Страница:
– Мы все умрем. Так не лучше ли успеть отомстить тем, кто это с нами сделал?
– Мне кажется, сейчас не время для вендетты, – сказал Нимрод. – Нужно подумать о будущем.
Некоторые иронически засмеялись, но всех заглушил голос мстителя.
– Какое будущее?!Погляди на нас! – все потупились; они знали, что представляют собой жалкое зрелище. – Мы последние из Чародеев. У нас не будет потомков, и вы это знаете. Так что хватит болтать о будущем.
– Но это не так, – попробовала возразить Сюзанна.
– Тебе легко говорить.
– Заткнись, Хэмел! – крикнул Нимрод.
– И не подумаю!
– Она здесь, чтобы помочь нам.
– Хватит с нас ее помощи! – взвизгнул Хэмел.
Многие поддержали его пессимизм.
– Она Кукушонок! – закричал кто-то. – Пусть убирается к своим и оставит нас в покое!
Сюзанне жутко хотелось и вправду уйти, чтобы не выслушивать оскорбления. Но она должна была остаться, ради Нимрода, де Боно и других, кто сохранил еще здравый смысл. К тому же она понимала, что в их словах есть доля истины. Она потеряла только свою мечту; они потеряли весь мир.
Новый голос вмешался в спор. Она удивилась, услышав его: это была Аполлина.
– Я не собираюсь идти на смерть ради кого-либо, – сказала она. – И особенно ради тебя, Хэмел.
Она напомнила Сюзанне Иоланду Дор в Доме Капры. Всегда находилась женщина, защищающая жизнь.
– А Шэдвелл? – спросил кто-то.
– А что он? Хочешь убить его, Хэмел? Ладно, я подарю тебе лук со стрелами.
Некоторые рассмеялись.
– У нас нет детей, – сказал Хэмел. – Ты сама, сестра, не выглядишь способной к деторождению.
Аполлина повернулась к нему.
– Хочешь попробовать?
– У меня есть жена, – скривился Хэмел.
Аполлина сделала непристойный жест, и он плюнул в ее сторону. Она плюнула в ответ, куда удачнее. Он с криком ярости бросился на нее, кто-то вмешался, и цивилизованные дебаты закончились.
Сюзанна с тяжелым сердцем наблюдала, как Нимрод пытается утихомирить собрание. Ей нужно было о многом поговорить с Чародеями, о многом их спросить, но не в такой обстановке.
Хэмел с разбитым носом покинул комнату, громко проклиная Аполлину и Сюзанну. Две дюжины ушло вслед за ним.
У оставшихся не было никакого желания продолжать обсуждение. Кое-как договорились, что они укроются в безопасных местах и подождут зимы.
2
3
4
III
1
2
IV
1
2
3
V
1
2
3
– Мне кажется, сейчас не время для вендетты, – сказал Нимрод. – Нужно подумать о будущем.
Некоторые иронически засмеялись, но всех заглушил голос мстителя.
– Какое будущее?!Погляди на нас! – все потупились; они знали, что представляют собой жалкое зрелище. – Мы последние из Чародеев. У нас не будет потомков, и вы это знаете. Так что хватит болтать о будущем.
– Но это не так, – попробовала возразить Сюзанна.
– Тебе легко говорить.
– Заткнись, Хэмел! – крикнул Нимрод.
– И не подумаю!
– Она здесь, чтобы помочь нам.
– Хватит с нас ее помощи! – взвизгнул Хэмел.
Многие поддержали его пессимизм.
– Она Кукушонок! – закричал кто-то. – Пусть убирается к своим и оставит нас в покое!
Сюзанне жутко хотелось и вправду уйти, чтобы не выслушивать оскорбления. Но она должна была остаться, ради Нимрода, де Боно и других, кто сохранил еще здравый смысл. К тому же она понимала, что в их словах есть доля истины. Она потеряла только свою мечту; они потеряли весь мир.
Новый голос вмешался в спор. Она удивилась, услышав его: это была Аполлина.
– Я не собираюсь идти на смерть ради кого-либо, – сказала она. – И особенно ради тебя, Хэмел.
Она напомнила Сюзанне Иоланду Дор в Доме Капры. Всегда находилась женщина, защищающая жизнь.
– А Шэдвелл? – спросил кто-то.
– А что он? Хочешь убить его, Хэмел? Ладно, я подарю тебе лук со стрелами.
Некоторые рассмеялись.
– У нас нет детей, – сказал Хэмел. – Ты сама, сестра, не выглядишь способной к деторождению.
Аполлина повернулась к нему.
– Хочешь попробовать?
– У меня есть жена, – скривился Хэмел.
Аполлина сделала непристойный жест, и он плюнул в ее сторону. Она плюнула в ответ, куда удачнее. Он с криком ярости бросился на нее, кто-то вмешался, и цивилизованные дебаты закончились.
Сюзанна с тяжелым сердцем наблюдала, как Нимрод пытается утихомирить собрание. Ей нужно было о многом поговорить с Чародеями, о многом их спросить, но не в такой обстановке.
Хэмел с разбитым носом покинул комнату, громко проклиная Аполлину и Сюзанну. Две дюжины ушло вслед за ним.
У оставшихся не было никакого желания продолжать обсуждение. Кое-как договорились, что они укроются в безопасных местах и подождут зимы.
2
Сюзанна рассталась с Нимродом, объяснив ему, как найти ее в Лондоне. Она была совершенно измучена и хотела отдохнуть.
Просидев дома две недели, она поняла, что воспоминания могут довести ее до безумия, и вернулась к работе в студии. Неторопливый ритм гончарного дела успокаивал; к тому же, вылепливая горшки, она хоть как-то приближалась к творению миров, которое успела испытать, и по которому остро тосковала. Так ей удавалось сдерживать меланхолию.
Скоро на ее пороге возник Финнеган, такой же элегантный, и пригласил ее на ужин. Он не забыл о ней, пока с ней происходили все невероятные приключения, и она была благодарна ему за это. Однако, когда он предложил ей незамедлительно выйти за него замуж, она сказала, что не сможет стать женой банкира. На следующее утро он прислал ей букет цветов и записку: «Готов сменить профессию». С тех пор они виделись регулярно. Его манеры и дружеская теплота отвлекали ее от все еще появляющихся мрачных мыслей.
