Страница:
только зло, то в более образованных кругах их называли пособниками дьявола и
приписывали им самые омерзительные обряды и преступные деяния, одновременно
наделяя их властью над стихиями (они поднимают ветер, бури на море, туман,
исчезают в воздухе). После сватовства Якова I к датской принцессе Анне
возникла легенда, что сатана, враг Реформации, с помощью ведьм пытался
потопить королевский корабль. Легенду превратили в действительность:
схватили около двухсот старых женщин, и те под пыткой дали соответствующие
показания. Все они были сожжены. Такие процессы, не носившие, правда, столь
массового характера, в конце XVI - начале XVII в. стали превращаться в
бытовое явление. Специальные законы, изданные парламентом при Елизавете, а
затем при Якове, очень этому способствовали. Яков возвел преследования ведьм
в богоугодное дело и не только поощрял охотников, подготавливавших эти
процессы, но и осуждал тех, кто вроде Реджинальда Скотта скептически
относился к колдовству, и приравнивал их к атеистам. Он повелел сжечь книгу
Скотта и выпустил брошюру "Демонология" (1597), в которой полемизирует с
ним. Очевидно, после победы над папистами магия, с одной стороны, и
полуязыческая стихия - с другой, создававшие чувство известной независимости
от новой государственной церкви, стали представляться королю и высшему
духовенству опасными, с ними начали бороться путем законодательного,
судебного и идейного воздействия. В такой обстановке совершенно естественно,
что литература и особенно драматургия, близкие к реальности, включили ведьм
в круг своих действующих лиц (см., например, трагикомедию Миддльтона
"Ведьма").
В "Макбете" ведьмы появляются несколько раз: в 1-й и 3-й сцедах I акта,
в 1-й сцене IV акта (5-я сцена III акта, в которой главную роль играет
Геката, по мнению многих исследователей, позднейшее добавление, не
принадлежащее Шекспиру). Любопытно, что в разных сценах у ведьм различный
облик, хотя повсюду Шекспир в общем придерживается традиции. Известно, что в
хронике Холиншеда, откуда он почерпнул свой сюжет, Макбет встречает трех
"вещих сестер", которые предсказывают ему судьбу. Эти "вещие сестры"
возникают в самом начале трагедии, как бы в ее прологе. Пустынная степь,
буря, мгла, сквозь которую сестры улетают, их неясный диалог - все это
создает таинственную, мрачную, но не лишенную величия картину. Она вызывает
в памяти языческие божества, повелевающие над стихийными силами природы и
обладающие тайными познаниями, в их образе видятся и далекие северные богини
судьбы норны (недаром они появляются поблизости от поля боя). Только
неожиданное упоминание о сером коте и жабе переносит зрителя в более близкую
эпоху судебных процессов, в материалах которых кошки и жабы называются как
непременный атрибут отвратительных магических обрядов. В 3-й сцене, хотя
обстановка та же, диалог ведьм выдержан не в величественном, а в грубом,
вульгарном тоне. "Сестра, где ты была?" - спрашивает Первая ведьма. "Убивала
свиней", - отвечает вторая. Этот лаконичный ответ отражает поверье, что
ведьмы портят скот, особенно свиней {См.: Обвинительный акт против ведьм в
Эссексе см. в кн.: Thiselton-Dyer Т. F. Op. cil, p. 37.}. Затем Первая
ведьма сообщает, что рассердилась на жадную "толстозадую" жену моряка,
ушедшего в плавание, и теперь грозит вызвать бурю, помчавшись "бесхвостой
крысой" в решете. Две другие ведьмы обещают подарить ей ветры. В этих
репликах тоже звучат поверья, восходящие к мифам: бесхвостая крыса такое же
магическое животное, как и кошка, решето у всех арийских народов - символ
облаков, а власть над ветрами и морскими волнами, неоднократно
"засвидетельствованная" в судебных процессах, напоминает так же, как в
прологе, только в более конкретной и грубой форме, о связи ведьм с забытыми
древними божествами. В этой сцене мы видим, как миф "снизился" до поверья,
но не утратил своей силы, которая в полной мере ощущается при встрече ведьм
с людьми.
Действительно, когда появляются Макбет и Банко, ведьмы преображаются:
их внешний вид, хотя и кажется "странным" и вызывает сомнение, относятся ли
они к жителям земли, безобразен, но не отвратителен. Когда же они произносят
свое лаконичное и многозначительное приветствие, они вновь обретают величие
"вещих сестер".
1-я Ведьма
Да славится Макбет, Гламисский тан!
2-я Ведьма
Да славится Макбет, Кавдорский тан!
3-я Ведьма
Да славится Макбет, король грядущий!
(I, 3, 48-50; перевод Ю. Корнеева)
Это тройственное повторение, построенное в соответствии с риторической
фигурой градации, приближается к магической формуле (число 3 - излюбленное в
фольклоре разных народов). Приветствие внушает робость герою, а
следовательно, должно по замыслу Шекспира производить соответствующее
впечатление и на зрителей.
Не менее кратко и еще более туманно приветствие, обращенное к Банко:
1-я Ведьма
Ты ниже, чем Макбет, но выше.
2-я Ведьма
Несчастней ты, зато счастливей.
3-я Ведьма
Ты не король, но королей родишь,
(3, 65-67)
Если в первом случае тройственный повтор звучал одновременно как
предсказание и магическая формула, то во втором эта же фигура превращается в
трехчленную загадку, а загадки, встречающиеся в мифах и более поздних
фольклорных жанрах, зачастую задают могущественные сверхъестественные
существа, обитающие в морской пучине, в горах, лесах и в глубине земли.
Так и воспринимает ведьм Банко, который называет их "пузырями земли". В
этом выразительном и странном определении смешиваются полуфантастические (т.
е. уходящие корнями в мифологию) и полунаучные воззрения шекспировской
эпохи.
В IV акте зрители видят ведьм не в степи, а в пещере. Повторяется та же
ситуация, что и в I акте, хотя и в ослабленной форме. В начале сцены, пока
ведьмы одни, они откровенно бесстыдны и отвратительны. Они пляшут вокруг
котла и, заклиная, варят в нем мерзкое зелье из зева ядовитой жабы, из
болотной змеи, червей, лягушек, мышиной шерсти, собачьего языка, совиного
крыла, кости дракона, волчьего уха, акульего зуба, трупа колдуньи,
татарского носа, пальца "шлюхина отродья" и т. д. Перечисляя все, что они
бросают в котел, ведьмы поют рефрен:
Пламя, прядай, клокочи!
