Страница:
- На полу кровь! - бросил офицер.
Старший из полицейских тоже увидел на пороге лужицу свежей крови.
- Колченогая собака! Ты хотел меня обмануть? Твои щенки заплатят мне за
это... - И, вытягивая из-за голенища плеть, он шагнул к занавеске,
отделявшей мастерскую от "спальни", где из-под лоскутного одеяла таращили
глаза два брата и сестренка Юсуфа.
Никто не успел заметить, откуда в руках у Мешади Самеда оказался
тяжелый, с острым обушком паяльник. Гулкие удары маузеров загремели уже
после того, как старший патруля, схватившись за рассеченный висок, ватной
куклой свалился на земляной пол подвала.
В наступившей тишине отчетливо прозвучал разочарованный голос
англичанина:
- Идиоты! Теперь его не допросит и сам сатана. А он мог кое-что
рассказать.
Через полгода, когда над зданием Бакинского городского Совета вновь
было поднято красное знамя, на Шемахинку приехали в автомобиле какие-то люди
в военном, расспросив Юсуфа, получили от него спрятанный сверток и увезли с
собой вдову Мешади Самеда. Соседи не успели даже как следует посочувствовать
несчастной семье - слыханное ли дело, за полгода остаться без отца, без
матери, - как та же машина привезла Ширин-баджи обратно, растерянную, ничего
не понимающую, не знающую даже, радоваться ей или пугаться неожиданной
вести.
В большом и красивом доме на Кооперативной улице ее встретили как
близкую родственницу, усадили в мягкое кресло и прочитали длинную бумагу, из
которой она узнала, что покойный ее муж был не простым ремесленником, а
очень важным человеком. Мешади Самед будто бы оказал новой власти такие
услуги, за которые эта власть станет пожизненно платить пенсию и ей,
Ширин-баджи, и ее детям, пока они не вырастут, а кроме того, возьмет их всех
в новую школу.
А еще через несколько лет бывший рабочий-нефтяник, позже - подпольщик и
чекист Николай Семенович Гордеев пригласил Юсуфа, к тому времени уже
закончившего школу, на работу в органы ОГПУ.
...За окном сгустились сумерки. Анатолий Максимович отложил последнюю
газету, шумно вздохнул, потянулся, похлопал Мехтиева по колену.
- Все, Юсуф-джан. Давай-ка, брат, ужинать. У меня, между прочим,
та-акие бычки припасены - пальчики оближешь. - Расстегнув свою объемную
полевую сумку, Волков извлек оттуда банку бычков в томате. - Ай, какая рыба!
Сам бы ловил, только консервы делать не умею. Да ты чего опять молчишь? О
чем задумался?
- Об этом... О неизвестном.
- Еще одну версию прорабатываешь? - Чуть усмехнувшись, предположил
Волков.
- Нет, Анатолий Максимович, - очень серьезно ответил Юсуф. - Другое у
меня из головы не идет. Понимаете, на бека, на купца нарушитель никак не
похож. Совсем простой человек с виду. Так какая сила его сюда погнала?
Волков помолчал. Потом зачем-то понюхал пеструю этикетку и отложил
банку в сторону.
- Так, Юсуф, так, дорогой. И очень, брат, хорошо, что ты над этим
задумываешься. Значит, взрослеешь, значит, созреваешь для нашей работы. Нам
судьбы людские доверены. Разные. Совсем искалеченные среди них попадаются,
есть и такие, что можно еще исправить. И за каждую мы в ответе. Очень
человеческая у нас служба, брат.
- Анатолий Максимович, но врага ведь не переделаешь, на другую дорогу
не направишь.
- Врагами не рождаются, Юсуф, врагами становятся. И от нас с тобой,
между прочим, зависит, сколько их будет у нашей страны, каких и где. Человек
ведь не сам себя делает. Сложно это, брат, очень сложно. Помню я... - Не
договорив, Анатолий Максимович резко поднялся, неслышно шагнул к двери купе,
распахнул - в проходе никого не было. - Заболтались мы с тобой, Юсуф-джан, -
недовольно проворчал он, возвращаясь на свое место. - Давай-ка будем
ужинать.
Но затронутая Юсуфом тема, видимо, всерьез заинтересовала Волкова.
Взрезав карманным ножом жестяную крышку, он снова отставил консервы и
несколько непоследовательно продолжал:
- Я вот сейчас газету смотрел - тревожно в мире. То здесь, то там на
нашу страну огрызаются. А что, наши соседи по собственной инициативе лезут в
свару? Думаю, нет, по чужой, заморской указке стали они нашу силу пробовать.
Но уж если удается целую страну на авантюру, бессмысленную, кровавую,
толкнуть, то отдельного человека, вроде нашего нарушителя, куда как проще.
Тревожно, тревожно в мире, Юсуф. Старт мы взяли неплохо, только борьба эта
не спортивная. Жестокая борьба, кровавая. И противник упорен. Не вышло в
одном, пытаются в другом месте накалить обстановку. Сейчас берутся за наши
края. Сам знаешь, как классовая борьба в Азербайджане обострилась, а ведь до
тридцатого года в здешних деревнях много спокойней было.
- Анатолий Максимович, а почему раньше кулаки только втихую решались
вредить, а теперь открыто, с оружием выступают, банды организуют? Ведь
Советская власть их с самого начала ограничивать стала.
- Теперь иностранные разведки у нас разве что на кулака и могут
рассчитывать. Изо всех сил стараются они раздуть бандитизм, хоть этим нам
навредить. Взять хотя бы случай с засылкой людей в помощь кулацкой банде, о
которой Орлов говорил.
- Значит, выходит, Анатолий Максимович...
- Выходит, Юсуф, - твердо прервал его Волков, - что пожуем мы сейчас да
приляжем на часок-другой. С вокзала прямо в управление ехать придется, а
когда оттуда выйдем, никому не известно.
Поезд приходил в Баку ночью. Поздние пассажиры быстро схлынули с
перрона, растворившись в полумраке плохо освещенных переходов. Волков и
Мехтиев выходили из вагона последними. На вокзальной площади, у здания,
увенчанного четырехугольной, очень похожей на тюбетейку башенкой, их
поджидал управленческий "бенц".
Анатолий Максимович глянул наверх - стрелки на подсвеченном,
расписанном знаками зодиака циферблате показывали четверть второго. В
обычных, неэкстренных, случаях сотрудников не встречали. "Гордеев ждет", -
подумал он и, шумно вздохнув, распахнул дверцу.
Отчаянно чихая, машина двинулась к управлению. Навстречу, позванивая на
перекрестках, торопились в депо последние, уже совсем пустые трамваи,
изредка попадались полусонные извозчики на фаэтонах с мигающими керосиновыми
фонарями, тяжелой, шаркающей походкой двигались по тротуарам уставшие после
ночной смены портовые грузчики - амбалы. А в окнах здания АзГПУ на улице
Шаумяне на всех этажах из-под плотно задернутых штор пробивались яркие
лучики света.
