Бэгли Десмонд. Тигр снегов

   – А почему бы ей об этом не знать? – удивленно спросил Бэллард.
   Стеннинг нахмурился.
   – Что-то я ничего не понимаю, – сказал он раздраженно.
   – Просто сначала Рикмен пытался подкупить меня, потом – шантажировать.
   Он пересказал беседу с Рикменом.
   Стеннинг поморщился.
   – Кто-нибудь был свидетелем этой любопытной беседы?
   – Нет.
   – Жаль. Я получил бы много удовольствия, когда его бы лишили звания адвоката.
   Лиз засмеялась.
   – У тебя замечательные друзья, Йен. Просто прекрасные люди.
   – Почти такие же замечательные, как Петерсены. Бэллард взглянул наверх.
   – Вот и Майк. Ты что-то задержался.
   Макгилл поставил бокал и бутылку пива «ДБ» на столик.
   – Очередная стычка с прелестными братцами Лиз. Привет Лиз. Не спрашиваю, как твои родные, потому что знаю. Как Вам понравилось шоу, мистер Стеннинг? Кино было неплохое.
   – Есть очень драматические моменты.
   Стеннинг откинулся в кресле и с любопытством рассматривал Бэлларда и Лиз Петерсен.
   – Что там с моими братьями? – спросила Лиз.
   Макгилл наполнял бокал.
   – С Эриком все в порядке, – ответил он, стараясь не пролить пену. – Но вы когда-нибудь задумывались, что происходит с Чарли? Будь я психиатром, я склонялся бы к диагнозу «паранойя».
   – Он опять устраивал свои сцены?
   – Да еще какие!
   Макгилл кивнул на Бэлларда.
   – Угрожал разрезать Бэлларда на части, если еще раз встретит его.
   – Треп! – презрительно сказала Лиз. – Он всегда так говорит.
   – Может быть, – сказал Макгилл. – Йен, если ты и эта красавица собираетесь проводить время друг с другом, тебе бы лучше носить шоры. Он сказал, что если ты осмелишься смотреть на Лиз, он убьет тебя.
   Вмешался Стеннинг.
   – А у Вас найдется свидетель?
   – Только я и Эрик.
   – Он прямо так и сказал: «Убью»?
   – Так и сказал.
   Стеннинг покачал головой. Лиз сказала:
   – Придется поговорить с Чарли. Ему придется крепко-накрепко вдолбить себе, что я сама распоряжаюсь собственной жизнью. На этот раз тарелкой спагетти он не отделается.
   – Будь осторожна, Лиз, – предостерег Макгилл. – У меня сложилось мнение, что он от рождения психически неуравновешен. Даже Эрику показалось, что он потерял контроль над собой. Эрику все время приходилось его успокаивать.
   – Он просто большой олух, – ответила она. – Но я приведу его в порядок. А впрочем, хватит о Петерсенах. Как твой теннис, Йен?
   – Неплохо, – ответил Бэллард.
   Она подняла бокал.
   – Держу пари, следующий раз я тебе не проиграю.
   – Идет, – коротко сказал он.
   – Пойдем, – сказала она и встала.
   Макгилл повернул голову, наблюдая, как они направились к теннисным кортам. Он улыбнулся Стеннингу.
   – Вам не скучно с нами, мистер Стеннинг?
   – Нет, что вы! А с мисс Петерсен вообще очень интересно.
   Макгилл пригубил из своего бокала.
   – Скажите, если Йен женится на Петерсен, будет ли это засчитано вашей компанией как сокрушение Петерсенов?
   Стеннинг даже не пошевельнулся, только бросил быстрый взгляд на Макгилла.
   – Так он рассказал Вам обо всем. Мне трудно ответить. Я сомневаюсь, что это входило в замысел Бена.
   – Но обстоятельства меняют дело.
   Стеннинг строго ответил:
   – Это трюизм.

