представил меня капитану французской миссии Лорену, -- пишет на с. 94 в
своей английской книге "Фатальные годы" полковник Никитин, -- ему (Лорену)
суждено было позднее оказать ценную услугу". А именно, капитан Пьер Лорен "4
июля (21 июня) пришел ко мне и вручил мне первые 14 телеграмм в Стокгольм и
из Стокгольма между Козловским, Фюрстенбергом, Лениным, Колонтай и Суменсон;
впоследствии он дал мне еще 15 следующих телеграмм" ("Фатальные годы", с.
119). Эти телеграммы, признает тут же полковник Никитин, "помогли провести
ясное различие между главными и менее важными лицами, причастными к этому
делу... Эта информация дала возможность нам быстрее двинуться вперед, и
последующее расследование стало приносить ежечасно сенсационные результаты.
Из этих телеграмм мы впервые узнали о существовании Суменсон..."
3) Дальше. В "Русской мысли" пишется: "Июльское восстание,
организованное большевиками, имело своею главной целью помешать этим арестам
и дать возможность Ленину спрятаться". У Г. Каткова нет этой категоричности:
"Высказана была даже мысль, что неудачное восстание в начале июля
большевиками было организовано в надежде предотвратить аресты". Но и в этой
смягченной форме "мысль" полковника Никитина не соответствовала
действительности. Ибо удар с тылу, в столице был нанесен для того, чтобы
облегчить подготовленный к этому времени удар с фронта. Началось
контрнаступление германских армий. Из книги же близкого друга Ленина В.
Бонч-Бруевича "На боевых постах Февральской и Октябрьской революции" (с. 83)
видно, что до вечера 4 июля Ленин не знал ничего о скором своем аресте.
4) "Когда восстание было подавлено, то А. Ф. Керенский вернулся в
Петроград", -- написано в "Русской мысли". Подчеркнутых мною слов у Г.
Каткова нет. Они вставлены с некою целью, довольно ясной, но вставлены
неудачно. Я не сам вернулся в Петербург потому, что восстание было
подавлено. Я был вызван с Западного фронта, где по настоянию командования я
должен был присутствовать при начале наступательных операций: был вызван,
дабы преодолеть препятствие, мешавшее правительству издать приказ о
производстве арестов. Этим препятствием была делегация от ЦИК и Совета
крестьянских депутатов.
Хотя я "и отдал приказ об аресте Ленина, Зиновьева и других
большевистских вождей, -- пишется в "Русской мысли", -- но арестовать
удалось только двух посредников: некую Суменсон и адвоката Козловского".
Неверно. Я дал приказ об аресте одиннадцати человек, имена которых имеются в
официальном сообщении правительства, напечатанном в газетах 22 июля 1917 г.
(см. Речь, No 170). Из одиннадцати семеро были арестованы. гельфанд-Парвус и
Фюрстенберг-ганецкий находились за границей, и преждевременное опубликование
части материала следствия остановило приезд Я. ганецкого в Петербург. Ленин
же и Зиновьев, получив в 7 часов вечера 4 июля от предателя Н. С. Каринского
через Бонч-Бруевича предупреждение, скрылись.
5) По "Русской мысли" и Г. Каткову, "инициатором арестов был тогдашний
министр юстиции Переверзев, но ему пришлось по настоянию Керенского подать в
отставку". Совершенно неверно. Как я уже выше указал, министру юстиции была
передана часть документов, собранных правительством, когда пришло время
готовиться к арестам по обвинению по No 51, 100 и 108 ст. ст. Уголовного
уложения, т. е. в измене и организации вооруженного восстания. По причине,
указанной в пункте 5-м, П. Н. Переверзев осуществить свою "инициативу" до 5
июля не мог. А 5 июля он выбыл из Временного правительства. В утренних
газетах 6 июля было напечатано сообщение (Речь, No 156, 6 июля):
"Около недели тому назад П. Н. Переверзев заявил о своем выходе из
Вр[еменного] правительства... ввиду происшедшего кризиса власти остался на
своем посту, но 5 июля -- в связи с сделанными Советом Р. и С. Д. указаниями
-- П. Н. Переверзеву было сообщено, что его заявление принято".
Никакого отношения какие бы то ни было "указания" Совета Р. и С. Д. к
уходу П. Н. Переверзева не имели, что было разъяснено печати трижды -- 6, 7
и 11 июля М. И. Терещенко и Н. В. Некрасовым. Вся суть была в
преждевременном опубликовании некоторых документов в частном порядке, без
разрешения главы правительства князя Львова и без согласия М. И. Терещенко и
осведомления остальных министров. Этот личный акт принес огромный вред делу
борьбы с Лениным и Ко в 1917 году -- что сейчас должно быть очевидно всякому
и особенно тому, кто продолжает утверждать, как и автор статьи в "Русской
мысли", что "факт получения большевиками денег от немцев никогда не был
доказан".
Если считать не доказанным этот факт, несмотря на установленные
предварительным судебным следствием огромные деньги, шедшие от германского
правительства через общепризнанного сотрудника и агента этого правительства
гельфанда-Парвуса из берлинского "Дисконто-гезельшафт" в шведский "Ниа Банк"
и [которые] оттуда сотрудниками Парвуса и Ленина переводились в Сибирский
банк на имя Суменсон, которая никакой "коммерцией" не занималась, а
передавала деньги ленинским агентам, главным образом, Козловскому, -- то
надо будет признать, что самые очевидные факты недоказуемы...
P. S. В "Русской мысли" от 17 мая с. г. помещена статья Е. Д. Кусковой
"В дополнение..." к статье "Ленин на службе у кайзера". Все мной изложенное
выше свидетельствует, что Е. Д. Кускова была введена -- как и покойный
Масарик, на которого она ссылается, -- в совершенное заблуждение какими-то
чехами во главе с неким Воском, о которых я -- до статьи Е. Д. Кусковой -- и
понятия не имел.
А. Ф. К.
Приведенные в передовой "Нового русского слова" некоторые новые данные
о получении Лениным во время первой мировой войны немецких денег вызвали
естественный интерес к этому вопросу, в общем до сих пор остающемуся в мире
загадок и слухов. Документы, сообщенные в деловом исследовании проф. Г.
