разговорах с ним легенду о том, что он видный деятель с.-р. партии, что
ведется какая-то работа и т. д. Но я этого не думаю. Эти два молодых
человека вряд ли друг перед другом скрывались и дипломатничали. Во всяком
случае Левенштей мог убедиться во время своей поездки в Осло, что никакого
съезда там не было, что Чернов туда не призжал, что это все был блеф. И я
себе не представляю, чтобы эти два циника играли комедию друг перед другом.
Вернее всего, что они в веселую минуту весело смеялись и над обманутыми
немецкими министрами, и над наивными стариками из партии с.-р., которые были
настолько непрактичны, что не могли сами получить гораздо большие деньги у
немцев, чем те крохи, которые они получали через Цивина.
Мне кажется, что в откровенной беседе с Левенштейном можно было бы вот
именно эту сторону дела нащупать и получить, если не юридическую, то
моральную уверенность, что партия с.-р., или Чернов и Натансон, на самом
деле помощи от немцев сознательно не получали, даже если говорить о
небольших суммах, а о больших нечего и говорить.
Но, спросите Вы, согласится ли Левенштейн быть настолько откровенным в
беседе с Вами. Мне казалось бы, что беседу с Левенштейном надо было бы
начать с того, чтобы выяснить ему, что из всего этого расследования мы не
собираемся делать "коз селебр", что никакого опубликования его имени и
теперешних псевдонимов не будет и что прежде всего мы рассматриваем
деятельность и Цивина и, в особенности, его как проделку молодых повес,
которые очень ловко выманили у немцев большие суммы денег, ничего не давая в
обмен и не совершая никакого политически или юридически наказуемого
преступления. Их нельзя было бы предать суду, если бы даже Цивин сейчас был
жив и находился в демократической стране, обвинить в государственной измене,
ибо они немцам ничегошеньки не сообщили, что немцы сами не могли бы узнать
из газет. Даже никакой пропаганды среди пленных они не вели, что вряд ли
юридически наказуемо, -- кроме первого периода деятельности Цивина в
Австрии. Они не были изменниками России, они не были союзниками немцев, они
просто легкомысленно выманивали деньги у немецких дураков, которые такие
деньги раздавали налево и направо, ничего не проверяя и не контролируя.
Но тут есть и другой элемент, касающийся уже не их, а касающийся памяти
очень заслуженных и известных революционеров, на которых документами о связи
с легкомысленными поступками Цивина и Левенштейна бросается тень.
Не считает ли он, Левенштейн, себя морально обязанным теперь, когда он
сам уже старый человек, сделать все, для того, чтобы, рассказав истинную и
полную правду, содействовать реабилитации чести ни в чем не повинных людей,
которые могут пострадать "морально" из-за их проделок в 1916 и 1917 гг.?
Насколько я слыхал о характере Левенштейна, это эмоциональный, не очень
глубокий, но не плохой человек. Может быть, такого рода подход побудит его
быть откровенным.
Конечно, возможен и другой исход этой беседы: он может, говоря, как Вам
может показаться, очень честно и убедительно, сообщить ряд мелочей, которые
поколеблют нашу веру в правильности поведения Чернова и Натансона. Ну что
же, нам для себя и это нужно было бы выяснить. Тогда мы бы уже в убеждении,
что мы все, что возможно, сделали, бросили бы расследование и забыли обо
всем этом деле.
Я понимаю, что несмотря на огромные размеры моего письма, я не все
доводы привел и не на все возможные вопросы заранее ответил, но я хотел
убедить Вас, что поездка в Израиль, -- если только она для Вас лично не
сопряжена с слишком большими жертвами, была бы логическим и необходимым
завершением той акции, в которую Вы сами себя втянули.
С глубоким уважением,
Ваш
Париж, 2 мая 1959
Дорогой Рафаил Абрамович,
Ваше письмо от 16 апреля и пакет с фотостатами я получил в день своего
отъезда в Париж. Большое спасибо. Т. к. фотостаты были посланы в
незапечатанном конверте, я хочу перечислить полученные документы:
1) доклад бар. Ромберга канцлеру от 5 октября 1916 No 2216 (документ,
помеченный А. 33400 -- 140, 141, с приложением доклада Вейса -- 142, 143,
неоконченный);
2) расшифровка телеграммы No 516 от 15 декабря 1916 германского
посланника в Христиании -- министерству иностранных дел;
3) доклад канцлеру посланника в Берне, от 6 декабря 1916 г. (А. 33400);
4) сообщение секретаря Бернской миссии фон Шуберта от 30 декабря 1916
г. No 2978 (с приложением фотографии Цивина);
5) расшифровка телеграммы из Берна от 31 декабря 1916, переданной в
Христианию 1 января 1917 за подписью Бетмана-Гольвега и
6) и телеграмма Витгенштейна из Копенгагена от 10/11 ноября 1917 г. в
министерство иностранных дел за No 1329.
Этот последний документ у меня уже есть -- он приведен у Земана, и я
просил разыскать не эту телеграмму, а телеграмму No 812 от 3 ноября 1917 г.,
на которую присланный Вами документ ссылается и которую Земан не приводит,
указывая лишь, что речь в ней идет о планах Цивина (в конце октября 1917!).
Я надеюсь разыскать эту телеграмму в Лондоне, куда я направляюсь отсюда
через 8--10 дней и где я смогу получить доступ к документам через Royal
Institute of International Affairs, с которым я возобновил связи свои
1937--38 гг.
Что касается Вашего письма от 16 апреля 1959, то я готов согласиться с
любой гипотезой, при условии, что она окажется "рабочей", т. е. способной
помочь в получении ответа на единственный вопрос, нас интересующий, а именно
-- знал ли В. М. [Чернов] о происхождении денег, которые ему давал Цивин,
вернее даже, что знал В. М. (и Бобров) о происхождении этих денег. Я так же,
как Вы, не допускаю мысли о том, что "Чернов и Бобров существовали на деньги
Цивина". Больше того, внутреннее чувство подсказывает мне, что В. М. не знал
настоящего происхождения денег, а легкомысленно поверил (вместе с М.
А[ндрееви]чем [Натансоном]) в какое-то другое их происхождение, которое
придумал для них Цивин. Но это нужно доказать, а доказательств, к сожалению,
я до сих пор найти не могу.
В Шввейцарии я обследовал все, что мог -- до текущих счетов 1918 года в
нескольких банках на разные имена (эту исключительно трудную во всех
отношениях работу мне удалось проделать, благодаря содействию одного старого
приятеля по Китаю, сейчас занимающему большой пост в одном из банков).
Виделся в Женеве и с наследниками E. Chalmontet, владельца типографии на rue
des Rois, где издавалась "Жизнь", "Бюллетень объединенных групп ПСР" и "На
чужбине".
