удалось преодолеть даже в совместном противоборстве с правыми, но которая
как раз в значительной степени способствовала союзу между большинством
социал-демократии и старой армией, была решающим элементом внутренней
политики. Во внешней политике таким элементом была уверенность Ленина, что
Германия созрела для революции и что активная часть немецких трудящихся
возьмет на себя руководство мировой революцией. Это ожидание было основано
на убеждении в том, что такое развитие, безусловно, необходимо, чтобы
революция в России в течение короткого времени не потерпела неудачу.
Оба эти обстоятельства во многом объясняют нервозность, спонтанность и
вынужденность многих поступков руководителей революции в Германии, как и
поведение
------------------------------------
*) Otto-Ernst Schuddekopf. Karl Radek in Berlin. Ein Kapitel
deutsch-russischer Beziehungen im Jahre 1919, pp. 87-109. Archiv fur
Sozialgeschichte, Band II, 1962. Verlag fur Literatur und Zeitgeschehen.
Публикуется в переводе с немецкого с сокращениями, обозначенными [...].
советского правительства по отношению к германским революционерам.
Трудности внутри страны и угроза вторжения создавали крайне сложное
положение, времени было в обрез, и они не думали, что могут рассчитывать
только на спонтанность масс, либо на революционную элиту. Поэтому русские
революционеры, отвечавшие за политику Германии, стремились к тому, чтобы
учесть оба этих фактора в успешных совместных действиях.
Одной из важнейших фигур в этом плане был Карл Радек. Его роль в
немецкой революции до сих пор во многом остается неясной, и мы попытаемся
рассмотреть ее здесь на основе всех доступных материалов.
[...] Джон У. Уилер-Беннетт, опираясь на данные Даниэля, говорит о
знаменитом предложении Радека Германской республике союза против Запада(1).
[...] Лионель Кохан утверждает, что в тюрьме большевику Радеку было "вполне
уютно"(2) [...]
Вальтер Ратенау, посетивший в 1919 году, в качестве представителя
власти Радека в тюрьме и с блеском зачитавший ему свои элегантные тезисы, в
1922 году назвал его "бесспорно умным, но грязным парнем, подлинным образцом
мерзкого еврея". [...]
Радек как до ареста, так и во время содержания под стражей развил
бурную публицистическую деятельность и опубликовал при содействии своих
друзей из КПГ ("Союз Спартака") большое число брошюр. В первой из них была
помещена его приветственная речь на Учредительном съезде КПГ 30 декабря 1919
г. "Русская и германская революция и мировая обстановка"(3). Второму съезду
КПГ в октябре 1919 г. Радек адресовал свое письмо "Развитие германской
революции и задачи Коммунистической партии"(4), которое было опубликовано в
1919 г. в Берлине под псевдонимом Арнольд Штрутан и вторым изданием в
Гамбурге в 1920 г. совместно с памфлетом, направленным против гамбургского
национал-коммунизма Лауфенберга--Вольфхайма "Современная политика немецких
коммунистов и гамбургский национал-коммунизм"(5). Этот памфлет был впервые
опубликован в гамбургской газете КРПГ "Коммунистише Арбайтерцайтунг" No
173-176 от 1919 г., а затем в журнале "Ди Интернационале" от 20 декабря 1919
г. В следующем году появились многочисленные отдельные выпуски в виде
брошюр, в частности совместно со статьей А. Тальхаймера в брошюре "Против
национал-большевизма"(6). На основе тезисов Первого конгресса Коминтерна
Радек написал в ноябре 1919 г. в тюрьме на Лертер-Штрассе теоретическую
статью "Развитие мировой революции и тактика коммунистических партий в
борьбе за диктатуру пролетариата", которая была опубликована КПГ также в
1919 г. В Моабитском изоляторе Радек пишет статью для "правоверных буржуа"
на тему "Германия и Россия", которую Гарден опубликовал в газете "Ди
Цукунфт" от 7 ноября 1920 г. и затем в сборнике "Руссише Корреспонденц". Во
время содержания под стражей Радек подготовил к публикации сборник своих
статей, написанных в 1909--1919 гг. под названием "В рядах германской
революции"(7), который был издан в 1921 г. в Мюнхене Куртом Вольфом.
Публикации этого сборника, посвященного Радеком своей жене Розе, им было
уделено особенно много внимания, поскольку он стремился доказать, что
участвовал в немецком рабочем движении. Предисловие к сборнику в 1920 году
было написано Паулем Фрслихом.
Помимо этих брошюр, служивших для повседневной политической борьбы,
имеется ряд письменных документов, дававших основание еще во время
Веймарской республики получить непредвзятое и до известной степени
объективное представление о деятельности Радека в Германии в 1918--1919 гг.
В марте 1919 г. Радек из заключения пишет письмо писателю Альфонсу Пакве, с
которым он познакомился в Москве в 1918 г. во время деятельности последнего
в качестве представителя газеты "Франкфуртер Цайтунг". Это письмо было
передано рейхсминистру иностранных дел Брокдорф-Рантцау и затем опубликовано
в книге "Дух русской революции"(8). Интересные данные о личности Радека и
его отношении к Германии были опубликованы А. Пакве в том же году в книге "В
коммунистической России. Письма из Москвы"(9). Письмо было перепечатано
также центральным органом социалистической молодежи Германии "Ди Юнге Гарде"
(Берлин, 28 июня 1919 г.). В подобном же журнале, органе молодежной
организации КПГ от 1 мая 1920 г., Максом Бартелем был опубликован ряд
историй из революционного прошлого Радека, рассказанных им друзьям,
посещавшим его в Моабите.
Однако наиболее важными печатными источниками являются письмо Радека в
адрес ЦК КПГ от 9 января 1919 г., опубликованное в 1929 г. в книге
"Иллюстрированная история революции в Германии"(10), и его письмо II
Конгрессу Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов (Берлин,
8--14 апреля 1919 г.). Это письмо было опубликовано в стенографическом
отчете Конгресса(11) и в журнале "Ди Републик" от 12 апреля 1919 г., No 95.
Они упоминаются в опубликованном в 1942 г. Гансом Фольцем сборнике
документов "Ноябрьский переворот и Версальский мир"(12).
[...] В последующие годы о Радеке было опубликовано немного. Журнал
"Дас Тагебух" (Берлин), поместил в 1923 г. "Письмо к Радеку" Т. Верлина (Th.
