Страница:
«Она ждет, чтобы ты ее поцеловал, – прошептал ему сумасшедший поэт. – Уважь леди. Пусть не думает, что ты потерял интерес к сексу только оттого, что одним глазком увидел небеса. Поцелуй ее».
Он послушался, боясь, что она заметит его отстраненность. Но ей хватало собственного пыла, и она ответила на поцелуй, закрыв глаза и прижавшись к нему крепкой теплой грудью.
«Теперь скажи ей что-нибудь ласковое и отошли». Но Кэлу решительно не хотелось разговаривать, потому он просто сказал: «Ну, до субботы». Она ушла довольная, поцеловав его еще раз.
Он посмотрел на нее в окно, потом вернулся к своим раздумьям.
Часть вторая
I
1
2
3
II
1
2
3
III
Он послушался, боясь, что она заметит его отстраненность. Но ей хватало собственного пыла, и она ответила на поцелуй, закрыв глаза и прижавшись к нему крепкой теплой грудью.
«Теперь скажи ей что-нибудь ласковое и отошли». Но Кэлу решительно не хотелось разговаривать, потому он просто сказал: «Ну, до субботы». Она ушла довольная, поцеловав его еще раз.
Он посмотрел на нее в окно, потом вернулся к своим раздумьям.
Часть вторая
Рождения, смерти и браки
"А! Полночь языком своим железным
Двенадцать отсчитала!
Спать скорее!
Влюбленные, настал волшебный час!"
У. Шекспир «Сон в летнюю ночь»
I
Встреча
1
Когда Кэл вышел из дома, было жарко. Даже ветер дул будто не с реки, а из пустыни. Когда он дошел до Рю-стрит, ему казалось, что мозг в его черепе медленно закипает.
К тому же он не мог найти эту чертову улицу. В прошлый раз он не запоминал дорогу, а глядел на птиц. Пришлось спросить дорогу у мальчишек, играющих в войну, но они, то ли из вредности, то ли по незнанию, послали его не в ту сторону. Он долго блуждал, все более выходя из себя. Шестое чувство, казалось бы, должное помогать ему найти страну его мечты, безмолвствовало.
По чистому везению он в конце концов вышел прямо к дому, где прежде жила Мими Лащенски.
К тому же он не мог найти эту чертову улицу. В прошлый раз он не запоминал дорогу, а глядел на птиц. Пришлось спросить дорогу у мальчишек, играющих в войну, но они, то ли из вредности, то ли по незнанию, послали его не в ту сторону. Он долго блуждал, все более выходя из себя. Шестое чувство, казалось бы, должное помогать ему найти страну его мечты, безмолвствовало.
По чистому везению он в конце концов вышел прямо к дому, где прежде жила Мими Лащенски.
2
Сюзанна все это утро пыталась выполнить то, что обещала доктору Чаю: известить дядю Чарли в Торонто. Но это оказалось совсем непросто. Маленький отель, где она остановилась, имел лишь один телефон, и к нему постоянно стояла очередь. К тому же ей пришлось звонить нескольким родственникам, прежде чем она узнала телефон дяди Чарли. Когда она около часа наконец дозвонилась до единственного сына Мими, он воспринял новость без особого удивления. Не было никаких обещаний бросить все и примчаться к смертному одру матери; только вежливая просьба к Сюзанне – позвонить, когда «все уладится». Видимо, это подразумевало похороны.
Потом она позвонила в больницу. В состоянии пациентки изменений не произошло. Дежурная фраза: «она держится», – что вызывало в уме курьезный образ Мими, цепляющейся за край скалы. Она спросила об имуществе бабушки, и ей ответили, что такового не имеется. Вероятно, стервятники, о которых упоминала миссис Памфри, уже растащили из дома все, включая шкаф, но проверить не мешало.
Она перекусила в итальянском ресторанчике рядом с отелем и поехала на Рю-стрит.
Потом она позвонила в больницу. В состоянии пациентки изменений не произошло. Дежурная фраза: «она держится», – что вызывало в уме курьезный образ Мими, цепляющейся за край скалы. Она спросила об имуществе бабушки, и ей ответили, что такового не имеется. Вероятно, стервятники, о которых упоминала миссис Памфри, уже растащили из дома все, включая шкаф, но проверить не мешало.
Она перекусила в итальянском ресторанчике рядом с отелем и поехала на Рю-стрит.
3
Грузчики прикрыли ворота на заднем дворе, но не заперли, и Кэл смог беспрепятственно войти.
Если он и ожидал каких-либо открытий, то зря. Там не было ничего примечательного. Только чахлая травка, проросшая сквозь бетон, и всякий хлам, брошенный за бесполезностью. Даже тени, в которых могла скрываться тайна, были легкими и нетаинственными.
Стоя в середине двора, где все случилось, он впервые серьезно усомнился.
Но, быть может, внутри что-нибудь есть, что-то, что может спасти его от этой бездны сомнений. Он прошел через место, где лежал тогда ковер, и вошел в дом. Грузчики не заперли и эту дверь, или кто-то уже сломал замок. Во всяком случае, она была приоткрыта.
Внутри, по крайней мере, тени были гуще; оставалось место для тайн. Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Неужели он был здесь всего лишь двадцать четыре часа назад? Неужели он входил в этот самый дом, думая лишь о пропавшей птице? Теперь ему предстояло найти гораздо большее.
Он прошел через холл, прислушиваясь к звукам, как накануне. С каждым шагом его надежды таяли. Здесь были тени, но пустые. Волшебство ушло отсюда вместе с ковром.
На полпути вверх он остановился. Что толку идти дальше? Ясно, что он упустил свой шанс. Если он хочет найти что-то, то нужно искать в другом месте. Только упорство – наследство Эйлин – заставляло его карабкаться дальше.
Воздух наверху был таким тяжелым, что трудно было дышать. Когда он подошел к двери в спальню, за его спиной раздался какой-то шум. Грузчики вытащили на площадку несколько шкафов, потом решили, что они не представляют ценности, и оставили там. Шум доносился оттуда.
Он подумал, что это крысы. Похоже на царапанье маленьких лапок. Живи и давай жить другим, подумал он. У него не больше прав быть здесь, чем у них. А может, и меньше. Они, должно быть, живут тут многие поколения.
Он открыл дверь и вошел в спальню. Задернутые шторы еле пропускали свет. Посреди комнаты валялся опрокинутый стул, а на каминной полке стояли зачем-то три ботинка. Больше в спальне ничего не было.