ОБВАЛ

24

   Высоко, на западном склоне, в глубине снежного покрова лавина набирала темп. Слегка подогреваемый у земли воздух поднимался сквозь снежный покров вверх в виде водных испарений, пока не достигал непроницаемого слоя наледи где-то посередине снежной массы. Здесь испарения охлаждались, формируя таким образом конусообразные кристаллы, похожие на чашки.
   Но теперь «чашечные» кристаллы превратились в большие и хорошо развитые, некоторые из них достигали более чем полдюйма в длину.
   Сильный снегопад последних двух дней добавил достаточно веса, который, оказывая вместе с силой тяжести вертикальное давление на «чашечные» кристаллы склона, привел к весьма шаткому состоянию. Вы можете взять зернышко апельсина, поместить его между большим и указательным пальцами и так же мягко надавить на него – оно выскользнет достаточно быстро. То же самое было и на западном склоне. Матерый ястреб, севший на снег, мог вызвать то небольшое добавочное давление, что привело бы «чашечные» кристаллы в движение.
   Случилось что-то в этом роде – и началось небольшое скольжение. Совсем небольшое – это расстояние человек мог бы охватить руками. Заново выпавший снег, очень холодный сухой и напоминающий крупу, немного поднялся вверх из-за этого неожиданного движения в виде небольшого белого фонтанчика, похожего на столб дыма. Но хаос внутри самой снежной массы начался. Хрупкая ледяная пластинка слоя наледи треснула, вытолкнув находившиеся внизу «чашечные» кристаллы, которые тут же начали катиться. Хрупкие связи, удерживавшие снежинки, дали трещины, которые начали расширяться, расходясь зигзагами на большой скорости от места первоначального надлома. Это была цепная реакция – одно в неумолимой последовательности тянуло за собой другое, и вскоре весь снежный квадрат в пятьдесят футов двинулся вперед и вниз, добавляя свой вес к нетронутому снегу дальше вниз по склону.
   И вновь – неизбежное действие и реакция на него. Одно цеплялось за другое, и, наконец, вся верхняя часть склона в сто ярдов пришла в движение и устремилась вниз.
   И все же двигалась она не столь быстро. Через пять секунд после первого скольжения оказавшийся двумястами ярдами ниже по склону пожилой человек мог спастись от смерти, отойдя в сторону, причем не спеша. В это время скорость появившейся лавины не превышала и десяти миль в час. Но само движение и сопротивление воздуха заставляли легкий, сухой снег на поверхности подниматься, и по мере того, как скорость нарастала, все больше и больше снежной крупы оказывалось в воздухе.
   Крупа, смешивающаяся ветром с воздухом, образовывала совершенно новый материал – газ в десять раз плотнее, чем воздух. Этот газ, увлекаемый силой тяжести вниз по склону, трение о землю не слишком задерживало, не то что снег в основной лавине. Облако газа набирало скорость и двигалось впереди главного оползня. Через двадцать секунд после первого толчка оно двигалось со скоростью пятьдесят миль в час, сметая все на своем пути и разрушая хрупкий баланс сил, удерживающих снег в неподвижности.
   Этот процесс был самозаряжающимся. Все больше снега попадало в водоворот, увеличивая облако газа и саму лавину, уже не крошечную, как прежде, но неумолимо увеличивающуюся, жадно всасывающую в себя снег ниже по склону. Уже вся верхняя часть склона на протяжении четырехсот ярдов кипела и бурлила.
   Туча, окружавшая лавину, укутала горы еще быстрее. На скорости семьдесят миль в час она начала всасывать в себя окружающий воздух, увеличиваясь таким образом в размерах. Разрастаясь так, она увеличивала свою скорость. При скорости сто миль в час воздушные круговороты в ее недрах вызывали резкие порывы ветра, доходящие до скорости двести миль в час. При скорости сто тридцать миль в час по ее краям, там, где она всасывала окружающий воздух, начали формироваться миниатюрные торнадо; внутренняя скорость этих воздушных воронок достигала трехсот миль в час.