Wehrlin) и в 1924 г. очерк Радека "В запломбированном вагоне через
Германию". В сборнике "Десять лет истории Германии, 1918--1928 гг."(13)
бывший министр рейхсвера Густав Носке писал о роли Радека в 1919 г. в своей
статье "Контрразведка большевизма", отмечая, что хотя Радек и считал
январское восстание ошибкой и резко критиковал его, но "его соучастие в
коллективной интеллектульной ответственности" из-за этого отнюдь не
устраняется. Ценные свидетельства и оценка Радека содержится в книгах В.
Марку "Силуэты истории"(14) и П. Шеффера "Семь лет Советского Союза"(15).
Первые надежные данные о ранних контактах Радека с офицерами только что
учрежденного рейхсвера, в частности с генералом фон Сектом, привел Фридрих
фон Рабенау во втором томе своей биографии Секта, вышедшей в свет в 1940 г.
Рабенау упоминает лишь о двух беседах между Сектом и Радеком в 1921 г. и 19
декабря 1922 г. Шведский журналист Арвид Фредборг опубликовал 5 сентября
1949 г. в газете "Свенска дагбладет" (Стокгольм) содержание своей беседы с
бывшим военным атташе в Москве генералом Кестрингом--бывшим близким
сотрудником генерала Секта, из которой следует, что генерал Сект встречался
с Радеком еще в 1919 г. В своей книге, вышедшей в 1951 г. Фредборгу пришлось
назвать это утверждение недоразумением(16) [...].
Б. И. Николаевский сообщил в издававшемся в Нью-Йорке "Новом журнале"
(No 1 за 1942 г.), что Радек издал дневник [1919 года] с детальным
воспроизведением бесед с немецкими офицерами и промышленниками в год
русско-французского сближения и поэтому его откровения можно считать
сознательной бестактностью по отношению к Германии. Когда Радек опубликовал
в 1927 г. этот дневник повторным изданием (что вообще пока оставалось
незамеченным историками), эти беседы, по-видимому по приказу свыше, были
исключены. Николаевский подчеркивает даже, что впоследствии Радеку было
полностью запрещено переиздавать этот дневник. Таким образом, становится
ясно, -- считал Николаевский, -- что Радек разболтал секретные сведения,
которые следовало хранить в тайне. С этим утверждением Николаевского нельзя
не согласиться. [...]
Рут Фишер в работе "Сталин и немецкий коммунизм"(17) во многих разделах
детально и частично на основании собственного опыта рассматривает
деятельность Радека в Германии в 1918--1919 гг. со многими интересными
подробностями, но не всегда с достаточной достоверностью. Имеется также
диссертация Легтера "Карл Радек как рупор большевизма". В ней использованы
неопубликованные тезисы диссертации Барбары К. Беккер "Карл Радек в Германии
1918--1923 гг."(18), но по существу не приводится каких-либо новых
материалов. Новые сведения имеются лишь в двух публикациях, в которых кроме
уже названных использовались неопубликованные источники; это исследование Г.
Фройнда и уже упоминавшаяся работа Г. Гельбига(19).
Гельбиг, исследование которого посвящено в основном графу фон
Брокдорф-Рантцау, использовал соответствующие материалы политического архива
МИДа. Его в наибольшей мере занимало внешнеполитическое воздействие ареста
Радека в Берлине, поскольку с этим была связана деятельность министра
иностранных дел. К этому обстоятельству мы еще вернемся. Г. Фройнд,
напротив, знакомился в Англии с архивом МИДа и занимался непосредственно и
исключительно Радеком.
[...] Теперь назовем до сих пор не опубликованные архивные материалы,
относящиеся в большей или меньшей степени к Радеку.
1. Дела, касающиеся русского большевика Карла Радека (Собельсона).
Политический архив МИДа, отдел А., No 580--582. [...] Эти дела, которые
впервые были использованы Фройндом в Англии, теперь имеются в политическом
архиве МИДа в Бонне [...].
2. Наследие графа фон Брокдорф-Рантцау, материалы за 1918/19 г. Дела:
публикации в печати и др. Политический архив МИДа, 7/1.11 "Р": H 23457-62.
Нами использованы и эти материалы.
3. События после революции 9 ноября 1918 г., том. 1: 1918/19 г.
Федеральный архив, Кобленц: Прусское министерство юстиции. Р. 135/11759,
папки 1-226. Эти дела были сформированы впервые в федеральном архиве. [...]
Дела представителя обвинения, прокурора земельного суда 1 в Берлине, а также
дела следственного судьи, как показал запрос в Берлин, больше не существует.
4. В деле М. А. 1943. А. У. 413 Баварского секретного государственного
архива (дела бывшего МИДа) имеется ссылка на "Дело Радека". Этот документ,
как показала проверка, безвозвратно утерян.
5. Столь важный вопрос как внешнеполитическое воздействие поездки,
деятельности и ареста Радека в 1919 г. в Германии, можно в настоящее время
исследовать лишь на основе материалов, указанных в пунктах 1--3. Документы
немецкой комиссии по перемирию, в которых имеются некоторые интересующие нас
сведения, находятся теперь в Немецком центральном архиве в Потсдаме. [...]
6. Архивы британского МИДа, как было сообщено официально, после 1910 г.
закрыты. Архивы французского МИДа за 1919--1921 гг. погибли во время войны в
1940--1944 гг. [...]
Карл Радек до того, как он появился в конце декабря 1918 г. в Берлине,
был уже известен немецким властям. Еще во время первой мировой войны он
имел, по-видимому, контакты со связными немецкой военной разведки, среди
которых известную роль играл д-р Липп, будущий министр иностранных дел
Мюнхенской советской республики(20). После Октябрьской революции он имел
особо хорошие отношения с майором Шубертом из немецкого посольства. Этого
офицера он вспоминал в заключении в Берлине и пытался получить от Пакве его
адрес; майор Шуберт был единственным, который его знал и в качестве военного
чиновника мог и был в состоянии ему помочь. О Шуберте Радек записал и в
своих дневниках.
