– Кого поддержало руководство шахты?
   – Мистер Бэллард согласился с миссис Сэмсон. Мистер Квентин сказал, что об опасности и речи быть не может – он сказал, что все это блеф. Мистер Камерон, кажется, поддерживал мистера Бэлларда.
   Петерсен стиснул руки перед собой.
   – Вам надо понять, что любое решение относительно города должно было быть принято советом. Руководство шахты не имело права диктовать, как поступить с городом. Доктор Макгилл сказал, что непосредственной угрозы с западного склона нет, и многим казалось бессмысленным ввязываться в проект, который будет стоить городу огромных денег и времени, потраченных впустую.
   – И голосов избирателей, если бы ничего не случилось, – желчно заметил Эдвардс.
   – Так вот, как я сказал, беседовали мы долго, и даже начали повторяться. Наконец Мэт Хьютон высказал предложение. Он сказал, что, может быть, Макгилл и прав, но хотелось бы услышать и еще чье-то мнение. Он сказал, что надо бы обратиться в Крайстчерч за советом.
   – К кому он собирался обратиться?
   – В том-то и загвоздка. Он никого там не знал. Мистер Камерон посоветовал ему поговорить с кем-нибудь из Министерства лесного хозяйства – он сказал, что они могут что-нибудь знать об обвалах. Потом еще кто-то, я не помню кто, предложил Министерство гражданской защиты. Решили, что он обратится в оба. Миссис Сэмсон сказала, что надо информировать полицию, и с этим тоже согласились.
   – Руководство шахты предложило что-нибудь конкретное?
   – Нам предложили транспорт – грузовики и все такое. А также бульдозеры.
   – Кто предложил?
   Петерсен искоса посмотрел на Бэлларда. Немного поколебавшись, он ответил:
   – Не помню. Наверное, мистер Камерон.
   Бэллард улыбнулся.
   – И что происходило дальше?
   – Встреча закончилась, и мы решили собраться на следующее утро, в одиннадцать, хотя было воскресенье.
   – Понятно.
   Гаррисон оглядел зал.
   – У кого-нибудь еще есть вопросы к мистеру Петерсену?
   Смитерс поднял руку.
   – Я представляю Министерство гражданской защиты. Кто звонил представителям Министерства?
   – Мне об этом неизвестно.
   – Почему?
   – Я говорил после встречи с Мэттом Хьютоном. У него были кое-какие сомнения. Он сказал, что сделает так, как он обычно поступает в таких случаях. Он сказал, что подумает об этом.
   – А полиция – ее поставили в известность?
   – Это было не так просто. Артура Пая не было на месте; он был внизу, в долине, расследовал дело о пропаже овец.
   – Кто такой Артур Пай?
   – Наш полицейский. Ведь Хукахоронуи – маленькое местечко, здесь одного полицейского вполне достаточно.
   – Не хотите ли Вы сказать, что, обсуждая необходимость поставить полицию в известность, Вы имели в виду проинформировать Артура Пая? – спросил Смитерс с недоверием.
   – Ну, он бы знал, что сообщить своему начальству, – заметил Петерсен в свое оправдание.
   – Значит никто за пределами Хукахоронуи не знал об опасности?
   – Думаю, что так.
   – И в самом Хукахоронуи о происходящем знала лишь небольшая кучка посвященных.
   – Да, сэр.
   Смитерс заглянул в блокнот.
   – Вы сказали, что когда решили выслушать мнение другого эксперта по поводу прогноза Макгилла, то не знали, к кому обратиться.
   Он поднял голову и посмотрел на Петерсена с явным недоверием.
   – Неужели никто в совете не читал инструкции, присланные из моего Министерства?
   – Мы получаем очень много бумаг от правительства.
   Петерсен пожал плечами.
   – Я не могу сам читать все.
   – Очевидно, никто из совета не читал их.
   Смитерс глубоко вздохнул.
   – Мистер Петерсен, вы – член совета и ответственное лицо. Не кажется ли Вам, что ваша община явно не подготовлена к катастрофам и кризисам? Я имею в виду не только обвалы – мы живем в стране, чреватой землетрясениями, почему и было создано Министерство гражданской защиты.
   – Могу я возразить? – быстро среагировал Лайалл.
   Гаррисон взглянул на него, оторвавшись от записей.
   – Ваше возражение?
   – Мне хотелось бы подчеркнуть, что город Хукахоронуи возник сравнительно недавно, и его население состоит из недавно поселившихся в долине. В этой ситуации община, естественно, не столь едина, как община с давней историей.
   – Это ваше возражение, мистер Лайалл? Кажется, Вы отвечаете за свидетеля.