Зелье, прей! Котел, урчи!
(IV, 1, 20-21)
Очевидно, Шекспир был хорошо осведомлен о составе колдовского снадобья
и соответствующих магических обрядах. О них рассказывали досужие кумушки,
"ученые" брошюры, материалы судебных процессов. В той же книге Реджинальда
Скотта, с эпическим спокойствием повествующей о заблуждениях современников,
мы, например, читаем: "Если есть какие-нибудь некрещеные дети, то ведьмы
похищают их у матерей, убивают, соблюдая определенные церемонии, а после
похорон выкапывают из могил и тушат в котле, а затем изготовляют мазь;
которой натираются перед полетом" (book III, ch. I). Отношение Макбета к
ведьмам теперь другое, чем вначале. Тогда он называл их "вещими сестрами",
теперь же - "мерзкими ведьмами" (слово hag означает не только "ведьма", но и
"отвратительная старуха"). Тогда он еще не подозревал их демонического
коварства, теперь, когда нравственное падение сблизило его с ними, они
частично обнажают перед ним свои отвратительные черты, он понимает, что они
сеют зло и предательство. И все же он верит в их могущество и в то, что они
правильно предскажут ему будущее:
Где б ваши знанья вы ни почерпнули,
Я ими заклинаю вас, ответьте.
Пусть даже ваш ответ принудит вихрь
Сраженье с колокольнями затеять,
Валы - вскипеть и поглотить суда,
Хлеба - полечь, деревья - повалиться,
Твердыни - рухнуть на голову страже,
Дворцы и пирамиды - до земли
Челом склониться, чтоб, опустошив
Сокровищницу сил своих безмерных,
Изнемогла природа, - отвечайте!
(IV, 1, 50-60)
Ответная речь ведьм опять становится лаконичной и приподнятой:
1-я Ведьма
Спроси!
2-я Ведьма
Задай вопрос.
3-я Ведьма
Ответ дадим.
(1, 61)
И даже начало заклинания ("В воду лей, в огонь струи // Пот убийцы,
кровь свиньи, // Съевшей собственный приплод" - I, 4, 64-67), которое
возвращает нас к началу сцены, не уничтожает полностью мрачного ореола
"вещих сестер". Они вызывают духов, приказывают Макбету молча слушать
предсказания этих призраков и насмешливо утешают, когда вид кровавой тени
Банко приводит его в ужас.
В круг, сестры! Мастерством своим
Мы дух его возвеселим.
Заставлю воздух я для вас
Запеть, а вы пуститесь в пляс,
Чтоб за неласковый прием
Нас не корил король потом.
(IV, 1, 127-132)
Мы видим, что фигуры ведьм двойственны. Изображая их, Шекспир объединил
две разновременных традиции. Придерживаться одной из них он не мог. "Вещие
сестры" из хроники Холиншеда, хотя и соответствовали бы общему колориту
мрачной истории Шотландии, северной страны, где пережитки язычества были
сильнее, чем в Англии, на английской сцене казались бы менее
правдоподобными, чем привычные восприятию зрителя ведьмы. С другой стороны,
ведьмы вроде тех старух, что фигурировали на процессах, не смогли бы
соблазнить такого доблестного героя, как Макбет. Если в первом случае
нарушилось бы внешнее правдоподобие, то во втором - внутреннее,
психологическое. Именно этим, вероятно, и объясняется то, что в прологе и в
сценах с Макбетом на первый план выступает демоническая сила ведьм в ее
величии, а не их разнузданное уродство, привнесенное христианством в
языческие представления.
В шекспироведении стало общим местом утверждать, что не ведьмы
соблазнили Макбета, а его собственное честолюбие. Однако не следует
забывать, что ведьмы столь же органично участвуют в действии этой трагедии,
как Призрак в "Гамлете".
Об этом прежде всего свидетельствует ее общая атмосфера, которая
возникает в первой же сцене. Гром, молния, безлюдная степь - именно в такой
обстановке появление ведьм кажется естественным. Очень важное значение для
создания атмосферы имеет время действия: в ряде наиболее драматических сцен
(I, 7; II, 1,2; III, 3, 4; V, 1) это ночь. Ночь, которую освещает не луна, а
факелы, подчеркивающие темноту. В тексте трагедии девять раз указывается
время - настоящее, когда происходит действие, и будущее, когда должны будут
произойти те или иные события, и все девять раз называется ночь либо близкие
к ней часы.
Гонец приносит весть леди Макбет, что "король здесь будет к ночи" (I,
5, 29). Макбет в точности повторяет эту фразу, заменив в ней лишь одно
слово: вместо "король" он говорит "Дункан" (эта замена означает, что в
глубине души он уже не считает Дункана королем). Сам же повтор имеет особый,
роковой смысл, который раскрывается в последующих репликах:
Леди Макбет
А когда уедет?..
Макбет
Завтра поутру {*}.
Леди Макбет
Вовеки
Не будет утра для такого "завтра"!
(I, 5, 56-58)
{* В подлиннике "предполагает завтра".}
И дальше она предлагает мужу:
И положись всецело на меня
В великом деле предстоящей ночи,
Чтоб наслаждаться властью и венцом
Все дни и ночи мы могли потом.
(5, 65-68; здесь и далее курсив наш. - И. Е.)
Время ночного убийства Дункана приближается. К этому зрителя
подготавливает диалог Банко и Флиенса:
Банко
Который час, мой мальчик?
Флиенс
Месяц сел,
Но я не слышал, сколько прозвонили.
Банко
Садится он в двенадцать.
Флиенс
Нет, сейчас
Уже за полночь.
Банко
Возьми мой меч. На небе
Скупятся: там погашены все свечи.
(II, 1, 1-6)
Точное определение времени создает внутреннюю напряженность: Дункану
осталось жить совсем мало.
Такие же временные указания связаны и с убийством Банко. Уезжая из
королевского замка в тот день, когда Макбет замыслил его убить, он
предупреждает:
...Я вернусь лишь к ужину, не раньше,
А если конь к тому же притомится,
Придется мне у ночи час-другой
Занять.
