2
   Было еще темно, когда – через несколько часов, как ему показалось, – дверь отворилась.
   За ней зияла тьма. Оттуда раздался голос Иммаколаты:
   – Входи.
   Он встал и заглянул в дверь. В лицо ему ударило жаром, как из печи, где жарилась человеческая плоть.
   Невдалеке от себя он мог разглядеть Иммаколату, стоящую или парящую в воздухе.
   – Смотри. Вот наш Палач.
   Шэдвелл сперва ничего не видел. Потом что-то отделилось от стены и поплыло, не касаясь пола, к нему, подсвеченное гнойным желтым мерцанием.
   Теперь он разглядел Палача.
   Трудно было поверить, что он когда-то был человеком. Хирурги, о которых говорила Иммаколата, изменили его анатомию, и он висел в воздухе, как пальто на вешалке. Его верхние конечности, цепь хрящей, опутанных блестящими сухожилиями, были раскинуты в стороны. Шэдвелл едва не закричал, когда увидел голову Палача и понял, что с ним сделали Хирурги.
   Они выпотрошили его. Вынули из тела все кости, оставив нечто, более подходящее для моря, чем для суши, пародию на человека, вызванную из своего мрачного обиталища зловещим колдовством сестер. Его лишенная черепа голова раздувалась, постоянно меняя форму – то это были сплошь блестящие, безумные глаза, то челюсти, распахнутые в жалобном вопле.
   – Tсc, – сказала ему Иммаколата.
   Палач вздрогнул и вытянул вперед руки, будто желая задушить свою мучительницу. Но он замолчал.
   – Домвилл, ты ведь когда-то утверждал, что любишь меня?
   Он замотал головой, как бы в ужасе от того, к чему привело его это чувство.
   – Я решила дать тебе немного жизни. И достаточно сил, чтобы смести с лица земли этот поганый город. Так докажи свою любовь ко мне.
   Шэдвелл забеспокоился.
   – А он себя контролирует? Он может натворить бед.
   – Пусть, – последовал ответ. – Я ненавижу этот город. Он должен убить Чародеев, а потом пусть делает, что хочет. Он знает, что он должен сделать. Думаю, потом он постарается умереть. Правда, мой Палач?
   Глаза твари – раздутые кровавые сгустки – мигнули в знак согласия.
   Шэдвелл повернулся и пошел к выходу. Пускай сестрицы забавляются дальше. Ему на сегодня магии хватило.

V
Устами младенца

1

   Рассвет входил в Ливерпуль с опаской, словно боясь того, что он может обнаружить. Кэл смотрел, как свет проникает в его город, от серых труб до серых тротуаров.
   Он прожил здесь всю жизнь, и это был его мир. Телевизор и книги показывали ему другие миры, но в глубине души он никогда не верил в их реальность. Они были так же далеки от того, что он видел вокруг, как звезды, горящие над головой.
   Но Фуга – это другое. Она казалась ему настоящей и мало того – ждущей его. Но иллюзии быстро рассеялись. Если эта страна и звала его, для ее обитателей он явно был незваным гостем.
   Он бесцельно бродил по улицам около часа, наблюдая, как пробуждается город.
   Так ли они плохи, эти Кукушата, к роду которых он имеет несчастье принадлежать? Они улыбались, встречая своих котов после ночных прогулок; обнимали детей, отправляя их в школу; слушали за завтраком песенки про любовь по радио. Глядя на них, он разозлился. Какое право имеют эти пришельцы их третировать? Сейчас он пойдет и скажет это им в глаза.
   Подойдя к дому, он увидел, что дверь открыта, и возле нее стоит молодая женщина – соседка, имени которой он не знал. Потом он заметил на крыльце младенца Нимрода, одетого в тогу, сделанную из рубашки Кэла, и солнечные очки.
   – Это ваш малыш? – спросила женщина, увидев Кэла.
   – Можно сказать и так.
   – Он барабанил в окно, когда я проходила. У вас есть кому за ним приглядеть?
   – Теперь есть.
   Кэл посмотрел на младенца, вспоминая слова Фредди, что Нимрод только притворяетсяребенком. Тут малыш сдвинул очки на лоб и бросил на него взгляд, полностью подтверждающий мнение брадобрея. Но выбора не было – приходилось играть роль отца. Кэл подхватил младенца на руки.
   – Что ты тут делаешь? – прошептал он.
   – Сёска! Зя потога! – Нимрод явно не справлялся с младенческим произношением.
   – Что?
   – Какой милый, – проворковала женщина, и прежде чем Кэл успел закрыть дверь малыш потянулся к ней, бормоча что-то ласковое.
   – Ах ты, моя крошка...
   Она выхватила Нимрода из рук самозваного отца.
   – А где его мать?
   – Скоро придет, – пробормотал Кэл, пытаясь оторвать младенца от груди женщины.
   Младенец недовольно захныкал. Женщина прижала его к себе, успокаивая, и он тут же принялся теребить ее соски через тонкую ткань блузки.
   – Извините, – Кэл, наконец, разжал его ручонки и забрал к себе.
   – Не оставляйте его одного, – посоветовала женщина, рассеянно трогая грудь там, где ее касался Нимрод.
   Кэл поблагодарил ее за участие.
   – Счастливо, малыш, – сказала она.
   Нимрод послал ей воздушный поцелуй. Она, покраснев, быстро пошла прочь, уже не улыбаясь.

