Страница:
Побочным следствием этой истории было появление комплекса неполноценности у группы ведущих инженеров из «Microbugs, Inc.» крупной фирмы по производству электронных приборов слежения, чьими услугами пользовались агенты службы безопасности «Итальянских Астролиний». Когда я приходил домой и обнаруживал, что в моё отсутствие появилась очередная партия «жучков», притаившихся в самых неожиданных местах, то брал обыкновенный пульт дистанционного управления, нажимал любую кнопку, обычно красную, и все миниатюрные телекамеры, микрофоны, записывающие устройства и микропередатчики разом выходили из строя. При этом бытовая электроника ничуть не страдала. У меня похитили не менее десятка таких пультов и, наверное, расщепили их на атомы, пытаясь понять, как они действуют, но, естественно, ничего не обнаружили. И не могли обнаружить – потому что пульты были самые обыкновенные. Когда шпионские страсти поостыли, ко мне обратился глава «Microbugs, Inc.» с предложением заключить взаимовыгодный контракт, но я послал его... нет, не к адвокатам.
«Жучков» в каюте не было. Впрочем, я и не ожидал их найти. Наблюдение за мной уже было снято, к тому же капитан ди Марко слыл чрезвычайно щепетильным человеком и не потерпел бы подобного безобразия на своём корабле. Проверку я произвёл на всякий случай, чтобы исключить малейшую возможность риска. То, чем я собирался заняться, было частью моей большой тайны, о существовании которой никто не должен даже заподозрить.
Я запер входную дверь и зажёг наружную табличку «Просьба не беспокоить». Затем прошёл в кабинет и заказал автомату кофе. Получив чашку горячего ароматного напитка, я устроился в кресле за письменным столом перед включённым терминалом. Хотя в моём багаже находился новенький Apple IBM самой последней модели, путешествуя на «Никколо Макиавелли» я предпочитал пользоваться услугами обычного терминала, который предоставлял мне почти неограниченный доступ к свободным ресурсам мощных бортовых компьютеров. Утечки информации я не боялся – вычисления, которые сейчас выполнялись, не были секретными. А что же до возможного присвоения результатов моего труда, то те немногие, кто мог разобраться в этих результатах и присвоить их, прекрасно знали, что с Кевином Макартуром лучше не заводиться. Чревато-с...
В голографическом кубе стереомонитора симпатичные обезьянки строили друг дружке забавные рожицы. Я щёлкнул по клавиатуре, деактивируя заставку. Обезьянки мигом убежали в свои электронные джунгли, и я увидел окошко с сообщением:
«Некорректно заданы краевые условия. Операция прервана».
Это меня не огорчило, поскольку иного я не ожидал. До корректной постановки задачи было ещё далеко, а пока я занимался тем, что шаг за шагом выявлял прорехи в исходных допущениях и постепенно их устранял, медленно, но верно приближаясь к цели. Как известно, правильно сформулированный вопрос уже содержит в себе ответ; а остальное – дело техники.
Я сохранил результаты расчётов, чтобы впоследствии проанализировать их, затем отодвинул консоль в сторону, освобождая перед собой стол, и достал из кармана покетбук. С виду он ничем не отличался от миллиардов своих собратьев этой же модели, да и внутри не имел заметных особенностей – за исключением одного крохотного кристаллика, который весьма странным образом взаимодействовал с кольцом на среднем пальце моей левой руки, вернее, с голубым камнем в этом кольце.
Я включил покетбук и в ответ на приглашение ввёл своё имя. Между делом замечу, что любой другой на моём месте, сколько бы он ни набирал слово «Кевин», неизменно получал бы ответ: «Неверный пароль». Собственно говоря, мне вовсе не обязательно вводить пароль, но по привычке я всегда это делаю. Это такой же рефлекс, как и щелканье пальцами.
На миниатюрном экране появилось несколько строк. Первая из них гласила:
«Скучаю, люблю, целую. Мама».
Далее:
«Кеви! Меня уже достали автоответчики! Когда-нибудь я придушу Бренду. Привет – от отца, поцелуй – от меня. Дейдра».
А вот и сама тётушка, чьи автоответчики так злят мою дорогую сестричку:
«Малыш, где спёр машину?»
Без подписи. Очередная доставалка. Бренда гордится своим остроумием, но, на мой взгляд, её юмор несколько плосковат.
Два последние послания отличались от предыдущих своей конкретностью:
«Кевин. Нужно поговорить. Обязательно. Мел».
«Шеф. Возникли проблемы. Требуются инструкции. Фил Эндрюс».
Фил Эндрюс был одним из моих агентов и в данный момент выполнял важное задание. Я ожидал получить от него отчёт об успешно проделанной работе, но вместо этого было короткое сообщение, из которого следовало, что дела идут не так гладко, как хотелось бы.
Прежде чем связаться с Эндрюсом, я послал ответ Бренде:
«А машина нехилая, круто шпарит. Встанет на рога, дай знать – помогу укротить. Logoff».
Вдруг на экране начали появляться буквы, которые, казалось, излучали раздражение:
«К чёрту logoff! Я все равно доберусь до тебя, где бы ты...»
Я так испугался, что даже выключил покетбук. Через опосредствованный контакт вычислить местонахождение собеседника практически невозможно, а я, кроме того, прибегал ещё и к дополнительным мерам предосторожности; однако, имея дело с тётушкой Брендой, нельзя быть уверенным ни в чём. И дёрнул же меня чёрт подарить ей этот компьютер! Теперь она ни за что не угомонится, ведь задето её профессиональное самолюбие...
Спустя минуту я снова включил покетбук и набрал адрес Фила Эндрюса. Ответ последовал незамедлительно:
– Да, слушаю.
– Это я.
– Здравствуйте, шеф, – облегчённо произнёс Эндрюс.
Экран оставался пуст, изображения не было ни у меня, ни у моего собеседника. Со всеми своими агентами (или, если угодно, представителями), включая исполнительного директора корпорации, я общался, главным образом посылая письменные инструкции и получая письменные отчёты, и лишь в исключительных случаях, как этот, разговаривал напрямую. Никто из них не знал меня в лицо и понятия не имел, кто я такой. Эндрюс и его сотрудники прибыли на Нью-Алабаму этим же рейсом, но они даже не подозревали, что я летел вместе с ними.
– Сейчас вы можете говорить? – спросил я.
– Да. Хотя не могу ручаться, что мой номер не прослушивается.