(III, I, 24-27)
Зритель еще не знает замысла Макбета, но намек уже есть: ночью ехать
небезопасно. Макбет назначает ужин на семь часов и просит Банко к этому
времени вернуться (в этот час его уже будут подстерегать убийцы). Слуга леди
Макбет подтверждает, что Банко к ночи вернется (III, 2, 2). Макбет ждет
вечера:
...прежде чем зареет
Под сводом храмов нетопырь и жук
Навеет дрему жесткокрылым звоном,
На зов Гекаты черной в ночь летя,
Свершится то, что всех повергнет в ужас.
(III, 2, 40-44)
Ему не терпится, и он замечает: "Тускнеет свет, и ворон в лес туманный
// Летит" (2, 50-51). Убийца, сидя в засаде, как бы вторит Макбету: "Закат
полоской узкой догорает" (3, 5); он тоже напряженно ждет темноты. Совершенно
спокойно звучит фраза Банко, подходящего к замку: "А ночью дождь
пойдет" (он ничего не подозревает); тем драматичнее реплика убийцы: "Уже
пошел!" (III, 3, 16), т. е. что Банко не доживет до ночи и что кровь уже
льется. После ужина и появления призрака Банко Макбет спрашивает жену:
"Который час". Она отвечает: "Уж ночь и утро спорят, кто
сильнее" (III, 4, 126-127). Страшная бесконечная ночь кончается, но Макбет
не видит рассвета. Все эти временные указания свидетельствуют не только о
том, что ночь в ее астрономическом значении преобладает над днем, но что она
ассоциируется с мрачными злодеяниями и сама становится символом зла. Это
подчеркивают и персонажи трагедии. Иногда они ограничиваются тем, что дают
определение той ночи, когда совершилось убийство Дункана: Ленокс, еще не
зная, что король убит, называет ее "неспокойной" (11, 3, 47), Макбет -
"бурной" (54), Старик - "жестокой" (II, 4, 3).
Но большей частью речь идет вообще о ночи как о пособнице преступления;
особенно на этом настаивают главный герой и героиня.
Леди Макбет, замыслив убийство Дункана, восклицает:
Ночь глухая.
Спустись, себя окутав адским дымом,
Чтоб нож не видел наносимых ран,
Чтоб небо, глянув сквозь просветы мрака,
Не возопило: "Стой!"
(I, 5, 48-52)
Точно так же призывает ночь и Макбет перед убийством Банко:
Ослепитель мрак,
Закрой глаза участливому дню
И кандалы, в которых дух мой чахнет,
Порви рукой кровавой и незримой.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Благие силы дня уснули.
Выходят слуги ночи на добычу {*}.
(III, 2, 46-49, 52-53)
{* В подлиннике обращение к ночи леди Макбет и Макбета почти идентично.
Она говорит "приди, темная ночь", он - "приди, ослепляющая ночь".}
Ночь, по словам преступного Макбета, рождает "злые сны", "обманывающие
спящих" (II, 1, 50-51), и "гнусные мысли", по словам разумного и честного
Банко (II, 1, 8).
Особенно отчетливо выражено символическое значение ночи в тираде Росса:
Гляди: смутясь деяньями людскими,
Кровавый их театр затмило небо.
Часы показывают день, но тонет
Во мгле светило. Ночь ли всемогуща
Иль стыдно дню, но, лик земли скрывая,
Мрак не дает лучам лобзать его.
(II, 4, 5-10)
То же и в реплике Малькольма:
Теперь Макбет созрел, и провиденье
Уже взялось за серп. Смелей вперед!
Как ночь ни длится, день опять придет.
(IV, 3, 238-240)
В тираде Росса выражается представление, что природные силы вмешиваются
в человеческие дела. Это представление, восходящее к средневековому
сознанию, для которого макро- и микрокосм нераздельны, звучит во всей
трагедии. В ней принимают участие стихии, а также птицы, животные,
насекомые, они предупреждают о готовящемся злодеянии, по-своему откликаются
на него. Чтобы ввести их в действие, Шекспир использовал ряд народных примет
(заметим, однако, что все они относятся только к гибели Дункана, очевидно,
потому, что со смертью короля, так же как в "Гамлете", нарушается природный
ход жизни и воцаряется кровавый хаос, а смерть Банко лишь - одно из его
проявлений). Некоторые приметы непосредственно связаны с ночью: в час
убийства Дункана леди Макбет слышит, как "кричит сова (ночная птица. - Н.
Е.), предвестница несчастья, // Кому-то вечный сон суля" (II, 2, 3-4); когда
Макбет выходит из спальни Дункана, она повторяет, что слышала "крик совы да
зов сверчка" (15).
Другие - не приурочены к определенному времени: "Охрип, // Прокаркав со
стены о злополучном // Прибытии Дункана, даже ворон" (I, 5, 36-38); за
несколько дней до убийства Дункана "был гордый сокол пойман и растерзан //
Охотницею на мышей совой" (II, 4, 12-13); "кони короля... взбесились в
стойлах, // Сломали их и убежали, словно // Войну с людьми задумали затеять"
(14-18).
Две последние приметы фактически превращаются в знамения, но самое
развернутое знамение отнесено все-таки к ночи:
Ленокс
Какая буря бушевала ночью!
Снесло трубу над комнатою нашей,
И говорят, что в воздухе носились
Рыданья, смертный стон, голоса,
Пророчившие нам годину бедствий
И смут жестоких. Птица тьмы кричала
Всю ночь, и, говорят, как в лихорадке,
Тряслась земля.
(II, 3, 47-54)
Представление о ночи как о символе зла получило особое развитие в
христианской космогонии (достаточно вспомнить об "Аде" Данте), но и
языческое сознание с древнейших времен испытывало мистический страх перед
ночным мраком, поэтому в данном случае слияние языческого и христианского
начала происходит легко и органично.
Совершенно естественно, что в ночной тьме действуют фантастические
существа и возникают страшные видения. В полуночный час появляются
"субъективные" (тень убитого Банко) и "объективные" (вызванные ведьмами)
призраки, и перед глазами Макбета повисает в воздухе кровавый кинжал.
И ведьмы, хотя они встречаются с Макбетом до захода солнца, тоже детища
ночи и тьмы, физической и духовной. Когда "полмира // Спит мертвым сном",
"ведьмы славят бледную Гекату и жертвы ей" (II, 1, 49-50, 51-52), замечает
Макбет, а придя в пещеру к "вещим сестрам", называет их "черными,
полуночными ведьмами" (IV, 1, 48).