2

   – Что за глупость?
   Нимрод быстро обучался нормальной речи. Сейчас он стоял посреди холла и глядел на Кэла снизу вверх.
   – Где остальные? – спросил Кэл.
   – Ушли. Мы тоже уходим.
   Движения он тоже контролировал уже лучше. Он потянулся к дверной ручке, но не достал. После нескольких неудачных попыток он начал колотить в дверь.
   – Пусти!
   – Ладно. Только не ори так.
   – Выпусти меня!
   Что ж, ничего плохого не будет, если он выйдет с ребенком погулять. Кэл испытывал странное удовлетворение от того, что это волшебное существо теперь зависит от него.
   Полностью овладев своим языком, Нимрод быстро успокоился, хотя все еще злился на товарищей.
   – Они бросили меня здесь и велели самому заботиться о себе. Но как? Как, я тебя спрашиваю?
   – А почему ты в таком обличье? – спросил Кэл.
   – О, в свое время это показалось мне хорошей идеей. Меня застал разгневанный муж, и я принял самый невинный облик. Только упустил из виду, что такие чары быстро не рассеиваются. А потом началась вся эта суматоха, и я попал на ковер в таком виде.
   – А можешь снова стать нормальным?
   – Только когда опять окажусь в Фуге.
   Он уставился в окно на проходящую девицу.
   – Ух ты, какие ляжки!
   – Не пошли.
   – Дети часто пошлят.
   – Не так, как ты.
   Нимрод хмыкнул.
   – Шумно тут, в вашем мире. И грязно.
   – Хуже, чем в 1896-м?
   – Гораздо. Но все равно мне тут нравится. Слушай, расскажи мне о нем?
   – О Господи! А откуда начать?
   – Откуда хочешь. Я быстро обучаюсь, вот увидишь.
   Это оказалось правдой. За полчаса их прогулки по Чериот-стрит он задал Кэлу массу вопросов, частью о том, что они видели, частью на более абстрактные темы. Сперва они говорили о Ливерпуле, потом о городах вообще, потом о Нью-Йорке и Голливуде. Разговор об Америке навел их на тему отношений Востока и Запада, в связи с чем Кэл рассказал о всех войнах и революциях, какие помнил с 1900 года. Они поговорили немного об Ирландии, потом о Мексике, куда оба мечтали попасть, потом об аэродинамике, потом о ядерном оружии и о загрязнении окружающей среды и, наконец, вернулись к любимой теме Нимрода – женщинам.
   В обмен Нимрод вкратце поведал Кэлу о Фуге: О Доме Капры, где заседает Совет Семейств; о Мантии, скрывающей в себе Круговерть, и о ведущем туда Луче; об Основании и Памятных Уступах. Сами эти названия наполняли сердце Кэла трепетом.
   Они обсудили все, в том числе и факт, что со временем они могут стать друзьями.
   – Теперь не болтай, – предупредил Кэл, когда они вернулись к дому Муни. – Помни, что ты еще маленький.
   – Как я могу об этом забыть? – со страдальческим видом воскликнул Нимрод.
   Кэл позвал отца, но в доме было тихо.
   – Его нет, – сказал Нимрод. – Ради Бога, пусти меня.
   Кэл опустил малыша на пол, и тот немедленно устремился на кухню.
   – Мне надо выпить. И не молока.
   Кэл засмеялся.
   – Пойду поищу чего-нибудь.
   Войдя в комнату отца и увидев его сидящим в кресле, он сперва подумал, что Брендан мертв. Он едва не закричал. Но тут отец открыл глаза.
   – Папа, что с тобой?
   Слезы потекли по серым щекам Брендана. Он даже не пытался их вытереть.
   – Папа...
   Кэл подошел и опустился на колени рядом с креслом.
   – Все хорошо, – он взял отца за руку. – Ты что, думал о маме?