Каткова в No 2 лондонского журнала "Интернешинал Эфферс", построенном на
материалах немецких архивов, произвели сильное впечатление, так как
подтвердили довольно широко распространенное подозрение, что большевики,
ведя свою пропаганду против продолжения войны на Восточном фронте и подрывая
существование демократической Февральской революции, выполняли полученную
ими от немцев инструкцию. Почему они приняли к исполнению эту инструкцию?
Потому что за это получили от немцев огромные деньги.
Для того, чтобы подчеркнуть значение новых данных, опубликованных в
лондонском журнале, я приведу частично текст письма немецкого министра
иностранных дел германии барона фон Кюльмана кайзеру от 3 декабря 1917 г.,
где сказано:
"С того момента, как большевики стали получать от нас деньги под
разными этикетами через различные каналы, они могли широко поставить свою
главную газету ,,Правду", проводить энергично свою пропаганду и заметно
увеличить базы своей партии. Теперь большевики пришли к власти. Нельзя
предвидеть, сколько времени они останутся у власти. Им нужен мир и порядок
для того, чтобы укрепить свои позиции. И мы должны использовать в своих
интересах остающееся в нашем распоряжени время... Заключение сепаратного
мира будет существенным успехом, который приведет к разрыву России с
союзниками. В тот момент, когда Россия будет покинута союзниками, она будет
вынуждена искать нашей помощи..."
В связи с этим новым документом, подтверждающим слухи о получении
большевиками немецких денег, интересно привести хотя бы вкратце материалы,
которые до сих пор давали им основание. Они собраны и систематизированы в
небольшой работе С. П. Мельгунова "Золотой немецкий ключ большевиков",
вышедшей в Париже в 1940 г. и не получившей достаточного распространения
главным образом вследствие совпадения во времени ее выхода с разразившейся
второй мировой войной. На основании этих материалов и некоторых других
данных загадка немецких денег рисуется в следующем виде.
Для многих участников событий первой мировой войны и Февральской
революции представляется бесспорным, что и немецкие шпионы, и немецкие
деньги играли или пытались играть весьма существенную роль в этих событиях.
Самый факт вмешательства в ход дел на русском фронте находит себе
подтверждение в том обволакивании немцами довольно многих представителей
русской эмиграции в Женеве, в Стокгольме, в Копенгагене, о котором было
широко известно. Эти международные центры тех лет кишели немецкими шпионами.
Там циркулировали слухи о немецких деньгах, предлагающихся готовым
соответствовать немецким видам. Отсюда же потом, когда разразилась
Февральская революция, пошли "пломбированные вагоны", происхождение которых
также до сих пор не вполне выяснено, но которые тесно связаны с денежным
немецким клубком. Так обстояло дело за границей.
Но и внутри России были политические деятели, которые придавали большое
значение проникновению немецких денег в русские дела. ген. Алексеев, бывший
начальник штаба Верховного главнокомандующего, человек весьма осведомленный
в этом вопросе, в своей телеграмме начальникам фронтов 27 февраля 1917 г.
допускал, что "быть может" немцы приняли "довольно деятельное участие в
подготовке мятежа", т. е. Февральской революции. Тот же ген. Алексеев в
августе 1917 Г., выступая на "параде генералов" (как тогда говорили:
Алексеев, Корнилов, Каледин...) на Московском государственном совещании, с
большой твердостью говорил о людях, "выполняющих веления немецкого
генерального штаба", у которых немецкие деньги "мелодично звенели" в
карманах. В порядке личных воспоминаний хочу добавить, что мне привелось в
ночь ликвидации Корниловского мятежа, спустя две недели после Московского
совещания, вновь слышать ген. Алексеева, который со скорбью говорил о том,
как мы все недооцениваем роли "секретных фондов германии и Австрии" в деле
разложения армии и на предмет отторжения Украины.
Но в какой мере все это относится к Ленину и большевикам? И прав ли А.
Ф. Керенский, который уже в эмиграции утверждал: "Если бы у Ленина не было
опоры во всей материальной и технической мощи немецкого аппарата пропаганды
и немецкого шпионажа, ему никогда не удалось бы разрушение России".
Вспомним вкратце, как вспыхнуло в июльские дни 1917 г., после этой
неудавшейся генеральной репетиции октября, обвинение в получении
большевиками немецких денег. И как оно провалилось, тогда почти не оставив
за собою следа. Министр юстиции Временного правительства Н. П. Переверзев на
основании показаний прапорщика Еремина, бывшего шлиссельбуржца Панкратова,
затем Алексинского, выдвинул это обвинение против большевиков. Нити от
Ленина тянулись в Стокгольм и Копенгаген, иногда прямо, иногда косвенно -- к
Парвусу, ганецкому, Козловскому, Штейнбергу, Шпербергу, Суменсон. В деле
были обнаружены телеграммы подозрительного содержания. У Суменсон при аресте
на счету в Сибирском банке оказался 1 миллион. Переверзеву приписывалось
заявление, что Ленин сносится с Парвусом, который якобы является главным
посредником между немецкой казной и большевиками, и что эти сведения ему
передал агент Временного правительства, якобы входящий в состав
большевистского центра (имя этого агента не было названо).
Все это было неопределенно, сумбурно, не вполне правдоподобно. Во
всяком случае, несмотря на аресты многих большевиков и привлечение многих к
ответственности не только за июльские дни, но и за причастность к немецким
деньгам, общественное мнение склонялось к мысли, что слухи о получении
Лениным немецких денег -- клевета с целью морально опорочить большевиков.
Показательно для настроений того времени, что ряд политических деятелей,
которых никак нельзя заподозрить в желании во что бы то ни стало обелить
большевиков, сочли нужным выступить против этого обвинения. Даже тот факт,
что Ленин и Зиновьев скрылись от суда и, невзирая на уговоры Каменева и др.,
категорически решили отсиживаться в Финляндии, не вызывал подозрений, что за
этим кроется что-то нечистое. Такие противники Ленина, как И. Церетели, Ф.
Дан, М. Либер и др., отвергали возможность получения большевиками немецких
денег. В. Г. Короленко выразил общее настроение в такой форме: большевики
принесли много вреда, но в подкуп и шпионство большевистских вождей я не
верю.