Иногда, хоть и редко, она встречалась с Чародеями. Они приносили неплохие новости. Многие из выживших устроились вполне благополучно.
Еще лучше было то, что Шэдвелл с Хобартом не появлялись. Ходили слухи, что Хэмел пытался разыскать торговца, но потерпел неудачу.
Что касается остатков его крестоносного воинства, то некоторые из них заслужили прощение сородичей. Другие, не выдержав разочарования, сошли с ума или даже покончили с собой. Она знала, что были и те, кто покинул Фугу, ни в чем не раскаиваясь и продолжая творить насилие. Но они не ушли далеко.
Она слышала и о том, что Кэл постепенно приходит в себя, но сама с ним не общалась. Отчасти она не хотела привлекать внимания врагов, но больше боялась непонимания. Между ними стояло слишком много, чтобы быть любовниками. Они видели вместе Небо и Ад, и соскользнуть после этого в житейскую рутину казалось невозможным.
Кэл должно быть чувствовал то же, поскольку не делал попыток разыскать ее. Да это было и не нужно: она и так постоянно чувствовала его близость. Иногда она жалела, что не может любить его, как обычные люди, но их соединяло большее, чем любую другую пару. Целый мир.
Просидев дома две недели, она поняла, что воспоминания могут довести ее до безумия, и вернулась к работе в студии. Неторопливый ритм гончарного дела успокаивал; к тому же, вылепливая горшки, она хоть как-то приближалась к творению миров, которое успела испытать, и по которому остро тосковала. Так ей удавалось сдерживать меланхолию.
Скоро на ее пороге возник Финнеган, такой же элегантный, и пригласил ее на ужин. Он не забыл о ней, пока с ней происходили все невероятные приключения, и она была благодарна ему за это. Однако, когда он предложил ей незамедлительно выйти за него замуж, она сказала, что не сможет стать женой банкира. На следующее утро он прислал ей букет цветов и записку: «Готов сменить профессию». С тех пор они виделись регулярно. Его манеры и дружеская теплота отвлекали ее от все еще появляющихся мрачных мыслей.
Иногда, хоть и редко, она встречалась с Чародеями. Они приносили неплохие новости. Многие из выживших устроились вполне благополучно.
Еще лучше было то, что Шэдвелл с Хобартом не появлялись. Ходили слухи, что Хэмел пытался разыскать торговца, но потерпел неудачу.
Что касается остатков его крестоносного воинства, то некоторые из них заслужили прощение сородичей. Другие, не выдержав разочарования, сошли с ума или даже покончили с собой. Она знала, что были и те, кто покинул Фугу, ни в чем не раскаиваясь и продолжая творить насилие. Но они не ушли далеко.
Она слышала и о том, что Кэл постепенно приходит в себя, но сама с ним не общалась. Отчасти она не хотела привлекать внимания врагов, но больше боялась непонимания. Между ними стояло слишком много, чтобы быть любовниками. Они видели вместе Небо и Ад, и соскользнуть после этого в житейскую рутину казалось невозможным.
Кэл должно быть чувствовал то же, поскольку не делал попыток разыскать ее. Да это было и не нужно: она и так постоянно чувствовала его близость. Иногда она жалела, что не может любить его, как обычные люди, но их соединяло большее, чем любую другую пару. Целый мир.
3
В середине октября ее работа приобрела новое звучание. По какой-то причине она забросила горшки и тарелки и занялась скульптурой, восхищающей ее новых почитателей.
Тем временем Финнеган нажимал на нее все настойчивей. Она думала, что в его характере есть нечто мазохистское – после полудюжины отказов цветы и приглашения в рестораны продолжали поступать с прежней аккуратностью.
Она много размышляла о том, какой из двух миров реальнее – тот, где существовала улыбающаяся Сюзанна, выпачканная в глине, или тот, где она стояла лицом к лицу с драконами. Конечно, так могут думать лишь Кукушата. Оба этих мира реальны, но иногда ей остро не хватало второй реальности. Обыденность мира, где она жила, порой становилась невыносимой.
Менструм в ней тоже успокоился, хотя в Королевстве были места, где он начинал волноваться, где она чувствовала биение неведомой силы под землей. Кукушата тоже ощущали эту силу, окружая такие места суеверным поклонением; некоторых из них стояли церкви.
Большую часть жизни она связывала власть с политикой или деньгами. Теперь она поняла, что истинная власть – воображение. Даже Финнеган, когда она просила его рассказать о своем детстве, как-то расцветал, и она видела, как ореол над его головой становился ярче. Тогда она вспоминала книгу Мими:
«То, что можно вообразить, неистребимо».
В эти дни она была даже счастлива.
Тем временем Финнеган нажимал на нее все настойчивей. Она думала, что в его характере есть нечто мазохистское – после полудюжины отказов цветы и приглашения в рестораны продолжали поступать с прежней аккуратностью.
Она много размышляла о том, какой из двух миров реальнее – тот, где существовала улыбающаяся Сюзанна, выпачканная в глине, или тот, где она стояла лицом к лицу с драконами. Конечно, так могут думать лишь Кукушата. Оба этих мира реальны, но иногда ей остро не хватало второй реальности. Обыденность мира, где она жила, порой становилась невыносимой.
Менструм в ней тоже успокоился, хотя в Королевстве были места, где он начинал волноваться, где она чувствовала биение неведомой силы под землей. Кукушата тоже ощущали эту силу, окружая такие места суеверным поклонением; некоторых из них стояли церкви.
Большую часть жизни она связывала власть с политикой или деньгами. Теперь она поняла, что истинная власть – воображение. Даже Финнеган, когда она просила его рассказать о своем детстве, как-то расцветал, и она видела, как ореол над его головой становился ярче. Тогда она вспоминала книгу Мими:
«То, что можно вообразить, неистребимо».
В эти дни она была даже счастлива.
4
Потом в середине декабря, хрупкий покой неожиданно взорвался.
В тот день, 17-го, землю сковало льдом. Сюзанна сидела у себя в студии, дрожа от холода в двух толстых свитерах и пыталась справиться с неподатливой глиной.
Тут к ней без предупреждения явилась Аполлина, вечная вдова, с головы до ног в черном.
– Нужно поговорить, – выпалила она с порога.
Сюзанна расчистила для нее место среди гончарного хаоса. Но она не села, а остановилась у окна, глядя в него, пока Сюзанна мыла руки.