   Брендан покачал головой. Он не мог говорить, и Кэл больше ничего не спрашивал, только держал его руку. А ему казалось, что горе отца поутихло. Нет, совсем нет.
   Наконец Брендан выдавил:
   – Я... я получил письмо.
   – Письмо?
   – От твоей мамы. Неужели я спятил, сынок?
   – Нет, папа. Конечно, нет.
   – Ну ладно, – он пошарил по столу, нашел грязный носовой платок и вытер слезы. – Вон там. Посмотри. Кэл оглядел стол.
   – Ее почерк.
   Там и правда лежал листок бумаги, смятый и смоченный слезами.
   – Она писала, что она счастлива, и чтобы я не переживал. Писала, что...
   Новые рыдания помешали ему закончить, Кэл поднял листок. Он был чист с обеих сторон.
   – Писала, что... что ждет меня, но ждать там тоже в радость, поэтому я не должен торопиться, пока меня не позовут.
   Кэл увидел, что бумага не просто тонкая; она, казалось, тает у него на глазах. Он положил листок на стол, чувствуя озноб.
   – Я был так счастлив, Кэл. Я ведь только и хотел услышать, что ей там хорошо и что когда-нибудь мы снова встретимся.
   – Тут ничего нет, папа, – тихо сказал Кэл. – Чистый лист.
   – Оно было,сынок. Клянусь тебе. Ее почерк. Я узнал его. А потом все пропало.
   Брендан согнулся в кресле, опять начав плакать. Кэл снова взял его за руку.
   – Держись, папа.
   – Это ужасно, сынок. Я будто потерял ее во второй раз. Почему оно исчезло?
   – Не знаю, папа, – он оглянулся на письмо. Листок уже почти исчез.
   – Откуда у тебя это письмо?
   Отец всхлипнул.
   – Ты можешь сказать?
   – Я... плохо помню. Кто-то принес его. Да. Кто-то пришел и сказал, что принес мне что-то... достал из пиджака. Скажи мне, что ты хочешь, и оно твое.Слова Шэдвелла эхом отозвались в голове Кэла. Вы видите что-нибудь, что вам нужно?
   А что он хотел от тебя, папа? В обмен? Попытайся вспомнить.
   Брендан покачал головой, потом задумался.
   – Что-то... насчет тебя. Он сказал, что он тебя знает. Да-да. Теперь припоминаю. Сказал, что у него есть кое-что и для тебя.
   – Это трюк, папа. Гнусный трюк.
   Брендан смотрел на него, будто пытаясь осмыслить сказанное. Потом неожиданно сказал:
   – Я хочу умереть, Кэл.
   – Нет, папа.
   – Да. Хочу. Не могу больше терпеть.
   – Ты просто расстроен. Это пройдет.
   – Не хочу, чтобы это проходило. Хочу просто уснуть и забыть, что когда-то жил.
   Кэл обнял отца за шею. Тот сначала сопротивлялся, но потом нахлынули новые рыдания, его руки потянулись к сыну, и скоро они сжимали друг друга в объятиях.
   – Прости меня, сынок. Можешь?
   – Тес, папа. Успокойся, прошу тебя.
   – Я никогда не говорил тебе, что... что я чувствую. Ни тебе, ни маме. Так ни разу и не сказал... как я... как я ее люблю...
   – Она знала это, папа, – Кэл теперь сам плакал. – Говорю тебе, она знала.
   Они посидели, обнявшись, еще немного. Слезы Кэла скоро высохли от гнева. Шэдвелл побывал здесь и разбил сердце его отца. Тот решил, что получил письмо из рая, но, как только нужда в нем исчезла, письмо растаяло, как все посулы и подарки этого негодяя.
   – Я поставлю чайник, папа.
   Это делала в подобных обстоятельствах мать. Согреть воду, всыпать заварки, внести домашний порядок в хаос, со свистом всасывающийся в дом из запредельной черноты.

