Перевод: Т.Моисеевой
Издательство: Журнал "Искатель" #2.1974 г.
OCR&SpellCheck: The Stainless Steel Cat (steel_cat@pochtamt.ru)
Роджер Бейкер
Бетонный остров
Саймон не сказал никому, когда нашел это в первый раз. Он запрятал это
подальше в карман своего темно-серого комбинезончика и вернулся к детям
рисовать на песке карты. Вечером незаметно от мамы он быстро сунул это под
подушку. Джейн поцеловала его перед сном и прикрыла за собой дверь. Когда
медленно сгустились фиолетовые сумерки, Саймон поднялся, оперся на руку и
осмотрел это.
Оно было совсем непонятное: мягкое, гнулось, но не ломалось. И было
красивого, какого-то нового для Саймона цвета. А запах был странный...
Саймон вдохнул его еще и еще, и вдруг ему стало не по себе. И он силился
вспомнить, что бы это могло быть и было ли это с ним раньше. Но в пять лет
подолгу не раздумываешь ночами, и незаметно подкрадываются сны...
На другой день оно потемнело и легко растиралось в ладони. Саймону
стало противно, он выбросил его и пошел поискать еще.
Саймон послонялся немного по песочнице, а затем метнулся через мощеную
площадку для игр вниз по вертикальной белой лестнице к нижнему уровню. Это
была запретная для детей территория.
Пекло солнце. Саймон стоял на треугольной площадке, отгороженной с двух
сторон стеной. Третья сторона обрывалась. Там, на трассе, далеко внизу -
безостановочное движение в двадцать четыре ряда.
Он огляделся, удостоверился, что никого нет, и направился в угол, где
сходились стены. Здесь они неплотно прилегали друг к другу, и мальчик
протиснулся в щель между ними.
* * *
- Саймон, милый, ну что еще там у тебя? - спросила Джейн, когда Саймон,
пыхтя, весь в пыли, явился домой подкрепиться.
- О, ничего особенного, мамочка, - сказал он. Но все выдавало его, и
Джейн рассмеялась. Держа руку за спиной, он боком продвигался к своей
комнате, стараясь улизнуть.
Она наклонилась над ним:
- Пойдем-ка, пойдем, покажи маме.
Очень неохотно он вытащил руку из-за спины и раскрыл кулачок.
Джейн оцепенела, глядя на его ладонь. Наконец она заговорила, боясь,
что Саймон услышит, как дрожит ее голос:
- Где ты это нашел?
Саймон замялся. Мама рассердится, если узнает, что он спускался на
запретный нижний уровень, так близко от обрыва.
- Ну, оттуда... - небрежно бросил он.
- Понятно. Ты покажешь папе, где именно?
Саймон расплакался:
- Не сердись, мамочка. Пожалуйста!
Внезапно она судорожно обняла его.
- Я не сержусь, милый. Давай забудем об этом. - Ее слезы упали на
светлые прядки сына. - Поди помой руки, - сказала она быстро и отвернулась к
окну. Он не увидел ее блестящих от слез щек.
Джейн разжала пальцы. Вот оно, рассекает ее ладонь, словно глубокая
рана. Ей захотелось немедленно выбросить это прочь, швырнуть в мусоропровод!
Пусть истлеет там под грудой банок и картонок, станет прахом. Но это
означало - скрыть! А скрыть - это все равно, что подписать себе смертный
приговор. Джейн хорошо знала, что власти неумолимы в таких случаях. Стоя у
окна и глядя вниз, она в смятении ждала прихода Роберта.
Они жили невысоко, на тридцать втором этаже. Далеко внизу тянулась
трасса безостановочного движения от Северной Шотландии до побережья
Средиземноморья. Под солнцем она светящейся лентой леререзала Англию,
перепрыгивала через пролив, делила надвое Францию и там, дальше, соединялась
с такими же дорогами из Скандинавии, Испании.