Через несколько минут Волков и Мехтиев были уже в кабинете Гордеева.
В комнате было полутемно. Настольная лампа с зеленым абажуром бросала
конус света лишь на бумаги и отражалась, поблескивая, на ручке
вмонтированного в стенку сейфа.
Начальник кивком поздоровался, указал на кресла.
- Встретили вас? Ну рассказывайте.
Неторопливо, обстоятельно Волков доложил результаты поездки.
- Небогато, - покачал головой Гордеев. - Какие соображения по этим
фактам?
- По фактам я бы воздержался, мало фактов. А обстановка в целом кое-что
подсказывает. Разрешите? - Анатолий Максимович вопросительно глянул на
начальника.
- Прошу.
- Первое. Судя по снаряжению нарушителя, это не уголовник. Контрабанда,
связь с воровскими шайками отпадают сразу, на диверсанта тоже не похож.
Иначе нес бы взрывчатку, детонаторы.
- Резонно, примем для начала... - Николай Семенович кивнул. - Дальше?
- Деньги при нем большие, одному - на несколько лет хватит, а ни кодов,
ни шифров, ни средств тайнописи. Похоже, что в задачу нарушителя входило
работать в контакте с кем-то, кто сам имеет связь с закордоном. Мехтиев вот,
по-моему, правильно предположил, что тот человек связан как-то с Азнефтью.
- Не исключено, не исключено...
- Если все это принять за основу, сам собой господин Коллинз из тени
выплывает. За последнее время какое дело поглубже ни копнешь - все его
работа. Трое, которые у Орлова сидят, оружие у Сеидова получали, а Сеидов -
человек Коллинза. В банде, что под Шушей ликвидировали, помните протоколы
допроса бандитов? Тоже перед самым их выступлением кто-то из-за границы
прибывал. Задержанные говорили, посланец от англичан. И наконец, в Баку
засекли работу нелегальной рации.
- Господин майор в последнее время активизировался. Что собираетесь
предпринять по данному делу? С какого конца подкупаться?
- Мне кажется, Николай Семенович, надо архивы поднять, угрозыск к этому
делу подключить, вообще здесь поискать, нет ли следов нарушителя. Любит
майор Коллинз с эмигрантами дело иметь, убеждались мы в этом не раз. Их ведь
и верно готовить легче, обстановка знакома, да и укрываться проще - связи
чет-нет да и сохранились.
- Ну что ж... - Гордеев, сложив пальцы щепотью, взялся за свою
аккуратную, клинышком бородку, потеребил, будто проверяя, хорошо ли она
держится. - Значит, предлагаете начать с обычного розыска?
- Так точно. Фотоснимки мы доставили. Запустим пока их в работу, тем
временем, может, что-нибудь...
- "Может" не годится, - нахмурясь, прервал Волкова Николай Семенович. -
То, что предполагал, - логично, обоснованно, скорей всего верно, а что
предлагаешь, мало, пассивно и потому плохо. Мехтиев вот об Азнефти что-то
хотел сказать. Что там сможем сделать?
- Я скажу, Николай Семенович, ладно? - включился в разговор до сих пор
сосредоточенно молчавший Юсуф. - Аз-нефть трогать пока рано. Проверить, кто
такой на самом деле Наджафов, как предлагает Анатолий Максимович, а потом
уже в трест можно идти. Но я, честно скажу, о другом сейчас думаю.
- Ишь ты, "о другом"... - Гордеев склонил набок большую, чуть лысеющую
голову. - Ну давай свое "другое", вноси предложения.
- Предложений у меня нет, - ответил Юсуф. - Просто мысль одна
мелькнула. Тот неизвестный, к которому нарушитель шел, должен знать, что к
нему гостя направили. Мы считаем, у "нардиста" своя связь с заграницей есть.
Теперь что выходит? "Нардист" связника ждет, тот не приходит; "нардист"
обязательно беспокоиться начнет. Вот если ему на этом беспокойстве подножку
поставить. Только как?.. Это я еще не придумал, - огорченно закончил
Мехтиев.
- Николай Семенович, в этом что-то есть, - заметил Волков.
- И немалое, - подтвердил Гордеев. Сняв трубку, он позвонил
дежурному. - Распорядитесь, пожалуйста, чаю. И покрепче. - Он откинулся на
спинку кресла, с минуту сидел молча, прикрыв ладонью утомленные глаза. -
Хорошая эта мысль, Юсуф. Надо только ее на местность наложить. А пожалуй,
получится.
В дверь постучали. Нз пороге показалась официантка с овальным медным
подносом. Гордеев подождал, пока она расставляла на маленьком боковом столе
расписной чайник, вазочку с мелко наколотым сахаром и пузатенькие, очень
похожие на медицинские банки стаканчики - армуды. А когда официантка вышла,
Гордеев, продолжая вышагивать по кабинету, жестом предложил садиться к
столу.
- Юсуф, ты здесь младший, - наливай. И давайте немного побредим.
"Побредим" - было одним из любимых присловий Николая Семеновича.
Произносилось оно только тогда, когда в хаотическом нагромождении фактов,
имевших отношение к только что начатому делу, вдруг намечалась какая-то
схема, тропка, способная вывести к искомой цели.
- Скажу вам прямо: сегодняшний разговор был построен на одних
предположениях. И все-таки я этим разговором доволен. Пока вы ничего не
упустили и, надо сказать, к толковому выводу подошли... - Гордеев сделал
паузу. - А теперь наметим план действий. На месяц-другой посадим своего
человека в адресный стол. Лучше девушку, Шубину или Горчакову. Пусть выдает
справки. Логика здесь простая. У нарушителя на первое время была только одна
возможность легализоваться. По тем документам, что он нес с собой. И майор
его в покое не оставит. У Коллинза было уже два прокола, когда деньги у него
брали, границу переходили, а потом дела с ним иметь не желали. А в
Интеллидженс сервис, между прочим, денежки на ветер бросать не любят, есть у
них и отчетность и прочее. В общем, по всем статьям должны они Наджафова
начать разыскивать. Раз Азнефть - значит в Баку. И скорее всего самым
простым и законным путем - через адресный стол. А выяснение личности
нарушителя по всем другим линиям ведите своим чередом. Чует мое сердце, -
Гордеев погладил грудной карман своего кителя, будто и вправду сердце было
советником его в этом деле, - чует, что ваш неизвестный имеет большое
отношение ко всему, что сейчас затевается. Но это так, догадки. А вы
действуйте.
- Николай Семенович! А если англичане все-таки не станут выяснять, что
случилось с Наджафовым? - спросил Юсуф, взволнованный тем, что именно его
мысль легла в основу предложенного начальником плана.
