Страница:
возвратится на борт, и корабль покинет пределы Системы.
В полностью отключившемся от действительности и жившем теперь
самостоятельной жизнью сознании Разведчика роились, сменяясь, ослепительно
яркие и, как удар током, осязаемые видения. Свернувшись по детской привычке
клубочком, Май спал.
Примерно на половине пути к Системе, где находился теперь корабль,
экспедиция натолкнулась на открытие, сущность которого нашла в конце концов
свое выражение в формулировке Фирна:
- Можно считать доказанным, что произошло взаимное уничтожение двух
миров. Видимо, их обитатели не смогли найти надежной формы установления
Контакта, и это вызвало столкновение, повергшее за собою исход, трагический
для обеих сторон... Впрочем, что касается причины столкновения, то это лишь
мое предположение.
Мнение капитана разделили все, и, если отбросить объемистый отчет с
результатами анализов на остаточную радиоактивность и многочисленных
исследований другого рода, печальное открытие экспедиции было зафиксировано
в бортовом журнале приблизительно в тех выражениях, в которых его определил
Фирн. Практическим же выводом из этого явилась повышенная требовательность к
каждому из членов экипажа в смысле верности букве Космического устава. Когда
стал очевидным факт существования цивилизации на обнаруженной в чужой
Системе планете, вновь подверглись тщательнейшей проверке разработанные еще
в предполетной подготовке методы установления Контакта.
Перед стартом поисковой капсулы с борта корабля Фирн сказал Маю
следующее:
- Что бы ни случилось, ты должен помнить в первую очередь об
ответственности. Не исключено, что от тебя будет зависеть судьба не только
твоя, но и всей экспедиции. Помни об открытии, которое нашло нас в пути.
Конечно, поскольку это зависит от нас, в данном случае подобная трагедия
повториться не может. Но мы обязаны смотреть в далекое будущее... Вдруг
неудача нашей попытки насторожит или, что несравненно опаснее, испугает
обитателей чужой планеты, и они проявят агрессивность если не по отношению к
нам, то к новым пришельцам? Наша ответственность перед Разумом безмерна,
потому что именно мы - инициаторы Контакта. Действуй только по Инструкции. Я
тебе верю.
Май действовал строго по Инструкции, и ему не приходилось прилагать для
этого особых усилий - требования Космического устава давно стали второй
натурой Разведчика. И если после целого ряда сеансов связи с открытой
планетой он ощущал огромное утомление, то лишь потому, что таким оказался
характер его работы.
Очень быстро выяснилось: обитатели планеты в совершенстве владеют
техникой приема мыслеизлучений и их преобразования в объемные динамические и
даже озвученные изображения. Май, а вслед за ним и все члены экспедиции
поняли это, когда в ответ на заданную им в уме несложную алгебраическую
задачу на экране поисковой капсулы появилось графическое изображение
правильного ответа. Различия в начертании знаков были откорректированы без
труда - ведь задача относилась к разряду элементарных. Столь же успешной
оказалась вторая и множество других попыток. Экспедиция ликовала:
встреченный ею в необозримости большого Космоса мир достиг, несомненно,
чрезвычайно высокого уровня развития цивилизации. К тому же, судя по всему,
он развивался по законам, аналогичным тем, по которым шел в своем развитии
их собственный мир.
Тогда было решено перейти к следующей стадии установления Контакта. В
ней заключалась известная доля риска, но она была ничтожно мала - вряд ли
обитатели открытой планеты, если им вздумается проявить агрессивные
намерения, смогут, исходя из полученных сведений, определить район
галактики, в котором находилась родная планета астронавтов.
И Май начал мысленно рассказывать братьям по Разуму о себе и о своем
народе.
Напрягая волю и мозг, стараясь быть предельно четким, последовательным
и логичным, он мысленно рисовал сегодняшний день мира Гармонии.
Приспосабливаясь к обстановке, Разведчик заботился о том, чтобы его
повествование складывалось, как мозаичный рисунок, из отдельных законченных
фрагментов - словно книга из глав, сказали бы мы. Такой метод позволял
"слушателям" неизменно подтверждать факт получения информации ответными
изображениями, со скрупулезной последовательностью возникающими на экране
капсулы.
Май рисовал в воображении родной город, возрожденный из руин Великой,
или Кровавой, войны: прекрасные в своей неповторимости, но предельно
рациональные по конструкторскому решению дворцы жилых кварталов, утопающих в
зелени лесов; сферические громады подземных пещер-заводов; строгую четкость
движения экипажей в напряженные часы деловой половины дня и праздничную
раскованность толпы, отдыхающей в аллеях лесопарков; стерильную голубизну
операционных, где достигшие предела отпущенных природой норм существования
обретали новую жизнь, и ликующую полнокровную сумятицу на трибунах стадионов
в дни больших состязаний. Он рассказывал о торжестве Разума, воплощенном в
мудрой гармонии мыслящего существа с природой - деревьями и животными, о
законах высшей справедливости, когда каждый получает от Общества желаемое,
ибо стремления его разумны и здоровы, и главное среди них - потребность
создавать блага для того же самого общества. Май вдохновенно чеканил язык
своих мыслей, спеша поведать обретенным братьям обо всем, чего достигли
наука, искусство, техника его далекой родины.
И все, о чем мысленно рассказывал Разведчик, с безукоризненной
точностью возвращалось к нему в виде изображений на экране.
Май был счастлив: инопланетный мир их понимал!
С правильной периодичностью капсула приближалась к черте, за которой
прекращалась визуальная, а по всей вероятности, и электромагнитная связь с
планетой, потому что между ними оказывался ее единственный спутник. С
корабля поступала команда на отключение мыслеизлучателя, и Разведчик
неохотно переходил к отдыху, чтобы, проснувшись, с нетерпением ждать нового
цикла связи.
Однажды же связь прекратилась в самой середине передачи, и Май сразу
догадался, в чем дело: Увлекшись рассказом, весь во власти желания как можно
скорее донести до обитателей другого мира свое нетерпение, стремление
очутиться наконец на их земле, чтобы можно было приблизить глаза к глазам и
ощутить в руке тепло братской руки, он принялся рисовать картины уже не
настоящего, а будущего своей планеты.
Связь прервалась, и капитан строго проговорил:
- В тебе опять проснулся: художник, Май, но сейчас ты решаешь задачу
Разведчика. Не забывай об этом.
Голос Фирна прозвучал холодно, и Май внутренне похолодел. По существу,
это была угроза. Экзаменаторы-машины отвергли его кандидатуру именно потому,
что учуяли, как властно заявляет о себе художник в сердце Мая.