   К этому времени уже сформировавшаяся лавина встретила сопротивление воздуха. Она двигалась так быстро, что воздух впереди нее не успевал освободить для нее путь. Воздух находился под сильным давлением, и это в значительной степени повышало температуру. Подталкиваемый тяжелым лавинным облаком, фронт воздушного давления начал формироваться перед быстро движущимся снегом, мощная ударная волна, способная разрушить здание с таким же эффектом, что и бомба.
   Окончательно разросшаяся, лавина испускала рев в своей утробе, словно великан, страдающий от газов в кишечнике. Миллион тонн снега и сто тысяч тонн воздуха были в движении, устремившись к туманной завесе над дном долины. К тому времени, как лавина достигла тумана, она набрала скорость двести миль в час; воздушные же воронки внутри нее крутились еще быстрее. Фронт воздушного давления прорвал туман и яростно развеял его, на мгновение приоткрыв при этом несколько зданий. Спустя долю секунды основная масса лавины достигла дна долины.
   Белая смерть пришла в Хукахоронуи.

* * *

   Доктор Роберт Скотт с профессиональным вниманием рассматривал Гарольда Доббса. Тот явно был не в порядке. Ясно, что он пару дней не брился – его щеки и подбородок покрывала грязновато-седая щетина. Его глаза в красных прожилках, обведенные красноватыми ободками, упорно не хотели встречаться со взглядом Скотта. Когда он сидел в кресле, его пальцы нервно постукивали по колену, голову он повернул в другую сторону.
   Скотт заметил почти пустую бутылку джина и наполовину полный бокал на журнальном столике у его кресла и сказал:
   – Мистер Бэллард попросил меня навестить Вас. Он беспокоится, что Вы вдруг заболели.
   – Ничего со мной не случилось, – ответил Доббс. Он говорил так тихо, что Скотту пришлось нагнуться вперед и напрячь слух, чтобы расслышать его.
   – Вы уверены? Все-таки я – врач. Не хотите ли Вы, чтобы я открыл маленький черный чемоданчик и осмотрел Вас?
   – Оставьте меня в покое! – воскликнул Доббс неожиданно энергично. Эта вспышка явно истощила его силы и снова вернула в дремотное состояние. – Уходите, – прошептал он.
   Скотт не ушел. Вместо этого он сказал:
   – Наверняка, что-то случилось, Гарри. Почему ты не появлялся на работе последние два дня?
   – Это мое дело, – пробормотал Доббс. Он взял бокал и сделал глоток.
   – Не совсем. Компании необходимо что-то вроде объяснения. Кроме того, ты – управляющий шахтой. Ты не имеешь права просто сложить с себя обязанности, ничего не объяснив.
   Доббс мрачно смотрел на него.
   – Что ты хочешь, чтобы я сказал?
   Скотт применил шоковую терапию.
   – Чтобы ты рассказал, почему ты бросил управлять шахтой и пытаешься вместо этого утонуть в этой бутылке с джином. Кстати, сколько ты уже их прикончил?
   Доббс хранил молчание, и Скотт спросил:
   – Ты ведь знаешь, что там происходит, не так ли?
   – Пусть Йен, чертов Бэллард, займется этим, – прохрипел Доббс. – Ему за это платят.
   – Мне кажется, это безрассудно. Ему платят, чтобы он выполнял свою работу, а вовсе не твою.
   Скотт кивнул в сторону окна.
   – Тебе следовало бы быть там, помочь Бэлларду и Джо Камерону. Сейчас у них работы по горло.
   – Он занял мою должность, понимаешь? – вырвалось у Доббса.
   Скотт был явно озадачен.
   – Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Ничего он не занял. Просто ты засел дома и припал к бутылке.
   Доббс взмахнул рукой; она вяло мелькнула в воздухе, словно он не мог управлять ею.
   – Я не это имею в виду – не должность управляющего. Председатель обещал мне новую работу. Кроуэлл сказал, что я войду в правление и стану директором компании, когда уйдет Фишер. Черта с два! Вместо этого появляется этот молокосос помми ^[5] и получает эту работу только потому, что его фамилия – Бэллард. Можно подумать, что у Бэллардов никогда не было достаточно денег, так им надо прибрать еще и шахту.