– За тобой что, следят?
– Не знаю. Может быть.
– Хочешь кофе?
– Лучше чего-нибудь покрепче.
Сюзанна достала бутылку бренди и плеснула в чашку щедрую порцию. Аполлина осушила ее одним глотком и валила еще, потом спросила: – Ты видишь сны?
– Какие сны?
– Нам всем снятся сны.
Поглядев на нее, Сюзанна усомнилась, что она вообще спала последние несколько дней.
– Страшные сны. Похожие на конец света.
– И кто их видит?
– Кто их не видит? Все.
Она хлебнула еще бренди.
– Что-то должно случиться. Поэтому я здесь.
Сюзанна думала о двух вещах: означают ли эти сны нечто большее, чем наследство пережитых кошмаров, и если да, то почему она их не видит. Аполлина прервала ее мысли.
– Люди говорят, что это Бич. Что он возвращается. Он и в первый раз сначала появлялся в снах.
– Думаешь они правы?
Аполлина кивнула, одновременно глотая бренди.
– И что мы можем сделать?
– Не знаю. Они все сложили лапки и ждут. Меня это бесит. Как шлюхи, ждут, кто их употребит.
Помолчав, она продолжала:
– Кое-кто из молодых хочет вспомнить Древнюю Науку.
– Зачем?
– Чтобы покончить с этой дрянью!
– А это возможно?
– Один шанс из ста. Черт, я не знаю! Должны же мы были чему-то научиться за все эти годы. Некоторые отправились к местам, где заключена сила, попробовать разбудить ее.
– Через столько лет?
– Чары не стареют.
– И что они ищут?
– Знаки. Пророчества. Что-нибудь.
Она подошла к окну и потерла пальцем замерзшее стекло. Потом повернулась к Сюзанне.
– Знаешь о чем я думаю?
– О чем?
– Что ты что-то скрываешь от нас.
Сюзанна промолчала.
– Да, что мы больше всего вредим себе сами. Ты так думаешь и это правда. Ведь мы попались на удочку Шэдвелла. Во всяком случае многие из нас.
– А ты? – спросила Сюзанна.
– Я жила в Королевстве. Знаешь, я хотела вообще забыть о них. Но не смогла. Все же меня с ними слишком многое связывает. Я должна разделить их судьбу.
– Мы можем потерять все.
– Уже потеряли.
– Нет еще.
Увидев недоверчивый взгляд Аполлины, она рассказала ей все, что случилось с ней и Кэлом в Круговерти. Но ту это мало утешило.
– Мы хотя бы еще живы, – заключила Сюзанна.
– А что толку? Мечемся по Королевству, как загнанные звери, и ищем забытые чары.
– Так чем я могу вам помочь?
Взгляд Аполлины был почти ненавидящим.
– Пойми, я не враг вам, – мягко сказала Сюзанна. – Я сделаю все, что смогу.
– Ты хорошо знаешь этот чертов город?
– Более или менее.
Аполлина извлекла из кармана клочок бумаги.
– Здесь адрес.
– И где это?
– Солсбери. Там, задолго до того, как соткали ковер. Бич убил много наших. В основном детей. Может, там мне удастся что-нибудь найти.
Ее взгляд упал на полки, где сохли творения Сюзанны.
– А ты говорила, тебе не снятся сны!
Сюзанна оглядела статуэтки новыми глазами. Все они изображали человеческие фигуры, скорченные, будто охваченные огнем. Их лица были искажены страхом и болью.
Аполлина взяла в руки одну из фигурок.
– Ты видишь сны наяву, – заявила она, и это была правда.
– Очень похоже.
– На кого? – спросила Сюзанна.
Аполлина поставила трагическую маску обратно на полку.
– На нас всех.
В тот день, 17-го, землю сковало льдом. Сюзанна сидела у себя в студии, дрожа от холода в двух толстых свитерах и пыталась справиться с неподатливой глиной.
Тут к ней без предупреждения явилась Аполлина, вечная вдова, с головы до ног в черном.
– Нужно поговорить, – выпалила она с порога.
Сюзанна расчистила для нее место среди гончарного хаоса. Но она не села, а остановилась у окна, глядя в него, пока Сюзанна мыла руки.
– За тобой что, следят?
– Не знаю. Может быть.
– Хочешь кофе?
– Лучше чего-нибудь покрепче.
Сюзанна достала бутылку бренди и плеснула в чашку щедрую порцию. Аполлина осушила ее одним глотком и валила еще, потом спросила: – Ты видишь сны?
– Какие сны?
– Нам всем снятся сны.
Поглядев на нее, Сюзанна усомнилась, что она вообще спала последние несколько дней.
– Страшные сны. Похожие на конец света.
– И кто их видит?
– Кто их не видит? Все.
Она хлебнула еще бренди.
– Что-то должно случиться. Поэтому я здесь.
Сюзанна думала о двух вещах: означают ли эти сны нечто большее, чем наследство пережитых кошмаров, и если да, то почему она их не видит. Аполлина прервала ее мысли.
– Люди говорят, что это Бич. Что он возвращается. Он и в первый раз сначала появлялся в снах.
– Думаешь они правы?
Аполлина кивнула, одновременно глотая бренди.
– И что мы можем сделать?
– Не знаю. Они все сложили лапки и ждут. Меня это бесит. Как шлюхи, ждут, кто их употребит.
Помолчав, она продолжала:
– Кое-кто из молодых хочет вспомнить Древнюю Науку.
– Зачем?
– Чтобы покончить с этой дрянью!
– А это возможно?
– Один шанс из ста. Черт, я не знаю! Должны же мы были чему-то научиться за все эти годы. Некоторые отправились к местам, где заключена сила, попробовать разбудить ее.
– Через столько лет?
– Чары не стареют.
– И что они ищут?
– Знаки. Пророчества. Что-нибудь.
Она подошла к окну и потерла пальцем замерзшее стекло. Потом повернулась к Сюзанне.
– Знаешь о чем я думаю?
– О чем?
– Что ты что-то скрываешь от нас.
Сюзанна промолчала.
– Да, что мы больше всего вредим себе сами. Ты так думаешь и это правда. Ведь мы попались на удочку Шэдвелла. Во всяком случае многие из нас.
– А ты? – спросила Сюзанна.
