроения.
– Стало быть, тогда взорвался не экспериментальный космический корабль нового поколения, а межзвёздный челнок из иного мира? Они всего лишь подлатали его и запустили, так?
– Не «всего лишь», а здорово подлатали, – вступился за своих соплеменников Ладислав. – Челноку сильно досталось при падении, многие системы вышли из строя, но уже через год с небольшим он был полностью в рабочем состоянии.
– И при первой же попытке войти в Туннель распылился на атомы, – я вовсе не язвил, а просто констатировал факт.
Ладислав хмыкнул и покачал головой:
– В том-то и дело, что это был не первый его полёт. Я только задним числом сообразил, что он не мог быть первым, больно уж громко его рекламировали накануне, как будто заранее были уверены в успехе. Оказывается, до этого, в обстановке строжайшей секретности, состоялось целых семь испытательных полётов, причём один из них – до Ригеля. Во всех этих полётах принимал участие и Морис де Бельфор, его практический опыт пилота оказался весьма кстати – пожалуй, это единственное, в чём он более или менее хорошо разбирается. По его словам, за десять лет он исколесил Галактику вдоль и поперёк и знаёт её, как свои пять пальцев. Разумеется, он преувеличивал, к тому же это не совсем та Галактика, которую он знает, – но, как говорится, на безрыбье и рак рыба.
– А почему корабль взорвался? – нетерпеливо спросил я.
– По глупому стечению обстоятельств. Бельфор числился в предварительных списках экипажа как навигатор, его собирались легализовать, придумали хорошую легенду – но тут вмешался его величество случай. За три дня до «первого», официального старта Бельфор свалился от острой двусторонней пневмонии. Если бы не это, сейчас бы он ходил в национальных героях, увенчанный лаврами первопроходца Галактики. Однако нелепая случайность спутала все карты, и в результате пятеро человек погибло, а Бельфор вновь оказался под замком.
– Чёрт! – выругался я, раздражённый многословностью Ладислава. – Что же, в конце концов, произошло?
– Плутоний, – коротко ответил он, а затем объяснил более подробно: – Никаких ядерных двигателей на корабле, ясное дело, не было, зато была малюсенькая такая атомная бомбочка. На этом настояло военное ведомство – дескать, а вдруг подвернутся враждебно настроенные инопланетяне. Системы безопасности корабля тотчас забили тревогу, предупреждая о наличии на борту радиоактивных материалов, но в отсутствие Бельфора никто не понял грозного смысла этого предупреждения, и вместо того, чтобы убрать бомбу, были отключены все датчики радиоактивности. А предстартовое сообщение компьютера, что он не может произвести проверку на присутствие радиоактивности, члены экипажа проигнорировали, так как знали, что датчики отключены.
– Неужели Бельфор не предупредил их об опасности?
– Тогда он лежал с высокой температурой, и с ним никто не советовался.
– Нет, я имею в виду, почему он вообще не предупредил. Раньше, с самого начала.
– Представь себе, забыл! Просто забыл – так он и сказал, когда узнал о случившемся. Он считал это само собой разумеющимся, такой же прописной истиной, как и то, что нельзя класть в кофе цианистый калий и наливать вместо молока синильную кислоту. Кое-кто, особенно из военных, полагает, что Бельфор умышленно скрыл этот факт, однако директор Чернобыльского центра, то бишь, бывший директор, уверен, что никакого злого умысла здесь не было. Он говорит, что такая расхлябанность вполне в духе Бельфора.
– Ты разговаривал с директором?
– Да, у нас состоялась основательная беседа. Пока ты разбирался со своими личными делами, я приступил к следующему этапу нашего плана. Дождавшись, когда в тюрьме объявят отбой, я похитил из камеры директора и завербовал его.
– В каком смысле?
– В самом прямом. Представился ему агентом британских спецслужб и предложил, в обмен на сотрудничество, политическое убежище и возможность работать по специальности. Он, между прочим, не только хороший администратор, но и талантливый физик, учёный с мировым именем.
– И он так быстро согласился?