Темная пещера служит им убежищем, в тумане и нечистой мгле они
исчезают, и так же туманны, темны и нечисты их речи и предсказания. Так
входят ведьмы в "ночную" атмосферу трагедии.
Но значение их фигур не исчерпывается тем, что они, в свою очередь,
помогают создать эту атмосферу. По существу, они представляют собой такой же
структурный элемент, как Призрак в "Гамлете".
Появление ведьм - это драматическая завязка, которая служит толчком к
быстрому развитию действия. В самом деле, во 2-й сцене Макбета характеризуют
как доблестного и достойного воина, верного королю, и следующая сцена
подтверждает эту характеристику. Узнав, что Дункан пожаловал его титулом
Кавдорского тана, он спрашивает: "Но Кавдор жив. Зачем в чужое платье //
Меня рядить?" [I, 3, 108-109]. Он еще не склонен предпринимать какие-то
действия, чтобы получить королевский венец: "Пускай судьба, мне посулив
венец, // Сама меня венчает (3, 143-144). Совершенно ясно, что, не будь
предсказания ведьм, которым Макбет поверил, так как они льстили его
честолюбию, и настояний леди Макбет, которая даже не усомнилась в их
правдивости, такое быстрое перерождение героя в злодея (в конце I акта он
уже готов на преступление) психологически было бы неправдоподобно.
Следовательно, чтобы избежать этого, действие должно было быть не столь
стремительным. Без предсказания ведьм совершенно неоправданным было бы
убийство Банко, человека явно не честолюбивого и не претендующего на
престол. Правда, Макбет говорит, что ему внушает страх природная
царственность и мудрость Банко, но все же непосредственным поводом служит
пророчество сестер:
...спросил он о себе
И предком королей был ими назван.
(III, 1, 58-59)
Если это так, рассуждает дальше Макбет, то у него, короля, на голове
"пустой венец", который достанется не сыну, а потомкам Банко; ради них он,
Макбет, убил милостивого Дункана и загубил свою душу. "Ну, нет! - восклицает
он - Сперва мы не на жизнь, а насмерть // Поборемся с тобой, судьба"!" (III,
1, 70-71). После убийства Банко в действии наступает пауза - бред больной
души Макбета; дальнейшее развитие начинается после того, как Макбет побывал
у ведьм и выслушал новые предсказания. Теперь он готов к борьбе с
непокорными дворянами и английским войском. Предсказания заставляют его
решительно принять последнюю безнадежную битву: "Пока Бирнамский лес не
двинулся на Дунсинан, мне нечего бояться" (V, 3, 2-3; перевод мой. - Н. Е.).
От фигур ведьм, таким образом, зависит развитие действия; в известной
мере они определяют и характеры персонажей.
Исследователи неоднократно указывали, что Макбет и Банко по-разному
отнеслись к предсказаниям "вещих сестер". Действительно, Макбет, по словам
Банко, "упоен", Банко же спокойно просит открыть ему будущее, не боясь
ненависти ведьм и не ища у них милостей. Макбет хотел бы, чтобы ведьмы еще
задержались, Банко же сомневается в реальности происшедшего:
Да вправду ли мы их с тобой видали?
Не пьяного ли мы поели корня,
Который разум нам сковал?
(I, 3, 83-85)
Макбет верит голосам из сверхъестественного мира, Банко относится к ним
недоверчиво и подозревает в обмане, хотя они и в нем пробудили и гнусную
мысль, которую он подавляет, и надежду:
И если не обманут ими ты,
То почему я должен им не верить
И отказаться от надежд... Но тише.
(III, 1, 8-9)
Из отношения Банко к ведьмам и вырисовывается его характер, который так
точно определил Макбет: "...вместе с нравом смелым и отважным он обладает
разумом, ведущим его по верному пути" (III, 1, 51-53; перевод мой. - Н. Е.).
Разум и честь удерживают его от активных действий, основанных на неясных
предсказаниях.
В натуре самого Макбета страсть побеждает разум и долг, несмотря на
размышления и колебания:
Быть ни добром, ни злом не может этот
Призыв потусторонний. Будь он злом,
Он не послал бы мне залог успеха,
Начавшись правдой. Я Кавдорский тан.
Будь он добром, он не внушил бы мне
Мысль, от которой волосы поднялись...
(I, 3, 130-135)
После убийства Банко Макбет решает:
С рассветом я отправлюсь к вещим сестрам.
Пусть больше скажут. Будь что будет, я все -
Хотя бы наихудшее - узнаю.
По мне, все средства хороши отныне:
Я так уже увяз в кровавой тине,
Что легче будет мне вперед шагать,
Чем по трясине возвращаться вспять.
(III, 4, 132-138)
Время колебаний проходит; сознавая всю глубину своего падения, Макбет с
мужеством отчаяния идет по тому же пути. Его обращение к ведьмам
подчеркивает эту особенность его характера, которая полностью раскрывается в
конце трагедии, когда он убедился, что предсказание привело его к гибели:
Хотя Бирнам пошел на Дунсинан,
Хоть ты, мой враг, не женщиной рожден,
До смерти я свой бранный щит не брошу.
(V, 8, 30-32)
Иначе, чем мужчины, воспринимает слова "вещих сестер" леди Макбет. Она
ни на мгновение не задумывается, правдивы ли эти слова. Прочтя письмо, она
сразу же решает, что нужно убить Дункана.
Да, Гламис ты, и Кавдор ты, и станешь
Тем, что тебе предсказано...
Я в уши
Волью тебе свой дух и языком
Смету преграды на пути к короне,
Которой рок и неземные силы
Тебя уже венчали.
(I, 5, 13-14, 23-27)
Импульсивность, эмоциональность и неумение (или нежелание) размышлять и
колебаться - черты, характеризующие леди Макбет как натуру цельную, -
становятся в дальнейшем причиной ее болезни, которую она, в отличие от
Макбета, склонного к раздумьям, не в силах преодолеть, и смерти. А
выявляются эти черты так же, как духовный склад Макбета и Банко, благодаря
участию в действии ведьм, этих, казалось бы, второстепенных фигур.
В уста "вещих сестер", обладающих, по преданию, демонической мудростью,
вкладывает Шекспир фразы, которые становятся ключом к смыслу трагедии.