Он постоял там немного и, услышав на улице смех, подошел к окну. Прежде чем он обнаружил источник смеха, он шестым чувством почувствовал, что кто-то вошел в комнату за его спиной. Отпустив штору, он повернулся и увидел крупного мужчину среднего возраста, одетого чересчур хорошо для этого запустения. Подкладка его расстегнутого пиджака переливалась. Но в первую очередь привлекала внимание его улыбка. Профессиональная, как у актера или священника.
– Могу я вам помочь? – осведомился он. Его голос был дружелюбным, но не мог прогнать шок, охвативший Кэла от его внезапного появления.
– Помочь?
– Может, вы желаете приобрести этот дом?
– Приобрести? Да нет... Я это... просто смотрю.
– Прекрасный дом, – сообщил незнакомец с улыбкой, твердой, как рукопожатие хирурга, и такой же стерильной. – Вы разбираетесь в домах? Я торговец. Моя фамилия Шэдвелл. А вы?
– Кэл Муни. Кэлхоун.
К нему потянулась рука. Кэл шагнул вперед – он был дюйма на четыре ниже мужчины, – и пожал ее. Только прикоснувшись к его холодной ладони, Кэл почувствовал, что вспотел, как свинья.
Руки разжались, и дружелюбный Шэдвелл извлек из внутреннего кармана пиджака ручку. При этом открывшаяся подкладка засверкала, словно была сшита из крохотных зеркал.
Шэдвелл посмотрел ему в глаза. Его голос был легче перышка.
– Вы видите что-нибудь, что вам нужно?
Кэл не доверял ему. Из-за этой улыбки или из-за кожаных перчаток – он не мог понять. Но он хотел как можно быстрее уйти отсюда.
Но в пиджаке что-то было. Что-то, что заставило сердце Кэла забиться сильней.
– Пожалуйста, посмотрите.
Рука Шэдвелла потянулась к пиджаку и приоткрыла его.
– Скажите мне, – промурлыкал он. – Есть ли здесь что-нибудь, что нужно вам?
На этот раз он полностью раскрыл пиджак, и Кэл увидел, что подкладка действительно светится.
– Я торговец, как уже было сказано, – объяснил Шэдвелл, – и всегда ношу с собой образцы товаров.
Что это там, драгоценности? Большие, блестящие и, наверняка, поддельные. Он попытался разглядеть получше, а торговец продолжал говорить:
– Ну, скажите мне, что вы хотите, и оно ваше. Заманчиво, не правда ли? Такой блестящий молодой человек должен уметь выбирать. Выбирайте и берите! Свободно и бесплатно. Не упустите свой шанс.
"Отвернись, —сказала часть Кэла. – Ничто не дается бесплатно. За все придется платить".
Но он не мог оторвать глаз от таинственных вещей, запрятанных в недрах пиджака.
– Смелее... скажите... что вам нужно...
Да, вот это вопрос.
– ...и оно ваше...
Он видел давно забытые сокровища, вещи, от сладкого желания обладать которыми когда-то сжималось его сердце. Большинство их было бесполезно, но все они будили старые мечты. Очки с рентгеновскими лучами (Смотрите сквозь стены! Удивите друзей!), которые он видел в рекламе, но никогда не мог купить. Теперь они были здесь, сверкая пластиковой оправой, а он вспоминал октябрьские ночи, когда не мог уснуть, думая, как они работают.
А кроме них? Еще один фетиш его детства – фотография дамы, одетой только в поясок и ножные браслеты, зазывно приподнимающей руками свои пышные груди. Кэл видел ее у приятеля, который стащил ее из бумажника своего дяди, и так хотел, что ему казалось, что он умрет, если ее не получит. И вот она глядит на него из подкладки пиджака Шэдвелла.
Но она уже меркла, и на ее месте возникали новые сокровища.
– И что же вы видите, мой друг?
Ключи от машины, которую он хотел иметь. Призовой голубь, чемпион бесчисленных гонок, владельцу которого он так завидовал...
– Скажите, и это ваше!
Казалось, он может смотреть час, два, целый день, пока весь желанный и недостижимый мир не спрячется в пиджаке торговца.
Но все это была иллюзия. Что-то за этим скрывалось, что-то, ради чего Шэдвелл затеял все это. Пока он не мог этого понять.
Он не сразу услышал, что торговец опять обращается к нему. Теперь в его тоне было заметно удивление.
– Как, мой друг... почему вы ничего не хотите?
– Я... не могу... разглядеть...
– Смотрите лучше! Сосредоточьтесь!
Кэл сосредоточился. Перед ним проплывали и гасли бесчисленные образы.
– Вы не пытаетесь, – укорил его Шэдвелл. – Вам нужно очистить восприятие.
Попытка сделать это привела к неожиданному результату. В груди и в горле встал какой-то ком; часть его словно пыталась вырваться наружу и слиться с блестящей подкладкой пиджака.
Опять заговорил предостерегающий голос, но он уже не мог сопротивляться. Что бы там ни было в пиджаке, оно притягивало его, и он смотрел и смотрел, пока на висках не выступил пот.
Непрекращающийся монолог Шэдвелла изменил тон. Сахарная оболочка треснула и ссыпалась, обнажив горькую и жестокую начинку.
– Ну же. Не мямли. Есть здесь что-нибудь, что тебе нужно? Плохо. Скажи скорее. Ждать нечего. Если будешь ждать, твой шанс ускользнет.
Один из образов становился ярче, четче...
– Скажи мне, и оно твое.
Кэл почувствовал дуновение ветра, и внезапно он снова парил над раскинувшейся внизу Страной чудес. Ее горы и долины, реки, башни – все уместилось на подкладке пиджака.
Он судорожно вздохнул.
– Что там? – забеспокоился Шэдвелл.
Кэл только смотрел, не в силах ответить.
– Что ты видел?
Чувства Кэла пришли в смятение. Он был снова заворожен видом волшебной страны, но боялся цены, которую он должен заплатить (или уже платит) за это зрелище. Шэдвелл явно был опасен, несмотря на все его улыбки.
– Скажи мне.
Кэл не хотел говорить, не хотел открывать секрет.
– Что ты видел?
Голос был слишком требователен, чтобы сопротивляться.
Ответ выходил сам собой.
– Я... («Молчи!» – цыкнул поэт)... Я видел... видел...
– Он видел Фугу.
Голос, закончивший фразу, принадлежал женщине.
– Ты уверена? – спросил Шэдвелл.
– Посмотри на него.
Кэл почувствовал себя глупо – он был так зачарован зрелищем, что не мог заставить себя отвести глаза и посмотреть на женщину.
– Он знает, —сказала она. В ее голосе не было никакого тепла. Никакой человечности.