– Пустяки, – сказал я. Быть опознанным по голосу я не опасался. – Так что там стряслось? Вы смонтировали станцию?
– Нет, шеф.
– Почему?
– По причине нарушения контракта со стороны клиента. Один из заказчиков оказался неплатежеспособным.
– Кто именно?
– Банк «Купер и сыновья».
– Вот как? – заинтригованно произнёс я. – А по моим сведениям, банк Купера – один из столпов ньюалабамской экономики.
– Так оно и было. Но сейчас это почтенное учреждение переживает не лучший момент в своей истории.
– А поконкретнее?
– Для начала, его ограбили.
Я чуть не брякнул: «Всего-то десять миллионов! Эка безделица!» но, к счастью, вовремя опомнился.
– Каковы масштабы ограбления?
– Сравнительно небольшие. Десять миллионов евро наличными и ещё примерно столько же успели растащить компьютерные взломщики. Но последствия этого события оказались для банка катастрофическими.
– Ага! – сказал я, уже начиная понимать.
– Дело было ночью, – продолжал Эндрюс. – А ночь на Нью-Алабаме для всех ночь, поскольку 95 процентов суши находится в одном полушарии. Грабительница, которая взяла наличные, полностью отключила систему безопасности, и на несколько часов все базы данных банка, даже самые секретные, стали доступными для любого желающего...
– Так это была женщина? – переспросил я, рассудив, что мой интерес будет выглядеть вполне естественно.
– Женщина, – подтвердил Эндрюс. – Мало того, она жена мистера Купера.
– Председателя правления банка?
– Да. Говорят, ей до чёртиков надоел муж, вот она и бежала от него, прихватив деньжата.
– Неужели ей удалось скрыться?
– Она улетела на «Никколо Макьявелли», а об ограблении стало известно уже после того, как корабль перешёл на сверхсвет. Лихая девчонка! – В голосе Эндрюса послышались одобрительные нотки. – Она всё просчитала. Похоже, ей удастся выйти сухой из воды.
– То есть, вы намекаете, что в ближайшее время станция не заработает?
– Боюсь, что так. В свете фактов, которые стали известны благодаря вмешательству миссис Купер, нам следует приостановить выполнение контракта до окончательного решения финансовых вопросов.
– Всё так серьёзно?
– Очень серьёзно, шеф. В ближайшее время банк «Купер и сыновья» прекратит своё существование, а сам мистер Купер окажется на скамье подсудимых и, скорее всего, проведёт остаток своих дней за решёткой.
– По каким обвинениям?
– Их целый букет. Финансовые злоупотребления, сокрытие доходов в особо крупных размерах, подкуп должностных лиц, отмывание «грязных» денег и тому подобное.
– Могу я ознакомиться с фактами?
– Разумеется, – ответил Эндрюс. – Минуточку.
Через минуточку я получил документальные свидетельства о махинациях банка Купера и принялся изучать их. Эндрюс по ходу давал короткие комментарии, затем подытожил:
– Таким образом получается, что крупнейший частный инвестор проекта заведомо неспособен выполнить свои обязательства.
– Да уж, точно, – согласился я. – А что говорит по этому поводу правительство?
– По понятным причинам оно было бы радо замять скандал, но ситуация вышла из-под его контроля. Вчера я имел разговор с министром связи, и в качестве возможного выхода из ситуации он предложил подписать специальный протокол, согласно которому все обязательства «Купера и сыновей» берёт на себя Федеральный банк Нью-Алабамы.
– Ни в коем случае, – ответил я. – Доля государства не должна превышать двадцати процентов. – Я сделал паузу, как будто колеблясь, хотя на самом деле уже принял решение. – И вообще, никаких специальных протоколов. Теперь мы вправе расторгнуть контракт и предъявить заказчику иск – что, собственно, и сделаем. Когда ближайший рейс на Землю?
– Через сорок часов.
– Значит, времени на сборы достаточно. Сворачивайте работы и возвращайтесь.
– Со всем оборудованием?
– Безусловно.
– Но, шеф, – осторожно заметил Эндрюс, – это лишние расходы. Я уверен, что в течение двух или трёх недель заказчик изыщет средства...
– Не сомневаюсь, что изыщет, – перебил я. – Но всё дело в принципе. Пусть это станет наглядным уроком для остальных. Прежде чем заключать с нью-алабамцами новый контракт – если вообще станем его заключать, – мы стребуем с них приличную неустойку и с лихвой покроем все наши затраты.
Закончив разговор с Эндрюсом, я тихо, но от души рассмеялся. На это было две причины. Во-первых, я думал о том, что Дженнифер даже не подозревает, как жестоко она отомстила мужу. Вот-то она обрадуется, когда узнает! А во-вторых, благодаря финансовому скандалу на Нью-Алабаме, я выпутался из весьма щекотливой ситуации. Я не мог бросить Дженнифер на произвол судьбы и, разумеется, взял бы её с собой, оказавшись в положении соучастника преступления. Нет, я не боялся судебного преследования; но было бы нежелательно, чтобы моё имя, пусть и косвенно, было связано с гиперволновыми передающими станциями. Время открывать карты ещё не пришло.
Насмеявшись вволю, я подключил покетбук к терминалу, предварительно отсоединив последний от общей корабельной сети. Следующий контакт предполагался визуальный, и для этих целей больше подходил голографический стереомонитор, чем миниатюрный двухмерный экранчик.
Затем я прикрыл глаза и сосредоточился, взывая к глубинным силам мироздания. Мои волосы стали золотистыми, лицо округлилось, приобрело женоподобные черты, а на щеках заиграл девичий румянец. Я размежил веки – теперь мои глаза были голубыми. Порывшись в ящике стола, я достал помаду и нанёс её тонким слоем на губы. Посмотрел на себя в зеркальце. Какой ужас! Отлично.
Я пододвинул к себе клавиатуру и набрал код. На сей раз ответа пришлось ждать почти две минуты. Наконец на экране появилось изображение огромного темноволосого мужчины. Он восседал на внушительном, под стать его комплекции, вращающемся кресле, окружённый со всех сторон светящимися мониторами. Это был Антон Стоич, один из лучших биржевых игроков Галактики и самый ловкий из лучших. Увидев меня, он тотчас надавил своей громадной ручищей кнопку, включающую полную звуко– и видеоизоляцию.
– Здорово, Пит, чёртов засранец! – в своей обычной манере поприветствовал меня Антон. – Где ты пропадал, старый педрило?
