Страница:
корабль британского империализма давно пошел бы ко дну.
Правда, твердолобые рычат на "левых". Но это для того, чтобы держать их
в страхе божием; чтобы не давать им переходить указанную черту; чтобы не
нести лишних расходов на свой "балласт". Твердолобые составляют в механике
империализма такую же необходимую составную часть, как и "левые".
13. Но ведь под давлением масс "левые" могут и перейти указан
ную им буржуазным режимом черту! Этот довод тоже пускается в ход.
Что революционное давление масс может расстроить игру Чемберлена--
Томаса-Перселя, - это бесспорно. Но ведь спор идет не о том, выгодно
ли для рабочего государства международное революционное движение
пролетариата, а о том, помогаем ли мы ему своей политикой или мешаем.
Давление масс - при прочих равных условиях -- будет тем сильнее, чем
больше массы будут встревожены перспективой войны, чем меньше они будут
полагаться на Генсовет и доверять "левым" изменникам (изменникам "на свой
лад"). "Единодушно" подписывая вместе с делегацией Генсовета жалкую, лживую,
фальшивую декларацию насчет войны, мы этим успокаиваем массы, понижаем их
тревогу, усыпляем их и, следовательно, понижаем их давление на "левых",
14. Берлинская капитуляция может быть оправдана "международ
ными интересами СССР"! Здесь ошибка Бухарина становится наиболее
вопиющей. Больше всего и непосредственнее всего от ложной политики
Политбюро в отношении Генсовета пострадают именно интересы СССР.
Ничто не способно причинить нам такой вред, как ложь и фальшь в рево
люционном лагере пролетариата. Врагов наших, опытных и проница
тельных империалистов, мы не обманем. Колеблющимся пацифистам
фальшь поможет и дальше колебаться. А настоящих наших друзей -
революционных рабочих - политика иллюзий и фальши может только
обмануть и ослабить.
Именно поэтому Ленин писал в наказе нашей делегации на пацифистский
конгресс в Гааге, где приходилось иметь дело с теми же тред-юнионистами,
кооператорами и пр.
"Мне кажется, что если у нас будет на Гаагской конференции несколько
человек, способных на том или другом языке сказать речь против войны, то
всего важнее будет опровергнуть мнение о том, будто присутствующие являются
противниками войны, будто они понимают, как война может и должна надвинуться
на них в самый неожиданный момент, будто они сколько-нибудь сознают способ
борьбы против войны, будто они сколько-нибудь в состоянии предпринять
разумный и достигающий цели путь борьбы против войны" (том XX,
дополнительный, ч. II, стр. 530). Какие интересы преследовал Ленин в этих
словах: международные интересы СССР или революционные интересы
международного пролетариата? В таком основном вопросе Ленин не
противопоставлял и не мог противопоставлять одно другому. Ленин считал, что
малейшее наше попустительство по отношению к пацифистским иллюзиям
тред-юнионистов затруднит действительную борьбу с опасностью войны и, стало
быть,
принесет одинаковый вред и международному пролетариату и СССР. При этом
Ленин имел в виду добросовестных пацифистов, а не клейменных штрейкбрехеров,
всем своим положением обреченных после мая 1926 г. на дальнейшую цепь
предательства.
15. На это Бухарин скажет: берлинские решения были бы недопусти
мыми, если бы мы действовали только через профсоюзы. Но ведь пар
тийными средствами мы можем дополнить и исправить то, что сделали в
Берлине. Глядите: мы же критикуем Генсовет в статьях "Правды", в
речах английских коммунистов и пр.
Этот довод - подлинная отрава для революционного сознания. Слова
Бухарина означают лишь, что мы поддерживаем Генсовет "на свой лад", в то
время, как этот последний "на свой лад" поддерживает империалистское
государство. То, что мы "критикуем" Генсовет, является в данных условиях
необходимым прикрытием нашей поддержки Генсовета, нашего политического блоки
с ним.
Статей "Правды" (в высшей степени косноязычных в вопросе о Перселе и
К0) английские рабочие не читают. Решения же берлинского
совещания опубликованы прессой всего мира. О статьях английских коммунистов
знает пока небольшое меньшинство английского пролетариата. А о том, что у
Перселя с Томским 'сердечные отношения", "взаимное понимание" и "единодушие"
знает каждый английский рабочий. Поведение делегации ВЦСПС, представляющий
победоносный пролетариат Советского Союза, гораздо тяжеловеснее речей
английских коммунистов и потому дезавуируют их критику, крайне, впрочем,
недостаточную, ибо и их свобода ограничена Англо-Русским комитетом.
Словом: капитуляция ВЦСПС во имя блока с Перселем есть основной факт
международного рабочего движения в настоящий момент. "Критические" статьи
"Правды", новые и новые "теории" Бухарина -только сервировка этого факта.
16. Каким образом насквозь гнилая лжепацифистская сделка с
изменниками, которых мы заодно уже объявили "единственными пред
ставителями" английского пролетариата, может укрепить наше между
народное положение? Каким образом? Ведь берлинское совещание
происходило в период открытия военных действий английского прави
тельства против Китая и подготовки таких действий против нас. Инте
ресы нашего международного положения требовали прежде всего
открыто назвать эти факты по имени. Между тем мы их замолчали.
Чемберлен эти факты знает и нуждается в том, чтобы их узнать. Чест
ные рабочие-пацифисты могут пред лицом этих фактов перейти на рево
люционную линию. Подлые торгаши пацифизма из Генсовета не могут
говорить вслух о фактах, которые разоблачают их несомненный, в луч
шем случае, молчаливый заговор с Чемберленом против английских
рабочих, против Китая, против СССР, против мирового пролетариата.
Что же мы сделали в Берлине? Мы всем авторитетом рабочего государства
помогли "пацифистским" лакеям империализма сохранить свои воровские секреты.
Более того, мы взяли на себя ответственность за эти секреты. Мы
провозгласили на весь мир, что в деле борьбы против
войны мы "единодушны" с агентами Чемберлена в Генсовете. Мы этим
ослабили силу сопротивления английских рабочих против войны. Мы этим
увеличили свободу действий Чемберлена. Мы этим нанесли вред международному
положению СССР.
Надо сказать конкретнее: берлинская капитуляция ВЦСПС перед Генсоветом
чрезвычайно облегчила Чемберлену налет на советские учреждения в Лондоне со
всеми возможными последствиями этого акта.