   Скотт было открыл рот, но закрыл опять, когда Доббс продолжил свои причитания. Он с сочувствием глядел на немолодого уже человека, который продолжал рассказывать. Доббс явно не мог обуздать приступ своего гнева. Он чуть ли не брызгал слюной.
   – Понятно, я не молодею. Я не скопил столько, сколько надеялся, эти мошенники на бирже забрали у меня слишком много. Прохиндеи, их там много. Я собирался занять пост директора компании – так обещал Кроуэлл. Меня это устраивало, я бы скопил достаточно, чтобы уйти через несколько лет на пенсию. И тут семья Бэллардов распорядилась по-своему. Они не только лишили меня должности, но и подчинили меня Бэлларду. Так вот им лучше снова крепко об этом подумать.
   Скотт мягко заметил:
   – Пусть даже так, все равно это не причина исчезнуть, никому ничего не сказав. Особенно когда случилась беда. Спасибо тебе за это не скажут.
   – Беда! – повторил Доббс. – Что может знать этот выскочка о настоящей беде? Я управлял шахтой, когда он еще у мамки титьку сосал!
   – Беда не с шахтой, – сказал Скотт. – С городом.
   – Не городи чепухи. Он просто идиот. Он убеждает потратить миллионы, чтобы остановить несколько снежинок, падающих с гор. Откуда мы возьмем деньги – ты можешь мне сказать? И теперь он так всем запудрил мозги, что никто ни о чем другом и слышать не хочет. И они говорят мне, что он закрывает шахту. Подожди, пусть об этом только проведают в Окленде – не говоря уже о Лондоне.
   – Для того, кто не выходил из дома два дня, ты хорошо осведомлен.
   Доббс усмехнулся.
   – У меня есть друзья. Квентин зашел посоветоваться, что сделать, чтобы остановить этого кретина.
   Он снова взял стакан и отпил из него, потом покачал головой.
   – Квентин прекрасно понимает, в чем дело, но ничего не может поделать. Никто из нас ничего не сможет сделать. Дохлый номер, точно тебе говорю.
   Скотт прищурился. Ему потребовалось не так много времени, чтобы определить психическую неуравновешенность Доббса. Обида клокотала в нем, и Скотт догадался, в чем дело.
   Он сказал:
   – Ты считаешь, что справился бы с работой директора шахты?
   Доббс буквально ошалел.
   – Разумеется, справился бы, – заорал он. – Конечно, я бы прекрасно справился.
   Скотт встал.
   – Что ж, сейчас это не имеет значения. По-моему, тебе лучше укрыться в более безопасном месте. Если там что-нибудь случится, этот дом будет снесен в первую очередь.
   – Чепуха! – заявил Доббс. – Полнейшая чепуха! Я никуда не пойду и никто меня не заставит.
   Он ухмыльнулся, эта усмешка резко обнажила передние зубы.
   – Разве что молодой Бэллард придет сюда и извинится за то, что занял мою должность, – язвительно произнес он.
   Скотт пожал плечами и взял свой чемоданчик.
   – Поступай, как хочешь.
   – И закрой за собой дверь, – крикнул Доббс вслед Скотту.
   Он обхватил свое тощее тело руками.
   – Я бы справился с этой работой, – громко повторил он. – Я бы справился.
   Услышав, как завелась машина Скотта, он взял бокал и подошел к окну. Он следил за машиной, пока та не скрылась из виду, и затем перевел взгляд на здание шахты. Из-за тумана местность не очень хорошо просматривалась, но он мог угадать очертания офиса.
   – Господи! – прошептал он. – Что будет?
   Вдруг туман рассеялся, словно по волшебству, и его ступни ощутили вибрацию. Все здание офиса, теперь четко просматриваемое, оторвалось от фундамента и поплыло по воздуху по направлению к нему. Он смотрел на него, открыв рот, когда оно пролетело над его домом. Он увидел выкатившийся из него собственный рабочий стол, прежде чем все здание скрылось из виду над его головой.