– Я жила в Королевстве. Знаешь, я хотела вообще забыть о них. Но не смогла. Все же меня с ними слишком многое связывает. Я должна разделить их судьбу.
– Мы можем потерять все.
– Уже потеряли.
– Нет еще.
Увидев недоверчивый взгляд Аполлины, она рассказала ей все, что случилось с ней и Кэлом в Круговерти. Но ту это мало утешило.
– Мы хотя бы еще живы, – заключила Сюзанна.
– А что толку? Мечемся по Королевству, как загнанные звери, и ищем забытые чары.
– Так чем я могу вам помочь?
Взгляд Аполлины был почти ненавидящим.
– Пойми, я не враг вам, – мягко сказала Сюзанна. – Я сделаю все, что смогу.
– Ты хорошо знаешь этот чертов город?
– Более или менее.
Аполлина извлекла из кармана клочок бумаги.
– Здесь адрес.
– И где это?
– Солсбери. Там, задолго до того, как соткали ковер. Бич убил много наших. В основном детей. Может, там мне удастся что-нибудь найти.
Ее взгляд упал на полки, где сохли творения Сюзанны.
– А ты говорила, тебе не снятся сны!
Сюзанна оглядела статуэтки новыми глазами. Все они изображали человеческие фигуры, скорченные, будто охваченные огнем. Их лица были искажены страхом и болью.
Аполлина взяла в руки одну из фигурок.
– Ты видишь сны наяву, – заявила она, и это была правда.
– Очень похоже.
– На кого? – спросила Сюзанна.
Аполлина поставила трагическую маску обратно на полку.
– На нас всех.
III
Дурные сны
1
Когда Кэлу впервые приснился кошмар, он спал один.
Начался сон на Венериных горах, где он бродил с тем жутким предчувствием несчастья, что даруют сны. Вокруг в призрачном свете танцевали или лежали в траве влюбленные пары; кто-то закричал, то ли от удовольствия, то ли предупреждая об опасности. В следующий момент Кэл уже бежал по склону, а за ним гналось что-то огромное и бесформенное.
Он кричал во все горло, но влюбленные не слышали его. Скоро трава вокруг начала дымиться, и пламя охватило танцующих, превращая их в черные обрубки. Ручейки огня заспешили к нему, и он побежал, чувствуя, как невыносимый жар пышет ему в спину. Тут Венерины горы исчезли, и он очутился на знакомых с детства улицах Ливерпуля. Была ночь, но фонари не горели, и он все время спотыкался о камни.
Преследователь был уже близко.
Кэл пытался найти укрытие, но все двери – даже его старых друзей, – были заперты, а ставни наглухо закрыты. Оставалось только бежать в надежде, что неведомый монстр потеряет его среди домов.
Он свернул на темную улицу, потом снова свернул и нырнул в арку в кирпичной стене. Почти сразу он понял, куда попал, хотя сена была почему-то была вдвое выше, чем прежде. Он стоял во дворе дома Мими Лащенски. Когда-то в другой жизни, он залез на эту стену и упал с нее – прямо в рай.
Теперь во дворе не было ковра и вообще ничего. Только он, скорчившийся в самом темном углу, да тяжелые шаги его преследователя.
Он почувствовал – не жар живого тела, а мертвый, безжалостный жар машины или, скорее, печи – печи, способной переплавить все добрые надежды мира.
Кэл затаил дыхание, пытаясь не закричать от ужаса. Господи, забери его отсюда, молча молился он, забери спаси меня, и я буду хорошим, клянусь тебе, Господи, прошу тебя...
Хотя он с трудом верил в это, его молитва была услышана. Жар ослаб, и чудовище начало удаляться. Он оставался в укрытии, пока тяжелый топот не затих вдали. Тогда он поднялся, расправляя затекшие члены.
Судорога свела мочевой пузырь. Он торопливо расстегнул штаны и помочился на еще горячую стену. Моча зашипела.
Внезапно над стеной взошло солнце. Нет, не солнце – это был он, его враг, ярче тысячи солнц, с жадно разинутой пастью.
Кэл не мог оторвать взгляд от чудовища, хотя это могло ослепить его. Он видел неисчислимое количество глаз, вращающихся на нервных окончаниях, как гигантские сияющие колеса, и что-то еще, чего он не мог разглядеть из-за невыносимой жары.
Он закричал.
Двор исчез, и он опять бежал по Венериным горам, только на этот раз не по траве, а по плоти и костям – своей плоти и своим костям, быстро сгорающим и обращающимся в ничто. Его крик был криком самой земли, и он кричал и кричал, пока не проснулся в липкой от пота постели.
Огонь пылал в его голове еще несколько секунд.
Начался сон на Венериных горах, где он бродил с тем жутким предчувствием несчастья, что даруют сны. Вокруг в призрачном свете танцевали или лежали в траве влюбленные пары; кто-то закричал, то ли от удовольствия, то ли предупреждая об опасности. В следующий момент Кэл уже бежал по склону, а за ним гналось что-то огромное и бесформенное.
Он кричал во все горло, но влюбленные не слышали его. Скоро трава вокруг начала дымиться, и пламя охватило танцующих, превращая их в черные обрубки. Ручейки огня заспешили к нему, и он побежал, чувствуя, как невыносимый жар пышет ему в спину. Тут Венерины горы исчезли, и он очутился на знакомых с детства улицах Ливерпуля. Была ночь, но фонари не горели, и он все время спотыкался о камни.
Преследователь был уже близко.
Кэл пытался найти укрытие, но все двери – даже его старых друзей, – были заперты, а ставни наглухо закрыты. Оставалось только бежать в надежде, что неведомый монстр потеряет его среди домов.
Он свернул на темную улицу, потом снова свернул и нырнул в арку в кирпичной стене. Почти сразу он понял, куда попал, хотя сена была почему-то была вдвое выше, чем прежде. Он стоял во дворе дома Мими Лащенски. Когда-то в другой жизни, он залез на эту стену и упал с нее – прямо в рай.
Теперь во дворе не было ковра и вообще ничего. Только он, скорчившийся в самом темном углу, да тяжелые шаги его преследователя.
Он почувствовал – не жар живого тела, а мертвый, безжалостный жар машины или, скорее, печи – печи, способной переплавить все добрые надежды мира.
Кэл затаил дыхание, пытаясь не закричать от ужаса. Господи, забери его отсюда, молча молился он, забери спаси меня, и я буду хорошим, клянусь тебе, Господи, прошу тебя...