Все было ослепительно вокруг, даже сквозь темные очки, обязательные
здесь для каждого. Повсюду, насколько хватал глаз, свет отражался от
блестящих блоков квартир, учреждений, заводов со стеклянными стенами. Между
ними тянулись торговые уровни, соединенные пролетами лестниц с уровнями для
развлечений и спортивными уровнями. Тропинки сплошь были вымощены розовыми
плитами. Песочницы наполнены мельчайшим серебристым песком. Плавательные
бассейны выложены глянцевитым голубым кафелем.
- Что ты будешь с этим делать, мамочка? - Она не заметила, как подошел
Саймон, и вздрогнула от его вопроса.
- Мы положим это вон на ту полочку, пока папа не вернется с работы. -
Сейчас было важно говорить как можно легче, как будто речь шла просто о
куске металла или необычно окрашенном осколке стекла.
Она вынула сосуд, наполнила водой и растворила в нем большую ложку
белого порошка. Пока Саймон пил то, что называлось молоком, Джейн спросила
как бы между прочим:
- Ты показал это кому-нибудь еще?
- Нет, это секрет, мой секрет, - повторил Саймон, довольный тем, что
мама больше заинтересовалась самой вещью и не спрашивает, где он это
раздобыл. И добавил доверительным шепотом: - Я уже три нашел.
Сердце Джейн сжалось от нового приступа страха: три!
- А что ты сделал с другими? - В голове ее пронеслось: он ведь может
оставить их в лифте, песочнице или бассейне.
- Я выбросил их. В мусоропровод. Они стали противными. - Он помедлил. -
Даже смешно. Первая почернела и размякла, а вторая пожелтела и высохла. Что
это такое, мама?
- Не знаю, Саймон. Может быть, папа скажет, - поспешно ответила она.
Только бы он не догадался, что с ней сейчас творится. - Поди побегай, потом
можешь поплавать. И возвращайся до дождя.
В жаркие летние вечера с шести до восьми ежедневно Министерство погоды
устраивало двухчасовые сеансы дождей. Для очистки бетона и освежения
атмосферы.
Саймон умчался, размахивая на бегу своим маленьким полотенцем. Он любил
плавать и уже чувствовал себя уверенно в бассейне для взрослых.
Джейн снова взглянула на это. Если Саймон и в самом деле еще никому не
сказал, может быть, удастся избежать вмешательства властей.
Ей вспомнился разговор Саймона с отцом. Мальчик рос очень
любознательным, и Роберт гордился сыном.
- Папа, что такое "цветет"?
- Это когда из некрасивого и обычного что-то становится приятным,
хорошеньким.
- Непонятное слово, папа, - не успокаивался Саймон. - Откуда оно
взялось?
Саймон всегда спрашивал, как произошло слово, с тех пор как Роберт
сказал ему, что небоскребы, построенные несколько сот лет назад, называются
так потому, что люди сначала думали, будто небоскребы действительно касаются
неба.
Роберт отвел глаза в сторону, ему пришлось сказать, что он не знает,
как произошло слово "цветет". А позже он жаловался Джейн: "Спросил бы
что-нибудь попроще. Например, что такое секс". Они расхохотались.
* * *
Роберт пришел домой усталый и разгоряченный. Он был работником нижнего
уровня в Министерстве науки, а это означало, что, помимо него, в служебной
комнате находилось еще тридцать девять человек. А некто чином выше занимал
комнаты на нижних, прохладных и более затененных этажах.
Джейн засыпала темно-коричневый порошок в сосуд с водой, и сейчас же
запенилось светло-палевое пиво. Роберт пил с наслаждением, утирая потное
лицо.
Джейн знала, любое вступление сейчас бесполезно, поэтому сразу взяла
это с полки и протянула Роберту:
- Это нашел Саймон.
Роберт замер и медленно протянул руку:
- Нет, только не Саймон... - глухо пробормотал он. - Но где, как?
- Не знаю. Я не спрашивала. Не хотела запугивать мальчика.