   Потом прямо перед ним лопнуло стекло, и осколки вонзились ему в горло. Прежде чем дом взорвался, его протащило на середину комнаты, но он так и не узнал, что его дом разлетелся на части.
   Гарри Доббс был первым погибшим в Хукахоронуи.
   Выходя из дома Доббса, доктор Скотт размышлял о своем пациенте. Доббс стремился занять должность директора шахты и не хотел признаться себе, что не сможет с ней справиться, и эта мысль подтачивала его, как червь – сердцевину яблока.
   «Бедняга, – подумал Скотт, заводя машину. – Полная потеря реальности».
   Он доехал до угла и повернул к городу. Проехав около трехсот ярдов, он обнаружил, что что-то не в порядке с управлением – машина не слушалась руля, и он испытал ни на что не похожее ощущение парения в воздухе.
   Потом он с удивлением увидел, что машина и в самом деле парит над землей – колеса оторвались от дороги на добрых три фута. Он не успел даже моргнуть, как машина перевернулась, он ударился головой о косяк обзорного стекла и потерял сознание.
   Когда он очнулся, то увидел, что по-прежнему сидит за рулем, а машина вроде в нормальном состоянии на всех четырех колесах. Он поднес к голове руку и вздрогнул, нащупав шишку. Затем огляделся вокруг и ничего не смог различить; плотный слой снега покрывал все окна, не пропускавшие свет.
   Он выбрался из машины, совершенно обалдевший. Сначала он не мог понять, куда его занесло, и только когда он это понял, то не сразу поверил. Неожиданно он почувствовал спазмы, оперся о машину, и его вырвало.
   Придя в себя, он осмотрелся снова. Тумана почти не было, и теперь он мог видеть даже Ущелье на другой стороне реки. На другойстороне. Он облизал пересохшие губы.
   – Через реку! – прошептал он. – Меня перенесло прямо через эту чертову реку!
   Он перевел взгляд на ту сторону, туда, где должен был находиться город Хукахоронуи. Кроме снежных холмов, там ничего не было.
   Позднее он измерил расстояние, на которое его протащил обвал. Его машину несло горизонтально почти три четверти мили, перекинуло через реку и подняло почти на триста футов вверх, занеся в итоге на восточный склон. Двигатель заглох, но, как только он включил зажигание, завелся так же плавно, как обычно.
   Доктор Роберт Скотт был застигнут лавиной и чудом выжил. Ему повезло.
   Ральф У. Ньюмен был американским туристом. Его второе имя было Уилберфорс, о чем он предпочитал умалчивать. Он приехал в Хукахоронуи покататься на лыжах, последовав совету человека, которого встретил в Крайстчерче, что склоны здесь просто замечательные. Они могли бы устроить там прекрасный лыжный курорт, однако одного снега на склонах для этого явно недостаточно, а самых элементарных удобств в Хукахоронуи не было. Не было подъемника, сервиса и тех маленьких удовольствий, что так ценишь после лыжных прогулок. Танцевальные вечера в отеле по субботам не могли их восполнить.
   Встреченный им в Крайстчерче человек, рассказывавший о прелестях Хукахоронуи, был Чарли Петерсен. Теперь Ньюмен считал его просто жуликом.
   Он приехал в Хукахоронуи покататься на лыжах. И уж, конечно, не ожидал оказаться в середине строя из двадцати мужчин, держащих длинные алюминиевые пруты, сделанные из телеантенн, и методично втыкающих их в снег носком своих сапог под резкие команды канадского ученого. Все это было слишком невероятным.
   Стоящий рядом человек подтолкнул его и кивнул на Макгилла.
   – Из этого шутника вышел бы крутой старшина.
   – Верно замечено, – ответил Ньюмен. Он почувствовал, как щуп коснулся дна, и принялся его вытаскивать.
   – Думаешь, он правду говорит насчет обвалов?