Отвечая на вопрос Первой ведьмы, когда они встретятся, Вторая ведьма
говорит: "Когда закончится сумятица, когда битва будет проиграна и выиграна"
(I, 1, 3-4; перевод мой. - Н. Е.). Фраза многозначительная. Битву выигрывают
приписывали им самые омерзительные обряды и преступные деяния, одновременно
наделяя их властью над стихиями (они поднимают ветер, бури на море, туман,
исчезают в воздухе). После сватовства Якова I к датской принцессе Анне
возникла легенда, что сатана, враг Реформации, с помощью ведьм пытался
потопить королевский корабль. Легенду превратили в действительность:
схватили около двухсот старых женщин, и те под пыткой дали соответствующие
показания. Все они были сожжены. Такие процессы, не носившие, правда, столь
массового характера, в конце XVI - начале XVII в. стали превращаться в
бытовое явление. Специальные законы, изданные парламентом при Елизавете, а
затем при Якове, очень этому способствовали. Яков возвел преследования ведьм
в богоугодное дело и не только поощрял охотников, подготавливавших эти
процессы, но и осуждал тех, кто вроде Реджинальда Скотта скептически
относился к колдовству, и приравнивал их к атеистам. Он повелел сжечь книгу
Скотта и выпустил брошюру "Демонология" (1597), в которой полемизирует с
ним. Очевидно, после победы над папистами магия, с одной стороны, и
полуязыческая стихия - с другой, создававшие чувство известной независимости
от новой государственной церкви, стали представляться королю и высшему
духовенству опасными, с ними начали бороться путем законодательного,
судебного и идейного воздействия. В такой обстановке совершенно естественно,
что литература и особенно драматургия, близкие к реальности, включили ведьм
в круг своих действующих лиц (см., например, трагикомедию Миддльтона
"Ведьма").
В "Макбете" ведьмы появляются несколько раз: в 1-й и 3-й сцедах I акта,
в 1-й сцене IV акта (5-я сцена III акта, в которой главную роль играет
Геката, по мнению многих исследователей, позднейшее добавление, не
принадлежащее Шекспиру). Любопытно, что в разных сценах у ведьм различный
облик, хотя повсюду Шекспир в общем придерживается традиции. Известно, что в
хронике Холиншеда, откуда он почерпнул свой сюжет, Макбет встречает трех
"вещих сестер", которые предсказывают ему судьбу. Эти "вещие сестры"
возникают в самом начале трагедии, как бы в ее прологе. Пустынная степь,
буря, мгла, сквозь которую сестры улетают, их неясный диалог - все это
создает таинственную, мрачную, но не лишенную величия картину. Она вызывает
в памяти языческие божества, повелевающие над стихийными силами природы и
обладающие тайными познаниями, в их образе видятся и далекие северные богини
судьбы норны (недаром они появляются поблизости от поля боя). Только
неожиданное упоминание о сером коте и жабе переносит зрителя в более близкую
эпоху судебных процессов, в материалах которых кошки и жабы называются как
непременный атрибут отвратительных магических обрядов. В 3-й сцене, хотя
обстановка та же, диалог ведьм выдержан не в величественном, а в грубом,
вульгарном тоне. "Сестра, где ты была?" - спрашивает Первая ведьма. "Убивала
свиней", - отвечает вторая. Этот лаконичный ответ отражает поверье, что
ведьмы портят скот, особенно свиней {См.: Обвинительный акт против ведьм в
Эссексе см. в кн.: Thiselton-Dyer Т. F. Op. cil, p. 37.}. Затем Первая
ведьма сообщает, что рассердилась на жадную "толстозадую" жену моряка,
ушедшего в плавание, и теперь грозит вызвать бурю, помчавшись "бесхвостой
крысой" в решете. Две другие ведьмы обещают подарить ей ветры. В этих
репликах тоже звучат поверья, восходящие к мифам: бесхвостая крыса такое же
магическое животное, как и кошка, решето у всех арийских народов - символ
облаков, а власть над ветрами и морскими волнами, неоднократно
"засвидетельствованная" в судебных процессах, напоминает так же, как в
прологе, только в более конкретной и грубой форме, о связи ведьм с забытыми
древними божествами. В этой сцене мы видим, как миф "снизился" до поверья,
но не утратил своей силы, которая в полной мере ощущается при встрече ведьм
с людьми.
Действительно, когда появляются Макбет и Банко, ведьмы преображаются:
их внешний вид, хотя и кажется "странным" и вызывает сомнение, относятся ли
они к жителям земли, безобразен, но не отвратителен. Когда же они произносят
свое лаконичное и многозначительное приветствие, они вновь обретают величие
"вещих сестер".
1-я Ведьма
Да славится Макбет, Гламисский тан!
2-я Ведьма
Да славится Макбет, Кавдорский тан!
3-я Ведьма
Да славится Макбет, король грядущий!
(I, 3, 48-50; перевод Ю. Корнеева)
Это тройственное повторение, построенное в соответствии с риторической
фигурой градации, приближается к магической формуле (число 3 - излюбленное в
фольклоре разных народов). Приветствие внушает робость герою, а
следовательно, должно по замыслу Шекспира производить соответствующее
впечатление и на зрителей.
Не менее кратко и еще более туманно приветствие, обращенное к Банко:
1-я Ведьма
Ты ниже, чем Макбет, но выше.
2-я Ведьма
Несчастней ты, зато счастливей.
3-я Ведьма
Ты не король, но королей родишь,
(3, 65-67)
Если в первом случае тройственный повтор звучал одновременно как
предсказание и магическая формула, то во втором эта же фигура превращается в
трехчленную загадку, а загадки, встречающиеся в мифах и более поздних
фольклорных жанрах, зачастую задают могущественные сверхъестественные
существа, обитающие в морской пучине, в горах, лесах и в глубине земли.
Так и воспринимает ведьм Банко, который называет их "пузырями земли". В
этом выразительном и странном определении смешиваются полуфантастические (т.
е. уходящие корнями в мифологию) и полунаучные воззрения шекспировской
эпохи.
В IV акте зрители видят ведьм не в степи, а в пещере. Повторяется та же
ситуация, что и в I акте, хотя и в ослабленной форме. В начале сцены, пока
ведьмы одни, они откровенно бесстыдны и отвратительны. Они пляшут вокруг
котла и, заклиная, варят в нем мерзкое зелье из зева ядовитой жабы, из
болотной змеи, червей, лягушек, мышиной шерсти, собачьего языка, совиного
крыла, кости дракона, волчьего уха, акульего зуба, трупа колдуньи,
татарского носа, пальца "шлюхина отродья" и т. д. Перечисляя все, что они
бросают в котел, ведьмы поют рефрен:
Пламя, прядай, клокочи!