Я застенчиво улыбнулся:
– Дела, дружок.
Стоич громогласно захохотал:
– Знаю я твои дела! – Он считал меня (вернее, Пита Мердока) «голубым», а я не пытался разубедить его, поскольку это было частью моей игры.
– Как успехи? – спросил я.
– Колоссально! Твоя наводка опять сработала.
– Как всегда, – заметил я.
– Да, как всегда. За последние десять дней курс ньюалабамского доллара подскочил на восемьдесят пунктов. У тебя семь с половиной миллиардов чистой прибыли. Да и я в накладе не остался.
– Не сомневаюсь, дружок. Теперь начинай продавать.
– Что? Ньюалабамские доллары?
– Да. Спусти их в течение недели.
Антон насторожился:
– А что случилось?
– Через неделю, но не раньше, начнётся обвальное падение курса. На некоторых биржах, возможно, их даже снимут с торгов. Воспользуйся этим и снова начинай покупать. Но осторожно, старайся не привлечь к себе внимания.
– И всё-таки, что произошло? Будет на Нью-Алабаме станция гиперсвязи или нет?
– Будет.
– Тогда почему ты предрекаешь обвал?
– Я не предрекаю, а знаю, что это произойдёт.
– Но...
– Всему своё время, Антоша, – слащавым голосом произнёс я. – Разве когда-нибудь я давал тебе кривые наводки?
– Ни единого раза. – Он покачал головой. – Эх, знать бы мне твои источники информации.
– Мои источники информации – это мои, а твой источник – это я.
Стоич вздохнул:
– Вот что я тебе скажу, Пит. Возьмут нас в конце концов за жопу, поставят лицом к стене и поимеют в одно место. Впрочем, тебе не привыкать, но мне-то каково! – Он смачно загоготал, веселясь собственной пошлой остроте.
– Стало быть, ты отказываешься от дальнейшего сотрудничества?
Похоже, Антон ни на шутку испугался такой перспективы. Он даже привстал и протестующе замахал руками.
– Ни в коем случае, дружище. Ты не только растлитель малолетних мальчиков, но и совратитель взрослых, вполне гетеросексуальных брокеров.
– Рад это слышать, – и я кокетливо подмигнул ему.
Стоича, примерного семьянина, отца троих детей, передёрнуло.
– Ты хищник, Пит, кровопийца. Твои сведения – как наркотик. Я уже прочно сел на иглу, и теперь, когда подолгу не вижу твою мерзкую рожу, у меня начинается ломка.
Я хмыкнул. Весьма своеобразный комплимент – но вполне в духе наших отношений с Антоном Стоичем.
– Вот и ладненько, – произнёс я с довольным видом. – Кстати, ты продолжаешь скупать акции «Итальянских Астролиний»?
– Естественно. Всё идёт как по маслу.
– И никаких подозрений?
– Никаких. Я бы почуял неладное. Ты был прав – этот Макартур оказал нам неоценимую услугу. Рынок до сих пор лихорадит. Все продают, все покупают – в такой неразберихе работать одно удовольствие.
– Значит, договорились?
– Договорились. Я продаю ньюалабамские доллары, а затем жду обвала. Надеюсь, он произойдёт.
– Не сомневайся, – ответил я и, попрощавшись, прервал связь.
С чувством глубокого удовлетворения и с изрядной долей отвращения я вытер с губ помаду и снова поглядел в зеркало. Стоич прав – мерзкая рожа. Педик поганый. Как мне надоела эта игра!
Я вернул свой естественный облик и облегчённо вздохнул. В сущности, Кевин Макартур парень что надо... правда, живёт он во лжи. Много фальши, притворства, лицемерия – сколько так может продолжаться? Последние четырнадцать лет я веду не двойную и даже не тройную жизнь, а N-ную, где N – целочисленная переменная, которая варьируется в довольно широких пределах.
Перед следующим сеансом связи я позволил себе расслабиться. На этот раз мне не нужно притворяться, не нужно играть, а нужно просто быть самим собой. Собой изначальным – тем, кем я есть от рождения. То бишь Кевином из Авалона, сыном Артура и Даны.
Я набрал с клавиатуры имя «Малкольм» и нажал клавишу ввода. Внутри голокуба заклубился густой молочно-белый туман. Это явление поставило бы в тупик любого специалиста по оптоэлектронике. Терминал жалобно заскулил, не в силах понять, что происходит, его процессор тщетно пытался восстановить контроль над вышедшей из повиновения видеосистемой. Чтобы успокоить его, я варварски надавил кнопку сброса. Привычный к таким штучкам покетбук, воспользовавшись моментом, полностью перехватил управление стереомонитором. После перезагрузки терминал оказался в подчинённом режиме и больше не стал протестовать.
– Это ты, Кевин? – раздался вопрос из тумана.
– Да, я. По крайне мере, мне так кажется.
– Судя по всему, это ты, – подтвердил мой собеседник. – Подожди, сейчас я перейду в другую комнату. Здесь слишком много народу.
Я подождал. Спустя минуту туман расступился, и я увидел высокого стройного парня с белокурыми волосами и голубыми глазами. Он был одет в алую с золотом мантию и костюм из тёмно-синего бархата; на его голове красовался щегольской берет с белым пером, а на широком, шитом серебром поясе висела шпага в инкрустированных ножнах.
Его звали Малкольм, короче – Мел, и он был моим двоюродным братом. Даже больше, чем двоюродным, так как его мать Бренда приходилась родной сестрой моему отцу, а его отец Колин Лейнстер был сыном брата моей бабушки по материнской линии. Впрочем, в аристократических кругах запутанные родственные связи явление весьма распространённое.
– Привет, Мел, – произнёс я. – С какой стати ты так нарядился?
– По случаю объявления о помолвке. Жаль, что ты не с нами.
– А что за помолвка? – поинтересовался я.
Мел был удивлён:
– Разве Дейдра не оставила тебе сообщения?
– Оставила. Что собирается придушить твою мать.
– Ага. Видно, она сильно расстроилась, опять нарвавшись на твой автоответчик.
– Похоже, что так, – согласился я. – А чью помолвку вы отмечаете?
– Мою.
– Вот здорово! Наконец ты решил остепениться. Поздравляю, Мел, взрослеешь.
Он фыркнул:
– Чья бы корова мычала! Готов поспорить, что в спальне тебя дожидается очередная блондинка.
– Даже если так, – парировал я, – то она одна.