- Мы тогда, - Гордеев прищурился, заразительно улыбнулся, - постараемся
их на это подтолкнуть. Как? А способ поищем, какой-нибудь да найдется.
На столе резко и требовательно затрещал телефон.
- Слушаю... Да, несите... Та-ак... - протянул Гордеев и тяжело, всей
ладонью, надавил на рычаг.
Почти тотчас же в кабинет без стука вошел дежурный по узлу связи, подал
телеграмму.
- Подождите здесь! - приказал Гордеев и, ссутулясь, присел на край
стола, разворачивая вчетверо сложенный листок бумаги. Он читал его долго,
хотя донесение состояло всего из нескольких строк. Потом вздохнул, вынул из
ящика большой служебный блокнот, протянул дежурному.
- Пишите: "Нуха. Мамедову. Организуйте наблюдение, патрулирование
дорог, ведущих в равнину, оповестите сельских активистов, отряды
самообороны". Еще запишите: "Кировабад. Опришко. Немедленно усильте охрану
строительства рудника и других важных объектов города. Вам в помощь
направляются сотрудники управления. Особое внимание уделите контролю
железной дороги". Отправьте немедленно. Можете идти.
Когда дверь за дежурным закрылась, Гордеев, поднеся руку к самым
глазам, щурясь, всмотрелся в циферблат часов, потом тряхнул головой, отгоняя
сон. Волков и Мехтиев встали.
- Сидите, сидите, - Николай Семенович опустился в кресло, устроился
поудобнее, потянулся к чайнику. - А, остыл уже... Ну ладно. Пожалуй,
отпущу-ка я вас теперь отдыхать, а то уж и рассвет скоро. Завтра до
двенадцати свободны. А уж потом придется приналечь. - Допив холодный,
ставший совсем уже черным напиток, он осторожно поставил пузатый стаканчик и
сказал: - Сегодня уже из третьего района сообщают о перемещениях банд.
Боюсь, что все может начаться раньше, чем мы ожидали. Придется нам... - Он
помолчал, пожевал губами что-то невидимое. И решительно закончил: - Да и вам
очень стоит поторопиться. Жду с докладом дня через три.
Однако ни через три, ни через шесть дней докладывать было еще нечего.
После первых, казалось бы, удачных шагов выяснение практически зашло в
тупик. Обнаружившиеся было нити обрывались одна за другой.
Паспорт на имя Наджафова Ашрафа, 1892 года рождения, как и следовало
ожидать, оказался поддельным. Однако довольно скоро по картотекам угрозыска
удалось установить настоящее имя нарушителя, уточнить детали его прошлого.
Джебраилов Муса - так в действительности звали погибшего. А проживал
он, во всяком случае до революции, в поместье многим памятного в те годы
Джебраил-бека.
Бек, крупный и просвещенный землевладелец, наведывался в свои угодья не
часто. Он принадлежал к тем кругам азербайджанской знати, в чьих поместьях
вполне современные методы ведения хозяйства - система севооборотов,
химические удобрения, породистый скот, - противоестественно и страшно
сочетались с жесточайшим, чисто феодальным угнетением крестьян. Для этого
существовали управляющие и телохранители. Муса Джебраилов входил в их число.
Нельзя сказать, чтобы он сколько-нибудь выделялся в худшую сторону из
рядов других своих сотоварищей. Он был туповатым, неграмотным головорезом,
готовым по первому слову хозяина, выполняя его волю, пойти на любое
преступление. И не из преданности, а еще и потому, что безнаказанность в
этих случаях была гарантирована.
Джебраил-бек последний раз посетил родные места в 1915 году. Тогда он
жил в Лондоне и приехал, чтобы оформить продажу нефтяных участков, которые
сбыл незадолго до этого концерну Детердинга. Бек так и остался за границей и
теперь вел рассеянную жизнь рантье-космополита, переезжая из одной
европейской столицы в другую. Его приближенных крестьяне ненавидели лютой
ненавистью, и после революции им пришлось несладко.
Ни при англичанах, ни при турках, ни при мусаватистах Муса Джебраилов
так и не мог найти своего места в жизни.
Сначала он перебрался в Шушу и, похоже, был связан с контрабандистами,
какое-то время пытался заняться торговлей, потом вообще исчез на несколько
лет из поля зрения и вновь обнаружился уже не на юге, а на западе
республики, почти на границе с Грузией, в знаменитой своими виноградниками
Акстафе.
В начале 1926 года кто-то из родственников устроил его заведовать
магазином, но проработал он недолго. Совершил растрату, пытался бежать, был
пойман, осужден, оказался в тюрьме в Закаталах. Однако сумел уйти из-под
стражи и скрыться надолго, по всей видимости - за пределы республики. Кто
помогал ему в побеге, было неизвестно, и это наводило на размышления.
Было и еще одно обстоятельство, очень насторожившее Волкова. В день
побега Джебраилова в поселке, неподалеку от границы, было совершено дерзкое,
оставшееся нераскрытым убийство. Неизвестный преступник вырезал семью
мелкого торговца, когда хозяин отлучился из дому всего на два часа, и,
забрав ценности, сумел скрыться.
Торговец был - родом из Закатал, где отбывал наказание Джебраилов, так
что какую-то информацию о нем преступник легко мог получить в тюрьме.
Но все это, впрочем, оставалось пока в области чистых предположений, а
главное - никак не приближало к разгадке того, зачем, с какой целью
Джебраилов вернулся в Азербайджан.
Света Горчакова уже вторую неделю исполняла обязанности сотрудницы
бакинского городского адресного стола, оперативные работники, выделенные в
помощь Волкову, за это время уже не раз по ее сигналу отправлялись вслед за
людьми, разыскивавшими Наджафовых Ашрафов соответствующего возраста. И
каждый раз возвращались ни с чем. Те, кто приходил за справками, искали (и
находили) реально существовавших Наджафовых.
К началу четвертой недели Гордеев снова вызвал к себе Волкова и
Мехтиева. Был он явно измотан, сух, пожалуй, даже резковат.
- Плохо работаете, Анатолий Максимович. На месте топчетесь. Уперлись в
одну схему и за ее пределами не ищете. Не может, понимаете, не может быть,
чтобы еще каких-то следов Джебраилов нам не оставил. Все его старые связи
проверены?
- Так точно. - На крутолобой, чисто выбритой голове Волкова проступили
капельки мелкого пота. - Из Закатал, Агдама подробные материалы получены. И
в бывшем поместье - там теперь совхоз - тоже товарищи побывали.
Единственный, кто пока молчит, уполномоченный в Акстафе. Запрашивал дважды,
он в командировке сейчас.
- Сами почему туда не выехали?
- Так ведь здесь, в адресном, один за другим появляются люди,
интересующиеся Наджафовым. Вот-вот наш должен обнаружиться, я так полагаю.
