речи - не знаю, как сказать, - я должен потребовать устранения из состава
данного судилища тов. Янсона, как опороченного своей предшествующей
деятельностью. Вы, конечно, все достаточно хорошо знаете, что с 1924 года
существовала фракционная "семерка", состоявшая из всех членов Политбюро,
кроме меня. Мое место занимал ваш бывший председатель Куйбышев, который
должен был, по должности, быть главным блюстителем партийного устава и
партийных нравов, а на деле был первым их нарушителем и развратителем. Эта
семерка была нелегальным и антипартийным учреждением, распоряжавшимся
судьбами партии за ее спиной. Тов. Зиновьев в одной из своих речей на
заседании Центрального Комитета назвал Янсона, в качестве одного из
участников в работах антипартийной семерки. Никто этого заявления не
опроверг. Сам Янсон промолчал. Хотя в том же преступлении повинны и другие,
но относительно Янсона имеются запротоколированные показания. Сейчас Янсон
собирается меня судить за антипартийное поведение. Я требую отвода Янсона из
состава судей.
Председатель Орджоникидзе: Это невозможно, Вы, вероятно, шутите, тов.
Троцкий.
Троцкий: Я не имею привычки шутить в больших и серьезных вопросах Я
понимаю, что, может быть, Президиум поставлен моим предложением в несколько
трудное положение, так как я опасаюсь, что в составе Президиума могут
найтись и другие участники работы семерки. Но я ни в коем случае не
собирался мое предложение превращать в шутку. Факт таков, что если это
называлось "составлением повестки", то я, член Политбюро, в то время об этих
собраниях ничего не знал. На этих собраниях вырабатывались меры борьбы со
мной. В частности, там было выработано обязательство членов Политбюро не
полемизировать друг с другом, а полемизировать всем против Троцкого. Об этом
не знала партия, об этом не знал и я. Это длилось долгий период времени... Я
не говорил, что тов. Орджоникидзе состоял членом семерки, но он принимал
участие в работе этой фракционной семерки.
0x08 graphic
* В сокращении и с незначительными изменениями опубликованы в кн.
Троцкого "Сталинская школа фальсификации", сс. 132-164. В русском примечании
к варианту этой книги, предназначенному для перевода на иностранные языки,
Троцкий о сделанных сокращениях написал следующее: "Ниже приводятся две
речи, произнесенные автором этой книги на Президиуме ЦКК, игравшем роль
судилища. В стенограмме обеих речей автором произведены значительные
сокращения, относящиеся к таким вопросам, которые иностранному читателю были
бы непонятны без подробных объяснений. В остальном речи печатаются так, как
были произнесены, с небольшими стилистическими поправками" [ 1929 ]. - Прим.
сост.



Орджоникидзе: Может быть, Янсон, а не Орджоникидзе, вы ошиблись?
Троцкий: Извиняюсь, хотя думаю, что "эта ошибка чисто формальная. Я
говорил действительно об Янсоне. Я не говорил, что тов. Янсон входил в
состав самой семерки; нет, но он принимал участие в работах этой фракционной
семерки, которая не предусмотрена уставом партии, действовала против устава
и против воли партии, - иначе ей незачем было бы скрываться. Если здесь
окажутся и другие товарищи, которые подобно Янсону, принимали участие в
работе этой фракционной семерки, я покорнейше прошу и на них распространить
мой отвод. Смирнов: Я считаю...
Орджоникидзе: Слово имеет тов. Троцкий.
Троцкий: Так как тов. Янсон сделал попытку противопоставить объяснения
тов. Зиновьева моим объяснениям по вопросу о методах и путях восстановления
более нормальных отношений в партии и более согласованной работы, я начну с
того, что целиком присоединяюсь к заключительным предложениям тов.
Зиновьева.
Товарищи хотят сейчас депо представить так, что нас нужно вывести из
Центрального Комитета из-за Ярославского вокзала, из-за речи Зиновьева по
радио и из-за моего "поведения" на Исполкоме Коминтерна. Все это было бы
убедительно, если бы не было нашей декларации, которую мы, оппозиция, подали
в ЦК еще в начале июля прошлого года. По этому вопросу все пути вашей борьбы
против нас подсказаны нами с полной ясностью и точностью; предсказано, как
вы будете пользоваться придирками для того, чтобы осуществить ту программу
перестройки партийного руководства, которую ваша фракционная головка
задумала давно, еще до июльского пленума, до XIV съезда.
