Страница:
у нее такая. Подружка пришла, говорит - та внезапно заболела. Не нравится
это мне.
- Разве племянница не может болеть? Аркадий Иванович, клянусь своей
головой, ты стал похож на человека, который боится своей тетки. Нельзя так,
слушай...
Юдин тяжелой походкой подошел к столу, взялся было за бутылку, потом
отставил.
- Чувствую я, что наша проверка в адресном плохо обернется. Оттого и
тороплюсь с переносом рации.
- Оставь, Аркадий Иванович. Ты же не тетя Даша, чтобы верить в черных
кошек, тринадцатое число и прочую чепуху... Хотя я понимаю, что лучше быть
пять минут трусом, чем всю жизнь покойником, но сейчас, думаю, зря
расстраиваешься. Скажи лучше, что дальше делать?
- Там, под шторой, провод натянут. Сними-ка его, брат.
Легкой, пружинистой походкой Гусейнов пересек комнату и оказался у окна
в тот самый момент, когда с треском распахнулась дверь и в комнату шагнули
двое с оружием.
- Стоять! Не дви...
Выключатель был у окна, и реакция Гусейнова оказалась мгновенной.
Ударив рукой по кнопке, он выключил свет, стремительно распахнул окно и
выпрыгнул наружу. Волков, стелющимся вратарским прыжком метнулся к дивану.
Глухо, словно за стеной, стукнул выстрел. Под окном послышался сдавленный
вскрик, и все стихло.
Через секунду свет вспыхнул опять. Гордеев стоял у окна, наган вплотную
прижат к бедру, средний палец на собачке, указательный вытянут вдоль ствола,
левая рука на выключателе. Но только что прозвучавший единственный выстрел
был направлен не в Волкова. Анатолий Максимович стоял у дивана, поддерживая
обвисшее тело Юдина. Волков, нахмурясь, опустил Аркадия Ивановича. Нагнулся,
взялся за пульс.
- Вызвать "Скорую"? - спросил кто-то из сотрудников...
- Не надо, - покачал головой Анатолий Максимович. - Не захотел платить.
Стрелял прямо в сердце.
- Все равно врач нужен. Акт составит. Вызывайте, - распорядился
Гордеев. И, сдвинув штору, спросил у подошедшего к окну сотрудника: - Что
там у вас?
- Похоже, ушел, - оба, и Киреев и Онищенко, старались не глядеть на
начальника.
- С чем вас и поздравляю. Идите помогите при обыске, - распорядился
Гордеев. Жестом предложив Волкову и Кирееву следовать за собой, Николай
Семенович почти сбежал с веранды.
Волков, сняв с кровати покрывало, прикрыл им труп и вышел вслед за
Гордеевым.
- Унес с собой всю агентуру. Теперь придется повозиться... - ни к кому
не обращаясь, пробормотал он.
- Слушай, Максимыч, - быстро, будто диктуя стенографистке, заговорил
Гордеев. - Бери Киреева. В машину - и к Гусейнову домой. Не медли. Ему из
Баку выбраться надо, а одет неудачно. Рубашка пижонская, редкой расцветки,
не дурак, обязательно сменит. Да и денег с собой может не быть. Я сейчас в
управление, порт перекроем, на шоссе посты выставим, организуем в городе
розыски. А ты, если дома не застанешь, давай по линии железной дороги. У
него сейчас два пути. Хорошо, если к границе. А вдруг к Гейдар-аге?
Перехватить его надо, во что бы то ни стало. Иначе... - Он не договорил.
...Громоздкий "бенц", рывком взяв с места, понесся в сторону
Тазапирской улицы, на которой жил Гусейнов.
- Как же у тебя получилось, Павлуша? Ты ж под окном стоял, - отрывисто
проговорил Волков.
- Дьявол его знает... - Киреев закурил, стараясь быть спокойным. - Он
выскочил прямо на Онищенко. Тот упал, я думал - убит, я к нему... Ну и
промедлил. Всего-то доля секунды, а тот уже в кусты и к пролому. Бероев у
другого окна стоял, с него не спрос.
- Ловок, бестия. Между пальцев ускользнул. Если мы с тобой его не
найдем, будет плохо, - Волков замолчал и, взявшись рукой за спинку сиденья,
всем корпусом подался вперед, словно пытаясь ускорить этим бег машины.
Масьма Гусейнова была искренне удивлена, что Эюба в такую позднюю пору
разыскивают друзья, Киреев, отлично говоривший по-азербайджански, минут
десять беседовал с заспанной бабкой, убедился, что спрятаться в квартире
невозможно, и быстро спустился к машине.
- Прежде чем на вокзал, давай еще один адрес проверим, - предложил он
Волкову. - Старуха говорит, что Эюб дядю часто навещает. Мовсумов Дадаш, в
торговле работает. Если действительно из дому без денег вышел...
- Давай на Завокзальную, Сережа, - Волков за эти дни успел запомнить
всех родственников и знакомых Гусейнова.
Дадаш Мовсумов был заметно смущен визитом, но утверждал, что не видел
Эюба уже больше месяца. Однако в доме, несмотря на поздний час, никто не
спал, похоже было, что хозяева чем-то напуганы. В углу комнаты стоял наспех
прикрытый незастегнутый чемодан.
- Ну вот что, - Анатолий Максимович решил не терять времени. - Ближе к
делу. Я знаю: Гусейнов только что был здесь. Говорите, куда поехал?
В этот момент Киреев на всякий случай запустил руку за диван, пошарил
там и извлек знакомую обоим яркую рубашку Эюба. Это выдало Мовсумова с
головой. Разом ослабев, он опустился на стул.
- Воды хлебните, - сверкнул на него глазами Анатолий Максимович. - И
рассказывайте. Быстро.
Уходя от преследования, Эюб Гусейнов успел сочинить историю, которая
была встречена с сочувствием в доме Мовсумова. Бухгалтер рассказал, что на
днях был арестован за растрату его коллега Юдин, до этого поссорившийся с
Эюбом, и теперь Гусейнов опасается оговора. Дядя, видимо, достаточно хорошо
знал, что подобное не совсем невозможно. Во всяком случае, он дал Эюбу
пятьсот рублей, другую рубашку, пиджак, кепку и подсказал довольно
безопасный маршрут.
- Здесь рядом узкоколейка. Я сказал: езжай в Бинагады, а там, в
поселке, на ученический поезд пересядешь, до Баладжар доберешься. Оттуда
хочешь на пассажирском, хочешь - на товарном уехать можно.
- А он не в Закаталы собрался? - равнодушным голосом спросил Волков.
- Он сказал, что в сторону Тифлиса поедет. Правда или нет, не знаю, -
развел руками Мовсумов.
Когда Волков и Киреев приехали на станцию узкоколейки, выяснилось, что
поезд уже давно ушел. Гусейнова на станции не было.
- Куда теперь? В Бинагады? - Сергей, шофер оперативной машины, уже
сориентировался в коротких репликах, которыми перебрасывались его пассажиры.