Излучатель заработал вновь, и Разведчик неловко попытался объяснить им,
что произошло недоразумение. Некоторое время экран был чист. Потом по нему
пробежала легкая рябь, как на воде в нашем пруду, когда задует легкий
ветерок. Рябь улеглась, и на экране родилось изображение лица. Маю было
достаточно одного взгляда, чтобы сообразить: это лицо человека из другого
мира, хотя оно ничем существенным не отличалось от лиц его
соотечественников, причем принадлежало девушке, к тому же очень красивой.
Секунду дочь чужой планеты смотрела ему прямо в. глаза, потом улыбнулась и
исчезла. Затем все пошло как обычно, но Разведчик мог бы поклясться, что его
поняли и не осуждают за ошибку.
Тогда-то он и нарушил в первый и в последний раз Инструкцию, не сообщив
на командный пункт о промелькнувшем на экране мимолетном чудесном видении.
Собственно, это, пожалуй, нельзя было назвать нарушением: вполне могло
оказаться, что лицо просто померещилось ему в результате переутомления. Май
добросовестно продолжал свои передачи, и у него совсем не оставалось времени
даже мысленно вернуться к случившемуся. Только его нетерпеливое желание
очутиться в таинственном мире стало еще сильнее. Между тем главное было
очень плохо, хотя Май и остальные члены экспедиции долго об этом не
догадывались. Не догадывался даже Фирн, так как именно он разрешил
Разведчику после шестого цикла связи предпринять попытку вступить в
непосредственный Контакт с чужой планетой.
Они рассуждали с безупречной логичностью. Обитатели другого "мира знали
- об экспедиции главное: она пришла с миром. Этот тезис Май повторял в
каждом цикле с особой добросовестностью, и недоразумений здесь быть не
могло. Поэтому после короткого инструктажа Разведчик направил капсулу к
планете, общий язык с обитателями которой был уже, как он считал, найден. Но
планета его не приняла.
Капсула уже вошла в сферу ее притяжения, Май выключил двигатели - и в
ту же секунду обнаружил существование Брони.
Серия настойчивых и в равной степени безрезультатных попыток
приблизиться к поверхности планеты с предельной убедительностью подтвердила
первую догадку: да, чужой мир окружил себя защитным полем, вскоре и
получившим на экстренном совещании экспедиции наименование Брони. На том же
совещании, проходившем в обстановке, чрезвычайно тягостной и полной
разочарования, выяснилось пресловутое печальное обстоятельство, которого
никто до сих пор не замечал. С несомненной готовностью принимая информацию
Мая и аккуратнейшим образом подтверждая ее получение, обитатели другого мира
ровно ничего не сообщали о себе. Правда, достаточно красноречивым был факт
того, что они решили в самом начале Контакта простейшую алгебраическую
задачу, предложенную им Разведчиком. Но это ни о чем не говорило, потому что
еще раньше они подтвердили свою способность принимать и расшифровывать
мыслеизлучения - куда более веское доказательство весьма высокого уровня
развития. Что же касается лица на экране, то теперь Май, особенно остро
переживавший неудачу, окончательно уверовал в его иллюзорность. Совещание
было долгим и невеселым. Его результатом и явилось решение предпринять
последнюю попытку - еще три витка по орбите спутника, куда, обнаружив Броню,
вернул Разведчик свою капсулу; если обитатели этого таинственного мира,
замкнувшегося в себе, сами не выкажут стремления установить с пришельцами
Контакт, значит, он не удался. Экспедиция покинет пределы Системы - таково
требование Устава.
Подходила к концу ночь. Приближалось время второго, предпоследнего
цикла связи с планетой.
Май открыл глаза и вопреки обыкновению не сразу включился в
действительность. Слишком сильны и глубоки были его сны, потому что Май был
рожден художником.
Он сделал над собой усилие, вновь стал Разведчиком, взглянул на экран и
замер.
Черная выжженная пустошь была перед ним, кривилось обугленной рукой
уцелевшее деревце, стояла на пороге разрушенного дома мать, и ее сухие губы
беззвучно кричали: "Нет!" Потом она медленно отняла от лица руки, обхватила
голову подростка, в котором Разведчик узнал себя.
Он явственно ощутил тонкий аромат фиалок и, не помня себя, ударил по
клавише связи с кораблем.
- Капитан, - закричал Май, - капитан!
- Спокойно, мальчик, - отчетливо сказал ровный голос Фирна, Он звучал
слишком ровно, и от этого у Мая почему-то запершило в горле.
- Капитан, - хрипло произнес он и, откашлявшись, продолжал звонко и
радостно: - Они говорят со мной, хотя я... я просто видел это во сне...
- Не волнуйся, Май. Они принимали все, что ты видел во сне. Должно
быть, ты видел это очень ярко и переживал слишком сильно. Излучатель не
понадобился. Ведь ты рожден художником, Май, а главное - ты сам прошел через
все это... А теперь, - тон Фирна изменился, - готовься к полету. Они ждут
нас.
- Но, капитан... значит, мы все-таки с самого начала ошибались.
Значит...
- Да, Май. Это значит, что универсален не язык математических формул,
что убеждает не безупречность логических построений. Мы доказывали им, что
пришли с миром, ибо знаем, что несет с собою война, и забывали о главном.
Ведь логика мертва в силу своей природы. Недаром ее построения так часто
бывают ложны, а иногда я даже думаю: не родилась ли она первоначально как
оружие обмана?.. Кроме того, я видел улыбку на том лице, о котором ты
умолчал...
Май опять перестал быть Разведчиком.
- Я думал... - смешался он.
- Понимаю, Май, - серьезно сказал капитан. - Дело не в этом. Просто,
увидев улыбку, я поверил, что Контакт все же возможен. Там, где есть юмор,
всегда найдется путь к взаимопониманию... Но хватит. Ты готов?
- Я готов, капитан.
...До границы, где начиналось гравитационное поле планеты, оставалось
еще далеко, но Разведчик, направлявший полет капсулы, был уверен, что Брони
больше не существует.
- Ну вот, - сказала девушка, чье лицо видел Май на экране. - Он уже
близко, и защита снята. Корабль тоже вышел из дрейфа и направляется в наш
район Системы. Как я рада, что предосторожность оказалась излишней! Подумать
только - первый Контакт!
- И все же, - рассудительно отозвался старший диспетчер Станции
наблюдения за Космосом, - вы проявили, Светлячок, недопустимое легкомыслие,
показав свое изображение Разведчику.