- Раз они до сих пор Джебраилова искать не стали, значит сами и не
начнут. Думайте, как подбросить им эту идею. Могу вам сказать, что
нелегальная рация связывается с закордоном чаще, чем раньше. Не исключено,
что это переговоры о связнике. Большим утешить не могу. Выезжайте в Акстафу
немедленно. А вам, Мехтиев, придется на денек съездить к Орлову. Явился к
нему с повинной старый контрабандист из местных и, похоже, дает кое-что
интересное. Привезете подробности. Прошу выполнять. - И Гордеев, видно,
чем-то озабоченный, склонился над лежавшими на столе бумагами.
Волков молча повернулся, направился к выходу. Но Юсуф, который
относился к Гордееву не просто как к начальнику, а как к другу и учителю, не
выдержал. Он шагнул вперед и робко, совсем по-домашнему, мягко спросил:
- Николай Семенович. Может, что сделать надо?
Гордеев поднял голову, недоуменно посмотрел на него, видимо не поняв,
потом невесело, через силу улыбнулся.
- Ничего ты не сделаешь, сынок. Плохо у нас. Банда Гейдар-аги вышла из
леса. Был налет. Есть жертвы.
Агри - так называлось это селение, расположенное в одном из боковых
ущелий у верховий бурного, стремительного Агричая. Но жителей деревни в
здешней округе именовали обычно не агричайцами, что вполне соответствовало
бы местным традициям, а фундукчи. Главным источником их доходов был сбор
дикого ореха - фундука.
Густые заросли орешника начинались сразу же за огородами и, словно
ковром гигантских мхов выстилая крутые склоны ущелья, уходили далеко вперед.
Под этим непроницаемым для глаза малахитового цвета покровом скрывались
осыпи, расщелины и валуны, он слаживал рельеф, придавая ему мирную плавность
очертаний, и лишь кое-где одинокими рифами выдавались над ним источенные
ветрами вершины скал.
Обычно в эту пору года лес не бывал безлюдным. На бесчисленных изломах
зигзагами исчертивших его тропок можно было встретить стайку мальчишек,
спешивших добрать последний урожай фундука; мужчину, погонявшего ишака, по
самые уши завьюченного тугими связками с сеном альпийских лугов; старика,
волочившего свежесрубленный куст, на который, как на санки, были уложены
вязанки колючего хвороста.
Но в этот день все взрослое мужское население деревни собралось на
маленькой площади у наполнявшегося из родника бассейна, под раскидистыми
ветвями могучих, старых, как сами горы, чинар. Собралось не по своей воле.
Весь день в селении хозяйничала банда Гейдар-аги.
Банда захватила Агри под утро, когда даже самые работящие из хозяев еще
не выходили к скотине, а петух дедушки Рза, заменявший в селении муэдзина,
еще не возвещал о приближении первой молитвы. Банда захватила село умело, по
чьей-то хитрой подсказке, без лишнего шума и почти без потерь.
Спешившиеся всадники, оставив на дороге конную заставу, крадучись
пробрались по опушке, потом разом, как загонщики, вышли из леса и окружили
дворы сельских активистов. Протяжный посвист главаря подал сигнал к атаке.
Четверо из пятерых бойцов самообороны, даже не успев взяться за оружие, были
схвачены.
Удалось вырваться лишь Фархаду, комсомольцу, молодому силачу и
отчаянному наезднику. Воротившись домой поздно вечером и не желая тревожить
родителей, он заночевал в сарайчике, служившем и конюшней и сеновалом. Наган
был при нем, и, когда приклады бандитских винтовок забухали в двери его
дома, Фархад не растерялся.
Мгновенно взнуздав своего Карабаха, он вскочил на него тут же в
сарайчике, одним толчком распахнул настежь хлипкие воротца и с места бросил
скакуна в галоп. Бандита, кинувшегося ему наперерез, Фархад сбил конем,
второго, уже вскидывавшего винтовку, опрокинул выстрелом в упор и,
пригнувшись, перемахнул через низенький глинобитный дувал. Бросив
неоседланного Карабаха, беглец скрылся в густой чаще на той стороне ущелья.
Преследовать его было почти бесполезно, да и небезопасно.
Разъяренные неудачей бандиты хотели было сорвать злость на домочадцах
Фархада, но Гейдар-ага запретил. Жены у Фархада по молодости лет еще не
было, а обижать стариков значило восстановить против себя всю деревню, на
что пойти главарь банды пока не хотел.
Схваченных активистов заперли в надежном каменном амбаре местного
кулака Сеид-Аббаса, сам Гейдар-ага вместе с несколькими приближенными тоже
расположился у него в доме, очень долго мылся, потом ел плов, пил чай,
отдыхал. Ферхаду нужно было немало времени, чтобы по чащобам закатальских
лесов добраться до ближайшего селения, и бандиты не торопились.
Лишь к вечеру, когда тусклое серебро вечных льдов на вершинах Базар
Дюзи, будто подсвеченное изнутри, начало наливаться тревожным багрянцем
заката, Гейдар-ага велел собрать на площади всех сельчан.
Ждали его долго, в полном молчании. Наконец тяжелые, окованные железом
ворота распахнулись, и со двора Сеид-Аббаса вырвалась группа всадников.
Горяча коней, вздымая клубы пыли, они проскакали по площади и рассыпались по
сторонам, на ходу сдергивая с плеч карабины. Следом показался и сам
Гейдар-ага.
Горбоносый, пышнобородый, с изрытым оспой лицом, он обратил бы на себя
внимание в любой толпе. Низко надвинутая на лоб серая каракулевая папаха
сливалась завитками с полуседыми бровями, взгляд был тяжелым, настороженным,
движения степенны, но полны сдерживаемой силы.
К бассейну он подъехал не торопясь, приложив руку к сердцу, поклонился
старикам, но не сошел с коня, оставался в седле, старинном, с резными
деревянными луками, потом поднял руку.
- Братья мусульмане! - Гейдар-ага был явно простужен, и оттого голос
его звучал хрипло и глухо. - Все вы знаете, что я и мои люди подняли знамя
священной войны газавата в защиту веры и наших старых, добрых обычаев.
Скоро, очень скоро под этим зеленым знаменем встанут тысячи богатырей. Уже
поднимаются мусульмане в других уездах, уже пылают дома отступников, которые
на земле наших дедов и отцов хотят завести новые порядки, порядки
нечестивцев, затоптать законы шариата. Но пока мне нужна помощь. Людьми и
продовольствием. Я знаю, вы простые, честные крестьяне, привычные к топору и
мотыге. Стрелять вы умеете в воздух, да и то только на свадьбах, а пара
крепких буйволов вам дороже боевого коня. Но, может быть, среди вас найдется
настоящий мужчина, который захочет стать в ряды братьев по вере? Кто не
Старший из полицейских тоже увидел на пороге лужицу свежей крови.