Надо не забывать, что благодаря, в частности, островному поло
жению Англии и отсутствию непосредственной опасности ее границам,
английские реформисты и в прошлой войне позволяли себе несколько
больше словесной "свободы", чем их континентальные собратья по
измене. Но в общем они выполнили ту же роль. Сейчас, имея за спиной
опыт империалистской войны, реформисты, особенно "левые", поста
раются, в случае новой войны, пустить еще больше пыли в глаза рабо
чим, чем в 1914-1916 годах. Весьма вероятно, что по поводу налета на
советские учреждения в Лондоне, который они подготовили всей своей
политикой, "левые" будут протестовать на две ноты выше либералов.
Но если бы Англо-Русский комитет был в какой-нибудь мере способен
помогать не Чемберлену, а нам, разве обе стороны не должны были бы
сговориться уже в течение первых двадцати четырех часов, ударить в
набат, и заговорить с массами тем языком, который отвечает серьезно
сти обстановки. Но этого нет и этого не будет: Англо-Русский комитет
не существовал во время общей стачки, когда Генсовет отказывался
принимать "проклятые деньги" от ВЦСПС; Англо-Русский комитет не
существовал во время стачки углекопов; Англо-Русский комитет не
существовал во время разгрома Нанкина, -- и Англо-Русский комитет
не будет существовать в случае разрыва дипломатических отношений
Англии с СССР, эту жесткую правду надо сказать рабочим. Надо честно
предупредить их. Вот это усилит СССР!
Можно возразить: но ведь допустимы же с нашей стороны уступ
ки буржуазии; и если рассматривать нынешний Генсовет, как агентуру
буржуазии в рабочем движении, то почему нельзя делать уступки Ген
совету по тем же соображениям, по которым мы делаем уступки капи
тализму? -- Некоторые товарищи начинают вертеться вокруг этой фор
мулы, которая представляет собою классический образец фальсифика
торской перелицовки ленинизма в целях оппортунистической политики.
Когда мы вынуждены делать уступки классовому врагу, мы их делаем самому
хозяину, а не его меньшевистскому приказчику. Мы никогда не замаскировываем
и не прикрашиваем своих уступок. Когда мы уступали ультиматуму Керзона, мы
разъясняли английским рабочим, что с ними вместе мы пока еще недостаточно
сильны, чтобы непосредственно принять вызов Керзона. Откупаясь от
ультиматума, т. е. от дипломатического разрыва, мы ясной постановкой вопроса
обнажали реальные отношения классов, ослабляли реформистов, укрепляли свое
международное положение, как и положение международного пролетариата.
В Берлине же мы решительно ничего от Чемберлена не получили.
Уступки, которые мы сделали в интересах английского капитализма (новое
коренование Генсовета, принцип невмешательства и пр.), мы сделали не в обмен
за какие-либо уступки с его стороны (не рвать отношений, не воевать), а
односторонне, притом замаскированно, изобразив наши уступки капитализму, как
торжество единства рабочего класса. Чемберлен получил бесплатно многое.
Изменники Генсовета получили многое. Мы получили компрометацию.
Международный пролетариат получил путаницу и смуту. Английский империализм
вышел из берлинского совещания усиленным. Мы вышли - ослабленными.
19. Но, говорят, -- разрыв с Генсоветом в такой острый момент
означал бы, что мы не можем жить в мире даже с рабочими организация
ми Англии. Это дало бы козырь в руки империалистов и пр. и пр.
Довод этот ложный в самом своем основании. Разумеется, было бы
неизмеримо выгоднее, как этого и требовала оппозиция, порвать с Генсоветом
сейчас же после предательства им генеральной стачки. Этот год пошел бы тогда
не на жалкое любезничание с изменниками, а на беспощадное их разоблачение. В
поводах для этого за истекший год недостатка не было. Такая политика
вынудила бы "левых" капитулянтов Генсовета, в борьбе за остатки своей
репутации, отмежевываться от "правых", полуразоблачить Чемберлена, словом,
доказывать рабочим, что они, "левые", совсем не так плохи, как их изображают
москвичи. Это углубило бы раскол в Генсовете. А когда мошенники реформизма
дерутся, многое тайное становится явным, и рабочие оказываются в выигрыше.
Такого рода борьба с Генсоветом была бы наиболее яркой формой борьбы с
политикой Чемберлена в рабочем движении. В этой борьбе революционные рабочие
кадры Англии научились бы за год гораздо ловчее ловить мошенников Генсовета
и разоблачать политику Чемберлена. Английский империализм встретил бы
сегодня гораздо больше затруднений. Другими словами: если бы в нюне прошлого
года была принята политика, предложенная оппозицией, международное положение
СССР было бы теперь сильнее.
С запозданием, этот разрыв должно было произвести, по крайней мере, во
время стачки углекопов, что было бы вполне понятно и миллиону углекопов и
нескольким миллионам обманутых участников генеральной стачки. Наши
предложения на этот счет отклонялись, однако, как несовместимые с интересами
международного профдвижения. Последствия известны: они закреплены в Берлине.
Утверждать сегодня, что в корне ошибочная линия, уже принесшая такую уйму
вреда, должна быть поддержана и впредь, ввиду трудностей международного
положения, значило бы по существу жертвовать международным положением СССР в
целях сокрытия ошибок руководства. Вся новая теория Бухарина не имеет иного
смысла.
20. Исправление ошибки и сейчас, с запозданием на год, даст только
плюс, а не минус. Конечно, Чемберлен скажет, что большевики не спо
собны ужиться даже с его тред-юнионистами. Но честный и сколько-
нибудь сознательный английский рабочий скажет: "многотерпеливые
русские большевики, которые не рвали с Генсоветом даже во время
наших стачек, не смогли дольше вести с ними дружбу, когда он отказался
бороться против разгрома китайской революции". Гнилые декорации
Англо-Русского комитета будут отброшены. Рабочие увидят реальные факты,
реальные отношения. Кто при этом потеряет? Империализм, который нуждается в
гнилых декорациях. Выиграют - СССР и международный пролетариат.
21. Вернемся, однако, еще раз к новейшей теории Бухарина. В про
тивовес Томскому, Бухарин, как мы знаем, говорит, что берлинские
решения - не политика единого фронта, а изъятие из нее, вызванное
исключительными обстоятельствами.