   – Мистер председатель, мое возражение заключается в том, что мистеру Смитерсу неправомерно задавать столь многозначные вопросы мистеру Петерсену. Он берет на себя функции Комиссии, а только она одна обладает правом решать, имеет ли его вопрос отношение к действительным причинам катастрофы.
   – Не совсем к месту, но все же стоит принять во внимание, – заключил Гаррисон. – Призываю Вас к корректности. Мистер Смитерс, Ваш последний вопрос признается неправомерным. Есть ли у Вас другие вопросы?
   – Таких, на которые мог бы ответить этот свидетель, нет, – коротко ответил Смитерс.
   – Тогда Вы можете вернуться на свое место, мистер Петерсен, и будьте готовы к тому, что мы Вас вызовем снова.
   С заметным облегчением Петерсен покинул свидетельское кресло, и Гаррисон нагнулся вперед что-то сказать Риду. Потом он выпрямился и сказал:
   – Мистер Камерон, инженер горнодобывающей компании Хукахоронуи, уже много месяцев находится в госпитале из-за ран, полученных в результате катастрофы. Однако он уведомил Комиссию о том, что чувствует себя нормально и может давать показания; сейчас он находится здесь. Не могли бы пройти сюда, мистер Камерон?
   В зале возник шум, пока Камерон пробирался к трибуне, тяжело опираясь на руку сопровождающего из госпиталя. Он сильно сбавил в весе и теперь выглядел почти истощенным; его щеки впали, а ярко-рыжие волосы после катастрофы стали почти седыми. Он выглядел стариком.
   Он занял свидетельское кресло, его спутник сел рядом. Рид спросил:
   – Как Ваше полное имя?
   – Джозеф Макнил Камерон.
   – Ваша профессия, мистер Камерон?
   – Я был горным инженером, – ответил Камерон, – работал на горнодобывающую компанию Хукахоронуи в тот период, который сейчас интересует Комиссию.
   Он говорил твердо, но медленно.
   – Мистер Камерон, – сказал Гаррисон, – как только Вы почувствуете, что не можете продолжать, пожалуйста, сразу скажите нам об этом.
   – Благодарю Вас, мистер председатель.
   – Я так понял, что Вы собираетесь дать показания о событиях вечера того дня, когда произошла встреча с советом. То есть о субботнем вечере, не так ли?
   – Да, сэр, – ответил Камерон. – В тот вечер в отеле «Д'Аршиак» давали званый обед с балом. Я пригласил мистера Бэлларда и доктора Макгилла пойти со мной. Со мной была также моя дочь, Стейси – она приехала из Штатов на каникулы и должна была возвращаться назад на следующей неделе. За обедом все общались, и именно тогда я узнал, что, несмотря на наше решение, мэр еще никуда не звонил. Все это, вместе с новыми и самыми тревожными сообщениями от доктора Макгилла, очень нас встревожило.
   – Нельзя ли рассказать об этом подробнее? – попросил Гаррисон.
   – Почему же, можно. Мы только сели за стол...
   Макгилл изучал меню.
   – Колониальный гусь, – сказал он. – Звучит аппетитно.
   Бэллард хмыкнул.
   – Не думай, что тебе принесут дичь.
   – Я тоже хотела заказать его, – сказала Стейси Камерон. Это была высокая, смуглая и гибкая девушка с типично американскими манерами. Макгилл окинул ее взглядом знатока и определил как длинноногую американскую красотку калифорнийской разновидности.
   Она спросила:
   – Если это не птица, тогда что?
   – Техасский соловей тоже не птица, милая, – сказал Камерон. – Это осел. В Новой Зеландии тоже есть такие шутки.
   Стейси ужаснулась.
   – Ты хочешь сказать, что это лошадиное мясо?
   – Нет, – вмешался Бэллард. – Это молодой боров с начинкой.
   – Теперь я запутался, – пожаловался Макгилл. – Что такое боров?
   – Нечто среднее между барашком и ягненком. В Новой Зеландии – миллионы овец и почти столько же рецептов их приготовления. Колониальный гусь, конечно, колониальная шутка, но неплохая.
   – Ловушка для неосторожного туриста, – резюмировал Макгилл. – Кстати, о туристах. Когда ты возвращаешься в Штаты, Стейси?
   – Через десять дней, – вздохнув, ответила она.
   – Я все пытаюсь уговорить ее остаться, – поделился Камерон.
   – Почему бы и нет? – спросил ее Бэллард.
   – Я бы очень хотела, – с сожалением сказала она. – Только чтобы присматривать за этим сумасшедшим.