- Не стоит. Гони прямо в Баладжары. К ученическому тоже опоздать можем,
а так время выиграем, - решительно сказал Волков.
Киреев засомневался.
- Анатолий Максимович, может, он тоже на ученический не успеет?
- Ну на следующем выедет. Если решил уходить по железной дороге,
Баладжар ему не миновать. Давай, Сережа, давай, дорогой...
Шофер нажал на акселератор.
В "краю нефти", Азербайджане, асфальт появился раньше, чем во многих
других республиках страны, а поздним вечером в те годы водителей резко
ослепляли фары встречных машин. Вспарывая темноту узким лучом бокового
прожектора, скрипя покрышками на поворотах, "бенц" рвался вперед, словно
гончая, взявшая свежий след. Но Волкову казалось, что тянутся они немного
быстрее крестьянской арбы.
За свои без малого сорок лет Анатолий Максимович повидал немало такого,
о чем лучше бы никогда и не знать, что не могло, конечно, не сказаться на
его характере. Был он трезв умом, рассудителен, когда было необходимо -
шагал вперед первым, но без надобности рисковать не любил. Добродушный по
натуре, как все очень сильные люди, он был искренне привязан к Юсуфу. И
мысль о том, что жизнь Мехтиева, может быть, зависит сейчас от того, успеют
ли они перехватить бежавшего Гусейнова, заслоняла для него все.
Волков не думал о том, сколько труда придется затратить, чтобы выявить
оставшуюся после Юдина агентуру. И о том, что через какие-то считанные часы
он, уж он-то обязательно, пойдет на захват Гейдар-аги, которого во что бы то
ни стало надо взять живым.
На последнем совещании в управлении решался вопрос о том, кто пойдет
под видом сына Расулова к Гейдар-аге. Мехтиева Гордеев еще ни разу не
выпускал в одиночку на связанные с непосредственным риском задания, не без
оснований полагая, что тот еще молод, не слишком опытен.
Но в этот раз Юсуф сумел доказать Николаю Семеновичу, что именно он,
Мехтиев, незадолго до этого дважды побывавший в доме Расуловых, лично
знакомый с сыном старого Га-сана Касумом, лучше кого-либо другого сможет его
подменить.
...Мотор отказал неожиданно, сразу, когда до станции оставалось лишь
около двух километров. Водитель, в прошлом флотский моторист, выругался,
кинулся открывать капот. Волков, не говоря ни слова, отбросил дверцу и
выпрыгнул на шоссе.
- За мной, Павлуша, бегом! - хрипло бросил он в темноту и надолго
замолк, сберегая дыхание.
Сухопарый, легкий на ногу Киреев на первых ста метрах обошел было
Волкова, давно уже не бегавшего кроссы, потом начал сдавать. Мерным
размашистым шагом, сильно работая руками, Анатолий Максимович уходил все
вперед и вперед, словно не ощущая тяжести своего огромного тела.
- Максимыч... Убавь, дорогой... Не могу... - задохнувшись и перейдя на
шаг, с трудом выкрикнул в темноту Киреев. Темнота отозвалась одним лишь
словом: "Юсуф!" И Павел вновь побежал, шатаясь от изнеможения, жадно хватая
воздух, чувствуя, что сердце колотится где-то в ушах и вот-вот выпрыгнет.
На станцию они успели вовремя.
Юсуф лежал на свеженарезанных ветках орешника, застеленных толстой,
остро воняющей лошадиным потом попоной, с головой завернувшись в брезентовый
плащ. Он сдерживал волнение, пытался успокоиться, заснуть, войти "в норму".
Пытался и не мог. Мешал Керим, лежавший рядом, неслышный, как зверь, и такой
же опасный.
С позапрошлого вечера, когда старый Гасан и Новруз-бек отправились к
Гандже для проверки склада, Керим был приставлен к Юсуфу в качестве
караульного, хотя старательно пытался представить себя телохранителем, вел
себя вполне доброжелательно, старался, чтобы "гость" ни в чем не знал нужды.
Но это радушие не могло бы обмануть и младенца. Слишком неотступно следовал
Керим за каждым шагом мнимого Касума, слишком зорко следил за ним, когда
Гейдар-ага, неожиданно для всех, велел "Расулову-младшему" вычистить свой
маузер.
Внешне это выглядело, как знак большого доверия. К оружию атамана могли
прикасаться только абсолютно надежные руки. Но "Касум" вовремя и верно
понял, что его проверяют, и начал разбирать пистолет с видом самонадеянным,
восхищенно-завистливым, но столь неумело, что Керим вынужден был вмешаться.
Час спустя хозяин, суетливый, озабоченный, отыскал юношу и заявил, что
вдруг, от чего - неизвестно, захромала одна из его лошадей. "Не может ли
уважаемый Касум, он, кажется, занимается коновальством, посмотреть, что
случилось с Серой?"
На этот раз "Касум" испугался по-настоящему. Ухаживать за лошадьми он,
разумеется, умел. Но лечить? Однако отступать было некуда.
Мехтиев согласился и на этот раз.
- Я помогу. Если захочет аллах. Вели сыну провести лошадь перед
верандой, - уверенно распорядился он, словно не допуская мысли, что его
могут и не послушаться.
"Касум" подошел, ласково погладил лошадь, прощупал переднюю лопатку.
- Покажи копыто! - неожиданно резко бросил он угрюмо молчавшему сыну
хозяина. Тот повиновался.
Среди стертых почти до блеска шляпок давно вбитых гвоздей одна
отчетливо выделялась. Явно свежая, немного скособоченная.
Презрительно хмыкнув, "Касум" ткнул в нее пальцем.
- Если в Закаталах все так куют лошадей, пусть лучше ездят на ишаках, -
бросил Юсуф хозяину и с равнодушным лицом отошел в сторону, показывая, что
здесь разговаривать больше не о чем.
Потом наступила передышка. То ли Гейдар-ага исчерпал на время свою
изобретательность, то ли решил, что стоит дать гостю успокоиться,
расслабиться, забыть о том, что ему не доверяют, но, во всяком случае, весь
остаток дня на "Касума" вроде даже не обращали внимания.
Мехтиев поспал, потом помог одному из сыновей хозяина привести в
порядок осыпавшийся тандыр - яму, заменявшую в деревнях печь для выпечки
хлеба, довольно долго, с непритворным удовольствием рубил привезенный из
лесу хворост. Жизнь на лесном кордоне шла своим чередом, а для "Касума"
самым важным было ничем не выдать своей настороженности.
И, в общем-то, на первых порах это ему удавалось относительно даже
легко - ведь он заранее подготовил себя к такой роли, услышав о том, что
Гейдар-ага непременным условием ставит приход Гасана не одного, а вместе с
сыном. Еще в Баку было ясно, что какое-то время ему, видимо, придется
провести среди шайки в качестве заложника. Однако на первых порах опасность
была не столь уж и велика, - в отличие от Гейдар-аги Мехтиев точно знал, что
любая предварительная проверка склада пройдет для участников банды вполне
благополучно.