Что же это за обстоятельства? Опасность войны, т. е. самый важный
вопрос политики империализма и политики мирового пролетариата. Уже один этот
факт должен заставить насторожиться каждого революционера. Выходит так:
революционная политика годится для более или менее "нормальных" условий;
когда же перед нами встает вопрос жизни и смерти, - приходится революционную
политику подменять соглашательской.
Когда Каутский оправдывал падение Второго Интернационала в 1914 г., он
придумал задним числом теорию о том, что Интернационал есть инструмент мира,
а не войны. Другими словами, Каутский провозгласил, что борьба с буржуазным
государством нормальна для мирного времени, но в "исключительных
обстоятельствах" войны приходится делать изъятия и заключить блок с
буржуазным правительством, продолжая "критиковать" его в печати.
Сейчас для международного пролетариата дело идет не только о борьбе с
буржуазным государством, как в 1914 году, но и непосредственной защите
рабочего государства. Однако, именно интересы этой защиты требуют от
международного пролетариата в условиях военной опасности не смягчения, а
обострения борьбы против буржуазного государства. Предотвратить или
отсрочить опасность войны для пролетариата может только реальная опасность
для буржуазии превращения этой войны в гражданскую. Другими словами, военная
опасность требует не перехода с революционной политики на соглашательскую, а
наоборот, более твердого, более решительного, более непримиримого проведения
революционной политики. Война ставит все вопросы ребром. Она в гораздо
меньшей степени, чем мирная обстановка, допускает виляний и полуслова. Если
в мирное время блок с Перселями, предавшими генеральную стачку, был помехой,
то в обстоятельствах военной опасности -это жернов на шее рабочего класса.
Допускать мысль, будто отход от большевизма к оппортунизму
оправдывается обстоятельствами, от которых зависит жизнь и смерть рабочего
государства, значит принципиально капитулировать перед оппортунизмом: ибо
чего же стоит та революционная политика, от которой приходится отказываться
в наиболее критических обстоятельствах?
22. Можно ли вообще один раз пользоваться профсоюзами в интере
сах международной классовой политики, а в другой раз - в каких-то
особых будто бы дипломатических целях? Можно ли завести такой порядок,
чтобы одни и те же представители ВКП, Коминтерна, ВЦСПС в одном случае
говорили про Генсовет, что это изменники и мошенники, а в другом -- что это
единомышленники и друзья? Достаточно ли потом по секрету разъяснять, что
первое надлежит понимать в революционно-классовом смысле, а второе -- в
дипломатическом? Можно ли всерьез говорить о такой политике? Можно ли
всерьез говорить о людях, предлагающих и защищающих такую политику?
После берлинского совещания слово "предатель" по отношению к
меньшевистскому агенту буржуазии страшно подешевело. Но столь же подешевели
и такие слова, как "сердечные отношения", "взаимное понимание" и
"единодушие" (слова тов. Томского). На кого рассчитана эта необыкновенно
хитрая комбинация средств? Она ни на минуту не обманет врагов. Она лишь
запутает друзей и уменьшит вес наших собственных слов и действий.
23. Новая теория Бухарина не стоит особняком. С одной стороны, нам
говорят, что беспринципная сделка с заведомо изменническим Генсоветом
укрепляет будто бы оборону СССР. С другой стороны, мы все чаще слышим, что
создание рабочих и крестьянских Советов в Китае означало бы угрозу обороне
СССР. Не значит ли это опрокинуть на голову самые основы большевистской
политики? Советы рабочих и крестьян в Китае означали бы грандиозное
удлинение советского фронта и укрепление наших мирных позиций. Сделка с
Генсоветом означает, наоборот, смягчение внутренних противоречий в Англии и
облегчение Чемберлену его разбойничьей работы против Китая и против нас.
Новый принцип оппортунистических исключений ("в особо важных случаях")
из революционного правила, может найти широкое применение. Равнение по
оппортунистическим верхам рабочего движения будет все шире мотивироваться
необходимостью избегнуть интервенции. Возможность построения социализма в
одной стране послужит оправданием принципа "невмешательства". Так с разных
концов будет плестись петля, которая может насмерть захлестнуть
революционные принципы большевизма. Необходимо с этим покончить раз и
навсегда!
Необходимо наверстать упущенное. Необходима широко поставленная и
политически отчетливая международная кампания против войны и империализма.
Наш блок с Генсоветом является сейчас главной помехой на пути этой кампании,
совершенно так же, как наш блок с Чан Кайши был главной помехой на пути
развития рабоче-крестьянской революции в Китае, и именно поэтому был
использован буржуазной контрреволюцией против нас. Чем острее будет
становиться международная обстановка, тем в большей мере Англо-Русский
комитет будет превращаться в орудие британского и международного
империализма против нас. Не понять этого после всего, что произошло, может
лишь тог, кто не хочет понять. Мы уже упустили слишком много времени. Было
бы преступлением упускать хотя бы еще один лишний день.
16 мая 1927г. Л. Троцкий
ПИСЬМО Н. К. КРУПСКОЙ К ВОПРОСУ О "САМОКРИТИКЕ"
Дорогая Н. К
Пишу Вам на машинке, чтобы не затруднять разбором почерка, который с
годами не стал лучше.
Читал Ваше письмо. Хотя оно адресовано лично Г, Е. [Зиновьеву), но ведь
дело совсем не личное, поэтому позволяю себе высказаться.
Более всего меня поразило слово "буза". Это слово употребил на
последнем Пленуме Косиор по поводу наших речей о разгроме китайских рабочих
и о нашей капитуляции перед английским меньшевизмом. Кто в этих вопросах
прав: мы или Сталин? Или есть какая-то третья позиция? Разве можно говорить
о "бузе", не ответив по-ленински на этот коренной вопрос?! "Буза" - это
значит склока по ничтожному поводу или совсем без повода. Что же, разгром
китайских рабочих нашим "союзником" Чан Кайши, которого мы питали, одевали,
обували, рекламировали, приказывая китайским коммунистам подчиняться ему, -
что же это, мелочь, пустяк, мимо которого можно пройти? А то, что мы пред
лицом всего мира заявили о нашем единодушии с насквозь проституированными
английскими меньшевиками в самый разгар их подлой работы по отношению к
английскому пролетариату, Китаю и к нам? Что же это: шуточка, мелочь? И наша
критика - это "буза"?!