Радек еще в конце апреля 1918 г. и еще раз в августе во время
переговоров о дополнительном соглашении в Брест-Литовске пытался поехать в
качестве делегата в Германию. Немецкий посол получил указание из Берлина
воспрепятствовать этому намерению, что является доказательством
политического веса, который приобрел к тому времени Радек. После этого о
Радеке нет никаких упоминаний вплоть до рукописного доклада в делах МИДа, в
котором сообщалось о появлении Радека на Учредительном съезде КПГ 31 декабря
1918 г. в Берлине. (А. 547/9-180512 архива МИДа: 580). Германское
правительство протестовало телеграммой от 2 января 1919 г. в Москву. Оно
было обеспокоено сообщениями прессы из Гааги, согласно которым Антанта
намеревалась использовать действия Радека в Берлине в качестве предлога для
срыва переговоров о перемирии. [...]
Поездку в Берлин Радек описывает в дневниках достаточно подробно. Как
показало расследование, он ехал под собственной фамилией Собельсон и прибыл
туда 19 декабря. Он отказался от появления на Конгрессе Советов, куда он был
собственно делегирован и который длился до 20 декабря, поскольку знал, что
там он ничего не сможет сделать. Когда же с 5 по 12 января 1919 г. в Берлине
происходили беспорядки и вооруженные выступления, сразу же был заподозрен
Радек. Министерство иностранных дел Германии, которое с самого начала
требовало от СНК отозвать Радека, считало себя непричастным к его
деятельности.
Ордер на арест Радека был выдан 16 января, и сразу же начались
лихорадочные поиски по всей территории Германии. Задержать его удалось 12
февраля в Берлине. Как свидетельствуют архивные документы Прусского
министерства юстиции, этот успех полиции сразу же привел к ожесточенным
спорам между военными и органами юстиции. Полковник Рейнгард, подчиненные
которого препроводили Радека в Моабит и составляли там часть охраны
политических заключенных, 14 февраля оправдывал перед прокурором д-ром
Вайсманом из земельного суда I необходимость содержажния Радека в
наручниках, применения других мер безопасности и запрещения свиданий тем,
что речь идет об опасном преступнике--"военнопленном, шпионе воюющей
державы". Рейнгард опасался также самоубийства, бегства или попыток
освобождения извне. Именно он ходатайствал о предании Радека военному суду,
так что Радек мог легко разделить участь Карла Либкнехта и Розы Люксембург.
Следственный судья отменил содержание Радека в наручниках, а прусский
министр юстиции послал в тот же день, 14 февраля, телеграфный протест
Национальному собранию в Веймаре против вмешательства военных. Оба защитника
Радека, д-р С. Вайнберг и д-р К. Розенфельд, получили возможность беседовать
с ним, но вначале лишь в присутствии следственного судьи. Кроме того, пока
еще действовало распоряжение, согласно которому при ежедневных прогулках на
Радека следовало надевать наручники, из-за чего тот вплоть до отмены этого
распоряжения отказывался от прогулок. [...]
Предварительное расследование вскоре село на мель, так как активного
участия Радека в январском выступлении доказать не удавалось. При нем в
числе прочего были обнаружены написанные им брошюры и еще не опубликованные
рукописи, в содержании которых обвинение не могло найти чего-нибудь важного
для себя. Хотя Радек еще в апреле протестовал против продолжительности
содержания под военным контролем, но его условия существенно улучшились еще
в марте. Он находился в камере на третьем этаже тюремного здания на
Лертерштрассе, причем камера запиралась двумя замками, а перед дверьми
постоянно дежурил охранник. Ночью военная охрана навешивала третий замок.
[...].
К этому же времени относится письмо Радека Альфонсу Пакве, которое тот
передал министру иностранных дел (это письмо находится в архивном наследии
Брокдорфа-Рантцау). Радек писал Пакве 11 марта, после завершения мощных
мартовских выступлений, продолжавшихся с 3 по 8 марта. В этом письме,
которое Радек писал с надеждой, что оно будет прочитано, утверждалось, что в
Германии пока еще нет революционной рабочей партии; Независимая
социал-демократическая партия--это "партия инвалидов", КПГ--пока еще только
направление, но не партия с прочными традициями, как у большевиков в 1917
г., и с армией, стоящей на ее стороне. Таковы два решающих заключения
Радека, сделанных им на основе событий 1919 г. Для своих немецких читателей
он продолжал: пламя революции перекинется на страны Антанты. Однако
отношения между Германией и Россией он желал видеть поставленными прежде
всего на здоровую основу экономического сотрудничества. Эту новую программу,
как видно из дневников, Радек пытался внушить многим влиятельным лицам,
посещавшим его в заключении.
Между тем немецкие власти после безрезультатного завершения
предварительного следствия попали в затруднительное положение: что делать с
Радеком. Ситуация осложнялась еще и тем, что Радек 19 июня был назначен
представителем Украинской советской республики и что русское правительство
взяло за Радека немецких заложников. Выдачу Радека странам Антанты, о чем
ходатайствовало прусское министерство юстиции, министерство иностранных дел
санкционировать не могло. Затруднения возникали со всех сторон. Когда
советский нарком иностранных дел Чичерин пригрозил 12 июня: "У нас имеется в
запасе кое-что более сильное", в записях МИДа дел появилось смущенное
примечание: "В данный момент мы ничего не можем сделать".
18 июня в Прусском земельном парламенте был сделан малый запрос,
поскольку в Радека во время прогулки в тюремном дворе стреляли из
близлежащей казармы. Эту ситуацию, складывающуюся всс больше в его пользу,
Радек использовал в своем письме новому министру иностранных дел Герману
Мюллеру от 4 июля 1919 г., в котором он крайне искусно обыграл все слабые
места позиции социал-демократического министра. Чиновники МИДа,
ответственные за русскую политику, в частности референт Аго фон Мальтцан, не
были в состоянии решительно противостоять совместному сопротивлению военных
кругов (военный министр Носке), юстиции (прусское министерство юстиции),
рейхскомиссара по контролю за общественным порядком и антисоветских сил в
собственном министерстве. Однако после того, как прокурор отказался от
предъявленного обвинения и ходатайствовал об освобождении Радека на
заседании рейхскабинета 26 июня 1919 г., правительство решило освободить
Радека в обмен на немецких заложников, среди которых находились работники
МИДа, и выслать его в Россию. Инициатива была передана, таким образом,
министерству иностранных дел, которое должно было связаться с русским
правительством по техническим вопросам обмена и взять на себя
ответственность за дальнейшее пребывание Радека в Берлине вплоть до его
отъезда.
12 августа 1919 г. прокурор возбудил ходатайство об окончании
предварительного следствия, прекращении дела Радека и его освобождении
совместно с привлекавшимися по тому же делу Линой Беккер и Гертой Остерлих.