Гонялся я повсюду и за Розенбергом, одним из членов Петербургского
комитета с.-ров в 1917 г., присутствовавшим, по словам гольдштейна, на
"очной ставке" в Лозанне у Натансона летом 1916 г. Этот Розенберг, по
некоторым данным, живет в Польше (мне удалось напасть на его след через одно
лицо, ездившее несколько раз в Варшаву для переговоров о выезде оттуда
евреев в Израиль). Розенберг должен был приехать в Швейцарию, но потом
всякий след его затерялся... Делал я и другие попытки, о которых сейчас
говорить не стоит.
Результата пока никакого нет, а отмахнуться от того, что утверждает
гольдштейн, мы просто не имеем права.
Разрешите мне откровенно сказать, что я совершенно не понимаю, почему
Вы придаете такое значение свиданию с Левенштейном. Мне представляется, что
что бы ни сказал Левенштейн в интервью, оно не может быть принято на веру
(одинаково, если он скажет, что Цивин давал деньги Чернову и Натансону, или
будет утверждать, что не давал их им). Я знаю, что Вы интересуетесь этим
делом не меньше моего, и, поверьте, очень это ценю. Знаю, что Вы, вероятно,
знаете многое в связи с этим делом и ознакомились с документами в большей
мере, чем я. И все же я не могу понять, почему показание Левенштейна
является в Ваших глазах таким существенным.
Прежде всего, откуда следует, что Цивин и Левенштейн были двумя
Аяксами, действовавшими совместно в этом деле? Мне кажется более вероятным,
что Цивин вовсе не вводил Левенштейна в курс своих сношений с Ромбергом, и
почти несомненно не сообщал ему о размерах имевшихся в его распоряжении
сумм. Только после революции и перед отъездом в Россию он представил
Левенштейна Ромбергу, исключительно для поддержания через Левенштейна связи
с последним.
Я совершенно не уверен, встречался ли Левенштейн когда-либо с В. М. или
М. Андр[еевичем]. А если Цивин даже когда-либо что-либо говорил Левенштейну
о суммах, которые он давал на "Жизнь" или на "На чужбине", почему мы должны
думать, что он говорил Левенштейну правду. Наконец, почему, если считать,
что Цивин держал Левенштейна в курсе своих отношений и рассчетов с
германской миссией, он не познакомил Левенштейна с австрийским бар. Hennet
[Хеннетом], с которым он работал в течение предыдущих 14 месяцев (бар.
Hennet несомненно упомянул бы о Левенштейне в своем разговоре в августе 1916
с бар. Ромбергом). Наконец, почему Цивин, лгавший решительно всем --
Ромбергу, В. М., гольдштейну и другим, должен был говорить правду
Левенштейну, который ему совершенно не был нужен и для которого и правда,
собственно, не была нужна.
Но раз Вы считаете интервью с Левенштейном необходимым, я не могу с
этим не считаться. Лично, именно потому, что я не придаю ни малейшей меры
каким бы ни было показаниям Левенштейна, я не в состоянии взять на себя
миссию переговоров с ним. Но если бы среди Ваших знакомых в Европе нашелся
подходящий человек, я бы взял на себя расходы по его поездке в Израиль и
предварительно поставил бы его в курс всего того, что мы знаем до сих пор об
этом деле. Вы можете мне писать по адресу: Hotel Continental, 3 rue
Castiglione, Paris (1) -- в Лондоне я пробуду неделю -- десять дней и
вернусь сюда.
Искренне уважающий Вас
М. Павловский
Р. S. Не откажите осведомить В. Вишняка о содержании этого письма. От
него я давно не имею писем. Все ли у него в порядке?
По поводу Вашего письма от 16 апреля я хотел бы сделать два замечания.
Первое -- тот факт, что некоторые доклады посланников адресованы канцлеру,
отнюдь не означает, что канцлер этими вопросами занимался. Обычная
бюрократическая практика -- адресовать бумаги министру (а канцлер был
министром иностранных дел, министерством же управлял статс-секретарь Ягов,
потом Циммерман, затем Кюльман). Министр иногда (и то не всегда) визирует
конфиденциальную бумагу, и она направляется в нужную инстанцию. Присланные
Вами документы отчетливо показывают, что бумага (доклад или телеграмма)
исходит, например, из Берна, датирована днем отправки из Берна, но копия
снабжается подписью Бетмана-Гольвега и посылается в Стокгольм или
Христианию. Такой порядок до сих пор существует и во французской
министерстве иностранных дел.
Я совершенно согласен с Вами, что фактически этими делами занимался
Берген в министерстве иностранных дел (мне кажется, Берген был в Ватикане
уже после войны, при Веймарском правительстве и даже при гитлере). В
генеральном же штабе этими делами занимался Рицлер, впоследствии помощник
Мирбаха и, после убийства Мирбаха, charge d'affairs в Москве в 1918 г.
Второе -- это то, что суммы, получавшиеся Цивиным, отнюдь не
свидетельствуют, на мой взгляд, о том, что его рассматривали как мелкого
осведомителя. Пресловутый эстонец Кескула, член "Эстонского национального
комитета", связавший себя близким знакомством, если не дружбой, с Лениным,
Кескула, ведший работу в "Союзе освобождения Украины" (СОУ) и среди финских
активистов, которые по словам Шляпникова ("Канун семнадцатого года", 3-е
изд., Петроград, 1923 г.) "горели желанием помочь русской революции за счет
германского штаба и были прекрасно организованы, снабжены деньгами, имели
явки на пограничных со Швецией пунктах, паспортные бюро для снабжения
документами немецких агентов", этот Кескула, оказывается, только с мая 1916
г. стал получать регулярное жалование в 20.000 марок в месяц. Его
непосредственное начальством был Штейнвакс, агент штаба и вместе сотрудник
Бергена. Другие агенты Штейнвакса по той же линии работы, Литчев и Клейн,
получали: первый 6000 марок, а второй 700 марок в месяц (см. доклад
Штейнвакса Бергену от 8 мая 1916 -- документ номер 12 у Земана). Владимир
Футран, создавший в голландии "Русскую лигу мира" и посылавший литературу (в
том числе и "На чужбине") в лагери русских пленных в Германии и Австрии,
получал всего 600 гульденов в месяц (см. доклад No 2026 фон Розена канцлеру
от 18 мая 1917 г. -- документ No 60 у Земана, а также письмо Красильникова,
начальника тайной русской полиции в Париже от 5 октября 1915).
Наряду с ними Цивин получал 25000 марок в месяц, т. е. больше всех
известных нам до сих пор агентов, за исключением Парвуса, о котором ниже.
Кстати, Цивин действительно получил, как Вы пишете с октября 1916 г. три
раза по 25000 франков, но Вы упустили из виду первый платеж в 25.000
произведенный ему 30 августа 1916 г. Кроме того, по возвращении из Осло,
Цивин запросил еще 30.000 фр., в которых 6 марта 1917 г. ему было отказано,
но уже через 10 дней, по получении сведений о революции в России, эта сумма
ему была выплачена.
Таким образом, вряд ли Цивин мог рассматриваться немцами в качестве
"мелкой сошки". Объяснил это сам Ромбах: ценность Цивина была в том, что он
был единственным среди других агентов и посредников, активным членом ПСР
(связь которого с германией его партия не подозревает) и таким образом может
приносить большую пользу.