Зелье, прей! Котел, урчи!
(IV, 1, 20-21)
Очевидно, Шекспир был хорошо осведомлен о составе колдовского снадобья
и соответствующих магических обрядах. О них рассказывали досужие кумушки,
"ученые" брошюры, материалы судебных процессов. В той же книге Реджинальда
Скотта, с эпическим спокойствием повествующей о заблуждениях современников,
мы, например, читаем: "Если есть какие-нибудь некрещеные дети, то ведьмы
похищают их у матерей, убивают, соблюдая определенные церемонии, а после
похорон выкапывают из могил и тушат в котле, а затем изготовляют мазь;
которой натираются перед полетом" (book III, ch. I). Отношение Макбета к
ведьмам теперь другое, чем вначале. Тогда он называл их "вещими сестрами",
теперь же - "мерзкими ведьмами" (слово hag означает не только "ведьма", но и
"отвратительная старуха"). Тогда он еще не подозревал их демонического
коварства, теперь, когда нравственное падение сблизило его с ними, они
частично обнажают перед ним свои отвратительные черты, он понимает, что они
сеют зло и предательство. И все же он верит в их могущество и в то, что они
правильно предскажут ему будущее:
Где б ваши знанья вы ни почерпнули,
Я ими заклинаю вас, ответьте.
Пусть даже ваш ответ принудит вихрь
Сраженье с колокольнями затеять,
Валы - вскипеть и поглотить суда,
Хлеба - полечь, деревья - повалиться,
Твердыни - рухнуть на голову страже,
Дворцы и пирамиды - до земли
Челом склониться, чтоб, опустошив
Сокровищницу сил своих безмерных,
Изнемогла природа, - отвечайте!
(IV, 1, 50-60)
Ответная речь ведьм опять становится лаконичной и приподнятой:
1-я Ведьма
Спроси!
2-я Ведьма
Задай вопрос.
3-я Ведьма
Ответ дадим.
(1, 61)
И даже начало заклинания ("В воду лей, в огонь струи // Пот убийцы,
кровь свиньи, // Съевшей собственный приплод" - I, 4, 64-67), которое
возвращает нас к началу сцены, не уничтожает полностью мрачного ореола
"вещих сестер". Они вызывают духов, приказывают Макбету молча слушать
предсказания этих призраков и насмешливо утешают, когда вид кровавой тени
Банко приводит его в ужас.
В круг, сестры! Мастерством своим
Мы дух его возвеселим.
Заставлю воздух я для вас
Запеть, а вы пуститесь в пляс,
Чтоб за неласковый прием
Нас не корил король потом.
(IV, 1, 127-132)
Мы видим, что фигуры ведьм двойственны. Изображая их, Шекспир объединил
две разновременных традиции. Придерживаться одной из них он не мог. "Вещие
сестры" из хроники Холиншеда, хотя и соответствовали бы общему колориту
мрачной истории Шотландии, северной страны, где пережитки язычества были
сильнее, чем в Англии, на английской сцене казались бы менее
правдоподобными, чем привычные восприятию зрителя ведьмы. С другой стороны,
ведьмы вроде тех старух, что фигурировали на процессах, не смогли бы
соблазнить такого доблестного героя, как Макбет. Если в первом случае
нарушилось бы внешнее правдоподобие, то во втором - внутреннее,
психологическое. Именно этим, вероятно, и объясняется то, что в прологе и в
сценах с Макбетом на первый план выступает демоническая сила ведьм в ее
величии, а не их разнузданное уродство, привнесенное христианством в
языческие представления.
В шекспироведении стало общим местом утверждать, что не ведьмы
соблазнили Макбета, а его собственное честолюбие. Однако не следует
забывать, что ведьмы столь же органично участвуют в действии этой трагедии,
как Призрак в "Гамлете".
Об этом прежде всего свидетельствует ее общая атмосфера, которая
возникает в первой же сцене. Гром, молния, безлюдная степь - именно в такой
обстановке появление ведьм кажется естественным. Очень важное значение для
создания атмосферы имеет время действия: в ряде наиболее драматических сцен
(I, 7; II, 1,2; III, 3, 4; V, 1) это ночь. Ночь, которую освещает не луна, а
факелы, подчеркивающие темноту. В тексте трагедии девять раз указывается
время - настоящее, когда происходит действие, и будущее, когда должны будут
произойти те или иные события, и все девять раз называется ночь либо близкие
к ней часы.
Гонец приносит весть леди Макбет, что "король здесь будет к ночи" (I,
5, 29). Макбет в точности повторяет эту фразу, заменив в ней лишь одно
слово: вместо "король" он говорит "Дункан" (эта замена означает, что в
глубине души он уже не считает Дункана королем). Сам же повтор имеет особый,
роковой смысл, который раскрывается в последующих репликах:
Леди Макбет
А когда уедет?..
Макбет
Завтра поутру {*}.
Леди Макбет
Вовеки
Не будет утра для такого "завтра"!
(I, 5, 56-58)
{* В подлиннике "предполагает завтра".}
И дальше она предлагает мужу:
И положись всецело на меня
В великом деле предстоящей ночи,
Чтоб наслаждаться властью и венцом
Все дни и ночи мы могли потом.
(5, 65-68; здесь и далее курсив наш. - И. Е.)
Время ночного убийства Дункана приближается. К этому зрителя
подготавливает диалог Банко и Флиенса:
Банко
Который час, мой мальчик?
Флиенс
Месяц сел,
Но я не слышал, сколько прозвонили.
Банко
Садится он в двенадцать.
Флиенс
Нет, сейчас
Уже за полночь.
Банко
Возьми мой меч. На небе
Скупятся: там погашены все свечи.
(II, 1, 1-6)
Точное определение времени создает внутреннюю напряженность: Дункану
осталось жить совсем мало.
Такие же временные указания связаны и с убийством Банко. Уезжая из
королевского замка в тот день, когда Макбет замыслил его убить, он
предупреждает:
...Я вернусь лишь к ужину, не раньше,
А если конь к тому же притомится,
Придется мне у ночи час-другой
Занять.