О какой-либо компенсации за содержание под стражей не могло быть и речи,
"так как производством по делу не было установлено ни то, что он невиновен,
ни отсутствие против него обоснованных подозрений". Такой элегантной
формулировкой прокурор уклонился от дальнейшей ответственности, которая
теперь полностью ложилась на МИД, о чем следовало достичь договоренности с
военными. 16 августа Радек послал радиограмму в наркомат иностранных дел в
Москву, сообщив, что он вплоть до выезда будет находиться под военной
охраной.
С этих пор начался второй период пребывания Радека в Берлине в 1919 г.,
состоящий из длительных переговоров относительно маршрута, по которому Радек
должен быть выслан из Германии. Первоначально предполагалось, что обмен
Радека на заложников будет произведен под гарантией британского
правительства на литовской границе. Но предварительно советское
правительство должно было дать заверение, что оно после возвращения Радека
не будет давать ему новых поручений в Германии и воспрепятствует любой
попытке Радека выехать в Германию (6 августа). Радек лично предпочел бы
дорогу через Данию, где он хотел бы работать вместе с Литвиновым, который
устанавливал первые контакты с британскими посредниками в Копенгагене; этот
процесс чрезвычайно нервировал германский МИД, который опасался, что
англичане опередят немцев в Москве в восстановлении экономических связей.
В начале октября 1919 г., согласно уведомлению военного министра,
направленному министру иностранных дел, появилась возможность отправить
Радека в Москву самолетом вместе с турецкой делегацией (дело с индексом
"Мюллер" от 5 октября 1919 г. в папке: МИД 581). Речь шла о знаменитом
полете Энвер-Паши из Германии в Россию. Радек описывает в своих дневниках
посещение в начале августа в самом начале его содержания под стражей в
Моабите. Рабенау во втором томе биографии Секта (Лейпциг, 1940, с. 306)
отмечает, что оба турка вылетели в Москву в апреле 1919 г. Но приводимое там
же письмо Энвер-Паши к фон Секту относится лишь к августу 1920 г. Независимо
от того, имела ли место непосредственная встреча Радека с Сектом, что
вначале подтверждается, а затем опровергается генералом Ксстрингом, нет
сомнения, что Энвер-Паша способствовал косвенным контактам между обоими
этими столь противоположными личностями.
В деле МИД 582 содержится запись от 13 декабря 1919 г. о посещении
советского уполномоченного по делам военнопленных Виктора Кноппа, прибывшего
незадолго до этого в Берлин, в сопровождении капитана фон Геерингена из
представительства военного министра ни Шарлоттенштрассе; они посетили МИД с
целью оформления для Радека удостоверения с фотографической карточкой в
связи с предстоящим в ближайшие дни вылетом в Россию. Так как по погодным
условиям полет пришлось отменить (это удостоверение осталось в архивных
делах, и на фотографии обросший бородой Радек похож на пророка), начали
хлопотать о переезде через Польшу, который затем и состоялся.
Но перед этим должен был наступить третий период пребывания Радека в
Берлине. Со времени перевода Радека под военную охрану (в военном
министерстве за содержание Радека отвечал военный судебный советник Золь),
адвокат Радека, а затем и Виктор Копп ходатайствовали об освобождении Радека
из-под ареста. В то время Радек имел право принимать посетителей лишь в
присутствии тюремного чиновника и, как уверждали, не получал ни газет, ни
журналов. Министр иностранных дел неоднократно обращался к Носке с защитой
интересов Радека, "поскольку с политическими заключенными везде обращаются
подобающим образом". Запись в деле МИД 581 свидетельствует о том, что 17
ноября 1919 г. д-р Вайнберг обратился к советнику посольства барону фон
Мальтцану с просьбой разрешить переслать Радека на квартиру барона Эвгена
фон Райбница, Берлин, Сигизмундштрассе, 5. Радек в своем дневнике ошибочно
писал о Райбнице как о коллеге Людендорфа по кадетскому корпусу, разделяющем
национал-большевистские воззрения. Гельбиг на стр. 59 назвал его даже дядей
(со стороны жены) барона Аго фон Мальтцана, что невозможно перепроверить.
Если это так, то становятся понятными многие ничем другим не объяснимые
обстоятельства.
Адвокат обосновывал свое ходатайство подорванным здоровьем Радека; с
этим соглашался и чиновник военного министерства, который все еще
контролировал все встречи Радека с посетителями. "Это могло бы также
способствовать успешному формированию германо-советских отношений". Носке
ответил 26 ноября, что он не имеет права разрешить русскому гражданину Карлу
Радеку переселиться на квартиру к Эвгену фон Райбницу. 28 ноября адвокат
направил военному министру повторное ходатайство с уведомлением, что МИД при
согласии Носке ничего не будет иметь против. Однако Носке отклонил 3 декабря
и это ходатайство. При этом В. Кнопп 29 ноября заявил министру иностранных
дел, что военый министр обеспечивает наблюдение за Радеком до момента его
выезда из Германии и что Радек будет проживать в доме барона фон Райбница.
В архивных делах имеется также телеграмма Радека Чичерину от 15
декабря, в которой он сообщал, что уже в течение недели находится
интернированным в частном доме. Следовательно, он был уже где-то около 8
декабря переселен из тюрьмы на частную квартиру. Сам процесс переселения
Радек описывает в дневниках весьма детально и иронично, не разъясняя,
впрочем, причины столь внезапного и неожиданного разрешения. Здесь,
по-видимому, сыграли роль взаимоотношения между военным министерством и
МИДом, которые не нашли отражения в архивных материалах. Но уже 15 декабря
Радек был переселен из этой квартиры к шсненбергскому комиссару уголовной
полиции Шмидту, где политической полиции Берлина было удобнее вести за ним
наблюдение (письмо начальника полиции от 15 декабря 1919 г. в МИД).
Начальник полиции непрерывно требовал от МИДа ускорить высылку Радека из
Германии, поскольку он бесспорно использует "свое пребывание для контактов с
мощными коммунистическими и леворадикальными движениями". В ответ на
повторное напоминание начальника полиции МИД пытался 5 января 1920 г. его
успокоить. В качестве причины задержки в большинстве случаев указывались
трудности координации обмена Радека на немецких заложников на границе Польши
или соответственно Восточной Пруссии. Однако могло быть, что МИД не очень-то
стремился ускорить выезд Радека, поскольку именно на этот период пребывания
Радека в Берлине приходятся некоторые наиболее важные его беседы с ведущими
как раз в значительной степени способствовала союзу между большинством
социал-демократии и старой армией, была решающим элементом внутренней
политики. Во внешней политике таким элементом была уверенность Ленина, что
Германия созрела для революции и что активная часть немецких трудящихся
возьмет на себя руководство мировой революцией. Это ожидание было основано
на убеждении в том, что такое развитие, безусловно, необходимо, чтобы
революция в России в течение короткого времени не потерпела неудачу.