Что касается затрат в миллионах, то они появились главным образом после
февраля 1917, вернее даже после отъезда Ленина в Россию. До февраля вряд ли
немцы могли считать большевиков очень влиятельной партией, "организующей
революцию", на которую стоило тратить миллионы. Правда, Парвус получал
крупные суммы уже с 1915 года, отчасти и на большевиков. Но поле
деятельности Парвуса покрывало не только русскую акцию. Парвус был формально
германским социал-демократом, а к началу 1917 года сделался и германским
подданным. Деятельность его многообразна: он издает "Die Glocke", создает
"Институт изучения последствий войны", полунаучную, полукоммерческую
организацию, в которой работают ганецкий и несколько других большевиков. Он
оказал германии (и себе лично) большие услуги в Турции, вел пропаганду --
через Раковского и др. в Румынии за удержание нейтралитета. Наконец, он
оказал германскому правительству услуги в среде германских
социал-демократов, среди датских и шведских профессиональных союзов (см.
рекомендацию, данную Парвусу ст. секретарем Циммерманом в письме к
германскому министру в Стокгольме от 9 мая 1917 -- документ No 58 у Земена).
А главное -- это был человек совершенно иного калибра, не идущий ни в какое
сравнение ни с кем из других "сотрудников", буквально завороживший
Брокдорф-Ранцау и даже Циммермана (фон Ягов к нему относился осторожно).
Настоящие же миллионы все же пошли в Россию после февральской
революции, и не только через Парвуса, но и непосредственно к большевикам.
С.-ры, бывшие у власти, в средствах не нуждались ни для своих изданий, ни
для поддержания своих профессиональных кадров.
М. Павловский
P. P. S. Мне вспоминается, что И. Троцкий, живущий сейчас в Нью-Йорке,
был в 1915--16 гг. в Копенгагене, где-то потом писал об этом времени, в
частности о высылке из Дании Ганецкого. Тогда создался комитет для защиты
ганецкого, в который входил с.-р. Камков. Каким образом Камков мог проехать
в то время из Женевы в Данию, не вызвав подозрений?
Лозанна, 26 ноября 1962 г.
Дорогой Борис Иванович,
Получил Ваше письмо от 8 ноября и поражаюсь, как можете Вы справляться
с такой перегруженностью работы...
1) Рубакин -- я не знал, что он в свое время давал предательские
показания. В конце 1880-х гг. ему было около 25--26 лет!.. Вместо фотокопий
посылаю Вам для ознакомления в свое время приготовленные мною для печати
копии, напечатанные на машинке. То, что у меня имеется, далеко не все.
Рубакин, связь которого с немцами началась с октября 1915 г. и продолжалась
почти до самой революции в германии, обозначался в переписке псевдонимом
"Martel" [Мартель"]. При беглом просмотре документов я несколько раз
встречал это имя, но полагал, что этот "Vertrauensmann**" касается
французской акции. Так как я не отмечал ни дат, ни номеров микрофильмов,
теперь этих документов уже не найти. Совершенно случайно, разбирая архивные
документы Бернского посольства, я наткнулся на микрофильмы, снятые с досье
"Akten zu Martel (Rubakin), 2 Band in Russland"***, L. 849/L.
244.000--244.046. Часть копий
*) Архив гуверовского института, кол. Б. И. Николаевского, ящик 496,
папка 3. -- Прим. Ю. Ф.
**) Агент (нем.) -- Прим. Ю. Ф.
***) Документы по Мартелю (Рубакин), том 2, в России (нем). -- Прим. Ю.
Ф.
этих документов я при сем посылаю. Надписи сверху означают: P.R.O. --
Public Record Office, London; G.F.M. -- German Foreign Ministry; номер "4"
дан документам германского посольства, далее указан номер катушки
микрофильма -- "reel* 364" и номер каждой страницы, снятой на микрофильм
(frame)** -- в данном случае от L.244.000 до L.244.046. (Однако часть
микрофильмов этого досье явно вырезана -- их не хватает.) Таким образом,
если указать Public Record Office -- знаки, помещенные мною сверху каждого
документа, можно найти соответствующий микрофильм документа и таким образом
идентифицировать его. главные из этой серии документов у меня имеются в
фотостатах и могут служить доказательством подлинности документов, на случай
их оспаривания заинтересованными лицами.
Далее, я хочу дать Вам некоторые сведения в качестве примечаний к
каждому документу. Рубакин был связан с Ромбергом (немецким послом в
Швеции).
а) Документ 244.001, 244.002, 244. 003 -- обозначен датой 13 октября
1916 г. Это -- несомненная ошибка: нужно читать 1915 г. Уже в последующих
посылаемых документах год указан "1916", а в документе L.244.020 от 17 марта
1916 есть ссылка на доклад Ромберга "von 13 okt. v. J. Nr.
*) Катушка (англ.) -- Прим. Ю. Ф.
**) Кадр (англ.) -- Прим. Ю. Ф.
880"*, т. е. речь идет о первой встрече Ромберга с Рубакиным и где
последний окрещен псевдонимом Martel. Что касается упоминаемого в докладе No
880 от 13 октября 1915 -- "eine grosse Anklagenschrift gegen Russland"**, то
здесь имеется в виду предложение Рубакина издать на многих европейских
языках работу, основанную на документах, имеющихся в распоряжении Рубакина,
о виновности России в начавшейся войне. Об этом свидетельствует позднейший
документ L.244.042 от 6 декабря 1916 -- доклад германского консула в Берне
(не знавшего о связи Рубакина с посольством) о живущем в Clarens'е "Ник.
Рубакине, принадлежащем к русской революционной партии", который "Soll in
Besitzen diplomatischer Aktenstucke Sein, die aif die Kriegsursache Bezug
haben".*** Связь с Руб[акиным] можно установить через поляка Пилсудского,
брата "известного генерала".
Этот документ у меня имеется, но я его Вам не посылаю, т. к. он
большого значения не имеет. Если нужно, можете сослаться на него в
примечании, указавши на докум[ент] P.R.O.--G.F.M.--4--reel 364--L.244.042.
*) От 13 октября прошлого года (нем.) -- Прим. Ю. Ф.
**) Важный обвинительный документ, касающийся России (нем.) -- Прим. Ю.
Ф.
***) Видимо имеет дипломатические документы, относящиеся к причине
войны (нем.) -- Прим. Ю. Ф.
b) в приложениях с документу L.244.001--L.244.001 дана под номерами
L.240.005--244.013 биография Руб[акина], составленная им самим под
заголовком "Quelques donnees biographiques sur la Dr. Nicolas Rubakin"* --
по французски, а под номерами L.240.014--240.018 записка на нем. языке
"Organisation einer Sozijlstischen (sic) antimilitaristischen Propaganda
unter den russischen Kreigsgefangenen in Deutschland und Osterreich"**. В
этой записке, напечатанной на машинке по-немецки (по-видимому, перевод с
французского или русского, т. к. Руб[акин], кажется, недостаточно владел
немецким языком) аппетиты Рубакина проявились сильнее, чем в личном
разговоре с Ромбергом: здесь уже речь идет о 250.000 шв. франках. Эта
записка у меня имеется в фотостате, я ее пока Вам не посылаю, т. к.