Был он сухопар, обстоятелен в мыслях и действиях и очень
дисциплинирован. А она отличалась порывистостью движений и яркой голубизной
глаз - деталь, которая и позволила Маю мгновенно определить ее
принадлежность к другому миру.
- Господи! - сердито воскликнула Светлячок. - Вам никогда не бывает
скучно?
- Сколько раз, - наставительно начал сухопарый, - я советовал вам
следить за своей речью. Это архаическое "господи"...
Но Светлячок непочтительно отмахнулась от начальства и совершенно
непоследовательно, на взгляд последнего, сказала мечтательно и тихо:
- Только чувства никогда не лгут. Но подумать только: и им пришлось
пройти через это...
А под горой, на которой стояла Станция, поспешно одевался в свой лучший
праздничный наряд прекрасный город.
Земля готовилась к встрече первых пришельцев.
Повесть
-----------------------------------------------------------------------
Искатель Э 2(164), 1988 (Приложение к журналу ЦК ВЛКСМ "Вокруг света")
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 21 января 2004 года
-----------------------------------------------------------------------
Прогулочный катер обогнул мыс с черными клыками скал, и здесь, за
прикрытием, сразу перестало качать.
На спокойной воде белыми пятнышками и скоплениями пятен колыхались
чайки, некоторые, поднявшись, кружили над катером, выпрашивая подачки.
- Господи, до чего красиво! - вздохнула Русанова, глядя на город,
обнимавший залив. - Все-таки в северной красе есть что-то необычайно милое.
- Старый город всегда хорош, - со снисходительной улыбкой одобрил ее
эмоции Самохин. - И новое они пристраивали со вкусом, не тяп-ляп... Нейтралы
убежденные! Столько лет не воевали - было время изысками заниматься. А ведь
в древности какими воителями числились... Викинги! Сколько стран при этом
слове трепетали! А затем взяли и изменили политику в корне, вот парадокс
необъяснимый.
- Не такой уж необъяснимый, если вспомнить хотя бы Полтаву, -
усмехнулась Русанова и посетовала, наблюдая близко спикировавшую чайку: -
Жаль, что ничего не захватила для птиц... Смотрите, как они трогательно
выпрашивают.
- Ну, по-моему, просто нахально, - возразил Самохин, приняв ее
напоминание за упрек в исторической неосведомленности. - Жадные, прожорливые
и крикливые! Зато изящны и этим создают впечатление. Как в жизни часто
бывает.
Во время командировки он пытался осторожно приволокнуться за Русановой,
получил вежливый, но предельно категоричный отпор и теперь относился к ней с
досадливым уважением.
- И все равно: голодных надо кормить, - упрямо сказала женщина. - Зато
и не оскудеет рука дающего.
Пожав плечами, Самохин обернулся, кивком указал на чаек стоявшему
неподалеку юному розовощекому матросу, и тот вскоре же принес два аккуратных
пакета.
- Пожалуйста, у них все предусмотрено, - Самохин заплатил за корм, и
матрос, улыбаясь, поблагодарил его. - Только бросайте подальше, их сейчас
столько над головами завертится, огадить могут.
Множество птиц действительно с пронзительным гамом затолклось в
воздухе. Русанова, смеясь, бросала им корм, и пакеты быстро пустели.
Вроде бы неторопливо стуча мотором, катер тем не менее быстро
приближался к причалам, прямыми полосками выдвинувшимся в море, и на одном
из них его поджидали двое одинаково высоких, представительных мужчин, но
один был много моложе другого.
- Все, птички, больше нету, - Русанова отбила ладонь о ладонь,
стряхивая крошки. - Теперь рыбу ловите.
- Ну, эти явно предпочитают жить подаянием, - снова счел нужным сбить
ее настрой Самохин. А увидев приближавшийся причал и двух мужчин на нем,
озабоченно взглянул на часы. - О, нас встречают, а мы и верно запаздываем...
На десять минут! Шеф наверняка волнуется.
Пассажиров на катере было немного, русские в числе первых поднялись на
причал, и младший из встречавших улыбнулся Русановой:
- Как вам понравилась прогулка?
- Благодарю вас, мистер Лундквист, было чудесно! И почти совсем не
качало.
- Вот именно, что "почти", - уточнил Самохин с дежурной улыбкой,
сопутствующей любому его разговору с иностранцами. - Просто моя спутница -
прирожденный морской волк, чего совсем не скажу о себе... Мы едем, да? Катер
опоздал на десять минут.
- Столько же у нас в запасе, и мы успеем, - заверил тот из шведов, что
был постарше. - Прошу вас...
Машина стояла неподалеку, перед гостями предупредительно распахнули
дверцы, и вскоре поток разнообразных лимузинов на магистрали принял еще
один.
Лицо Русановой, глядевшей сквозь боковое стекло, выражало простодушное
любопытство, Самохин смотрел прямо перед собой, человек рядом с Лундквистом
вежливо улыбался, вполоборота развернувшись к заднему сиденью, а Лундквист
вел машину с расчетливой лихостью, и путь оказался недолог.
Здание фирмы было многоэтажным, но, построенное с учетом рельефа
местности, не казалось высоким. В просторном вестибюле при виде входящих
поднялся из кресла дородный мужчина, не то похвалил, не то вежливо укорил с
начальственной снисходительностью:
- Ну знаете, точность просто отменная: минута в минуту... Однако ведь у
нас и отбытие сегодня, а дела еще не закончены. Вы, Елена Андреевна,
займитесь образцами, а мы с Леонидом Петровичем отправимся к коммерческому
директору. Вы пойдете с нами, господин Эдстрем?
- О, разумеется, господин Харлампиев, - заулыбался старший из шведов. -
Я провожу вас. Мой коллега моложе, ему я предоставлю удовольствие
сопровождать госпожу Русанову.
И, разделившись, они разошлись в разные стороны.
В полутемном зале была высвечена лишь круглая площадка, ограниченная
амфитеатром уходящих вверх рядов кресел.
Несколько манекенщиц с манерной развязностью и деланно-утомленными
лицами похаживали в освещенном пространстве, демонстрируя шубы, палантины и
меховые жакеты поверх повседневных и вечерних туалетов.
- Нет-нет, минуточку! - Русанова что-то отметила в блокноте, оставила
кресло и подошла к просмотровой площадке. - Н-нет... С песцами, по-моему,
все хорошо, а соболь - мех строгий, при всей импозантности... Его лучше
подавать с менее броскими туалетами.