Оба эти обстоятельства во многом объясняют нервозность, спонтанность и
вынужденность многих поступков руководителей революции в Германии, как и
поведение
------------------------------------
*) Otto-Ernst Schuddekopf. Karl Radek in Berlin. Ein Kapitel
deutsch-russischer Beziehungen im Jahre 1919, pp. 87-109. Archiv fur
Sozialgeschichte, Band II, 1962. Verlag fur Literatur und Zeitgeschehen.
Публикуется в переводе с немецкого с сокращениями, обозначенными [...].
советского правительства по отношению к германским революционерам.
Трудности внутри страны и угроза вторжения создавали крайне сложное
положение, времени было в обрез, и они не думали, что могут рассчитывать
только на спонтанность масс, либо на революционную элиту. Поэтому русские
революционеры, отвечавшие за политику Германии, стремились к тому, чтобы
учесть оба этих фактора в успешных совместных действиях.
Одной из важнейших фигур в этом плане был Карл Радек. Его роль в
немецкой революции до сих пор во многом остается неясной, и мы попытаемся
рассмотреть ее здесь на основе всех доступных материалов.
[...] Джон У. Уилер-Беннетт, опираясь на данные Даниэля, говорит о
знаменитом предложении Радека Германской республике союза против Запада(1).
[...] Лионель Кохан утверждает, что в тюрьме большевику Радеку было "вполне
уютно"(2) [...]
Вальтер Ратенау, посетивший в 1919 году, в качестве представителя
власти Радека в тюрьме и с блеском зачитавший ему свои элегантные тезисы, в
1922 году назвал его "бесспорно умным, но грязным парнем, подлинным образцом
мерзкого еврея". [...]
Радек как до ареста, так и во время содержания под стражей развил
бурную публицистическую деятельность и опубликовал при содействии своих
друзей из КПГ ("Союз Спартака") большое число брошюр. В первой из них была
помещена его приветственная речь на Учредительном съезде КПГ 30 декабря 1919
г. "Русская и германская революция и мировая обстановка"(3). Второму съезду
КПГ в октябре 1919 г. Радек адресовал свое письмо "Развитие германской
революции и задачи Коммунистической партии"(4), которое было опубликовано в
1919 г. в Берлине под псевдонимом Арнольд Штрутан и вторым изданием в
Гамбурге в 1920 г. совместно с памфлетом, направленным против гамбургского
национал-коммунизма Лауфенберга--Вольфхайма "Современная политика немецких
коммунистов и гамбургский национал-коммунизм"(5). Этот памфлет был впервые
опубликован в гамбургской газете КРПГ "Коммунистише Арбайтерцайтунг" No
173-176 от 1919 г., а затем в журнале "Ди Интернационале" от 20 декабря 1919
г. В следующем году появились многочисленные отдельные выпуски в виде
брошюр, в частности совместно со статьей А. Тальхаймера в брошюре "Против
национал-большевизма"(6). На основе тезисов Первого конгресса Коминтерна
Радек написал в ноябре 1919 г. в тюрьме на Лертер-Штрассе теоретическую
статью "Развитие мировой революции и тактика коммунистических партий в
борьбе за диктатуру пролетариата", которая была опубликована КПГ также в
1919 г. В Моабитском изоляторе Радек пишет статью для "правоверных буржуа"
на тему "Германия и Россия", которую Гарден опубликовал в газете "Ди
Цукунфт" от 7 ноября 1920 г. и затем в сборнике "Руссише Корреспонденц". Во
время содержания под стражей Радек подготовил к публикации сборник своих
статей, написанных в 1909--1919 гг. под названием "В рядах германской
революции"(7), который был издан в 1921 г. в Мюнхене Куртом Вольфом.
Публикации этого сборника, посвященного Радеком своей жене Розе, им было
уделено особенно много внимания, поскольку он стремился доказать, что
участвовал в немецком рабочем движении. Предисловие к сборнику в 1920 году
было написано Паулем Фрслихом.
Помимо этих брошюр, служивших для повседневной политической борьбы,
имеется ряд письменных документов, дававших основание еще во время
Веймарской республики получить непредвзятое и до известной степени
объективное представление о деятельности Радека в Германии в 1918--1919 гг.
В марте 1919 г. Радек из заключения пишет письмо писателю Альфонсу Пакве, с
которым он познакомился в Москве в 1918 г. во время деятельности последнего
в качестве представителя газеты "Франкфуртер Цайтунг". Это письмо было
передано рейхсминистру иностранных дел Брокдорф-Рантцау и затем опубликовано
в книге "Дух русской революции"(8). Интересные данные о личности Радека и
его отношении к Германии были опубликованы А. Пакве в том же году в книге "В
коммунистической России. Письма из Москвы"(9). Письмо было перепечатано
также центральным органом социалистической молодежи Германии "Ди Юнге Гарде"
(Берлин, 28 июня 1919 г.). В подобном же журнале, органе молодежной
организации КПГ от 1 мая 1920 г., Максом Бартелем был опубликован ряд
историй из революционного прошлого Радека, рассказанных им друзьям,
посещавшим его в Моабите.
Однако наиболее важными печатными источниками являются письмо Радека в
адрес ЦК КПГ от 9 января 1919 г., опубликованное в 1929 г. в книге
"Иллюстрированная история революции в Германии"(10), и его письмо II
Конгрессу Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов (Берлин,
8--14 апреля 1919 г.). Это письмо было опубликовано в стенографическом
отчете Конгресса(11) и в журнале "Ди Републик" от 12 апреля 1919 г., No 95.
Они упоминаются в опубликованном в 1942 г. Гансом Фольцем сборнике
документов "Ноябрьский переворот и Версальский мир"(12).
[...] В последующие годы о Радеке было опубликовано немного. Журнал
"Дас Тагебух" (Берлин), поместил в 1923 г. "Письмо к Радеку" Т. Верлина (Th.