Можно было еще сомневаться, в какой мере симптоматичны и тревожны такие
факты, как избирательная инструкция, как "обогащайтесь" и пр. Но может ли
быть, в свете последних событий, хоть малейшее сомнение насчет того, что
Сталин и Бухарин изменяют большевизму в самой его сердцевине -- в
пролетарском революционном интернационализме. Ведь в вопросе об отношении к
китайской "национальной" буржуазии вся история большевизма, начиная с 1904
года, когда впервые встал по-настоящему этот вопрос, идет насмарку.
Н. К., Вы ни слова не говорите о том, верна ли позиция Сталина или наша
- в вопросе, от которого зависит весь ход китайской революции и весь курс
Коминтерна. Вы только повторяете брошенное Косиором слово "буза".
Вы говорите, что самокритика -- одно, а критика со стороны -- другое.
Но ведь Вы же член ЦКК, почему же Вы не обеспечите членам партии возможности
самокритики? Ведь мы же просили Политбюро и Президиум ЦКК собрать закрытое
заседание Пленума без стенограмм, чтобы обсудить положение по существу.
Конечно, мы собирались там драться до последней возможности за основные
принципы большевизма в основных вопросах мировой революции. Но ведь нам в
этом отказали. Почему же не выходит "самокритики"? Еще совсем недавно мы
вместе с Вами говорили, что самокритики не выходит потому, что у нас
нездоровый режим, грубый и нелояльный. Что же, режим стал лучше за последнее
полугодие? Или вопросы, требующие самокритики сегодня, слишком мелки и
ничтожны? "Буза"?
Мы, революционное крыло партии, терпим поражения. Да, бесспорно. Но мы
терпим поражения того же типа, какие большевизм терпел в
1907-1912 годах. Поражение немецкой революции 1923 г., поражение в
Болгарии, в Эстонии, поражение генеральной стачки в Англии, поражение
китайской революции в апреле - чрезвычайно ослабили международный коммунизм.
Процесс этот имеет двойное выражение: с одной стороны, чрезвычайно
уменьшилось за эти годы число членов коммунистических партий и число
получаемых ими голосов, а с другой стороны, внутри коммунистических партий
чрезвычайно усилилось оппортунистическое крыло. Разве мы выключены из этого
мирового процесса? Тягчайшие поражения мировой революции и медленность
нашего роста бьют, разумеется, и по нашему пролетариату. Этого не понимают
бюрократические тупицы, которые думают, что пролетариат настраивается по
шпаргалкам агитпропа, а не по мировым социальным и политическим процессам.
Понижение международно-революционных настроений нашего пролетариата есть
факт, который усиливается партийным режимом и ложной воспитательной работой
(социализм в одной стране и пр.). Мудрено ли, что в этих условиях левому,
революционному, ленинскому крылу партии приходится плыть против течения? Нас
громят тем более ожесточенно, чем более наш прогноз подтверждается фактами.
Это совершенно закономерно и неизбежно для подлинно марксистского крыла в
период временного, но глубокого снижения революционной кривой. Но мы, и
только мы, сохраняем идейную преемственность революционного большевизма,
учимся и учим - без Ленина - применять ленинский метод анализа того, что
совершается и предвидения того, что готовится. Разве мы не предупреждали
партию о неизбежном разгроме безоружного пролетариата вооруженным нами Чан
Кайши? Разве мы не предсказывали почти год тому назад позорной берлинской
капитуляции перед теми принципами, борьбе с которыми была посвящена почти
вся жизнь Владимира Ильича? И разве неправильны наши указания на то, что
ложный курс внутренней политики может обнаружиться в грозных для нас формах
в случае войны? И разве не обязаны мы со стократной энергией кричать об этом
сейчас, пока еще не поздно? И разве это "буза"? Неужели это "буза"?
"Борьбу на истощение" против оппозиции, ведшуюся за последнее
полугодие, Сталин решил теперь заменить "борьбой на истребление". Почему?
Потому что Сталин стал слабее; его банкротство в китайском и англо-русском
вопросе очевидно, как и тяжкие последствия этого банкротства для нашего
международного положения. На Сталина нажимает растущее правое крыло: зачем
лез в генеральную стачку и в Китай? Зачем дразнить Чемберлена, вызывать
опасности интервенции? - будем строить социализм в одной стране. Вот то
основное, почвенное, коренное течение данного момента, которое "побеждает"
нас сейчас. Именно потому, что Сталин стал неизмеримо слабее - под ударами
глухой критики справа и нашей полу задушенной критики слева - он и вынужден
свою борьбу на истощение заменять борьбой на истребление. Вопрос идет не о
мелочах и не о поправочках, а об основной линии большевизма в основных
вопросах. Кто говорит "буза", тот предлагает нам плыть по течению в таких
условиях, когда течение направлено против большевизма.
Нет, Н. К., на это мы не пойдем. Мы будем плыть против течения, даже
если Вы вслух повторите за Косиором слово "буза". И никогда мы не
чувствовали так глубоко и безошибочно своей связи со всей традици-ей
большевизма, как сейчас в эти тяжкие дни, когда мы и только мы подготовляем
завтрашний день партии и Коминтерна. От души желаю Вам доброго здоровья.
Л. Троцкий
17 мая 1927 г.
ТОВ. ПЯТНИЦКОМУ - Секретарю Советской делегации в Коминтерне
Ввиду того, что тезисы тов. Бухарина по китайскому вопросу были розданы
в самый последний момент, я препровождаю при сем критику тезисов тов.
Сталина, которая полностью и целиком распространяется на новые тезисы тов.
Бухарина. Заключительную часть сообщаю только на русском языке. Прошу
принять меры к переводу этой заключительной части на немецкий, французский и
английский языки.
Л Троцкий
18 мая 1927 г.
ПРИЛОЖЕНИЕ:* 1) Немецкий текст "Китайская революция и тезисы
тов.Сталина" (без заключительной части).
2) Заключительная часть (Послесловие - "Речь Чен Дусю о задачах
Киткомпартии" и "Необходимый заключительный аккорд"), не переведенная на
иностранные языки.