VI
Нападение

1

   Только выйдя в холл, Кэл вспомнил о Нимроде.
   Задняя дверь была открыта, и малыш блуждал по саду, продираясь сквозь заросли сорняков. Кэл позвал его, но Нимрод как раз в этот момент орошал куст ежевики, и лучше было его не трогать. В его нынешнем положении хорошенько пописать – одно из немногих оставшихся ему удовольствий.
   Когда он ставил чайник, мимо прогромыхал поезд на Борнемут (через Оксфорд, Рэдинг, Саузхэмптон). Через минуту Нимрод был на кухне.
   – Господи! Как вы тут спите?
   – Хватит орать, а то отец услышит.
   – А что с моим питьем?
   – Придется подождать.
   – Буду плакать, – предупредил Нимрод.
   – Ну и плачь.
   Нимрод пожал плечами и вернулся к обследованию сада.
   Кэл помыл одну из грязных чашек, стоящих в раковине. Потом заглянул в холодильник в поисках молока. Тут снаружи раздался какой-то шум. Кэл выглянул в окно:
   Нимрод, открыв рот, уставился на него.
   Наверное, увидел самолет. Кэл вернулся к холодильнику, достал бутылку молока и услышал, что кто-то стучит в дверь. Он снова выглянул, заметив одновременно несколько вещей.
   Во-первых, откуда-то неожиданно подул ветер. Во-вторых, Нимрод заметался среди кустов, пытаясь укрыться. И, в-третьих, на лице у него было не удивление, а страх.
   Стук в дверь превратился в удары кулаками.
   Выйдя в холл, Кэл услышал голос отца:
   – Кэл! Там, в саду, ребенок!
   И крик из сада.
   – Кэл! Ребенок...
   Краем глаза он увидел отца, идущего к двери.
   – Папа, подожди, – и он открыл переднюю дверь.
   Там стоял Фредди, за широкими плечами которого он не сразу разглядел Лилию. Но она заговорила первой:
   – Где мой брат?
   – Он в...
   Саду,хотел он закончить, но не успел. Ветер, дующий снаружи, превратился в настоящий ураган. Он взметал в воздух землю, листья, вырванные с корнем цветы. Несколько прохожих, застигнутых врасплох, цеплялись за ограды и фонари; другие попадали на землю, закрывая руками голову.
   Лилия и Фредди вбежали в дом, и ветер последовал за ними, едва не сбив Кэла с ног.
   – Закрой дверь! —крикнул Фредди.
   Кэл с трудом прикрыл дверь и запер на засов. Ветер колотился о дерево с другой стороны.
   – Боже, – сказал Кэл. – Что случилось?
   – Кто-то гонится за нами.
   – Кто?
   Не знаю.
   Лилия уже шла к задней двери, воздух за которой казался черным от пыли. Брендан выскочил в сад и что-то кричал, пытаясь прогнать Баньши, завывающую в этом диком ветре. За ним виднелся Нимрод, цепляющийся за куст, от которого ветер пытался его оторвать.
   Кэл догнал Лилию у дверей на кухню. На крыше гремело – срывалась черепица.
   – Папа, подожди! —крикнул Кэл изо всех сил.
   На кухне он увидел закипающий чайник и чашку рядом с ним, и абсурдность этих обыденных предметов поразила его, как удар грома.
   Я сплю, подумал он. Я упал со стены, и мне все это привиделось. Такого просто не может быть. Мир – это чайник и чашка, а не чары и внезапные ураганы.
   Тут видение превратилось в кошмар. Сквозь завесу ветра он увидел Палача. Тот на мгновение завис в воздухе, высвеченный солнцем.