Роберт продолжал машинально прихлебывать пиво.
- Ну что будем делать? - спросила Джейн после долгого молчания.
- Кто-нибудь еще знает?
- Во всяком случае, он уверял, что никто.
- Хорошо, хорошо... Тогда рискнем. Как бы не обратим внимания. Я должен
подумать.
* * *
Все ушли. В бассейне остались только Саймон и Сэмми Про-бик. Они
плавали наперегонки.
- Что ж, может, ты и быстрей меня, - уязвленно говорил Сэмми, выходя из
воды на несколько секунд позже Саймона. - А спорим, вот туда ты ни за что не
пойдешь! - он торжественно показал в направлении запретной территории.
- Бывал много раз, - с видом превосходства ответил Саймон.
- Ты? Один?
- Я. Тысячу раз! - продолжал Саймон и, видя недоверчивое выражение лица
Сэмми, сообщил: - И нашел там такое, что ты и во сне не видел!
Таинственное...
- Тише! А что это?
- Не скажу.
- И нет тогда у тебя ничего таинственного! И ты не был там.
- Нет, был, был! - затопал Саймон ногами.
- Ну, тогда пойди вниз!
Саймон замешкался. И Сэмми бросил вызов:
- Спорим, что струсишь?!
* * *
- Все-таки я не понимаю, какой от этого вред. И такому маленькому
мальчику, как Саймон? - недоумевала Джейн.
- Это может привести к пробуждению подсознательной памяти, так считают
власти. Люди вспомнят то, что приучены крепко-накрепко забыть. И тогда
родится недовольство, - сказал Роберт.
- Но даже я не могу вспомнить, видела ли я эту вещь раньше. Что же
может вспомнить ребенок?
- Но, дорогая Джейн, - Роберт обхватил рукой ее узкие плечи, - ведь ты
догадываешься, не так ли?
- Я думаю, да.
- А Саймон - нет. В этом-то и вся идея: вырастить поколение, которое
понятия не имеет о том, что было раньше. До этого. - Он показал жестом на
теснящуюся громаду зданий вокруг. - Любой ценой не дать размножиться этой
вещи. И не только экономически это немыслимо. Если люди это увидят, их
память может взбунтоваться, приведет к неповиновению и дальше - к безумию...
- Ты преувеличиваешь. Вряд ли так много вреда...
- Слушай, Джейн, - он повернул ее к себе лицом. - Ты же знаешь, что
видят люди, лишенные долгое время воды. Миражи: фонтаны, бассейны... Теперь
представь, как поведет себя население Британии, если в их памяти отчетливо и
резко всплывет то, чего людям так не хватает и без чего мы уже приучены
обходиться. Вот почему так беспощадны власти, так... неумолимы. - Его голос
дрогнул.
- Но ведь только мы одни знаем, правда? Правда, Роберт?
- Конечно. Но источник нужно немедленно разрушить. Мне придется
попросить Саймона показать это место и сделать все самому.
- Мы все пойдем, - сказала Джейн.
- Но помни, - добавил Роберт, - если Саймон уже сказал кому-нибудь, жди
незваных гостей.
* * *
Грузная фигура в черных брюках высилась на верхней площадке лестницы.
Это была миссис Пробик.
- Что ты делаешь там внизу, маленькая обезьяна? - грубо и громко
закричала она.
Сэмми тотчас принялся реветь:
- Это все он! Он заставил меня.
Потом в углу между стенами возник Саймон.
Миссис Пробик вспыхнула. Она ненавидела родителей Саймона. У Роберта
была более интеллигентная работа, чем у ее мужа, мистера Пробика. Она
обеспечивала ему больше выходных дней и невысокий этаж в доме,
- Ну, погоди! Матери твоей скажу! - закричала она, выволакивая Сэмми с
последних ступенек. Саймон карабкался медленно, зажав что-то в кулаке.