- Колченогая собака! Ты хотел меня обмануть? Твои щенки заплатят мне за
это... - И, вытягивая из-за голенища плеть, он шагнул к занавеске,
отделявшей мастерскую от "спальни", где из-под лоскутного одеяла таращили
глаза два брата и сестренка Юсуфа.
Никто не успел заметить, откуда в руках у Мешади Самеда оказался
тяжелый, с острым обушком паяльник. Гулкие удары маузеров загремели уже
после того, как старший патруля, схватившись за рассеченный висок, ватной
куклой свалился на земляной пол подвала.
В наступившей тишине отчетливо прозвучал разочарованный голос
англичанина:
- Идиоты! Теперь его не допросит и сам сатана. А он мог кое-что
рассказать.
Через полгода, когда над зданием Бакинского городского Совета вновь
было поднято красное знамя, на Шемахинку приехали в автомобиле какие-то люди
в военном, расспросив Юсуфа, получили от него спрятанный сверток и увезли с
собой вдову Мешади Самеда. Соседи не успели даже как следует посочувствовать
несчастной семье - слыханное ли дело, за полгода остаться без отца, без
матери, - как та же машина привезла Ширин-баджи обратно, растерянную, ничего
не понимающую, не знающую даже, радоваться ей или пугаться неожиданной
вести.
В большом и красивом доме на Кооперативной улице ее встретили как
близкую родственницу, усадили в мягкое кресло и прочитали длинную бумагу, из
которой она узнала, что покойный ее муж был не простым ремесленником, а
очень важным человеком. Мешади Самед будто бы оказал новой власти такие
услуги, за которые эта власть станет пожизненно платить пенсию и ей,
Ширин-баджи, и ее детям, пока они не вырастут, а кроме того, возьмет их всех
в новую школу.
А еще через несколько лет бывший рабочий-нефтяник, позже - подпольщик и
чекист Николай Семенович Гордеев пригласил Юсуфа, к тому времени уже
закончившего школу, на работу в органы ОГПУ.
...За окном сгустились сумерки. Анатолий Максимович отложил последнюю
газету, шумно вздохнул, потянулся, похлопал Мехтиева по колену.
- Все, Юсуф-джан. Давай-ка, брат, ужинать. У меня, между прочим,
та-акие бычки припасены - пальчики оближешь. - Расстегнув свою объемную
полевую сумку, Волков извлек оттуда банку бычков в томате. - Ай, какая рыба!
Сам бы ловил, только консервы делать не умею. Да ты чего опять молчишь? О
чем задумался?
- Об этом... О неизвестном.
- Еще одну версию прорабатываешь? - Чуть усмехнувшись, предположил
Волков.
- Нет, Анатолий Максимович, - очень серьезно ответил Юсуф. - Другое у
меня из головы не идет. Понимаете, на бека, на купца нарушитель никак не
похож. Совсем простой человек с виду. Так какая сила его сюда погнала?
Волков помолчал. Потом зачем-то понюхал пеструю этикетку и отложил
банку в сторону.
- Так, Юсуф, так, дорогой. И очень, брат, хорошо, что ты над этим
задумываешься. Значит, взрослеешь, значит, созреваешь для нашей работы. Нам
судьбы людские доверены. Разные. Совсем искалеченные среди них попадаются,
есть и такие, что можно еще исправить. И за каждую мы в ответе. Очень
человеческая у нас служба, брат.
- Анатолий Максимович, но врага ведь не переделаешь, на другую дорогу
не направишь.
- Врагами не рождаются, Юсуф, врагами становятся. И от нас с тобой,
между прочим, зависит, сколько их будет у нашей страны, каких и где. Человек
ведь не сам себя делает. Сложно это, брат, очень сложно. Помню я... - Не
договорив, Анатолий Максимович резко поднялся, неслышно шагнул к двери купе,
распахнул - в проходе никого не было. - Заболтались мы с тобой, Юсуф-джан, -
недовольно проворчал он, возвращаясь на свое место. - Давай-ка будем
ужинать.
Но затронутая Юсуфом тема, видимо, всерьез заинтересовала Волкова.
Взрезав карманным ножом жестяную крышку, он снова отставил консервы и
несколько непоследовательно продолжал:
- Я вот сейчас газету смотрел - тревожно в мире. То здесь, то там на
нашу страну огрызаются. А что, наши соседи по собственной инициативе лезут в
свару? Думаю, нет, по чужой, заморской указке стали они нашу силу пробовать.
Но уж если удается целую страну на авантюру, бессмысленную, кровавую,
толкнуть, то отдельного человека, вроде нашего нарушителя, куда как проще.
Тревожно, тревожно в мире, Юсуф. Старт мы взяли неплохо, только борьба эта
не спортивная. Жестокая борьба, кровавая. И противник упорен. Не вышло в
одном, пытаются в другом месте накалить обстановку. Сейчас берутся за наши
края. Сам знаешь, как классовая борьба в Азербайджане обострилась, а ведь до
тридцатого года в здешних деревнях много спокойней было.
- Анатолий Максимович, а почему раньше кулаки только втихую решались
вредить, а теперь открыто, с оружием выступают, банды организуют? Ведь
Советская власть их с самого начала ограничивать стала.
- Теперь иностранные разведки у нас разве что на кулака и могут
рассчитывать. Изо всех сил стараются они раздуть бандитизм, хоть этим нам
навредить. Взять хотя бы случай с засылкой людей в помощь кулацкой банде, о
которой Орлов говорил.
- Значит, выходит, Анатолий Максимович...
- Выходит, Юсуф, - твердо прервал его Волков, - что пожуем мы сейчас да
приляжем на часок-другой. С вокзала прямо в управление ехать придется, а
когда оттуда выйдем, никому не известно.
Поезд приходил в Баку ночью. Поздние пассажиры быстро схлынули с
перрона, растворившись в полумраке плохо освещенных переходов. Волков и
Мехтиев выходили из вагона последними. На вокзальной площади, у здания,
увенчанного четырехугольной, очень похожей на тюбетейку башенкой, их
поджидал управленческий "бенц".
Анатолий Максимович глянул наверх - стрелки на подсвеченном,
расписанном знаками зодиака циферблате показывали четверть второго. В
обычных, неэкстренных, случаях сотрудников не встречали. "Гордеев ждет", -
подумал он и, шумно вздохнув, распахнул дверцу.
Отчаянно чихая, машина двинулась к управлению. Навстречу, позванивая на
перекрестках, торопились в депо последние, уже совсем пустые трамваи,
изредка попадались полусонные извозчики на фаэтонах с мигающими керосиновыми
фонарями, тяжелой, шаркающей походкой двигались по тротуарам уставшие после
ночной смены портовые грузчики - амбалы. А в окнах здания АзГПУ на улице
Шаумяне на всех этажах из-под плотно задернутых штор пробивались яркие
лучики света.