В СЕКРЕТАРИАТ ЦК
Мое обращение от 11 мая с. г. в Секретариат ЦК с просьбой ука
Правда, твердолобые рычат на "левых". Но это для того, чтобы держать их
в страхе божием; чтобы не давать им переходить указанную черту; чтобы не
нести лишних расходов на свой "балласт". Твердолобые составляют в механике
империализма такую же необходимую составную часть, как и "левые".
13. Но ведь под давлением масс "левые" могут и перейти указан
ную им буржуазным режимом черту! Этот довод тоже пускается в ход.
Что революционное давление масс может расстроить игру Чемберлена--
Томаса-Перселя, - это бесспорно. Но ведь спор идет не о том, выгодно
ли для рабочего государства международное революционное движение
пролетариата, а о том, помогаем ли мы ему своей политикой или мешаем.
Давление масс - при прочих равных условиях -- будет тем сильнее, чем
больше массы будут встревожены перспективой войны, чем меньше они будут
полагаться на Генсовет и доверять "левым" изменникам (изменникам "на свой
лад"). "Единодушно" подписывая вместе с делегацией Генсовета жалкую, лживую,
фальшивую декларацию насчет войны, мы этим успокаиваем массы, понижаем их
тревогу, усыпляем их и, следовательно, понижаем их давление на "левых",
14. Берлинская капитуляция может быть оправдана "международ
ными интересами СССР"! Здесь ошибка Бухарина становится наиболее
вопиющей. Больше всего и непосредственнее всего от ложной политики
Политбюро в отношении Генсовета пострадают именно интересы СССР.
Ничто не способно причинить нам такой вред, как ложь и фальшь в рево
люционном лагере пролетариата. Врагов наших, опытных и проница
тельных империалистов, мы не обманем. Колеблющимся пацифистам
фальшь поможет и дальше колебаться. А настоящих наших друзей -
революционных рабочих - политика иллюзий и фальши может только
обмануть и ослабить.
Именно поэтому Ленин писал в наказе нашей делегации на пацифистский
конгресс в Гааге, где приходилось иметь дело с теми же тред-юнионистами,
кооператорами и пр.
"Мне кажется, что если у нас будет на Гаагской конференции несколько
человек, способных на том или другом языке сказать речь против войны, то
всего важнее будет опровергнуть мнение о том, будто присутствующие являются
противниками войны, будто они понимают, как война может и должна надвинуться
на них в самый неожиданный момент, будто они сколько-нибудь сознают способ
борьбы против войны, будто они сколько-нибудь в состоянии предпринять
разумный и достигающий цели путь борьбы против войны" (том XX,
дополнительный, ч. II, стр. 530). Какие интересы преследовал Ленин в этих
словах: международные интересы СССР или революционные интересы
международного пролетариата? В таком основном вопросе Ленин не
противопоставлял и не мог противопоставлять одно другому. Ленин считал, что
малейшее наше попустительство по отношению к пацифистским иллюзиям
тред-юнионистов затруднит действительную борьбу с опасностью войны и, стало
быть,
принесет одинаковый вред и международному пролетариату и СССР. При этом
Ленин имел в виду добросовестных пацифистов, а не клейменных штрейкбрехеров,
всем своим положением обреченных после мая 1926 г. на дальнейшую цепь
предательства.
15. На это Бухарин скажет: берлинские решения были бы недопусти
мыми, если бы мы действовали только через профсоюзы. Но ведь пар
тийными средствами мы можем дополнить и исправить то, что сделали в
Берлине. Глядите: мы же критикуем Генсовет в статьях "Правды", в
речах английских коммунистов и пр.
Этот довод - подлинная отрава для революционного сознания. Слова
Бухарина означают лишь, что мы поддерживаем Генсовет "на свой лад", в то
время, как этот последний "на свой лад" поддерживает империалистское
государство. То, что мы "критикуем" Генсовет, является в данных условиях
необходимым прикрытием нашей поддержки Генсовета, нашего политического блоки
с ним.
Статей "Правды" (в высшей степени косноязычных в вопросе о Перселе и
К0) английские рабочие не читают. Решения же берлинского
совещания опубликованы прессой всего мира. О статьях английских коммунистов
знает пока небольшое меньшинство английского пролетариата. А о том, что у
Перселя с Томским 'сердечные отношения", "взаимное понимание" и "единодушие"
знает каждый английский рабочий. Поведение делегации ВЦСПС, представляющий
победоносный пролетариат Советского Союза, гораздо тяжеловеснее речей
английских коммунистов и потому дезавуируют их критику, крайне, впрочем,
недостаточную, ибо и их свобода ограничена Англо-Русским комитетом.
Словом: капитуляция ВЦСПС во имя блока с Перселем есть основной факт
международного рабочего движения в настоящий момент. "Критические" статьи
"Правды", новые и новые "теории" Бухарина -только сервировка этого факта.
16. Каким образом насквозь гнилая лжепацифистская сделка с
изменниками, которых мы заодно уже объявили "единственными пред
ставителями" английского пролетариата, может укрепить наше между
народное положение? Каким образом? Ведь берлинское совещание
происходило в период открытия военных действий английского прави
тельства против Китая и подготовки таких действий против нас. Инте
ресы нашего международного положения требовали прежде всего
открыто назвать эти факты по имени. Между тем мы их замолчали.
Чемберлен эти факты знает и нуждается в том, чтобы их узнать. Чест
ные рабочие-пацифисты могут пред лицом этих фактов перейти на рево
люционную линию. Подлые торгаши пацифизма из Генсовета не могут
говорить вслух о фактах, которые разоблачают их несомненный, в луч
шем случае, молчаливый заговор с Чемберленом против английских
рабочих, против Китая, против СССР, против мирового пролетариата.
Что же мы сделали в Берлине? Мы всем авторитетом рабочего государства
помогли "пацифистским" лакеям империализма сохранить свои воровские секреты.
Более того, мы взяли на себя ответственность за эти секреты. Мы
провозгласили на весь мир, что в деле борьбы против
войны мы "единодушны" с агентами Чемберлена в Генсовете. Мы этим
ослабили силу сопротивления английских рабочих против войны. Мы этим
увеличили свободу действий Чемберлена. Мы этим нанесли вред международному
положению СССР.
Надо сказать конкретнее: берлинская капитуляция ВЦСПС перед Генсоветом
чрезвычайно облегчила Чемберлену налет на советские учреждения в Лондоне со
всеми возможными последствиями этого акта.
