Страница:
- Может быть, опять решил что-то довыяснить, товарищ подполковник, -
осторожно предположил Сенчаков.
- Он вот так довыяснял на стоянке катеров! - резко развернулся
Бутырцев. - И тоже, как вы помните, безоружный. Тогда все, правда, обошлось.
- Я передал ему все ваши пожелания, в ваших выражениях, после той
истории, - сказал Панин. - Он обещал...
- Исправиться, да? - подхватил Бутырцев. - И, как наблюдаем, держит
свое слово. Простить себе не могу, что согласился с ним и за Воронцовым не
велось наблюдение!
- Я считаю, что в этом случае его мнение справедливо, - Панин подошел к
дивану. Таганцев подвинулся, и капитан сел, с облегчением вытянув ноги. -
Воронцов не чета остальным, меха мы, может быть, и нашли бы, но по тому, как
все сложилось с Лоховым, сам мог вполне выкрутиться... Да и наблюдение
засечет с ходу, настолько умная и осторожная бестия!
- Да, не откажешь, - согласился подполковник и сел за свой стол. - А
пока у нас ни мехов, ни Воронцова... Таганцев, распорядись насчет чая
капитану Панину. Я бы тоже выпил горячего.
Ветер гнал тучи с залива, на лобовом стекле густо множились капли.
Мальцев запустил стеклоочистители.
- Выключите радио, - попросила Русанова. - Я не люблю оперетту...
Слишком много страстей понарошку.
Он послушно выключил приемник.
- Вам не дует? Я прикрою...
- Нет-нет, как раз хорошо. Совсем другой воздух, дышится легче... У вас
есть сигареты?
- Конечно, вот, - Мальцев протянул пачку и усмехнулся. - Чтобы дышалось
совсем легко, да?
- Я почти не курю. Только иногда. От волнения.
- Мне очень жаль, и я все объясню при случае. Если бы не
обстоятельства...
- Оставьте, Виктор. Раз надо, значит, надо... Думаю, без крайней нужды
вы меня не вывезли бы. Хотя и мне жаль, что всегда разрешаем обстоятельствам
диктовать свои условия.
"Волга" обходила одну машину за другой. Грузовики отставали с
протестующим гулом.
- Я не знала, что вы из Москвы на машине.
- Она местная. Взял у товарища. Сам еще не скопил.
- А вы способны копить? Не думала.
- Я и не умею, - светлые "Жигули" упорно не давали обойти себя, он
утопил педаль газа поглубже, обошел все-таки. - Скажите, вы... часто думаете
обо мне?
- Все время, - сразу и спокойно ответила Елена Андреевна. - Мы не
слишком быстро? Могут остановить.
- Я слежу, не притаились ли где, если замечу, успею сбросить... Или
удеру. Вы говорили, когда поворот?
- Так не объясню. Но определю, как только увижу, - она засмеялась. - Не
хватало еще, чтобы за нами гнались, а мы удирали! Я умру от страха.
- Разве вы трусиха? Совсем не похоже.
- Это как когда... Когда злюсь, мне все нипочем. А вообще трусиха
скорее. Ой, тише, тише: во-он за той будочкой направо!
- Это остановка автобуса. И налево здесь нельзя вовсе... Повернем
вправо.
Вскоре съехали и с этой дороги, узкая, намокшая от дождя полоска
бетонки, петляя, привела к тупичку.
- Эта дача?
- Да.
Очень большой дом за деревьями виделся темным. Мальцев еще вгляделся за
ограду и выключил мотор.
- Посидите, пожалуйста... И я вас прошу ни в коем случае не оставлять
машину! В ней и права, и техпаспорт, и прочее. Думаю, что не задержусь.
- Я подожду, разумеется, но выйду на воздух.
Петли калитки оказались смазанными, желтый песок на дорожке тщательно
утрамбован.
От машины Русанова видела, как, взойдя на веранду, Мальцев подергал
дверь и спустился по ступеням назад. Постоял, зашагал неспешно, огибая дом.
Она открыла дверцу, взяла с сиденья сигареты, но не закурила и бросила
обратно. Еще посмотрев вокруг, захлопнула дверцу, мысль, что кто-то в столь
безлюдном месте попытается угнать или обокрасть машину, показалась
напрасной.
За открытой калиткой у низкого серого флигеля пестрела цветами круглая
клумба. Русанова вошла в калитку, двинувшись по желтой дорожке, оглянулась
на "Волгу", пошла дальше...
Каменный флигель окружали кусты жасмина и сирени, два окна светились. В
тамбуре за первой дверью царил полумрак, открыв вторую, Мальцев попал в
кухню, и туда, из глубины флигеля, вошел Воронцов с тарелкой в руках.
- О! Явление Христа... Ты какими судьбами? Один?
Доброжелательное удивление выражало его лицо, и Мальцев кивнул:
- Пока один... Не очень надеялся, что застану. А местечко хоть куда!
Зачем пропал? Я весь день проискал.
- Проходи... Зачем? А что там делать сегодня... Завтра тарарам
начнется, завтра и поработаем.
- Я думал, нет никого. Зашел в тот дом - не зашел, а подошел - так он
заперт... И каталки твоей не заметил.
- Она в гараже, - Воронцов поставил на стол коньяк и рюмочки. - Гараж
за деревьями, посмотри из окна. Не гараж - дворец! Как все здесь. Но меня в
целях воспитания всегда держали на скудной выдаче... Давай выпьем, заодно
расскажешь, какое дело принесло.
- Верно, тут роскошно, - подошел к окошку Мальцев. - На дачах вкусно
пьется, да? Хотя и на воде неплохо... Чтобы хороший катер, комфортная каюта
и бар обязательно! С разнообразным набором спиртного, правда, Сережа?
- Подними руки! - сказал Воронцов.
- Поднял, - Мальцев не только проделал требуемое, но еще повернулся к
нему, продолжая улыбаться. - Что теперь?
- Теперь упрись в стену, ноги дальше от нее... Ну? Я буду стрелять!
- А ведь будешь! - всмотревшись в него, согласился Мальцев. - Хотя все
бесполезно, бал не начнется, учти.
- Живей! Без болтовни, - Воронцов нетерпеливо повел рукой с
пистолетом. - Хаханьки кончились.
Пистолет был маленький, а кисть, сжимавшая его, крупная. Но вошедшая
Елена Андреевна сразу поняла, что оружие настоящее, и глаза ее испуганно
распахнулись.
- Виктор!!
Сергей Александрович Воронцов не то чтобы обернулся на ее отчаянный
вскрик, лишь дернул головой, а этого было достаточно...
И хотя он сразу выстрелил, Мальцев уже летел к нему, вытянувшись в
прыжке, сбил с ног, и оба покатились по полу.
Даже не глядя на боровшихся, по лицу женщины можно было бы понять, как
ожесточенно проходила схватка. Покачнулся стол, сбрасывая посуду, отлетело к
стене плетеное кресло, хрустели давимые телами черепки.
И этот хруст сопровождался хрипами и стонами боровшихся.
- Все... - раздалось с пола очень тихо и отрешенно. - Руку сломаешь...
Пусти!