И потому, в паре с Керимом орудуя на заднем дворе у кучи нарубленного
хвороста, неприметно, но памятливо присматривался к тому, где и как
размещались караульные. Он не волновался и, закончив работу, даже предложил
Кериму сыграть партию-другую в нарды.
Азартный, как большинство уголовников, тот согласился с большой охотой.
У хозяина нашлась старинная доска с выжженным по крышке персидским
орнаментом.
Они расположились здесь же, на бревне, где рубили хворост, расставили
на доске шашки, и Керим первый бросил кости.
- Шешу-беш! (Шесть и пять!) - лишь успел воскликнуть он; из-за угла
дома показался Гейдар-ага при всем снаряжении.
- Седлать коней! Мы уезжаем, - хрипло, как тогда, на площади в Агри,
сказал-выдохнул он. И, поправляя перекрутившийся ружейный погон, добавил,
обращаясь уже к Юсуфу: - Ты поедешь с нами.
- Хорошо, Гейдар-ага, - отвечал Юсуф, поднимаясь. - Далеко ехать будем?
- Там увидишь, - и, круто повернувшись, Гейдар-ага направился к
веранде, куда уже подводили его жеребца.
Мехтиев спокойно зашагал за ним.
Ехали долго, часа три-четыре. Несколько раз меняли направление.
Гейдар-ага с племянником агрийского кулака Сеид-Аббаса двигались во главе,
один из сыновей хозяина кордона замыкал маленькую колонну. Мехтиев оказался
между Керимом и еще одним бандитом из свиты Гейдар-аги.
Отличный Карабах, на котором ехал Керим, никак не мог примириться с
тем, что хозяин заставляет его держаться позади колченогого мерина Юсуфа,
зло всхрапывал и норовил оттолкнуть того грудью, вырваться вперед. В эти
моменты расстегнутая кобура керимовского нагана оказывалась почти вплотную к
руке Мехтиева.
И наверное, с самого начала службы Юсуфа в органах еще ни одно задание
не требовало от него больших усилий, чем та личина, которую он надел,
выезжая с кордона, и должен был сохранить до самого привала.
От ненависти мутилось в глазах. Левая рука, временами касавшаяся чужого
оружия, каменела от напряжения. Но Юсуф продолжал погонять своего
заморенного коня, не забывая посматривать по сторонам.
На привал остановились в лощинке, у разбитого молнией старого
широколистного граба. Сын лесника с Гейдар-агой отъехали в сторону, но
вскоре вернулись. Через седло у парня был перекинут тугой, испачканный
свежей землей мешок. Он попрощался, гикнул и, нахлестывая лошадь, исчез,
растворился в сумерках, раньше обычного сгустившихся на затененной вершинами
гор лесной тропинке. "Расплачивается за постой, - подумал Юсуф. - Ну погоди!
Мы тебе за все заплатим. Другой монетой". Мехтиев спрыгнул на землю, ослабил
подпругу, нарвал пук пахучего папоротника и начал старательно протирать
взмокшую спину своего коня.
Привал оказался продолжительным, хотя огня и не разводили. Всухомятку,
но сытно подкрепились сами, накормили коней. Юсуф полагал, что они сейчас же
двинутся дальше, но Гейдар-ага не торопился.
Скрестив ноги, он сидел под деревом на толстой кошме, положив на колени
винтовку, и время от времени поглядывал на свои старинные, с толстой
серебряной крышкой часы. Когда совсем уже стемнело, атаман подозвал Юсуфа и
завел с ним разговор о разных способах ловли диких уток.
В этой области Мехтиев чувствовал себя достаточно уверенно - вместе с
Касумом они ходили на озеро, где местные охотники вручную, даже без силков,
ловили жирных глупых птиц на местах их жировки.
Там, куда утки слетались подкормиться перед осенним перелетом, жители
Пойлы постоянно выбрасывали в воду высушенные тыквы. А потом, по плечи войдя
в воду и накрыв голову выдолбленным тыквенным "шлемом", подбирались к стае
вплотную и, поймав птицу за лапы, просто-напросто утаскивали ее под воду,
топили.
Бывали ловкачи, которые успевали привязать к поясу трех-четырех
откормленных крякух, прежде чем стая снималась с места. Когда Юсуфу
рассказали об этом, он не поверил. Но во второй его приезд младший Расулов
постарался выкроить время для такой охоты, за что теперь Мехтиев был ему
очень благодарен - ведь этот разговор тоже был испытанием.
Гейдар-ага слушал юношу внимательно, даже с интересом, и разговор,
наверно, мог бы затянуться, если бы где-то совсем рядом не раздался
осторожный, негромкий свист.
Не меняя позы, Гейдар-ага вложил в рот согнутый углом палец, подал
ответный сигнал. Минуту спустя на темном фоне деревьев обозначился силуэт
серой лошади и четкий светлый прямоугольник уже знакомой Юсуфу белой бурки
Новруз-бека.
- Салам алейкум, Гейдар-ага. Мир и вам, люди, - чуть надтреснутый
тенорок старого бандита звучал устало, но оживленно. - Какая была дорога?
Все ли здоровы?
- Алейкум салам. Ты привез? - Гейдар-ага, не задавая предписываемых
этикетом вежливых вопросов, сразу приступил к делу. "А-а, нервничаешь,
бандюга", - подумал Мехтиев и, поднявшись, отошел в сторону. Содержание
беседы было ему известно заранее, а лишний раз проявить воспитанность не
мешало.
- Подожди здесь! - окликнул его главарь. Юсуф послушно остановился.
- Обратно ехал спокойно? - спросил Гейдар-ага, обращаясь к Новруз-беку.
- Как на своих выпасах.
- Будем ночевать здесь?
- Зейтун может съездить за людьми. Ты хочешь забрать сразу все?
- А мы увезем? - Гейдар-ага говорил в полный голос, как будто бы никого
рядом не было. "Почему они перестали меня опасаться? - подумал Мехтиев. -
Неужели заподозрили и решили кончать? Нет, не может быть". Он опустился на
корточки, затих. Новруз-бек с нескрываемым удовольствием описывал атаману
все, что видел на складе, перечислял ящики с винтовками, патронами, маузеры,
пулеметы, гранаты.
- А если это не английский склад? - неожиданно перебил его Гейдар-ага.
- Посмотри. Я оторвал это от ящика, - спокойно ответил Новруз-бек.
Вспыхнувшая спичка осветила небольшую, покрытую пятнами смазки
деревянную пластинку. На ней было что-то написано. Что - Юсуф не видел.
- Буквы нерусские. Такие, как на маузере, - пробормотал Гейдар-ага и,
бросив догоревшую спичку, распрямился, будто поднятый пружиной. - Зейтун!
Мимо Мехтиева торопливо прокосолапил кривоногий бандит в кожаной
куртке.
- Я здесь, Гейдар-ага.
- Поедешь в лагерь. Возьмешь Махмуда и десять человек, - Гейдар-ага
чеканил короткие, точные фразы-приказания.
"А он прирожденный вожак, - подумал Мехтиев. - Решает на ходу. И умно
решает. Тем важнее..." - Он оборвал себя, чтобы чего-нибудь не упустить. Но
можно было не прислушиваться.