Мел смутился:
– Ну, знаешь...
Он был вроде нашей семейной достопримечательности – этакий придворный плэйбой. Однажды, когда Мелу ещё не исполнилось четырнадцати лет, его матушка решила поцеловать сыночка перед сном, вошла в спальню... и застала своего малыша в обществе двух молоденьких девушек, с которыми он мило развлекался в постельке. Бренда была в шоке, да и Колин не очень-то радовался, когда узнал, что его сын уже мужчина. С тех пор Мел перестал таиться и так загулял, что вскоре переплюнул даже дядюшку Амадиса с его многовековым опытом соблазнения женщин. Признаться, я полагал, что это всерьёз и надолго, а потому был несколько удивлён известием о помолвке.
– И кто же твоя суженая? – спросил я.
Лицо Мела расплылось в улыбке. Я просто обалдел – это было то, что я называл улыбкой влюблённого идиота.
– Она необыкновенная женщина! – восторженно сообщил он.
– Не сомневаюсь. Ведь ей удалось укротить тебя.
Видимо, Мелу надоело стоять перед зеркалом. Он пододвинул стол и уселся на него, свесив ноги.
– Не укротить, а покорить, – уточнил он.
– Тем более. Я сгораю от желания познакомиться с ней.
– А вы знакомы. С самых пелёнок. Она твоя сестра.
– Крошка Ди?! – воскликнул я.
По понятным причинам Мел содрогнулся. Челюсть его на мгновение отвисла.
– Нет, что ты! Такое ещё скажешь... Тоже мне, остряк нашёлся!
Я и сам видел, что пошутил неудачно. Наверное, правы те, кто говорит, что у меня своеобразное чувство юмора. Крошка Ди была, пожалуй, самой прелестной из моих сестёр – очень похожа на тётю Бренду, только с рыжими волосами и зелёными глазами, – но, увы, её изящная красота не предназначалась для мужчин. В детстве Мел и Ди были неразлучной парочкой, сверстники даже дразнили их женихом и невестой, впрочем, совершенно напрасно. Наши родители придерживались единодушного мнения, что Мел и Ди оказали друг на друга плохое влияние, правда, расходились в том, кто из них виноват больше – то ли Мел пристрастил Ди к девчонкам, то ли под влиянием Ди Мел стал таким отъявленным бабником. Кстати, Колин и Бренда отстаивали первую версию, а мои отец и мать были приверженцами второй. Лично я считал, что все четверо неправы и дело, скорее, в наследственности, нежели в чьём-то дурном влиянии. Мел – это второй дядя Амадис; а если копнуть глубже в прошлое, то так и просится сравнение с нашим прадедом, королём Амброзием Пендрагоном, который оставил после себя свыше дюжины внебрачных отпрысков. Что же касается Ди, то и в её случае имеются семейные прецеденты. За примерами далеко ходить не надо: в Солнечном Граде сплетники поговаривают, что в период между своим первым и вторым замужеством Бренда была не прочь прошвырнуться по «розовой» стороне улицы. При всей моей любви к тётушке я сильно подозревал, что в этих сплетнях есть доля сермяжной правды.
Болезненная реакция Мела на мою сомнительную остроту объяснялась очень просто. Четыре года назад, вконец измученный незаслуженными упрёками родителей, он загорелся идеей «перевоспитать» крошку Ди. Не знаю, как ему удалось уломать её (слово «соблазнить» здесь явно не подходит), но ничего хорошего из этого не получилось. После первой же ночи, проведённой с Мелом, Ди откровенно заявила мне, что она, цитирую, «лишний раз убедилась, что все мужчины – грубые животные»; а Мел, прежде не терпевший ни единого поражения и оттого сверх меры самоуверенный, в одночасье обзавёлся целым букетом комплексов, от которых мучительно избавлялся в течение двух месяцев, трижды в неделю проводя по сорок минут на мягкой удобной кушетке в кабинете дяди Брендона, по совместительству исполнявшего обязанности нашего семейного психолога.
– Это Алиса? – уже серьёзно спросил я.
Алиса была ещё молоденькой и не блистала красотой, но в ней присутствовало какое-то своеобразное очарование, которое действовало на мужчин почти безотказно. И так же безотказно действовали на неё мужчины. Погуливать она начала с одиннадцати лет (короче, семейка у нас что надо!), и к своим шестнадцати годам уже обладала немалым опытом. Совсем недавно отец с мрачной иронией заметил, что Мел и Алиса – два сапога пара, вот бы им пожениться. Неужто он попал в точку?..
Однако Мел отрицательно покачал головой:
– Опять мимо. Это Дейдра.
От неожиданности я икнул. Потом икнул ещё раз. Потом выдвинул ящик стола и демонстративно принялся рыться в нём.
– Что-то ищешь? – осведомился Мел.
– Верёвку и кусок мыла, – ответил я. – Чтобы повеситься.
– Завидно, да?
Я резко задвинул ящик и уставился на Мела. Он не шутил, он спрашивал на полном серьёзе. С ума сойти!
– Чёрт возьми, Мел! Как же тебя угораздило?
Он пожал плечами:
– Сам не знаю. Вернее, сейчас я удивляюсь, что не влюбился в неё раньше.
– Раньше ты называл её тётей.
– Это было давно.
– Она старше тебя.
– Всего лишь на полтора года.
– По времени Авалона. А на самом деле... Послушай, Мел, кому ты мозги пудришь – себе или мне? Когда ты был младенцем, Дейдра частенько меняла тебе пелёнки.
– Тем лучше. Она знает меня, как облупленного, и не ждёт никаких сюрпризов.
– Но вы родственники по обеим линиям.
– Так же, как и Эрик, – парировал Мел. – Он тоже родственник по обеим линиям, да ещё на восемь лет моложе меня. Однако в его случае ты не возражал и даже огорчился, когда они разошлись.
Эту карту мне крыть было нечем. Поэтому я пропустил мимо ушей последнее замечание и спросил:
– Как отреагировали на это родители?
Легкомысленное выражение напрочь исчезло с лица Мела. Он мигом посерьёзнел и даже занервничал.
– Здесь что-то нечисто, Кевин, я нутром чую. Мои предки поартачились немного, но только ради проформы. Главным образом, их смущала разница в возрасте. Что же касается твоих, то... В общем, после того как Дейдра поговорила с ними, они вроде бы смирились с неизбежным. Но теперь твоя матушка так смотрит на меня...