Мальцев встал, опустил в карман пистолет, поднял Воронцова на ноги.
Ногой подвинул ему кресло.
- Садись. Пушное хозяйство где?
- Там. В гараже... Ах, до чего глупо. - Сергей Александрович левой
рукой положил на стол правую. - И ведь я тебя в упор видел! Зато и старался
быть на глазах.
- Значит, перестарался.
Русанова все еще стояла на пороге, Мальцев за руку подвел ее к креслу.
- Извините, Лена. И сядьте, теперь скрывать нечего. А кое о чем надо
побеседовать... Меха добывал для Эдстрема, да? Он бы все равно не сумел их
вывезти, мог сообразить.
- Он? Он бы вывез, - Воронцов, держа бутылку в левой руке, зубами
выдернул пробку, налил в уцелевший стакан. - Если будешь пить, посуда во-он,
в шкафчике.
- Я за рулем... Лохова, судя по всему, шантажировал прошлым. Это ты его
устроил на работу?
- Старик сам жаден до фанеры, особо шантажировать не пришлось. А
устраивал отдел кадров... Вы не выпьете, Леночка?
- Немножко.
Русанова встала, достав из настенного шкафчика еще два стакана,
поставила на стол. Ее колотило, и она застегнула плащ на все пуговицы.
Воронцов щедро плеснул ей в стакан.
- Спасибо...
- На здоровье! - засмеялся Воронцов, поднимая свой. - За ваш союз...
Мой расстроился, так хоть за людей порадоваться. Не оттолкни вы меня тогда,
Елена Андреевна, вдруг бы и я хорошим стал! А? Не мучает сожаленьице?
- Перестань паясничать! - нагнувшись над столом, потребовал Мальцев. -
Не стал бы ты другим, не прикидывайся. А почему - тебе разбираться.
- И разбираться нечего! - выпив, Воронцов так крепко поставил стакан,
что тот раскололся. - Я хотел жить, понимаешь? Жить, чтобы жить, а не пахать
для других... Чтобы не симулировать великой деятельности, не торчать на
совещаниях, не изображать изо всех сил идейно-непорочную чистоту. И я жил! -
Он подмигнул слушателям. - Вкусил и свободу, какую деньги дают, и удобства
опробовал. Я знаю все курорты страны, помню наизусть меню лучших заведений,
как их ни мало, и в моей записной книжке полсотни телефонов скорой половой
помощи... А что видел ты, цербер от закона, на свою зарплату? У тебя и
власти-то нету, гоняют гончим псом, а состаришься, и нищую пенсию дадут!
Он пододвинул к себе другой стакан, налил снова. Выпил.
- Мне впаяют, ладно... Но когда-то я выйду и снова заживу человеком!
Потому что у своих я один наследничек, ваши законы, ударив по мне, доконают
их, и меня будут ждать суммы, какие тебе не снились!
- Возможно, - согласился Мальцев, потрогав горло, сглотнул и
поморщился. - Хотя следует учесть одно обстоятельство. Зажить человеком тебе
не удастся и при деньгах от родителей. Для этого надо человеком быть,
согласись. А перевоплотиться не дано! Так и закончишь дни мелким ночным
хищником семейства куньих... Хорьком! Пора кончать болтовню. И ехать пора.
Хотя... Лена, вас не затруднит заварить кофе? - Он виновато улыбнулся ей. -
Что-то я обмяк... А дорога сейчас мокрая.
- Кофе навалом в кухонном столе, - подсказал хозяин. - Не забудьте и на
мою долю.
Русанова молча встала и вышла на кухню.
Воронцов посмотрел на нее, выходящую, опять подмигнул, однако сказать
ничего не успел, потому что раньше сказал Мальцев:
- Если ты, пользуясь положением и немощью, позволишь хоть что-то в ее
адрес... Сейчас - нет, но я даю слово, что дождусь новой встречи и тогда
изуродую, чего бы мне это ни стоило!
- Ладно, не стану. В таком случае давайте переходить на "вы", а то
тянет пообщаться напоследок, - предложил Воронцов.
- С удовольствием! - последовал немедленный ответ.
К утру ветер усилился, разнес тучи, и небо светлело, снова обещая
погожий день.
Из своего застекленного возвышения дежурный инспектор ГАИ заметил
приближавшуюся "Волгу", она подъехала и затормозила рядом с постом.
- Доброе утро, - приветствовал поднявшийся к инспектору человек, под
глазами которого густо темнела синева. - Майор Мальцев, спецгруппа УВД...
Мне нужно позвонить. Срочно.
- Прошу, - инспектор вспомнил, что хорошо бы спросить документы, но
назвавшийся майором успел соединиться с кем-то.
- Кто у аппарата? Таганцев? Я Мальцев... Ты не удивляйся, ты слушай:
следую к городу Приморским шоссе... Со мной задержанный и вся партия мехов.
Что почему? А-а, отказал мотор, пришлось чиниться. Хорошо. Хорошо... Жду
встречи.
- Вы один, товарищ майор? - Инспектор с уважением поглядел на него,
потом на машину внизу. - Может быть, я вызову патруль?
- Все в порядке, лейтенант. Спасибо.
На переднем сиденье "Волги", положив на колени руки в наручниках и
полуоткрыв рот, спал Воронцов. На заднем, прикорнув у одного из чемоданов,
не вошедших в багажник, - Елена Андреевна.
Мальцев обошел капот, сел за руль, бросив в рот сигарету, с отвращением
закурил и двинулся дальше.
В очередном населенном пункте, там, где неподалеку от платформ станции
шоссе сблизилось с железной дорогой и стало многолюдней, пришлось замедлить
ход, и Воронцов проснулся.
- До чего пить хочется... Скорее - выпить, но и просто рот прополоскать
не мешает. Слышите, вы? Я пить хочу!
- Сейчас вряд ли что-нибудь открыто, - притормаживая, Мальцев
поглядывал по сторонам. - Еще рано.
- Ну так на станции, у дежурного, где-то есть вода! В кране просто или
из лужи. Дайте воды!
В зеркальце Мальцев увидел, что Русанова тоже проснулась, провела рукой
по лицу, поправила волосы.
- Разве мы не можем остановиться на минуту? - сказала она тихо. - Я
берусь пойти и поискать, если вам нельзя.
"Волга" остановилась у бровки шоссе. Мальцев еще раздумывал, как
поступить, а женщина сразу вышла, оглядела ближайшие дома.
В это время три спецмашины, мчавшиеся по встречной полосе, были совсем
недалеко, сидевший в первой Бутырцев брюзжал скорее благодушно, чем
недовольно:
- Уже давались ему выволочки и не раз! Все сам и сам... Ну где была
гарантия, что на лихую компанию не наскочит? Не было. Это я для тебя говорю,
Таганцев, у тебя с языка Мальцев не сходит, слышишь?
- Слышу, товарищ подполковник, - радостно отозвался Таганцев. - А
все-таки хорошо, когда человек смелый!
- Хорошо, когда он умный... И опытный. А такой и про смелость все
знает. Как там у Толстого? "Смелый это тот, кто всегда поступает, как
надо..." За точность не ручаюсь, но смысл таков.