С. Мельгунов рассказывает, что вскоре после июльских дней в редакцию
его журнала "голос минувшего" в Москве зашел приехавший из Парижа историк
Покровский, большевик и будущий наркомпрос, и на вопрос: получил ли Ленин
деньги у немцев, ответил:
-- Конечно. Деньги даны немецкими социал-демократами...
В сущности, вопрос воспринимался всеми в этой интерпретации: немецкие
социал-демократы в порядке интернациональной социалистической солидарности
оказали помощь русским большевикам. Само собой разумеется, что ни о каких
крупных суммах в таком случае не может быть и речи.
Между тем совершенно очевидно для всякого наблюдавшего размах
большевистской деятельности с приезда Ленина 4 апреля до октябрьского
переворота, что большевики должны были располагать очень крупными деньгами.
Издание огромного числа газет во многих городах, даже помимо столиц, издание
ряда прифронтовых "Окопных правд", брошюр, листовок, содержание сотен
разъездных агитаторов и пропагандистов на просторе всей страны требовало
притока огромных средств, очень крупных капиталов. Никаких доходных
предприятий у большевиков не было, -- можно сказать, наоборот, выпуск газет
и книжек был всегда убыточен. Сборы среди членов партии, среди сочувствующих
рабочих были ничтожны, можно сказать, смехотворно малы. Наконец, большевики
уже до июля начали вооружать своих ландскнехтов -- и на оружие тоже
требовались деньги. где же они их взяли?
Интересно, что после того, как впервые появилось обвинение в получении
немецких денег и большевики в ответ горделиво только отмахивались от
досадной клеветы, -- им и в голову не приходила мысль, что, пожалуй,
следовало бы партийным инстанциям отчитаться в своих приходах-расходах. Нет,
большевики никогда не представляли отчета, который мог бы опровергнуть
естественное предположение, что они питаются из денежного источника, во
много раз превышающего возможности помощи со стороны других социалистических
партий. К сожалению, до октября 1917 г. ни у кого из деятелей
демократической революции не было охоты прикасаться к этому темному делу,
лезть со здоровой головой в осиное гнездо. А потом -- уже было поздно.
Как известно, в эмиграции появились кое-какие материалы, среди них
--опубликованные документы в 1918 Г. в Америке, содержавшие разные сведения
о переводах денег банками в адрес Ленина и Троцкого. Этим документам одно
время поверил П. Н. Милюков -- тем не менее они оказались фальшивкой. Совсем
другое значение имело в этом вопросе выступление известного немецкого
социал-демократа Эдуарда Бернштейна, -- человека, о котором никак нельзя
сказать, что он бросает слова на ветер. Наоборот, заявление Бернштейна
является в высокой степени авторитетным свидетельством. Что показал Эд.
Бернштейн? 14 января 1921 г. в берлинском "Форвертс" он опубликовал статью,
в которой черным по белому заявил следующее:
"Ленин и его товарищи действительно получили от императорской Германии
огромные суммы. Я узнал об этом уже в конце декабря 1917 года. Не узнал я
лишь, как велика была сумма и кто был или кто были посредниками. Теперь из
источников, заслуживающих безусловного доверия, я узнал, что речь шла о
невероятных суммах, наверное 50 миллионов марок золотом, так что для Ленина
и его товарищей не могло остаться места сомнениям, откуда притекали эти
суммы".
К сожалению, Эд. Бернштейн больше не выступил по этому вопросу в
печати, между тем как он мог многое знать, так как на заре германской
революции в 1918--1919 гг. работал в Министерстве иностранных дел и имел
доступ к архивам. Он также отказывался добавить какие-нибудь подробности в
частных беседах, какие, знаю, он имел с Ю. Мартовым, Д. Далиным, Р.
Абрамовичем. А. Ф. Керенскому, который посетил его в Берлине, он тоже не
хотел ничего более сказать о "нечистоплотной политической авантюре" Ленина,
как он тогда выразился. Возможно, что немецкая дипломатия начала 1920-х
годов, заинтересованная в успехе ориентации на Восток, оказывала давление на
социал-демократов, входивших тогда в правительство, и помешала дальнейшему
разоблачению вопроса о немецких деньгах.
В свете новых данных, опубликованных в Лондоне, и исследовательской
работы, которая там идет, возможно, будет раскрыта загадка немецких денег.
Было бы большой неосмотрительностью думать, что, когда Ленин выехал на
революцию в Россию, он привез с собой только план захвата власти, одну
только идеологическую программу сокрушения молодой неустоявшейся русской
демократии и использования революции для большевистских целей, которые он
провозгласил немедленно по приезде в Петроград 4 апреля, -- провозгласил
против всех, и против своих собственных товарищей-большевиков. Нет, вполне
вероятно, что он привез с собою уверенность, что со стороны воюющей германии
ему будет оказана крупная, неоценимая, всемерная финансовая поддержка. И
этим, может быть, объясняется тот исключительный натиск, который развил
Ленин и который поразил своей неожиданностью современников.
* * *
После того, как была написана эта статья, появилось письмо А. Ф.
Керенского в парижской "Русской мысли" (от 14 июня 1956 г.), которое вносит
несколько моментов, имеющих фактический характер, в историю о немецких
деньгах большевиков. Керенский уверяет, что "первые и решающие данные" о
связи Ленина с немцами "Временное правительство получило в середине апреля",
т. е. задолго до июльских дней. В другом месте А. Ф. Керенский уточняет эту
дату, когда связывает ее с приездом 10 апреля в Петроград французского
министра Альберта Тома, от которого и были получены "точные данные".
Интересно отметить, что, по словам Керенского, работа по расследованию
порочащих большевиков слухов была сосредоточена в руках М. И. Терещенко,
тогда министра иностранных дел, и что из одиннадцати лиц, об аресте которых
был отдан приказ, семь было арестовано и что Ленин и Зиновьев скрылись от
ареста, ибо были предупреждены Н. С. Каринским, скончавшимся в Нью-Йорке
несколько лет тому назад, а тогда занимавшим видный пост в министерстве
юстиции. Причина, по которой Временному правительству не удалось довести
дело до конца, заключалась "в преждевременном опубликовании некоторых
документов в частном порядке", что, по-видимому, спугнуло некоторых лиц,
которые являлись важными свидетелями по этому делу, и вызвало отставку
министра юстиции П. Н. Переверзева. Сообщение А. Ф. Керенского, несомненно,
является вкладом в историю перипетий тогдашнего дела о получении
большевиками немецких денег. К сожалению, несколько расхолаживает его ссылка
на книгу полк. Б. Никитина "Роковые годы" (вышла по-русски в Париже, в 1937
г.), в которой немало вздора сообщается о делах и людях того времени,
поскольку они попадали под лупу контрразведки.