Предложение Президиума ЦКК о выводе тов. Зиновьева из Политбюро роздано
было внезапно, перед соответствующим заседанием объединенного пленума,
потому что на фракционной кухне не все еще было готово, кое-кого нужно было
переубедить, или заставить от дела Лашевича протянуть "все нити" к
Зиновьеву. Вот что мы писали в декларации "в деле Лашевича"... (читает).
Тогда еще Ярославского вокзала не было, но мы его предчувствовали,
потому что тов. Ярославский был.
Янсон: Вокзал был еще до того времени, когда Ярославский был. Троцкий:
Ярославский был до того, как Ярославский вокзал стал политическим фактором в
нашей жизни. А насчет Ярославского мы давно говорим: если хотите узнать,
чего хочет Сталин достигнуть через полгода, пойдите на собрание и
послушайте, что говорит Ярославский. "Вопрос о т. н. "деле" Лашевича! -- я
читаю июльскую декларацию, -поставленный, согласно решению Политбюро от 24
июня, в порядок нынешнего пленума, неожиданно, в самый последний момент
постановлением Президиума ЦКК от 20.VII превращен в "дело" тов. Зиновьева..
Вопрос этот, как совершенно ясно для всех, решался не в Президиуме ЦКК, а в
той фракционной группе, руководителем которой является тов. Сталин".


А теперь вы хотите дать думать простакам, что мы будем выведены из ЦК в
связи с Ярославским вокзалом.
"Мы имеем перед собою новый этап в осуществлении давно намеченного и
систематически проводимого плана. Уже вскоре после XIV съезда в широких,
сравнительно, кадровых кругах партии шли настойчивые разговоры, источником
которых является секретариат ЦК, о необходимости реорганизовать Политбюро в
том смысле, чтобы отсечь ряд работников, принимавших участие в руководящей
работе при Ленине, и заменить их новыми элементами, которые могли бы
составить надлежащую опору для руководящей роли тов. Сталина. План этот
встречал поддержку со стороны тесно спаянной группы ближайших сторонников
тов. Сталина, наталкиваясь, однако, на сопротивление со стороны других
элементов, отнюдь не примыкающим к какой-либо "оппозиции", -в том числе и с
вашей стороны, тов. Янсон. "Именно этим" объясняется, без сомнения, решение
руководящей группы проводить план по частям, пользуясь для этого каждым
подходящим этапом. Расширение Политбюро, при одновременном переводе тов.
Каменева из членов Политбюро в кандидаты, явилось первым шагом на пути
заранее намеченной радикальной реорганизации партийного руководства.
Оставление в составе расширенного Политбюро тт. Зиновьева и Троцкого, а в
числе кандидатов - тов. Каменева, должно было давать партии видимость
сохранения старого основного ядра, и тем самым успокаивать тревогу
относительно подготовленности и компетентности центрального руководства. Уже
через полтора-два месяца после съезда, наряду с продолжением борьбы против
"новой оппозиции", была открыта одновременно в разных пунктах, прежде всего
в Москве и Харькове, - точно по сигналу - новая глава в борьбе против тов.
Троцкого. В этот период руководители московской организации открыто говорили
на ряде активов, что ближайший удар надо нанести тов. Троцкому. Остальные
члены Политбюро и ЦК, отнюдь не принадлежащие к "оппозиции", выражали
неодобрение поведению руководителей московской организации, причем ни для
кого не было тайной, что за спиной московских руководителей стоит
секретариат ЦК. В этот период вопрос о предстоящем изъятии тов. Троцкого из
Политбюро обсуждался в достаточно широких кругах партии, не только в Москве,
но и в ряде других мест. Дело, возбужденное против тов. Лашевича, не внесло,
по существу, ничего нового в основной план реорганизации партийного
руководства, но побудило сталинскую группу внести некоторые изменения в
способы проведения плана. Если до самого недавнего времени намечалось
нанести первый удар тов. Троцкому, отложив вопрос о Зиновьеве до следующего
этапа, чтобы постепенно приучить партию к новому руководству, ставя сс перед
каждым новым частичным изменением, как перед совершившимся фактом, то "дело"
тов. Лашевича, Беленького и др., ввиду их близких связей с тов. Зиновьевым,
побудило руководящую группу изменить очередь и наметить нанесение ближайшего
удара по тов. Зиновьеву... Выдвинутое в последний момент предложение -
удалить тов. Зиновьева из Политбюро - продиктовано центральной сталинской
группой, как


этап на пути замены старого ленинского руководства партии - новым,
сталинским. План, по-прежнему, осуществляется по частям. Тов. Троцкий
оставляется пока в составе Политбюро, чтобы, во-первых, дать возможность
партии думать, будто тов. Зиновьев действительно устраняется в связи с делом
Лашевича, и, во-вторых, чтобы слишком крутыми шагами не вызывать у партии
чрезмерной тревоги. Не может, однако, составлять никакого сомнения, что
вопрос о тов. Троцком, как и о тов. Каменеве, для сталинского ядра предрешен
в смысле отсечения их от руководства, и что выполнение этой части плана
остается только вопросом организационной техники и подходящих поводов,
действительных или мнимых".