– Как?
– Ну, сочувственно, что ли. Понимающе. Как будто всё, наконец, стало на свои места.
– Интересно – что? Ты спрашивал Дейдру об их разговоре?
– Она уклонилась от ответа и тотчас сменила тему. Но ведь я не дурак, Кевин. Пусть Источник для меня закрыт, это ещё не значит, что я безнадёжно глуп.
– У тебя есть какие-то соображения?
– Боюсь, что да.
– Ага, ясно. Поэтому ты обратился ко мне?
Он молча кивнул.
«Жучков» в каюте не было. Впрочем, я и не ожидал их найти. Наблюдение за мной уже было снято, к тому же капитан ди Марко слыл чрезвычайно щепетильным человеком и не потерпел бы подобного безобразия на своём корабле. Проверку я произвёл на всякий случай, чтобы исключить малейшую возможность риска. То, чем я собирался заняться, было частью моей большой тайны, о существовании которой никто не должен даже заподозрить.
Я запер входную дверь и зажёг наружную табличку «Просьба не беспокоить». Затем прошёл в кабинет и заказал автомату кофе. Получив чашку горячего ароматного напитка, я устроился в кресле за письменным столом перед включённым терминалом. Хотя в моём багаже находился новенький Apple IBM самой последней модели, путешествуя на «Никколо Макиавелли» я предпочитал пользоваться услугами обычного терминала, который предоставлял мне почти неограниченный доступ к свободным ресурсам мощных бортовых компьютеров. Утечки информации я не боялся – вычисления, которые сейчас выполнялись, не были секретными. А что же до возможного присвоения результатов моего труда, то те немногие, кто мог разобраться в этих результатах и присвоить их, прекрасно знали, что с Кевином Макартуром лучше не заводиться. Чревато-с...
В голографическом кубе стереомонитора симпатичные обезьянки строили друг дружке забавные рожицы. Я щёлкнул по клавиатуре, деактивируя заставку. Обезьянки мигом убежали в свои электронные джунгли, и я увидел окошко с сообщением:
«Некорректно заданы краевые условия. Операция прервана».
Это меня не огорчило, поскольку иного я не ожидал. До корректной постановки задачи было ещё далеко, а пока я занимался тем, что шаг за шагом выявлял прорехи в исходных допущениях и постепенно их устранял, медленно, но верно приближаясь к цели. Как известно, правильно сформулированный вопрос уже содержит в себе ответ; а остальное – дело техники.
Я сохранил результаты расчётов, чтобы впоследствии проанализировать их, затем отодвинул консоль в сторону, освобождая перед собой стол, и достал из кармана покетбук. С виду он ничем не отличался от миллиардов своих собратьев этой же модели, да и внутри не имел заметных особенностей – за исключением одного крохотного кристаллика, который весьма странным образом взаимодействовал с кольцом на среднем пальце моей левой руки, вернее, с голубым камнем в этом кольце.
Я включил покетбук и в ответ на приглашение ввёл своё имя. Между делом замечу, что любой другой на моём месте, сколько бы он ни набирал слово «Кевин», неизменно получал бы ответ: «Неверный пароль». Собственно говоря, мне вовсе не обязательно вводить пароль, но по привычке я всегда это делаю. Это такой же рефлекс, как и щелканье пальцами.
На миниатюрном экране появилось несколько строк. Первая из них гласила:
«Скучаю, люблю, целую. Мама».
Далее:
«Кеви! Меня уже достали автоответчики! Когда-нибудь я придушу Бренду. Привет – от отца, поцелуй – от меня. Дейдра».
А вот и сама тётушка, чьи автоответчики так злят мою дорогую сестричку:
«Малыш, где спёр машину?»
Без подписи. Очередная доставалка. Бренда гордится своим остроумием, но, на мой взгляд, её юмор несколько плосковат.
Два последние послания отличались от предыдущих своей конкретностью:
«Кевин. Нужно поговорить. Обязательно. Мел».
«Шеф. Возникли проблемы. Требуются инструкции. Фил Эндрюс».
Фил Эндрюс был одним из моих агентов и в данный момент выполнял важное задание. Я ожидал получить от него отчёт об успешно проделанной работе, но вместо этого было короткое сообщение, из которого следовало, что дела идут не так гладко, как хотелось бы.
Прежде чем связаться с Эндрюсом, я послал ответ Бренде:
«А машина нехилая, круто шпарит. Встанет на рога, дай знать – помогу укротить. Logoff».
Вдруг на экране начали появляться буквы, которые, казалось, излучали раздражение:
«К чёрту logoff! Я все равно доберусь до тебя, где бы ты...»
Я так испугался, что даже выключил покетбук. Через опосредствованный контакт вычислить местонахождение собеседника практически невозможно, а я, кроме того, прибегал ещё и к дополнительным мерам предосторожности; однако, имея дело с тётушкой Брендой, нельзя быть уверенным ни в чём. И дёрнул же меня чёрт подарить ей этот компьютер! Теперь она ни за что не угомонится, ведь задето её профессиональное самолюбие...
Спустя минуту я снова включил покетбук и набрал адрес Фила Эндрюса. Ответ последовал незамедлительно:
– Да, слушаю.
– Это я.
– Здравствуйте, шеф, – облегчённо произнёс Эндрюс.
Экран оставался пуст, изображения не было ни у меня, ни у моего собеседника. Со всеми своими агентами (или, если угодно, представителями), включая исполнительного директора корпорации, я общался, главным образом посылая письменные инструкции и получая письменные отчёты, и лишь в исключительных случаях, как этот, разговаривал напрямую. Никто из них не знал меня в лицо и понятия не имел, кто я такой. Эндрюс и его сотрудники прибыли на Нью-Алабаму этим же рейсом, но они даже не подозревали, что я летел вместе с ними.
– Сейчас вы можете говорить? – спросил я.
– Да. Хотя не могу ручаться, что мой номер не прослушивается.
– Пустяки, – сказал я. Быть опознанным по голосу я не опасался. – Так что там стряслось? Вы смонтировали станцию?
– Нет, шеф.
– Почему?
– По причине нарушения контракта со стороны клиента. Один из заказчиков оказался неплатежеспособным.
– Кто именно?
– Банк «Купер и сыновья».
– Вот как? – заинтригованно произнёс я. – А по моим сведениям, банк Купера – один из столпов ньюалабамской экономики.
– Так оно и было. Но сейчас это почтенное учреждение переживает не лучший момент в своей истории.