- Хорошо, я вас понял, - кивнул Лундквист. - Магда! Попробуем третью
модель... Переоденьтесь и возвращайтесь. Очень жаль, что вы нас покидаете, -
снова обратился он к Русановой. - С вами я бы чувствовал себя уверенней,
демонстрируя образцы заинтересованным лицам.
- Не скромничайте, вы отлично знаете дело. А наши меха такого качества,
какое само по себе гарантирует успех. - Сделав еще одну пометку, она убрала
блокнот в сумочку. - Возвращаться необходимо: аукцион открывается через три
недели, и предстоит уйма работы. Вы приедете, конечно?
- Боюсь, что нет, - с сожалением вздохнул Лундквист. - Я всегда с
удовольствием посещаю Ленинград, но на этот раз в поездку снова намечают
Эдстрема... Магда, вы готовы? Прошу.
- Это, пожалуй, лучше, - оценила новый туалет Русанова. - Если можно -
помедленней...
- Медленней и с частыми поворотами, Магда! - приказал Лундквист. -
Начали!
Девушка поплыла по площадке, повернулась раз и другой, поплыла дальше.
Томно опустив ресницы, задержалась перед ними, и опять последовал разворот.
Магда отменно знала дело, была хороша собой, и мех шел ей.
Наблюдавший за всем этим из верхнего, невидного с площадки ряда
седоголовый человечек не обернулся, услышав, как кто-то появился сзади него,
только бросил коротко:
- Ну?
- Они готовы продать лишь несколько видов клеточных мехов, - сказал
Эдстрем, склоняясь пониже. - А в остальном ссылаются на незыблемые принципы
аукционных торгов: всем равные возможности.
- А подарки?
- Их шеф повел себя, как японец: улыбался, делая вид, что не понимает,
о чем идет речь! Его помощник от негодования совсем забыл английский, на
котором с трудом объясняется, а к женщине я не рискнул подступиться - судя
по всему, она из фанатичных патриоток интересов дела и государства.
- Тогда нечего было за ними так ухаживать... Садитесь. Ваше доверенное
лицо в России действительно заслуживает доверия?
- Оно готово на все, если мы выполним его условия.
- Мы их выполним, - кивнул человечек. - Внесите требуемую сумму на
банковский счет, по прибытии в Ленинград - покажете ему чек. А вручите,
когда станет принимать товар... О путях вывоза я позабочусь сам, понятно?
Эта партия соболей должна быть нашей, я так хочу! Торговля всегда
предусматривала известный риск, и мы рискнем. Но свести разумный риск к
минимуму - ваша задача. Поэтому соблюдайте крайнюю осторожность, чек при
расчете лучше вручать не вам самому, а через посредника с дипломатическим
прикрытием... Надеюсь, вы все уяснили?
- Да, конечно.
Внизу появились Харлампиев и Самохин, сели в кресла рядом с Русановой.
- Они научились торговать, ничего не скажешь, - откинулся на спинку
седоголовый. - К тому же у них есть что продать. Но и мы не потеряли
хватки... Проводите русских с возможной любезностью и начинайте готовиться к
поездке. Для напутственной беседы я вас вызову.
Он встал, едва возвышаясь над спинками кресел, не спеша двинулся вдоль
ряда, ушел.
В начале осени на Ленинград навалилась жара.
Кудесники из бюро прогнозов объясняли стремительное повышение ртутного
столбика нежданным вторжением воздуха из знойной Сахары, подсчитывали,
случалось ли нечто подобное в прошлом, а ленинградцы и гости города на Неве
сначала обрадовались, а затем несколько подустали от каждодневной жары.
На взморье, на островных пляжах и на пляже под стеной Петропавловской
крепости не то чтобы яблоку - семечку от него негде было упасть. Завезенное
в киоски мороженое расхватывали тотчас, возле цистерн с квасом загодя
выстраивались вереницы жаждущих, автоматы с газированной водой не успевали
глотать монеты.
Но вообще-то жизнь шла своим чередом, и Пассаж тоже торговал по
обыкновению бойко. В обувной отдел завезли модные босоножки, и уже на
подходе к отделу образовалась толпа.
- Неужели будем стоять, Светочка? - демонстрируя тоску во взоре,
обозрел столпотворение модниц молодой человек в безрукавке с эмблемой фирмы
"Адидас". - Ты только взгляни, что делается!
- Ну конечно, если бы давали какие-нибудь кроссовки или мокасины на
каблуке - так тебя бы очередь не испугала, - обиженно возразила Светочка. -
А мне нужны, нужны босоножки, и я буду стоять сколько надо! Ты бы лучше
узнал, достанется ли, чем настроение портить.
- Это туда сунуться? - Приподнявшись на носках, молодой человек с
испугом взглянул поверх голов. - Так там задавят или в клочья разорвут, пока
доберешься... Да и не поверит никто, что я спрашивать лезу.
Смерив его уничтожающим взглядом, подруга отвернулась, и тут же кто-то
осторожно тронул ее за локоть.
- Вам босоножки, прошу прощения, молодая-интересная?
Спрашивал мужчина неопределенного возраста, с лицом в пятнах от
облезшей кожи.
- Да... У вас есть? - тоже шепотом спросила Светочка, косясь на
соседок.
- Самого товара нет, а очередь могу уступить, если желаете.
- Как очередь?
- Ну что ты, не понимаешь? Гражданин где-то впереди стоит и хочет нас
поставить, - обрадованно вмешался молодой человек. - Сколько просишь за
услугу?
- Красную, - последовал быстрый ответ.
- Это десятку? Да они, наверно, и сами того не стоят! Ты даешь, дядя!..
- Хозяин - барин, я на горло не давлю.
Мужчина уже повернулся, чтобы отойти, но, взглянув в лицо Светочки,
обладатель фирменной безрукавки шагнул следом.
- Погоди... А где твоя очередь?
- Так щас моментом подойдет... Поставить? - оживился мужчина. -
Двигайте за мной, я на доверии... Человек - человеку друг, товарищ и брат, а
положенное в карман тиснете, как место укажу.
Троица исчезла в гудящей толпе, вскоре из нее выбрался продавший
очередь, отойдя в сторону, перевел дух, а затем вынул и проверил достоинство
оказавшейся в кармане купюры.
И услышал рядом тихий смешок.
- Полинял ты, Боря, полиня-ал, - укорил, покачивая головой, старик в
старомодной соломенной шляпе. - Это ж надо, какой промысел подыскал: люди со
смеху помрут... А кто и осудит!