- В Калакенде возьмите две арбы. Махмуд знает у кого. Будете ждать нас
на рассвете. На опушке у моста через Гянджинку. Знаешь?
- Ты сказал, я слышал, Гейдар-ага.
- Пусть аллах даст силы твоему коню, - напутствуя и прощаясь, произнес
Гейдар-ага. Он опустился на кошму и двойным ударом в ладоши подозвал Керима.
- Скажи людям, пусть разводят огонь. Ночевать будем здесь. Выедем до
рассвета.
Теперь Юсуф понял, что задумал Гейдар-ага. Закатальский "барс" решил
еще раз застраховаться, сохранить заложника до того момента, когда
почувствует себя в полной безопасности. Что же делать? И прежде всего, как
реагировать на это ему, "Касуму"? Притворяться, что ничего не понял? Но ведь
Расулов в присутствии Гейдар-аги велел сыну лишь дождаться возвращения
Новруз-бека, не больше. Значит, уходить? Или хотя бы попытаться сделать это?
Почему главарь по-прежнему опасается какого-то подвоха, не желает
показывать постороннему свою основную стоянку? Ведь безоружный юноша
полностью в его руках. Вывод мог быть только один. Гейдар-ага провоцирует,
создает условия, способные толкнуть на опрометчивый шаг. Как поступить?
Посланные Керимом люди рубили кинжалами сушняк для костра. Выждав
немного, Юсуф встал и, кашлянув, чтобы обратить на себя внимание,
приблизился к дереву, под которым расположились вожаки.
- Мне уходить, Гейдар-ага, или я еще должен остаться?
- Побудешь с нами, - коротко бросил главарь.
И вот теперь Юсуф лежал, завернувшись в свой плащ, всем телом, словно
болванку, раскаленного металла, обжигающую на расстоянии, ощущая присутствие
рядом настороженного, притихшего Керима, и безудержно пытался отыскать
какую-то спасительную лазейку.
Было страшно. Он вспомнил, как после ликвидации кулацкой шайки под
Шушей вместе с другими чекистами хоронил останки двух работников районного
отделения АзГПУ, незадолго до этого попавших в руки бандитов и зверски
замученных.
Было трудно заставить себя приказом воли подчиниться, когда хотелось
вскочить, отчаянно драться, бежать.
И все-таки он лежал неподвижно, равномерно и тихо посапывая, будто
спокойно спящий человек, сильно уставший за день.
Гейдар-ага должен был поверить, что "Касум" - действительно Касум.
Поднялись часа за два до рассвета, когда за дырявым пологом уже
по-осеннему поредевшей листвы смутно засерело. В закопченном котелке,
стоявшем на потухающих угольях, бурлил кипяток. Самед - племянник
Сеид-Аббаса - подогнал пасшихся коней. Группа тронулась.
Потом начало светать. Обрели объемность литые колонны стволов,
окаймленные понизу бархатистой, кудрявой листвой подлеска. Заколебавшись,
стали расплываться, таять легкие клочья запутавшегося между деревьями
тумана. Наконец, и птицы, каким-то своим, неведомым чутьем узнающие о
наступлении восхода, даже если солнце скрыто еще за горами, щебечущим,
чирикающим, высвистывающим хором возвестили о наступлении дня.
Уже третий день они ехали легкой рысцой, временами переходя на шаг.
Юсуф искренне был увлечен сумрачной прелестью не знающего топора леса. Он
вбирал в себя звуки, запахи, краски этого, быть может, последнего в его
жизни утра.
Все реже становились деревья, все просторней поляны. Впереди поднялась
гряда невысоких, щетинящихся кустами утесов. Теперь Юсуф узнавал эти места.
До железной дороги отсюда было километров пятнадцать. Видимо, Гейдар-ага не
рассчитал время - к мосту через Гянджинку им не добраться и через три часа.
Выветренные, тесно сомкнутые скалы перегородили долину. Постепенно
снижаясь, они тянулись далеко на юго-запад, а на севере вплотную подступали
к отрогам хребта. Чтобы обогнуть этот естественный барьер, уже давно надо бы
сворачивать, но, к удивлению Юсуфа, группа продолжала двигаться прямо к
утесам. Гейдар-ага, очевидно, знал здесь какой-то тайный проход.
И проход действительно открылся. Узкий, плотно занавешенный спутанными
ветвями орешника, карабкающегося по скалам барбариса, дикой ежевики, проход
был так скрыт, что даже заподозрить о его существовании, не подъехав совсем
вплотную, было совершенно невозможно.
Юсуф решил, что сейчас они спешатся. Но Гейдар-ага, стиснув коленями
бока своего жеребца, первый заставил его броситься грудью на колышущийся
зеленый занавес и исчез. За ним последовали остальные кони бандитов, видимо,
привыкшие к этой дороге.
Лишь пегий мерин Юсуфа оказался непригодным для подобных аттракционов,
и Керим, схватив его за повод, буквально протащил седока с его конем через
проход.
Мехтиев огляделся. Сразу же за кустами расщелина раздвинулась, по ее
ровному, проточенному водой дну можно было ехать одвуконь до самого
поворота.
Юсуф и Керим ехали по-прежнему рядом. Перед Юсуфом двигался обросший,
небритый парень на молодой, пугливой лошадке с простреленным ухом. Остальные
скрылись уже за поворотом, когда сверху послышался пугающий треск. Оба разом
вскинули головы. Старая, видно, давно уже подгнившая сосна с раздвоенной
вершиной падала прямо на них, все ускоряя свое стремительно-плавное
движение.
Юсуф видел, как выворачиваются из мелкого земляного кармана трухлявые
обрывки корней. Слышал резкий, словно от взмаха бичом, свист воздуха,
рассекаемого упруго хлестнувшими ветвями. И сам, своим телом, ощутил тяжесть
Керима, когда, оглушенный ударом, тот опрокинулся на шею его пегаша.
За доли секунды до этого кобыла небритого бандита, прянув с места,
вынесла хозяина из-под удара и шарахнулась за угол, ничего не видя перед
собой. Оттуда доносились гневные крики, суматошный топот копыт, тревожное
ржание. Рухнувшая вершина, чудом не задев Юсуфа, надежным завалом перекрыла
проход. Потерявший сознание Керим, цепляясь стволом перекинутого за спину
карабина за ветви, медленно сползал с дрожащей шеи коня, сползал и никак не
мог упасть.
"Лошади понесли, сразу не справятся. Вот он, выход, - мелькнула
обжигающая мгновенной радостью мысль. - Винтовка и наган, тринадцать пуль. -
Их четверо, и конный здесь не пройдет. О-хей, Юсуф, рано еще умирать!"
Керим, завалившийся на сторону, бессильно уронивший вперед руки, будто
ныряя, свалился, наконец, на каменистое ложе ручья. И одновременно с мягким
звуком падения его тела в сознании зазвучал размеренный, четкий голос
Гордеева: "Физическая ликвидация Гейдар-аги - не выход. Он связан со всеми
бандами, он слишком много знает. Во что бы то ни стало его надо взять
это мне.