Сидящий сзади Сенчаков встрепенулся, прижался лбом к боковому стеклу.
- Вон его "Волга"... На той стороне, у деревьев! Разворачивайся, Костя.
Развернувшись, все три спецмашины тормозили неподалеку от стоявшей
"Волги", одна подъехала вплотную.
- Товарищ подполковник, - начал Мальцев, обращаясь к подошедшему
Бутырцеву, - задержанный Воронцов...
- Знаю, что Воронцов, вижу, что задержан, отставить рапорт. Молодец! -
сжал его плечи подполковник. Люди группы споро перегружали чемоданы из
"Волги". - Сейчас скорей в город, до открытия аукциона три часа, может, им
что подготовить надо... Садись ко мне, твою другой поведет.
- Разрешите самому? Я следом, - Мальцев обернулся, глядя на стоявшую в
отдалении Русанову.
Бутырцев посмотрел туда же, насупился недовольно.
- Ладно, езжай сам. Но учти, что я жду... Все разместили, Сенчаков?
- Все, товарищ подполковник!
- Тогда едем. Ты только рули поосторожней, - сказал Мальцеву напоследок
Бутырцев. - Ведь устал, вон как осунулся!
В отъезжавшей машине на заднем сиденье мелькнуло окаменевшее лицо
Воронцова, и Мальцев отвернулся.
Русанова подождала, пока отъехала милиция, и подошла к "Волге".
- Садитесь, Лена, поедем. Я вас отвезу.
- Не надо, я не хочу!
- Подождите... Что случилось?
- Случилось? Почти ничего. Просто все встало на свои места один из
обаятельных мужчин оказался сыщиком, а другой уголовником. И оба все время
врали! Нет, - она торопливо положила руку на его локоть и сразу отдернула, -
не врали, а играли. Каждый свою роль. Теперь маски сброшены.
- Трагичный рассказ, - Мальцев достал сигареты. - Кстати, моя фамилия
действительно Мальцев. Имя-отчество те же. И когда я был с вами, то...
- Не надо, пожалуйста, - передернула плечами Русанова. - Я так поняла с
ваших слов, что в чем-то помогла, не ведая сама?
- Да. Когда рассказали о прогулке на катере. Он был очень общителен,
делился со мной самым сокровенным, но ни разу не упомянул, что завзятый
катерник. Из всех форм лжи люди чаще всего выбирают умолчание, это обычно.
Но ведь всякая ложь имеет цель, и я взял на заметку... Еще он постарался
привлечь побольше свидетелей его присутствия на даче в ночь ограбления. Ну а
дальше было проще.
- И опасней! Не знаю, возможно, эта работа и благородна, но мне
кажется, человек с вашими данными мог выбрать другое дело.
- Если дело - твое, то это оно тебя выбирает, - Мальцев осторожно
улыбнулся. - Видите, я начал изрекать красивые сентенции... Наверно, от
зажатости, хотя она мне не свойственна. Давайте поедем! Дорогой поговорим, а
вечером я позвоню, с вашего разрешения.
- Я не поеду с вами, Виктор Сергеевич, - тихо сказала Елена Андреевна,
и он понял, что да, не поедет ни за что. - Вернусь в город на электричке.
Хватит красивой жизни: лихих кутежей, разъездов на машинах, дачных пикников
и комедий плаща и шпаги. Пора жить дальше. Прощайте.
Солнце начало припекать. Мальцев этого не чувствовал, стоял и смотрел,
как она уходила, сунув руки в карманы плаща, удалялась из его жизни, и он
знал, что она не оглянется.
Фантастическая повесть
(Фрагмент)
-----------------------------------------------------------------------
(C) "Искатель" (перевод на русский язык)
ONDREJ NEFF: Navrat na planetu Zemi (Praha, Svoboda, 1985).
Искатель Э 2(164), 1988 (Приложение к журналу ЦК ВЛКСМ "Вокруг света")
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 21 января 2004 года
-----------------------------------------------------------------------
Примечание OCR Zmiy: отсутствуют 3 последние страницы повести.
Где-то в начале февраля Совет решил послать коммодора Фукуду в далекий
космос - за пределы шести тысяч парсеков. Надо взглянуть на календарь, чтобы
выяснить, какой это был день недели. Запомнилось, что в тот день противно
моросил дождь и Милушка, моя жена, была в отвратительном настроении. Когда я
сообщил ей новость, она заметила:
- Значит, опять будешь отсутствовать пять недель, и все домашнее
хозяйство останется на мне.
- Никто не говорил, что именно мы будем прикрывать Фукуду.
- Рассказывай! Не надо из меня делать дурочку. Будто я не знаю! Фукуда
первым пересечет границу шести тысяч парсеков! Трепещи, планета! А уж
ликования-то будет! И чтобы ваша команда профиков упустила такой шанс? - Она
говорила зло, язвительно, будто "профик" - бог весть какое ругательство.
Конечно, если откровенно, то раньше так оно и было. Лет шесть назад Сеть
располагала дюжиной репортерских групп. У некоторых был номер, у других
прозвища: Бродяги, Мерзляки, Неудачники, Оранжады и т.п. Мы долгое время
работали в качестве Выездной группы информационного пластивидения Э 8, пока
кто-то не обозвал нас Профкомандой. В том смысле, что нам море по колено и
куда всем до нас. Мы сначала выходили из себя. Ярда Боухач - наш
осветитель - ходил весь в синяках и шишках, так как был скор на расправу, но
ведь не каждый реагирует на оскорбление так прямолинейно. Когда о кличке
узнал Ирка Ламач, наш режиссер, то привел всю нашу компанию к себе в кабинет
и произнес речь:
- Что-то нас стали называть Профкомандой. Ага, и вы в курсе. У Ярды под
глазом монокль, Ирина вся зареванная. Напудри нос, да поскорей, на тебя
смотреть страшно! Так вот что я вам скажу, уважаемые: мы действительно
Профкоманда!
Он, конечно, комедию перед нами ломал, но умело. Делал
многозначительную паузу, впиваясь в каждого пронзительным взглядом, пока тот
не опускал голову. И так по очереди. Хоть глаза у Ламача были
невыразительные, серо-голубые, будто выцветшие.
- А я сегодня уже троим съездил по физиономии из-за Профкоманды, -
заметил Ярда Боухач.
- Ярда прав, - всхлипнула Ирина Попеляржова, наш гример, - подам
заявление по собственному желанию и перейду в дамскую парикмахерскую! Чтобы
в моем возрасте такое выслушивать?
- Успокойся, Иринка, и я бы с радостью ушла, но какой в этом смысл? -
возразила Люда Мисаржова, звукорежиссер. Все что-то говорили наперебой, но
тут Ирка Ламач снова взял слово:
- Зайдем с другой стороны. Почему Двадцать восьмая галактическая
отвергла Щеголей, а коммодор Свен Хильструп лично просил Совет послать с ним
нас?
- Потому что Щеголи опозорились на планете Фиолетовых призраков, -
ответил Ондра Буриан.
- Верно. Полетели мы, и успех был такой, что через три месяца после
возвращения об этом еще говорили. Дальше: когда коммодор Йован увяз на
планете Кипящего ила, и Неудачники утопили вдобавок всю телеаппаратуру, кого
позвали на помощь?