Вот эта организационная техника поручена сейчас вам, тов. Орджоникидзе.
Организационная техника, т. е. подыскание подходящих поводов, действительных
или мнимых, У вас нет действительных поводов, вы берете мнимые.
"Дело идет о радикальном изменении партийного руководства. Политический
смысл этого изменения полностью оценен в нашем основном заявлении,
составленном до того, как "дело" тов. Лашевича было превращено в "дело" тов.
Зиновьева.
Здесь остается только добавить, что явно наметившийся сдвиг с ленинской
линии получил бы несравненно более решительное оппортунистическое развитие,
если бы намеченная сталинской группой перестройка руководства осуществилась
на деле. Вместе с Лениным, который ясно и точно формулировал свою мысль в
документе, известном под именем "завещание", мы, на основании опыта
последних лет, глубочайшим образом убеждены в том, что организационная
политика Сталина и его группы грозит партии дальнейшим дроблением основных
кадров, как и дальнейшими сдвигами с классовой линии. Вопрос идет о
руководстве партии, о судьбе партии. Ввиду изложенного, мы категорически
отклоняем фракционное и глубоко вредное предложение Президиума ЦКК".
Как это, товарищи, звучит сейчас свежо и злободневно! Можно подумать,
что это написано вчера, и что мы не предсказали, а задним числом обозрели
то, что вы уже проделали. Я бы хотел пожелать, чтобы вы, просмотревши все
ваши заявления и речи и, сопоставивши их с фактами, могли сказать со
спокойной совестью, что вы предвидели весь тот путь, по которому идете...
Вот это наше предсказание является для вас как бы шпаргалкой, по которой вы
действовали и действуете еще сейчас.
Обвинения, предъявленные вами по моему адресу, это и есть же
"подходящие поводы", которые вы отыскиваете в порядке данного вам
технического поручения, в точном соответствии с нашим предсказанием,
сделанным год тому назад. Это лишь один из этапов, не первый, но еще и не
последний.
Вы предъявили мне два обвинения. Первое - мое выступление в ИККИ. Тов.
Янсон изобразил только наполовину правильно то, что я сказал. У него
выходило, будто я вообще отказывался дать объяснения по поводу своего
поведения на ИККИ. Я перед каждым партийным со-


бранием, перед каждой ячейкой, тем более перед Президиумом ЦКК готов
объяснить все мои заявления на Президиуме ИККИ. Я считал и считаю сейчас,
что судить меня ЦКК ни в коем случае не может за мои выступления на пленуме
ИККИ, как более высокого учреждения, и если тов. Янсону это непонятно до сих
пор, он должен вдуматься в вопрос, перечитать устав Коминтерна и устав нашей
партии. Он поймет тогда, что я прав, как был бы совершенно прав, отрицая
право Губернской КК привлекать меня к ответственности за мое выступление в
качестве члена ЦК партии.
Меня за мои выступления осудил Президиум ИККИ, который не передоверил
своих прав ЦКК ВКП (б). Пленум ИККИ это есть Центральный Комитет нашей
международной партии. На пленуме ИККИ я выступал, как член этого учреждения,
там меня осудили в постановлении, которое вы знаете. А вы второй раз
подвергаете меня суду за это мое выступление. Вы не имеете на это права.
Когда я указал на это тов. Янсону, он сказал: "Но ведь пленум ИККИ поручил
ЦК ВКП принять меры против дальнейшей фракционной работы оппозиции".