– А поконкретнее?
– Для начала, его ограбили.
Я чуть не брякнул: «Всего-то десять миллионов! Эка безделица!» но, к счастью, вовремя опомнился.
– Каковы масштабы ограбления?
– Сравнительно небольшие. Десять миллионов евро наличными и ещё примерно столько же успели растащить компьютерные взломщики. Но последствия этого события оказались для банка катастрофическими.
– Ага! – сказал я, уже начиная понимать.
– Дело было ночью, – продолжал Эндрюс. – А ночь на Нью-Алабаме для всех ночь, поскольку 95 процентов суши находится в одном полушарии. Грабительница, которая взяла наличные, полностью отключила систему безопасности, и на несколько часов все базы данных банка, даже самые секретные, стали доступными для любого желающего...
– Так это была женщина? – переспросил я, рассудив, что мой интерес будет выглядеть вполне естественно.
– Женщина, – подтвердил Эндрюс. – Мало того, она жена мистера Купера.
– Председателя правления банка?
– Да. Говорят, ей до чёртиков надоел муж, вот она и бежала от него, прихватив деньжата.
– Неужели ей удалось скрыться?
– Она улетела на «Никколо Макьявелли», а об ограблении стало известно уже после того, как корабль перешёл на сверхсвет. Лихая девчонка! – В голосе Эндрюса послышались одобрительные нотки. – Она всё просчитала. Похоже, ей удастся выйти сухой из воды.
– То есть, вы намекаете, что в ближайшее время станция не заработает?
– Боюсь, что так. В свете фактов, которые стали известны благодаря вмешательству миссис Купер, нам следует приостановить выполнение контракта до окончательного решения финансовых вопросов.
– Всё так серьёзно?
– Очень серьёзно, шеф. В ближайшее время банк «Купер и сыновья» прекратит своё существование, а сам мистер Купер окажется на скамье подсудимых и, скорее всего, проведёт остаток своих дней за решёткой.
– По каким обвинениям?
– Их целый букет. Финансовые злоупотребления, сокрытие доходов в особо крупных размерах, подкуп должностных лиц, отмывание «грязных» денег и тому подобное.
– Могу я ознакомиться с фактами?
– Разумеется, – ответил Эндрюс. – Минуточку.
Через минуточку я получил документальные свидетельства о махинациях банка Купера и принялся изучать их. Эндрюс по ходу давал короткие комментарии, затем подытожил:
– Таким образом получается, что крупнейший частный инвестор проекта заведомо неспособен выполнить свои обязательства.
– Да уж, точно, – согласился я. – А что говорит по этому поводу правительство?
– По понятным причинам оно было бы радо замять скандал, но ситуация вышла из-под его контроля. Вчера я имел разговор с министром связи, и в качестве возможного выхода из ситуации он предложил подписать специальный протокол, согласно которому все обязательства «Купера и сыновей» берёт на себя Федеральный банк Нью-Алабамы.
– Ни в коем случае, – ответил я. – Доля государства не должна превышать двадцати процентов. – Я сделал паузу, как будто колеблясь, хотя на самом деле уже принял решение. – И вообще, никаких специальных протоколов. Теперь мы вправе расторгнуть контракт и предъявить заказчику иск – что, собственно, и сделаем. Когда ближайший рейс на Землю?
– Через сорок часов.
– Значит, времени на сборы достаточно. Сворачивайте работы и возвращайтесь.
– Со всем оборудованием?
– Безусловно.
– Но, шеф, – осторожно заметил Эндрюс, – это лишние расходы. Я уверен, что в течение двух или трёх недель заказчик изыщет средства...
– Не сомневаюсь, что изыщет, – перебил я. – Но всё дело в принципе. Пусть это станет наглядным уроком для остальных. Прежде чем заключать с нью-алабамцами новый контракт – если вообще станем его заключать, – мы стребуем с них приличную неустойку и с лихвой покроем все наши затраты.
Закончив разговор с Эндрюсом, я тихо, но от души рассмеялся. На это было две причины. Во-первых, я думал о том, что Дженнифер даже не подозревает, как жестоко она отомстила мужу. Вот-то она обрадуется, когда узнает! А во-вторых, благодаря финансовому скандалу на Нью-Алабаме, я выпутался из весьма щекотливой ситуации. Я не мог бросить Дженнифер на произвол судьбы и, разумеется, взял бы её с собой, оказавшись в положении соучастника преступления. Нет, я не боялся судебного преследования; но было бы нежелательно, чтобы моё имя, пусть и косвенно, было связано с гиперволновыми передающими станциями. Время открывать карты ещё не пришло.
Насмеявшись вволю, я подключил покетбук к терминалу, предварительно отсоединив последний от общей корабельной сети. Следующий контакт предполагался визуальный, и для этих целей больше подходил голографический стереомонитор, чем миниатюрный двухмерный экранчик.
Затем я прикрыл глаза и сосредоточился, взывая к глубинным силам мироздания. Мои волосы стали золотистыми, лицо округлилось, приобрело женоподобные черты, а на щеках заиграл девичий румянец. Я размежил веки – теперь мои глаза были голубыми. Порывшись в ящике стола, я достал помаду и нанёс её тонким слоем на губы. Посмотрел на себя в зеркальце. Какой ужас! Отлично.
Я пододвинул к себе клавиатуру и набрал код. На сей раз ответа пришлось ждать почти две минуты. Наконец на экране появилось изображение огромного темноволосого мужчины. Он восседал на внушительном, под стать его комплекции, вращающемся кресле, окружённый со всех сторон светящимися мониторами. Это был Антон Стоич, один из лучших биржевых игроков Галактики и самый ловкий из лучших. Увидев меня, он тотчас надавил своей громадной ручищей кнопку, включающую полную звуко– и видеоизоляцию.
– Здорово, Пит, чёртов засранец! – в своей обычной манере поприветствовал меня Антон. – Где ты пропадал, старый педрило?
Я застенчиво улыбнулся:
– Дела, дружок.
Стоич громогласно захохотал:
– Знаю я твои дела! – Он считал меня (вернее, Пита Мердока) «голубым», а я не пытался разубедить его, поскольку это было частью моей игры.
– Как успехи? – спросил я.
– Колоссально! Твоя наводка опять сработала.
– Как всегда, – заметил я.
– Да, как всегда. За последние десять дней курс ньюалабамского доллара подскочил на восемьдесят пунктов. У тебя семь с половиной миллиардов чистой прибыли. Да и я в накладе не остался.