- Нас, - сказала пластик Эва Элефриаду. - Зрители получили пластическое
изображение на экранах, квадрозвук и впридачу запись запахов.
- Позвали нас, - повторил Ирка Ламач, - и так можно еще долго
вспоминать. Мы работали на планете Умертвляющего тумана. Наша команда
довезла экспедицию в туманность Шутовского смеха. Все отказались от планеты
Фантомов, а мы скоренько собрали чемоданы, и в результате?..
- Блестящий успех, - хором ответило несколько голосов.
- Так разве мы не заслужили название Профкоманды?
Мы молчали, а режиссер продолжал:
- Почему нас назвали Профкомандой, а не Пачкунами, Жлобами, Обжорами,
Пронырами, Занудами или как-то еще? Я вам объясню. Потому что нам не
подходит ни одно прозвище, кроме Профкоманды. Сам знаю, что нас так прозвали
недруги. Но мы и тут их обойдем. Короче, я принимаю прозвище и не желаю
больше видеть моноклей под глазом и красных носов.
С тех пор прозвище так и осталось за нами. Злопыхатели наверняка кусали
себе локти от того, что их выдумка обратилась против них самих. Тот, кто
выдумал его, вместо того чтобы навредить, на самом деле сделал нам хорошую
рекламу. Мы получали лучшие заказы. Нормальный, средний зритель
пластивидения и не представлял себе, сколько закулисных интриг и зависти
вызывают передачи. С каждым годом становилось все хуже. Совет затягивал
ремешки потуже. Галактические экспедиции дорожали, ведь ближний космос
перестал развлекать, и каждый коммодор настаивал, чтобы его послали в
неизвестную пластизрителям область. Такой полет стоил огромных денег. Никто
не хотел лететь на Сириус или Альдебаран - результат такой экспедиции
умещался в двух строчках, произнесенных диктором ночного выпуска новостей.
Совет сосредоточился на дальнем космосе и ограничил количество краткосрочных
экспедиций. Последствия оказались неблагоприятными для Сети пластивидения:
число передач убывало, как и объем работы для репортерских групп.
Галактические асы нацеливались за пределы четырех и даже пяти тысяч
парсеков, и Совет соглашался послать в такую даль не более пяти-шести лучших
коммодоров: в то время элитой считались Н'Кума, Козлов, Миро, Фукуда,
Петросян, а затем и Блох. Им-то и доверял Совет современные космические
корабли класса люкс вроде "Викингов". В обиходе их называли пылесосами,
потому что, кроме нормальных агрегатов, аккумулирующих время, на них были
установлены двигатели, работавшие на межгалактической материи, которую
называют еще звездной пылью.
У нашей Профкоманды никаких особых льгот в Сети не имелось, и мы даже
пикнуть не смели, когда наш шеф заставлял нас простаивать по полгода или
посылал на жалкую станцию к альфе Центавра. Если бы да кабы, на практике мы
работали только на элиту, потому что первоклассные коммодоры хотели видеть
именно нас и никого другого. И сегодня не знаю, что за этим крылось.
Диспетчеры просто давали нам лучшие заказы.
Все это хорошо известно моей жене Милушке, которая не зря ворчала, что
я не буду дома недель пять. И недели не прошло, как вызвал Ирку Ламача
диспетчер и объявил ему, что руководство Сети решило послать Выездную группу
Э 8 с коммодором Фукудой за границу шести тысяч, что этим "восьмерке"
оказано большое доверие, которое она должна оправдать перед Советом Ирка
слушал весь этот треп и не сводил глаз с пиджака диспетчера: а не подсунул
ли ему Фукуда взятку в нагрудный карман? Но ничего не было видно.
В тот же день я отправился на космодром посмотреть на наш репортерский
корабль. Я его любил, нашего старого верного "Поросенка", повидавшего виды,
ободранного и обгоревшего после десятков репортажей. Техники вмонтировали в
него новые агрегаты, аккумулирующие время, новый двигатель - такой же, как
на "Викинге", чтобы не отстать от него за границей шести тысяч. Само собой,
я не из сентиментальности пошел на космодром. Наша группа не имела права
узнавать заранее дату полета, но она была известна техникам, готовившим
корабль. На этот раз мне пришлось потрудиться, прежде чем я смог выжать из
старшего техника дату: в пятницу тринадцатого числа. Я пожал плечами.
- Ну и что? В приметы я не верю с пяти лет.
И все-таки, все-таки... Ассистент шефа на ровном месте сломал ногу, и
режиссер взял вместо него дублера - Петра Манфреда. Как только я об этом
узнал, тут же помчался к своему непосредственному начальнику Ондре Буриану.
- Ирка повредился в уме, - говорю, - разве он не знает, какой
супердурак этот Манфред?
Ондра - отличный оператор, это он научил меня всему, что я умею, а я
умею не так уж мало. Но я думал, что такой мастер может позволить себе
роскошь иметь собственное мнение. Но он был типичным соглашателем:
- Ирка знает, что делает, - холодно произнес Буриан, и я разозлился.
- Все здание знает, что Петр Манфред - супердурак, спроси кого хочешь.
- Это зависть. Всех заедает, что Петр такой молодой, умный, способный и
так быстро продвигается.
- Мы уже показали, на что способны, а он? Полгода в нашей конторе, а
работает только языком!
- Потому что случай не подвертывается. Слушай, дружище, ты, по-моему,
стареешь. Сам недавно был зеленым юнцом, а теперь ревнуешь к молодым. Как
старый дед. Выкинь это из головы. У Ирки Ламача нюх на людей.
Выяснилось, что только мы с Ярдой Боухачем не выносим Манфреда,
остальным он по душе. Как ни пытались мы настроить против него группу,
ничего не вышло. Наоборот, женщины взяли его под свою защиту. Женщины вообще
любят смотреть на красивых молодых парней. Люда Мисаржова утверждала, что
Петр такой беззащитный, ранимый юноша. Она испытывала к нему почти
материнские чувства. Наша секс-бомба Алена Ланхаммерова уверяла, что никогда
не встречала более интеллигентного человека, за исключением, конечно, Ирки
Ламача; по мнению же Ирины Попеляржовой, Петр был чуть ли не клубочком
нервов.
Он и впрямь был красив и молод, этот Петр Манфред. Его обаятельная
улыбка, сердечный смех могли подкупить всех, кроме меня и Ярды Боухача.
Густые волнистые волосы покрывали его голову жестким черным шлемом. Мне даже
показалось в первый раз, что теннисный мячик отскочил бы от них, не
коснувшись темени. Брови и глаза у Манфреда тоже были черными. Сейчас я уже
смутно помню его лицо. Он был атлетом, но лицо не казалось изможденным и
костлявым, как у спортсменов. Наоборот, пухлые щеки скорее напоминали
персики. Благодаря им и энергичному подбородку с ямочкой он выглядел совсем
не слабаком.
Вы думаете, что мы с Ярдой ревновали? Да, мы не красавцы. Ярда -
толстый, с перебитой переносицей и похож на медведя; я тощ и долговяз, а
кроме того, с двадцати пяти лет имею плешь. Островок волос случайно остался
осторожно предположил Сенчаков.