Wehrlin) и в 1924 г. очерк Радека "В запломбированном вагоне через
Германию". В сборнике "Десять лет истории Германии, 1918--1928 гг."(13)
бывший министр рейхсвера Густав Носке писал о роли Радека в 1919 г. в своей
статье "Контрразведка большевизма", отмечая, что хотя Радек и считал
январское восстание ошибкой и резко критиковал его, но "его соучастие в
коллективной интеллектульной ответственности" из-за этого отнюдь не
устраняется. Ценные свидетельства и оценка Радека содержится в книгах В.
Марку "Силуэты истории"(14) и П. Шеффера "Семь лет Советского Союза"(15).
Первые надежные данные о ранних контактах Радека с офицерами только что
учрежденного рейхсвера, в частности с генералом фон Сектом, привел Фридрих
фон Рабенау во втором томе своей биографии Секта, вышедшей в свет в 1940 г.
Рабенау упоминает лишь о двух беседах между Сектом и Радеком в 1921 г. и 19
декабря 1922 г. Шведский журналист Арвид Фредборг опубликовал 5 сентября
1949 г. в газете "Свенска дагбладет" (Стокгольм) содержание своей беседы с
бывшим военным атташе в Москве генералом Кестрингом--бывшим близким
сотрудником генерала Секта, из которой следует, что генерал Сект встречался
с Радеком еще в 1919 г. В своей книге, вышедшей в 1951 г. Фредборгу пришлось
назвать это утверждение недоразумением(16) [...].
Б. И. Николаевский сообщил в издававшемся в Нью-Йорке "Новом журнале"
(No 1 за 1942 г.), что Радек издал дневник [1919 года] с детальным
воспроизведением бесед с немецкими офицерами и промышленниками в год
русско-французского сближения и поэтому его откровения можно считать
сознательной бестактностью по отношению к Германии. Когда Радек опубликовал
в 1927 г. этот дневник повторным изданием (что вообще пока оставалось
незамеченным историками), эти беседы, по-видимому по приказу свыше, были
исключены. Николаевский подчеркивает даже, что впоследствии Радеку было
полностью запрещено переиздавать этот дневник. Таким образом, становится
ясно, -- считал Николаевский, -- что Радек разболтал секретные сведения,
которые следовало хранить в тайне. С этим утверждением Николаевского нельзя
не согласиться. [...]
Рут Фишер в работе "Сталин и немецкий коммунизм"(17) во многих разделах
детально и частично на основании собственного опыта рассматривает
деятельность Радека в Германии в 1918--1919 гг. со многими интересными
подробностями, но не всегда с достаточной достоверностью. Имеется также
диссертация Легтера "Карл Радек как рупор большевизма". В ней использованы
неопубликованные тезисы диссертации Барбары К. Беккер "Карл Радек в Германии
1918--1923 гг."(18), но по существу не приводится каких-либо новых
материалов. Новые сведения имеются лишь в двух публикациях, в которых кроме
уже названных использовались неопубликованные источники; это исследование Г.
Фройнда и уже упоминавшаяся работа Г. Гельбига(19).
Гельбиг, исследование которого посвящено в основном графу фон
Брокдорф-Рантцау, использовал соответствующие материалы политического архива
МИДа. Его в наибольшей мере занимало внешнеполитическое воздействие ареста
Радека в Берлине, поскольку с этим была связана деятельность министра
иностранных дел. К этому обстоятельству мы еще вернемся. Г. Фройнд,
напротив, знакомился в Англии с архивом МИДа и занимался непосредственно и
исключительно Радеком.
[...] Теперь назовем до сих пор не опубликованные архивные материалы,
относящиеся в большей или меньшей степени к Радеку.
1. Дела, касающиеся русского большевика Карла Радека (Собельсона).
Политический архив МИДа, отдел А., No 580--582. [...] Эти дела, которые
впервые были использованы Фройндом в Англии, теперь имеются в политическом
архиве МИДа в Бонне [...].
2. Наследие графа фон Брокдорф-Рантцау, материалы за 1918/19 г. Дела:
публикации в печати и др. Политический архив МИДа, 7/1.11 "Р": H 23457-62.
Нами использованы и эти материалы.
3. События после революции 9 ноября 1918 г., том. 1: 1918/19 г.
Федеральный архив, Кобленц: Прусское министерство юстиции. Р. 135/11759,
папки 1-226. Эти дела были сформированы впервые в федеральном архиве. [...]
Дела представителя обвинения, прокурора земельного суда 1 в Берлине, а также
дела следственного судьи, как показал запрос в Берлин, больше не существует.
4. В деле М. А. 1943. А. У. 413 Баварского секретного государственного
архива (дела бывшего МИДа) имеется ссылка на "Дело Радека". Этот документ,
как показала проверка, безвозвратно утерян.
5. Столь важный вопрос как внешнеполитическое воздействие поездки,
деятельности и ареста Радека в 1919 г. в Германии, можно в настоящее время
исследовать лишь на основе материалов, указанных в пунктах 1--3. Документы
немецкой комиссии по перемирию, в которых имеются некоторые интересующие нас
сведения, находятся теперь в Немецком центральном архиве в Потсдаме. [...]
6. Архивы британского МИДа, как было сообщено официально, после 1910 г.
закрыты. Архивы французского МИДа за 1919--1921 гг. погибли во время войны в
1940--1944 гг. [...]
Карл Радек до того, как он появился в конце декабря 1918 г. в Берлине,
был уже известен немецким властям. Еще во время первой мировой войны он
имел, по-видимому, контакты со связными немецкой военной разведки, среди
которых известную роль играл д-р Липп, будущий министр иностранных дел
Мюнхенской советской республики(20). После Октябрьской революции он имел
особо хорошие отношения с майором Шубертом из немецкого посольства. Этого
офицера он вспоминал в заключении в Берлине и пытался получить от Пакве его
адрес; майор Шуберт был единственным, который его знал и в качестве военного
чиновника мог и был в состоянии ему помочь. О Шуберте Радек записал и в
своих дневниках.
Радек еще в конце апреля 1918 г. и еще раз в августе во время
переговоров о дополнительном соглашении в Брест-Литовске пытался поехать в
качестве делегата в Германию. Немецкий посол получил указание из Берлина
воспрепятствовать этому намерению, что является доказательством
политического веса, который приобрел к тому времени Радек. После этого о
Радеке нет никаких упоминаний вплоть до рукописного доклада в делах МИДа, в
котором сообщалось о появлении Радека на Учредительном съезде КПГ 31 декабря
1918 г. в Берлине. (А. 547/9-180512 архива МИДа: 580). Германское
правительство протестовало телеграммой от 2 января 1919 г. в Москву. Оно
было обеспокоено сообщениями прессы из Гааги, согласно которым Антанта
намеревалась использовать действия Радека в Берлине в качестве предлога для
срыва переговоров о перемирии. [...]