– Ты была права. Оно было здесь.
– Конечно.
– И то хорошо, – Шэдвелл, наконец, запахнул пиджак.
На Кэла это произвело катастрофическое воздействие. Лишившись того мира – Фуги,как она назвала его, – он ощутил себя слабым, как ребенок. Все, что он мог – это держаться прямо. Наконец его глаза нащупали женщину.
Она была прекрасна: это он подумал в первую очередь. В пурпурном, почти черном платье, плотно обтягивающем ее тело, она казалась запутанной от горла до ног, но одновременно и раздетой. Тот же парадокс прослеживался во всех ее чертах. Волосы ее были острижены до длины двух дюймов, брови выщипаны, что придавало ее лицу невинное, почти детское выражение. Кожа лоснилась, как намазанная маслом, но никаких следов косметики не было видно. Несмотря на внешнее спокойствие, за ее сжатым ртом и горящими глазами, то янтарными, то золотыми, скрывались чувства, о сути которых Кэл мог только гадать. Быть может, отвращение к этой обстановке, способное в любую минуту вызвать гнев, который Кэл никак не хотел испытать. И еще легкое презрение – по всей видимости, к нему, – и холодное, сосредоточенное любопытство, словно она собиралась тут же, на месте, его вскрыть.
Но ее голос не отражал никаких чувств.
– Когда ты видел Фугу?
Он не мог долго выдерживать ее взгляд и уставился на трехногую обувь на каминной полке.
– Не понимаю, о чем вы, – сказал он.
– Ты видел. Ты увидел ее снова в пиджаке. Не пытайся это скрывать.
– Лучше отвечай, – предупредил Шэдвелл.
Кэл перевел взгляд на дверь. Они не закрыли ее.
– Идите вы к черту, – сказал он тихо.
Шэдвелл, похоже, улыбнулся.
– Нам нужен ковер, – сказала женщина.
– Он принадлежит нам, понимаешь? – пояснил Шэдвелл. – Мы его владельцы.
– Поэтому, будь добр, – губы женщины скривились от такой вежливости, – скажи нам, где ковер, и мы пойдем туда.
– Так просто, – поспешил разъяснить торговец. – Скажи нам, и мы уйдем.
Играть в невинность было бессмысленно. Онизнали, что онзнал. Они знали и о существовании его волшебного мира, Фуги. Желание как можно скорее уйти отсюда сменилось желанием узнать от них что-нибудь новое об этом мире.
– Может, я его и видел, – начал он.
– Никаких «может», – отрезала женщина.
– Было жарко... Я что-то помню, но не уверен...
– Ты не знал, что Фуга здесь? – спросил Шэдвелл.
– Откуда ему знать? Это случайность.
– Но он видел.
– Многие Кукушата это видели. Но не понимали. Чем он лучше других?
Кэл не все понял, но в целом согласился с ней. Это была случайность.
– То, что ты видел, это твое дело, – вновь обратилась она к нему. – А сейчас скажи нам, где ковер, и забудь обо всем.
– У меня нет ковра.
Лицо женщины как будто потемнело, зрачки, как черные луны, налились апокалиптическим светом.
Снаружи снова послышалось шуршание. Теперь Кэл не был уверен, что это крысы.
– Слушай, мне надоело церемониться с тобой. Ты вор.
– Я не...
– Да. Ты влез в дом к старой женщине и увидел то, что не должен был видеть.
– Мы теряем время, – напомнил Шэдвелл.
Кэл пожалел, что остался. Нужно было сразу же убегать. Шум за дверью становился все громче.
– Слышишь? – спросила женщина. – Это ублюдки моей сестры. Ее отродья.
– Они отвратительны, – сообщил Шэдвелл.
Он мог в это поверить.
– Ну? Где ковер?
– Не знаю, – снова сказал он, теперь уже жалобно.
– Тогда мы заставим тебя сказать.
– Осторожнее, Иммаколата, – предупредил Шэдвелл.
Если женщина и слышала его, то не обратила внимания. Она потерла средним и безымянным пальцами правой руки о ладонь левой, и этот молчаливый знак повел детей ее сестры в атаку.
Если он и ожидал каких-либо открытий, то зря. Там не было ничего примечательного. Только чахлая травка, проросшая сквозь бетон, и всякий хлам, брошенный за бесполезностью. Даже тени, в которых могла скрываться тайна, были легкими и нетаинственными.
Стоя в середине двора, где все случилось, он впервые серьезно усомнился.
Но, быть может, внутри что-нибудь есть, что-то, что может спасти его от этой бездны сомнений. Он прошел через место, где лежал тогда ковер, и вошел в дом. Грузчики не заперли и эту дверь, или кто-то уже сломал замок. Во всяком случае, она была приоткрыта.
Внутри, по крайней мере, тени были гуще; оставалось место для тайн. Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Неужели он был здесь всего лишь двадцать четыре часа назад? Неужели он входил в этот самый дом, думая лишь о пропавшей птице? Теперь ему предстояло найти гораздо большее.
Он прошел через холл, прислушиваясь к звукам, как накануне. С каждым шагом его надежды таяли. Здесь были тени, но пустые. Волшебство ушло отсюда вместе с ковром.
На полпути вверх он остановился. Что толку идти дальше? Ясно, что он упустил свой шанс. Если он хочет найти что-то, то нужно искать в другом месте. Только упорство – наследство Эйлин – заставляло его карабкаться дальше.
Воздух наверху был таким тяжелым, что трудно было дышать. Когда он подошел к двери в спальню, за его спиной раздался какой-то шум. Грузчики вытащили на площадку несколько шкафов, потом решили, что они не представляют ценности, и оставили там. Шум доносился оттуда.
Он подумал, что это крысы. Похоже на царапанье маленьких лапок. Живи и давай жить другим, подумал он. У него не больше прав быть здесь, чем у них. А может, и меньше. Они, должно быть, живут тут многие поколения.
Он открыл дверь и вошел в спальню. Задернутые шторы еле пропускали свет. Посреди комнаты валялся опрокинутый стул, а на каминной полке стояли зачем-то три ботинка. Больше в спальне ничего не было.
Он постоял там немного и, услышав на улице смех, подошел к окну. Прежде чем он обнаружил источник смеха, он шестым чувством почувствовал, что кто-то вошел в комнату за его спиной. Отпустив штору, он повернулся и увидел крупного мужчину среднего возраста, одетого чересчур хорошо для этого запустения. Подкладка его расстегнутого пиджака переливалась. Но в первую очередь привлекала внимание его улыбка. Профессиональная, как у актера или священника.