предложение Руб[акина] было отвергнуто военным министерством и
свидетельствует больше о намерениях Руб[акина], чем о его действиях.
c) документ L.244.020 -- Циммерман Ромбергу -- от 17 марта 1916 (выше
упомянутый) говорит об эксперте по русской литературе Cosack'е. В других
документах этот Harald Cosack*** идентифицируется как
*) Некоторые биографические данные о д-ре Николае Рубакине (фр.) --
Прим. Ю. Ф.
**) Организация социалистической (!) антивоенной пропаганды среди
русских военнопленных в германии и Австрии (нем.) -- Прим. Ю. Ф.
***) Гаральд Козак. -- Ю. Ф.
Altdorfer*. Кто этот Altdorfer, я так и не доискался. Доклады (отзывы)
Cosack'а о брошюрах Рубакина я не привожу. Они составляют документы
L.244.021, L.244.022, L.244.023 и 244.026. Как курьез укажу, что в брошюре
"Военная бюрократия" (в свое время появившейся в "Русской мысли", янв. 1916
г.) речь идет о коррупции военных бюрократов, "большая часть которых не
русские, а немцы" ("viele Nichtrussen, insbesonders Deutsche"**). Cosack эту
брошюру забраковал и ее вернули обратно Рубакину -- Erlass*** от 1 марта
1916 г. и доклад 23 февраля No 330, на которые ссылается Циммерман, мною не
разысканы.
d) Документ L.244.024, Циммерман Ромбергу от 27 марта 1916 -- о покупке
"авторских прав" Рубакина на брошюру "Воля Аллаха" -- за 2000 frs.****
e) Документ L.244.025 -- Военное министерство канцлеру Бетм.-гольвегу
от 15 апреля 1916 -- предложение Мартеля о пропаганде в лагерях
военнопленных отклоняется, ибо эта пропаганда уже налажена самим
министерством.
f) Документ L.244.037 от 23 мая 1916 г. -- личное письмо пом.
статс-секретаря Штумма -- Ромбергу, в связи с отклонением военным
министерством предложения Рубакина. Письмо Ромберга Штумму от 14 мая 1916 и
Erlass от 15 мая No 286, на которые ссылается Штумм, мною не разысканы. Они
находятся среди документов под номерами (микрофильмов) от L.244.026 до
L.244.036, которые в микрофильм. катушке 364 -- не помещены (или, вернее, по
некоторым признакам, вырезаны). В связи с тем, что Штумм пишет об особой
газете для военнопленных, не следует заключать, что если здесь имеется в
виду журнальчик "На чужбине", что он издавался на германские деньги. Среди
документов Бернской миссии имеются 2 документа, которые устанавливают
обратное, т. е. что "На чужбине" не пользовался никакой субсидией от немцев
(при сем прилагаю копию). В свое время я просмотрел все вышедшие номера "На
чужбине", издававшиеся с 1/14 января 1916 до 12/25 апреля 1917 г. ежемесячно
(всего 15 номеров, у меня имеется их
*) Альтдорфер. -- Прим. Ю. Ф.
**) Много нерусских, в особенности немцев (нем.) -- Прим. Ю. Ф.
***) Указ (нем.) -- Прим. Ю. Ф.
***) Здесь и далее имеются в виду швейцарские франки. -- Прим. Ю. Ф.
оглавление). Это был наивно-провинциальный журнальчик, из номера в
номер тянувший
скучнейшие статьи вроде "Крестьянство и земельный вопрос" или
перепечатки из русских газет. Военнопленным было скучно, и они просили
давать речи в гос. Думе Милюкова, Керенского и др. -- В. М. Чернов поместил
в этом журнальчике только одну статью "Болгария и Россия" во 2-м номере.
Статья эта появилась во 2-м номере (февраль 1916 г.), когда Чернова уже не
было в Швейцарии (он и Камков уехали в конце января 1916, когда прекратилась
из-за недостатка средств "Жизнь"). Когда начались в июле 1917 нападки на В.
М., гл. образом в "Речи", Чернов в своих объяснениях сам забыл название
своей единственной статьи и указал статью "Руку протянул" (которой нет в
журнале). Это дало повод к новым нападкам. -- Средства на издание "На
чужбине" были ничтожные: даны отчеты с 1.I.1916 по 1.I.1917 приход 6.851.93
фр., расход 6.394.52 и с 1.I.1917 по 1 апреля 1917 -- 3.208.70. -- Доход
составлялся из пожертвований в Швейцарии, Лондоне, Нью-Йорке, продажи
картин, подписн. листов, лотереи и проч. -- Нужно еще добавить, что Цивин
вступил в сношения с немцами в сентябре 1916, т. е. через 9 месяцев после
того, как начало выходить "На чужбине".
g) Документ L.244.039--244.040. Это написанное от руки письмо
Руб[акина] к Ромбергу от 5 окт. 1916. По-видимому, текст письма написан не
Рубакиным, т. к., как я указывал выше, Руб[акин] не был особенно силен в
нем[ецком] языке. Но подписан текст Рубакиным (письмо написано готическим
шрифтом, а подпись "Dr. N. Roubakin" латинским, и кроме того, по-немецки его
фамилия пишется Rubakin, он же подписался по-французски "Roubakin". В письме
для "конспирации" (довольно примитивной и у Руб[акина], и у немцев, где его
часто именуют "Martel-Rubakin") он особенно подчеркивает, что книги "строго
научные" (в своем докладе о пропаганде в лагерях военнопленных, отвергнутом
военным мин[истерст]вом [германии], он предлагал так назвать предлагаемые им
библиотеки). Письмо устанавливает, что проект Ромберга в письме от 13.X.1915
предложить за 5.000--10.000 frs. составить создать 2--3 пробных библиотеки
был приведен в исполнение.
Есть у меня еще неск. документов по этому делу, но и того, что я
посылаю, вполне достаточно, чтобы определить, стоит ли их публиковать. В
сущности уже первый доклад Ромберга о его первой встрече с Рубакиным вполне
обрисовывает то, чего искали обе стороны от их сотрудничества.
Кескула -- Вы, помнится мне, писали о том, что вышли воспоминания
Кескулы. Не откажите сообщить название и издательство, я бы хотел их
приобрести.
Привет и всего лучшего.
[Без даты]
Многоуважаемый Борис Иванович,
Спасибо за Ваше письмо.