   – Давай же, – простонал Фредди.
   Выведенный из оцепенения, Кэл выбежал в сад, прежде чем монстр успел упасть на свои жертвы. Он увидел раздутое тело Палача, его налитые кровью шары-глаза, и услышал его рев, казавшийся до того воем ветра.
   Сверху продолжали сыпаться камни и растения. Закрыв лицо, Кэл метнулся туда, где в последний раз видел отца.
   Брендан лежал ничком, уткнувшись лицом в землю. Нимрода с ним не было.
   Кэл знал сад, как свои пять пальцев. Отплевываясь от попавшей в рот грязи, он побежал по тропе, ведущей прочь от дома.
   Где-то наверху опять взревел Палач, и следом раздался крик Лилии. Он не оглянулся, так как увидел Нимрода, пытающегося пробиться через трухлявые доски ограды. Кэл увернулся от очередного земляного града и побежал к нему, минуя голубятню, где хлопали крыльями испуганные птицы.
   Вой замолк, но ветер и не думал успокаиваться. Кэл оглянулся и увидел небо сквозь черную пелену; потом все заслонил летящий к нему силуэт, и он начал отчаянно колотиться в ограду, уверенный, что сейчас Палач вцепится ему в шею. Видимо, Чокнутый Муни подтолкнул его – ограда треснула, и он вылетел с другой стороны, целый и невредимый.
   Поднявшись, он увидел, что Палач задержался возле голубятни, принюхиваясь к запаху птиц и мотая своей раздутой головой. Кэл нагнулся и выхватил из-за забора Нимрода, потом, подхватив его на руки, побежал по насыпи к железнодорожным путям. В детстве ему запрещали выходить на дорогу, но теперь ему грозила опасность куда страшнее.
   – Беги! – крикнул Нимрод. – Он догоняет нас! Беги! Кэл поглядел на север, потом на юг. Пыль мешала обзору. Перед ними лежали четыре колеи, по две в каждом направлении. Пахло машинным маслом и гарью – к этому запаху он привык с детства. Они дошли до второй колеи, когда он услышал голос Нимрода:
   – Черт!
   Кэл повернулся. Их преследователь, забыв про птиц, пролезал сквозь дыру в ограде.
   Сзади он разглядел Лилию Пеллицию, которая что-то беззвучно кричала, стоя на развалинах сада Муни. Тварь, в отличие от Кэла, услышала ее и повернула в ее направлении.
   Кэл плохо видел, что случилось после – и из-за ветра, и из-за Нимрода, который, видя гибель сестры, начал биться у него на руках. Он заметил лишь, как силуэт их преследователя вдруг ярко вспыхнул, и в следующую секунду крик Лилии наконец стал слышен. Это был крик страшной, невыносимой боли. Потом он оборвался, и Кэл разглядел фигуру Лилии, охваченную белым огнем.
   В этот момент шпалы под его ногами завибрировали, сигнализируя о приближении поезда. Куда он идет? Убийца Лилии был менее чем в десяти ярдах от них.
   Думай.Через миг будет поздно.
   Прижав к себе Нимрода, он поглядел на часы. Двенадцать тридцать восемь. Какой же поезд идет в это время. К Лайм-стрит... или оттуда?
   Думай.
   Нимрод начал плакать. Это было не детское хныканье, а глубокие мужские рыдания.
   Кэл оглянулся. Сквозь пыль был виден сад – вернее, то, что от него осталось. Тело Лилии исчезло, и в саду остались только неподвижно стоящий Брендан... и Палач, надвигающийся на него. Брендан, казалось, не сознавал грозящей ему опасности.