– Могу я вам помочь? – осведомился он. Его голос был дружелюбным, но не мог прогнать шок, охвативший Кэла от его внезапного появления.
– Помочь?
– Может, вы желаете приобрести этот дом?
– Приобрести? Да нет... Я это... просто смотрю.
– Прекрасный дом, – сообщил незнакомец с улыбкой, твердой, как рукопожатие хирурга, и такой же стерильной. – Вы разбираетесь в домах? Я торговец. Моя фамилия Шэдвелл. А вы?
– Кэл Муни. Кэлхоун.
К нему потянулась рука. Кэл шагнул вперед – он был дюйма на четыре ниже мужчины, – и пожал ее. Только прикоснувшись к его холодной ладони, Кэл почувствовал, что вспотел, как свинья.
Руки разжались, и дружелюбный Шэдвелл извлек из внутреннего кармана пиджака ручку. При этом открывшаяся подкладка засверкала, словно была сшита из крохотных зеркал.
Шэдвелл посмотрел ему в глаза. Его голос был легче перышка.
– Вы видите что-нибудь, что вам нужно?
Кэл не доверял ему. Из-за этой улыбки или из-за кожаных перчаток – он не мог понять. Но он хотел как можно быстрее уйти отсюда.
Но в пиджаке что-то было. Что-то, что заставило сердце Кэла забиться сильней.
– Пожалуйста, посмотрите.
Рука Шэдвелла потянулась к пиджаку и приоткрыла его.
– Скажите мне, – промурлыкал он. – Есть ли здесь что-нибудь, что нужно вам?
На этот раз он полностью раскрыл пиджак, и Кэл увидел, что подкладка действительно светится.
– Я торговец, как уже было сказано, – объяснил Шэдвелл, – и всегда ношу с собой образцы товаров.
Что это там, драгоценности? Большие, блестящие и, наверняка, поддельные. Он попытался разглядеть получше, а торговец продолжал говорить:
– Ну, скажите мне, что вы хотите, и оно ваше. Заманчиво, не правда ли? Такой блестящий молодой человек должен уметь выбирать. Выбирайте и берите! Свободно и бесплатно. Не упустите свой шанс.
"Отвернись, —сказала часть Кэла. – Ничто не дается бесплатно. За все придется платить".
Но он не мог оторвать глаз от таинственных вещей, запрятанных в недрах пиджака.
– Смелее... скажите... что вам нужно...
Да, вот это вопрос.
– ...и оно ваше...
Он видел давно забытые сокровища, вещи, от сладкого желания обладать которыми когда-то сжималось его сердце. Большинство их было бесполезно, но все они будили старые мечты. Очки с рентгеновскими лучами (Смотрите сквозь стены! Удивите друзей!), которые он видел в рекламе, но никогда не мог купить. Теперь они были здесь, сверкая пластиковой оправой, а он вспоминал октябрьские ночи, когда не мог уснуть, думая, как они работают.
А кроме них? Еще один фетиш его детства – фотография дамы, одетой только в поясок и ножные браслеты, зазывно приподнимающей руками свои пышные груди. Кэл видел ее у приятеля, который стащил ее из бумажника своего дяди, и так хотел, что ему казалось, что он умрет, если ее не получит. И вот она глядит на него из подкладки пиджака Шэдвелла.
Но она уже меркла, и на ее месте возникали новые сокровища.
– И что же вы видите, мой друг?
Ключи от машины, которую он хотел иметь. Призовой голубь, чемпион бесчисленных гонок, владельцу которого он так завидовал...
– Скажите, и это ваше!
Казалось, он может смотреть час, два, целый день, пока весь желанный и недостижимый мир не спрячется в пиджаке торговца.
Но все это была иллюзия. Что-то за этим скрывалось, что-то, ради чего Шэдвелл затеял все это. Пока он не мог этого понять.
Он не сразу услышал, что торговец опять обращается к нему. Теперь в его тоне было заметно удивление.
– Как, мой друг... почему вы ничего не хотите?
– Я... не могу... разглядеть...
– Смотрите лучше! Сосредоточьтесь!
Кэл сосредоточился. Перед ним проплывали и гасли бесчисленные образы.
– Вы не пытаетесь, – укорил его Шэдвелл. – Вам нужно очистить восприятие.
Попытка сделать это привела к неожиданному результату. В груди и в горле встал какой-то ком; часть его словно пыталась вырваться наружу и слиться с блестящей подкладкой пиджака.
Опять заговорил предостерегающий голос, но он уже не мог сопротивляться. Что бы там ни было в пиджаке, оно притягивало его, и он смотрел и смотрел, пока на висках не выступил пот.
Непрекращающийся монолог Шэдвелла изменил тон. Сахарная оболочка треснула и ссыпалась, обнажив горькую и жестокую начинку.
– Ну же. Не мямли. Есть здесь что-нибудь, что тебе нужно? Плохо. Скажи скорее. Ждать нечего. Если будешь ждать, твой шанс ускользнет.
Один из образов становился ярче, четче...
– Скажи мне, и оно твое.
Кэл почувствовал дуновение ветра, и внезапно он снова парил над раскинувшейся внизу Страной чудес. Ее горы и долины, реки, башни – все уместилось на подкладке пиджака.
Он судорожно вздохнул.
– Что там? – забеспокоился Шэдвелл.
Кэл только смотрел, не в силах ответить.
– Что ты видел?
Чувства Кэла пришли в смятение. Он был снова заворожен видом волшебной страны, но боялся цены, которую он должен заплатить (или уже платит) за это зрелище. Шэдвелл явно был опасен, несмотря на все его улыбки.
– Скажи мне.
Кэл не хотел говорить, не хотел открывать секрет.
– Что ты видел?
Голос был слишком требователен, чтобы сопротивляться.
Ответ выходил сам собой.
– Я... («Молчи!» – цыкнул поэт)... Я видел... видел...
– Он видел Фугу.
Голос, закончивший фразу, принадлежал женщине.
– Ты уверена? – спросил Шэдвелл.
– Посмотри на него.
Кэл почувствовал себя глупо – он был так зачарован зрелищем, что не мог заставить себя отвести глаза и посмотреть на женщину.
– Он знает, —сказала она. В ее голосе не было никакого тепла. Никакой человечности.
– Ты была права. Оно было здесь.
– Конечно.
– И то хорошо, – Шэдвелл, наконец, запахнул пиджак.
На Кэла это произвело катастрофическое воздействие. Лишившись того мира – Фуги,как она назвала его, – он ощутил себя слабым, как ребенок. Все, что он мог – это держаться прямо. Наконец его глаза нащупали женщину.