С удовольствием сообщаю Вам подробности моего столкновения с господином
Рютером. Он был секретарем секции, на которой обсуждалось поведение немецкой
социал-демократии во время первой мировой войны. На утреннем заседании
председательствовал профессор Бернардт Шмитт. Я записался на выступление в
прениях по докладу Чарлса Блоха (Израиль). В прениях по предыдущим докладам
некоторыми советскими историками, в частности Степановой, говорилось о
ведется какая-то работа и т. д. Но я этого не думаю. Эти два молодых
человека вряд ли друг перед другом скрывались и дипломатничали. Во всяком
случае Левенштей мог убедиться во время своей поездки в Осло, что никакого
съезда там не было, что Чернов туда не призжал, что это все был блеф. И я
себе не представляю, чтобы эти два циника играли комедию друг перед другом.
Вернее всего, что они в веселую минуту весело смеялись и над обманутыми
немецкими министрами, и над наивными стариками из партии с.-р., которые были
настолько непрактичны, что не могли сами получить гораздо большие деньги у
немцев, чем те крохи, которые они получали через Цивина.
Мне кажется, что в откровенной беседе с Левенштейном можно было бы вот
именно эту сторону дела нащупать и получить, если не юридическую, то
моральную уверенность, что партия с.-р., или Чернов и Натансон, на самом
деле помощи от немцев сознательно не получали, даже если говорить о
небольших суммах, а о больших нечего и говорить.
Но, спросите Вы, согласится ли Левенштейн быть настолько откровенным в
беседе с Вами. Мне казалось бы, что беседу с Левенштейном надо было бы
начать с того, чтобы выяснить ему, что из всего этого расследования мы не
собираемся делать "коз селебр", что никакого опубликования его имени и
теперешних псевдонимов не будет и что прежде всего мы рассматриваем
деятельность и Цивина и, в особенности, его как проделку молодых повес,
которые очень ловко выманили у немцев большие суммы денег, ничего не давая в
обмен и не совершая никакого политически или юридически наказуемого
преступления. Их нельзя было бы предать суду, если бы даже Цивин сейчас был
жив и находился в демократической стране, обвинить в государственной измене,
ибо они немцам ничегошеньки не сообщили, что немцы сами не могли бы узнать
из газет. Даже никакой пропаганды среди пленных они не вели, что вряд ли
юридически наказуемо, -- кроме первого периода деятельности Цивина в
Австрии. Они не были изменниками России, они не были союзниками немцев, они
просто легкомысленно выманивали деньги у немецких дураков, которые такие
деньги раздавали налево и направо, ничего не проверяя и не контролируя.
Но тут есть и другой элемент, касающийся уже не их, а касающийся памяти
очень заслуженных и известных революционеров, на которых документами о связи
с легкомысленными поступками Цивина и Левенштейна бросается тень.
Не считает ли он, Левенштейн, себя морально обязанным теперь, когда он
сам уже старый человек, сделать все, для того, чтобы, рассказав истинную и
полную правду, содействовать реабилитации чести ни в чем не повинных людей,
которые могут пострадать "морально" из-за их проделок в 1916 и 1917 гг.?
Насколько я слыхал о характере Левенштейна, это эмоциональный, не очень
глубокий, но не плохой человек. Может быть, такого рода подход побудит его
быть откровенным.
Конечно, возможен и другой исход этой беседы: он может, говоря, как Вам
может показаться, очень честно и убедительно, сообщить ряд мелочей, которые
поколеблют нашу веру в правильности поведения Чернова и Натансона. Ну что
же, нам для себя и это нужно было бы выяснить. Тогда мы бы уже в убеждении,
что мы все, что возможно, сделали, бросили бы расследование и забыли обо
всем этом деле.
Я понимаю, что несмотря на огромные размеры моего письма, я не все
доводы привел и не на все возможные вопросы заранее ответил, но я хотел
убедить Вас, что поездка в Израиль, -- если только она для Вас лично не
сопряжена с слишком большими жертвами, была бы логическим и необходимым
завершением той акции, в которую Вы сами себя втянули.
С глубоким уважением,
Ваш
Париж, 2 мая 1959
Дорогой Рафаил Абрамович,
Ваше письмо от 16 апреля и пакет с фотостатами я получил в день своего
отъезда в Париж. Большое спасибо. Т. к. фотостаты были посланы в
незапечатанном конверте, я хочу перечислить полученные документы:
1) доклад бар. Ромберга канцлеру от 5 октября 1916 No 2216 (документ,
помеченный А. 33400 -- 140, 141, с приложением доклада Вейса -- 142, 143,
неоконченный);
2) расшифровка телеграммы No 516 от 15 декабря 1916 германского
посланника в Христиании -- министерству иностранных дел;
3) доклад канцлеру посланника в Берне, от 6 декабря 1916 г. (А. 33400);
4) сообщение секретаря Бернской миссии фон Шуберта от 30 декабря 1916
г. No 2978 (с приложением фотографии Цивина);
5) расшифровка телеграммы из Берна от 31 декабря 1916, переданной в
Христианию 1 января 1917 за подписью Бетмана-Гольвега и
6) и телеграмма Витгенштейна из Копенгагена от 10/11 ноября 1917 г. в
министерство иностранных дел за No 1329.
Этот последний документ у меня уже есть -- он приведен у Земана, и я
просил разыскать не эту телеграмму, а телеграмму No 812 от 3 ноября 1917 г.,
на которую присланный Вами документ ссылается и которую Земан не приводит,
указывая лишь, что речь в ней идет о планах Цивина (в конце октября 1917!).
Я надеюсь разыскать эту телеграмму в Лондоне, куда я направляюсь отсюда
через 8--10 дней и где я смогу получить доступ к документам через Royal
Institute of International Affairs, с которым я возобновил связи свои
1937--38 гг.
Что касается Вашего письма от 16 апреля 1959, то я готов согласиться с
любой гипотезой, при условии, что она окажется "рабочей", т. е. способной
помочь в получении ответа на единственный вопрос, нас интересующий, а именно
-- знал ли В. М. [Чернов] о происхождении денег, которые ему давал Цивин,
вернее даже, что знал В. М. (и Бобров) о происхождении этих денег. Я так же,
как Вы, не допускаю мысли о том, что "Чернов и Бобров существовали на деньги
Цивина". Больше того, внутреннее чувство подсказывает мне, что В. М. не знал
настоящего происхождения денег, а легкомысленно поверил (вместе с М.
А[ндрееви]чем [Натансоном]) в какое-то другое их происхождение, которое
придумал для них Цивин. Но это нужно доказать, а доказательств, к сожалению,
я до сих пор найти не могу.
В Шввейцарии я обследовал все, что мог -- до текущих счетов 1918 года в
нескольких банках на разные имена (эту исключительно трудную во всех
отношениях работу мне удалось проделать, благодаря содействию одного старого
приятеля по Китаю, сейчас занимающему большой пост в одном из банков).
Виделся в Женеве и с наследниками E. Chalmontet, владельца типографии на rue
des Rois, где издавалась "Жизнь", "Бюллетень объединенных групп ПСР" и "На
чужбине".