Через несколько минут Волков и Мехтиев были уже в кабинете Гордеева.
В комнате было полутемно. Настольная лампа с зеленым абажуром бросала
конус света лишь на бумаги и отражалась, поблескивая, на ручке
вмонтированного в стенку сейфа.
Начальник кивком поздоровался, указал на кресла.
- Встретили вас? Ну рассказывайте.
Неторопливо, обстоятельно Волков доложил результаты поездки.
- Небогато, - покачал головой Гордеев. - Какие соображения по этим
фактам?
- По фактам я бы воздержался, мало фактов. А обстановка в целом кое-что
подсказывает. Разрешите? - Анатолий Максимович вопросительно глянул на
начальника.
- Прошу.
- Первое. Судя по снаряжению нарушителя, это не уголовник. Контрабанда,
связь с воровскими шайками отпадают сразу, на диверсанта тоже не похож.
Иначе нес бы взрывчатку, детонаторы.
- Резонно, примем для начала... - Николай Семенович кивнул. - Дальше?
- Деньги при нем большие, одному - на несколько лет хватит, а ни кодов,
ни шифров, ни средств тайнописи. Похоже, что в задачу нарушителя входило
работать в контакте с кем-то, кто сам имеет связь с закордоном. Мехтиев вот,
по-моему, правильно предположил, что тот человек связан как-то с Азнефтью.
- Не исключено, не исключено...
- Если все это принять за основу, сам собой господин Коллинз из тени
выплывает. За последнее время какое дело поглубже ни копнешь - все его
работа. Трое, которые у Орлова сидят, оружие у Сеидова получали, а Сеидов -
человек Коллинза. В банде, что под Шушей ликвидировали, помните протоколы
допроса бандитов? Тоже перед самым их выступлением кто-то из-за границы
прибывал. Задержанные говорили, посланец от англичан. И наконец, в Баку
засекли работу нелегальной рации.
- Господин майор в последнее время активизировался. Что собираетесь
предпринять по данному делу? С какого конца подкупаться?
- Мне кажется, Николай Семенович, надо архивы поднять, угрозыск к этому
делу подключить, вообще здесь поискать, нет ли следов нарушителя. Любит
майор Коллинз с эмигрантами дело иметь, убеждались мы в этом не раз. Их ведь
и верно готовить легче, обстановка знакома, да и укрываться проще - связи
чет-нет да и сохранились.
- Ну что ж... - Гордеев, сложив пальцы щепотью, взялся за свою
аккуратную, клинышком бородку, потеребил, будто проверяя, хорошо ли она
держится. - Значит, предлагаете начать с обычного розыска?
- Так точно. Фотоснимки мы доставили. Запустим пока их в работу, тем
временем, может, что-нибудь...
- "Может" не годится, - нахмурясь, прервал Волкова Николай Семенович. -
То, что предполагал, - логично, обоснованно, скорей всего верно, а что
предлагаешь, мало, пассивно и потому плохо. Мехтиев вот об Азнефти что-то
хотел сказать. Что там сможем сделать?
- Я скажу, Николай Семенович, ладно? - включился в разговор до сих пор
сосредоточенно молчавший Юсуф. - Аз-нефть трогать пока рано. Проверить, кто
такой на самом деле Наджафов, как предлагает Анатолий Максимович, а потом
уже в трест можно идти. Но я, честно скажу, о другом сейчас думаю.
- Ишь ты, "о другом"... - Гордеев склонил набок большую, чуть лысеющую
голову. - Ну давай свое "другое", вноси предложения.
- Предложений у меня нет, - ответил Юсуф. - Просто мысль одна
мелькнула. Тот неизвестный, к которому нарушитель шел, должен знать, что к
нему гостя направили. Мы считаем, у "нардиста" своя связь с заграницей есть.
Теперь что выходит? "Нардист" связника ждет, тот не приходит; "нардист"
обязательно беспокоиться начнет. Вот если ему на этом беспокойстве подножку
поставить. Только как?.. Это я еще не придумал, - огорченно закончил
Мехтиев.
- Николай Семенович, в этом что-то есть, - заметил Волков.
- И немалое, - подтвердил Гордеев. Сняв трубку, он позвонил
дежурному. - Распорядитесь, пожалуйста, чаю. И покрепче. - Он откинулся на
спинку кресла, с минуту сидел молча, прикрыв ладонью утомленные глаза. -
Хорошая эта мысль, Юсуф. Надо только ее на местность наложить. А пожалуй,
получится.
В дверь постучали. Нз пороге показалась официантка с овальным медным
подносом. Гордеев подождал, пока она расставляла на маленьком боковом столе
расписной чайник, вазочку с мелко наколотым сахаром и пузатенькие, очень
похожие на медицинские банки стаканчики - армуды. А когда официантка вышла,
Гордеев, продолжая вышагивать по кабинету, жестом предложил садиться к
столу.
- Юсуф, ты здесь младший, - наливай. И давайте немного побредим.
"Побредим" - было одним из любимых присловий Николая Семеновича.
Произносилось оно только тогда, когда в хаотическом нагромождении фактов,
имевших отношение к только что начатому делу, вдруг намечалась какая-то
схема, тропка, способная вывести к искомой цели.
- Скажу вам прямо: сегодняшний разговор был построен на одних
предположениях. И все-таки я этим разговором доволен. Пока вы ничего не
упустили и, надо сказать, к толковому выводу подошли... - Гордеев сделал
паузу. - А теперь наметим план действий. На месяц-другой посадим своего
человека в адресный стол. Лучше девушку, Шубину или Горчакову. Пусть выдает
справки. Логика здесь простая. У нарушителя на первое время была только одна
возможность легализоваться. По тем документам, что он нес с собой. И майор
его в покое не оставит. У Коллинза было уже два прокола, когда деньги у него
брали, границу переходили, а потом дела с ним иметь не желали. А в
Интеллидженс сервис, между прочим, денежки на ветер бросать не любят, есть у
них и отчетность и прочее. В общем, по всем статьям должны они Наджафова
начать разыскивать. Раз Азнефть - значит в Баку. И скорее всего самым
простым и законным путем - через адресный стол. А выяснение личности
нарушителя по всем другим линиям ведите своим чередом. Чует мое сердце, -
Гордеев погладил грудной карман своего кителя, будто и вправду сердце было
советником его в этом деле, - чует, что ваш неизвестный имеет большое
отношение ко всему, что сейчас затевается. Но это так, догадки. А вы
действуйте.
- Николай Семенович! А если англичане все-таки не станут выяснять, что
случилось с Наджафовым? - спросил Юсуф, взволнованный тем, что именно его
мысль легла в основу предложенного начальником плана.