- Что ж ты там нашел? - начала было она и вдруг все поняла. - Сэмми,
отойди! - вскрикнула она в ужасе. - Не смей приближаться к этому грязному
мальчишке! - Она попятилась, прикрывая собой сына. - Надо сообщить
кому-нибудь... - бормотала она. Выражение злости на ее лице сменилось теперь
страхом.
* * *
Да, Роберту всегда становилось обидно, если мальчишка видел, что отец
не в состоянии ответить на какой-нибудь вопрос. Ведь тогда страдала его
репутация человека с широким кругом знаний, признанная даже взрослыми.
- Папа, оно так забавно пахнет, - говорил Саймон, - и что-то мне
напоминает. Но вспомнить не могу. - И, следя за выражением папиного лица,
добавил: - Приятное как будто бы...
- Ты видишь, - прошептал Роберт. Джейн кивнула.
- Саймон, попытайся забыть об этом и никогда не ходить туда снова и не
прикасаться к нему. А если еще раз найдешь, скажи только нам. - Роберт
говорил мягко, но подчеркивая каждое слово.
- Хорошо, папа, - доверчиво согласился Саймон. - А миссис Пробик
рассердилась, когда увидела это. - Он зевнул, собираясь идти спать.
Джейн схватила Роберта за руку:
- Только не миссис Пробик!
- Ты ей показал?! - резко и требовательно прозвучал голос отца. Саймон
понял, что произошло что-то непоправимое. Нижняя губа его задрожала.
Помедлив, он рассказал все как было.
- И я даже Сэмми показать не успел, - прохныкал он в конце концов. По
крышам и панелям забарабанил дождь.
- Иди спать, Саймон, - ласково проговорил Роберт. Мальчик подавленно
вышел.
- Тогда вот что, Джейн, - Роберт подошел к ней. - Нам придется
немедленно сообщить. Откладывать нельзя. Будет хуже.
- Разве мы... разве мы не можем сделать вид, что ничего не случилось? -
всхлипнула Джейн. - Мы скажем, что это она нам назло. Она всегда нам
завидовала.
- Нет. Власти знают, что здесь, кроме злобы, есть кое-что пострашнее.
Она могла по-настоящему ужаснуться и теперь считает своим долгом сообщить
куда следует. Конечно, она спешит, потому что справедливо боится, что это
пахнет смертью.
- Что же будет? - голос Джейн был едва слышен сквозь шум дождя. - Они
его заберут? Роберт задумался:
- Очевидно, остаться здесь ему не разрешат. Не позволят и общаться с
другими детьми. Может быть, ненадолго возьмут на лечение... Они это так
называют. И это было бы еще великодушно. Иначе он станет... изгоем.
- Тогда мы поедем с ним. Любой ценой!
Сквозь потоки дождя далеко внизу они увидели черный геликоптер. Он
повисел в воздухе над площадкой их блока, а затем приземлился на
темно-розовой мостовой. Появились четверо. Рядом с ними можно было
разглядеть приземистую фигуру миссис Пробик. Она вела, показывала...
Джейн и Роберт пошли к Саймону. Он с тревогой поглядел на них из-под
простыни. Но, заметив, что они улыбаются, затих. Джейн поцеловала его.
- Папочка, - бормотал он, засыпая, - что такое обезьяна? - Джейн
отвернулась.
- Я скажу тебе утром, - прошептал Роберт, наклоняясь и целуя его. Они
вышли, тихо прикрыв дверь. Звонок прозвенел резко. Роберт повернулся:
- Притворяться не будем, Джейн. Положи это на стол. - Он помедлил
секунду. - Они еще могут сжалиться... - И пошел открывать.
Сверху низвергались яростные потоки. Проходила очередная очистительная
процедура: очищали бетон и атмосферу. Другого назначения дождя на бетонном
острове не существовало. Как не существовало и растительности...
Джейн взяла с полки и, содрогнувшись, положила на стол длинный зеленый
стебелек травы.
Издательство: Журнал "Искатель" #2.1974 г.