Гонялся я повсюду и за Розенбергом, одним из членов Петербургского
комитета с.-ров в 1917 г., присутствовавшим, по словам гольдштейна, на
"очной ставке" в Лозанне у Натансона летом 1916 г. Этот Розенберг, по
некоторым данным, живет в Польше (мне удалось напасть на его след через одно
лицо, ездившее несколько раз в Варшаву для переговоров о выезде оттуда
евреев в Израиль). Розенберг должен был приехать в Швейцарию, но потом
всякий след его затерялся... Делал я и другие попытки, о которых сейчас
говорить не стоит.
Результата пока никакого нет, а отмахнуться от того, что утверждает
гольдштейн, мы просто не имеем права.
Разрешите мне откровенно сказать, что я совершенно не понимаю, почему
Вы придаете такое значение свиданию с Левенштейном. Мне представляется, что
что бы ни сказал Левенштейн в интервью, оно не может быть принято на веру
(одинаково, если он скажет, что Цивин давал деньги Чернову и Натансону, или
будет утверждать, что не давал их им). Я знаю, что Вы интересуетесь этим
делом не меньше моего, и, поверьте, очень это ценю. Знаю, что Вы, вероятно,
знаете многое в связи с этим делом и ознакомились с документами в большей
мере, чем я. И все же я не могу понять, почему показание Левенштейна
является в Ваших глазах таким существенным.
Прежде всего, откуда следует, что Цивин и Левенштейн были двумя
Аяксами, действовавшими совместно в этом деле? Мне кажется более вероятным,
что Цивин вовсе не вводил Левенштейна в курс своих сношений с Ромбергом, и
почти несомненно не сообщал ему о размерах имевшихся в его распоряжении
сумм. Только после революции и перед отъездом в Россию он представил
Левенштейна Ромбергу, исключительно для поддержания через Левенштейна связи
с последним.
Я совершенно не уверен, встречался ли Левенштейн когда-либо с В. М. или
М. Андр[еевичем]. А если Цивин даже когда-либо что-либо говорил Левенштейну
о суммах, которые он давал на "Жизнь" или на "На чужбине", почему мы должны
думать, что он говорил Левенштейну правду. Наконец, почему, если считать,
что Цивин держал Левенштейна в курсе своих отношений и рассчетов с
германской миссией, он не познакомил Левенштейна с австрийским бар. Hennet
[Хеннетом], с которым он работал в течение предыдущих 14 месяцев (бар.
Hennet несомненно упомянул бы о Левенштейне в своем разговоре в августе 1916
с бар. Ромбергом). Наконец, почему Цивин, лгавший решительно всем --
Ромбергу, В. М., гольдштейну и другим, должен был говорить правду
Левенштейну, который ему совершенно не был нужен и для которого и правда,
собственно, не была нужна.
Но раз Вы считаете интервью с Левенштейном необходимым, я не могу с
этим не считаться. Лично, именно потому, что я не придаю ни малейшей меры
каким бы ни было показаниям Левенштейна, я не в состоянии взять на себя
миссию переговоров с ним. Но если бы среди Ваших знакомых в Европе нашелся
подходящий человек, я бы взял на себя расходы по его поездке в Израиль и
предварительно поставил бы его в курс всего того, что мы знаем до сих пор об
этом деле. Вы можете мне писать по адресу: Hotel Continental, 3 rue
Castiglione, Paris (1) -- в Лондоне я пробуду неделю -- десять дней и
вернусь сюда.
Искренне уважающий Вас
М. Павловский
Р. S. Не откажите осведомить В. Вишняка о содержании этого письма. От
него я давно не имею писем. Все ли у него в порядке?
По поводу Вашего письма от 16 апреля я хотел бы сделать два замечания.
Первое -- тот факт, что некоторые доклады посланников адресованы канцлеру,
отнюдь не означает, что канцлер этими вопросами занимался. Обычная
бюрократическая практика -- адресовать бумаги министру (а канцлер был
министром иностранных дел, министерством же управлял статс-секретарь Ягов,
потом Циммерман, затем Кюльман). Министр иногда (и то не всегда) визирует
конфиденциальную бумагу, и она направляется в нужную инстанцию. Присланные
Вами документы отчетливо показывают, что бумага (доклад или телеграмма)
исходит, например, из Берна, датирована днем отправки из Берна, но копия
снабжается подписью Бетмана-Гольвега и посылается в Стокгольм или
Христианию. Такой порядок до сих пор существует и во французской
министерстве иностранных дел.
Я совершенно согласен с Вами, что фактически этими делами занимался
Берген в министерстве иностранных дел (мне кажется, Берген был в Ватикане
уже после войны, при Веймарском правительстве и даже при гитлере). В
генеральном же штабе этими делами занимался Рицлер, впоследствии помощник
Мирбаха и, после убийства Мирбаха, charge d'affairs в Москве в 1918 г.
Второе -- это то, что суммы, получавшиеся Цивиным, отнюдь не
свидетельствуют, на мой взгляд, о том, что его рассматривали как мелкого
осведомителя. Пресловутый эстонец Кескула, член "Эстонского национального
комитета", связавший себя близким знакомством, если не дружбой, с Лениным,
Кескула, ведший работу в "Союзе освобождения Украины" (СОУ) и среди финских
активистов, которые по словам Шляпникова ("Канун семнадцатого года", 3-е
изд., Петроград, 1923 г.) "горели желанием помочь русской революции за счет
германского штаба и были прекрасно организованы, снабжены деньгами, имели
явки на пограничных со Швецией пунктах, паспортные бюро для снабжения
документами немецких агентов", этот Кескула, оказывается, только с мая 1916
г. стал получать регулярное жалование в 20.000 марок в месяц. Его
непосредственное начальством был Штейнвакс, агент штаба и вместе сотрудник
Бергена. Другие агенты Штейнвакса по той же линии работы, Литчев и Клейн,
получали: первый 6000 марок, а второй 700 марок в месяц (см. доклад
Штейнвакса Бергену от 8 мая 1916 -- документ номер 12 у Земана). Владимир
Футран, создавший в голландии "Русскую лигу мира" и посылавший литературу (в
том числе и "На чужбине") в лагери русских пленных в Германии и Австрии,
получал всего 600 гульденов в месяц (см. доклад No 2026 фон Розена канцлеру
от 18 мая 1917 г. -- документ No 60 у Земана, а также письмо Красильникова,
начальника тайной русской полиции в Париже от 5 октября 1915).
Наряду с ними Цивин получал 25000 марок в месяц, т. е. больше всех
известных нам до сих пор агентов, за исключением Парвуса, о котором ниже.
Кстати, Цивин действительно получил, как Вы пишете с октября 1916 г. три
раза по 25000 франков, но Вы упустили из виду первый платеж в 25.000
произведенный ему 30 августа 1916 г. Кроме того, по возвращении из Осло,
Цивин запросил еще 30.000 фр., в которых 6 марта 1917 г. ему было отказано,
но уже через 10 дней, по получении сведений о революции в России, эта сумма
ему была выплачена.
Таким образом, вряд ли Цивин мог рассматриваться немцами в качестве
"мелкой сошки". Объяснил это сам Ромбах: ценность Цивина была в том, что он
был единственным среди других агентов и посредников, активным членом ПСР
(связь которого с германией его партия не подозревает) и таким образом может
приносить большую пользу.