- Мы тогда, - Гордеев прищурился, заразительно улыбнулся, - постараемся
их на это подтолкнуть. Как? А способ поищем, какой-нибудь да найдется.
На столе резко и требовательно затрещал телефон.
- Слушаю... Да, несите... Та-ак... - протянул Гордеев и тяжело, всей
ладонью, надавил на рычаг.
Почти тотчас же в кабинет без стука вошел дежурный по узлу связи, подал
телеграмму.
- Подождите здесь! - приказал Гордеев и, ссутулясь, присел на край
стола, разворачивая вчетверо сложенный листок бумаги. Он читал его долго,
хотя донесение состояло всего из нескольких строк. Потом вздохнул, вынул из
ящика большой служебный блокнот, протянул дежурному.
- Пишите: "Нуха. Мамедову. Организуйте наблюдение, патрулирование
дорог, ведущих в равнину, оповестите сельских активистов, отряды
самообороны". Еще запишите: "Кировабад. Опришко. Немедленно усильте охрану
строительства рудника и других важных объектов города. Вам в помощь
направляются сотрудники управления. Особое внимание уделите контролю
железной дороги". Отправьте немедленно. Можете идти.
Когда дверь за дежурным закрылась, Гордеев, поднеся руку к самым
глазам, щурясь, всмотрелся в циферблат часов, потом тряхнул головой, отгоняя
сон. Волков и Мехтиев встали.
- Сидите, сидите, - Николай Семенович опустился в кресло, устроился
поудобнее, потянулся к чайнику. - А, остыл уже... Ну ладно. Пожалуй,
отпущу-ка я вас теперь отдыхать, а то уж и рассвет скоро. Завтра до
двенадцати свободны. А уж потом придется приналечь. - Допив холодный,
ставший совсем уже черным напиток, он осторожно поставил пузатый стаканчик и
сказал: - Сегодня уже из третьего района сообщают о перемещениях банд.
Боюсь, что все может начаться раньше, чем мы ожидали. Придется нам... - Он
помолчал, пожевал губами что-то невидимое. И решительно закончил: - Да и вам
очень стоит поторопиться. Жду с докладом дня через три.
Однако ни через три, ни через шесть дней докладывать было еще нечего.
После первых, казалось бы, удачных шагов выяснение практически зашло в
тупик. Обнаружившиеся было нити обрывались одна за другой.
Паспорт на имя Наджафова Ашрафа, 1892 года рождения, как и следовало
ожидать, оказался поддельным. Однако довольно скоро по картотекам угрозыска
удалось установить настоящее имя нарушителя, уточнить детали его прошлого.
Джебраилов Муса - так в действительности звали погибшего. А проживал
он, во всяком случае до революции, в поместье многим памятного в те годы
Джебраил-бека.
Бек, крупный и просвещенный землевладелец, наведывался в свои угодья не
часто. Он принадлежал к тем кругам азербайджанской знати, в чьих поместьях
вполне современные методы ведения хозяйства - система севооборотов,
химические удобрения, породистый скот, - противоестественно и страшно
сочетались с жесточайшим, чисто феодальным угнетением крестьян. Для этого
существовали управляющие и телохранители. Муса Джебраилов входил в их число.
Нельзя сказать, чтобы он сколько-нибудь выделялся в худшую сторону из
рядов других своих сотоварищей. Он был туповатым, неграмотным головорезом,
готовым по первому слову хозяина, выполняя его волю, пойти на любое
преступление. И не из преданности, а еще и потому, что безнаказанность в
этих случаях была гарантирована.
Джебраил-бек последний раз посетил родные места в 1915 году. Тогда он
жил в Лондоне и приехал, чтобы оформить продажу нефтяных участков, которые
сбыл незадолго до этого концерну Детердинга. Бек так и остался за границей и
теперь вел рассеянную жизнь рантье-космополита, переезжая из одной
европейской столицы в другую. Его приближенных крестьяне ненавидели лютой
ненавистью, и после революции им пришлось несладко.
Ни при англичанах, ни при турках, ни при мусаватистах Муса Джебраилов
так и не мог найти своего места в жизни.
Сначала он перебрался в Шушу и, похоже, был связан с контрабандистами,
какое-то время пытался заняться торговлей, потом вообще исчез на несколько
лет из поля зрения и вновь обнаружился уже не на юге, а на западе
республики, почти на границе с Грузией, в знаменитой своими виноградниками
Акстафе.
В начале 1926 года кто-то из родственников устроил его заведовать
магазином, но проработал он недолго. Совершил растрату, пытался бежать, был
пойман, осужден, оказался в тюрьме в Закаталах. Однако сумел уйти из-под
стражи и скрыться надолго, по всей видимости - за пределы республики. Кто
помогал ему в побеге, было неизвестно, и это наводило на размышления.
Было и еще одно обстоятельство, очень насторожившее Волкова. В день
побега Джебраилова в поселке, неподалеку от границы, было совершено дерзкое,
оставшееся нераскрытым убийство. Неизвестный преступник вырезал семью
мелкого торговца, когда хозяин отлучился из дому всего на два часа, и,
забрав ценности, сумел скрыться.
Торговец был - родом из Закатал, где отбывал наказание Джебраилов, так
что какую-то информацию о нем преступник легко мог получить в тюрьме.
Но все это, впрочем, оставалось пока в области чистых предположений, а
главное - никак не приближало к разгадке того, зачем, с какой целью
Джебраилов вернулся в Азербайджан.
Света Горчакова уже вторую неделю исполняла обязанности сотрудницы
бакинского городского адресного стола, оперативные работники, выделенные в
помощь Волкову, за это время уже не раз по ее сигналу отправлялись вслед за
людьми, разыскивавшими Наджафовых Ашрафов соответствующего возраста. И
каждый раз возвращались ни с чем. Те, кто приходил за справками, искали (и
находили) реально существовавших Наджафовых.
К началу четвертой недели Гордеев снова вызвал к себе Волкова и
Мехтиева. Был он явно измотан, сух, пожалуй, даже резковат.
- Плохо работаете, Анатолий Максимович. На месте топчетесь. Уперлись в
одну схему и за ее пределами не ищете. Не может, понимаете, не может быть,
чтобы еще каких-то следов Джебраилов нам не оставил. Все его старые связи
проверены?
- Так точно. - На крутолобой, чисто выбритой голове Волкова проступили
капельки мелкого пота. - Из Закатал, Агдама подробные материалы получены. И
в бывшем поместье - там теперь совхоз - тоже товарищи побывали.
Единственный, кто пока молчит, уполномоченный в Акстафе. Запрашивал дважды,
он в командировке сейчас.
- Сами почему туда не выехали?
- Так ведь здесь, в адресном, один за другим появляются люди,
интересующиеся Наджафовым. Вот-вот наш должен обнаружиться, я так полагаю.