OCR&SpellCheck: The Stainless Steel Cat (steel_cat@pochtamt.ru)
Владимир Осинский
Универсальный язык
"В эпоху первых Контактов был случай взаимоуничтожения двух планет в
результате того, что их обитатели не поняли друг друга".
(Из Истории первых Контактов)
- Передача прекращена, - медленно произнес Май. - Отдых. Конец.
Движением, полным усталости, он откинулся на спинку кресла, и та
послушно подалась под ним. Май поворочался на образовавшемся мягком ложе,
устраиваясь поудобнее. Теперь спать, спать... Но сон не приходил и отдыха не
было. Май с завистью подумал о тех, кто был на борту. Корабль описывает
гигантскую замкнутую кривую на далекой окраине этой чужой Системы. В его
просторной кают-компании собралась сейчас половина экипажа. Говорят,
разумеется, о нем, вернее, о полете его поисковой капсулы вокруг
безжизненного спутника загадочной планеты, единственной в Системе, где, судя
по всему, могла существовать разумная жизнь.
Теперь сомнений уже не оставалось. Планета была обитаемой, и те, кто на
ней жил, не замедлили со всей определенностью информировать об этом
космических пришельцев: сначала, естественно, Мая, а через экран его капсулы
- всю экспедицию. Но знали ли они, что поисковая капсула - всего лишь
вестовой большого корабля, дрейфующего за миллионы километров от них?
Разведчик был уверен: знали. Не могли не прийти к этому выводу, потому
что...
- Ты спишь? - голос Фирна прозвучал приглушенно, как говорим мы, чтобы
не разбудить человека на случай, если он все-таки уснул, хотя это и
маловероятно.
Нить мыслей мгновенно прервалась. Май четко ответил:
- Нет. Я готов, капитан.
Последняя фраза была обычной формулой из Космического устава, прочно
закрепившейся в сознании. Она вырвалась непроизвольно. Разведчик знал, что
он имеет право отвечать не по-уставному, и Фирн тут же подтвердил это,
сказав необычно мягко:
- Ничего не требуется. Я просто хотел спросить, не нужно ли тебе
принудительное отключение. Ты переутомлен, Май, и, может...
- Не надо! - поспешно сказал разведчик. - Я сам.
- Как знаешь.
В голосе капитана было удовлетворение.
Поисковая капсула управлялась с корабля. Оттуда, с командного пункта
экспедиции, включались системы объемного мыслеизлучателя и экрана,
рассчитанного на прием ответных сигналов с чужой планеты; точно так же в
случае необходимости могла быть подана команда на экстренное удаление
капсулы с ее орбиты и возвращение на борт корабля. Только спуск на
поверхность, если такое решение будет принято, Разведчику предстояло
осуществить самому.
Но спуск задерживался.
Май включил сигнал вызова.
- Капитан, - сказал он. - Мы в чем-то ошиблись? Неужели мы в чем-то
ошиблись? Но в чем?
Фирн отозвался не сразу, и, по существу, ответа в его словах не было.
- Постарайся заснуть. Не тревожься, Май...
Разведчик вновь остался наедине со своими мыслями.
"Не тревожься", - сказал капитан. Почему он сказал так? Разве не было
десятков испытаний и Май не выдержал их? Стать Разведчиком - высшая честь
для астролетчика, ибо здесь отбираются единицы из сотен. Разведчик - тот,
кто первым вступает в Контакт, его могут ждать неожиданности настолько
многочисленные и разнообразные, что диапазон допускаемых версий практически
неограничен. Такова самая суть Контакта - встречи с неведомым миром.
Конечно, ты можешь погибнуть, но не в этом самое страшное, и так говорят не
ради красивой фразы. Просто так и есть на самом деле: ничтожная ошибка,
допущенная Разведчиком в процессе установления Контакта, может обернуться
последствиями самыми тяжелыми, вплоть до катастрофы в глобальных масштабах.