Хотя он с трудом верил в это, его молитва была услышана. Жар ослаб, и чудовище начало удаляться. Он оставался в укрытии, пока тяжелый топот не затих вдали. Тогда он поднялся, расправляя затекшие члены.
Судорога свела мочевой пузырь. Он торопливо расстегнул штаны и помочился на еще горячую стену. Моча зашипела.
Внезапно над стеной взошло солнце. Нет, не солнце – это был он, его враг, ярче тысячи солнц, с жадно разинутой пастью.
Кэл не мог оторвать взгляд от чудовища, хотя это могло ослепить его. Он видел неисчислимое количество глаз, вращающихся на нервных окончаниях, как гигантские сияющие колеса, и что-то еще, чего он не мог разглядеть из-за невыносимой жары.
Он закричал.
Двор исчез, и он опять бежал по Венериным горам, только на этот раз не по траве, а по плоти и костям – своей плоти и своим костям, быстро сгорающим и обращающимся в ничто. Его крик был криком самой земли, и он кричал и кричал, пока не проснулся в липкой от пота постели.
Огонь пылал в его голове еще несколько секунд.
2
Он знал, что это не просто кошмар – это предвидение. Или предупреждение. Оно повторилось через ночь, потом приходило с разной частотой, но достаточно регулярно. На четвертый раз с ним была Джеральдина. Она, как могла, пыталась разбудить его, но он не просыпался, пока сон не кончился. Только тогда он открыл глаза и увидел, что она плачет от страха.
– Я думала, ты умираешь, – только и сказала она, и он подумал, что это могло быть и правдой: сколько можно выносить этот ужас?
Он знал, что это не только его кошмар; он снится и всем, кого он видел на Венериных горах – выжившим Чародеям. Это их общее предупреждение и общая судьба.
Но как? У него не было ее адреса или даже телефона. В отчаянии он решил обратиться к единственному доступному ему источнику информации и набрал номер Вирджила Глюка.
Телефон молчал.
– Я думала, ты умираешь, – только и сказала она, и он подумал, что это могло быть и правдой: сколько можно выносить этот ужас?
Он знал, что это не только его кошмар; он снится и всем, кого он видел на Венериных горах – выжившим Чародеям. Это их общее предупреждение и общая судьба.
* * *
Постепенно частота появления кошмаров увеличивалась, и в середине декабря он видел их почти каждую ночь. Он решил разыскать Сюзанну и рассказать ей все.Но как? У него не было ее адреса или даже телефона. В отчаянии он решил обратиться к единственному доступному ему источнику информации и набрал номер Вирджила Глюка.
Телефон молчал.
IV
Святилище
1
На следующий день после визита Аполлины, когда стало еще холоднее, Сюзанна решила обойти места, указанные Аполлиной. По первому же адресу она обнаружила следы пожара. Сгорело несколько домов. Когда она изучала карту, чтобы выяснить, не перепутала ли она, проходивший мимо рабочий недовольно поглядел на нее и буркнул:
– Нечего вам тут высматривать.
– Но я просто...
– Знаю. Пришли посмотреть.
Она покачала головой.
– Всю неделю тут шатались зеваки. Разбирали кирпичи. Шутка ли – такое убийство.
Она выслушала мрачную историю. Отец семейства, примерный семьянин, убил детей и жену, потом поджег дом и застрелился.
– А эти скоты собирают сувениры, – закончил рабочий. – Вам не кажется, что это неестественно?
Неестественно.Вайолет Памфри говорила так о доме Мими на Рю-стрит. Сюзанна помнила это. Быть может, убийца пытался спасти себя и своих детей от неосознанного страха, пропитавшего место, где они жили. Удалось или нет, задерживаться здесь не имело смысла.
– Нечего вам тут высматривать.
– Но я просто...
– Знаю. Пришли посмотреть.
Она покачала головой.
– Всю неделю тут шатались зеваки. Разбирали кирпичи. Шутка ли – такое убийство.
Она выслушала мрачную историю. Отец семейства, примерный семьянин, убил детей и жену, потом поджег дом и застрелился.
– А эти скоты собирают сувениры, – закончил рабочий. – Вам не кажется, что это неестественно?
Неестественно.Вайолет Памфри говорила так о доме Мими на Рю-стрит. Сюзанна помнила это. Быть может, убийца пытался спасти себя и своих детей от неосознанного страха, пропитавшего место, где они жили. Удалось или нет, задерживаться здесь не имело смысла.
2
По второму адресу, в центре города, она нашла церковь святых Филомены и Каликста. Должно быть, какие-то мученики. Церковь была довольно неприглядным кирпичным строением, стиснутым со всех сторон модерновыми офисами. Она ничем не напоминала сгоревший дом убийцы.
Но уже у входа менструм сказал Сюзанне, что это одно из тех мест. Несмотря на это, церковная атмосфера успокоила ее. В тени алтарей жила тайна, независимо от того, была ли истиной история Христа и Мадонны.
На скамьях сидело около дюжины людей, молящихся или просто зашедших отдохнуть. Она как можно тише прошла к алтарю, все сильнее ощущая присутствие силы. Ее не покидало чувство, что за ней наблюдают. У самого алтаря ей показалось, что пол ушел из-под ног, и она зависла в воздухе над обширным подземельем храма, откуда волнами исходила сила.
Только через две-три секунды видение пропало, и она обнаружила, что держится за решетку, ограждающую алтарь. Она оглянулась в поисках пути вниз и нашла низкую дверь в стене. Не успела она войти, как из двери вышел священник.
– Что вам угодно? – он натянуто улыбнулся.
– Я хочу осмотреть подземелье.
– Здесь нет никаких подземелий.
– Но я знаю...
Она почувствовала, как в ней бурлит менструм.
– Видите ли, оно есть, но оно опечатано. Вы не можете войти.
– Могу.
Он, казалось, внял этому аргументу и сказал опасливым шепотом:
– Подождите, пожалуйста. Хотите, чтобы я сам вам его показал?
– Да.
Он подошел к двери и распахнул ее. Снизу хлынула волна спертого воздуха, но она не испугалась. Там не было смерти, а если и была, то смерть тела, а не духа.