   Она наклонилась и погладила отца по руке.
   – Но мой босс в Сан-Франциско очень от меня зависит – я не хочу подводить его.
   Камерон заметил:
   – Незаменимых людей нет. Когда закончится твой контракт?
   Она задумалась.
   – Наверное, через шесть месяцев.
   – И ты подумаешь о моем предложении?
   – Конечно, подумаю, – сказала она. – Обязательно.
   За обедом Камерон делился трудностями, с которыми им пришлось встретиться, открывая шахту.
   – В основном проблемы были с людьми. Сначала особого энтузиазма не чувствовалось. Все были как-то устроены и не хотели никаких перемен. Все, кроме старика Петерсена, конечно.
   – Да, чтобы не забыть, – сказал Макгилл. – Кто такие Петерсены? И сколько их здесь, Бога ради?
   – Три брата, – ответил Бэллард. – Джон, Эрик и Чарли. Старик умер в прошлом году.
   Камерон сказал:
   – У Джона есть мозги, у Эрика – энергия, у Чарли – мускулы и кое-что еще весьма ценное. Если бы у крошки Чарли мозгов было бы вдвое больше, чем сейчас, то и тогда я назвал бы его слабоумным. Петерсены владеют супермаркетом и бензозаправкой, половина отеля принадлежит им, пара ферм и все в таком духе. Чарли хотел сделать из Хука лыжный курорт, но понял, что это не так то просто; а братья считают, что пока не время этим заниматься. Старый Петерсен был дальновиден, а его парни продолжают его дело.
   – Ты забыл Лиз, – сказала Стейси. – Она здесь – через четыре стола от нас.
   Бэллард повернул голову. С тех пор как он вернулся в долину, он еще не видел Лиз, она для него была все еще хрупкой, худенькой девчонкой с косичками в разные стороны и тощими коленками. То, что представилось его взору сейчас, заставило Бэлларда затаить дыхание.
   Лиз Петерсен была потрясающе красива – той редкой красотой, которая не нуждается в хитростях косметики. Ее красота заключалась в сиянии молодости и отменного здоровья, в плавных и гармоничных движениях тела. Она была красива, как бывает красиво молодое животное, и в ней чувствовалась бессознательная уверенность в себе, какую можно увидеть в скакуне хороших кровей или охотничьей собаке редкой породы.
   – Боже мой, – воскликнул он. – Да она выросла.
   Камерон усмехнулся.
   – Это иногда случается.
   – Почему я ее до сих пор не видел?
   – Она уезжала на Северный остров; и только вернулась на этой неделе, – ответил Камерон. – Она обедала у нас в понедельник. На Стейси она произвела большое впечатление, а это случается весьма нечасто.
   – Мне нравится Лиз, – сказала Стейси. – Она очень независима.
   Бэллард задумчиво рассматривал тарелку.
   – Кто-нибудь из Петерсенов женат?
   – Джон, а Эрик помолвлен.
   – А Чарли?
   – Нет, пока ему не приходилось, но, насколько я знаю, раз или два он пытался это сделать. Что касается Лиз, она бы давно уже была замужем, если бы Чарли не имел привычки отпугивать ее поклонников. Он трясется над сестрой, как наседка над цыплятами.
   Макгилл сказал:
   – Петерсены тебя не любят, Йен. В чем они тебя обвиняли сегодня утром?
   – Давняя ссора, – коротко ответил Йен. Он посмотрел на Камерона. – Ты ведь знаешь, Джо?
   – Слышал, – откликнулся Камерон. – Что-то про Бэллардов, которые надули Петерсенов с шахтой.
   – Так утверждают Петерсены, – согласился Бэллард. – Не Джон – тот парень разумный, но Эрик пытается представить это по-своему. На самом деле мой отец поссорился с дедом и эмигрировал в Новую Зеландию. Хотя он и порвал с семьей, но все-таки остался Бэллардом настолько, чтобы заинтересоваться золотом, которое нашел на своей земле. Он понимал, что нет смысла заниматься серьезными разработками, тогдашняя цена на золото была бросовая, но когда он написал завещание перед тем, как уйти в армию, он оставил землю моей матери, а права на добычу полезных ископаемых – моему деду.
   – Несмотря на то, что они поссорились? – спросил Макгилл.