Она была прекрасна: это он подумал в первую очередь. В пурпурном, почти черном платье, плотно обтягивающем ее тело, она казалась запутанной от горла до ног, но одновременно и раздетой. Тот же парадокс прослеживался во всех ее чертах. Волосы ее были острижены до длины двух дюймов, брови выщипаны, что придавало ее лицу невинное, почти детское выражение. Кожа лоснилась, как намазанная маслом, но никаких следов косметики не было видно. Несмотря на внешнее спокойствие, за ее сжатым ртом и горящими глазами, то янтарными, то золотыми, скрывались чувства, о сути которых Кэл мог только гадать. Быть может, отвращение к этой обстановке, способное в любую минуту вызвать гнев, который Кэл никак не хотел испытать. И еще легкое презрение – по всей видимости, к нему, – и холодное, сосредоточенное любопытство, словно она собиралась тут же, на месте, его вскрыть.
Но ее голос не отражал никаких чувств.
– Когда ты видел Фугу?
Он не мог долго выдерживать ее взгляд и уставился на трехногую обувь на каминной полке.
– Не понимаю, о чем вы, – сказал он.
– Ты видел. Ты увидел ее снова в пиджаке. Не пытайся это скрывать.
– Лучше отвечай, – предупредил Шэдвелл.
Кэл перевел взгляд на дверь. Они не закрыли ее.
– Идите вы к черту, – сказал он тихо.
Шэдвелл, похоже, улыбнулся.
– Нам нужен ковер, – сказала женщина.
– Он принадлежит нам, понимаешь? – пояснил Шэдвелл. – Мы его владельцы.
– Поэтому, будь добр, – губы женщины скривились от такой вежливости, – скажи нам, где ковер, и мы пойдем туда.
– Так просто, – поспешил разъяснить торговец. – Скажи нам, и мы уйдем.
Играть в невинность было бессмысленно. Онизнали, что онзнал. Они знали и о существовании его волшебного мира, Фуги. Желание как можно скорее уйти отсюда сменилось желанием узнать от них что-нибудь новое об этом мире.
– Может, я его и видел, – начал он.
– Никаких «может», – отрезала женщина.
– Было жарко... Я что-то помню, но не уверен...
– Ты не знал, что Фуга здесь? – спросил Шэдвелл.
– Откуда ему знать? Это случайность.
– Но он видел.
– Многие Кукушата это видели. Но не понимали. Чем он лучше других?
Кэл не все понял, но в целом согласился с ней. Это была случайность.
– То, что ты видел, это твое дело, – вновь обратилась она к нему. – А сейчас скажи нам, где ковер, и забудь обо всем.
– У меня нет ковра.
Лицо женщины как будто потемнело, зрачки, как черные луны, налились апокалиптическим светом.
Снаружи снова послышалось шуршание. Теперь Кэл не был уверен, что это крысы.
– Слушай, мне надоело церемониться с тобой. Ты вор.
– Я не...
– Да. Ты влез в дом к старой женщине и увидел то, что не должен был видеть.
– Мы теряем время, – напомнил Шэдвелл.
Кэл пожалел, что остался. Нужно было сразу же убегать. Шум за дверью становился все громче.
– Слышишь? – спросила женщина. – Это ублюдки моей сестры. Ее отродья.
– Они отвратительны, – сообщил Шэдвелл.
Он мог в это поверить.
– Ну? Где ковер?
– Не знаю, – снова сказал он, теперь уже жалобно.
– Тогда мы заставим тебя сказать.
– Осторожнее, Иммаколата, – предупредил Шэдвелл.
Если женщина и слышала его, то не обратила внимания. Она потерла средним и безымянным пальцами правой руки о ладонь левой, и этот молчаливый знак повел детей ее сестры в атаку.
II
Избавление
1
Сюзанна приехала на Рю-стрит около трех и прежде всего зашла к миссис Памфри, чтобы рассказать о состоянии бабушки. Та зазвала ее в дом и напоила чаем. Они говорили минут десять – главным образом, о Мими. Вайолет Памфри говорила о старухе без осуждения, но портрет получился довольно неприглядный.
– Ей отключили газ и электричество уже давно, – сказала она. – Она не оплачивала счета. Жила очень бедно, мы, как соседи, не могли этого не видеть. Помочь ей не было никакой возможности – она держалась замкнуто и даже грубо, – она немного понизила голос. – Извините, что я так говорю, но, по-моему, она была не вполне нормальной.
Сюзанна пробормотала что-то невнятное.
– Все, что у нее было – это свечи. Ни телевизора, ни холодильника. Бог знает, чем она питалась.
– Вы не знаете, есть ли у кого-нибудь ключ?
– Что вы, она никому не доверяла. У нее там больше замков, чем у вас было горячих обедов.
– Я просто хотела туда заглянуть.
– Но там же были грузчики. Наверное, там открыто. Я могла бы заглянуть, но мне не хотелось. Знаете, некоторые дома... выглядят неестественно. Понимаете, что я имею в виду?
Она понимала. Оказавшись в конце концов у порога дома 18, Сюзанна снова вспомнила свои старые страхи. Эпизод в больнице только подтвердил отношение к Мими, сложившееся в их семье. Она была другой.Она могла вызвать галлюцинации простым касанием руки. И наверняка сила, которой она обладала, распространялась и на этот старый дом.
Сюзанна почувствовала, как прошлое вновь окутывает ее, и теперь это были не просто детские страхи. Она смутно предвидела, что что-то должно случиться, и Мими приготовила ей в этой драме главную роль.
Она взялась за ручку двери. Слова Вайолет не подтвердились – заперто. Она заглянула в окно и увидела кучу пыльного хлама. Зрелище неожиданно показалось ей уютным, успокаивающим. Может, все ее страхи беспочвенны? Она обошла дом сзади, и здесь ей повезло больше. Задняя дверь оказалась открытой.
Она вошла. Та же обстановка, что и спереди. Фактически, все следы пребывания Мими Лащенски, кроме свечей и бесполезного хлама, исчезли. Ее чувства были смешанными: она жалела, что ничего не осталось, но и испытывала облегчение. Конечно, она еще помнила прежний вид этих комнат, но это было в памяти, а сейчас ничто здесь не могло нарушить ее спокойствия.
Она прошла через холл и приблизилась к лестнице. Теперь та была не такой высокой, не такой темной, но прежде чем она начала подъем, наверху раздался какой-то шум.
– Кто здесь? – громко спросила она.