Что касается затрат в миллионах, то они появились главным образом после
февраля 1917, вернее даже после отъезда Ленина в Россию. До февраля вряд ли
немцы могли считать большевиков очень влиятельной партией, "организующей
революцию", на которую стоило тратить миллионы. Правда, Парвус получал
крупные суммы уже с 1915 года, отчасти и на большевиков. Но поле
деятельности Парвуса покрывало не только русскую акцию. Парвус был формально
германским социал-демократом, а к началу 1917 года сделался и германским
подданным. Деятельность его многообразна: он издает "Die Glocke", создает
"Институт изучения последствий войны", полунаучную, полукоммерческую
организацию, в которой работают ганецкий и несколько других большевиков. Он
оказал германии (и себе лично) большие услуги в Турции, вел пропаганду --
через Раковского и др. в Румынии за удержание нейтралитета. Наконец, он
оказал германскому правительству услуги в среде германских
социал-демократов, среди датских и шведских профессиональных союзов (см.
рекомендацию, данную Парвусу ст. секретарем Циммерманом в письме к
германскому министру в Стокгольме от 9 мая 1917 -- документ No 58 у Земена).
А главное -- это был человек совершенно иного калибра, не идущий ни в какое
сравнение ни с кем из других "сотрудников", буквально завороживший
Брокдорф-Ранцау и даже Циммермана (фон Ягов к нему относился осторожно).
Настоящие же миллионы все же пошли в Россию после февральской
революции, и не только через Парвуса, но и непосредственно к большевикам.
С.-ры, бывшие у власти, в средствах не нуждались ни для своих изданий, ни
для поддержания своих профессиональных кадров.
М. Павловский
P. P. S. Мне вспоминается, что И. Троцкий, живущий сейчас в Нью-Йорке,
был в 1915--16 гг. в Копенгагене, где-то потом писал об этом времени, в
частности о высылке из Дании Ганецкого. Тогда создался комитет для защиты
ганецкого, в который входил с.-р. Камков. Каким образом Камков мог проехать
в то время из Женевы в Данию, не вызвав подозрений?
Лозанна, 26 ноября 1962 г.
Дорогой Борис Иванович,
Получил Ваше письмо от 8 ноября и поражаюсь, как можете Вы справляться
с такой перегруженностью работы...
1) Рубакин -- я не знал, что он в свое время давал предательские
показания. В конце 1880-х гг. ему было около 25--26 лет!.. Вместо фотокопий
посылаю Вам для ознакомления в свое время приготовленные мною для печати
копии, напечатанные на машинке. То, что у меня имеется, далеко не все.
Рубакин, связь которого с немцами началась с октября 1915 г. и продолжалась
почти до самой революции в германии, обозначался в переписке псевдонимом
"Martel" [Мартель"]. При беглом просмотре документов я несколько раз
встречал это имя, но полагал, что этот "Vertrauensmann**" касается
французской акции. Так как я не отмечал ни дат, ни номеров микрофильмов,
теперь этих документов уже не найти. Совершенно случайно, разбирая архивные
документы Бернского посольства, я наткнулся на микрофильмы, снятые с досье
"Akten zu Martel (Rubakin), 2 Band in Russland"***, L. 849/L.
244.000--244.046. Часть копий
*) Архив гуверовского института, кол. Б. И. Николаевского, ящик 496,
папка 3. -- Прим. Ю. Ф.
**) Агент (нем.) -- Прим. Ю. Ф.
***) Документы по Мартелю (Рубакин), том 2, в России (нем). -- Прим. Ю.
Ф.
этих документов я при сем посылаю. Надписи сверху означают: P.R.O. --
Public Record Office, London; G.F.M. -- German Foreign Ministry; номер "4"
дан документам германского посольства, далее указан номер катушки
микрофильма -- "reel* 364" и номер каждой страницы, снятой на микрофильм
(frame)** -- в данном случае от L.244.000 до L.244.046. (Однако часть
микрофильмов этого досье явно вырезана -- их не хватает.) Таким образом,
если указать Public Record Office -- знаки, помещенные мною сверху каждого
документа, можно найти соответствующий микрофильм документа и таким образом
идентифицировать его. главные из этой серии документов у меня имеются в
фотостатах и могут служить доказательством подлинности документов, на случай
их оспаривания заинтересованными лицами.
Далее, я хочу дать Вам некоторые сведения в качестве примечаний к
каждому документу. Рубакин был связан с Ромбергом (немецким послом в
Швеции).
а) Документ 244.001, 244.002, 244. 003 -- обозначен датой 13 октября
1916 г. Это -- несомненная ошибка: нужно читать 1915 г. Уже в последующих
посылаемых документах год указан "1916", а в документе L.244.020 от 17 марта
1916 есть ссылка на доклад Ромберга "von 13 okt. v. J. Nr.
*) Катушка (англ.) -- Прим. Ю. Ф.
**) Кадр (англ.) -- Прим. Ю. Ф.
880"*, т. е. речь идет о первой встрече Ромберга с Рубакиным и где
последний окрещен псевдонимом Martel. Что касается упоминаемого в докладе No
880 от 13 октября 1915 -- "eine grosse Anklagenschrift gegen Russland"**, то
здесь имеется в виду предложение Рубакина издать на многих европейских
языках работу, основанную на документах, имеющихся в распоряжении Рубакина,
о виновности России в начавшейся войне. Об этом свидетельствует позднейший
документ L.244.042 от 6 декабря 1916 -- доклад германского консула в Берне
(не знавшего о связи Рубакина с посольством) о живущем в Clarens'е "Ник.
Рубакине, принадлежащем к русской революционной партии", который "Soll in
Besitzen diplomatischer Aktenstucke Sein, die aif die Kriegsursache Bezug
haben".*** Связь с Руб[акиным] можно установить через поляка Пилсудского,
брата "известного генерала".
Этот документ у меня имеется, но я его Вам не посылаю, т. к. он
большого значения не имеет. Если нужно, можете сослаться на него в
примечании, указавши на докум[ент] P.R.O.--G.F.M.--4--reel 364--L.244.042.
*) От 13 октября прошлого года (нем.) -- Прим. Ю. Ф.
**) Важный обвинительный документ, касающийся России (нем.) -- Прим. Ю.
Ф.
***) Видимо имеет дипломатические документы, относящиеся к причине
войны (нем.) -- Прим. Ю. Ф.
b) в приложениях с документу L.244.001--L.244.001 дана под номерами
L.240.005--244.013 биография Руб[акина], составленная им самим под
заголовком "Quelques donnees biographiques sur la Dr. Nicolas Rubakin"* --
по французски, а под номерами L.240.014--240.018 записка на нем. языке
"Organisation einer Sozijlstischen (sic) antimilitaristischen Propaganda
unter den russischen Kreigsgefangenen in Deutschland und Osterreich"**. В
этой записке, напечатанной на машинке по-немецки (по-видимому, перевод с
французского или русского, т. к. Руб[акин], кажется, недостаточно владел
немецким языком) аппетиты Рубакина проявились сильнее, чем в личном
разговоре с Ромбергом: здесь уже речь идет о 250.000 шв. франках. Эта
записка у меня имеется в фотостате, я ее пока Вам не посылаю, т. к.