– Скажем так: быстро сориентировался. Он очень умный человек и сразу понял, что путей к отступлению нет. Если раньше у него был шанс отделаться обвинением в служебной халатности и получить условный приговор, то теперь, после бегства из тюрьмы, ему светит «вышка» за государственную измену, и тут уж никакая мировая известность его не спасёт.
– А он не был... э-э... озадачен необычным способом своего бегства? – поинтересовался я, и это было не праздное любопытство: после своего чудесного освобождения хакер Всеволод, чтобы не сойти с ума, уверовал в существование некой виртуальной реальности; правда, так и не смог решить, какая из реальностей виртуальная – та, где он сидит в тюрьме, или та, в которой он на свободе.
Ладислав усмехнулся и тряхнул головой:
– Ну нет, дважды я на одни и те же грабли не наступаю. На этот раз всё прошло без сучка и задоринки – директор уснул в своей камере, а проснулся уже свободным человеком... Гм, относительно свободным. Сейчас он сидит взаперти и чертит план того самого сверхсекретного комплекса.
– А что будет с ним потом?
– Как это что? Поскольку он участвовал в проекте, то, согласно нашему плану, относится к категории persona non grata в этом мире. Я переправлю его в другой, менее развитый мир, суну ему в руки кейс, полный местной валюты, и отпущу на все четыре стороны. Пусть, если хочет, открывает теорию относительности и создаёт квантовую механику. – Ладислав небрежно махнул рукой. – Сейчас меня волнует другое. Нужно разобраться с этим секретным комплексом. После гибели корабля исследования не прекратились, хотя речь уже идёт не о межзвёздных полётах, а о вещах более приземлённых – альтернативные источники энергии, новое оружие... Опять Формирующие!
– А достаточно ли информации для осуществления этих проектов?
– Директор считает, что да. К работе с самого начала были привлечены лучшие из лучших, талантливейшие учёные и инженеры, теоретики и практики. У них был целый год, даже больше года, на изучение челнока, пока он находился в ремонте. Немало сведений было извлечено из бортового компьютера, к тому же остались кое-какие «безделушки», вроде того же лучевого пистолета. К счастью, всё это – и предметы, и информация – из соображений государственной безопасности хранится в одном месте, совершенно недоступном с точки зрения простых смертных, абсолютно надёжном... Но мы проникнем в это осиное гнездо и уничтожим его!
– Только чур без крови, – сказал я. – Достаточно уничтожить информацию, это резко затормозит исследования. Тогда мы сможем без лишней спешки приступить к депортации всех лиц, причастных к проекту... И кстати, не стоит забывать, что главная угроза исходит не отсюда.
– Я только и думаю об этом, – хмуро проговорил Ладислав. – Вот, держи. – Он швырнул мне один из дисков. – Это твой.
Я поймал его и осмотрел. На диске было написано кириллицей моё имя. Вернее сказать, нацарапано – тем характерным корявым почерком человека, который настолько привык к клавиатуре, что уже забыл, как правильно держать в руке карандаш.
– Его можно есть? – спросил я.
– Можно, но не нужно. Компакт ещё пригодится тебе в Чернобыльском центре. На случай, если мы разделимся, повторяю указания Всеволода: вставишь его в любой подключённый к сети компьютер, и программа запустится сама. После чего останется лишь следовать инструкциям на экране.
– Значит, это не вирус? – Хоть я и профан в компьютерах, но всё же знаю, что вирус – такая подлая штука, которая действует исподтишка, обычно не афиширует себя и не выдаёт пользователю инструкций.
– Не совсем вирус, – ответил Ладислав. – То есть, не только вирус. Всеволод на скорую руку состряпал программку, которая сначала поищет кое-какие данные, а уже потом запустит в систему вирус.
– А что за данные? – поинтересовался я. – Ты знаешь, что нам нужно?
– Кажется, знаю. Нам не помешали бы астронавигационные карты из родного мира Бельфора. Оттуда, откуда исходит угроза.
Я посмотрел на Ладислава сначала с недоумением, а потом с уважением.
– Чёрт возьми! А ведь ты дело говоришь! С помощью этих карт нам, возможно, удастся сузить диапазон поиска до ограниченного числа миров.
– Вот об этом я и подумал, – скромно сказал Ладислав.