(III, I, 24-27)
Зритель еще не знает замысла Макбета, но намек уже есть: ночью ехать
небезопасно. Макбет назначает ужин на семь часов и просит Банко к этому
времени вернуться (в этот час его уже будут подстерегать убийцы). Слуга леди
Макбет подтверждает, что Банко к ночи вернется (III, 2, 2). Макбет ждет
вечера:
...прежде чем зареет
Под сводом храмов нетопырь и жук
Навеет дрему жесткокрылым звоном,
На зов Гекаты черной в ночь летя,
Свершится то, что всех повергнет в ужас.
(III, 2, 40-44)
Ему не терпится, и он замечает: "Тускнеет свет, и ворон в лес туманный
// Летит" (2, 50-51). Убийца, сидя в засаде, как бы вторит Макбету: "Закат
полоской узкой догорает" (3, 5); он тоже напряженно ждет темноты. Совершенно
спокойно звучит фраза Банко, подходящего к замку: "А ночью дождь
пойдет" (он ничего не подозревает); тем драматичнее реплика убийцы: "Уже
пошел!" (III, 3, 16), т. е. что Банко не доживет до ночи и что кровь уже
льется. После ужина и появления призрака Банко Макбет спрашивает жену:
"Который час". Она отвечает: "Уж ночь и утро спорят, кто
сильнее" (III, 4, 126-127). Страшная бесконечная ночь кончается, но Макбет
не видит рассвета. Все эти временные указания свидетельствуют не только о
том, что ночь в ее астрономическом значении преобладает над днем, но что она
ассоциируется с мрачными злодеяниями и сама становится символом зла. Это
подчеркивают и персонажи трагедии. Иногда они ограничиваются тем, что дают
определение той ночи, когда совершилось убийство Дункана: Ленокс, еще не
зная, что король убит, называет ее "неспокойной" (11, 3, 47), Макбет -
"бурной" (54), Старик - "жестокой" (II, 4, 3).
Но большей частью речь идет вообще о ночи как о пособнице преступления;
особенно на этом настаивают главный герой и героиня.
Леди Макбет, замыслив убийство Дункана, восклицает:
Ночь глухая.
Спустись, себя окутав адским дымом,
Чтоб нож не видел наносимых ран,
Чтоб небо, глянув сквозь просветы мрака,
Не возопило: "Стой!"
(I, 5, 48-52)
Точно так же призывает ночь и Макбет перед убийством Банко:
Ослепитель мрак,
Закрой глаза участливому дню
И кандалы, в которых дух мой чахнет,
Порви рукой кровавой и незримой.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Благие силы дня уснули.
Выходят слуги ночи на добычу {*}.
(III, 2, 46-49, 52-53)
{* В подлиннике обращение к ночи леди Макбет и Макбета почти идентично.
Она говорит "приди, темная ночь", он - "приди, ослепляющая ночь".}
Ночь, по словам преступного Макбета, рождает "злые сны", "обманывающие
спящих" (II, 1, 50-51), и "гнусные мысли", по словам разумного и честного
Банко (II, 1, 8).
Особенно отчетливо выражено символическое значение ночи в тираде Росса:
Гляди: смутясь деяньями людскими,
Кровавый их театр затмило небо.
Часы показывают день, но тонет
Во мгле светило. Ночь ли всемогуща
Иль стыдно дню, но, лик земли скрывая,
Мрак не дает лучам лобзать его.
(II, 4, 5-10)
То же и в реплике Малькольма:
Теперь Макбет созрел, и провиденье
Уже взялось за серп. Смелей вперед!
Как ночь ни длится, день опять придет.
(IV, 3, 238-240)
В тираде Росса выражается представление, что природные силы вмешиваются
в человеческие дела. Это представление, восходящее к средневековому
сознанию, для которого макро- и микрокосм нераздельны, звучит во всей
трагедии. В ней принимают участие стихии, а также птицы, животные,
насекомые, они предупреждают о готовящемся злодеянии, по-своему откликаются
на него. Чтобы ввести их в действие, Шекспир использовал ряд народных примет
(заметим, однако, что все они относятся только к гибели Дункана, очевидно,
потому, что со смертью короля, так же как в "Гамлете", нарушается природный
ход жизни и воцаряется кровавый хаос, а смерть Банко лишь - одно из его
проявлений). Некоторые приметы непосредственно связаны с ночью: в час
убийства Дункана леди Макбет слышит, как "кричит сова (ночная птица. - Н.
Е.), предвестница несчастья, // Кому-то вечный сон суля" (II, 2, 3-4); когда
Макбет выходит из спальни Дункана, она повторяет, что слышала "крик совы да
зов сверчка" (15).
Другие - не приурочены к определенному времени: "Охрип, // Прокаркав со
стены о злополучном // Прибытии Дункана, даже ворон" (I, 5, 36-38); за
несколько дней до убийства Дункана "был гордый сокол пойман и растерзан //
Охотницею на мышей совой" (II, 4, 12-13); "кони короля... взбесились в
стойлах, // Сломали их и убежали, словно // Войну с людьми задумали затеять"
(14-18).
Две последние приметы фактически превращаются в знамения, но самое
развернутое знамение отнесено все-таки к ночи:
Ленокс
Какая буря бушевала ночью!
Снесло трубу над комнатою нашей,
И говорят, что в воздухе носились
Рыданья, смертный стон, голоса,
Пророчившие нам годину бедствий
И смут жестоких. Птица тьмы кричала
Всю ночь, и, говорят, как в лихорадке,
Тряслась земля.
(II, 3, 47-54)
Представление о ночи как о символе зла получило особое развитие в
христианской космогонии (достаточно вспомнить об "Аде" Данте), но и
языческое сознание с древнейших времен испытывало мистический страх перед
ночным мраком, поэтому в данном случае слияние языческого и христианского
начала происходит легко и органично.
Совершенно естественно, что в ночной тьме действуют фантастические
существа и возникают страшные видения. В полуночный час появляются
"субъективные" (тень убитого Банко) и "объективные" (вызванные ведьмами)
призраки, и перед глазами Макбета повисает в воздухе кровавый кинжал.
И ведьмы, хотя они встречаются с Макбетом до захода солнца, тоже детища
ночи и тьмы, физической и духовной. Когда "полмира // Спит мертвым сном",
"ведьмы славят бледную Гекату и жертвы ей" (II, 1, 49-50, 51-52), замечает
Макбет, а придя в пещеру к "вещим сестрам", называет их "черными,
полуночными ведьмами" (IV, 1, 48).
Темная пещера служит им убежищем, в тумане и нечистой мгле они
исчезают, и так же туманны, темны и нечисты их речи и предсказания. Так
входят ведьмы в "ночную" атмосферу трагедии.