- Он вот так довыяснял на стоянке катеров! - резко развернулся
Бутырцев. - И тоже, как вы помните, безоружный. Тогда все, правда, обошлось.
- Я передал ему все ваши пожелания, в ваших выражениях, после той
истории, - сказал Панин. - Он обещал...
- Исправиться, да? - подхватил Бутырцев. - И, как наблюдаем, держит
свое слово. Простить себе не могу, что согласился с ним и за Воронцовым не
велось наблюдение!
- Я считаю, что в этом случае его мнение справедливо, - Панин подошел к
дивану. Таганцев подвинулся, и капитан сел, с облегчением вытянув ноги. -
Воронцов не чета остальным, меха мы, может быть, и нашли бы, но по тому, как
все сложилось с Лоховым, сам мог вполне выкрутиться... Да и наблюдение
засечет с ходу, настолько умная и осторожная бестия!
- Да, не откажешь, - согласился подполковник и сел за свой стол. - А
пока у нас ни мехов, ни Воронцова... Таганцев, распорядись насчет чая
капитану Панину. Я бы тоже выпил горячего.
Ветер гнал тучи с залива, на лобовом стекле густо множились капли.
Мальцев запустил стеклоочистители.
- Выключите радио, - попросила Русанова. - Я не люблю оперетту...
Слишком много страстей понарошку.
Он послушно выключил приемник.
- Вам не дует? Я прикрою...
- Нет-нет, как раз хорошо. Совсем другой воздух, дышится легче... У вас
есть сигареты?
- Конечно, вот, - Мальцев протянул пачку и усмехнулся. - Чтобы дышалось
совсем легко, да?
- Я почти не курю. Только иногда. От волнения.
- Мне очень жаль, и я все объясню при случае. Если бы не
обстоятельства...
- Оставьте, Виктор. Раз надо, значит, надо... Думаю, без крайней нужды
вы меня не вывезли бы. Хотя и мне жаль, что всегда разрешаем обстоятельствам
диктовать свои условия.
"Волга" обходила одну машину за другой. Грузовики отставали с
протестующим гулом.
- Я не знала, что вы из Москвы на машине.
- Она местная. Взял у товарища. Сам еще не скопил.
- А вы способны копить? Не думала.
- Я и не умею, - светлые "Жигули" упорно не давали обойти себя, он
утопил педаль газа поглубже, обошел все-таки. - Скажите, вы... часто думаете
обо мне?
- Все время, - сразу и спокойно ответила Елена Андреевна. - Мы не
слишком быстро? Могут остановить.
- Я слежу, не притаились ли где, если замечу, успею сбросить... Или
удеру. Вы говорили, когда поворот?
- Так не объясню. Но определю, как только увижу, - она засмеялась. - Не
хватало еще, чтобы за нами гнались, а мы удирали! Я умру от страха.
- Разве вы трусиха? Совсем не похоже.
- Это как когда... Когда злюсь, мне все нипочем. А вообще трусиха
скорее. Ой, тише, тише: во-он за той будочкой направо!
- Это остановка автобуса. И налево здесь нельзя вовсе... Повернем
вправо.
Вскоре съехали и с этой дороги, узкая, намокшая от дождя полоска
бетонки, петляя, привела к тупичку.
- Эта дача?
- Да.
Очень большой дом за деревьями виделся темным. Мальцев еще вгляделся за
ограду и выключил мотор.
- Посидите, пожалуйста... И я вас прошу ни в коем случае не оставлять
машину! В ней и права, и техпаспорт, и прочее. Думаю, что не задержусь.
- Я подожду, разумеется, но выйду на воздух.
Петли калитки оказались смазанными, желтый песок на дорожке тщательно
утрамбован.
От машины Русанова видела, как, взойдя на веранду, Мальцев подергал
дверь и спустился по ступеням назад. Постоял, зашагал неспешно, огибая дом.
Она открыла дверцу, взяла с сиденья сигареты, но не закурила и бросила
обратно. Еще посмотрев вокруг, захлопнула дверцу, мысль, что кто-то в столь
безлюдном месте попытается угнать или обокрасть машину, показалась
напрасной.
За открытой калиткой у низкого серого флигеля пестрела цветами круглая
клумба. Русанова вошла в калитку, двинувшись по желтой дорожке, оглянулась
на "Волгу", пошла дальше...
Каменный флигель окружали кусты жасмина и сирени, два окна светились. В
тамбуре за первой дверью царил полумрак, открыв вторую, Мальцев попал в
кухню, и туда, из глубины флигеля, вошел Воронцов с тарелкой в руках.
- О! Явление Христа... Ты какими судьбами? Один?
Доброжелательное удивление выражало его лицо, и Мальцев кивнул:
- Пока один... Не очень надеялся, что застану. А местечко хоть куда!
Зачем пропал? Я весь день проискал.
- Проходи... Зачем? А что там делать сегодня... Завтра тарарам
начнется, завтра и поработаем.
- Я думал, нет никого. Зашел в тот дом - не зашел, а подошел - так он
заперт... И каталки твоей не заметил.
- Она в гараже, - Воронцов поставил на стол коньяк и рюмочки. - Гараж
за деревьями, посмотри из окна. Не гараж - дворец! Как все здесь. Но меня в
целях воспитания всегда держали на скудной выдаче... Давай выпьем, заодно
расскажешь, какое дело принесло.
- Верно, тут роскошно, - подошел к окошку Мальцев. - На дачах вкусно
пьется, да? Хотя и на воде неплохо... Чтобы хороший катер, комфортная каюта
и бар обязательно! С разнообразным набором спиртного, правда, Сережа?
- Подними руки! - сказал Воронцов.
- Поднял, - Мальцев не только проделал требуемое, но еще повернулся к
нему, продолжая улыбаться. - Что теперь?
- Теперь упрись в стену, ноги дальше от нее... Ну? Я буду стрелять!
- А ведь будешь! - всмотревшись в него, согласился Мальцев. - Хотя все
бесполезно, бал не начнется, учти.
- Живей! Без болтовни, - Воронцов нетерпеливо повел рукой с
пистолетом. - Хаханьки кончились.
Пистолет был маленький, а кисть, сжимавшая его, крупная. Но вошедшая
Елена Андреевна сразу поняла, что оружие настоящее, и глаза ее испуганно
распахнулись.
- Виктор!!
Сергей Александрович Воронцов не то чтобы обернулся на ее отчаянный
вскрик, лишь дернул головой, а этого было достаточно...
И хотя он сразу выстрелил, Мальцев уже летел к нему, вытянувшись в
прыжке, сбил с ног, и оба покатились по полу.
Даже не глядя на боровшихся, по лицу женщины можно было бы понять, как
ожесточенно проходила схватка. Покачнулся стол, сбрасывая посуду, отлетело к
стене плетеное кресло, хрустели давимые телами черепки.
И этот хруст сопровождался хрипами и стонами боровшихся.
- Все... - раздалось с пола очень тихо и отрешенно. - Руку сломаешь...
Пусти!
Мальцев встал, опустил в карман пистолет, поднял Воронцова на ноги.