Правда, мне повезло больше, чем другим, – но не тогда, когда я об этом мечтал, а гораздо позже. После разрыва с Радкой я очень страдал, и Дейдра, пытаясь утешить меня, пожалуй, зашла слишком далеко в своём рвении. Она стала моей второй женщиной, однако не смогла заставить меня забыть первую. О нашем коротком романе я порой вспоминаю с ностальгической грустью, но без боли. Дейдра была очень мила, нежна и заботлива. Надо признать, что её «терапия», хоть и не излечила меня окончательно, всё же оказала весьма благотворное влияние и помогла мне восстановить утраченное душевное равновесие.
Впрочем, всё это время меня мучила мысль, что Дейдра просто жалеет меня; позже я понял, что ошибался. Однажды я спросонья назвал её Радкой, она была очень огорчена и даже расплакалась, как ребёнок. Теперь уже мне пришлось утешать её, а Дейдра всё твердила, что я ни капельки не люблю её, лишь использую, чтобы забыться. Мы разошлись тихо-мирно, без ссор и скандалов, продолжая оставаться добрыми друзьями. Кевин был страшно рад этому – он ревнует свою старшую сестру ко всем без исключения мужчинам (и даже к женщинам) и, хоть она не голубоглазая блондинка, думаю, был бы не прочь оказаться с ней в постели. Натуральный псих!..
Кабинет Ладислава, где я вышел из Туннеля, был пуст и неосвещён, но компьютер работал. Однако это ещё ничего не значило. Если я просто побаивался компьютеров, то Ладислав умел лишь нажимать клавиши, двигать мышью и вставлять диски – кстати, не всегда правильной стороной. Он где-то вычитал, что чем реже включать и выключать машину, тем лучше, и воспринял этот совет буквально. На моей памяти он лишь однажды выключил свой компьютер – когда случайно зацепил ногой шнур питания и выдернул его из розетки.
Я вышел из кабинета и отправился искать Ладислава. Час назад он связался со мной и назначил встречу. По его словам, тот хакер, Всеволод, которого он вытащил из тюрьмы и вновь засадил за работу, пообещав ему пять миллионов гривен наличными и доходное ранчо в нейтральной Коста-Рике, вот-вот доберётся до нужных нам секретных файлов в базе данных Интеллидженс Сервис. Впрочем, это уже не имело решающего значения. Было ясно, что все технологии, связанные с Формирующими, попали в этот мир извне; осталось только выяснить, каким путём, и главное – откуда. Пока наш гениальный взломщик (к слову сказать, щуплый восемнадцатилетний паренёк в очках с толстыми линзами) сидел на конспиративной квартире в предместье Лондона и рылся в государственных тайнах Британской Империи, мы с Ладиславом наугад обыскивали прилегающие миры – скорее, чтобы не терять времени даром, нежели в надежде что-либо найти. Ведь с каждым миром граничит бесконечное число миров, а единица, делённая на бесконечность, равна нулю – что и даёт вероятность успешного исхода наших бессистемных поисков.
Здесь бы нам очень пригодилась помощь кого-нибудь из адептов Источника. Однако я не спешил делиться нашим открытием с кем бы то ни было – даже с мамой, даже с отцом, даже с Дианой. По зрелом размышлении я вынужден был согласиться с тем, что слова Ладислава об уничтожении всего мира, как самом верном способе избавиться от исходящей от него угрозы, звучат не так уж и дико... То есть, звучат-то они дико, но слишком соблазнительно. Сколь же велико будет искушение решить проблему одним махом! Нет мира – нет и проблемы... Мне становилось дурно при одной лишь мысли о том, что мой отец, например, может обречь на смерть миллиарды людей «ради стабильности во Вселенной, во имя Мирового Равновесия». Как это ни больно признать, но я не был уверен даже в тех, кого знал с самого детства, кого любил, кому, казалось бы, всецело доверял. А что касается Ладислава, то он держал рот на замке главным образом из опасения за судьбу своего любимого мира. Мне удалось убедить его, что если члены колдовского сообщества прознают о существовании пока не обнаруженной нами космической цивилизации, то они «для пущей верности» расправятся и с Землёй Юрия Великого. Он согласился, что, скорее всего, так и произойдёт...