Надо не забывать, что благодаря, в частности, островному поло
жению Англии и отсутствию непосредственной опасности ее границам,
английские реформисты и в прошлой войне позволяли себе несколько
больше словесной "свободы", чем их континентальные собратья по
измене. Но в общем они выполнили ту же роль. Сейчас, имея за спиной
опыт империалистской войны, реформисты, особенно "левые", поста
раются, в случае новой войны, пустить еще больше пыли в глаза рабо
чим, чем в 1914-1916 годах. Весьма вероятно, что по поводу налета на
советские учреждения в Лондоне, который они подготовили всей своей
политикой, "левые" будут протестовать на две ноты выше либералов.
Но если бы Англо-Русский комитет был в какой-нибудь мере способен
помогать не Чемберлену, а нам, разве обе стороны не должны были бы
сговориться уже в течение первых двадцати четырех часов, ударить в
набат, и заговорить с массами тем языком, который отвечает серьезно
сти обстановки. Но этого нет и этого не будет: Англо-Русский комитет
не существовал во время общей стачки, когда Генсовет отказывался
принимать "проклятые деньги" от ВЦСПС; Англо-Русский комитет не
существовал во время стачки углекопов; Англо-Русский комитет не
существовал во время разгрома Нанкина, -- и Англо-Русский комитет
не будет существовать в случае разрыва дипломатических отношений
Англии с СССР, эту жесткую правду надо сказать рабочим. Надо честно
предупредить их. Вот это усилит СССР!
Можно возразить: но ведь допустимы же с нашей стороны уступ
ки буржуазии; и если рассматривать нынешний Генсовет, как агентуру
буржуазии в рабочем движении, то почему нельзя делать уступки Ген
совету по тем же соображениям, по которым мы делаем уступки капи
тализму? -- Некоторые товарищи начинают вертеться вокруг этой фор
мулы, которая представляет собою классический образец фальсифика
торской перелицовки ленинизма в целях оппортунистической политики.
Когда мы вынуждены делать уступки классовому врагу, мы их делаем самому
хозяину, а не его меньшевистскому приказчику. Мы никогда не замаскировываем
и не прикрашиваем своих уступок. Когда мы уступали ультиматуму Керзона, мы
разъясняли английским рабочим, что с ними вместе мы пока еще недостаточно
сильны, чтобы непосредственно принять вызов Керзона. Откупаясь от
ультиматума, т. е. от дипломатического разрыва, мы ясной постановкой вопроса
обнажали реальные отношения классов, ослабляли реформистов, укрепляли свое
международное положение, как и положение международного пролетариата.
В Берлине же мы решительно ничего от Чемберлена не получили.
Уступки, которые мы сделали в интересах английского капитализма (новое
коренование Генсовета, принцип невмешательства и пр.), мы сделали не в обмен
за какие-либо уступки с его стороны (не рвать отношений, не воевать), а
односторонне, притом замаскированно, изобразив наши уступки капитализму, как
торжество единства рабочего класса. Чемберлен получил бесплатно многое.
Изменники Генсовета получили многое. Мы получили компрометацию.
Международный пролетариат получил путаницу и смуту. Английский империализм
вышел из берлинского совещания усиленным. Мы вышли - ослабленными.
19. Но, говорят, -- разрыв с Генсоветом в такой острый момент
означал бы, что мы не можем жить в мире даже с рабочими организация
ми Англии. Это дало бы козырь в руки империалистов и пр. и пр.
Довод этот ложный в самом своем основании. Разумеется, было бы
неизмеримо выгоднее, как этого и требовала оппозиция, порвать с Генсоветом
сейчас же после предательства им генеральной стачки. Этот год пошел бы тогда
не на жалкое любезничание с изменниками, а на беспощадное их разоблачение. В
поводах для этого за истекший год недостатка не было. Такая политика
вынудила бы "левых" капитулянтов Генсовета, в борьбе за остатки своей
репутации, отмежевываться от "правых", полуразоблачить Чемберлена, словом,
доказывать рабочим, что они, "левые", совсем не так плохи, как их изображают
москвичи. Это углубило бы раскол в Генсовете. А когда мошенники реформизма
дерутся, многое тайное становится явным, и рабочие оказываются в выигрыше.
Такого рода борьба с Генсоветом была бы наиболее яркой формой борьбы с
политикой Чемберлена в рабочем движении. В этой борьбе революционные рабочие
кадры Англии научились бы за год гораздо ловчее ловить мошенников Генсовета
и разоблачать политику Чемберлена. Английский империализм встретил бы
сегодня гораздо больше затруднений. Другими словами: если бы в нюне прошлого
года была принята политика, предложенная оппозицией, международное положение
СССР было бы теперь сильнее.
С запозданием, этот разрыв должно было произвести, по крайней мере, во
время стачки углекопов, что было бы вполне понятно и миллиону углекопов и
нескольким миллионам обманутых участников генеральной стачки. Наши
предложения на этот счет отклонялись, однако, как несовместимые с интересами
международного профдвижения. Последствия известны: они закреплены в Берлине.
Утверждать сегодня, что в корне ошибочная линия, уже принесшая такую уйму
вреда, должна быть поддержана и впредь, ввиду трудностей международного
положения, значило бы по существу жертвовать международным положением СССР в
целях сокрытия ошибок руководства. Вся новая теория Бухарина не имеет иного
смысла.
20. Исправление ошибки и сейчас, с запозданием на год, даст только
плюс, а не минус. Конечно, Чемберлен скажет, что большевики не спо
собны ужиться даже с его тред-юнионистами. Но честный и сколько-
нибудь сознательный английский рабочий скажет: "многотерпеливые
русские большевики, которые не рвали с Генсоветом даже во время
наших стачек, не смогли дольше вести с ними дружбу, когда он отказался
бороться против разгрома китайской революции". Гнилые декорации
Англо-Русского комитета будут отброшены. Рабочие увидят реальные факты,
реальные отношения. Кто при этом потеряет? Империализм, который нуждается в
гнилых декорациях. Выиграют - СССР и международный пролетариат.
21. Вернемся, однако, еще раз к новейшей теории Бухарина. В про
тивовес Томскому, Бухарин, как мы знаем, говорит, что берлинские
решения - не политика единого фронта, а изъятие из нее, вызванное
исключительными обстоятельствами.