Поездку в Берлин Радек описывает в дневниках достаточно подробно. Как
показало расследование, он ехал под собственной фамилией Собельсон и прибыл
туда 19 декабря. Он отказался от появления на Конгрессе Советов, куда он был
собственно делегирован и который длился до 20 декабря, поскольку знал, что
там он ничего не сможет сделать. Когда же с 5 по 12 января 1919 г. в Берлине
происходили беспорядки и вооруженные выступления, сразу же был заподозрен
Радек. Министерство иностранных дел Германии, которое с самого начала
требовало от СНК отозвать Радека, считало себя непричастным к его
деятельности.
Ордер на арест Радека был выдан 16 января, и сразу же начались
лихорадочные поиски по всей территории Германии. Задержать его удалось 12
февраля в Берлине. Как свидетельствуют архивные документы Прусского
министерства юстиции, этот успех полиции сразу же привел к ожесточенным
спорам между военными и органами юстиции. Полковник Рейнгард, подчиненные
которого препроводили Радека в Моабит и составляли там часть охраны
политических заключенных, 14 февраля оправдывал перед прокурором д-ром
Вайсманом из земельного суда I необходимость содержажния Радека в
наручниках, применения других мер безопасности и запрещения свиданий тем,
что речь идет об опасном преступнике--"военнопленном, шпионе воюющей
державы". Рейнгард опасался также самоубийства, бегства или попыток
освобождения извне. Именно он ходатайствал о предании Радека военному суду,
так что Радек мог легко разделить участь Карла Либкнехта и Розы Люксембург.
Следственный судья отменил содержание Радека в наручниках, а прусский
министр юстиции послал в тот же день, 14 февраля, телеграфный протест
Национальному собранию в Веймаре против вмешательства военных. Оба защитника
Радека, д-р С. Вайнберг и д-р К. Розенфельд, получили возможность беседовать
с ним, но вначале лишь в присутствии следственного судьи. Кроме того, пока
еще действовало распоряжение, согласно которому при ежедневных прогулках на
Радека следовало надевать наручники, из-за чего тот вплоть до отмены этого
распоряжения отказывался от прогулок. [...]
Предварительное расследование вскоре село на мель, так как активного
участия Радека в январском выступлении доказать не удавалось. При нем в
числе прочего были обнаружены написанные им брошюры и еще не опубликованные
рукописи, в содержании которых обвинение не могло найти чего-нибудь важного
для себя. Хотя Радек еще в апреле протестовал против продолжительности
содержания под военным контролем, но его условия существенно улучшились еще
в марте. Он находился в камере на третьем этаже тюремного здания на
Лертерштрассе, причем камера запиралась двумя замками, а перед дверьми
постоянно дежурил охранник. Ночью военная охрана навешивала третий замок.
[...].
К этому же времени относится письмо Радека Альфонсу Пакве, которое тот
передал министру иностранных дел (это письмо находится в архивном наследии
Брокдорфа-Рантцау). Радек писал Пакве 11 марта, после завершения мощных
мартовских выступлений, продолжавшихся с 3 по 8 марта. В этом письме,
которое Радек писал с надеждой, что оно будет прочитано, утверждалось, что в
Германии пока еще нет революционной рабочей партии; Независимая
социал-демократическая партия--это "партия инвалидов", КПГ--пока еще только
направление, но не партия с прочными традициями, как у большевиков в 1917
г., и с армией, стоящей на ее стороне. Таковы два решающих заключения
Радека, сделанных им на основе событий 1919 г. Для своих немецких читателей
он продолжал: пламя революции перекинется на страны Антанты. Однако
отношения между Германией и Россией он желал видеть поставленными прежде
всего на здоровую основу экономического сотрудничества. Эту новую программу,
как видно из дневников, Радек пытался внушить многим влиятельным лицам,
посещавшим его в заключении.
Между тем немецкие власти после безрезультатного завершения
предварительного следствия попали в затруднительное положение: что делать с
Радеком. Ситуация осложнялась еще и тем, что Радек 19 июня был назначен
представителем Украинской советской республики и что русское правительство
взяло за Радека немецких заложников. Выдачу Радека странам Антанты, о чем
ходатайствовало прусское министерство юстиции, министерство иностранных дел
санкционировать не могло. Затруднения возникали со всех сторон. Когда
советский нарком иностранных дел Чичерин пригрозил 12 июня: "У нас имеется в
запасе кое-что более сильное", в записях МИДа дел появилось смущенное
примечание: "В данный момент мы ничего не можем сделать".
18 июня в Прусском земельном парламенте был сделан малый запрос,
поскольку в Радека во время прогулки в тюремном дворе стреляли из
близлежащей казармы. Эту ситуацию, складывающуюся всс больше в его пользу,
Радек использовал в своем письме новому министру иностранных дел Герману
Мюллеру от 4 июля 1919 г., в котором он крайне искусно обыграл все слабые
места позиции социал-демократического министра. Чиновники МИДа,
ответственные за русскую политику, в частности референт Аго фон Мальтцан, не
были в состоянии решительно противостоять совместному сопротивлению военных
кругов (военный министр Носке), юстиции (прусское министерство юстиции),
рейхскомиссара по контролю за общественным порядком и антисоветских сил в
собственном министерстве. Однако после того, как прокурор отказался от
предъявленного обвинения и ходатайствовал об освобождении Радека на
заседании рейхскабинета 26 июня 1919 г., правительство решило освободить
Радека в обмен на немецких заложников, среди которых находились работники
МИДа, и выслать его в Россию. Инициатива была передана, таким образом,
министерству иностранных дел, которое должно было связаться с русским
правительством по техническим вопросам обмена и взять на себя
ответственность за дальнейшее пребывание Радека в Берлине вплоть до его
отъезда.
12 августа 1919 г. прокурор возбудил ходатайство об окончании
предварительного следствия, прекращении дела Радека и его освобождении
совместно с привлекавшимися по тому же делу Линой Беккер и Гертой Остерлих.