Мюнхенская радиостанция "голоса Америки" передала следующее сообщение:
8 августа 1917 г. открылся в Петрограде Шестой съезд большевистской
партии.
Временное правительство, впервые после июльского восстания большевиков,
решается заговорить о том, что это восстание было организовано при прямом
участии немецких агентов и провокаторов.
Впервые Ленину брошено обвинение в связи с германским генеральным
штабом.
Сегодня это -- документально установленный факт.
Еще в апреле текущего года орган Королевского Британского института
иностранных дел -- "International Affairs" -- опубликовал тексты попавших
после войны в руки англичан тайных документов германского Министерства
иностранных дел. Среди этих документов -- секретное донесение германского
министра иностранных дел фон Кюльмана императору Вильгельму II. В донесении
говорится: "Только когда мы по разным каналам и под разными предлогами
обеспечили большевикам постоянный приток фондов, они сумели проводить
энергичную пропаганду в своем главном органе "Правде" и значительно
расширить прежде весьма слабый базис своей партии".
Но еще 30 января г. ветеран германской социал-демократии Эдуард
Бернштейн, работавший после первой мировой войны над архивами германского
Министерства иностранных дел, пишет на страницах газеты "Форвертс": "Ленин и
его товарищи действительно получили от императорской германии огромные суммы
-- что-то свыше 50 миллионов золотых марок"...
Временное правительство отдает после июльского восстания приказ об
аресте Ленина и ряда других руководящих большевиков. Ленин и Зиновьев
скрываются, однако, в Финляндию. 5 августа арестован и заключен в тюрьму
Троцкий -- за публичное выражение солидарности с Лениным. На короткое время
попадают в тюрьму Каменев, Луначарский, Коллонтай. Большевистское
руководство уходит в подполье.
Шестой съезд -- тайный. Он собирается сначала на Выборгской стороне и
переносится затем к Нарвским воротам. Далеко не все участники съезда считают
правильным, что Ленин скрывается от суда. Володарский и Лашевич открыто
говорят, что Ленин должен предстать перед судом и превратить его в суд над
правительством. Подобные настроения у многих большевиков передает в своих
воспоминаниях Суханов:
"Ленин был обвинен в позорном преступлении. Его обвиняли в том, что он
пользовался деньгами немецкого генерального штаба... Но Ленин предпочел уйти
в подполье, обремененный таким ужасным обвинением. Это было совершенно
беспримерно и непонятно.
Связь с скрывающимся в Сестрорецке Лениным поддерживает Сталин. Ему же
поручается сделать на съезде отчетный доклад ЦК. Касаясь вопроса о
политическом курсе страны, он заявляет:
,,Апрельский лозунг: "Вся власть советам!" не может быть уже оправдан.
Надо ясно дать себе отчет, что не вопрос о форме организации явится
решающим. На самом деле решающим является вопрос, созрел ли рабочий класс
для диктатуры. А все остальное приложится, будет создано творчеством
революции".
Очень многие большевики думают, что рабочий класс для диктатуры еще не
созрел.
Выступает Бухарин:
"Первый фазис революции, это -- с участием крестьянства, стремящегося
получить землю. Это -- крестьянская революция. Второй фазис -- это после
отпадения насыщенного крестьянства, это -- фазис пролетарской революции,
когда российский пролетариат поддержат только пролетарские элементы и
пролетариат Западной Европы".
Участники съезда, один за другим, ставят вопрос: "Неужели, товарищи,
наша страна за два месяца сделала такой прыжок, что она уже подготовлена к
социализму?" Сталин оглашает соответствующий пункт проекта резолюции:
"Задачей революционных классов явится тогда напряжение всех сил для
взятия государственной власти в свои руки и для направления ее, в союзе с
революционным пролетариатом передовых стран, к миру и к социалистическому
переустройству общества".
Преображенский, отражая мысли Троцкого, вносит в текст резолюции
поправку: "Предлагаю иную редакцию конца резолюции: "...для направления ее к
миру и при наличии пролетарской революции на Западе -- к социализму"".
Несмотря на колебания и возражения некоторых членов партийного
руководства, Ленин заставляет съезд взять курс на вооруженное восстание, --
тридцадь девять лет тому назад.
Секретное
Рим, 2 февраля 1921 года.
глубокоуважаемый Владимир Львович!
По-видимому, Вы стоите на пороге к тому, чтобы раскрыть вторую
азефщину, только она будет носить имя "черновщины". Дело это -- очень
серьезное. На нем можно себе и шею свернуть... При этих условиях Вам может
оказаться полезным даже самое малейшее указание, даже обрывочек ниточки от
запутанного клубка. И, значит, нельзя пренебрегать решительно ничем, что
может помочь выяснить истину.
Вот я и считаю долгом сообщить Вам то, что знаю.
Ни документов, ни более или менее определенных показаний у меня нету.
Есть только намеки. Так и смотрите на то, что я сообщаю.
В 1916 г. в Риме около меня упорно кружились агенты итальянской
политической полиции, стараясь незаметно выпытать сведения о наиболее видных
представителях политической эмиграции. Игра была грубая, я держался
настороже, и господам этим попользоваться от меня не пришлось. Но еще тогда
меня поразило, что явно подосланные полициею люди все эти разговоры сводили
к двум лицам: некоему Равенгофу, которого русская колония считала за
"охранника" и который уже при Керенском был арестован в Париже по подозрению
в шпионстве в пользу германии, и о Викторе Чернове.