Что же это за обстоятельства? Опасность войны, т. е. самый важный
вопрос политики империализма и политики мирового пролетариата. Уже один этот
факт должен заставить насторожиться каждого революционера. Выходит так:
революционная политика годится для более или менее "нормальных" условий;
когда же перед нами встает вопрос жизни и смерти, - приходится революционную
политику подменять соглашательской.
Когда Каутский оправдывал падение Второго Интернационала в 1914 г., он
придумал задним числом теорию о том, что Интернационал есть инструмент мира,
а не войны. Другими словами, Каутский провозгласил, что борьба с буржуазным
государством нормальна для мирного времени, но в "исключительных
обстоятельствах" войны приходится делать изъятия и заключить блок с
буржуазным правительством, продолжая "критиковать" его в печати.
Сейчас для международного пролетариата дело идет не только о борьбе с
буржуазным государством, как в 1914 году, но и непосредственной защите
рабочего государства. Однако, именно интересы этой защиты требуют от
международного пролетариата в условиях военной опасности не смягчения, а
обострения борьбы против буржуазного государства. Предотвратить или
отсрочить опасность войны для пролетариата может только реальная опасность
для буржуазии превращения этой войны в гражданскую. Другими словами, военная
опасность требует не перехода с революционной политики на соглашательскую, а
наоборот, более твердого, более решительного, более непримиримого проведения
революционной политики. Война ставит все вопросы ребром. Она в гораздо
меньшей степени, чем мирная обстановка, допускает виляний и полуслова. Если
в мирное время блок с Перселями, предавшими генеральную стачку, был помехой,
то в обстоятельствах военной опасности -это жернов на шее рабочего класса.
Допускать мысль, будто отход от большевизма к оппортунизму
оправдывается обстоятельствами, от которых зависит жизнь и смерть рабочего
государства, значит принципиально капитулировать перед оппортунизмом: ибо
чего же стоит та революционная политика, от которой приходится отказываться
в наиболее критических обстоятельствах?
22. Можно ли вообще один раз пользоваться профсоюзами в интере
сах международной классовой политики, а в другой раз - в каких-то
особых будто бы дипломатических целях? Можно ли завести такой порядок,
чтобы одни и те же представители ВКП, Коминтерна, ВЦСПС в одном случае
говорили про Генсовет, что это изменники и мошенники, а в другом -- что это
единомышленники и друзья? Достаточно ли потом по секрету разъяснять, что
первое надлежит понимать в революционно-классовом смысле, а второе -- в
дипломатическом? Можно ли всерьез говорить о такой политике? Можно ли
всерьез говорить о людях, предлагающих и защищающих такую политику?
После берлинского совещания слово "предатель" по отношению к
меньшевистскому агенту буржуазии страшно подешевело. Но столь же подешевели
и такие слова, как "сердечные отношения", "взаимное понимание" и
"единодушие" (слова тов. Томского). На кого рассчитана эта необыкновенно
хитрая комбинация средств? Она ни на минуту не обманет врагов. Она лишь
запутает друзей и уменьшит вес наших собственных слов и действий.
23. Новая теория Бухарина не стоит особняком. С одной стороны, нам
говорят, что беспринципная сделка с заведомо изменническим Генсоветом
укрепляет будто бы оборону СССР. С другой стороны, мы все чаще слышим, что
создание рабочих и крестьянских Советов в Китае означало бы угрозу обороне
СССР. Не значит ли это опрокинуть на голову самые основы большевистской
политики? Советы рабочих и крестьян в Китае означали бы грандиозное
удлинение советского фронта и укрепление наших мирных позиций. Сделка с
Генсоветом означает, наоборот, смягчение внутренних противоречий в Англии и
облегчение Чемберлену его разбойничьей работы против Китая и против нас.
Новый принцип оппортунистических исключений ("в особо важных случаях")
из революционного правила, может найти широкое применение. Равнение по
оппортунистическим верхам рабочего движения будет все шире мотивироваться
необходимостью избегнуть интервенции. Возможность построения социализма в
одной стране послужит оправданием принципа "невмешательства". Так с разных
концов будет плестись петля, которая может насмерть захлестнуть
революционные принципы большевизма. Необходимо с этим покончить раз и
навсегда!
Необходимо наверстать упущенное. Необходима широко поставленная и
политически отчетливая международная кампания против войны и империализма.
Наш блок с Генсоветом является сейчас главной помехой на пути этой кампании,
совершенно так же, как наш блок с Чан Кайши был главной помехой на пути
развития рабоче-крестьянской революции в Китае, и именно поэтому был
использован буржуазной контрреволюцией против нас. Чем острее будет
становиться международная обстановка, тем в большей мере Англо-Русский
комитет будет превращаться в орудие британского и международного
империализма против нас. Не понять этого после всего, что произошло, может
лишь тог, кто не хочет понять. Мы уже упустили слишком много времени. Было
бы преступлением упускать хотя бы еще один лишний день.
16 мая 1927г. Л. Троцкий
ПИСЬМО Н. К. КРУПСКОЙ К ВОПРОСУ О "САМОКРИТИКЕ"
Дорогая Н. К
Пишу Вам на машинке, чтобы не затруднять разбором почерка, который с
годами не стал лучше.
Читал Ваше письмо. Хотя оно адресовано лично Г, Е. [Зиновьеву), но ведь
дело совсем не личное, поэтому позволяю себе высказаться.
Более всего меня поразило слово "буза". Это слово употребил на
последнем Пленуме Косиор по поводу наших речей о разгроме китайских рабочих
и о нашей капитуляции перед английским меньшевизмом. Кто в этих вопросах
прав: мы или Сталин? Или есть какая-то третья позиция? Разве можно говорить
о "бузе", не ответив по-ленински на этот коренной вопрос?! "Буза" - это
значит склока по ничтожному поводу или совсем без повода. Что же, разгром
китайских рабочих нашим "союзником" Чан Кайши, которого мы питали, одевали,
обували, рекламировали, приказывая китайским коммунистам подчиняться ему, -
что же это, мелочь, пустяк, мимо которого можно пройти? А то, что мы пред
лицом всего мира заявили о нашем единодушии с насквозь проституированными
английскими меньшевиками в самый разгар их подлой работы по отношению к
английскому пролетариату, Китаю и к нам? Что же это: шуточка, мелочь? И наша
критика - это "буза"?!