Блуждая по огромной квартире Ладислава, я наконец оказался в столовой и услышал доносящийся из кухни звук переставляемой посуды.
– А-а, вот ты где! – произнёс я, направляясь к двери. – Опять занимаешься готовкой.
Послышался звон разбитого стекла, вслед за чем в кухне воцарилась тишина.
Я озадаченно хмыкнул, толкнул дверь и сделал шаг вперёд...
И остановился...
Сердце моё заныло, голова пошла кругом, ноги подкосились. Чтобы не упасть, я прислонился к косяку двери. Хотя был большой соблазн рухнуть на колени и поползти вперёд, к красивой светловолосой девушке, растерянно стоявшей посреди кухни. Не думаю, что меня остановили бы осколки разбитого графина, которые валялись на полу у её ног.
– Здравствуй... – с трудом выдавил я. – Здравствуй, Радка...
– Здравствуй... Эрик... – сбивчиво проговорила она. Её большие голубые глаза смотрели на меня с тоской и нежностью, со страхом и надеждой. – Как... как ты здесь оказался?
– Ладислав пригласил... А ты... как?
– Тоже... Он тоже пригласил меня... То есть, и он меня... и меня он пригласил.
– Сводник... – выдохнул я.
Мне отчаянно хотелось заплакать – то ли от радости вновь видеть Радку, то ли от осознания того, что целых три года я потратил впустую, жил бесцельно, плыл по течению, не боролся за своё счастье, а лишь тихо скорбел по ушедшей любви. Но любовь не ушла – она была во мне и терпеливо ждала своего часа...
Три года назад мы собирались пожениться. Мои родители не возражали. Правда, вначале они были немного смущены нашим возрастом, слишком юным по меркам колдунов-долгожителей (мне было девятнадцать, Радке – едва лишь шестнадцать), но потом всё же признали наше право на взрослую жизнь. Мне даже не пришлось идти на крайнюю меру и напоминать отцу, сколько лет было тёте Дане, когда он женился на ней... Нет, я ничего не путаю: прежде, чем жениться на маме, отец был целый месяц женат на тёте Дане, которая вышла за него с единственной целью – досадить дяде Артуру.
Следующими на очереди были родные Радки во главе с самим Володарем, но тут некстати вмешался Зоран. Он застал нас «на месте преступления», так сказать, поймал с поличным; но вместо того, чтобы поговорить со мной, как мужчина с мужчиной, поспешил раззвонить на весь мир, что этот подлый Эрик из Света соблазнил его дорогую сестрёнку. Впоследствии Володарь надрал ему уши за глупость; досталось также и Радке, и Ладиславу, который обо всём знал. Пожалуй, Ладислав перестарался, убеждая своего прапрадеда, что намерения у меня самые серьёзные и я просто без ума от Радки. Старый Володарь мигом смекнул, как извлечь из этого инцидента моральную выгоду. Его, как и глав многих других Домов, раздражало возросшее могущество Пендрагонов, и он не преминул воспользоваться представившимся случаем, чтобы унизить в моём лице всю нашу семью.
Володарь Даж-Дома, публично обвинив меня во всех смертных грехах, потребовал, чтобы я немедленно женился на Радке. Причём сделал это в такой оскорбительной форме, что я не мог выполнить его требование, не поступившись гордостью, не уронив своего достоинства... И не только своего собственного – ведь я не просто такой себе Эрик из Света, а старший сын короля, первый принц Дома, наследник престола. В силу этого, моя честь никогда не была лишь моей исключительной собственностью, она всегда была неотъемлемой частью чести всего нашего Дома. Отец и мать советовали мне «ублажить вздорного старика», так велел им родительский долг; но как король и королева, я уверен, они были горды и довольны тем, что я не послушался их совета. Скрепя сердце, собрав всю свою волю в кулак, я наотрез отказался жениться на Радке, вдобавок разорвал грамоту с текстом официальной ноты, составленной в форме ультиматума, и швырнул её под ноги послу Даж-Дома. Оплеуха, предназначавшаяся мне и всей нашей семье, бумерангом вернулась к Володарю. Когда закончился тот памятный приём, я бегом вернулся в свои покои, замкнулся в спальне и долго ревел, как сопливый первоклассник, которого отколотили большие ребята и отобрали у него деньги на мороженное.