   – Похоже, он знает, что делает. Я как-то встретил его на склоне – у него были с собой какие-то научные штуковины. Сказал, что делает пробы снега.
   Его собеседник оперся на щуп.
   – Да, похоже, он и здесь знает, что надо делать. Я никогда не думал, что можно искать и так. Честно говоря, полчаса назад это мне и в голову не приходило.
   Строй продвинулся на один фут вперед и Ньюмен приставил носки сапог к натянувшемуся шнуру. Шнур ослаб, и он ввел щуп в снег еще раз.
   – Меня зовут Джек Хэслем, – сказал его сосед. – Работаю на шахте. Я – стопер.
   Ньюмен не знал, кто такой стопер. Он сказал:
   – А меня зовут Ньюмен.
   – Где же твой друг?
   – Миллер? Не знаю. Он ушел рано утром. Что такое стопер?
   Хэслем усмехнулся.
   – Это шахтерская элита. Я достаю золото.
   Они потянули щупы вверх. Ньюмен вздохнул.
   – Я устал.
   – Послушай! – воскликнул Хэслем. – По-моему, я слышу самолет.
   Они остановились и прислушались к гулу над головой. Вскоре остановился весь строй – все уставились в серое небо.
   – Да вы что! – воскликнул руководитель. – Самолета никогда не слышали?
   Строй двинулся вперед еще на один фут и двадцать щупов одновременно вонзились в снег.
   Ньюмен методично трудился. Ввести щуп слева... вытащить... ввести щуп справа... вытащить... вперед на один фут... ввести щуп слева... вытащить... ввести щуп...
   Его остановил истошный крик Макгилла. От этого крика волосы Ньюмена встали дыбом, и в животе возникла неожиданная пустота.
   – Прячьтесь! – закричал Макгилл. – Немедленно прячьтесь! У вас осталось меньше тридцати секунд.
   Ньюмен устремился к месту, которое было обозначено на случай тревоги. Его сапоги с хрустом ступали по скалистой заснеженной земле; он видел бежавшего рядом Хэслема. Когда они подбегали к скалам, Макгилл все еще продолжал хрипло кричать.
   Хэслем схватил Ньюмена за руку.
   – Сюда.
   Он втолкнул Ньюмена в расселину не больше двух футов в ширину и трех – в вышину.
   – Вот сюда.
   Ньюмен вполз внутрь и очутился в крошечной пещере. Хэслем тяжело дышал, втиснувшись вслед за ним. Он произнес:
   – Я тут играл еще ребенком.
   Ньюмен хмыкнул.
   – Вы, шахтеры, все под землей родились. – Он был не в себе.
   Через узкую дыру лезли другие, пока в маленькой пещерке не оказалось семь человек. Было очень тесно. Один из них, Брюер, руководитель группы, сказал.
   – А ну-ка потише!
   Они услышали вдали крик, который неожиданно оборвался, и постепенно стихающий далекий шум. Ньюмен посмотрел на часы. В пещере было темно, но он наблюдал за светящейся секундной стрелкой, размеренно двигавшейся по циферблату.
   – Должно быть, больше тридцати секунд.
   Воздух чуть заметно дрожал, и шум стал немного громче. Неожиданно послышался ужасный рев, и весь воздух был выкачан из пещеры. Ньюмен задохнулся, пытаясь перевести дыхание, и мысленно поблагодарил Бога, что всасывающая воронка исчезла так же внезапно, как и появилась.
   Небольшая скала под ним задрожала, и оглушительный, как гроза грохот, раздался над их головами. Вся пещера стала наполняться снежинками. Снега прибывало все больше и больше, и он плотным слоем начал оседать на клубке съежившихся тел. Грохот становился все сильнее, и Ньюмен подумал, что его барабанные перепонки сейчас разорвутся.
   Кто-то громко кричал. Он не мог разобрать слов, но, как только грохот стал чуть тише, он узнал голос Брюера.
   – Выбрасывайте! Выбрасывайте этот чертов снег отсюда!