– Ей отключили газ и электричество уже давно, – сказала она. – Она не оплачивала счета. Жила очень бедно, мы, как соседи, не могли этого не видеть. Помочь ей не было никакой возможности – она держалась замкнуто и даже грубо, – она немного понизила голос. – Извините, что я так говорю, но, по-моему, она была не вполне нормальной.
Сюзанна пробормотала что-то невнятное.
– Все, что у нее было – это свечи. Ни телевизора, ни холодильника. Бог знает, чем она питалась.
– Вы не знаете, есть ли у кого-нибудь ключ?
– Что вы, она никому не доверяла. У нее там больше замков, чем у вас было горячих обедов.
– Я просто хотела туда заглянуть.
– Но там же были грузчики. Наверное, там открыто. Я могла бы заглянуть, но мне не хотелось. Знаете, некоторые дома... выглядят неестественно. Понимаете, что я имею в виду?
Она понимала. Оказавшись в конце концов у порога дома 18, Сюзанна снова вспомнила свои старые страхи. Эпизод в больнице только подтвердил отношение к Мими, сложившееся в их семье. Она была другой.Она могла вызвать галлюцинации простым касанием руки. И наверняка сила, которой она обладала, распространялась и на этот старый дом.
Сюзанна почувствовала, как прошлое вновь окутывает ее, и теперь это были не просто детские страхи. Она смутно предвидела, что что-то должно случиться, и Мими приготовила ей в этой драме главную роль.
Она взялась за ручку двери. Слова Вайолет не подтвердились – заперто. Она заглянула в окно и увидела кучу пыльного хлама. Зрелище неожиданно показалось ей уютным, успокаивающим. Может, все ее страхи беспочвенны? Она обошла дом сзади, и здесь ей повезло больше. Задняя дверь оказалась открытой.
Она вошла. Та же обстановка, что и спереди. Фактически, все следы пребывания Мими Лащенски, кроме свечей и бесполезного хлама, исчезли. Ее чувства были смешанными: она жалела, что ничего не осталось, но и испытывала облегчение. Конечно, она еще помнила прежний вид этих комнат, но это было в памяти, а сейчас ничто здесь не могло нарушить ее спокойствия.
Она прошла через холл и приблизилась к лестнице. Теперь та была не такой высокой, не такой темной, но прежде чем она начала подъем, наверху раздался какой-то шум.
– Кто здесь? – громко спросила она.
2
Эти слова помешали Иммаколате сконцентрироваться. Отродья ее сестры в нерешительности застыли, ожидая дальнейших инструкций.
Кэл не упустил момента и бросился к двери, пнув ногой ближайшую из тварей.
Она представляла собой голову-обрубок, из которой росли четыре мохнатых конечности и свешивались какие-то пузыри, похожие на мокрые и светящиеся кишки. От удара один из пузырей лопнул, взорвавшись вонючей жидкостью. Раненая тварь кинулась наперерез Кэлу, брызгая слюной. Один плевок угодил в стену рядом с головой Кэла; обои задымились. Омерзение прибавило ему скорости, и через секунду он уже был в двери.
Шэдвелл побежал следом, но одна из отродий вцепилась ему в ногу, как рассерженный пес, и прежде чем он смог стряхнуть ее, Кэл выскочил на лестницу.
Женщина, кричавшая снизу, подняла к нему лицо. Она показалась ему ярким днем по сравнению с ночью, оставленной позади. Большие серо-голубые глаза, каштановые кудри, обрамляющие лицо, рот, готовый раскрыться в недоуменном вопросе.
– Бегите! – крикнул он ей, скатываясь по ступенькам. Она стояла на месте.
– Дверь! Откройте дверь!
Он не слышал, гонятся ли за ним, но сверху раздался крик Шэдвелла:
– А ну стой, вор!
Женщина поглядела на торговца, потом на Кэла, потом на переднюю дверь.
– Откройте! – крикнул Кэл снова.
На этот раз она послушалась – то ли из жалости к ворам, то ли из-за антипатии к Шэдвеллу. Дверь распахнулась, осветив холл солнечными лучами, в которых танцевала потревоженная пыль.
– Бегите! – еще раз крикнул он ей и выскочил на улицу.
Отбежав немного, он обернулся, чтобы поглядеть, последовала ли за ним эта девушка с серыми глазами, но она все еще стояла в холле.
– Вы идете? – прокричал он.
Она открыла рот, чтобы что-то ответить, но тут спустившийся Шэдвелл оттолкнул ее в сторону. Между ними было всего несколько шагов, и Кэл побежал.
Мужчина с зализанными волосами не пытался всерьез преследовать беглеца. Он явно уступал молодому человеку в скорости. Сюзанна невзлюбила его с первого взгляда, поэтому, когда он спросил: «А тебе что здесь надо?» – она не удостоила его ответом. Ее внимание было приковано к той, что спускалась сейчас по лестнице – к сообщнице или хозяйке мужчины.
Ее черты были безмятежными, как у мертвого ребенка, но Сюзанна никогда не видела лица страшнее, чем у нее.
– Убирайся с дороги, – скомандовала она, спускаясь. Сюзанна уже шагнула было назад, но потом возмутилась такой наглостью и вместо того, чтобы отступить, сделала шаг вперед, преградив женщине дорогу. При этом по жилам ее пробежал адреналин, словно она стояла перед мчащимся поездом.
Женщина остановилась и силой своего взгляда подняла голову Сюзанны и заглянула ей в глаза. Сюзанна поняла, что приток адреналина вполне оправдан – этот взгляд мог убить, сжечь дотла. Но не сейчас. Сейчас она разглядывала Сюзанну с любопытством.
– Он твой друг? – спросила она.
Сюзанна слышала слова, но не видела, чтобы губы женщины шевелились, произнося их.
Мужчина сзади проворчал:
– Проклятый вор.
Потом он больно схватил Сюзанну за плечо.
– Слышишь, что я говорю?
Сюзанна пыталась повернуться к нему и потребовать, чтобы он убрал руки, но женщина продолжала держать ее своим взглядом.
– Она слышит, – ответила за нее женщина. На этот раз ее губы двигались, и Сюзанна почувствовала, что хватка ослабевает. Она вся дрожала, шея и грудь покрылись гусиной кожей.
– Кто ты – спросила женщина.
– Пусти ее, – вмешался мужчина.
– Я хочу знать, кто она. Зачем она здесь, – ее взгляд с мужчины вновь переместился на Сюзанну, и теперь он был угрожающим.
– Она нам ни к чему.
Женщина игнорировала эту реплику.
– Послушай, отпусти ее...
В его голосе слышался испуг, и Сюзанна порадовалась этому вмешательству.