Последние слова он произнес все так же посмеиваясь, но со значением, и
В полностью отключившемся от действительности и жившем теперь
самостоятельной жизнью сознании Разведчика роились, сменяясь, ослепительно
яркие и, как удар током, осязаемые видения. Свернувшись по детской привычке
клубочком, Май спал.
Примерно на половине пути к Системе, где находился теперь корабль,
экспедиция натолкнулась на открытие, сущность которого нашла в конце концов
свое выражение в формулировке Фирна:
- Можно считать доказанным, что произошло взаимное уничтожение двух
миров. Видимо, их обитатели не смогли найти надежной формы установления
Контакта, и это вызвало столкновение, повергшее за собою исход, трагический
для обеих сторон... Впрочем, что касается причины столкновения, то это лишь
мое предположение.
Мнение капитана разделили все, и, если отбросить объемистый отчет с
результатами анализов на остаточную радиоактивность и многочисленных
исследований другого рода, печальное открытие экспедиции было зафиксировано
в бортовом журнале приблизительно в тех выражениях, в которых его определил
Фирн. Практическим же выводом из этого явилась повышенная требовательность к
каждому из членов экипажа в смысле верности букве Космического устава. Когда
стал очевидным факт существования цивилизации на обнаруженной в чужой
Системе планете, вновь подверглись тщательнейшей проверке разработанные еще
в предполетной подготовке методы установления Контакта.
Перед стартом поисковой капсулы с борта корабля Фирн сказал Маю
следующее:
- Что бы ни случилось, ты должен помнить в первую очередь об
ответственности. Не исключено, что от тебя будет зависеть судьба не только
твоя, но и всей экспедиции. Помни об открытии, которое нашло нас в пути.
Конечно, поскольку это зависит от нас, в данном случае подобная трагедия
повториться не может. Но мы обязаны смотреть в далекое будущее... Вдруг
неудача нашей попытки насторожит или, что несравненно опаснее, испугает
обитателей чужой планеты, и они проявят агрессивность если не по отношению к
нам, то к новым пришельцам? Наша ответственность перед Разумом безмерна,
потому что именно мы - инициаторы Контакта. Действуй только по Инструкции. Я
тебе верю.
Май действовал строго по Инструкции, и ему не приходилось прилагать для
этого особых усилий - требования Космического устава давно стали второй
натурой Разведчика. И если после целого ряда сеансов связи с открытой
планетой он ощущал огромное утомление, то лишь потому, что таким оказался
характер его работы.
Очень быстро выяснилось: обитатели планеты в совершенстве владеют
техникой приема мыслеизлучений и их преобразования в объемные динамические и
даже озвученные изображения. Май, а вслед за ним и все члены экспедиции
поняли это, когда в ответ на заданную им в уме несложную алгебраическую
задачу на экране поисковой капсулы появилось графическое изображение
правильного ответа. Различия в начертании знаков были откорректированы без
труда - ведь задача относилась к разряду элементарных. Столь же успешной
оказалась вторая и множество других попыток. Экспедиция ликовала:
встреченный ею в необозримости большого Космоса мир достиг, несомненно,
чрезвычайно высокого уровня развития цивилизации. К тому же, судя по всему,
он развивался по законам, аналогичным тем, по которым шел в своем развитии
их собственный мир.
Тогда было решено перейти к следующей стадии установления Контакта. В
ней заключалась известная доля риска, но она была ничтожно мала - вряд ли
обитатели открытой планеты, если им вздумается проявить агрессивные
намерения, смогут, исходя из полученных сведений, определить район
галактики, в котором находилась родная планета астронавтов.
И Май начал мысленно рассказывать братьям по Разуму о себе и о своем
народе.
Напрягая волю и мозг, стараясь быть предельно четким, последовательным
и логичным, он мысленно рисовал сегодняшний день мира Гармонии.
Приспосабливаясь к обстановке, Разведчик заботился о том, чтобы его
повествование складывалось, как мозаичный рисунок, из отдельных законченных
фрагментов - словно книга из глав, сказали бы мы. Такой метод позволял
"слушателям" неизменно подтверждать факт получения информации ответными
изображениями, со скрупулезной последовательностью возникающими на экране
капсулы.
Май рисовал в воображении родной город, возрожденный из руин Великой,
или Кровавой, войны: прекрасные в своей неповторимости, но предельно
рациональные по конструкторскому решению дворцы жилых кварталов, утопающих в
зелени лесов; сферические громады подземных пещер-заводов; строгую четкость
движения экипажей в напряженные часы деловой половины дня и праздничную
раскованность толпы, отдыхающей в аллеях лесопарков; стерильную голубизну
операционных, где достигшие предела отпущенных природой норм существования
обретали новую жизнь, и ликующую полнокровную сумятицу на трибунах стадионов
в дни больших состязаний. Он рассказывал о торжестве Разума, воплощенном в
мудрой гармонии мыслящего существа с природой - деревьями и животными, о
законах высшей справедливости, когда каждый получает от Общества желаемое,
ибо стремления его разумны и здоровы, и главное среди них - потребность
создавать блага для того же самого общества. Май вдохновенно чеканил язык
своих мыслей, спеша поведать обретенным братьям обо всем, чего достигли
наука, искусство, техника его далекой родины.
И все, о чем мысленно рассказывал Разведчик, с безукоризненной
точностью возвращалось к нему в виде изображений на экране.
Май был счастлив: инопланетный мир их понимал!
С правильной периодичностью капсула приближалась к черте, за которой
прекращалась визуальная, а по всей вероятности, и электромагнитная связь с
планетой, потому что между ними оказывался ее единственный спутник. С
корабля поступала команда на отключение мыслеизлучателя, и Разведчик
неохотно переходил к отдыху, чтобы, проснувшись, с нетерпением ждать нового
цикла связи.
Однажды же связь прекратилась в самой середине передачи, и Май сразу
догадался, в чем дело: Увлекшись рассказом, весь во власти желания как можно
скорее донести до обитателей другого мира свое нетерпение, стремление
очутиться наконец на их земле, чтобы можно было приблизить глаза к глазам и
ощутить в руке тепло братской руки, он принялся рисовать картины уже не
настоящего, а будущего своей планеты.
Связь прервалась, и капитан строго проговорил:
- В тебе опять проснулся: художник, Май, но сейчас ты решаешь задачу
Разведчика. Не забывай об этом.
Голос Фирна прозвучал холодно, и Май внутренне похолодел. По существу,
это была угроза. Экзаменаторы-машины отвергли его кандидатуру именно потому,
что учуяли, как властно заявляет о себе художник в сердце Мая.