Ведь встречаются два мира - две истории, две цивилизации, два образа
мышления, два... Словом, все может оказаться разным, а возможно,
противоречивым и даже враждебным. Не так ли было в последней, Великой войне,
хотя в ней стояли друг против друга отнюдь не обитатели разных планет. Даже
океан не разделяя их, и тем не менее два мира оказались настолько
противоположными друг другу, что исключалась всякая возможность компромисса.
Когда в страну Мая вторглись военные машины врагов, каждому стало ясно:
победа или исчезновение с лица планеты, дальнейшая жизнь по законам, по
которым жил его мир или смерть. Середины не оставалось. Это понимали даже
малыши - такие, каким был в то время он, Май.
Давнишнее, сначала смутное, воплощенное только в чувство, воспоминание
всплыло в памяти Разведчика. Оно становилось все четче, краски делались
контрастнее, оживали запахи, звуки, все это наполнялось невыносимо резкой
жизнью ощущений... Прошлое обретало плоть, пронизанную болью, потому что
доминирующей эмоцией был страх, и у нынешнего Мая пойманной птицей билось
сердце, кровь все сильнее стучала в висках.
Внезапно все кончилось. Исчез грохот, падающий с пылающего неба, разом
погасли зарницы взрывов, не стало ужаса. Мая - тогдашнего, маленького -
придавило чем-то тяжелым и мягким, стало трудно дышать, однако он не успел
вновь испугаться.
- Май! - отчаянный и пронзительный раздался крик, знакомые руки
высвободили его из-под тяжести, и он, как спасение, ощутил родной слабый
запах цветов, который в его сознании всегда был неотделим от матери.
Позже Май узнал, что его прикрыл своим телом незнакомый воин и принял
на себя смерть, прилетевшую с грохочущего неба.
Великая война была долгой. Агрессоры встретили сопротивление, которого
не ожидали. Непоколебимо уверенные на первых порах в своем могуществе,
теперь они уже сами боролись за свою жизнь и тем яростнее были в схватке.
Впоследствии война получила название Великой - гордое, звонкое название. Но
в народе ее окрестили также Кровавой, и тут не было никакой метафоричности.
Кровь лилась широким потоком - обыкновенная, красная горячая кровь, ее не
хватало для раненых, погибавших в госпиталях, потому что никакие медикаменты
не могли заменить алой жидкости, вытекающей из бесчисленных ран.
Многие женщины и те из мужчин, кому не довелось по различным причинам
воевать с оружием в руках, отдавали свою кровь Обществу. А чтобы организм
мог восстановить ее, им выделяли из скудных запасов питания дополнительную
малую толику.
Мать отдавала ее Маю, и он радовался, как звереныш, который умирает от
голода, и вдруг ощущает на языке живой вкус пищи, и жадно поедает ее, не
задумываясь ни над чем.
Однажды в темной холодной комнате (энергия была нужна для войны) мать
сидела с ним над жалким, грозящим погаснуть огоньком, а потом сразу упала на
этот огонек, лишившись сил от полного истощения. Тихо плача, Май с
величайшим трудом оттащил ее в сторону. Они долго лежали рядом на полу в
изнеможении. Потом мать поднялась, достала из какого-то тайника крошечный
кусочек лакомства и отдала его Маю, и он, как всегда, жадно и бездумно
проглотил его. В комнате было несколько таких тайников. Мать прятала в них
крохи съестного, чтобы Май не нашел и не съел сразу. Спрятав же, плакала, но
и об этом Май узнал много позже.
Шло время, война не кончалась, Май подрастал и начал понемножку
понимать, что мать отдает ему львиную долю еды. Теперь он протестовал,
получая содержимое тайников. Однако мать уверяла, что она сыта, и
отказывалась от доли, которую он упрямо выделял ей. Стыдясь и ненавидя себя,
Май в конце концов съедал все без остатка.