Можно было еще сомневаться, в какой мере симптоматичны и тревожны такие
факты, как избирательная инструкция, как "обогащайтесь" и пр. Но может ли
быть, в свете последних событий, хоть малейшее сомнение насчет того, что
Сталин и Бухарин изменяют большевизму в самой его сердцевине -- в
пролетарском революционном интернационализме. Ведь в вопросе об отношении к
китайской "национальной" буржуазии вся история большевизма, начиная с 1904
года, когда впервые встал по-настоящему этот вопрос, идет насмарку.
Н. К., Вы ни слова не говорите о том, верна ли позиция Сталина или наша
- в вопросе, от которого зависит весь ход китайской революции и весь курс
Коминтерна. Вы только повторяете брошенное Косиором слово "буза".
Вы говорите, что самокритика -- одно, а критика со стороны -- другое.
Но ведь Вы же член ЦКК, почему же Вы не обеспечите членам партии возможности
самокритики? Ведь мы же просили Политбюро и Президиум ЦКК собрать закрытое
заседание Пленума без стенограмм, чтобы обсудить положение по существу.
Конечно, мы собирались там драться до последней возможности за основные
принципы большевизма в основных вопросах мировой революции. Но ведь нам в
этом отказали. Почему же не выходит "самокритики"? Еще совсем недавно мы
вместе с Вами говорили, что самокритики не выходит потому, что у нас
нездоровый режим, грубый и нелояльный. Что же, режим стал лучше за последнее
полугодие? Или вопросы, требующие самокритики сегодня, слишком мелки и
ничтожны? "Буза"?
Мы, революционное крыло партии, терпим поражения. Да, бесспорно. Но мы
терпим поражения того же типа, какие большевизм терпел в
1907-1912 годах. Поражение немецкой революции 1923 г., поражение в
Болгарии, в Эстонии, поражение генеральной стачки в Англии, поражение
китайской революции в апреле - чрезвычайно ослабили международный коммунизм.
Процесс этот имеет двойное выражение: с одной стороны, чрезвычайно
уменьшилось за эти годы число членов коммунистических партий и число
получаемых ими голосов, а с другой стороны, внутри коммунистических партий
чрезвычайно усилилось оппортунистическое крыло. Разве мы выключены из этого
мирового процесса? Тягчайшие поражения мировой революции и медленность
нашего роста бьют, разумеется, и по нашему пролетариату. Этого не понимают
бюрократические тупицы, которые думают, что пролетариат настраивается по
шпаргалкам агитпропа, а не по мировым социальным и политическим процессам.
Понижение международно-революционных настроений нашего пролетариата есть
факт, который усиливается партийным режимом и ложной воспитательной работой
(социализм в одной стране и пр.). Мудрено ли, что в этих условиях левому,
революционному, ленинскому крылу партии приходится плыть против течения? Нас
громят тем более ожесточенно, чем более наш прогноз подтверждается фактами.
Это совершенно закономерно и неизбежно для подлинно марксистского крыла в
период временного, но глубокого снижения революционной кривой. Но мы, и
только мы, сохраняем идейную преемственность революционного большевизма,
учимся и учим - без Ленина - применять ленинский метод анализа того, что
совершается и предвидения того, что готовится. Разве мы не предупреждали
партию о неизбежном разгроме безоружного пролетариата вооруженным нами Чан
Кайши? Разве мы не предсказывали почти год тому назад позорной берлинской
капитуляции перед теми принципами, борьбе с которыми была посвящена почти
вся жизнь Владимира Ильича? И разве неправильны наши указания на то, что
ложный курс внутренней политики может обнаружиться в грозных для нас формах
в случае войны? И разве не обязаны мы со стократной энергией кричать об этом
сейчас, пока еще не поздно? И разве это "буза"? Неужели это "буза"?
"Борьбу на истощение" против оппозиции, ведшуюся за последнее
полугодие, Сталин решил теперь заменить "борьбой на истребление". Почему?
Потому что Сталин стал слабее; его банкротство в китайском и англо-русском
вопросе очевидно, как и тяжкие последствия этого банкротства для нашего
международного положения. На Сталина нажимает растущее правое крыло: зачем
лез в генеральную стачку и в Китай? Зачем дразнить Чемберлена, вызывать
опасности интервенции? - будем строить социализм в одной стране. Вот то
основное, почвенное, коренное течение данного момента, которое "побеждает"
нас сейчас. Именно потому, что Сталин стал неизмеримо слабее - под ударами
глухой критики справа и нашей полу задушенной критики слева - он и вынужден
свою борьбу на истощение заменять борьбой на истребление. Вопрос идет не о
мелочах и не о поправочках, а об основной линии большевизма в основных
вопросах. Кто говорит "буза", тот предлагает нам плыть по течению в таких
условиях, когда течение направлено против большевизма.
Нет, Н. К., на это мы не пойдем. Мы будем плыть против течения, даже
если Вы вслух повторите за Косиором слово "буза". И никогда мы не
чувствовали так глубоко и безошибочно своей связи со всей традици-ей
большевизма, как сейчас в эти тяжкие дни, когда мы и только мы подготовляем
завтрашний день партии и Коминтерна. От души желаю Вам доброго здоровья.
Л. Троцкий
17 мая 1927 г.
ТОВ. ПЯТНИЦКОМУ - Секретарю Советской делегации в Коминтерне
Ввиду того, что тезисы тов. Бухарина по китайскому вопросу были розданы
в самый последний момент, я препровождаю при сем критику тезисов тов.
Сталина, которая полностью и целиком распространяется на новые тезисы тов.
Бухарина. Заключительную часть сообщаю только на русском языке. Прошу
принять меры к переводу этой заключительной части на немецкий, французский и
английский языки.
Л Троцкий
18 мая 1927 г.
ПРИЛОЖЕНИЕ:* 1) Немецкий текст "Китайская революция и тезисы
тов.Сталина" (без заключительной части).
2) Заключительная часть (Послесловие - "Речь Чен Дусю о задачах
Киткомпартии" и "Необходимый заключительный аккорд"), не переведенная на
иностранные языки.
В СЕКРЕТАРИАТ ЦК
Мое обращение от 11 мая с. г. в Секретариат ЦК с просьбой ука