   – Кричи! – Кэл встряхнул Нимрода. – Кричи как можно громче!
   Тот только плакал.
   – Слышишь?
   Зверь вплотную приблизился к Брендану.
   – Слышишь, что я говорю? – Кэл бешено затряс младенца. – Кричи, или я убью тебя!
   Нимрод, кажется, поверил в это.
   – Ну! —Нимрод начал кричать.
   Зверь услышал. Он повернул свою раздутую голову и снова двинулся к ним.
   Как далеко еще поезд? Миля? Четверть мили?
   Нимрод перестал кричать и попытался вырваться из рук Кэла.
   – Черт! Он убьет нас, что же ты стоишь?
   Кэл, чтобы не слушать крики Нимрода, углубился в прохладную область памяти, где хранилось расписание электричек. Пробегая воображаемые строчки, он искал поезд, проходящий через Лайм-стрит с интервалом шесть-семь минут.
   Тварь карабкалась по насыпи. Ветер завывал вокруг нее, разбрасывая гравий во все стороны.
   Поезд приближался, а Кэл все еще не мог вспомнить.
   Куда? Откуда? Скорый или пассажирский?
   Думай.
   Тварь была уже совсем близко.
   Думай.
   Он стал отступать, рельсы под ним загудели. И тут пришел ответ. Стаффордский поезд, через Ранкорн. Его ритм сотрясал все тело Кэла и отдавался эхом в голове.
   – Двенадцать сорок шесть из Стаффорда, – сказал он, ступая на рельсы.
   – Что ты делаешь? – забеспокоился Нимрод.
   – Двенадцать сорок шесть, – он повторял это, как молитву.
   Тварь пересекала первую линию. Она несла смерть. Не злобу, не гнев – просто смерть, холодную и безжалостную.
   – Ну, иди сюда! – прокричал Кэл.
   – Ты что, спятил?
   Вместо ответа Кэл поднял его выше. Нимрод захныкал. В выкаченных глазах твари вспыхнул голод.
   – Иди сюда!
   Палач шагнул на содрогающиеся рельсы. Кэл неуклюже отпрыгнул назад. Вой твари и грохот поезда, смешавшись, заполнили всю его голову.
   Последним, что он услышал, было бормотание Нимрода, перебирающего весь реестр святых в поисках Спасителя.
   Как ответ на эту молитву, налетел поезд. Кэл отчаянным усилием успея отскочить от рельсов.
   В следующий миг твари, уже разинувшей пасть в предвкушении кровавого пира, не было на рельсах. Только резкое зловоние – как от давным-давно умершего и разложившегося человека, – потом и его не стало. Поезд пронес мимо них улыбающиеся лица пассажиров и исчез так же быстро, как и появился. Скоро утихло и гудение рельсов.
   Кэл тряхнул Нимрода, который продолжал бормотать.
   – Все, – сказал он.
   Нимрод вздрогнул и вперился глазами в пыль, словно ожидая нового явления Палача.
   – Его нет. Я убил его.
   – Не ты, а поезд, – заметил Нимрод. – Пусти меня.
   Кэл поставил его на землю, и малыш, не глядя по сторонам, устремился в сад, где погибла его сестра.
   Кэл последовал за ним.
   Ветер, принесший убийцу или принесенный им, стих. С неба теперь падало все, унесенное туда – камни, куски дерева и даже некоторые домашние животные, не успевшие вовремя спрятаться. Такого дождя из крови и грязи добропорядочные обыватели Чериот-стрит не ожидали раньше Судного дня.