Но уже у входа менструм сказал Сюзанне, что это одно из тех мест. Несмотря на это, церковная атмосфера успокоила ее. В тени алтарей жила тайна, независимо от того, была ли истиной история Христа и Мадонны.
На скамьях сидело около дюжины людей, молящихся или просто зашедших отдохнуть. Она как можно тише прошла к алтарю, все сильнее ощущая присутствие силы. Ее не покидало чувство, что за ней наблюдают. У самого алтаря ей показалось, что пол ушел из-под ног, и она зависла в воздухе над обширным подземельем храма, откуда волнами исходила сила.
Только через две-три секунды видение пропало, и она обнаружила, что держится за решетку, ограждающую алтарь. Она оглянулась в поисках пути вниз и нашла низкую дверь в стене. Не успела она войти, как из двери вышел священник.
– Что вам угодно? – он натянуто улыбнулся.
– Я хочу осмотреть подземелье.
– Здесь нет никаких подземелий.
– Но я знаю...
Она почувствовала, как в ней бурлит менструм.
– Видите ли, оно есть, но оно опечатано. Вы не можете войти.
– Могу.
Он, казалось, внял этому аргументу и сказал опасливым шепотом:
– Подождите, пожалуйста. Хотите, чтобы я сам вам его показал?
– Да.
Он подошел к двери и распахнул ее. Снизу хлынула волна спертого воздуха, но она не испугалась. Там не было смерти, а если и была, то смерть тела, а не духа.
3
Она даже не представляла, что подземелье уходит так глубоко. Свет почти померк, и через две дюжины ступенек она уже не видела своего провожатого.
– Далеко еще? – спросила она.
Вместо ответа он зажег свечу. Осветились его испуганное лицо и лежащая перед ними путаница коридоров, в которых темнели ниши.
– Здесь никого нет, – сказал он печально. – Уже никого.
– Все равно покажите.
Он покорно кивнул и повел ее в один из проходов. Теперь она увидела в нишах штабеля гробов и подумала о странности такого погребения. Еще более странным показалось ей то, что священник отпер в конце коридора какую-то дверь.
– Входите. Вы ведь именно это хотели видеть?
Она вошла в комнату, такую большую, что пламя свечи не могло осветить ее целиком. Тут не было гробов – только кости, грудами лежащие на полу.
Священник зажег несколько свечей, укрепленных в черепах. В их свете стал виден причудливый барочный узор, выложенный из костей – мозаика черепов и ребер, пальцев и лодыжек.
– Что это? – спросила она, пораженная.
– Как, вы не знаете? Святилище.
– Святилище?
– Так вы не знали?
Он двинулся к ней с лицом, искаженным страхом и гневом.
– Вы солгали мне! – он схватил ее за руку. – Вон отсюда! Вы нарушили...
Она изо всех сил пыталась сдержать менструм, но тут священник отпустил ее. Огни свечей вспыхнули ярче и тревожно заметались. Он отшатнулся и попятился к выходу; его коротко стриженные волосы в буквальном смысле стояли дыбом.
Она не разделяла его ужас. Древние силы освобождались из плена, и она купалась в их потоках, чувствуя, как они наполняют ее силой. Священник выбежал в дверь, и тут гробы в нишах начали трескаться, словно мертвецы спешили на Страшный Суд. Посреди комнаты из пыли возник какой-то силуэт, вернее, три силуэта. Сюзанна смотрела, как они направляются к ней, но чувства опасности у нее не было.
Центральная фигура выступила вперед, и Сюзанна почти не удивилась, разглядев черты Иммаколаты. Здесь было самое подходящее для нее место.
Но фигура обладала чертами всех трех сестер, и голос ее тоже отличался от голоса Колдуньи. Он был более мягким... или более насмешливым.
– Мы рады, что ты пришла. У нас к тебе дело.
– Какое дело?
– Он не должен этого слышать. Пожалуйста, выстави его отсюда и успокой. Эти люди так суеверны!
Сюзанна вышла в коридор и подняла хнычущего священника с пола.
– Уходите, прошу, вас. Госпожа хочет этого.
Он поглядел на нее затравленным взглядом.
– Вы тоже идете?
– Нет.
– Да-да. Я понял. Я ухожу.
Он метнулся вверх по лестнице, как кролик, и она вернулась в комнату.
– Я думала, что вы умерли.
– Умерли? Так Кукушата говорят о мертвой плоти, но это ничего не значит, Сюзанна.
– Так зачем вы здесь?
– Отплатить тебе. В Храме ты помогла мне, ведь ты не забыла?
– Нет.
– Я тоже. Доброта должна вознаграждаться, я теперь это поняла. Я многое поняла. Видишь, теперь мы все вместе. Мы видим, как были жестоки и слепы, и сожалеем об этом.
Сюзанна могла бы усомниться в этих словах, но менструм подтвердил, что Иммаколата говорит правду. Но что ей нужно?
– Я пришла предупредить, – ответила она.
– О чем? Опять Шэдвелл?
– Он только часть того, что идет на вас.
– Тогда что это? Бич?
Призрак вздрогнул при этом слове, подтверждая сказанное Сюзанной.
– А что Шэдвелл имеет общего с Бичом?
– Он разбудил его.
– Зачем?
– Он решил, что волшебство обмануло его. Испортило его невинную торгашескую душу. Теперь он не успокоится, пока не умрет последний волшебник.
– А Бич помогает ему в этом?
– Так он думает.
Сюзанна на миг закрыла глаза. В мозгу метался рой вопросов, из которых она выбрала главный:
– Что такое Бич?
– Сложно сказать. Он думает,что его зовут Уриэль.
– Уриэль.
– Ангел. Так он решил, прочитав Библию.
– Не понимаю.
– Это дух, который когда-то охранял место, где было сосредоточено все волшебство мира. Кажется, это был сад, но я не уверена.
– А зачем ему истреблять Чародеев?
– Они появились на свет в этом саду и бежали оттуда. Уриэль остался там один, на долгие столетия.
– И что случилось?
– Он сошел с ума, как любой сторож, не получающий приказов.
– Вы верите в это? Вы же не христиане.
– Мы верим в то, что внутри, – ответила троица.
Она вспомнила книгу Мими. До того, как она попала на ее страницы, мир сказок тоже казался ей вымыслом. Потом она думала иначе. Внутрисказок крылась истина; внутри этой истории тоже. В каком-то смысле Бич был тем, кем себя воображал.