   – Он был Бэллардом. Что бы мама делала с этими правами? Так или иначе, когда он умер, моей матери пришлось продать землю – сама управлять ею она бы не смогла. Большую часть – то есть западный склон – она продала старому Петерсену, который не позаботился проверить, есть ли у него эти права. Я не знаю, пробовал ли он это проверить, но когда мой дед купил у матери оставшуюся землю – кусочек у подножия склона – и начал добычу золота не только там, но и на участке Петерсена, тут-то все и началось. В чем только они друг друга не обвиняли! Петерсены всегда были уверены, что стали жертвой хорошо организованного заговора Бэллардов. На самом деле ничего подобного, разумеется, не было, но так как я – Бэллард, они считают, что я здесь замешан.
   – В том, что ты рассказываешь, нет ничего плохого, – сказал Камерон. – Но все равно, я не удивляюсь, что Петерсены злы на тебя.
   – Я не могу понять, почему, – ответил Бэллард. – Единственные, кому шахта приносит прибыль, – Петерсены; шахта сделала долину процветающей и Петерсенам остается только снимать пенки. Уж во всяком случае Бэлларды не получают прибыли. Ты видел цифры бюджета, Джо, и знаешь, что компания только начинает окупать затраты.
   Он покачал головой.
   – Я не знаю, что будет, если нам придется устанавливать дорогостоящую защиту от обвалов. Весь день я пытаюсь связаться с Кроуэллом, но его нет на месте.
   – Кто он такой? – спросил Макгилл.
   – Председатель компании. Живет в Окленде.
   – Я тут думал о защите от обвалов, – в раздумье сказал Макгилл. – И приготовил кое-какие цифры для тебя, Джо. Когда будешь проектировать защитный навес над главным входом шахты, учитывай давление в десять тонн на квадратный фут [4].
   Камерон вздрогнул.
   – Так много? – недоверчиво спросил он.
   – Я говорил с людьми, которые помнят обвал 1943-го года. Судя по всему, это был оползень снегового давления, и точно такой же был в 1912-м, если верить Тури Баку. И следующий будет таким же.
   – Снеговое давление! Это еще что?
   – Сейчас некогда читать лекции по динамике обвалов. Все, что вам надо знать, – это то, что он движется очень быстро и может все смести на своем пути.
   Бэллард сказал:
   – Обвал 1943-го года превратил сотни акров высокого леса в дрова.
   Камерон отложил вилку.
   – Теперь я понимаю, почему вы так беспокоитесь о городе.
   – Хотел бы я, чтобы этот сраный совет беспокоился так же, как я, – уныло заметил Макгилл.
   Камерон посмотрел вверх.
   – Вон идет Мэтт Хьютон. Может быть, если Вы расскажете ему, то что сейчас рассказали мне, это напугает его так же, как и меня.
   Когда Хьютон подошел, лучась лысым черепом, Камерон пододвинул ему стул.
   – Садись, Мэтт. Что говорят люди из Гражданской защиты?
   Хьютон тяжело опустился на стул.
   – У меня пока не было времени поговорить с ними. Мы устанавливали знаки на склоне; их смастерили скауты Бобби Фоусетта, и завтра они закончат их расставлять. У тебя найдутся какие-нибудь столбики, Джо?
   – Конечно, – сказал Камерон, но его голос звучал неуверенно. Он смотрел на Макгилла.
   Бэллард нагнулся вперед.
   – Что ты имеешь в виду, Мэтт, – пока не было времени? Я думал, мы договорились...
   Хьютон взмахнул рукой.
   – Сегодня суббота, Йен, – сказал он спокойно, потом пожал плечами. – А завтра будет воскресенье. По всей видимости, мы не сможем дозвониться до них до понедельника.
   Бэллард выглядел растерянным.
   – Мэтт, неужели ты в самом деле считаешь, что Министерство гражданской Обороны закрыт по выходным дням? Все, что тебе нужно сделать, это снять телефонную трубку.
   – Успокойся, Йен. У меня достаточно проблем с Петерсенами. Чарли занял телефонную линию, чтобы никто не помешал ему гулять – или кататься на лыжах – на своей земле.
   – Боже мой! Он сошел с ума?
   Хыотон вздохнул.
   – Ты знаешь Чарли. Он все такой же феодал, терпеть не может, чтобы ему мешали.
   – Какое, черт возьми, я имею отношение к продаже и покупке прав на полезные ископаемые? Я тогда был еще ребенком.
   – Не в этом дело; тут другое. Ты же знаешь, Чарли был близнецом Алека.
   – Но это случилось почти двадцать пять лет назад.
   – Память, Йен, память.
   Хьютон потер подбородок.
   – Помнишь, ты рассказывал о своей практике – Иоганнесбург и Гарвард. Эрик, похоже, не собирался верить тебе.
   – Так он считает меня не только трусом, но и лгуном, – с горечью сказал Бэллард. – Что же, как ему кажется, нужно для того, чтобы управлять такой компанией, как эта?