Да, я отстоял свою честь, честь семьи, честь Дома, но сделал это ценой двух разбитых сердец – моего и Радки. С тех пор я ни разу не виделся с ней и даже не разговаривал. Мне было стыдно посмотреть ей в глаза, я чувствовал себя подлецом, законченным негодяем. Кроме того, я очень боялся, что одно её слово, один её взгляд, один её жест, и я позабуду обо всём на свете – о чести, о гордости, о достоинстве...
И вот она снова передо мной, такая же как прежде, и я смотрю на неё, не в силах отвести глаз...
– Прости меня, родная, – виновато произнёс я.
Вместо ответа, Радка взяла из посудомойки тарелку и что было силы бросила её на пол. Осколки фарфора разлетелись во все стороны.
– Я тебя ненавижу, Эрик из Света!
– Я тоже люблю тебя, – мягко сказал я.
Она всхлипнула... или мне показалось?
– У меня... Кроме тебя, у меня никого не было...
Я вздохнул:
– У меня была... только одна...
– Только одна! Всего лишь одна! Экая мелочь! – Радка взяла следующую тарелку и тоже разбила её. – А как только ты узнал, что она выходит за другого, так сразу же сговорился с Ладиславом, чтобы... чтобы...
– Ни о чём я с ним не сговаривался, – запротестовал я. А здравая часть моего рассудка ободряюще прошептала мне: «Ревнует, значит, всё ещё любит». И я решил перейти в наступление: – А ты? Ты тоже выходишь замуж.
Радка широко распахнула глаза и в недоумении уставилась на меня:
– Что за чушь?!
– Ладислав так сказал, – объяснил я.
– Это... – Вдруг в её взгляде мелькнул вызов. – Ну, допустим. А тебе-то что?
– Не нужно допущений, милая, – сказал я, делая первый неуверенный шаг вперёд. – Я люблю тебя и не уступлю никому – ни в допущениях, ни в действительности.
– А я ненавижу тебя! – упрямо заявила она и вновь запустила руку в посудомойку – за очередной тарелкой.
Под предлогом спасения кухни Ладислава от полного разгрома, я заключил Радку в объятия. Мы были почти одного роста, она – лишь немного ниже меня, и её быстрое дыхание обжигало мне подбородок. Я легонько поцеловал кончик её носа.
– Проклятый!.. – томно прошептала она.
– Я тоже люблю тебя, – продолжал настаивать я.
Наши губы встретились, соприкоснулись, затем на мгновение отпрянули, как будто обожглись друг о друга... Потом мы целовались наперегонки, жадно, неистово, и никак не могли остановиться, пока вконец не выдохлись.
– Что теперь делать? – спросил я скорее у себя, чем у Радки.
– Не знаю, – сказала она, положив голову мне на плечо. – Я ничего не знаю. Сейчас ты со мной, и мне хорошо.
– Я не заслуживаю твоей любви, – не очень уверенно произнёс я.
– Не заслуживаешь, – подтвердила Радка. – Но любовь зла, сердцу не прикажешь. Я пыталась забыть тебя, но не смогла. Пробовала завести любовника – не получилось. Мне нужен только ты. А ты... тебе дороже твоя гордость...
– Я...
– Молчи, Эрик. Я всё понимаю. И не хочу, чтобы ты унижался. – Она подняла голову и пылко посмотрела мне в глаза. – Я уйду из Дома и буду жить с тобой. Мне всё равно, что скажет дед, что скажут другие родственники. Главное – мы будем вместе.
Этих слов я ждал целых три года...
* * *
Меня разбудил вызов через Самоцвет.«Кто?» – не раскрывая глаз, мысленно спросил я.
«Ладислав».
Я распахнул глаза и, приподнявшись на подушке, лениво огляделся вокруг. Рядом со мной, на широкой кровати, мирно спала Радка, свернувшись калачиком, как ребёнок. Уютную комнату, временно превратившуюся в наше любовное гнёздышко, заливал мягкий свет ночника; часы показывали четверть второго по местному времени.
«Где ты?»
«Здесь, – последовал ответ. – Торчу под дверью».