Излучатель заработал вновь, и Разведчик неловко попытался объяснить им,
что произошло недоразумение. Некоторое время экран был чист. Потом по нему
пробежала легкая рябь, как на воде в нашем пруду, когда задует легкий
ветерок. Рябь улеглась, и на экране родилось изображение лица. Маю было
достаточно одного взгляда, чтобы сообразить: это лицо человека из другого
мира, хотя оно ничем существенным не отличалось от лиц его
соотечественников, причем принадлежало девушке, к тому же очень красивой.
Секунду дочь чужой планеты смотрела ему прямо в. глаза, потом улыбнулась и
исчезла. Затем все пошло как обычно, но Разведчик мог бы поклясться, что его
поняли и не осуждают за ошибку.
Тогда-то он и нарушил в первый и в последний раз Инструкцию, не сообщив
на командный пункт о промелькнувшем на экране мимолетном чудесном видении.
Собственно, это, пожалуй, нельзя было назвать нарушением: вполне могло
оказаться, что лицо просто померещилось ему в результате переутомления. Май
добросовестно продолжал свои передачи, и у него совсем не оставалось времени
даже мысленно вернуться к случившемуся. Только его нетерпеливое желание
очутиться в таинственном мире стало еще сильнее. Между тем главное было
очень плохо, хотя Май и остальные члены экспедиции долго об этом не
догадывались. Не догадывался даже Фирн, так как именно он разрешил
Разведчику после шестого цикла связи предпринять попытку вступить в
непосредственный Контакт с чужой планетой.
Они рассуждали с безупречной логичностью. Обитатели другого "мира знали
- об экспедиции главное: она пришла с миром. Этот тезис Май повторял в
каждом цикле с особой добросовестностью, и недоразумений здесь быть не
могло. Поэтому после короткого инструктажа Разведчик направил капсулу к
планете, общий язык с обитателями которой был уже, как он считал, найден. Но
планета его не приняла.
Капсула уже вошла в сферу ее притяжения, Май выключил двигатели - и в
ту же секунду обнаружил существование Брони.
Серия настойчивых и в равной степени безрезультатных попыток
приблизиться к поверхности планеты с предельной убедительностью подтвердила
первую догадку: да, чужой мир окружил себя защитным полем, вскоре и
получившим на экстренном совещании экспедиции наименование Брони. На том же
совещании, проходившем в обстановке, чрезвычайно тягостной и полной
разочарования, выяснилось пресловутое печальное обстоятельство, которого
никто до сих пор не замечал. С несомненной готовностью принимая информацию
Мая и аккуратнейшим образом подтверждая ее получение, обитатели другого мира
ровно ничего не сообщали о себе. Правда, достаточно красноречивым был факт
того, что они решили в самом начале Контакта простейшую алгебраическую
задачу, предложенную им Разведчиком. Но это ни о чем не говорило, потому что
еще раньше они подтвердили свою способность принимать и расшифровывать
мыслеизлучения - куда более веское доказательство весьма высокого уровня
развития. Что же касается лица на экране, то теперь Май, особенно остро
переживавший неудачу, окончательно уверовал в его иллюзорность. Совещание
было долгим и невеселым. Его результатом и явилось решение предпринять
последнюю попытку - еще три витка по орбите спутника, куда, обнаружив Броню,
вернул Разведчик свою капсулу; если обитатели этого таинственного мира,
замкнувшегося в себе, сами не выкажут стремления установить с пришельцами
Контакт, значит, он не удался. Экспедиция покинет пределы Системы - таково
требование Устава.
Подходила к концу ночь. Приближалось время второго, предпоследнего
цикла связи с планетой.
Май открыл глаза и вопреки обыкновению не сразу включился в
действительность. Слишком сильны и глубоки были его сны, потому что Май был
рожден художником.
Он сделал над собой усилие, вновь стал Разведчиком, взглянул на экран и
замер.
Черная выжженная пустошь была перед ним, кривилось обугленной рукой
уцелевшее деревце, стояла на пороге разрушенного дома мать, и ее сухие губы
беззвучно кричали: "Нет!" Потом она медленно отняла от лица руки, обхватила
голову подростка, в котором Разведчик узнал себя.
Он явственно ощутил тонкий аромат фиалок и, не помня себя, ударил по
клавише связи с кораблем.
- Капитан, - закричал Май, - капитан!
- Спокойно, мальчик, - отчетливо сказал ровный голос Фирна, Он звучал
слишком ровно, и от этого у Мая почему-то запершило в горле.
- Капитан, - хрипло произнес он и, откашлявшись, продолжал звонко и
радостно: - Они говорят со мной, хотя я... я просто видел это во сне...
- Не волнуйся, Май. Они принимали все, что ты видел во сне. Должно
быть, ты видел это очень ярко и переживал слишком сильно. Излучатель не
понадобился. Ведь ты рожден художником, Май, а главное - ты сам прошел через
все это... А теперь, - тон Фирна изменился, - готовься к полету. Они ждут
нас.
- Но, капитан... значит, мы все-таки с самого начала ошибались.
Значит...
- Да, Май. Это значит, что универсален не язык математических формул,
что убеждает не безупречность логических построений. Мы доказывали им, что
пришли с миром, ибо знаем, что несет с собою война, и забывали о главном.
Ведь логика мертва в силу своей природы. Недаром ее построения так часто
бывают ложны, а иногда я даже думаю: не родилась ли она первоначально как
оружие обмана?.. Кроме того, я видел улыбку на том лице, о котором ты
умолчал...
Май опять перестал быть Разведчиком.
- Я думал... - смешался он.
- Понимаю, Май, - серьезно сказал капитан. - Дело не в этом. Просто,
увидев улыбку, я поверил, что Контакт все же возможен. Там, где есть юмор,
всегда найдется путь к взаимопониманию... Но хватит. Ты готов?
- Я готов, капитан.
...До границы, где начиналось гравитационное поле планеты, оставалось
еще далеко, но Разведчик, направлявший полет капсулы, был уверен, что Брони
больше не существует.
- Ну вот, - сказала девушка, чье лицо видел Май на экране. - Он уже
близко, и защита снята. Корабль тоже вышел из дрейфа и направляется в наш
район Системы. Как я рада, что предосторожность оказалась излишней! Подумать
только - первый Контакт!
- И все же, - рассудительно отозвался старший диспетчер Станции
наблюдения за Космосом, - вы проявили, Светлячок, недопустимое легкомыслие,
показав свое изображение Разведчику.