Из обмолвок итальянцев-журналистов, если не состоящих в полиции, то все
же якшающихся с нею -- это здесь вещь обыкновенная, я убедился, что еще с
весны 1915 г. у итальянцев было убеждение, что Чернов является агентом
германии. За ним была установлена самая бдительная слежка, и именно не как
за русским революционером, а как за германским агентом. Когда Чернов с
Ривьеры переехал в Швейцарию, где и занялся пораженческою пропагандой, то и
там за ним следили итальянские агенты, чтобы "осветить" лиц, входивших с ним
своей английской книге "Фатальные годы" полковник Никитин, -- ему (Лорену)
суждено было позднее оказать ценную услугу". А именно, капитан Пьер Лорен "4
июля (21 июня) пришел ко мне и вручил мне первые 14 телеграмм в Стокгольм и
из Стокгольма между Козловским, Фюрстенбергом, Лениным, Колонтай и Суменсон;
впоследствии он дал мне еще 15 следующих телеграмм" ("Фатальные годы", с.
119). Эти телеграммы, признает тут же полковник Никитин, "помогли провести
ясное различие между главными и менее важными лицами, причастными к этому
делу... Эта информация дала возможность нам быстрее двинуться вперед, и
последующее расследование стало приносить ежечасно сенсационные результаты.
Из этих телеграмм мы впервые узнали о существовании Суменсон..."
3) Дальше. В "Русской мысли" пишется: "Июльское восстание,
организованное большевиками, имело своею главной целью помешать этим арестам
и дать возможность Ленину спрятаться". У Г. Каткова нет этой категоричности:
"Высказана была даже мысль, что неудачное восстание в начале июля
большевиками было организовано в надежде предотвратить аресты". Но и в этой
смягченной форме "мысль" полковника Никитина не соответствовала
действительности. Ибо удар с тылу, в столице был нанесен для того, чтобы
облегчить подготовленный к этому времени удар с фронта. Началось
контрнаступление германских армий. Из книги же близкого друга Ленина В.
Бонч-Бруевича "На боевых постах Февральской и Октябрьской революции" (с. 83)
видно, что до вечера 4 июля Ленин не знал ничего о скором своем аресте.
4) "Когда восстание было подавлено, то А. Ф. Керенский вернулся в
Петроград", -- написано в "Русской мысли". Подчеркнутых мною слов у Г.
Каткова нет. Они вставлены с некою целью, довольно ясной, но вставлены
неудачно. Я не сам вернулся в Петербург потому, что восстание было
подавлено. Я был вызван с Западного фронта, где по настоянию командования я
должен был присутствовать при начале наступательных операций: был вызван,
дабы преодолеть препятствие, мешавшее правительству издать приказ о
производстве арестов. Этим препятствием была делегация от ЦИК и Совета
крестьянских депутатов.
Хотя я "и отдал приказ об аресте Ленина, Зиновьева и других
большевистских вождей, -- пишется в "Русской мысли", -- но арестовать
удалось только двух посредников: некую Суменсон и адвоката Козловского".
Неверно. Я дал приказ об аресте одиннадцати человек, имена которых имеются в
официальном сообщении правительства, напечатанном в газетах 22 июля 1917 г.
(см. Речь, No 170). Из одиннадцати семеро были арестованы. гельфанд-Парвус и
Фюрстенберг-ганецкий находились за границей, и преждевременное опубликование
части материала следствия остановило приезд Я. ганецкого в Петербург. Ленин
же и Зиновьев, получив в 7 часов вечера 4 июля от предателя Н. С. Каринского
через Бонч-Бруевича предупреждение, скрылись.
5) По "Русской мысли" и Г. Каткову, "инициатором арестов был тогдашний
министр юстиции Переверзев, но ему пришлось по настоянию Керенского подать в
отставку". Совершенно неверно. Как я уже выше указал, министру юстиции была
передана часть документов, собранных правительством, когда пришло время
готовиться к арестам по обвинению по No 51, 100 и 108 ст. ст. Уголовного
уложения, т. е. в измене и организации вооруженного восстания. По причине,
указанной в пункте 5-м, П. Н. Переверзев осуществить свою "инициативу" до 5
июля не мог. А 5 июля он выбыл из Временного правительства. В утренних
газетах 6 июля было напечатано сообщение (Речь, No 156, 6 июля):
"Около недели тому назад П. Н. Переверзев заявил о своем выходе из
Вр[еменного] правительства... ввиду происшедшего кризиса власти остался на
своем посту, но 5 июля -- в связи с сделанными Советом Р. и С. Д. указаниями
-- П. Н. Переверзеву было сообщено, что его заявление принято".
Никакого отношения какие бы то ни было "указания" Совета Р. и С. Д. к
уходу П. Н. Переверзева не имели, что было разъяснено печати трижды -- 6, 7
и 11 июля М. И. Терещенко и Н. В. Некрасовым. Вся суть была в
преждевременном опубликовании некоторых документов в частном порядке, без
разрешения главы правительства князя Львова и без согласия М. И. Терещенко и
осведомления остальных министров. Этот личный акт принес огромный вред делу
борьбы с Лениным и Ко в 1917 году -- что сейчас должно быть очевидно всякому
и особенно тому, кто продолжает утверждать, как и автор статьи в "Русской
мысли", что "факт получения большевиками денег от немцев никогда не был
доказан".
Если считать не доказанным этот факт, несмотря на установленные
предварительным судебным следствием огромные деньги, шедшие от германского
правительства через общепризнанного сотрудника и агента этого правительства
гельфанда-Парвуса из берлинского "Дисконто-гезельшафт" в шведский "Ниа Банк"
и [которые] оттуда сотрудниками Парвуса и Ленина переводились в Сибирский
банк на имя Суменсон, которая никакой "коммерцией" не занималась, а
передавала деньги ленинским агентам, главным образом, Козловскому, -- то
надо будет признать, что самые очевидные факты недоказуемы...
P. S. В "Русской мысли" от 17 мая с. г. помещена статья Е. Д. Кусковой
"В дополнение..." к статье "Ленин на службе у кайзера". Все мной изложенное
выше свидетельствует, что Е. Д. Кускова была введена -- как и покойный
Масарик, на которого она ссылается, -- в совершенное заблуждение какими-то
чехами во главе с неким Воском, о которых я -- до статьи Е. Д. Кусковой -- и
понятия не имел.
А. Ф. К.
Приведенные в передовой "Нового русского слова" некоторые новые данные
о получении Лениным во время первой мировой войны немецких денег вызвали
естественный интерес к этому вопросу, в общем до сих пор остающемуся в мире
загадок и слухов. Документы, сообщенные в деловом исследовании проф. Г.