И, в подтверждение этого, ручка двери слегка повернулась.
«Не смей заходить!»
«Не бойся, – в ответе Ладислава сквозило самодовольство, чуть ли не злорадство. – Не войду».
«Ты... ты сводник!»
«Разве ты не доволен?»
«Ну...» – замялся я.
«Благодарить не надо. Быстренько вставай и одевайся. Пришло время решительных действий».
«Ночь длинных ножей?» – поинтересовался я, осторожно выбираясь из постели.
«Скорее, Варфоломеевская, – уточнил он. – Будем истреблять ересь. Очистим сей мир от космической заразы».
«Хорошо, уже одеваюсь».
«Жду в кабинете. Конец связи».
Когда через пару минут я вошёл в кабинет, Ладислав сидел во вращающемся кресле спиной к компьютеру и жонглировал двумя компакт-дисками. При моём появлении он широко ухмыльнулся и собирался что-то сказать, но я опередил его:
– Ни слова про Радку. Мы сами решим, что нам делать.
– Я догадываюсь о вашем решении, – заметил он. – И поддерживаю его.
– Вот и хорошо, – усевшись на стул, произнёс я. – А теперь к делу. Всеволоду удалось вытянуть нужные файлы?
– Да, – кивнул Ладислав. – Содержащаяся в них информация полностью подтверждает наши догадки. Девятнадцать месяцев назад, в конце позапрошлого года, над северной Атлантикой был обнаружен неизвестный аппарат, который на сверхзвуковой скорости летел в направлении Британских островов. Впрочем, более поздние расчёты показали, что этот аппарат держал курс скорее на север Галлии, но теперь это не имеет значения. Поскольку на опознавательные сигналы он не отвечал и вообще никак не реагировал на требование снизить скорость и изменить курс, было принято решение уничтожить его ракетами. Что ты возьмёшь с англичан!
– Можно подумать, – заметил я, – что твои соплеменники действовали бы иначе.
– Это уже другой вопрос, – уклончиво сказал Ладислав. – Так вот, уничтожить аппарат британцам не удалось, хотя они запустили добрую дюжину ракет. А когда началась массированная атака с участием целого крыла истребителей, объект попросту исчез с экранов всех радаров.
– Ушёл в Туннель?
– Именно так. Правда, этот манёвр был исполнен не очень удачно – при выходе из Туннеля аппарат потерпел аварию в Западных Карпатах, уже на территории Славянской Империи. Первыми на место катастрофы прибыли военные; находку сразу же засекретили, умело подстроив утечку ложной информации о якобы падении армейского вертолёта.
– Кто-нибудь из экипажа уцелел? – спросил я.
– Там был всего один человек; при аварии он нисколько не пострадал и сейчас жив-живёхонек. Его зовут Морис Огюстен Жан-Мари де Бельфор. Именует себя французом. Кстати, ты разговариваешь по-французски?
– Helas1. Даже не со словарём, а только с переводчиком.
– Жаль. Я тоже.
– Где сейчас этот Бельфор?
– Уже полтора года «гостит» в Чернобыльском центре. Его содержат как очень дорогого гостя под надёжной охраной в сверхсекретном подземном комплексе, где проводятся интересующие нас исследования.
– А Бельфор у них в качестве консультанта?
Ладислав поморщился:
– Теперь от него мало проку. Оказывается, он всего-навсего богатый бездельник, сорвиголова, любитель прокатиться «с ветерком», вроде тех парней на «поршах» и «феррари», которые убивают своё время, а подчас и самих себя, в бесконечных состязаниях.
– Ага, понятно, – сказал я. – С той только разницей, что свою тачку он гонял не по грешной земле, а по космическим просторам.
– Вот именно. И его корабль был спортивным гоночным челноком.
На слове «был» Ладислав сделал особое ударение. Я решил, что это неспроста, и уже открыл было рот для вопроса, но в следующий момент и сам понял, что произошло. Действительно, ларчик открывался просто. Если бы в мир, где люди едва лишь начали подниматься в воздух, попал реактивный сверхзвуковой лайнер, то за полтора года его, возможно, удалось бы отремонтировать – но уж никак не создать ему подобный. Другое дело, что такой анахронизм дал бы мощный толчок техническому прогрессу – и не только в области самолётостроения.