VII
Последствия

1

   Когда осела пыль, стало возможно оценить масштабы разрушений. Сад был полностью разгромлен, как и другие сады по соседству; с крыши сдуло часть черепицы и перекосило каминную трубу. Погулял ветер и на улице: поваленные фонарные столбы, оборванные провода, стекла автомобилей, разбитые летящими камнями. К счастью, никто серьезно не пострадал. Единственной жертвой была Лилия, от которой не осталось никаких следов.
   – Это была тварь Иммаколаты, – сказал Нимрод. – Я убью ее за это, клянусь.
   Из его младенческих уст такая угроза звучала вдвойне сомнительно.
   – Что толку? – мрачно осведомился Кэл, глядя в окно на жителей Чериот-стрит, которые осматривали разрушения или смотрели на него, будто желая найти там объяснение происшедшего.
   – Мы одержали важную победу, мистер Муни, – сказал Фредерик. – Как вы не понимаете? И все благодаря вам.
   – Победу? Мой отец сидит у себя и молчит, Лилия мертва, пол-улицы разнесено на куски...
   – Мы будем бороться, пока не отыщем Фугу.
   – И где это вы боролись, когда налетела эта дрянь? – ядовито осведомился Нимрод.
   Кэммел хотел что-то ответить, потом, подумав, решил промолчать.
   На улицу въехали две «скорых помощи» и несколько полицейских машин. Услышав сирены, Нимрод выглянул окно.
   – Люди в форме. От них одни неприятности.
   Едва он сказал это, как из передней машины вылез человек в строгом костюме, приглаживающий ладонью редкие волосы. Кэл знал его в лицо, но, как всегда, не мог вспомнить имени.
   – Надо уходить, – сказал Нимрод. – Они наверняка захотят пообщаться с нами.
   Уже около дюжины полицейских сновали по улице исследуя ущерб. Кэл подумал: интересно, что им расскажут очевидцы? Видел ли кто-нибудь из них чудовище, убившее Лилию?
   – Я не пойду, – сказал он. – Не могу оставить отца.
   – Думаешь, они не поймут, что ты что-то знаешь? – спросил Нимрод. – Не будь дебилом. Пусть твой отец говорит им все, что угодно. Ему-то они не поверят.
   Кэл подумал, что это так, но все еще колебался.
   – А что с Сюзанной и прочими? – спросил Кэл, чтобы переменить тему.
   – Они пошли в магазин, чтобы попытаться напасть на след Шэдвелла, – сказал Фредерик.
   – А вы?
   – У Лилии это получилось.
   – То есть, вы знаете, где ковер?
   – Мы с ней вернулись в дом Мими, и она сказала, что эхо там очень сильное.
   – Эхо?
   – Ну да, эхо от того места, где ковер сейчас, туда, где он был перед этим.
   Фредди порылся в карманах и выудил три брошюрки. Одна из них оказалась атласом Ливерпуля и окрестностей, две других – дешевые детективы.
   – Я купил это, и мы начали искать.
   – Но не успели.
   – Да. Мы прервались, когда Лилия почуяла эту тварь.
   – Она всегда была проницательна, – заметил Нимрод.
   – Это точно. Как только она почувствовала его приближение, мы помчались сюда предупредить вас. Зря. Нужно было продолжать поиски.
   – И он переловил бы нас поодиночке, – сказал Нимрод.
   – Надеюсь, он не сделал этого с остальными, – заметил Кэл.
   – Нет. Они живы. Я это чувствую, – сказал Фредди.
   – Он прав. Мы легко их найдем. Но нужно идти сейчас же. Пока эти, в форме, нас не выловили.
   – Ладно, – согласился Кэл. – Я только пойду попрощаюсь с отцом.
   Он зашел в соседнюю комнату. Брендан не двигался с тех пор, как Кэл усадил его к кресло.
   – Папа... ты меня слышишь?
   Брендан взглянул на него.
   – Не видел такого ветра со времен войны, – медленно сказал он. – В Малайе. Он сдувал целые дома. Не думал, что увижу его здесь.
   – Здесь полиция.
   – Хорошо хоть голубятня уцелела. Такой ветер... – тут он понял, что сказал сын. – Полиция? А сюда они придут?
   – Думаю, да. Ты поговоришь с ними? А то мне нужно идти.
   – Конечно. Иди.
   – Я возьму машину?
   – Бери. Я им скажу...
   Он снова углубился в свои мысли.
   – Не видел такого ветра... да, с войны.

2

   Троица вышла через заднюю дверь, перелезла через ограду и задами пробралась к мосту в конце Чериот-стрит.
   Оттуда можно было видеть толпу, собравшуюся с соседних улиц.
   Часть Кэла хотела спуститься и все рассказать этим людям. Сказать им: мир не только чайник и чашка! Я это знаю. Я видел. Но он знал и то, что они о нем подумают после этого.
   Может, и придет еще время поведать соплеменникам об ужасах и чудесах их собственного мира. Но оно еще не пришло.

VIII
Неизбежное зло

   Человека, вышедшего из полицейской машины, звала инспектор Хобарт. Он служил в полиции восемнадцать лет из своих сорока шести, но лишь недавно – после бунтов сотрясавших город весной и летом прошлого года, – его звезда стала быстро разгораться.