– Здесь слишком много людей...
После бесконечно долгой паузы женщина еле заметно кивнула, соглашаясь с ним. Внезапно она, казалось, потеряла к Сюзанне всякий интерес и повернулась к лестнице. На верхней площадке, где Сюзанну когда-то поджидали неведомые страхи, что-то шевелилось. Туманные формы, такие неясные, что Сюзанна не могла сказать, видит ли она их или просто чувствует их присутствие, стлались вниз по ступенькам, как ядовитый туман. К моменту, когда они достигли женщины, ждущей их снизу, они потеряли всякие очертания.
Она повернулась и пошла к двери мимо Сюзанны. Пятна тумана ползли за нею, как будто призрачные создания теперь цеплялись за ее платье, чтобы незаметно войти в залитый солнцем человеческий мир.
Мужчина уже вышел, но его спутница прежде чем оставить дом опять повернулась к Сюзанне Она ничего не сказала, только посмотрела, и взгляд ее не сулил ничего хорошего.
Сюзанна отвернулась. Когда она смогла вновь посмотреть на дверь, пары уже не было. Она вышла, глубоко вдохнув свежий воздух. Вечерело, но солнце еще было ярким и теплым.
Ее не удивило, что мужчина и женщина, как по команде, перешли улицу и пошли по теневой стороне.
Кэл не упустил момента и бросился к двери, пнув ногой ближайшую из тварей.
Она представляла собой голову-обрубок, из которой росли четыре мохнатых конечности и свешивались какие-то пузыри, похожие на мокрые и светящиеся кишки. От удара один из пузырей лопнул, взорвавшись вонючей жидкостью. Раненая тварь кинулась наперерез Кэлу, брызгая слюной. Один плевок угодил в стену рядом с головой Кэла; обои задымились. Омерзение прибавило ему скорости, и через секунду он уже был в двери.
Шэдвелл побежал следом, но одна из отродий вцепилась ему в ногу, как рассерженный пес, и прежде чем он смог стряхнуть ее, Кэл выскочил на лестницу.
Женщина, кричавшая снизу, подняла к нему лицо. Она показалась ему ярким днем по сравнению с ночью, оставленной позади. Большие серо-голубые глаза, каштановые кудри, обрамляющие лицо, рот, готовый раскрыться в недоуменном вопросе.
– Бегите! – крикнул он ей, скатываясь по ступенькам. Она стояла на месте.
– Дверь! Откройте дверь!
Он не слышал, гонятся ли за ним, но сверху раздался крик Шэдвелла:
– А ну стой, вор!
Женщина поглядела на торговца, потом на Кэла, потом на переднюю дверь.
– Откройте! – крикнул Кэл снова.
На этот раз она послушалась – то ли из жалости к ворам, то ли из-за антипатии к Шэдвеллу. Дверь распахнулась, осветив холл солнечными лучами, в которых танцевала потревоженная пыль.
– Бегите! – еще раз крикнул он ей и выскочил на улицу.
Отбежав немного, он обернулся, чтобы поглядеть, последовала ли за ним эта девушка с серыми глазами, но она все еще стояла в холле.
– Вы идете? – прокричал он.
Она открыла рот, чтобы что-то ответить, но тут спустившийся Шэдвелл оттолкнул ее в сторону. Между ними было всего несколько шагов, и Кэл побежал.
Мужчина с зализанными волосами не пытался всерьез преследовать беглеца. Он явно уступал молодому человеку в скорости. Сюзанна невзлюбила его с первого взгляда, поэтому, когда он спросил: «А тебе что здесь надо?» – она не удостоила его ответом. Ее внимание было приковано к той, что спускалась сейчас по лестнице – к сообщнице или хозяйке мужчины.
Ее черты были безмятежными, как у мертвого ребенка, но Сюзанна никогда не видела лица страшнее, чем у нее.
– Убирайся с дороги, – скомандовала она, спускаясь. Сюзанна уже шагнула было назад, но потом возмутилась такой наглостью и вместо того, чтобы отступить, сделала шаг вперед, преградив женщине дорогу. При этом по жилам ее пробежал адреналин, словно она стояла перед мчащимся поездом.
Женщина остановилась и силой своего взгляда подняла голову Сюзанны и заглянула ей в глаза. Сюзанна поняла, что приток адреналина вполне оправдан – этот взгляд мог убить, сжечь дотла. Но не сейчас. Сейчас она разглядывала Сюзанну с любопытством.
– Он твой друг? – спросила она.
Сюзанна слышала слова, но не видела, чтобы губы женщины шевелились, произнося их.
Мужчина сзади проворчал:
– Проклятый вор.
Потом он больно схватил Сюзанну за плечо.
– Слышишь, что я говорю?
Сюзанна пыталась повернуться к нему и потребовать, чтобы он убрал руки, но женщина продолжала держать ее своим взглядом.
– Она слышит, – ответила за нее женщина. На этот раз ее губы двигались, и Сюзанна почувствовала, что хватка ослабевает. Она вся дрожала, шея и грудь покрылись гусиной кожей.
– Кто ты – спросила женщина.
– Пусти ее, – вмешался мужчина.
– Я хочу знать, кто она. Зачем она здесь, – ее взгляд с мужчины вновь переместился на Сюзанну, и теперь он был угрожающим.
– Она нам ни к чему.
Женщина игнорировала эту реплику.
– Послушай, отпусти ее...
В его голосе слышался испуг, и Сюзанна порадовалась этому вмешательству.
– Здесь слишком много людей...
После бесконечно долгой паузы женщина еле заметно кивнула, соглашаясь с ним. Внезапно она, казалось, потеряла к Сюзанне всякий интерес и повернулась к лестнице. На верхней площадке, где Сюзанну когда-то поджидали неведомые страхи, что-то шевелилось. Туманные формы, такие неясные, что Сюзанна не могла сказать, видит ли она их или просто чувствует их присутствие, стлались вниз по ступенькам, как ядовитый туман. К моменту, когда они достигли женщины, ждущей их снизу, они потеряли всякие очертания.
Она повернулась и пошла к двери мимо Сюзанны. Пятна тумана ползли за нею, как будто призрачные создания теперь цеплялись за ее платье, чтобы незаметно войти в залитый солнцем человеческий мир.
Мужчина уже вышел, но его спутница прежде чем оставить дом опять повернулась к Сюзанне Она ничего не сказала, только посмотрела, и взгляд ее не сулил ничего хорошего.
Сюзанна отвернулась. Когда она смогла вновь посмотреть на дверь, пары уже не было. Она вышла, глубоко вдохнув свежий воздух. Вечерело, но солнце еще было ярким и теплым.