- Разве племянница не может болеть? Аркадий Иванович, клянусь своей
головой, ты стал похож на человека, который боится своей тетки. Нельзя так,
слушай...
Юдин тяжелой походкой подошел к столу, взялся было за бутылку, потом
отставил.
- Чувствую я, что наша проверка в адресном плохо обернется. Оттого и
тороплюсь с переносом рации.
- Оставь, Аркадий Иванович. Ты же не тетя Даша, чтобы верить в черных
кошек, тринадцатое число и прочую чепуху... Хотя я понимаю, что лучше быть
пять минут трусом, чем всю жизнь покойником, но сейчас, думаю, зря
расстраиваешься. Скажи лучше, что дальше делать?
- Там, под шторой, провод натянут. Сними-ка его, брат.
Легкой, пружинистой походкой Гусейнов пересек комнату и оказался у окна
в тот самый момент, когда с треском распахнулась дверь и в комнату шагнули
двое с оружием.
- Стоять! Не дви...
Выключатель был у окна, и реакция Гусейнова оказалась мгновенной.
Ударив рукой по кнопке, он выключил свет, стремительно распахнул окно и
выпрыгнул наружу. Волков, стелющимся вратарским прыжком метнулся к дивану.
Глухо, словно за стеной, стукнул выстрел. Под окном послышался сдавленный
вскрик, и все стихло.
Через секунду свет вспыхнул опять. Гордеев стоял у окна, наган вплотную
прижат к бедру, средний палец на собачке, указательный вытянут вдоль ствола,
левая рука на выключателе. Но только что прозвучавший единственный выстрел
был направлен не в Волкова. Анатолий Максимович стоял у дивана, поддерживая
обвисшее тело Юдина. Волков, нахмурясь, опустил Аркадия Ивановича. Нагнулся,
взялся за пульс.
- Вызвать "Скорую"? - спросил кто-то из сотрудников...
- Не надо, - покачал головой Анатолий Максимович. - Не захотел платить.
Стрелял прямо в сердце.
- Все равно врач нужен. Акт составит. Вызывайте, - распорядился
Гордеев. И, сдвинув штору, спросил у подошедшего к окну сотрудника: - Что
там у вас?
- Похоже, ушел, - оба, и Киреев и Онищенко, старались не глядеть на
начальника.
- С чем вас и поздравляю. Идите помогите при обыске, - распорядился
Гордеев. Жестом предложив Волкову и Кирееву следовать за собой, Николай
Семенович почти сбежал с веранды.
Волков, сняв с кровати покрывало, прикрыл им труп и вышел вслед за
Гордеевым.
- Унес с собой всю агентуру. Теперь придется повозиться... - ни к кому
не обращаясь, пробормотал он.
- Слушай, Максимыч, - быстро, будто диктуя стенографистке, заговорил
Гордеев. - Бери Киреева. В машину - и к Гусейнову домой. Не медли. Ему из
Баку выбраться надо, а одет неудачно. Рубашка пижонская, редкой расцветки,
не дурак, обязательно сменит. Да и денег с собой может не быть. Я сейчас в
управление, порт перекроем, на шоссе посты выставим, организуем в городе
розыски. А ты, если дома не застанешь, давай по линии железной дороги. У
него сейчас два пути. Хорошо, если к границе. А вдруг к Гейдар-аге?
Перехватить его надо, во что бы то ни стало. Иначе... - Он не договорил.
...Громоздкий "бенц", рывком взяв с места, понесся в сторону
Тазапирской улицы, на которой жил Гусейнов.
- Как же у тебя получилось, Павлуша? Ты ж под окном стоял, - отрывисто
проговорил Волков.
- Дьявол его знает... - Киреев закурил, стараясь быть спокойным. - Он
выскочил прямо на Онищенко. Тот упал, я думал - убит, я к нему... Ну и
промедлил. Всего-то доля секунды, а тот уже в кусты и к пролому. Бероев у
другого окна стоял, с него не спрос.
- Ловок, бестия. Между пальцев ускользнул. Если мы с тобой его не
найдем, будет плохо, - Волков замолчал и, взявшись рукой за спинку сиденья,
всем корпусом подался вперед, словно пытаясь ускорить этим бег машины.
Масьма Гусейнова была искренне удивлена, что Эюба в такую позднюю пору
разыскивают друзья, Киреев, отлично говоривший по-азербайджански, минут
десять беседовал с заспанной бабкой, убедился, что спрятаться в квартире
невозможно, и быстро спустился к машине.
- Прежде чем на вокзал, давай еще один адрес проверим, - предложил он
Волкову. - Старуха говорит, что Эюб дядю часто навещает. Мовсумов Дадаш, в
торговле работает. Если действительно из дому без денег вышел...
- Давай на Завокзальную, Сережа, - Волков за эти дни успел запомнить
всех родственников и знакомых Гусейнова.
Дадаш Мовсумов был заметно смущен визитом, но утверждал, что не видел
Эюба уже больше месяца. Однако в доме, несмотря на поздний час, никто не
спал, похоже было, что хозяева чем-то напуганы. В углу комнаты стоял наспех
прикрытый незастегнутый чемодан.
- Ну вот что, - Анатолий Максимович решил не терять времени. - Ближе к
делу. Я знаю: Гусейнов только что был здесь. Говорите, куда поехал?
В этот момент Киреев на всякий случай запустил руку за диван, пошарил
там и извлек знакомую обоим яркую рубашку Эюба. Это выдало Мовсумова с
головой. Разом ослабев, он опустился на стул.
- Воды хлебните, - сверкнул на него глазами Анатолий Максимович. - И
рассказывайте. Быстро.
Уходя от преследования, Эюб Гусейнов успел сочинить историю, которая
была встречена с сочувствием в доме Мовсумова. Бухгалтер рассказал, что на
днях был арестован за растрату его коллега Юдин, до этого поссорившийся с
Эюбом, и теперь Гусейнов опасается оговора. Дядя, видимо, достаточно хорошо
знал, что подобное не совсем невозможно. Во всяком случае, он дал Эюбу
пятьсот рублей, другую рубашку, пиджак, кепку и подсказал довольно
безопасный маршрут.
- Здесь рядом узкоколейка. Я сказал: езжай в Бинагады, а там, в
поселке, на ученический поезд пересядешь, до Баладжар доберешься. Оттуда
хочешь на пассажирском, хочешь - на товарном уехать можно.
- А он не в Закаталы собрался? - равнодушным голосом спросил Волков.
- Он сказал, что в сторону Тифлиса поедет. Правда или нет, не знаю, -
развел руками Мовсумов.
Когда Волков и Киреев приехали на станцию узкоколейки, выяснилось, что
поезд уже давно ушел. Гусейнова на станции не было.
- Куда теперь? В Бинагады? - Сергей, шофер оперативной машины, уже
сориентировался в коротких репликах, которыми перебрасывались его пассажиры.
- Не стоит. Гони прямо в Баладжары. К ученическому тоже опоздать можем,
а так время выиграем, - решительно сказал Волков.