предложение Руб[акина] было отвергнуто военным министерством и
свидетельствует больше о намерениях Руб[акина], чем о его действиях.
c) документ L.244.020 -- Циммерман Ромбергу -- от 17 марта 1916 (выше
упомянутый) говорит об эксперте по русской литературе Cosack'е. В других
документах этот Harald Cosack*** идентифицируется как
*) Некоторые биографические данные о д-ре Николае Рубакине (фр.) --
Прим. Ю. Ф.
**) Организация социалистической (!) антивоенной пропаганды среди
русских военнопленных в германии и Австрии (нем.) -- Прим. Ю. Ф.
***) Гаральд Козак. -- Ю. Ф.
Altdorfer*. Кто этот Altdorfer, я так и не доискался. Доклады (отзывы)
Cosack'а о брошюрах Рубакина я не привожу. Они составляют документы
L.244.021, L.244.022, L.244.023 и 244.026. Как курьез укажу, что в брошюре
"Военная бюрократия" (в свое время появившейся в "Русской мысли", янв. 1916
г.) речь идет о коррупции военных бюрократов, "большая часть которых не
русские, а немцы" ("viele Nichtrussen, insbesonders Deutsche"**). Cosack эту
брошюру забраковал и ее вернули обратно Рубакину -- Erlass*** от 1 марта
1916 г. и доклад 23 февраля No 330, на которые ссылается Циммерман, мною не
разысканы.
d) Документ L.244.024, Циммерман Ромбергу от 27 марта 1916 -- о покупке
"авторских прав" Рубакина на брошюру "Воля Аллаха" -- за 2000 frs.****
e) Документ L.244.025 -- Военное министерство канцлеру Бетм.-гольвегу
от 15 апреля 1916 -- предложение Мартеля о пропаганде в лагерях
военнопленных отклоняется, ибо эта пропаганда уже налажена самим
министерством.
f) Документ L.244.037 от 23 мая 1916 г. -- личное письмо пом.
статс-секретаря Штумма -- Ромбергу, в связи с отклонением военным
министерством предложения Рубакина. Письмо Ромберга Штумму от 14 мая 1916 и
Erlass от 15 мая No 286, на которые ссылается Штумм, мною не разысканы. Они
находятся среди документов под номерами (микрофильмов) от L.244.026 до
L.244.036, которые в микрофильм. катушке 364 -- не помещены (или, вернее, по
некоторым признакам, вырезаны). В связи с тем, что Штумм пишет об особой
газете для военнопленных, не следует заключать, что если здесь имеется в
виду журнальчик "На чужбине", что он издавался на германские деньги. Среди
документов Бернской миссии имеются 2 документа, которые устанавливают
обратное, т. е. что "На чужбине" не пользовался никакой субсидией от немцев
(при сем прилагаю копию). В свое время я просмотрел все вышедшие номера "На
чужбине", издававшиеся с 1/14 января 1916 до 12/25 апреля 1917 г. ежемесячно
(всего 15 номеров, у меня имеется их
*) Альтдорфер. -- Прим. Ю. Ф.
**) Много нерусских, в особенности немцев (нем.) -- Прим. Ю. Ф.
***) Указ (нем.) -- Прим. Ю. Ф.
***) Здесь и далее имеются в виду швейцарские франки. -- Прим. Ю. Ф.
оглавление). Это был наивно-провинциальный журнальчик, из номера в
номер тянувший
скучнейшие статьи вроде "Крестьянство и земельный вопрос" или
перепечатки из русских газет. Военнопленным было скучно, и они просили
давать речи в гос. Думе Милюкова, Керенского и др. -- В. М. Чернов поместил
в этом журнальчике только одну статью "Болгария и Россия" во 2-м номере.
Статья эта появилась во 2-м номере (февраль 1916 г.), когда Чернова уже не
было в Швейцарии (он и Камков уехали в конце января 1916, когда прекратилась
из-за недостатка средств "Жизнь"). Когда начались в июле 1917 нападки на В.
М., гл. образом в "Речи", Чернов в своих объяснениях сам забыл название
своей единственной статьи и указал статью "Руку протянул" (которой нет в
журнале). Это дало повод к новым нападкам. -- Средства на издание "На
чужбине" были ничтожные: даны отчеты с 1.I.1916 по 1.I.1917 приход 6.851.93
фр., расход 6.394.52 и с 1.I.1917 по 1 апреля 1917 -- 3.208.70. -- Доход
составлялся из пожертвований в Швейцарии, Лондоне, Нью-Йорке, продажи
картин, подписн. листов, лотереи и проч. -- Нужно еще добавить, что Цивин
вступил в сношения с немцами в сентябре 1916, т. е. через 9 месяцев после
того, как начало выходить "На чужбине".
g) Документ L.244.039--244.040. Это написанное от руки письмо
Руб[акина] к Ромбергу от 5 окт. 1916. По-видимому, текст письма написан не
Рубакиным, т. к., как я указывал выше, Руб[акин] не был особенно силен в
нем[ецком] языке. Но подписан текст Рубакиным (письмо написано готическим
шрифтом, а подпись "Dr. N. Roubakin" латинским, и кроме того, по-немецки его
фамилия пишется Rubakin, он же подписался по-французски "Roubakin". В письме
для "конспирации" (довольно примитивной и у Руб[акина], и у немцев, где его
часто именуют "Martel-Rubakin") он особенно подчеркивает, что книги "строго
научные" (в своем докладе о пропаганде в лагерях военнопленных, отвергнутом
военным мин[истерст]вом [германии], он предлагал так назвать предлагаемые им
библиотеки). Письмо устанавливает, что проект Ромберга в письме от 13.X.1915
предложить за 5.000--10.000 frs. составить создать 2--3 пробных библиотеки
был приведен в исполнение.
Есть у меня еще неск. документов по этому делу, но и того, что я
посылаю, вполне достаточно, чтобы определить, стоит ли их публиковать. В
сущности уже первый доклад Ромберга о его первой встрече с Рубакиным вполне
обрисовывает то, чего искали обе стороны от их сотрудничества.
Кескула -- Вы, помнится мне, писали о том, что вышли воспоминания
Кескулы. Не откажите сообщить название и издательство, я бы хотел их
приобрести.
Привет и всего лучшего.
[Без даты]
Многоуважаемый Борис Иванович,
Спасибо за Ваше письмо.
С удовольствием сообщаю Вам подробности моего столкновения с господином
Рютером. Он был секретарем секции, на которой обсуждалось поведение немецкой
социал-демократии во время первой мировой войны. На утреннем заседании
председательствовал профессор Бернардт Шмитт. Я записался на выступление в
прениях по докладу Чарлса Блоха (Израиль). В прениях по предыдущим докладам
некоторыми советскими историками, в частности Степановой, говорилось о