– А что случилось потом?
– По-видимому: его нашли какие-то люди, которые искали Эдем. Он прочитал у них в головах историю рая и свою историю. Он узнал, что он Уриэль, пламя Господа.
– А это правда был Эдем?
– Он поверил в это, значит, это так. Конечно, он убил тех людей, а потом отправился на поиски беглецов.
– Чародеев.
– Да. Он почти уничтожил их, но они оказались хитрее. Они смогли спрятаться, и Уриэлю пришлось вернуться в свою пустыню.
– До Шэдвелла.
– Именно.
Сюзанна долго думала, прежде чем задать следующий вопрос.
– А Бог?
Троица рассмеялась.
– Какое это имеет значение? Если он и был, то давно забыл о своем страже.
– Так что же нам делать? Некоторые хотят привлечь Древнюю Науку...
– Да, мы слышали.
– Это помогает?
– Кто знает? Мы ничего не можем сделать. От нас остались только пыль и души, обитающие здесь, пока Бич не придет и не уничтожит нас.
– Думаете, он придет?
– Церковь пропитана волшебством. Шэдвелл обязательно приведет сюда Бича. Мы можем лишь предупредить тебя, а потом погибнуть.
– Спасибо.
Сестры начали таять, словно их силы были на исходе.
– Знаешь, было время, – сказала Иммаколата, – когда волшебство было повсюду. Тогда мы ничего не боялись.
– Это время может вернуться.
Но сестры уже растворились в воздухе. Последним, что услышала Сюзанна, был еле слышный шепот:
– Все в твоих руках, сестра...
– Далеко еще? – спросила она.
Вместо ответа он зажег свечу. Осветились его испуганное лицо и лежащая перед ними путаница коридоров, в которых темнели ниши.
– Здесь никого нет, – сказал он печально. – Уже никого.
– Все равно покажите.
Он покорно кивнул и повел ее в один из проходов. Теперь она увидела в нишах штабеля гробов и подумала о странности такого погребения. Еще более странным показалось ей то, что священник отпер в конце коридора какую-то дверь.
– Входите. Вы ведь именно это хотели видеть?
Она вошла в комнату, такую большую, что пламя свечи не могло осветить ее целиком. Тут не было гробов – только кости, грудами лежащие на полу.
Священник зажег несколько свечей, укрепленных в черепах. В их свете стал виден причудливый барочный узор, выложенный из костей – мозаика черепов и ребер, пальцев и лодыжек.
– Что это? – спросила она, пораженная.
– Как, вы не знаете? Святилище.
– Святилище?
– Так вы не знали?
Он двинулся к ней с лицом, искаженным страхом и гневом.
– Вы солгали мне! – он схватил ее за руку. – Вон отсюда! Вы нарушили...
Она изо всех сил пыталась сдержать менструм, но тут священник отпустил ее. Огни свечей вспыхнули ярче и тревожно заметались. Он отшатнулся и попятился к выходу; его коротко стриженные волосы в буквальном смысле стояли дыбом.
Она не разделяла его ужас. Древние силы освобождались из плена, и она купалась в их потоках, чувствуя, как они наполняют ее силой. Священник выбежал в дверь, и тут гробы в нишах начали трескаться, словно мертвецы спешили на Страшный Суд. Посреди комнаты из пыли возник какой-то силуэт, вернее, три силуэта. Сюзанна смотрела, как они направляются к ней, но чувства опасности у нее не было.
Центральная фигура выступила вперед, и Сюзанна почти не удивилась, разглядев черты Иммаколаты. Здесь было самое подходящее для нее место.
Но фигура обладала чертами всех трех сестер, и голос ее тоже отличался от голоса Колдуньи. Он был более мягким... или более насмешливым.
– Мы рады, что ты пришла. У нас к тебе дело.
– Какое дело?
– Он не должен этого слышать. Пожалуйста, выстави его отсюда и успокой. Эти люди так суеверны!
Сюзанна вышла в коридор и подняла хнычущего священника с пола.
– Уходите, прошу, вас. Госпожа хочет этого.
Он поглядел на нее затравленным взглядом.
– Вы тоже идете?
– Нет.
– Да-да. Я понял. Я ухожу.
Он метнулся вверх по лестнице, как кролик, и она вернулась в комнату.
– Я думала, что вы умерли.
– Умерли? Так Кукушата говорят о мертвой плоти, но это ничего не значит, Сюзанна.
– Так зачем вы здесь?
– Отплатить тебе. В Храме ты помогла мне, ведь ты не забыла?
– Нет.
– Я тоже. Доброта должна вознаграждаться, я теперь это поняла. Я многое поняла. Видишь, теперь мы все вместе. Мы видим, как были жестоки и слепы, и сожалеем об этом.
Сюзанна могла бы усомниться в этих словах, но менструм подтвердил, что Иммаколата говорит правду. Но что ей нужно?
– Я пришла предупредить, – ответила она.
– О чем? Опять Шэдвелл?
– Он только часть того, что идет на вас.
– Тогда что это? Бич?
Призрак вздрогнул при этом слове, подтверждая сказанное Сюзанной.
– А что Шэдвелл имеет общего с Бичом?
– Он разбудил его.
– Зачем?
– Он решил, что волшебство обмануло его. Испортило его невинную торгашескую душу. Теперь он не успокоится, пока не умрет последний волшебник.
– А Бич помогает ему в этом?
– Так он думает.
Сюзанна на миг закрыла глаза. В мозгу метался рой вопросов, из которых она выбрала главный:
– Что такое Бич?
– Сложно сказать. Он думает,что его зовут Уриэль.
– Уриэль.
– Ангел. Так он решил, прочитав Библию.
– Не понимаю.
– Это дух, который когда-то охранял место, где было сосредоточено все волшебство мира. Кажется, это был сад, но я не уверена.
– А зачем ему истреблять Чародеев?
– Они появились на свет в этом саду и бежали оттуда. Уриэль остался там один, на долгие столетия.
– И что случилось?
– Он сошел с ума, как любой сторож, не получающий приказов.
– Вы верите в это? Вы же не христиане.
– Мы верим в то, что внутри, – ответила троица.
Она вспомнила книгу Мими. До того, как она попала на ее страницы, мир сказок тоже казался ей вымыслом. Потом она думала иначе. Внутрисказок крылась истина; внутри этой истории тоже. В каком-то смысле Бич был тем, кем себя воображал.