Каткова в No 2 лондонского журнала "Интернешинал Эфферс", построенном на
материалах немецких архивов, произвели сильное впечатление, так как
подтвердили довольно широко распространенное подозрение, что большевики,
ведя свою пропаганду против продолжения войны на Восточном фронте и подрывая
существование демократической Февральской революции, выполняли полученную
ими от немцев инструкцию. Почему они приняли к исполнению эту инструкцию?
Потому что за это получили от немцев огромные деньги.
Для того, чтобы подчеркнуть значение новых данных, опубликованных в
лондонском журнале, я приведу частично текст письма немецкого министра
иностранных дел германии барона фон Кюльмана кайзеру от 3 декабря 1917 г.,
где сказано:
"С того момента, как большевики стали получать от нас деньги под
разными этикетами через различные каналы, они могли широко поставить свою
главную газету ,,Правду", проводить энергично свою пропаганду и заметно
увеличить базы своей партии. Теперь большевики пришли к власти. Нельзя
предвидеть, сколько времени они останутся у власти. Им нужен мир и порядок
для того, чтобы укрепить свои позиции. И мы должны использовать в своих
интересах остающееся в нашем распоряжени время... Заключение сепаратного
мира будет существенным успехом, который приведет к разрыву России с
союзниками. В тот момент, когда Россия будет покинута союзниками, она будет
вынуждена искать нашей помощи..."
В связи с этим новым документом, подтверждающим слухи о получении
большевиками немецких денег, интересно привести хотя бы вкратце материалы,
которые до сих пор давали им основание. Они собраны и систематизированы в
небольшой работе С. П. Мельгунова "Золотой немецкий ключ большевиков",
вышедшей в Париже в 1940 г. и не получившей достаточного распространения
главным образом вследствие совпадения во времени ее выхода с разразившейся
второй мировой войной. На основании этих материалов и некоторых других
данных загадка немецких денег рисуется в следующем виде.
Для многих участников событий первой мировой войны и Февральской
революции представляется бесспорным, что и немецкие шпионы, и немецкие
деньги играли или пытались играть весьма существенную роль в этих событиях.
Самый факт вмешательства в ход дел на русском фронте находит себе
подтверждение в том обволакивании немцами довольно многих представителей
русской эмиграции в Женеве, в Стокгольме, в Копенгагене, о котором было
широко известно. Эти международные центры тех лет кишели немецкими шпионами.
Там циркулировали слухи о немецких деньгах, предлагающихся готовым
соответствовать немецким видам. Отсюда же потом, когда разразилась
Февральская революция, пошли "пломбированные вагоны", происхождение которых
также до сих пор не вполне выяснено, но которые тесно связаны с денежным
немецким клубком. Так обстояло дело за границей.
Но и внутри России были политические деятели, которые придавали большое
значение проникновению немецких денег в русские дела. ген. Алексеев, бывший
начальник штаба Верховного главнокомандующего, человек весьма осведомленный
в этом вопросе, в своей телеграмме начальникам фронтов 27 февраля 1917 г.
допускал, что "быть может" немцы приняли "довольно деятельное участие в
подготовке мятежа", т. е. Февральской революции. Тот же ген. Алексеев в
августе 1917 Г., выступая на "параде генералов" (как тогда говорили:
Алексеев, Корнилов, Каледин...) на Московском государственном совещании, с
большой твердостью говорил о людях, "выполняющих веления немецкого
генерального штаба", у которых немецкие деньги "мелодично звенели" в
карманах. В порядке личных воспоминаний хочу добавить, что мне привелось в
ночь ликвидации Корниловского мятежа, спустя две недели после Московского
совещания, вновь слышать ген. Алексеева, который со скорбью говорил о том,
как мы все недооцениваем роли "секретных фондов германии и Австрии" в деле
разложения армии и на предмет отторжения Украины.
Но в какой мере все это относится к Ленину и большевикам? И прав ли А.
Ф. Керенский, который уже в эмиграции утверждал: "Если бы у Ленина не было
опоры во всей материальной и технической мощи немецкого аппарата пропаганды
и немецкого шпионажа, ему никогда не удалось бы разрушение России".
Вспомним вкратце, как вспыхнуло в июльские дни 1917 г., после этой
неудавшейся генеральной репетиции октября, обвинение в получении
большевиками немецких денег. И как оно провалилось, тогда почти не оставив
за собою следа. Министр юстиции Временного правительства Н. П. Переверзев на
основании показаний прапорщика Еремина, бывшего шлиссельбуржца Панкратова,
затем Алексинского, выдвинул это обвинение против большевиков. Нити от
Ленина тянулись в Стокгольм и Копенгаген, иногда прямо, иногда косвенно -- к
Парвусу, ганецкому, Козловскому, Штейнбергу, Шпербергу, Суменсон. В деле
были обнаружены телеграммы подозрительного содержания. У Суменсон при аресте
на счету в Сибирском банке оказался 1 миллион. Переверзеву приписывалось
заявление, что Ленин сносится с Парвусом, который якобы является главным
посредником между немецкой казной и большевиками, и что эти сведения ему
передал агент Временного правительства, якобы входящий в состав
большевистского центра (имя этого агента не было названо).
Все это было неопределенно, сумбурно, не вполне правдоподобно. Во
всяком случае, несмотря на аресты многих большевиков и привлечение многих к
ответственности не только за июльские дни, но и за причастность к немецким
деньгам, общественное мнение склонялось к мысли, что слухи о получении
Лениным немецких денег -- клевета с целью морально опорочить большевиков.
Показательно для настроений того времени, что ряд политических деятелей,
которых никак нельзя заподозрить в желании во что бы то ни стало обелить
большевиков, сочли нужным выступить против этого обвинения. Даже тот факт,
что Ленин и Зиновьев скрылись от суда и, невзирая на уговоры Каменева и др.,
категорически решили отсиживаться в Финляндии, не вызывал подозрений, что за
этим кроется что-то нечистое. Такие противники Ленина, как И. Церетели, Ф.
Дан, М. Либер и др., отвергали возможность получения большевиками немецких
денег. В. Г. Короленко выразил общее настроение в такой форме: большевики
принесли много вреда, но в подкуп и шпионство большевистских вождей я не
верю.
С. Мельгунов рассказывает, что вскоре после июльских дней в редакцию
его журнала "голос минувшего" в Москве зашел приехавший из Парижа историк
Покровский, большевик и будущий наркомпрос, и на вопрос: получил ли Ленин
деньги у немцев, ответил:
-- Конечно. Деньги даны немецкими социал-демократами...