Правильно. Но ведь здесь сказано ЦК, а не ЦКК, причем речь идет о дальнейшей
фракционной работе, а никак не о выступлениях моих на Исполкоме Коминтерна.
Тем не менее, повторяю, объяснения я с полной готовностью дал тогда, если бы
было достаточно времени, изложил бы и сейчас. Вы имеете возможность
познакомиться с документами, которые были представлены на пленуме ИККИ. Все,
что произошло за эти немногие недели, придает десятикратную убедительность и
правоту тому, что я излагал не только как свои взгляды, но, думаю, как
взгляды всей так называемой оппозиции на этом пленуме Исполкома. (Шум в
зале.) Повторяю: из всего мною сказанного мне ничего не приходится
пересматривать, а речь тов. Сталина от 5 апреля, накануне переворота Чан
Кайши, до сих пор скрыта от партии. Я на Исполкоме Коминтерна бросил тов.
Сталину вызов: если ваша линия верна и если права резолюция Исполкома,
которая говорит, что все предвидения Исполкома оправдались, покажите, что
говорили вы за неделю до контрреволюционного -не личного, а классового
переворота Чан Кайши. Я не говорю о тех простачках, которые говорят: а
Муравьев разве не изменял? как будто в нашей собственной партии не было
измен? и пр. Вздор! Там совсем другое дело, там произошел глубокий сдвиг
классов, причем буржуазия, о которой говорилось, что мы ее используем и
выбросим, как выжатый лимон, использовала на деле нас. Мы помогли ей сесть в
стремя, она нас ногой отбросила, захватила всю власть, обескровила
пролетариат. А за неделю до этого Сталин брал на себя ответственность за
политическую линию Чан Кайши. Это худший обман партии, худший обман, - этого
никогда не было в истории нашей партии, - говорят, что Центральный Комитет
"все предвидел", а на деле было прямо противоположное. Ленин говорил, что
честное отношение к партии -- это выяснение дела, как было, вскрывание всех
ошибок, совершенных руководством партии. Мы принесли все свои тезисы, все
свои статьи на Коминтерн. А Сталин спрятал стенограмму. Я стучал во все
двери, звонил во


все телефоны, чтобы получить эту стенограмму, Сталин ее не дал. А когда
я бросил вызов Сталину на Коминтерне, когда я ему сказал, покажи свою
стенограмму, он вышел и сказал: "Я не буду отвечать на личные выпады тов.
Троцкого". Какие это личные выпады? Вы жертвуете головой китайского
пролетариата во имя спасения престижа отдельных товарищей. Это есть
величайшее преступление, которое вообще можно совершить в революционной
партии.
Еще по вопросу об Исполкоме Коминтерна. Главное обвинение, которое мне
бросили там, заключается в том, что Троцкий и оппозиция идут к блоку с
ренегатом Масловым, который занимается травлей СССР. Я утверждаю, что и
здесь обманывают нашу партию, и здесь обманывают рабочий класс. Группа
Маслова не занимается травлей СССР. Я сам до некоторой степени верил осенью
прошлого года в это на основании "Правды", когда не знал еще полной цены
Марецким, и тем, кто там стоит за ними, под ними и над ними. Я верил этому и
я подписал декларацию от 16 октября, в которой говорилось о том, что группа
Маслова занимается травлей СССР. Но это неправда! У меня есть с собой
последний номер журнала этой группы "Знамя Коммунизма" (2 июня 1927 г.).
Напечатайте его для сведения всех членов партии, чтобы все увидели, как они
занимаются травлей СССР. В подлейшей передовице "Правды" "Путь оппозиции"
говорится и про них, что они чемберленовские агенты. А они в своей последней
передовице, озаглавленной "Руки прочь от Советской России!", говорят: "Новый
крестовый поход подготовляется против страны первой пролетарской революции.
...Только пролетариат может воспрепятствовать такой войне. Конечно, не
посредством гнилых образований, вроде Англо-Русского комитета и проч.
...Если когда-либо было ясно, что только действительный, революционный,
ленинский, коммунистический Интернационал способен отразить нападение на
Советскую Россию, а стало быть, и на весь мировой пролетариат, так это в
настоящий момент, когда все эти гнилые комитеты в полной беспомощности, в
полном бессилии созерцают подготовку и нападение. ...Так как
империалистической войне можно препятствовать только на революционном пути,
и так как каждая надежда на всякую, хотя бы и самую левую разновидность
реформизма, есть политика иллюзий, то нужно исправить совершенные
преступления раскола, именно исключением всех левых элементов из
Коминтерна".