– Стало быть, тогда взорвался не экспериментальный космический корабль нового поколения, а межзвёздный челнок из иного мира? Они всего лишь подлатали его и запустили, так?
– Не «всего лишь», а здорово подлатали, – вступился за своих соплеменников Ладислав. – Челноку сильно досталось при падении, многие системы вышли из строя, но уже через год с небольшим он был полностью в рабочем состоянии.
– И при первой же попытке войти в Туннель распылился на атомы, – я вовсе не язвил, а просто констатировал факт.
Ладислав хмыкнул и покачал головой:
– В том-то и дело, что это был не первый его полёт. Я только задним числом сообразил, что он не мог быть первым, больно уж громко его рекламировали накануне, как будто заранее были уверены в успехе. Оказывается, до этого, в обстановке строжайшей секретности, состоялось целых семь испытательных полётов, причём один из них – до Ригеля. Во всех этих полётах принимал участие и Морис де Бельфор, его практический опыт пилота оказался весьма кстати – пожалуй, это единственное, в чём он более или менее хорошо разбирается. По его словам, за десять лет он исколесил Галактику вдоль и поперёк и знаёт её, как свои пять пальцев. Разумеется, он преувеличивал, к тому же это не совсем та Галактика, которую он знает, – но, как говорится, на безрыбье и рак рыба.
– А почему корабль взорвался? – нетерпеливо спросил я.
– По глупому стечению обстоятельств. Бельфор числился в предварительных списках экипажа как навигатор, его собирались легализовать, придумали хорошую легенду – но тут вмешался его величество случай. За три дня до «первого», официального старта Бельфор свалился от острой двусторонней пневмонии. Если бы не это, сейчас бы он ходил в национальных героях, увенчанный лаврами первопроходца Галактики. Однако нелепая случайность спутала все карты, и в результате пятеро человек погибло, а Бельфор вновь оказался под замком.
– Чёрт! – выругался я, раздражённый многословностью Ладислава. – Что же, в конце концов, произошло?
– Плутоний, – коротко ответил он, а затем объяснил более подробно: – Никаких ядерных двигателей на корабле, ясное дело, не было, зато была малюсенькая такая атомная бомбочка. На этом настояло военное ведомство – дескать, а вдруг подвернутся враждебно настроенные инопланетяне. Системы безопасности корабля тотчас забили тревогу, предупреждая о наличии на борту радиоактивных материалов, но в отсутствие Бельфора никто не понял грозного смысла этого предупреждения, и вместо того, чтобы убрать бомбу, были отключены все датчики радиоактивности. А предстартовое сообщение компьютера, что он не может произвести проверку на присутствие радиоактивности, члены экипажа проигнорировали, так как знали, что датчики отключены.
– Неужели Бельфор не предупредил их об опасности?
– Тогда он лежал с высокой температурой, и с ним никто не советовался.
– Нет, я имею в виду, почему он вообще не предупредил. Раньше, с самого начала.
– Представь себе, забыл! Просто забыл – так он и сказал, когда узнал о случившемся. Он считал это само собой разумеющимся, такой же прописной истиной, как и то, что нельзя класть в кофе цианистый калий и наливать вместо молока синильную кислоту. Кое-кто, особенно из военных, полагает, что Бельфор умышленно скрыл этот факт, однако директор Чернобыльского центра, то бишь, бывший директор, уверен, что никакого злого умысла здесь не было. Он говорит, что такая расхлябанность вполне в духе Бельфора.
– Ты разговаривал с директором?
– Да, у нас состоялась основательная беседа. Пока ты разбирался со своими личными делами, я приступил к следующему этапу нашего плана. Дождавшись, когда в тюрьме объявят отбой, я похитил из камеры директора и завербовал его.
– В каком смысле?
– В самом прямом. Представился ему агентом британских спецслужб и предложил, в обмен на сотрудничество, политическое убежище и возможность работать по специальности. Он, между прочим, не только хороший администратор, но и талантливый физик, учёный с мировым именем.
– И он так быстро согласился?