Был он сухопар, обстоятелен в мыслях и действиях и очень
дисциплинирован. А она отличалась порывистостью движений и яркой голубизной
глаз - деталь, которая и позволила Маю мгновенно определить ее
принадлежность к другому миру.
- Господи! - сердито воскликнула Светлячок. - Вам никогда не бывает
скучно?
- Сколько раз, - наставительно начал сухопарый, - я советовал вам
следить за своей речью. Это архаическое "господи"...
Но Светлячок непочтительно отмахнулась от начальства и совершенно
непоследовательно, на взгляд последнего, сказала мечтательно и тихо:
- Только чувства никогда не лгут. Но подумать только: и им пришлось
пройти через это...
А под горой, на которой стояла Станция, поспешно одевался в свой лучший
праздничный наряд прекрасный город.
Земля готовилась к встрече первых пришельцев.
Повесть
-----------------------------------------------------------------------
Искатель Э 2(164), 1988 (Приложение к журналу ЦК ВЛКСМ "Вокруг света")
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 21 января 2004 года
-----------------------------------------------------------------------
Прогулочный катер обогнул мыс с черными клыками скал, и здесь, за
прикрытием, сразу перестало качать.
На спокойной воде белыми пятнышками и скоплениями пятен колыхались
чайки, некоторые, поднявшись, кружили над катером, выпрашивая подачки.
- Господи, до чего красиво! - вздохнула Русанова, глядя на город,
обнимавший залив. - Все-таки в северной красе есть что-то необычайно милое.
- Старый город всегда хорош, - со снисходительной улыбкой одобрил ее
эмоции Самохин. - И новое они пристраивали со вкусом, не тяп-ляп... Нейтралы
убежденные! Столько лет не воевали - было время изысками заниматься. А ведь
в древности какими воителями числились... Викинги! Сколько стран при этом
слове трепетали! А затем взяли и изменили политику в корне, вот парадокс
необъяснимый.
- Не такой уж необъяснимый, если вспомнить хотя бы Полтаву, -
усмехнулась Русанова и посетовала, наблюдая близко спикировавшую чайку: -
Жаль, что ничего не захватила для птиц... Смотрите, как они трогательно
выпрашивают.
- Ну, по-моему, просто нахально, - возразил Самохин, приняв ее
напоминание за упрек в исторической неосведомленности. - Жадные, прожорливые
и крикливые! Зато изящны и этим создают впечатление. Как в жизни часто
бывает.
Во время командировки он пытался осторожно приволокнуться за Русановой,
получил вежливый, но предельно категоричный отпор и теперь относился к ней с
досадливым уважением.
- И все равно: голодных надо кормить, - упрямо сказала женщина. - Зато
и не оскудеет рука дающего.
Пожав плечами, Самохин обернулся, кивком указал на чаек стоявшему
неподалеку юному розовощекому матросу, и тот вскоре же принес два аккуратных
пакета.
- Пожалуйста, у них все предусмотрено, - Самохин заплатил за корм, и
матрос, улыбаясь, поблагодарил его. - Только бросайте подальше, их сейчас
столько над головами завертится, огадить могут.
Множество птиц действительно с пронзительным гамом затолклось в
воздухе. Русанова, смеясь, бросала им корм, и пакеты быстро пустели.
Вроде бы неторопливо стуча мотором, катер тем не менее быстро
приближался к причалам, прямыми полосками выдвинувшимся в море, и на одном
из них его поджидали двое одинаково высоких, представительных мужчин, но
один был много моложе другого.
- Все, птички, больше нету, - Русанова отбила ладонь о ладонь,
стряхивая крошки. - Теперь рыбу ловите.
- Ну, эти явно предпочитают жить подаянием, - снова счел нужным сбить
ее настрой Самохин. А увидев приближавшийся причал и двух мужчин на нем,
озабоченно взглянул на часы. - О, нас встречают, а мы и верно запаздываем...
На десять минут! Шеф наверняка волнуется.
Пассажиров на катере было немного, русские в числе первых поднялись на
причал, и младший из встречавших улыбнулся Русановой:
- Как вам понравилась прогулка?
- Благодарю вас, мистер Лундквист, было чудесно! И почти совсем не
качало.
- Вот именно, что "почти", - уточнил Самохин с дежурной улыбкой,
сопутствующей любому его разговору с иностранцами. - Просто моя спутница -
прирожденный морской волк, чего совсем не скажу о себе... Мы едем, да? Катер
опоздал на десять минут.
- Столько же у нас в запасе, и мы успеем, - заверил тот из шведов, что
был постарше. - Прошу вас...
Машина стояла неподалеку, перед гостями предупредительно распахнули
дверцы, и вскоре поток разнообразных лимузинов на магистрали принял еще
один.
Лицо Русановой, глядевшей сквозь боковое стекло, выражало простодушное
любопытство, Самохин смотрел прямо перед собой, человек рядом с Лундквистом
вежливо улыбался, вполоборота развернувшись к заднему сиденью, а Лундквист
вел машину с расчетливой лихостью, и путь оказался недолог.
Здание фирмы было многоэтажным, но, построенное с учетом рельефа
местности, не казалось высоким. В просторном вестибюле при виде входящих
поднялся из кресла дородный мужчина, не то похвалил, не то вежливо укорил с
начальственной снисходительностью:
- Ну знаете, точность просто отменная: минута в минуту... Однако ведь у
нас и отбытие сегодня, а дела еще не закончены. Вы, Елена Андреевна,
займитесь образцами, а мы с Леонидом Петровичем отправимся к коммерческому
директору. Вы пойдете с нами, господин Эдстрем?
- О, разумеется, господин Харлампиев, - заулыбался старший из шведов. -
Я провожу вас. Мой коллега моложе, ему я предоставлю удовольствие
сопровождать госпожу Русанову.
И, разделившись, они разошлись в разные стороны.
В полутемном зале была высвечена лишь круглая площадка, ограниченная
амфитеатром уходящих вверх рядов кресел.
Несколько манекенщиц с манерной развязностью и деланно-утомленными
лицами похаживали в освещенном пространстве, демонстрируя шубы, палантины и
меховые жакеты поверх повседневных и вечерних туалетов.
- Нет-нет, минуточку! - Русанова что-то отметила в блокноте, оставила
кресло и подошла к просмотровой площадке. - Н-нет... С песцами, по-моему,
все хорошо, а соболь - мех строгий, при всей импозантности... Его лучше
подавать с менее броскими туалетами.