Те, из враждебного мира, были повержены. Часть их - безнадежные
фанатики - предпочла погибнуть. Остальные постепенно учились видеть мир не в
кривом зеркале, как прежде. Наступила эра Гармонии. Это был мир, о котором
еще никто не рассказал по-настоящему. А сейчас такая задача была возложена
на Мая, и ее сложность неизмеримо возрастала оттого, что рассказывать надо
было неведомым представителям неведомой планеты, открытой экспедицией после
четырех больших циклов межзвездного полета.
В замкнутом пространстве поисковой капсулы, по-детски свернувшись
клубочком, крепко спал одинокий Разведчик Май, с блеском окончивший
Университет Контактов, впитавший в себя мудрость великих знаний. Май,
выдержавший труднейший экзамен на право называться Разведчиком. Май,
находившийся в зените зрелой молодости, безукоризненно владеющий собой,
холодный и четкий в минуту действия, ясный и наделенный девственной чистотой
помыслов, - совершеннейший продукт Общества, которое жило по законам
Гармонии.
Он крепко спал в своей капсуле, которая описала уже множество витков
вокруг единственного спутника, планеты, где экспедиция нашла жизнь, но пока
что не сумела установить с нею Контакта. Поскольку же со второй задачей
предстояло справиться именно Маю, выходило, что он потерпел неудачу.
Однако сейчас, выключенный наконец из действительности безмерной
усталостью, Разведчик был далек от этих горьких мыслей. В его сознании
сменялись картины прошлого. Он заново переживал ужас смерти, которая может
обрушиться в любое мгновение, но неизвестно откуда, и муки голода, тяжкие
для живого существа, ибо они отнимают у него волю и желание шить и
действовать, но особенно жестокие, когда они терзают существо неразумное,
лишенное еще защитной брони здравого смысла и надежд. Он вновь видел
увиденное однажды и неискоренимо врезавшееся в детское сознание - живое еще
и тем более страшное тело мужчины, разорванное бомбой. Перед его глазами
опять пылали и рушились, чернея, как сухие поленья в огне, остовы
многоэтажных домов. Он слышал звериные крики смертельно раненных и тихий,
похожий на безнадежный ропот затяжного дождя, льющего бессонной ночью, плач
тех, кто хоронил близких. Заново переживал Май мучительный стыд перед
неспособностью превозмочь себя и не съесть то, что, он знал, по праву
принадлежит матери. В тысячный раз он, уже юноша, кричал "нет!" смерти,
которая холодила руки матери, и в тысячный раз радовался ее возвращению к
жизни. Он повторял - как молитву, сказали бы мы - клятву всю свою жизнь
делать все от него зависящее, чтобы не повторилась война, какими бы гордыми
и звонкими названиями ни окрестили ее потом историки.
Такое бывало с Маем редко, но не однажды. Эта непостижимая для
подавляющего большинства окружающих способность облекать в кровь и плоть, в
живые звуки и ароматы мысли и чувства, которые они могли выражать в лучшем
случае в словах, да и то бледных, невыразительных и почти мгновенно
превращающихся в пепел, безжизненно сворачивающихся, как паутина в пламени
спички, - этот редкий дар едва не помешал ему стать Разведчиком.
Воображение - бесценное преимущество художника перед остальными и
проклятие его. Таково было заключение мыслящих машин-экзаменаторов после
испытания на душевную полноценность. Разведчик должен руководствоваться в
своих поступках логикой и здравым смыслом, вытекающими, разумеется, из
Кодекса высшей морали. Эмоции - ненадежный спутник исследователя чужих
миров. Между тем у экзаменуемого они преобладают над логикой...
И все-таки Фирн, которому принадлежало последнее слово, выбрал среди
массы других Мая. Но он не сказал Разведчику почему.
А поисковая капсула, сделавшаяся на время спутником спутника загадочной
планеты, продолжала свой беззвучный стремительный полет. Приближалось время
нового - в который уже раз - выхода на прямую оптическую связь с планетой,
время последней попытки установить Контакт с другим миром. На командном
пункте было решено: если эта попытка также окажется бесплодной, Разведчик