Ногой подвинул ему кресло.
- Садись. Пушное хозяйство где?
- Там. В гараже... Ах, до чего глупо. - Сергей Александрович левой
рукой положил на стол правую. - И ведь я тебя в упор видел! Зато и старался
быть на глазах.
- Значит, перестарался.
Русанова все еще стояла на пороге, Мальцев за руку подвел ее к креслу.
- Извините, Лена. И сядьте, теперь скрывать нечего. А кое о чем надо
побеседовать... Меха добывал для Эдстрема, да? Он бы все равно не сумел их
вывезти, мог сообразить.
- Он? Он бы вывез, - Воронцов, держа бутылку в левой руке, зубами
выдернул пробку, налил в уцелевший стакан. - Если будешь пить, посуда во-он,
в шкафчике.
- Я за рулем... Лохова, судя по всему, шантажировал прошлым. Это ты его
устроил на работу?
- Старик сам жаден до фанеры, особо шантажировать не пришлось. А
устраивал отдел кадров... Вы не выпьете, Леночка?
- Немножко.
Русанова встала, достав из настенного шкафчика еще два стакана,
поставила на стол. Ее колотило, и она застегнула плащ на все пуговицы.
Воронцов щедро плеснул ей в стакан.
- Спасибо...
- На здоровье! - засмеялся Воронцов, поднимая свой. - За ваш союз...
Мой расстроился, так хоть за людей порадоваться. Не оттолкни вы меня тогда,
Елена Андреевна, вдруг бы и я хорошим стал! А? Не мучает сожаленьице?
- Перестань паясничать! - нагнувшись над столом, потребовал Мальцев. -
Не стал бы ты другим, не прикидывайся. А почему - тебе разбираться.
- И разбираться нечего! - выпив, Воронцов так крепко поставил стакан,
что тот раскололся. - Я хотел жить, понимаешь? Жить, чтобы жить, а не пахать
для других... Чтобы не симулировать великой деятельности, не торчать на
совещаниях, не изображать изо всех сил идейно-непорочную чистоту. И я жил! -
Он подмигнул слушателям. - Вкусил и свободу, какую деньги дают, и удобства
опробовал. Я знаю все курорты страны, помню наизусть меню лучших заведений,
как их ни мало, и в моей записной книжке полсотни телефонов скорой половой
помощи... А что видел ты, цербер от закона, на свою зарплату? У тебя и
власти-то нету, гоняют гончим псом, а состаришься, и нищую пенсию дадут!
Он пододвинул к себе другой стакан, налил снова. Выпил.
- Мне впаяют, ладно... Но когда-то я выйду и снова заживу человеком!
Потому что у своих я один наследничек, ваши законы, ударив по мне, доконают
их, и меня будут ждать суммы, какие тебе не снились!
- Возможно, - согласился Мальцев, потрогав горло, сглотнул и
поморщился. - Хотя следует учесть одно обстоятельство. Зажить человеком тебе
не удастся и при деньгах от родителей. Для этого надо человеком быть,
согласись. А перевоплотиться не дано! Так и закончишь дни мелким ночным
хищником семейства куньих... Хорьком! Пора кончать болтовню. И ехать пора.
Хотя... Лена, вас не затруднит заварить кофе? - Он виновато улыбнулся ей. -
Что-то я обмяк... А дорога сейчас мокрая.
- Кофе навалом в кухонном столе, - подсказал хозяин. - Не забудьте и на
мою долю.
Русанова молча встала и вышла на кухню.
Воронцов посмотрел на нее, выходящую, опять подмигнул, однако сказать
ничего не успел, потому что раньше сказал Мальцев:
- Если ты, пользуясь положением и немощью, позволишь хоть что-то в ее
адрес... Сейчас - нет, но я даю слово, что дождусь новой встречи и тогда
изуродую, чего бы мне это ни стоило!
- Ладно, не стану. В таком случае давайте переходить на "вы", а то
тянет пообщаться напоследок, - предложил Воронцов.
- С удовольствием! - последовал немедленный ответ.
К утру ветер усилился, разнес тучи, и небо светлело, снова обещая
погожий день.
Из своего застекленного возвышения дежурный инспектор ГАИ заметил
приближавшуюся "Волгу", она подъехала и затормозила рядом с постом.
- Доброе утро, - приветствовал поднявшийся к инспектору человек, под
глазами которого густо темнела синева. - Майор Мальцев, спецгруппа УВД...
Мне нужно позвонить. Срочно.
- Прошу, - инспектор вспомнил, что хорошо бы спросить документы, но
назвавшийся майором успел соединиться с кем-то.
- Кто у аппарата? Таганцев? Я Мальцев... Ты не удивляйся, ты слушай:
следую к городу Приморским шоссе... Со мной задержанный и вся партия мехов.
Что почему? А-а, отказал мотор, пришлось чиниться. Хорошо. Хорошо... Жду
встречи.
- Вы один, товарищ майор? - Инспектор с уважением поглядел на него,
потом на машину внизу. - Может быть, я вызову патруль?
- Все в порядке, лейтенант. Спасибо.
На переднем сиденье "Волги", положив на колени руки в наручниках и
полуоткрыв рот, спал Воронцов. На заднем, прикорнув у одного из чемоданов,
не вошедших в багажник, - Елена Андреевна.
Мальцев обошел капот, сел за руль, бросив в рот сигарету, с отвращением
закурил и двинулся дальше.
В очередном населенном пункте, там, где неподалеку от платформ станции
шоссе сблизилось с железной дорогой и стало многолюдней, пришлось замедлить
ход, и Воронцов проснулся.
- До чего пить хочется... Скорее - выпить, но и просто рот прополоскать
не мешает. Слышите, вы? Я пить хочу!
- Сейчас вряд ли что-нибудь открыто, - притормаживая, Мальцев
поглядывал по сторонам. - Еще рано.
- Ну так на станции, у дежурного, где-то есть вода! В кране просто или
из лужи. Дайте воды!
В зеркальце Мальцев увидел, что Русанова тоже проснулась, провела рукой
по лицу, поправила волосы.
- Разве мы не можем остановиться на минуту? - сказала она тихо. - Я
берусь пойти и поискать, если вам нельзя.
"Волга" остановилась у бровки шоссе. Мальцев еще раздумывал, как
поступить, а женщина сразу вышла, оглядела ближайшие дома.
В это время три спецмашины, мчавшиеся по встречной полосе, были совсем
недалеко, сидевший в первой Бутырцев брюзжал скорее благодушно, чем
недовольно:
- Уже давались ему выволочки и не раз! Все сам и сам... Ну где была
гарантия, что на лихую компанию не наскочит? Не было. Это я для тебя говорю,
Таганцев, у тебя с языка Мальцев не сходит, слышишь?
- Слышу, товарищ подполковник, - радостно отозвался Таганцев. - А
все-таки хорошо, когда человек смелый!
- Хорошо, когда он умный... И опытный. А такой и про смелость все
знает. Как там у Толстого? "Смелый это тот, кто всегда поступает, как
надо..." За точность не ручаюсь, но смысл таков.
Сидящий сзади Сенчаков встрепенулся, прижался лбом к боковому стеклу.