О какой-либо компенсации за содержание под стражей не могло быть и речи,
"так как производством по делу не было установлено ни то, что он невиновен,
ни отсутствие против него обоснованных подозрений". Такой элегантной
формулировкой прокурор уклонился от дальнейшей ответственности, которая
теперь полностью ложилась на МИД, о чем следовало достичь договоренности с
военными. 16 августа Радек послал радиограмму в наркомат иностранных дел в
Москву, сообщив, что он вплоть до выезда будет находиться под военной
охраной.
С этих пор начался второй период пребывания Радека в Берлине в 1919 г.,
состоящий из длительных переговоров относительно маршрута, по которому Радек
должен быть выслан из Германии. Первоначально предполагалось, что обмен
Радека на заложников будет произведен под гарантией британского
правительства на литовской границе. Но предварительно советское
правительство должно было дать заверение, что оно после возвращения Радека
не будет давать ему новых поручений в Германии и воспрепятствует любой
попытке Радека выехать в Германию (6 августа). Радек лично предпочел бы
дорогу через Данию, где он хотел бы работать вместе с Литвиновым, который
устанавливал первые контакты с британскими посредниками в Копенгагене; этот
процесс чрезвычайно нервировал германский МИД, который опасался, что
англичане опередят немцев в Москве в восстановлении экономических связей.
В начале октября 1919 г., согласно уведомлению военного министра,
направленному министру иностранных дел, появилась возможность отправить
Радека в Москву самолетом вместе с турецкой делегацией (дело с индексом
"Мюллер" от 5 октября 1919 г. в папке: МИД 581). Речь шла о знаменитом
полете Энвер-Паши из Германии в Россию. Радек описывает в своих дневниках
посещение в начале августа в самом начале его содержания под стражей в
Моабите. Рабенау во втором томе биографии Секта (Лейпциг, 1940, с. 306)
отмечает, что оба турка вылетели в Москву в апреле 1919 г. Но приводимое там
же письмо Энвер-Паши к фон Секту относится лишь к августу 1920 г. Независимо
от того, имела ли место непосредственная встреча Радека с Сектом, что
вначале подтверждается, а затем опровергается генералом Ксстрингом, нет
сомнения, что Энвер-Паша способствовал косвенным контактам между обоими
этими столь противоположными личностями.
В деле МИД 582 содержится запись от 13 декабря 1919 г. о посещении
советского уполномоченного по делам военнопленных Виктора Кноппа, прибывшего
незадолго до этого в Берлин, в сопровождении капитана фон Геерингена из
представительства военного министра ни Шарлоттенштрассе; они посетили МИД с
целью оформления для Радека удостоверения с фотографической карточкой в
связи с предстоящим в ближайшие дни вылетом в Россию. Так как по погодным
условиям полет пришлось отменить (это удостоверение осталось в архивных
делах, и на фотографии обросший бородой Радек похож на пророка), начали
хлопотать о переезде через Польшу, который затем и состоялся.
Но перед этим должен был наступить третий период пребывания Радека в
Берлине. Со времени перевода Радека под военную охрану (в военном
министерстве за содержание Радека отвечал военный судебный советник Золь),
адвокат Радека, а затем и Виктор Копп ходатайствовали об освобождении Радека
из-под ареста. В то время Радек имел право принимать посетителей лишь в
присутствии тюремного чиновника и, как уверждали, не получал ни газет, ни
журналов. Министр иностранных дел неоднократно обращался к Носке с защитой
интересов Радека, "поскольку с политическими заключенными везде обращаются
подобающим образом". Запись в деле МИД 581 свидетельствует о том, что 17
ноября 1919 г. д-р Вайнберг обратился к советнику посольства барону фон
Мальтцану с просьбой разрешить переслать Радека на квартиру барона Эвгена
фон Райбница, Берлин, Сигизмундштрассе, 5. Радек в своем дневнике ошибочно
писал о Райбнице как о коллеге Людендорфа по кадетскому корпусу, разделяющем
национал-большевистские воззрения. Гельбиг на стр. 59 назвал его даже дядей
(со стороны жены) барона Аго фон Мальтцана, что невозможно перепроверить.
Если это так, то становятся понятными многие ничем другим не объяснимые
обстоятельства.
Адвокат обосновывал свое ходатайство подорванным здоровьем Радека; с
этим соглашался и чиновник военного министерства, который все еще
контролировал все встречи Радека с посетителями. "Это могло бы также
способствовать успешному формированию германо-советских отношений". Носке
ответил 26 ноября, что он не имеет права разрешить русскому гражданину Карлу
Радеку переселиться на квартиру к Эвгену фон Райбницу. 28 ноября адвокат
направил военному министру повторное ходатайство с уведомлением, что МИД при
согласии Носке ничего не будет иметь против. Однако Носке отклонил 3 декабря
и это ходатайство. При этом В. Кнопп 29 ноября заявил министру иностранных
дел, что военый министр обеспечивает наблюдение за Радеком до момента его
выезда из Германии и что Радек будет проживать в доме барона фон Райбница.
В архивных делах имеется также телеграмма Радека Чичерину от 15
декабря, в которой он сообщал, что уже в течение недели находится
интернированным в частном доме. Следовательно, он был уже где-то около 8
декабря переселен из тюрьмы на частную квартиру. Сам процесс переселения
Радек описывает в дневниках весьма детально и иронично, не разъясняя,
впрочем, причины столь внезапного и неожиданного разрешения. Здесь,
по-видимому, сыграли роль взаимоотношения между военным министерством и
МИДом, которые не нашли отражения в архивных материалах. Но уже 15 декабря
Радек был переселен из этой квартиры к шсненбергскому комиссару уголовной
полиции Шмидту, где политической полиции Берлина было удобнее вести за ним
наблюдение (письмо начальника полиции от 15 декабря 1919 г. в МИД).
Начальник полиции непрерывно требовал от МИДа ускорить высылку Радека из
Германии, поскольку он бесспорно использует "свое пребывание для контактов с
мощными коммунистическими и леворадикальными движениями". В ответ на
повторное напоминание начальника полиции МИД пытался 5 января 1920 г. его
успокоить. В качестве причины задержки в большинстве случаев указывались
трудности координации обмена Радека на немецких заложников на границе Польши
или соответственно Восточной Пруссии. Однако могло быть, что МИД не очень-то
стремился ускорить выезд Радека, поскольку именно на этот период пребывания
Радека в Берлине приходятся некоторые наиболее важные его беседы с ведущими