Киреев засомневался.
- Анатолий Максимович, может, он тоже на ученический не успеет?
- Ну на следующем выедет. Если решил уходить по железной дороге,
Баладжар ему не миновать. Давай, Сережа, давай, дорогой...
Шофер нажал на акселератор.
В "краю нефти", Азербайджане, асфальт появился раньше, чем во многих
других республиках страны, а поздним вечером в те годы водителей резко
ослепляли фары встречных машин. Вспарывая темноту узким лучом бокового
прожектора, скрипя покрышками на поворотах, "бенц" рвался вперед, словно
гончая, взявшая свежий след. Но Волкову казалось, что тянутся они немного
быстрее крестьянской арбы.
За свои без малого сорок лет Анатолий Максимович повидал немало такого,
о чем лучше бы никогда и не знать, что не могло, конечно, не сказаться на
его характере. Был он трезв умом, рассудителен, когда было необходимо -
шагал вперед первым, но без надобности рисковать не любил. Добродушный по
натуре, как все очень сильные люди, он был искренне привязан к Юсуфу. И
мысль о том, что жизнь Мехтиева, может быть, зависит сейчас от того, успеют
ли они перехватить бежавшего Гусейнова, заслоняла для него все.
Волков не думал о том, сколько труда придется затратить, чтобы выявить
оставшуюся после Юдина агентуру. И о том, что через какие-то считанные часы
он, уж он-то обязательно, пойдет на захват Гейдар-аги, которого во что бы то
ни стало надо взять живым.
На последнем совещании в управлении решался вопрос о том, кто пойдет
под видом сына Расулова к Гейдар-аге. Мехтиева Гордеев еще ни разу не
выпускал в одиночку на связанные с непосредственным риском задания, не без
оснований полагая, что тот еще молод, не слишком опытен.
Но в этот раз Юсуф сумел доказать Николаю Семеновичу, что именно он,
Мехтиев, незадолго до этого дважды побывавший в доме Расуловых, лично
знакомый с сыном старого Га-сана Касумом, лучше кого-либо другого сможет его
подменить.
...Мотор отказал неожиданно, сразу, когда до станции оставалось лишь
около двух километров. Водитель, в прошлом флотский моторист, выругался,
кинулся открывать капот. Волков, не говоря ни слова, отбросил дверцу и
выпрыгнул на шоссе.
- За мной, Павлуша, бегом! - хрипло бросил он в темноту и надолго
замолк, сберегая дыхание.
Сухопарый, легкий на ногу Киреев на первых ста метрах обошел было
Волкова, давно уже не бегавшего кроссы, потом начал сдавать. Мерным
размашистым шагом, сильно работая руками, Анатолий Максимович уходил все
вперед и вперед, словно не ощущая тяжести своего огромного тела.
- Максимыч... Убавь, дорогой... Не могу... - задохнувшись и перейдя на
шаг, с трудом выкрикнул в темноту Киреев. Темнота отозвалась одним лишь
словом: "Юсуф!" И Павел вновь побежал, шатаясь от изнеможения, жадно хватая
воздух, чувствуя, что сердце колотится где-то в ушах и вот-вот выпрыгнет.
На станцию они успели вовремя.
Юсуф лежал на свеженарезанных ветках орешника, застеленных толстой,
остро воняющей лошадиным потом попоной, с головой завернувшись в брезентовый
плащ. Он сдерживал волнение, пытался успокоиться, заснуть, войти "в норму".
Пытался и не мог. Мешал Керим, лежавший рядом, неслышный, как зверь, и такой
же опасный.
С позапрошлого вечера, когда старый Гасан и Новруз-бек отправились к
Гандже для проверки склада, Керим был приставлен к Юсуфу в качестве
караульного, хотя старательно пытался представить себя телохранителем, вел
себя вполне доброжелательно, старался, чтобы "гость" ни в чем не знал нужды.
Но это радушие не могло бы обмануть и младенца. Слишком неотступно следовал
Керим за каждым шагом мнимого Касума, слишком зорко следил за ним, когда
Гейдар-ага, неожиданно для всех, велел "Расулову-младшему" вычистить свой
маузер.
Внешне это выглядело, как знак большого доверия. К оружию атамана могли
прикасаться только абсолютно надежные руки. Но "Касум" вовремя и верно
понял, что его проверяют, и начал разбирать пистолет с видом самонадеянным,
восхищенно-завистливым, но столь неумело, что Керим вынужден был вмешаться.
Час спустя хозяин, суетливый, озабоченный, отыскал юношу и заявил, что
вдруг, от чего - неизвестно, захромала одна из его лошадей. "Не может ли
уважаемый Касум, он, кажется, занимается коновальством, посмотреть, что
случилось с Серой?"
На этот раз "Касум" испугался по-настоящему. Ухаживать за лошадьми он,
разумеется, умел. Но лечить? Однако отступать было некуда.
Мехтиев согласился и на этот раз.
- Я помогу. Если захочет аллах. Вели сыну провести лошадь перед
верандой, - уверенно распорядился он, словно не допуская мысли, что его
могут и не послушаться.
"Касум" подошел, ласково погладил лошадь, прощупал переднюю лопатку.
- Покажи копыто! - неожиданно резко бросил он угрюмо молчавшему сыну
хозяина. Тот повиновался.
Среди стертых почти до блеска шляпок давно вбитых гвоздей одна
отчетливо выделялась. Явно свежая, немного скособоченная.
Презрительно хмыкнув, "Касум" ткнул в нее пальцем.
- Если в Закаталах все так куют лошадей, пусть лучше ездят на ишаках, -
бросил Юсуф хозяину и с равнодушным лицом отошел в сторону, показывая, что
здесь разговаривать больше не о чем.
Потом наступила передышка. То ли Гейдар-ага исчерпал на время свою
изобретательность, то ли решил, что стоит дать гостю успокоиться,
расслабиться, забыть о том, что ему не доверяют, но, во всяком случае, весь
остаток дня на "Касума" вроде даже не обращали внимания.
Мехтиев поспал, потом помог одному из сыновей хозяина привести в
порядок осыпавшийся тандыр - яму, заменявшую в деревнях печь для выпечки
хлеба, довольно долго, с непритворным удовольствием рубил привезенный из
лесу хворост. Жизнь на лесном кордоне шла своим чередом, а для "Касума"
самым важным было ничем не выдать своей настороженности.
И, в общем-то, на первых порах это ему удавалось относительно даже
легко - ведь он заранее подготовил себя к такой роли, услышав о том, что
Гейдар-ага непременным условием ставит приход Гасана не одного, а вместе с
сыном. Еще в Баку было ясно, что какое-то время ему, видимо, придется
провести среди шайки в качестве заложника. Однако на первых порах опасность
была не столь уж и велика, - в отличие от Гейдар-аги Мехтиев точно знал, что
любая предварительная проверка склада пройдет для участников банды вполне
благополучно.
И потому, в паре с Керимом орудуя на заднем дворе у кучи нарубленного
хвороста, неприметно, но памятливо присматривался к тому, где и как
размещались караульные. Он не волновался и, закончив работу, даже предложил
Кериму сыграть партию-другую в нарды.