– Скажем так: быстро сориентировался. Он очень умный человек и сразу понял, что путей к отступлению нет. Если раньше у него был шанс отделаться обвинением в служебной халатности и получить условный приговор, то теперь, после бегства из тюрьмы, ему светит «вышка» за государственную измену, и тут уж никакая мировая известность его не спасёт.
– А он не был... э-э... озадачен необычным способом своего бегства? – поинтересовался я, и это было не праздное любопытство: после своего чудесного освобождения хакер Всеволод, чтобы не сойти с ума, уверовал в существование некой виртуальной реальности; правда, так и не смог решить, какая из реальностей виртуальная – та, где он сидит в тюрьме, или та, в которой он на свободе.
Ладислав усмехнулся и тряхнул головой:
– Ну нет, дважды я на одни и те же грабли не наступаю. На этот раз всё прошло без сучка и задоринки – директор уснул в своей камере, а проснулся уже свободным человеком... Гм, относительно свободным. Сейчас он сидит взаперти и чертит план того самого сверхсекретного комплекса.
– А что будет с ним потом?
– Как это что? Поскольку он участвовал в проекте, то, согласно нашему плану, относится к категории persona non grata в этом мире. Я переправлю его в другой, менее развитый мир, суну ему в руки кейс, полный местной валюты, и отпущу на все четыре стороны. Пусть, если хочет, открывает теорию относительности и создаёт квантовую механику. – Ладислав небрежно махнул рукой. – Сейчас меня волнует другое. Нужно разобраться с этим секретным комплексом. После гибели корабля исследования не прекратились, хотя речь уже идёт не о межзвёздных полётах, а о вещах более приземлённых – альтернативные источники энергии, новое оружие... Опять Формирующие!
– А достаточно ли информации для осуществления этих проектов?
– Директор считает, что да. К работе с самого начала были привлечены лучшие из лучших, талантливейшие учёные и инженеры, теоретики и практики. У них был целый год, даже больше года, на изучение челнока, пока он находился в ремонте. Немало сведений было извлечено из бортового компьютера, к тому же остались кое-какие «безделушки», вроде того же лучевого пистолета. К счастью, всё это – и предметы, и информация – из соображений государственной безопасности хранится в одном месте, совершенно недоступном с точки зрения простых смертных, абсолютно надёжном... Но мы проникнем в это осиное гнездо и уничтожим его!
– Только чур без крови, – сказал я. – Достаточно уничтожить информацию, это резко затормозит исследования. Тогда мы сможем без лишней спешки приступить к депортации всех лиц, причастных к проекту... И кстати, не стоит забывать, что главная угроза исходит не отсюда.
– Я только и думаю об этом, – хмуро проговорил Ладислав. – Вот, держи. – Он швырнул мне один из дисков. – Это твой.
Я поймал его и осмотрел. На диске было написано кириллицей моё имя. Вернее сказать, нацарапано – тем характерным корявым почерком человека, который настолько привык к клавиатуре, что уже забыл, как правильно держать в руке карандаш.
– Его можно есть? – спросил я.
– Можно, но не нужно. Компакт ещё пригодится тебе в Чернобыльском центре. На случай, если мы разделимся, повторяю указания Всеволода: вставишь его в любой подключённый к сети компьютер, и программа запустится сама. После чего останется лишь следовать инструкциям на экране.
– Значит, это не вирус? – Хоть я и профан в компьютерах, но всё же знаю, что вирус – такая подлая штука, которая действует исподтишка, обычно не афиширует себя и не выдаёт пользователю инструкций.
– Не совсем вирус, – ответил Ладислав. – То есть, не только вирус. Всеволод на скорую руку состряпал программку, которая сначала поищет кое-какие данные, а уже потом запустит в систему вирус.
– А что за данные? – поинтересовался я. – Ты знаешь, что нам нужно?
– Кажется, знаю. Нам не помешали бы астронавигационные карты из родного мира Бельфора. Оттуда, откуда исходит угроза.
Я посмотрел на Ладислава сначала с недоумением, а потом с уважением.
– Чёрт возьми! А ведь ты дело говоришь! С помощью этих карт нам, возможно, удастся сузить диапазон поиска до ограниченного числа миров.
– Вот об этом я и подумал, – скромно сказал Ладислав.