Но значение их фигур не исчерпывается тем, что они, в свою очередь,
помогают создать эту атмосферу. По существу, они представляют собой такой же
структурный элемент, как Призрак в "Гамлете".
Появление ведьм - это драматическая завязка, которая служит толчком к
быстрому развитию действия. В самом деле, во 2-й сцене Макбета характеризуют
как доблестного и достойного воина, верного королю, и следующая сцена
подтверждает эту характеристику. Узнав, что Дункан пожаловал его титулом
Кавдорского тана, он спрашивает: "Но Кавдор жив. Зачем в чужое платье //
Меня рядить?" [I, 3, 108-109]. Он еще не склонен предпринимать какие-то
действия, чтобы получить королевский венец: "Пускай судьба, мне посулив
венец, // Сама меня венчает (3, 143-144). Совершенно ясно, что, не будь
предсказания ведьм, которым Макбет поверил, так как они льстили его
честолюбию, и настояний леди Макбет, которая даже не усомнилась в их
правдивости, такое быстрое перерождение героя в злодея (в конце I акта он
уже готов на преступление) психологически было бы неправдоподобно.
Следовательно, чтобы избежать этого, действие должно было быть не столь
стремительным. Без предсказания ведьм совершенно неоправданным было бы
убийство Банко, человека явно не честолюбивого и не претендующего на
престол. Правда, Макбет говорит, что ему внушает страх природная
царственность и мудрость Банко, но все же непосредственным поводом служит
пророчество сестер:
...спросил он о себе
И предком королей был ими назван.
(III, 1, 58-59)
Если это так, рассуждает дальше Макбет, то у него, короля, на голове
"пустой венец", который достанется не сыну, а потомкам Банко; ради них он,
Макбет, убил милостивого Дункана и загубил свою душу. "Ну, нет! - восклицает
он - Сперва мы не на жизнь, а насмерть // Поборемся с тобой, судьба"!" (III,
1, 70-71). После убийства Банко в действии наступает пауза - бред больной
души Макбета; дальнейшее развитие начинается после того, как Макбет побывал
у ведьм и выслушал новые предсказания. Теперь он готов к борьбе с
непокорными дворянами и английским войском. Предсказания заставляют его
решительно принять последнюю безнадежную битву: "Пока Бирнамский лес не
двинулся на Дунсинан, мне нечего бояться" (V, 3, 2-3; перевод мой. - Н. Е.).
От фигур ведьм, таким образом, зависит развитие действия; в известной
мере они определяют и характеры персонажей.
Исследователи неоднократно указывали, что Макбет и Банко по-разному
отнеслись к предсказаниям "вещих сестер". Действительно, Макбет, по словам
Банко, "упоен", Банко же спокойно просит открыть ему будущее, не боясь
ненависти ведьм и не ища у них милостей. Макбет хотел бы, чтобы ведьмы еще
задержались, Банко же сомневается в реальности происшедшего:
Да вправду ли мы их с тобой видали?
Не пьяного ли мы поели корня,
Который разум нам сковал?
(I, 3, 83-85)
Макбет верит голосам из сверхъестественного мира, Банко относится к ним
недоверчиво и подозревает в обмане, хотя они и в нем пробудили и гнусную
мысль, которую он подавляет, и надежду:
И если не обманут ими ты,
То почему я должен им не верить
И отказаться от надежд... Но тише.
(III, 1, 8-9)
Из отношения Банко к ведьмам и вырисовывается его характер, который так
точно определил Макбет: "...вместе с нравом смелым и отважным он обладает
разумом, ведущим его по верному пути" (III, 1, 51-53; перевод мой. - Н. Е.).
Разум и честь удерживают его от активных действий, основанных на неясных
предсказаниях.
В натуре самого Макбета страсть побеждает разум и долг, несмотря на
размышления и колебания:
Быть ни добром, ни злом не может этот
Призыв потусторонний. Будь он злом,
Он не послал бы мне залог успеха,
Начавшись правдой. Я Кавдорский тан.
Будь он добром, он не внушил бы мне
Мысль, от которой волосы поднялись...
(I, 3, 130-135)
После убийства Банко Макбет решает:
С рассветом я отправлюсь к вещим сестрам.
Пусть больше скажут. Будь что будет, я все -
Хотя бы наихудшее - узнаю.
По мне, все средства хороши отныне:
Я так уже увяз в кровавой тине,
Что легче будет мне вперед шагать,
Чем по трясине возвращаться вспять.
(III, 4, 132-138)
Время колебаний проходит; сознавая всю глубину своего падения, Макбет с
мужеством отчаяния идет по тому же пути. Его обращение к ведьмам
подчеркивает эту особенность его характера, которая полностью раскрывается в
конце трагедии, когда он убедился, что предсказание привело его к гибели:
Хотя Бирнам пошел на Дунсинан,
Хоть ты, мой враг, не женщиной рожден,
До смерти я свой бранный щит не брошу.
(V, 8, 30-32)
Иначе, чем мужчины, воспринимает слова "вещих сестер" леди Макбет. Она
ни на мгновение не задумывается, правдивы ли эти слова. Прочтя письмо, она
сразу же решает, что нужно убить Дункана.
Да, Гламис ты, и Кавдор ты, и станешь
Тем, что тебе предсказано...
Я в уши
Волью тебе свой дух и языком
Смету преграды на пути к короне,
Которой рок и неземные силы
Тебя уже венчали.
(I, 5, 13-14, 23-27)
Импульсивность, эмоциональность и неумение (или нежелание) размышлять и
колебаться - черты, характеризующие леди Макбет как натуру цельную, -
становятся в дальнейшем причиной ее болезни, которую она, в отличие от
Макбета, склонного к раздумьям, не в силах преодолеть, и смерти. А
выявляются эти черты так же, как духовный склад Макбета и Банко, благодаря
участию в действии ведьм, этих, казалось бы, второстепенных фигур.
В уста "вещих сестер", обладающих, по преданию, демонической мудростью,
вкладывает Шекспир фразы, которые становятся ключом к смыслу трагедии.
Отвечая на вопрос Первой ведьмы, когда они встретятся, Вторая ведьма
говорит: "Когда закончится сумятица, когда битва будет проиграна и выиграна"
(I, 1, 3-4; перевод мой. - Н. Е.). Фраза многозначительная. Битву выигрывают