Азартный, как большинство уголовников, тот согласился с большой охотой.
У хозяина нашлась старинная доска с выжженным по крышке персидским
орнаментом.
Они расположились здесь же, на бревне, где рубили хворост, расставили
на доске шашки, и Керим первый бросил кости.
- Шешу-беш! (Шесть и пять!) - лишь успел воскликнуть он; из-за угла
дома показался Гейдар-ага при всем снаряжении.
- Седлать коней! Мы уезжаем, - хрипло, как тогда, на площади в Агри,
сказал-выдохнул он. И, поправляя перекрутившийся ружейный погон, добавил,
обращаясь уже к Юсуфу: - Ты поедешь с нами.
- Хорошо, Гейдар-ага, - отвечал Юсуф, поднимаясь. - Далеко ехать будем?
- Там увидишь, - и, круто повернувшись, Гейдар-ага направился к
веранде, куда уже подводили его жеребца.
Мехтиев спокойно зашагал за ним.
Ехали долго, часа три-четыре. Несколько раз меняли направление.
Гейдар-ага с племянником агрийского кулака Сеид-Аббаса двигались во главе,
один из сыновей хозяина кордона замыкал маленькую колонну. Мехтиев оказался
между Керимом и еще одним бандитом из свиты Гейдар-аги.
Отличный Карабах, на котором ехал Керим, никак не мог примириться с
тем, что хозяин заставляет его держаться позади колченогого мерина Юсуфа,
зло всхрапывал и норовил оттолкнуть того грудью, вырваться вперед. В эти
моменты расстегнутая кобура керимовского нагана оказывалась почти вплотную к
руке Мехтиева.
И наверное, с самого начала службы Юсуфа в органах еще ни одно задание
не требовало от него больших усилий, чем та личина, которую он надел,
выезжая с кордона, и должен был сохранить до самого привала.
От ненависти мутилось в глазах. Левая рука, временами касавшаяся чужого
оружия, каменела от напряжения. Но Юсуф продолжал погонять своего
заморенного коня, не забывая посматривать по сторонам.
На привал остановились в лощинке, у разбитого молнией старого
широколистного граба. Сын лесника с Гейдар-агой отъехали в сторону, но
вскоре вернулись. Через седло у парня был перекинут тугой, испачканный
свежей землей мешок. Он попрощался, гикнул и, нахлестывая лошадь, исчез,
растворился в сумерках, раньше обычного сгустившихся на затененной вершинами
гор лесной тропинке. "Расплачивается за постой, - подумал Юсуф. - Ну погоди!
Мы тебе за все заплатим. Другой монетой". Мехтиев спрыгнул на землю, ослабил
подпругу, нарвал пук пахучего папоротника и начал старательно протирать
взмокшую спину своего коня.
Привал оказался продолжительным, хотя огня и не разводили. Всухомятку,
но сытно подкрепились сами, накормили коней. Юсуф полагал, что они сейчас же
двинутся дальше, но Гейдар-ага не торопился.
Скрестив ноги, он сидел под деревом на толстой кошме, положив на колени
винтовку, и время от времени поглядывал на свои старинные, с толстой
серебряной крышкой часы. Когда совсем уже стемнело, атаман подозвал Юсуфа и
завел с ним разговор о разных способах ловли диких уток.
В этой области Мехтиев чувствовал себя достаточно уверенно - вместе с
Касумом они ходили на озеро, где местные охотники вручную, даже без силков,
ловили жирных глупых птиц на местах их жировки.
Там, куда утки слетались подкормиться перед осенним перелетом, жители
Пойлы постоянно выбрасывали в воду высушенные тыквы. А потом, по плечи войдя
в воду и накрыв голову выдолбленным тыквенным "шлемом", подбирались к стае
вплотную и, поймав птицу за лапы, просто-напросто утаскивали ее под воду,
топили.
Бывали ловкачи, которые успевали привязать к поясу трех-четырех
откормленных крякух, прежде чем стая снималась с места. Когда Юсуфу
рассказали об этом, он не поверил. Но во второй его приезд младший Расулов
постарался выкроить время для такой охоты, за что теперь Мехтиев был ему
очень благодарен - ведь этот разговор тоже был испытанием.
Гейдар-ага слушал юношу внимательно, даже с интересом, и разговор,
наверно, мог бы затянуться, если бы где-то совсем рядом не раздался
осторожный, негромкий свист.
Не меняя позы, Гейдар-ага вложил в рот согнутый углом палец, подал
ответный сигнал. Минуту спустя на темном фоне деревьев обозначился силуэт
серой лошади и четкий светлый прямоугольник уже знакомой Юсуфу белой бурки
Новруз-бека.
- Салам алейкум, Гейдар-ага. Мир и вам, люди, - чуть надтреснутый
тенорок старого бандита звучал устало, но оживленно. - Какая была дорога?
Все ли здоровы?
- Алейкум салам. Ты привез? - Гейдар-ага, не задавая предписываемых
этикетом вежливых вопросов, сразу приступил к делу. "А-а, нервничаешь,
бандюга", - подумал Мехтиев и, поднявшись, отошел в сторону. Содержание
беседы было ему известно заранее, а лишний раз проявить воспитанность не
мешало.
- Подожди здесь! - окликнул его главарь. Юсуф послушно остановился.
- Обратно ехал спокойно? - спросил Гейдар-ага, обращаясь к Новруз-беку.
- Как на своих выпасах.
- Будем ночевать здесь?
- Зейтун может съездить за людьми. Ты хочешь забрать сразу все?
- А мы увезем? - Гейдар-ага говорил в полный голос, как будто бы никого
рядом не было. "Почему они перестали меня опасаться? - подумал Мехтиев. -
Неужели заподозрили и решили кончать? Нет, не может быть". Он опустился на
корточки, затих. Новруз-бек с нескрываемым удовольствием описывал атаману
все, что видел на складе, перечислял ящики с винтовками, патронами, маузеры,
пулеметы, гранаты.
- А если это не английский склад? - неожиданно перебил его Гейдар-ага.
- Посмотри. Я оторвал это от ящика, - спокойно ответил Новруз-бек.
Вспыхнувшая спичка осветила небольшую, покрытую пятнами смазки
деревянную пластинку. На ней было что-то написано. Что - Юсуф не видел.
- Буквы нерусские. Такие, как на маузере, - пробормотал Гейдар-ага и,
бросив догоревшую спичку, распрямился, будто поднятый пружиной. - Зейтун!
Мимо Мехтиева торопливо прокосолапил кривоногий бандит в кожаной
куртке.
- Я здесь, Гейдар-ага.
- Поедешь в лагерь. Возьмешь Махмуда и десять человек, - Гейдар-ага
чеканил короткие, точные фразы-приказания.
"А он прирожденный вожак, - подумал Мехтиев. - Решает на ходу. И умно
решает. Тем важнее..." - Он оборвал себя, чтобы чего-нибудь не упустить. Но
можно было не прислушиваться.