Они требуют восстановления их в Коминтерне для того, чтобы защищать
Советский Союз, который они объявляют страной первой пролетарской революции.
"...Теперь не время прятаться за соображения престижа. На карте стоит
кое-что побольше, чем репутация руководства, вся политика которого, если она
не будет изменена, приведет к банкротству не меньшему, чем банкротство II
Интернационала". Вы их обвиняете в ренегатстве, а я говорю, что в их среде
есть лучшие революционеры, чем многие их обвинители.
"...Руки прочь от Советской России. Это легко сказать. Этот клич
обязывает к тяжелой, лихорадочной, международной, пропагандистской и
организационной работе, к которой даже и не приступлено, не-


смотря на то, что давно уже выяснилось все большее обострение
конфликтов".
В числе других требований, статья выдвигает следующее: "Немедленное
международное сплочение рабочих транспорта, военных и химических заводов под
лозунгами "ни одного судна", "ни одного поезда с солдатами, оружием или
амуницией против Советской России, ни одного солдата, ни пушки, ни газов, ни
самолетов против Советской России; немедленная международная и революционная
пропаганда против войны в наступательном ленинском духе против империализма
при беспощадном скрывании того, что есть, т. е. без деятельности всех левых
"реформистских друзей" Советской России и при организации революционного
отпора".
"Руки прочь от Советской России! - мы бросаем всем рабочим этот клич,
который обязывает к действию".
Я привел только часть статьи. Все номера этого издания по отношению к
Советскому Союзу исполнены этого же духа. Марецкие обманывают партию и
рабочий класс, отравляют сознание рабочего класса, отучают его отличать
друзей от врагов, когда говорят, что можно питать надежду на Перселей и
других и в то же время утверждают, что группа Урбанса, Маслова и других
являются изменниками.
Второе обвинение - демонстративные проводы Смилги на Ярославском
вокзале. Вы выслали Смилгу в Хабаровск. Я еще раз очень прошу условиться на
каком-нибудь одном объяснении этой высылки. Шкиря-тов в комиссии воскликнул:
"И в Хабаровске можно работать!" Если Смилга отправлен в нормальном порядке
для работы в Хабаровск, то вы не смеете говорить, что коллективные проводы
его были демонстрацией против Центрального Комитета. Если же это есть
административная ссылка товарища, который в настоящее время нужен на
ответственных, т. е. боевых советских постах, тогда вы обманываете партию,
ведете двойную игру. Повторите ли вы снова, что отправка Смилги в Хабаровск
является командировкой в обычном порядке на работу? И в то же время будете
обвинять нас в демонстрации против ЦК? Такая политика является
двурушничеством.
Передовица "Правды" от 22 июня. Мое время ограничено и я не могу
сказать всего того, чего заслуживает эта передовица. Процитирую лишь
несколько строк, сказанных по поводу того, что я на пленуме ИККИ заявил, что
сейчас наиболее острой опасностью является партийный режим. На этом
основании передовая статья под названием "Пути оппозиции", статья, которую
не удосужился, к сожалению, прочитать председатель ЦКК, хотя эта статья
написана накануне суда над нами, который здесь теперь происходит, и хотя
сейчас все говорят: прочитайте статью Марецкого и вы узнаете, что будет
говорить завтра Орджоникидзе, - эта статья говорит: "Политически
эксплуатируя эти трудности, оппозиция тем самым поставила под знак вопроса
верность ее пролетариату и большевистской партии в часы опасности. Ибо
утверждать, что опаснейшей из опасностей является режим большевистской
партии, значит на деле вторить классовым врагам СССР". Я не буду заниматься


ответами на возгласы тех сторонников и сторонниц Марецкого, которые и
здесь присутствуют, и не буду заниматься моральной квалификацией этого
субъекта. Я поставлю вопрос политически. В статье говорится, что оппозиция
поставила под знак вопроса свою верность революции во время войны. Но у нас
на дипломатических постах, т. е. самых боевых позициях, где сейчас, до
войны, надо защищать Советский Союз, работают: Каменев, Раковский,
Крестинский, Антонов-Овсеенко, Иоффе - сейчас не на дипломатическом посту,
но старейший дипломат, который может понадобиться... Пятаков и
Преображенский в Париже, недавно еще там был Рейнгольд; Копп в Стокгольме;
Сафарова вы из Китая посылаете в Константинополь; Мдивани - в Персии; Аусем
- в Константинополе; Уфимцев и Семашко - в Вене; Сокольников возвращается из
Женевы; Канатчиков в Праге; Коллонтай в Мексике; Краев-ский приехал вчера из
Аргентины. Ведь все это сплошь оппозиционеры, и это еще далеко не все, Я вас
спрашиваю, товарищи, если оппозиция ставит под знак вопроса свою верность
революционной стране и диктатуре пролетариата во время войны, то что сделать
со штабом революционной армии, который на ответственные командные посты
ставит "изменников" или кандидатов в изменники' Я был когда-то уполномочен
нашей партией на руководство Красной армией, - я бы такой штаб расстрелял.