В сущности, вопрос воспринимался всеми в этой интерпретации: немецкие
социал-демократы в порядке интернациональной социалистической солидарности
оказали помощь русским большевикам. Само собой разумеется, что ни о каких
крупных суммах в таком случае не может быть и речи.
Между тем совершенно очевидно для всякого наблюдавшего размах
большевистской деятельности с приезда Ленина 4 апреля до октябрьского
переворота, что большевики должны были располагать очень крупными деньгами.
Издание огромного числа газет во многих городах, даже помимо столиц, издание
ряда прифронтовых "Окопных правд", брошюр, листовок, содержание сотен
разъездных агитаторов и пропагандистов на просторе всей страны требовало
притока огромных средств, очень крупных капиталов. Никаких доходных
предприятий у большевиков не было, -- можно сказать, наоборот, выпуск газет
и книжек был всегда убыточен. Сборы среди членов партии, среди сочувствующих
рабочих были ничтожны, можно сказать, смехотворно малы. Наконец, большевики
уже до июля начали вооружать своих ландскнехтов -- и на оружие тоже
требовались деньги. где же они их взяли?
Интересно, что после того, как впервые появилось обвинение в получении
немецких денег и большевики в ответ горделиво только отмахивались от
досадной клеветы, -- им и в голову не приходила мысль, что, пожалуй,
следовало бы партийным инстанциям отчитаться в своих приходах-расходах. Нет,
большевики никогда не представляли отчета, который мог бы опровергнуть
естественное предположение, что они питаются из денежного источника, во
много раз превышающего возможности помощи со стороны других социалистических
партий. К сожалению, до октября 1917 г. ни у кого из деятелей
демократической революции не было охоты прикасаться к этому темному делу,
лезть со здоровой головой в осиное гнездо. А потом -- уже было поздно.
Как известно, в эмиграции появились кое-какие материалы, среди них
--опубликованные документы в 1918 Г. в Америке, содержавшие разные сведения
о переводах денег банками в адрес Ленина и Троцкого. Этим документам одно
время поверил П. Н. Милюков -- тем не менее они оказались фальшивкой. Совсем
другое значение имело в этом вопросе выступление известного немецкого
социал-демократа Эдуарда Бернштейна, -- человека, о котором никак нельзя
сказать, что он бросает слова на ветер. Наоборот, заявление Бернштейна
является в высокой степени авторитетным свидетельством. Что показал Эд.
Бернштейн? 14 января 1921 г. в берлинском "Форвертс" он опубликовал статью,
в которой черным по белому заявил следующее:
"Ленин и его товарищи действительно получили от императорской Германии
огромные суммы. Я узнал об этом уже в конце декабря 1917 года. Не узнал я
лишь, как велика была сумма и кто был или кто были посредниками. Теперь из
источников, заслуживающих безусловного доверия, я узнал, что речь шла о
невероятных суммах, наверное 50 миллионов марок золотом, так что для Ленина
и его товарищей не могло остаться места сомнениям, откуда притекали эти
суммы".
К сожалению, Эд. Бернштейн больше не выступил по этому вопросу в
печати, между тем как он мог многое знать, так как на заре германской
революции в 1918--1919 гг. работал в Министерстве иностранных дел и имел
доступ к архивам. Он также отказывался добавить какие-нибудь подробности в
частных беседах, какие, знаю, он имел с Ю. Мартовым, Д. Далиным, Р.
Абрамовичем. А. Ф. Керенскому, который посетил его в Берлине, он тоже не
хотел ничего более сказать о "нечистоплотной политической авантюре" Ленина,
как он тогда выразился. Возможно, что немецкая дипломатия начала 1920-х
годов, заинтересованная в успехе ориентации на Восток, оказывала давление на
социал-демократов, входивших тогда в правительство, и помешала дальнейшему
разоблачению вопроса о немецких деньгах.
В свете новых данных, опубликованных в Лондоне, и исследовательской
работы, которая там идет, возможно, будет раскрыта загадка немецких денег.
Было бы большой неосмотрительностью думать, что, когда Ленин выехал на
революцию в Россию, он привез с собой только план захвата власти, одну
только идеологическую программу сокрушения молодой неустоявшейся русской
демократии и использования революции для большевистских целей, которые он
провозгласил немедленно по приезде в Петроград 4 апреля, -- провозгласил
против всех, и против своих собственных товарищей-большевиков. Нет, вполне
вероятно, что он привез с собою уверенность, что со стороны воюющей германии
ему будет оказана крупная, неоценимая, всемерная финансовая поддержка. И
этим, может быть, объясняется тот исключительный натиск, который развил
Ленин и который поразил своей неожиданностью современников.
* * *
После того, как была написана эта статья, появилось письмо А. Ф.
Керенского в парижской "Русской мысли" (от 14 июня 1956 г.), которое вносит
несколько моментов, имеющих фактический характер, в историю о немецких
деньгах большевиков. Керенский уверяет, что "первые и решающие данные" о
связи Ленина с немцами "Временное правительство получило в середине апреля",
т. е. задолго до июльских дней. В другом месте А. Ф. Керенский уточняет эту
дату, когда связывает ее с приездом 10 апреля в Петроград французского
министра Альберта Тома, от которого и были получены "точные данные".
Интересно отметить, что, по словам Керенского, работа по расследованию
порочащих большевиков слухов была сосредоточена в руках М. И. Терещенко,
тогда министра иностранных дел, и что из одиннадцати лиц, об аресте которых
был отдан приказ, семь было арестовано и что Ленин и Зиновьев скрылись от
ареста, ибо были предупреждены Н. С. Каринским, скончавшимся в Нью-Йорке
несколько лет тому назад, а тогда занимавшим видный пост в министерстве
юстиции. Причина, по которой Временному правительству не удалось довести
дело до конца, заключалась "в преждевременном опубликовании некоторых
документов в частном порядке", что, по-видимому, спугнуло некоторых лиц,
которые являлись важными свидетелями по этому делу, и вызвало отставку
министра юстиции П. Н. Переверзева. Сообщение А. Ф. Керенского, несомненно,
является вкладом в историю перипетий тогдашнего дела о получении
большевиками немецких денег. К сожалению, несколько расхолаживает его ссылка
на книгу полк. Б. Никитина "Роковые годы" (вышла по-русски в Париже, в 1937
г.), в которой немало вздора сообщается о делах и людях того времени,
поскольку они попадали под лупу контрразведки.