- В Калакенде возьмите две арбы. Махмуд знает у кого. Будете ждать нас
на рассвете. На опушке у моста через Гянджинку. Знаешь?
- Ты сказал, я слышал, Гейдар-ага.
- Пусть аллах даст силы твоему коню, - напутствуя и прощаясь, произнес
Гейдар-ага. Он опустился на кошму и двойным ударом в ладоши подозвал Керима.
- Скажи людям, пусть разводят огонь. Ночевать будем здесь. Выедем до
рассвета.
Теперь Юсуф понял, что задумал Гейдар-ага. Закатальский "барс" решил
еще раз застраховаться, сохранить заложника до того момента, когда
почувствует себя в полной безопасности. Что же делать? И прежде всего, как
реагировать на это ему, "Касуму"? Притворяться, что ничего не понял? Но ведь
Расулов в присутствии Гейдар-аги велел сыну лишь дождаться возвращения
Новруз-бека, не больше. Значит, уходить? Или хотя бы попытаться сделать это?
Почему главарь по-прежнему опасается какого-то подвоха, не желает
показывать постороннему свою основную стоянку? Ведь безоружный юноша
полностью в его руках. Вывод мог быть только один. Гейдар-ага провоцирует,
создает условия, способные толкнуть на опрометчивый шаг. Как поступить?
Посланные Керимом люди рубили кинжалами сушняк для костра. Выждав
немного, Юсуф встал и, кашлянув, чтобы обратить на себя внимание,
приблизился к дереву, под которым расположились вожаки.
- Мне уходить, Гейдар-ага, или я еще должен остаться?
- Побудешь с нами, - коротко бросил главарь.
И вот теперь Юсуф лежал, завернувшись в свой плащ, всем телом, словно
болванку, раскаленного металла, обжигающую на расстоянии, ощущая присутствие
рядом настороженного, притихшего Керима, и безудержно пытался отыскать
какую-то спасительную лазейку.
Было страшно. Он вспомнил, как после ликвидации кулацкой шайки под
Шушей вместе с другими чекистами хоронил останки двух работников районного
отделения АзГПУ, незадолго до этого попавших в руки бандитов и зверски
замученных.
Было трудно заставить себя приказом воли подчиниться, когда хотелось
вскочить, отчаянно драться, бежать.
И все-таки он лежал неподвижно, равномерно и тихо посапывая, будто
спокойно спящий человек, сильно уставший за день.
Гейдар-ага должен был поверить, что "Касум" - действительно Касум.
Поднялись часа за два до рассвета, когда за дырявым пологом уже
по-осеннему поредевшей листвы смутно засерело. В закопченном котелке,
стоявшем на потухающих угольях, бурлил кипяток. Самед - племянник
Сеид-Аббаса - подогнал пасшихся коней. Группа тронулась.
Потом начало светать. Обрели объемность литые колонны стволов,
окаймленные понизу бархатистой, кудрявой листвой подлеска. Заколебавшись,
стали расплываться, таять легкие клочья запутавшегося между деревьями
тумана. Наконец, и птицы, каким-то своим, неведомым чутьем узнающие о
наступлении восхода, даже если солнце скрыто еще за горами, щебечущим,
чирикающим, высвистывающим хором возвестили о наступлении дня.
Уже третий день они ехали легкой рысцой, временами переходя на шаг.
Юсуф искренне был увлечен сумрачной прелестью не знающего топора леса. Он
вбирал в себя звуки, запахи, краски этого, быть может, последнего в его
жизни утра.
Все реже становились деревья, все просторней поляны. Впереди поднялась
гряда невысоких, щетинящихся кустами утесов. Теперь Юсуф узнавал эти места.
До железной дороги отсюда было километров пятнадцать. Видимо, Гейдар-ага не
рассчитал время - к мосту через Гянджинку им не добраться и через три часа.
Выветренные, тесно сомкнутые скалы перегородили долину. Постепенно
снижаясь, они тянулись далеко на юго-запад, а на севере вплотную подступали
к отрогам хребта. Чтобы обогнуть этот естественный барьер, уже давно надо бы
сворачивать, но, к удивлению Юсуфа, группа продолжала двигаться прямо к
утесам. Гейдар-ага, очевидно, знал здесь какой-то тайный проход.
И проход действительно открылся. Узкий, плотно занавешенный спутанными
ветвями орешника, карабкающегося по скалам барбариса, дикой ежевики, проход
был так скрыт, что даже заподозрить о его существовании, не подъехав совсем
вплотную, было совершенно невозможно.
Юсуф решил, что сейчас они спешатся. Но Гейдар-ага, стиснув коленями
бока своего жеребца, первый заставил его броситься грудью на колышущийся
зеленый занавес и исчез. За ним последовали остальные кони бандитов, видимо,
привыкшие к этой дороге.
Лишь пегий мерин Юсуфа оказался непригодным для подобных аттракционов,
и Керим, схватив его за повод, буквально протащил седока с его конем через
проход.
Мехтиев огляделся. Сразу же за кустами расщелина раздвинулась, по ее
ровному, проточенному водой дну можно было ехать одвуконь до самого
поворота.
Юсуф и Керим ехали по-прежнему рядом. Перед Юсуфом двигался обросший,
небритый парень на молодой, пугливой лошадке с простреленным ухом. Остальные
скрылись уже за поворотом, когда сверху послышался пугающий треск. Оба разом
вскинули головы. Старая, видно, давно уже подгнившая сосна с раздвоенной
вершиной падала прямо на них, все ускоряя свое стремительно-плавное
движение.
Юсуф видел, как выворачиваются из мелкого земляного кармана трухлявые
обрывки корней. Слышал резкий, словно от взмаха бичом, свист воздуха,
рассекаемого упруго хлестнувшими ветвями. И сам, своим телом, ощутил тяжесть
Керима, когда, оглушенный ударом, тот опрокинулся на шею его пегаша.
За доли секунды до этого кобыла небритого бандита, прянув с места,
вынесла хозяина из-под удара и шарахнулась за угол, ничего не видя перед
собой. Оттуда доносились гневные крики, суматошный топот копыт, тревожное
ржание. Рухнувшая вершина, чудом не задев Юсуфа, надежным завалом перекрыла
проход. Потерявший сознание Керим, цепляясь стволом перекинутого за спину
карабина за ветви, медленно сползал с дрожащей шеи коня, сползал и никак не
мог упасть.
"Лошади понесли, сразу не справятся. Вот он, выход, - мелькнула
обжигающая мгновенной радостью мысль. - Винтовка и наган, тринадцать пуль. -
Их четверо, и конный здесь не пройдет. О-хей, Юсуф, рано еще умирать!"
Керим, завалившийся на сторону, бессильно уронивший вперед руки, будто
ныряя, свалился, наконец, на каменистое ложе ручья. И одновременно с мягким
звуком падения его тела в сознании зазвучал размеренный, четкий голос
Гордеева: "Физическая ликвидация Гейдар-аги - не выход. Он связан со всеми
бандами, он слишком много знает. Во что бы то ни стало его надо взять