- Раз они до сих пор Джебраилова искать не стали, значит сами и не
начнут. Думайте, как подбросить им эту идею. Могу вам сказать, что
нелегальная рация связывается с закордоном чаще, чем раньше. Не исключено,
что это переговоры о связнике. Большим утешить не могу. Выезжайте в Акстафу
немедленно. А вам, Мехтиев, придется на денек съездить к Орлову. Явился к
нему с повинной старый контрабандист из местных и, похоже, дает кое-что
интересное. Привезете подробности. Прошу выполнять. - И Гордеев, видно,
чем-то озабоченный, склонился над лежавшими на столе бумагами.
Волков молча повернулся, направился к выходу. Но Юсуф, который
относился к Гордееву не просто как к начальнику, а как к другу и учителю, не
выдержал. Он шагнул вперед и робко, совсем по-домашнему, мягко спросил:
- Николай Семенович. Может, что сделать надо?
Гордеев поднял голову, недоуменно посмотрел на него, видимо не поняв,
потом невесело, через силу улыбнулся.
- Ничего ты не сделаешь, сынок. Плохо у нас. Банда Гейдар-аги вышла из
леса. Был налет. Есть жертвы.
Агри - так называлось это селение, расположенное в одном из боковых
ущелий у верховий бурного, стремительного Агричая. Но жителей деревни в
здешней округе именовали обычно не агричайцами, что вполне соответствовало
бы местным традициям, а фундукчи. Главным источником их доходов был сбор
дикого ореха - фундука.
Густые заросли орешника начинались сразу же за огородами и, словно
ковром гигантских мхов выстилая крутые склоны ущелья, уходили далеко вперед.
Под этим непроницаемым для глаза малахитового цвета покровом скрывались
осыпи, расщелины и валуны, он слаживал рельеф, придавая ему мирную плавность
очертаний, и лишь кое-где одинокими рифами выдавались над ним источенные
ветрами вершины скал.
Обычно в эту пору года лес не бывал безлюдным. На бесчисленных изломах
зигзагами исчертивших его тропок можно было встретить стайку мальчишек,
спешивших добрать последний урожай фундука; мужчину, погонявшего ишака, по
самые уши завьюченного тугими связками с сеном альпийских лугов; старика,
волочившего свежесрубленный куст, на который, как на санки, были уложены
вязанки колючего хвороста.
Но в этот день все взрослое мужское население деревни собралось на
маленькой площади у наполнявшегося из родника бассейна, под раскидистыми
ветвями могучих, старых, как сами горы, чинар. Собралось не по своей воле.
Весь день в селении хозяйничала банда Гейдар-аги.
Банда захватила Агри под утро, когда даже самые работящие из хозяев еще
не выходили к скотине, а петух дедушки Рза, заменявший в селении муэдзина,
еще не возвещал о приближении первой молитвы. Банда захватила село умело, по
чьей-то хитрой подсказке, без лишнего шума и почти без потерь.
Спешившиеся всадники, оставив на дороге конную заставу, крадучись
пробрались по опушке, потом разом, как загонщики, вышли из леса и окружили
дворы сельских активистов. Протяжный посвист главаря подал сигнал к атаке.
Четверо из пятерых бойцов самообороны, даже не успев взяться за оружие, были
схвачены.
Удалось вырваться лишь Фархаду, комсомольцу, молодому силачу и
отчаянному наезднику. Воротившись домой поздно вечером и не желая тревожить
родителей, он заночевал в сарайчике, служившем и конюшней и сеновалом. Наган
был при нем, и, когда приклады бандитских винтовок забухали в двери его
дома, Фархад не растерялся.
Мгновенно взнуздав своего Карабаха, он вскочил на него тут же в
сарайчике, одним толчком распахнул настежь хлипкие воротца и с места бросил
скакуна в галоп. Бандита, кинувшегося ему наперерез, Фархад сбил конем,
второго, уже вскидывавшего винтовку, опрокинул выстрелом в упор и,
пригнувшись, перемахнул через низенький глинобитный дувал. Бросив
неоседланного Карабаха, беглец скрылся в густой чаще на той стороне ущелья.
Преследовать его было почти бесполезно, да и небезопасно.
Разъяренные неудачей бандиты хотели было сорвать злость на домочадцах
Фархада, но Гейдар-ага запретил. Жены у Фархада по молодости лет еще не
было, а обижать стариков значило восстановить против себя всю деревню, на
что пойти главарь банды пока не хотел.
Схваченных активистов заперли в надежном каменном амбаре местного
кулака Сеид-Аббаса, сам Гейдар-ага вместе с несколькими приближенными тоже
расположился у него в доме, очень долго мылся, потом ел плов, пил чай,
отдыхал. Ферхаду нужно было немало времени, чтобы по чащобам закатальских
лесов добраться до ближайшего селения, и бандиты не торопились.
Лишь к вечеру, когда тусклое серебро вечных льдов на вершинах Базар
Дюзи, будто подсвеченное изнутри, начало наливаться тревожным багрянцем
заката, Гейдар-ага велел собрать на площади всех сельчан.
Ждали его долго, в полном молчании. Наконец тяжелые, окованные железом
ворота распахнулись, и со двора Сеид-Аббаса вырвалась группа всадников.
Горяча коней, вздымая клубы пыли, они проскакали по площади и рассыпались по
сторонам, на ходу сдергивая с плеч карабины. Следом показался и сам
Гейдар-ага.
Горбоносый, пышнобородый, с изрытым оспой лицом, он обратил бы на себя
внимание в любой толпе. Низко надвинутая на лоб серая каракулевая папаха
сливалась завитками с полуседыми бровями, взгляд был тяжелым, настороженным,
движения степенны, но полны сдерживаемой силы.
К бассейну он подъехал не торопясь, приложив руку к сердцу, поклонился
старикам, но не сошел с коня, оставался в седле, старинном, с резными
деревянными луками, потом поднял руку.
- Братья мусульмане! - Гейдар-ага был явно простужен, и оттого голос
его звучал хрипло и глухо. - Все вы знаете, что я и мои люди подняли знамя
священной войны газавата в защиту веры и наших старых, добрых обычаев.
Скоро, очень скоро под этим зеленым знаменем встанут тысячи богатырей. Уже
поднимаются мусульмане в других уездах, уже пылают дома отступников, которые
на земле наших дедов и отцов хотят завести новые порядки, порядки
нечестивцев, затоптать законы шариата. Но пока мне нужна помощь. Людьми и
продовольствием. Я знаю, вы простые, честные крестьяне, привычные к топору и
мотыге. Стрелять вы умеете в воздух, да и то только на свадьбах, а пара
крепких буйволов вам дороже боевого коня. Но, может быть, среди вас найдется
настоящий мужчина, который захочет стать в ряды братьев по вере? Кто не