Ее не удивило, что мужчина и женщина, как по команде, перешли улицу и пошли по теневой стороне.
3
В двадцать четыре года люди обычно уже имеют сформировавшиеся представления о жизни. Еще недавно и у Сюзанны они были вполне определенными.
Конечно, присутствовали в них и пробелы, и тайны, как во внешнем мире, так и во внутреннем. Но это только подкрепляло ее решимость не позволять этим тайнам властвовать над ней и мешать ее личной жизни и работе. В любви она всегда старалась сочетать страсть с практичностью, избегая сумятицы чувств, горькие плоды которой она так часто видела. И в дружбе она соблюдала тот же баланс: ни холодности, ни излишней привязанности. И в ее работе, В изготовлении горшков и ваз тоже сказывался ее прагматизм; искусство должно быть практически полезным.
Глядя на самую роскошную вазу, она могла задать вопрос: не протекает ли она? И так она относилась ко всему.
Но эта проблема отвергала все простые решения, выводила ее из равновесия, лишала покоя.
Сперва воспоминания. Потом Мими, полуживая, но все еще способная передавать мысли на расстоянии.
И теперь эта женщина, чей взгляд таил в себе смерть, но заставил ее сильнее чувствовать жизнь, чем когда-либо.
После этого она покинула дом, не завершив своих поисков, вышла к реке и, сидя на солнце, стала обдумывать происшедшее.
На Мерси не было судов, и воздух был таким чистым, что она видела облака над холмами Клайда. Но в душе ее не было такой ясности. Только хаос чувств, кажущихся знакомыми, будто они таились в ней все эти годы, пока она пряталась от них за завесой прагматизма. Как эхо, ждущее в глубине гор крика, чтобы появиться на свет.
Сегодня она услышала этот крик. Встретилась с ним лицом к лицу там, где шестилетней девочкой стояла и дрожала, боясь темноты. Эти два события были как-то связаны, хотя она и не знала как. Она знала лишь, что внезапно вновь очутилась в мире детства, где все ее взрослые привычки и установления теряли силу.
Она лишь мимолетно ощущала бродящие в этом мире страхи и надежды, как пальцы ощущают туман. Но со временем она узнает их лучше: она была уверена в этом. Узнает и – да поможет ей Бог – примет, как свою собственность.
Конечно, присутствовали в них и пробелы, и тайны, как во внешнем мире, так и во внутреннем. Но это только подкрепляло ее решимость не позволять этим тайнам властвовать над ней и мешать ее личной жизни и работе. В любви она всегда старалась сочетать страсть с практичностью, избегая сумятицы чувств, горькие плоды которой она так часто видела. И в дружбе она соблюдала тот же баланс: ни холодности, ни излишней привязанности. И в ее работе, В изготовлении горшков и ваз тоже сказывался ее прагматизм; искусство должно быть практически полезным.
Глядя на самую роскошную вазу, она могла задать вопрос: не протекает ли она? И так она относилась ко всему.
Но эта проблема отвергала все простые решения, выводила ее из равновесия, лишала покоя.
Сперва воспоминания. Потом Мими, полуживая, но все еще способная передавать мысли на расстоянии.
И теперь эта женщина, чей взгляд таил в себе смерть, но заставил ее сильнее чувствовать жизнь, чем когда-либо.
После этого она покинула дом, не завершив своих поисков, вышла к реке и, сидя на солнце, стала обдумывать происшедшее.
На Мерси не было судов, и воздух был таким чистым, что она видела облака над холмами Клайда. Но в душе ее не было такой ясности. Только хаос чувств, кажущихся знакомыми, будто они таились в ней все эти годы, пока она пряталась от них за завесой прагматизма. Как эхо, ждущее в глубине гор крика, чтобы появиться на свет.
Сегодня она услышала этот крик. Встретилась с ним лицом к лицу там, где шестилетней девочкой стояла и дрожала, боясь темноты. Эти два события были как-то связаны, хотя она и не знала как. Она знала лишь, что внезапно вновь очутилась в мире детства, где все ее взрослые привычки и установления теряли силу.
Она лишь мимолетно ощущала бродящие в этом мире страхи и надежды, как пальцы ощущают туман. Но со временем она узнает их лучше: она была уверена в этом. Узнает и – да поможет ей Бог – примет, как свою собственность.
III
Проданный рай
– Мистер Брендан Муни?
– Да, это я.
– У вас есть сын по имени Кэлхоун?
– А вам какое дело? – и прежде чем незнакомец успел ответить Брендан спросил. – С ним ничего не случилось?
Тот покачал головой, энергично пожимая его руку.
– Вы просто счастливчик, мистер Муни, смею вам сказать.
Брендан знал, что это ложь.
– Что вам надо? – спросил он. – Вы что-то продаете? Чтобы это ни было, я в нем не нуждаюсь.
– Продаю? – переспросил Шэдвелл. – Что вы! Я даю, мистер Муни. Ваш сын – смышленый парень. Он назвал ваше имя, и компьютер выбрал...
– Повторяю, мне ничего не надо, – Брендан стряхнул руку Шэдвелла и попытался закрыть дверь, но торговец успел сунуть туда ногу.
– Прошу вас, оставьте меня. Мне не нужны ваши призы. Ничего не нужно.
– Что ж, тогда вы редкий человек, – Шэдвелл раскрыл дверь шире. – Можно сказать, уникальный. Неужели вы не хотите совсем ничего в этом мире? Удивительно!
– Да, это я.
– У вас есть сын по имени Кэлхоун?
– А вам какое дело? – и прежде чем незнакомец успел ответить Брендан спросил. – С ним ничего не случилось?
Тот покачал головой, энергично пожимая его руку.
– Вы просто счастливчик, мистер Муни, смею вам сказать.
Брендан знал, что это ложь.
– Что вам надо? – спросил он. – Вы что-то продаете? Чтобы это ни было, я в нем не нуждаюсь.
– Продаю? – переспросил Шэдвелл. – Что вы! Я даю, мистер Муни. Ваш сын – смышленый парень. Он назвал ваше имя, и компьютер выбрал...
– Повторяю, мне ничего не надо, – Брендан стряхнул руку Шэдвелла и попытался закрыть дверь, но торговец успел сунуть туда ногу.
– Прошу вас, оставьте меня. Мне не нужны ваши призы. Ничего не нужно.
– Что ж, тогда вы редкий человек, – Шэдвелл раскрыл дверь шире. – Можно сказать, уникальный. Неужели вы не хотите совсем ничего в этом мире? Удивительно!