- Вон его "Волга"... На той стороне, у деревьев! Разворачивайся, Костя.
Развернувшись, все три спецмашины тормозили неподалеку от стоявшей
"Волги", одна подъехала вплотную.
- Товарищ подполковник, - начал Мальцев, обращаясь к подошедшему
Бутырцеву, - задержанный Воронцов...
- Знаю, что Воронцов, вижу, что задержан, отставить рапорт. Молодец! -
сжал его плечи подполковник. Люди группы споро перегружали чемоданы из
"Волги". - Сейчас скорей в город, до открытия аукциона три часа, может, им
что подготовить надо... Садись ко мне, твою другой поведет.
- Разрешите самому? Я следом, - Мальцев обернулся, глядя на стоявшую в
отдалении Русанову.
Бутырцев посмотрел туда же, насупился недовольно.
- Ладно, езжай сам. Но учти, что я жду... Все разместили, Сенчаков?
- Все, товарищ подполковник!
- Тогда едем. Ты только рули поосторожней, - сказал Мальцеву напоследок
Бутырцев. - Ведь устал, вон как осунулся!
В отъезжавшей машине на заднем сиденье мелькнуло окаменевшее лицо
Воронцова, и Мальцев отвернулся.
Русанова подождала, пока отъехала милиция, и подошла к "Волге".
- Садитесь, Лена, поедем. Я вас отвезу.
- Не надо, я не хочу!
- Подождите... Что случилось?
- Случилось? Почти ничего. Просто все встало на свои места один из
обаятельных мужчин оказался сыщиком, а другой уголовником. И оба все время
врали! Нет, - она торопливо положила руку на его локоть и сразу отдернула, -
не врали, а играли. Каждый свою роль. Теперь маски сброшены.
- Трагичный рассказ, - Мальцев достал сигареты. - Кстати, моя фамилия
действительно Мальцев. Имя-отчество те же. И когда я был с вами, то...
- Не надо, пожалуйста, - передернула плечами Русанова. - Я так поняла с
ваших слов, что в чем-то помогла, не ведая сама?
- Да. Когда рассказали о прогулке на катере. Он был очень общителен,
делился со мной самым сокровенным, но ни разу не упомянул, что завзятый
катерник. Из всех форм лжи люди чаще всего выбирают умолчание, это обычно.
Но ведь всякая ложь имеет цель, и я взял на заметку... Еще он постарался
привлечь побольше свидетелей его присутствия на даче в ночь ограбления. Ну а
дальше было проще.
- И опасней! Не знаю, возможно, эта работа и благородна, но мне
кажется, человек с вашими данными мог выбрать другое дело.
- Если дело - твое, то это оно тебя выбирает, - Мальцев осторожно
улыбнулся. - Видите, я начал изрекать красивые сентенции... Наверно, от
зажатости, хотя она мне не свойственна. Давайте поедем! Дорогой поговорим, а
вечером я позвоню, с вашего разрешения.
- Я не поеду с вами, Виктор Сергеевич, - тихо сказала Елена Андреевна,
и он понял, что да, не поедет ни за что. - Вернусь в город на электричке.
Хватит красивой жизни: лихих кутежей, разъездов на машинах, дачных пикников
и комедий плаща и шпаги. Пора жить дальше. Прощайте.
Солнце начало припекать. Мальцев этого не чувствовал, стоял и смотрел,
как она уходила, сунув руки в карманы плаща, удалялась из его жизни, и он
знал, что она не оглянется.
Фантастическая повесть
(Фрагмент)
-----------------------------------------------------------------------
(C) "Искатель" (перевод на русский язык)
ONDREJ NEFF: Navrat na planetu Zemi (Praha, Svoboda, 1985).
Искатель Э 2(164), 1988 (Приложение к журналу ЦК ВЛКСМ "Вокруг света")
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 21 января 2004 года
-----------------------------------------------------------------------
Примечание OCR Zmiy: отсутствуют 3 последние страницы повести.
Где-то в начале февраля Совет решил послать коммодора Фукуду в далекий
космос - за пределы шести тысяч парсеков. Надо взглянуть на календарь, чтобы
выяснить, какой это был день недели. Запомнилось, что в тот день противно
моросил дождь и Милушка, моя жена, была в отвратительном настроении. Когда я
сообщил ей новость, она заметила:
- Значит, опять будешь отсутствовать пять недель, и все домашнее
хозяйство останется на мне.
- Никто не говорил, что именно мы будем прикрывать Фукуду.
- Рассказывай! Не надо из меня делать дурочку. Будто я не знаю! Фукуда
первым пересечет границу шести тысяч парсеков! Трепещи, планета! А уж
ликования-то будет! И чтобы ваша команда профиков упустила такой шанс? - Она
говорила зло, язвительно, будто "профик" - бог весть какое ругательство.
Конечно, если откровенно, то раньше так оно и было. Лет шесть назад Сеть
располагала дюжиной репортерских групп. У некоторых был номер, у других
прозвища: Бродяги, Мерзляки, Неудачники, Оранжады и т.п. Мы долгое время
работали в качестве Выездной группы информационного пластивидения Э 8, пока
кто-то не обозвал нас Профкомандой. В том смысле, что нам море по колено и
куда всем до нас. Мы сначала выходили из себя. Ярда Боухач - наш
осветитель - ходил весь в синяках и шишках, так как был скор на расправу, но
ведь не каждый реагирует на оскорбление так прямолинейно. Когда о кличке
узнал Ирка Ламач, наш режиссер, то привел всю нашу компанию к себе в кабинет
и произнес речь:
- Что-то нас стали называть Профкомандой. Ага, и вы в курсе. У Ярды под
глазом монокль, Ирина вся зареванная. Напудри нос, да поскорей, на тебя
смотреть страшно! Так вот что я вам скажу, уважаемые: мы действительно
Профкоманда!
Он, конечно, комедию перед нами ломал, но умело. Делал
многозначительную паузу, впиваясь в каждого пронзительным взглядом, пока тот
не опускал голову. И так по очереди. Хоть глаза у Ламача были
невыразительные, серо-голубые, будто выцветшие.
- А я сегодня уже троим съездил по физиономии из-за Профкоманды, -
заметил Ярда Боухач.
- Ярда прав, - всхлипнула Ирина Попеляржова, наш гример, - подам
заявление по собственному желанию и перейду в дамскую парикмахерскую! Чтобы
в моем возрасте такое выслушивать?
- Успокойся, Иринка, и я бы с радостью ушла, но какой в этом смысл? -
возразила Люда Мисаржова, звукорежиссер. Все что-то говорили наперебой, но
тут Ирка Ламач снова взял слово:
- Зайдем с другой стороны. Почему Двадцать восьмая галактическая
отвергла Щеголей, а коммодор Свен Хильструп лично просил Совет послать с ним
нас?
- Потому что Щеголи опозорились на планете Фиолетовых призраков, -
ответил Ондра Буриан.
- Верно. Полетели мы, и успех был такой, что через три месяца после
возвращения об этом еще говорили. Дальше: когда коммодор Йован увяз на
планете Кипящего ила, и Неудачники утопили вдобавок всю телеаппаратуру, кого
позвали на помощь?