– Не сомневаюсь, дружок. Теперь начинай продавать.
– Что? Ньюалабамские доллары?
– Да. Спусти их в течение недели.
Антон насторожился:
– А что случилось?
– Через неделю, но не раньше, начнётся обвальное падение курса. На некоторых биржах, возможно, их даже снимут с торгов. Воспользуйся этим и снова начинай покупать. Но осторожно, старайся не привлечь к себе внимания.
– И всё-таки, что произошло? Будет на Нью-Алабаме станция гиперсвязи или нет?
– Будет.
– Тогда почему ты предрекаешь обвал?
– Я не предрекаю, а знаю, что это произойдёт.
– Но...
– Всему своё время, Антоша, – слащавым голосом произнёс я. – Разве когда-нибудь я давал тебе кривые наводки?
– Ни единого раза. – Он покачал головой. – Эх, знать бы мне твои источники информации.
– Мои источники информации – это мои, а твой источник – это я.
Стоич вздохнул:
– Вот что я тебе скажу, Пит. Возьмут нас в конце концов за жопу, поставят лицом к стене и поимеют в одно место. Впрочем, тебе не привыкать, но мне-то каково! – Он смачно загоготал, веселясь собственной пошлой остроте.
– Стало быть, ты отказываешься от дальнейшего сотрудничества?
Похоже, Антон ни на шутку испугался такой перспективы. Он даже привстал и протестующе замахал руками.
– Ни в коем случае, дружище. Ты не только растлитель малолетних мальчиков, но и совратитель взрослых, вполне гетеросексуальных брокеров.
– Рад это слышать, – и я кокетливо подмигнул ему.
Стоича, примерного семьянина, отца троих детей, передёрнуло.
– Ты хищник, Пит, кровопийца. Твои сведения – как наркотик. Я уже прочно сел на иглу, и теперь, когда подолгу не вижу твою мерзкую рожу, у меня начинается ломка.
Я хмыкнул. Весьма своеобразный комплимент – но вполне в духе наших отношений с Антоном Стоичем.
– Вот и ладненько, – произнёс я с довольным видом. – Кстати, ты продолжаешь скупать акции «Итальянских Астролиний»?
– Естественно. Всё идёт как по маслу.
– И никаких подозрений?
– Никаких. Я бы почуял неладное. Ты был прав – этот Макартур оказал нам неоценимую услугу. Рынок до сих пор лихорадит. Все продают, все покупают – в такой неразберихе работать одно удовольствие.
– Значит, договорились?
– Договорились. Я продаю ньюалабамские доллары, а затем жду обвала. Надеюсь, он произойдёт.
– Не сомневайся, – ответил я и, попрощавшись, прервал связь.
С чувством глубокого удовлетворения и с изрядной долей отвращения я вытер с губ помаду и снова поглядел в зеркало. Стоич прав – мерзкая рожа. Педик поганый. Как мне надоела эта игра!
Я вернул свой естественный облик и облегчённо вздохнул. В сущности, Кевин Макартур парень что надо... правда, живёт он во лжи. Много фальши, притворства, лицемерия – сколько так может продолжаться? Последние четырнадцать лет я веду не двойную и даже не тройную жизнь, а N-ную, где N – целочисленная переменная, которая варьируется в довольно широких пределах.
Перед следующим сеансом связи я позволил себе расслабиться. На этот раз мне не нужно притворяться, не нужно играть, а нужно просто быть самим собой. Собой изначальным – тем, кем я есть от рождения. То бишь Кевином из Авалона, сыном Артура и Даны.
Я набрал с клавиатуры имя «Малкольм» и нажал клавишу ввода. Внутри голокуба заклубился густой молочно-белый туман. Это явление поставило бы в тупик любого специалиста по оптоэлектронике. Терминал жалобно заскулил, не в силах понять, что происходит, его процессор тщетно пытался восстановить контроль над вышедшей из повиновения видеосистемой. Чтобы успокоить его, я варварски надавил кнопку сброса. Привычный к таким штучкам покетбук, воспользовавшись моментом, полностью перехватил управление стереомонитором. После перезагрузки терминал оказался в подчинённом режиме и больше не стал протестовать.
– Это ты, Кевин? – раздался вопрос из тумана.
– Да, я. По крайне мере, мне так кажется.
– Судя по всему, это ты, – подтвердил мой собеседник. – Подожди, сейчас я перейду в другую комнату. Здесь слишком много народу.
Я подождал. Спустя минуту туман расступился, и я увидел высокого стройного парня с белокурыми волосами и голубыми глазами. Он был одет в алую с золотом мантию и костюм из тёмно-синего бархата; на его голове красовался щегольской берет с белым пером, а на широком, шитом серебром поясе висела шпага в инкрустированных ножнах.
Его звали Малкольм, короче – Мел, и он был моим двоюродным братом. Даже больше, чем двоюродным, так как его мать Бренда приходилась родной сестрой моему отцу, а его отец Колин Лейнстер был сыном брата моей бабушки по материнской линии. Впрочем, в аристократических кругах запутанные родственные связи явление весьма распространённое.
– Привет, Мел, – произнёс я. – С какой стати ты так нарядился?
– По случаю объявления о помолвке. Жаль, что ты не с нами.
– А что за помолвка? – поинтересовался я.
Мел был удивлён:
– Разве Дейдра не оставила тебе сообщения?
– Оставила. Что собирается придушить твою мать.
– Ага. Видно, она сильно расстроилась, опять нарвавшись на твой автоответчик.
– Похоже, что так, – согласился я. – А чью помолвку вы отмечаете?
– Мою.
– Вот здорово! Наконец ты решил остепениться. Поздравляю, Мел, взрослеешь.
Он фыркнул:
– Чья бы корова мычала! Готов поспорить, что в спальне тебя дожидается очередная блондинка.
– Даже если так, – парировал я, – то она одна.
Мел смутился:
– Ну, знаешь...
Он был вроде нашей семейной достопримечательности – этакий придворный плэйбой. Однажды, когда Мелу ещё не исполнилось четырнадцати лет, его матушка решила поцеловать сыночка перед сном, вошла в спальню... и застала своего малыша в обществе двух молоденьких девушек, с которыми он мило развлекался в постельке. Бренда была в шоке, да и Колин не очень-то радовался, когда узнал, что его сын уже мужчина. С тех пор Мел перестал таиться и так загулял, что вскоре переплюнул даже дядюшку Амадиса с его многовековым опытом соблазнения женщин. Признаться, я полагал, что это всерьёз и надолго, а потому был несколько удивлён известием о помолвке.