Вы шутите с таким обвинением или нет'
Если вы имеете мужество поддерживать то, что говорят Марецкие и прочая
чернильная дрянь сегодняшнего дня, то вы должны расстрелять или для начала
хоть подвергнуть изоляции тех, кого вы подвергаете этому обвинению; но вы
должны также разогнать Центральный Комитет, который осмеливается держать
оппозиционеров на самых боевых постах в настоящее время, когда нам угрожает
удавная петля империализма.
Почему же вы этого не делаете? Потому что знаете, что Марецкий лжет для
обмана партии. Знаете и молчите. Знаете, что он прокладывает Сталину пути
сознательной отравленной ложью. Вы молчите и покрываете. А вот из ТАССа "не
для печати" есть телеграмма о том, как Раковский "защищает Советы", как, по
выражению буржуазных газет, распинается в защиту деятельности советского
правительства. Но это "не для печати". Для печати же -- клевета о том, что
оппозиция ставит свою преданность пролетариату под знак вопроса.
Ройзенман: Они не подписали заявления 83-х.
Троцкий: Не торопитесь, тов. Ройзенман. Крестинский уже прислал свою
подпись. У вас уже была сегодня одна неудачная реплика в защиту Рафеса.
Рафес был министром петлюровского правительства и требовал головы
большевиков. Тов. Ройзенман, вы защищаете тех, кого не надо защищать. Я
знаю, что вы прекрасный революционер-пролетарий, но вы обвиняете тех, кто
прав, и защищаете тех, кто виноват Вы и насчет Раковского подождите. А вот у
меня заявление члена партии, которого я лично не знаю, Познанского. Это член
партии с 1904 года, наборщик, который в дни Октябрьской революции, как мне
рассказывали, принимал героическое участие в борьбе. (Голоса: Знаем. Уж и
"героическое!".)


Зиновьев: (тов. Морозу) Мы вас тоже знаем. В 1918 году я вас
арестовывал.
Мороз: В 1918 году я работал в ВЧК. Зиновьев: Я говорю о члене МКК тов.
Морозе, (смех.) Троцкий: Так вот этот тов. Познанский прислал в Центральный
Комитет 22 июня следующее письмо. (Реплики.) Повторяю, я его лично не знал,
и никогда не слышал о нем, как об оппозиционере. Он особенно заинтересовал
меня этим ярким письмом, после чего я навел справки и получил от абсолютно
надежных партийцев те сведения, которые и привел. Вот это письмо. "В ЦК ВКП
(б). Прочитав передовицу "Правды" от 22 июня с. г. "Путь оппозиции", я, в
интересах единства партии и установления настоящей ленинской партдисциплины,
присоединяю свою подпись к заявлению товарищей от 25 мая (т. н. заявление
83-х). Член ВКП (б) с 1904 г. No 0019773 Я. М. Познанский".
Я думаю, чем больше безнаказанной разнузданности будут проявлять
Стецкие-Марецкие, тем больше подлинные старые большевики, сегодня
колеблющиеся, не решившиеся или находящиеся под гипнозом формальной, а не
революционной дисциплины, будут признавать правоту оппозиции.
Но от этих обвинительных кляуз я хочу сейчас же перейти к основным
политическим вопросам.
Об опасностях войны. В заявлении, которое нами внесено в июле прошлого