- Хорошо, я вас понял, - кивнул Лундквист. - Магда! Попробуем третью
модель... Переоденьтесь и возвращайтесь. Очень жаль, что вы нас покидаете, -
снова обратился он к Русановой. - С вами я бы чувствовал себя уверенней,
демонстрируя образцы заинтересованным лицам.
- Не скромничайте, вы отлично знаете дело. А наши меха такого качества,
какое само по себе гарантирует успех. - Сделав еще одну пометку, она убрала
блокнот в сумочку. - Возвращаться необходимо: аукцион открывается через три
недели, и предстоит уйма работы. Вы приедете, конечно?
- Боюсь, что нет, - с сожалением вздохнул Лундквист. - Я всегда с
удовольствием посещаю Ленинград, но на этот раз в поездку снова намечают
Эдстрема... Магда, вы готовы? Прошу.
- Это, пожалуй, лучше, - оценила новый туалет Русанова. - Если можно -
помедленней...
- Медленней и с частыми поворотами, Магда! - приказал Лундквист. -
Начали!
Девушка поплыла по площадке, повернулась раз и другой, поплыла дальше.
Томно опустив ресницы, задержалась перед ними, и опять последовал разворот.
Магда отменно знала дело, была хороша собой, и мех шел ей.
Наблюдавший за всем этим из верхнего, невидного с площадки ряда
седоголовый человечек не обернулся, услышав, как кто-то появился сзади него,
только бросил коротко:
- Ну?
- Они готовы продать лишь несколько видов клеточных мехов, - сказал
Эдстрем, склоняясь пониже. - А в остальном ссылаются на незыблемые принципы
аукционных торгов: всем равные возможности.
- А подарки?
- Их шеф повел себя, как японец: улыбался, делая вид, что не понимает,
о чем идет речь! Его помощник от негодования совсем забыл английский, на
котором с трудом объясняется, а к женщине я не рискнул подступиться - судя
по всему, она из фанатичных патриоток интересов дела и государства.
- Тогда нечего было за ними так ухаживать... Садитесь. Ваше доверенное
лицо в России действительно заслуживает доверия?
- Оно готово на все, если мы выполним его условия.
- Мы их выполним, - кивнул человечек. - Внесите требуемую сумму на
банковский счет, по прибытии в Ленинград - покажете ему чек. А вручите,
когда станет принимать товар... О путях вывоза я позабочусь сам, понятно?
Эта партия соболей должна быть нашей, я так хочу! Торговля всегда
предусматривала известный риск, и мы рискнем. Но свести разумный риск к
минимуму - ваша задача. Поэтому соблюдайте крайнюю осторожность, чек при
расчете лучше вручать не вам самому, а через посредника с дипломатическим
прикрытием... Надеюсь, вы все уяснили?
- Да, конечно.
Внизу появились Харлампиев и Самохин, сели в кресла рядом с Русановой.
- Они научились торговать, ничего не скажешь, - откинулся на спинку
седоголовый. - К тому же у них есть что продать. Но и мы не потеряли
хватки... Проводите русских с возможной любезностью и начинайте готовиться к
поездке. Для напутственной беседы я вас вызову.
Он встал, едва возвышаясь над спинками кресел, не спеша двинулся вдоль
ряда, ушел.
В начале осени на Ленинград навалилась жара.
Кудесники из бюро прогнозов объясняли стремительное повышение ртутного
столбика нежданным вторжением воздуха из знойной Сахары, подсчитывали,
случалось ли нечто подобное в прошлом, а ленинградцы и гости города на Неве
сначала обрадовались, а затем несколько подустали от каждодневной жары.
На взморье, на островных пляжах и на пляже под стеной Петропавловской
крепости не то чтобы яблоку - семечку от него негде было упасть. Завезенное
в киоски мороженое расхватывали тотчас, возле цистерн с квасом загодя
выстраивались вереницы жаждущих, автоматы с газированной водой не успевали
глотать монеты.
Но вообще-то жизнь шла своим чередом, и Пассаж тоже торговал по
обыкновению бойко. В обувной отдел завезли модные босоножки, и уже на
подходе к отделу образовалась толпа.
- Неужели будем стоять, Светочка? - демонстрируя тоску во взоре,
обозрел столпотворение модниц молодой человек в безрукавке с эмблемой фирмы
"Адидас". - Ты только взгляни, что делается!
- Ну конечно, если бы давали какие-нибудь кроссовки или мокасины на
каблуке - так тебя бы очередь не испугала, - обиженно возразила Светочка. -
А мне нужны, нужны босоножки, и я буду стоять сколько надо! Ты бы лучше
узнал, достанется ли, чем настроение портить.
- Это туда сунуться? - Приподнявшись на носках, молодой человек с
испугом взглянул поверх голов. - Так там задавят или в клочья разорвут, пока
доберешься... Да и не поверит никто, что я спрашивать лезу.
Смерив его уничтожающим взглядом, подруга отвернулась, и тут же кто-то
осторожно тронул ее за локоть.
- Вам босоножки, прошу прощения, молодая-интересная?
Спрашивал мужчина неопределенного возраста, с лицом в пятнах от
облезшей кожи.
- Да... У вас есть? - тоже шепотом спросила Светочка, косясь на
соседок.
- Самого товара нет, а очередь могу уступить, если желаете.
- Как очередь?
- Ну что ты, не понимаешь? Гражданин где-то впереди стоит и хочет нас
поставить, - обрадованно вмешался молодой человек. - Сколько просишь за
услугу?
- Красную, - последовал быстрый ответ.
- Это десятку? Да они, наверно, и сами того не стоят! Ты даешь, дядя!..
- Хозяин - барин, я на горло не давлю.
Мужчина уже повернулся, чтобы отойти, но, взглянув в лицо Светочки,
обладатель фирменной безрукавки шагнул следом.
- Погоди... А где твоя очередь?
- Так щас моментом подойдет... Поставить? - оживился мужчина. -
Двигайте за мной, я на доверии... Человек - человеку друг, товарищ и брат, а
положенное в карман тиснете, как место укажу.
Троица исчезла в гудящей толпе, вскоре из нее выбрался продавший
очередь, отойдя в сторону, перевел дух, а затем вынул и проверил достоинство
оказавшейся в кармане купюры.
И услышал рядом тихий смешок.
- Полинял ты, Боря, полиня-ал, - укорил, покачивая головой, старик в
старомодной соломенной шляпе. - Это ж надо, какой промысел подыскал: люди со
смеху помрут... А кто и осудит!
Последние слова он произнес все так же посмеиваясь, но со значением, и