– И кто же твоя суженая? – спросил я.
Лицо Мела расплылось в улыбке. Я просто обалдел – это было то, что я называл улыбкой влюблённого идиота.
– Она необыкновенная женщина! – восторженно сообщил он.
– Не сомневаюсь. Ведь ей удалось укротить тебя.
Видимо, Мелу надоело стоять перед зеркалом. Он пододвинул стол и уселся на него, свесив ноги.
– Не укротить, а покорить, – уточнил он.
– Тем более. Я сгораю от желания познакомиться с ней.
– А вы знакомы. С самых пелёнок. Она твоя сестра.
– Крошка Ди?! – воскликнул я.
По понятным причинам Мел содрогнулся. Челюсть его на мгновение отвисла.
– Нет, что ты! Такое ещё скажешь... Тоже мне, остряк нашёлся!
Я и сам видел, что пошутил неудачно. Наверное, правы те, кто говорит, что у меня своеобразное чувство юмора. Крошка Ди была, пожалуй, самой прелестной из моих сестёр – очень похожа на тётю Бренду, только с рыжими волосами и зелёными глазами, – но, увы, её изящная красота не предназначалась для мужчин. В детстве Мел и Ди были неразлучной парочкой, сверстники даже дразнили их женихом и невестой, впрочем, совершенно напрасно. Наши родители придерживались единодушного мнения, что Мел и Ди оказали друг на друга плохое влияние, правда, расходились в том, кто из них виноват больше – то ли Мел пристрастил Ди к девчонкам, то ли под влиянием Ди Мел стал таким отъявленным бабником. Кстати, Колин и Бренда отстаивали первую версию, а мои отец и мать были приверженцами второй. Лично я считал, что все четверо неправы и дело, скорее, в наследственности, нежели в чьём-то дурном влиянии. Мел – это второй дядя Амадис; а если копнуть глубже в прошлое, то так и просится сравнение с нашим прадедом, королём Амброзием Пендрагоном, который оставил после себя свыше дюжины внебрачных отпрысков. Что же касается Ди, то и в её случае имеются семейные прецеденты. За примерами далеко ходить не надо: в Солнечном Граде сплетники поговаривают, что в период между своим первым и вторым замужеством Бренда была не прочь прошвырнуться по «розовой» стороне улицы. При всей моей любви к тётушке я сильно подозревал, что в этих сплетнях есть доля сермяжной правды.
Болезненная реакция Мела на мою сомнительную остроту объяснялась очень просто. Четыре года назад, вконец измученный незаслуженными упрёками родителей, он загорелся идеей «перевоспитать» крошку Ди. Не знаю, как ему удалось уломать её (слово «соблазнить» здесь явно не подходит), но ничего хорошего из этого не получилось. После первой же ночи, проведённой с Мелом, Ди откровенно заявила мне, что она, цитирую, «лишний раз убедилась, что все мужчины – грубые животные»; а Мел, прежде не терпевший ни единого поражения и оттого сверх меры самоуверенный, в одночасье обзавёлся целым букетом комплексов, от которых мучительно избавлялся в течение двух месяцев, трижды в неделю проводя по сорок минут на мягкой удобной кушетке в кабинете дяди Брендона, по совместительству исполнявшего обязанности нашего семейного психолога.
– Это Алиса? – уже серьёзно спросил я.
Алиса была ещё молоденькой и не блистала красотой, но в ней присутствовало какое-то своеобразное очарование, которое действовало на мужчин почти безотказно. И так же безотказно действовали на неё мужчины. Погуливать она начала с одиннадцати лет (короче, семейка у нас что надо!), и к своим шестнадцати годам уже обладала немалым опытом. Совсем недавно отец с мрачной иронией заметил, что Мел и Алиса – два сапога пара, вот бы им пожениться. Неужто он попал в точку?..
Однако Мел отрицательно покачал головой:
– Опять мимо. Это Дейдра.
От неожиданности я икнул. Потом икнул ещё раз. Потом выдвинул ящик стола и демонстративно принялся рыться в нём.
– Что-то ищешь? – осведомился Мел.
– Верёвку и кусок мыла, – ответил я. – Чтобы повеситься.
– Завидно, да?
Я резко задвинул ящик и уставился на Мела. Он не шутил, он спрашивал на полном серьёзе. С ума сойти!
– Чёрт возьми, Мел! Как же тебя угораздило?
Он пожал плечами:
– Сам не знаю. Вернее, сейчас я удивляюсь, что не влюбился в неё раньше.
– Раньше ты называл её тётей.
– Это было давно.
– Она старше тебя.
– Всего лишь на полтора года.
– По времени Авалона. А на самом деле... Послушай, Мел, кому ты мозги пудришь – себе или мне? Когда ты был младенцем, Дейдра частенько меняла тебе пелёнки.
– Тем лучше. Она знает меня, как облупленного, и не ждёт никаких сюрпризов.
– Но вы родственники по обеим линиям.
– Так же, как и Эрик, – парировал Мел. – Он тоже родственник по обеим линиям, да ещё на восемь лет моложе меня. Однако в его случае ты не возражал и даже огорчился, когда они разошлись.
Эту карту мне крыть было нечем. Поэтому я пропустил мимо ушей последнее замечание и спросил:
– Как отреагировали на это родители?
Легкомысленное выражение напрочь исчезло с лица Мела. Он мигом посерьёзнел и даже занервничал.
– Здесь что-то нечисто, Кевин, я нутром чую. Мои предки поартачились немного, но только ради проформы. Главным образом, их смущала разница в возрасте. Что же касается твоих, то... В общем, после того как Дейдра поговорила с ними, они вроде бы смирились с неизбежным. Но теперь твоя матушка так смотрит на меня...
– Как?
– Ну, сочувственно, что ли. Понимающе. Как будто всё, наконец, стало на свои места.
– Интересно – что? Ты спрашивал Дейдру об их разговоре?
– Она уклонилась от ответа и тотчас сменила тему. Но ведь я не дурак, Кевин. Пусть Источник для меня закрыт, это ещё не значит, что я безнадёжно глуп.
– У тебя есть какие-то соображения?
– Боюсь, что да.
– Ага, ясно. Поэтому ты обратился ко мне?
Он молча кивнул.