Мюнхенская радиостанция "голоса Америки" передала следующее сообщение:
8 августа 1917 г. открылся в Петрограде Шестой съезд большевистской
партии.
Временное правительство, впервые после июльского восстания большевиков,
решается заговорить о том, что это восстание было организовано при прямом
участии немецких агентов и провокаторов.
Впервые Ленину брошено обвинение в связи с германским генеральным
штабом.
Сегодня это -- документально установленный факт.
Еще в апреле текущего года орган Королевского Британского института
иностранных дел -- "International Affairs" -- опубликовал тексты попавших
после войны в руки англичан тайных документов германского Министерства
иностранных дел. Среди этих документов -- секретное донесение германского
министра иностранных дел фон Кюльмана императору Вильгельму II. В донесении
говорится: "Только когда мы по разным каналам и под разными предлогами
обеспечили большевикам постоянный приток фондов, они сумели проводить
энергичную пропаганду в своем главном органе "Правде" и значительно
расширить прежде весьма слабый базис своей партии".
Но еще 30 января г. ветеран германской социал-демократии Эдуард
Бернштейн, работавший после первой мировой войны над архивами германского
Министерства иностранных дел, пишет на страницах газеты "Форвертс": "Ленин и
его товарищи действительно получили от императорской германии огромные суммы
-- что-то свыше 50 миллионов золотых марок"...
Временное правительство отдает после июльского восстания приказ об
аресте Ленина и ряда других руководящих большевиков. Ленин и Зиновьев
скрываются, однако, в Финляндию. 5 августа арестован и заключен в тюрьму
Троцкий -- за публичное выражение солидарности с Лениным. На короткое время
попадают в тюрьму Каменев, Луначарский, Коллонтай. Большевистское
руководство уходит в подполье.
Шестой съезд -- тайный. Он собирается сначала на Выборгской стороне и
переносится затем к Нарвским воротам. Далеко не все участники съезда считают
правильным, что Ленин скрывается от суда. Володарский и Лашевич открыто
говорят, что Ленин должен предстать перед судом и превратить его в суд над
правительством. Подобные настроения у многих большевиков передает в своих
воспоминаниях Суханов:
"Ленин был обвинен в позорном преступлении. Его обвиняли в том, что он
пользовался деньгами немецкого генерального штаба... Но Ленин предпочел уйти
в подполье, обремененный таким ужасным обвинением. Это было совершенно
беспримерно и непонятно.
Связь с скрывающимся в Сестрорецке Лениным поддерживает Сталин. Ему же
поручается сделать на съезде отчетный доклад ЦК. Касаясь вопроса о
политическом курсе страны, он заявляет:
,,Апрельский лозунг: "Вся власть советам!" не может быть уже оправдан.
Надо ясно дать себе отчет, что не вопрос о форме организации явится
решающим. На самом деле решающим является вопрос, созрел ли рабочий класс
для диктатуры. А все остальное приложится, будет создано творчеством
революции".
Очень многие большевики думают, что рабочий класс для диктатуры еще не
созрел.
Выступает Бухарин:
"Первый фазис революции, это -- с участием крестьянства, стремящегося
получить землю. Это -- крестьянская революция. Второй фазис -- это после
отпадения насыщенного крестьянства, это -- фазис пролетарской революции,
когда российский пролетариат поддержат только пролетарские элементы и
пролетариат Западной Европы".
Участники съезда, один за другим, ставят вопрос: "Неужели, товарищи,
наша страна за два месяца сделала такой прыжок, что она уже подготовлена к
социализму?" Сталин оглашает соответствующий пункт проекта резолюции:
"Задачей революционных классов явится тогда напряжение всех сил для
взятия государственной власти в свои руки и для направления ее, в союзе с
революционным пролетариатом передовых стран, к миру и к социалистическому
переустройству общества".
Преображенский, отражая мысли Троцкого, вносит в текст резолюции
поправку: "Предлагаю иную редакцию конца резолюции: "...для направления ее к
миру и при наличии пролетарской революции на Западе -- к социализму"".
Несмотря на колебания и возражения некоторых членов партийного
руководства, Ленин заставляет съезд взять курс на вооруженное восстание, --
тридцадь девять лет тому назад.
Секретное
Рим, 2 февраля 1921 года.
глубокоуважаемый Владимир Львович!
По-видимому, Вы стоите на пороге к тому, чтобы раскрыть вторую
азефщину, только она будет носить имя "черновщины". Дело это -- очень
серьезное. На нем можно себе и шею свернуть... При этих условиях Вам может
оказаться полезным даже самое малейшее указание, даже обрывочек ниточки от
запутанного клубка. И, значит, нельзя пренебрегать решительно ничем, что
может помочь выяснить истину.
Вот я и считаю долгом сообщить Вам то, что знаю.
Ни документов, ни более или менее определенных показаний у меня нету.
Есть только намеки. Так и смотрите на то, что я сообщаю.
В 1916 г. в Риме около меня упорно кружились агенты итальянской
политической полиции, стараясь незаметно выпытать сведения о наиболее видных
представителях политической эмиграции. Игра была грубая, я держался
настороже, и господам этим попользоваться от меня не пришлось. Но еще тогда
меня поразило, что явно подосланные полициею люди все эти разговоры сводили
к двум лицам: некоему Равенгофу, которого русская колония считала за
"охранника" и который уже при Керенском был арестован в Париже по подозрению
в шпионстве в пользу германии, и о Викторе Чернове.
Из обмолвок итальянцев-журналистов, если не состоящих в полиции, то все
же якшающихся с нею -- это здесь вещь обыкновенная, я убедился, что еще с
весны 1915 г. у итальянцев было убеждение, что Чернов является агентом
германии. За ним была установлена самая бдительная слежка, и именно не как
за русским революционером, а как за германским агентом. Когда Чернов с
Ривьеры переехал в Швейцарию, где и занялся пораженческою пропагандой, то и
там за ним следили итальянские агенты, чтобы "осветить" лиц, входивших с ним