- Нас, - сказала пластик Эва Элефриаду. - Зрители получили пластическое
изображение на экранах, квадрозвук и впридачу запись запахов.
- Позвали нас, - повторил Ирка Ламач, - и так можно еще долго
вспоминать. Мы работали на планете Умертвляющего тумана. Наша команда
довезла экспедицию в туманность Шутовского смеха. Все отказались от планеты
Фантомов, а мы скоренько собрали чемоданы, и в результате?..
- Блестящий успех, - хором ответило несколько голосов.
- Так разве мы не заслужили название Профкоманды?
Мы молчали, а режиссер продолжал:
- Почему нас назвали Профкомандой, а не Пачкунами, Жлобами, Обжорами,
Пронырами, Занудами или как-то еще? Я вам объясню. Потому что нам не
подходит ни одно прозвище, кроме Профкоманды. Сам знаю, что нас так прозвали
недруги. Но мы и тут их обойдем. Короче, я принимаю прозвище и не желаю
больше видеть моноклей под глазом и красных носов.
С тех пор прозвище так и осталось за нами. Злопыхатели наверняка кусали
себе локти от того, что их выдумка обратилась против них самих. Тот, кто
выдумал его, вместо того чтобы навредить, на самом деле сделал нам хорошую
рекламу. Мы получали лучшие заказы. Нормальный, средний зритель
пластивидения и не представлял себе, сколько закулисных интриг и зависти
вызывают передачи. С каждым годом становилось все хуже. Совет затягивал
ремешки потуже. Галактические экспедиции дорожали, ведь ближний космос
перестал развлекать, и каждый коммодор настаивал, чтобы его послали в
неизвестную пластизрителям область. Такой полет стоил огромных денег. Никто
не хотел лететь на Сириус или Альдебаран - результат такой экспедиции
умещался в двух строчках, произнесенных диктором ночного выпуска новостей.
Совет сосредоточился на дальнем космосе и ограничил количество краткосрочных
экспедиций. Последствия оказались неблагоприятными для Сети пластивидения:
число передач убывало, как и объем работы для репортерских групп.
Галактические асы нацеливались за пределы четырех и даже пяти тысяч
парсеков, и Совет соглашался послать в такую даль не более пяти-шести лучших
коммодоров: в то время элитой считались Н'Кума, Козлов, Миро, Фукуда,
Петросян, а затем и Блох. Им-то и доверял Совет современные космические
корабли класса люкс вроде "Викингов". В обиходе их называли пылесосами,
потому что, кроме нормальных агрегатов, аккумулирующих время, на них были
установлены двигатели, работавшие на межгалактической материи, которую
называют еще звездной пылью.
У нашей Профкоманды никаких особых льгот в Сети не имелось, и мы даже
пикнуть не смели, когда наш шеф заставлял нас простаивать по полгода или
посылал на жалкую станцию к альфе Центавра. Если бы да кабы, на практике мы
работали только на элиту, потому что первоклассные коммодоры хотели видеть
именно нас и никого другого. И сегодня не знаю, что за этим крылось.
Диспетчеры просто давали нам лучшие заказы.
Все это хорошо известно моей жене Милушке, которая не зря ворчала, что
я не буду дома недель пять. И недели не прошло, как вызвал Ирку Ламача
диспетчер и объявил ему, что руководство Сети решило послать Выездную группу
Э 8 с коммодором Фукудой за границу шести тысяч, что этим "восьмерке"
оказано большое доверие, которое она должна оправдать перед Советом Ирка
слушал весь этот треп и не сводил глаз с пиджака диспетчера: а не подсунул
ли ему Фукуда взятку в нагрудный карман? Но ничего не было видно.
В тот же день я отправился на космодром посмотреть на наш репортерский
корабль. Я его любил, нашего старого верного "Поросенка", повидавшего виды,
ободранного и обгоревшего после десятков репортажей. Техники вмонтировали в
него новые агрегаты, аккумулирующие время, новый двигатель - такой же, как
на "Викинге", чтобы не отстать от него за границей шести тысяч. Само собой,
я не из сентиментальности пошел на космодром. Наша группа не имела права
узнавать заранее дату полета, но она была известна техникам, готовившим
корабль. На этот раз мне пришлось потрудиться, прежде чем я смог выжать из
старшего техника дату: в пятницу тринадцатого числа. Я пожал плечами.
- Ну и что? В приметы я не верю с пяти лет.
И все-таки, все-таки... Ассистент шефа на ровном месте сломал ногу, и
режиссер взял вместо него дублера - Петра Манфреда. Как только я об этом
узнал, тут же помчался к своему непосредственному начальнику Ондре Буриану.
- Ирка повредился в уме, - говорю, - разве он не знает, какой
супердурак этот Манфред?
Ондра - отличный оператор, это он научил меня всему, что я умею, а я
умею не так уж мало. Но я думал, что такой мастер может позволить себе
роскошь иметь собственное мнение. Но он был типичным соглашателем:
- Ирка знает, что делает, - холодно произнес Буриан, и я разозлился.
- Все здание знает, что Петр Манфред - супердурак, спроси кого хочешь.
- Это зависть. Всех заедает, что Петр такой молодой, умный, способный и
так быстро продвигается.
- Мы уже показали, на что способны, а он? Полгода в нашей конторе, а
работает только языком!
- Потому что случай не подвертывается. Слушай, дружище, ты, по-моему,
стареешь. Сам недавно был зеленым юнцом, а теперь ревнуешь к молодым. Как
старый дед. Выкинь это из головы. У Ирки Ламача нюх на людей.
Выяснилось, что только мы с Ярдой Боухачем не выносим Манфреда,
остальным он по душе. Как ни пытались мы настроить против него группу,
ничего не вышло. Наоборот, женщины взяли его под свою защиту. Женщины вообще
любят смотреть на красивых молодых парней. Люда Мисаржова утверждала, что
Петр такой беззащитный, ранимый юноша. Она испытывала к нему почти
материнские чувства. Наша секс-бомба Алена Ланхаммерова уверяла, что никогда
не встречала более интеллигентного человека, за исключением, конечно, Ирки
Ламача; по мнению же Ирины Попеляржовой, Петр был чуть ли не клубочком
нервов.
Он и впрямь был красив и молод, этот Петр Манфред. Его обаятельная
улыбка, сердечный смех могли подкупить всех, кроме меня и Ярды Боухача.
Густые волнистые волосы покрывали его голову жестким черным шлемом. Мне даже
показалось в первый раз, что теннисный мячик отскочил бы от них, не
коснувшись темени. Брови и глаза у Манфреда тоже были черными. Сейчас я уже
смутно помню его лицо. Он был атлетом, но лицо не казалось изможденным и
костлявым, как у спортсменов. Наоборот, пухлые щеки скорее напоминали
персики. Благодаря им и энергичному подбородку с ямочкой он выглядел совсем
не слабаком.
Вы думаете, что мы с Ярдой ревновали? Да, мы не красавцы. Ярда -
толстый, с перебитой переносицей и похож на медведя; я тощ и долговяз, а
кроме того, с двадцати пяти лет имею плешь. Островок волос случайно остался