   Ближайший ко входу усердно заработал обеими руками, но снег просачивался все быстрее и быстрее, гораздо быстрее, чем они могли с ним справиться.
   – Закрывайте рты, – закричал Брюер, и Ньюмен с большим трудом – так было тесно в пещере – поднес к лицу руку.
   Он чувствовал, как покрывается холодным, сухим снегом. Наконец все пространство в пещере, не занятое телами, до конца заполнил снег.
   Грохот прекратился.
   Ньюмен сидел не двигаясь, дыша глубоко и ровно. Он подумал о том, сколько он сможет дышать таким образом – он не знал, сможет ли воздух проникать сквозь снежную массу. Тут он почувствовал, как кто-то зашевелился рядом и попробовал двинуться сам.
   Он стал разгребать руками снег и обнаружил, что может таким образом освободить дополнительное пространство для воздуха. Он услышал слабый голос, доносившийся словно за сто миль отсюда и прекратил работу, прислушиваясь.
   – Меня кто-нибудь слышит?
   – Да, – закричал он. – Ты кто?
   – Брюер.
   Казалось довольно глупым, что приходилось изо всех сил орать человеку, находившемуся совсем близко от тебя. Он вспомнил, что Брюер сидел ближе всех ко входу в пещеру.
   – Ты можешь выйти?
   Наступило молчание, и теперь он услышал другой голос.
   – Это Андерсон.
   Брюер отозвался.
   – Едва ли. Снаружи слишком много снега.
   Ньюмен занялся расширением пространства. Он раскапывал снежную крупу, отбрасывая ее к скалистой стене. Он прокричал Брюеру, что он делает, и тот велел всем остальным заняться тем же. Он попросил их также назвать свои имена.
   Неподалеку от него Ньюмен наткнулся на неподвижное тело Хэслема. Тот не двигался и не издавал ни звука. Он вытянул вперед руку, чтобы нащупать лицо Хэслема и коснулся его щеки. Хэслем по-прежнему не двигался, поэтому Ньюмен больно ущипнул его за ладонь между большим и указательным пальцами. Хэслем не подавал признаков жизни.
   – Тут парень по имени Хэслем, – крикнул он. – Он без сознания.
   Теперь в пещере стало так много воздуха, что уже не нужно было кричать. Брюер сказал:
   – Погоди минутку. Я постараюсь достать из кармана фонарик.
   Из темноты послышалось тяжелое дыхание и шорох, и, наконец, вспыхнул луч фонарика.
   Ньюмен поморгал, затем повернулся к Хэслему. Он поднял руку и показал на него.
   – Свети вот сюда.
   Он нагнулся над Хэслемом, а Брюер с фонариком протиснулся к нему. Ньюмен нащупывал пульс на запястье Хэслема, но не смог обнаружить его, поэтому он нагнулся и приложил ухо к его груди. Подняв голову, он повернулся к лучу света.
   – Похоже, этот парень мертв.
   – Как это он может быть мертв? – поинтересовался Брюер.
   – Дай-ка мне фонарь.
   Ньюмен направил его на лицо Хэслема, принявшее серый оттенок.
   – Он умер от удушья, это точно.
   – У него рот забит снегом, – заметил Брюер.
   – Да.
   Ньюмен вернул ему фонарь и дотронулся пальцем до рта Хэслема.
   – Не очень. Недостаточно, чтобы задохнуться. Слушайте, парни, вы не подвинетесь немного? Я попробую сделать искусственное дыхание.
   Потеснились с большим трудом.
   – Может быть, он умер от шока, – предположил кто-то.
   Ньюмен вдохнул воздух в легкие Хэслема, потом нажал ему на грудь. Он повторял эту процедуру достаточно долго, но Хэслем не пошевелился. Тело его постепенно холодело. Через пятнадцать минут Ньюмен остановился.
   – Бесполезно. Он умер.
   Он повернул голову к Брюеру.
   – Лучше пока выключить фонарик. Он у вас не вечный.
   Тот послушался, и вскоре наступила тишина и молчание, все были заняты своими мыслями.