– А что случилось потом?
– По-видимому: его нашли какие-то люди, которые искали Эдем. Он прочитал у них в головах историю рая и свою историю. Он узнал, что он Уриэль, пламя Господа.
– А это правда был Эдем?
– Он поверил в это, значит, это так. Конечно, он убил тех людей, а потом отправился на поиски беглецов.
– Чародеев.
– Да. Он почти уничтожил их, но они оказались хитрее. Они смогли спрятаться, и Уриэлю пришлось вернуться в свою пустыню.
– До Шэдвелла.
– Именно.
Сюзанна долго думала, прежде чем задать следующий вопрос.
– А Бог?
Троица рассмеялась.
– Какое это имеет значение? Если он и был, то давно забыл о своем страже.
– Так что же нам делать? Некоторые хотят привлечь Древнюю Науку...
– Да, мы слышали.
– Это помогает?
– Кто знает? Мы ничего не можем сделать. От нас остались только пыль и души, обитающие здесь, пока Бич не придет и не уничтожит нас.
– Думаете, он придет?
– Церковь пропитана волшебством. Шэдвелл обязательно приведет сюда Бича. Мы можем лишь предупредить тебя, а потом погибнуть.
– Спасибо.
Сестры начали таять, словно их силы были на исходе.
– Знаешь, было время, – сказала Иммаколата, – когда волшебство было повсюду. Тогда мы ничего не боялись.
– Это время может вернуться.
Но сестры уже растворились в воздухе. Последним, что услышала Сюзанна, был еле слышный шепот:
– Все в твоих руках, сестра...
V
Обнаженное пламя
1
Дом, где Мими Лащенски прожила пятьдесят лет, был продан через два месяца после ее смерти. Новые владельцы потратили немало времени и денег, приводя дом в жилой вид, но все их затраты оказались напрасными. Неделю спустя они в большой спешке съехали, заявив, что в доме живут привидения. Они что-то говорили о туманных фигурах, проплывающих по комнатам, о таинственном вое а о несмываемом кошачьем запахе, пропитавшем дом.
Дом 18 по Рю-стрит с тех пор оставался пустым. Рынок недвижимости не жаловал этот район, и слухи отпугнули от дома всех потенциальных покупателей. Там пробовали поселиться сквоттеры, но после первой же, весьма бурной, ночи бежали, оставив внутри значительную часть имущества.
Дом ветшал и приходил в запустение, а после событий середины декабря стало ясно, что в нем уже никто и никогда жить не будет.
Дом 18 по Рю-стрит с тех пор оставался пустым. Рынок недвижимости не жаловал этот район, и слухи отпугнули от дома всех потенциальных покупателей. Там пробовали поселиться сквоттеры, но после первой же, весьма бурной, ночи бежали, оставив внутри значительную часть имущества.
Дом ветшал и приходил в запустение, а после событий середины декабря стало ясно, что в нем уже никто и никогда жить не будет.
2
Если бы Кэл увидел пять человек, входивших той ночью в дом 18, он сразу опознал бы в их лидере де Боно, хотя канатоходец сильно вытянулся и похудел, а его волосы были острижены почти под ноль. Еще труднее было узнать Толлера, которого он видел на поле Старбрука. Люди пророка сломали ему ноги и разбили голову, но он хотя бы выжил, а еще один ученик Старбрука, Галин, погиб, пытаясь сохранить поле от осквернения.
Это де Боно предложил посетить дом Мими, где так долго хранилась Фуга, в надежде найти какие-то следы Древней Науки. Кроме Толлера, с ним пошли еще трое: Баптиста Дольфи, чей отец погиб в Доме Капры, ее любовник Отис Бо, и девушка, которую он впервые увидел в Невидали – она сидела на подоконнике с бумажными крыльями за спиной. Он снова встретился с ней во сне на Венериных горах, и она подарила ему мир из бумаги и света, который помог ему выжить в те горькие дни. Ее звали Лея.
Из них пяти она лучше всех разбиралась в чарах, и именно она искала место, где хранился ковер. Они поднялись по лестнице наверх.
– Здесь очень много отзвуков, – сказала она. – Хранительницы и животных. Но я почти уверена, что ковер лежал здесь.
– Нужно очистить пол, – посоветовал Толлер.
Они убрали ковер и мебель, оставшуюся от сквоттеров, и прислушались, став на колени. Их усилия были вознаграждены.
– Я его почти вижу, – сказала Баптиста.
– И что теперь? – спросил Отис Лею, но она сосредоточилась на звуках.
Де Боно тоже не знал ответа. Они шли вслепую, не зная толком, какие чары им нужны. А без знания этого им придется встречать врага безоружными. В том, что враг придет, он не сомневался.
Это де Боно предложил посетить дом Мими, где так долго хранилась Фуга, в надежде найти какие-то следы Древней Науки. Кроме Толлера, с ним пошли еще трое: Баптиста Дольфи, чей отец погиб в Доме Капры, ее любовник Отис Бо, и девушка, которую он впервые увидел в Невидали – она сидела на подоконнике с бумажными крыльями за спиной. Он снова встретился с ней во сне на Венериных горах, и она подарила ему мир из бумаги и света, который помог ему выжить в те горькие дни. Ее звали Лея.
Из них пяти она лучше всех разбиралась в чарах, и именно она искала место, где хранился ковер. Они поднялись по лестнице наверх.
– Здесь очень много отзвуков, – сказала она. – Хранительницы и животных. Но я почти уверена, что ковер лежал здесь.
– Нужно очистить пол, – посоветовал Толлер.
Они убрали ковер и мебель, оставшуюся от сквоттеров, и прислушались, став на колени. Их усилия были вознаграждены.
– Я его почти вижу, – сказала Баптиста.
– И что теперь? – спросил Отис Лею, но она сосредоточилась на звуках.
Де Боно тоже не знал ответа. Они шли вслепую, не зная толком, какие чары им нужны. А без знания этого им придется встречать врага безоружными. В том, что враг придет, он не сомневался.
3
В полтретьего ночи Кэл проснулся от кошмара, который кое-чем отличался от предыдущих. На этот раз он был на Венериных горах не один, а в обществе де Боно. Они вместе бежали от чудовища к дому Лащенски, но потом Кэл куда-то свернул и оказался в совсем незнакомом месте.