   – Он упоминал по богатого дедушку, – осторожно сказал Хьютон.
   Взгляд Бэлларда заставил его опустить глаза. Бэллард сказал:
   – Я жду звонка от старого Кроуэлла. Можете поговорить с ним, если хотите убедиться в моих профессиональных качествах.
   В голосе его звучал лед.
   – Успокойся – я верю тебе. Ты много сделал в своей жизни, и это самое главное.
   – Нет, не самое главное, Мэтт. Самое главное – этот чертов снег на склоне над городом, и я не хочу, чтобы полузабытое прошлое становилось на пути. Я уверен, что поступаю правильно, и если Петерсены встанут на моем пути, я не стану их обходить – просто пойду по ним. Я раздавлю их.
   Хьютон удивленно посмотрел на него.
   – Боже, а ты изменился!
   – Тури Бак сказал то же, я повзрослел, – устало сказал Бэллард.
   За столом наступило неловкое молчание. Макгилл, тихо наблюдавший за происходящим, сказал:
   – Я не знаю, кто из вас прав, мистер Хьютон, но скажу Вам вот что. Ситуация сейчас гораздо серьезнее, чем когда я выступал перед вами сегодня утром. Я сделал еще несколько проб на склоне, и угроза становится все реальнее. Я также говорил с людьми о предыдущих обвалах, и только что предупредил мистера Камерона, чтобы тот приготовился к действительно сильному давлению на шахту. Мне надо сказать вам, что то же самое относится и к городу.
   Хьютон выглядел оскорбленным.
   – Какого черта, Вы не сказали это сегодня утром, а разводили наукообразную бредятину? Утром Вы сказали, что существует потенциальная угроза.
   Теперь разозлился Макгилл.
   – Иногда я спрашиваю себя, говорим ли мы на одном языке, – ответил он. – Потенциальная угроза все еще остается и останется, пока что-нибудь не произойдет, и тогда уже будет поздно, черт побери, что-нибудь делать. Что вы от меня хотите? Чтобы я залез на склон и начал пробовать сдвинуть лавину, чтобы вам что-то доказать?
   Бэллард сказал:
   – Возвращайтесь к вашему совету и скажите им, чтобы они прекратили заниматься политикой. И передайте от меня Петерсенам, что за мертвых никто не голосует. – В его голосе звучала сталь. – Можете также сказать им, что если они не предпримут ничего существенного к завтрашнему полудню, я соберу народ на митинг и предоставлю людям решать самим.
   – И позвоните в Гражданскую Защиту как можно скорее, – добавил Макгилл.
   Хьютон глубоко вздохнул и поднялся. Его лицо покраснело и блестело от пота.
   – Я сделаю все, что смогу, – сказал он и вышел.
   Бэллард проводил его взглядом.
   – По-моему, сейчас самое время выпить.

12

   – И мистер Бэллард действительно много пил в тот вечер? – спросил Лайалл.
   Камерон на мгновение поджал губы.
   – Не больше, чем обычно, – с легкостью сказал он. – Вспомните, это был званый обед. К примеру, он выпил гораздо меньше меня. – И добавил, подумав: – И гораздо меньше из многих присутствующих здесь.
   Лайалл быстро вмешался:
   – Я вынужден протестовать. Свидетель не должен позволять себе столь грубые выпады.
   Гаррисон безуспешно старался спрятать улыбку.
   – Мне кажется, что мистер Камерон просто-напросто боится, чтобы мистера Бэлларда не обвинили в алкоголизме. Не так ли, мистер Камерон?
   – Это была вечеринка в маленьком городке, – ответил Камерон. – Разумеется, не обошлось без выпивки. Некоторые парни с шахты хорошо поддали. Ребята из города – тоже. У меня у самого к концу вечера язык немного заплетался. Но мистер Бэллард был трезв, как стеклышко. Я вообще не думаю, что он любит выпить. Так, совсем немного.
   – Я думаю, это вполне исчерпывающий ответ, мистер Лайалл. Продолжайте, мистер Камерон.
   – Так вот, тогда вечером, в половине двенадцатого, мистер Бэллард снова поинтересовался у мэра, звонил ли от куда-нибудь – в Гражданскую Защиту или еще куда, и Хьютон ответил, что не звонил. Он сказал, что несколько часов ничего не решают и что не хотел бы выставлять себя идиотом, звонить посреди ночи какому-нибудь охраннику и задавать ему дурацкие вопросы.
   Гаррисон покосился на Бэлларда.
   – Мистер Камерон, было бы неправомерно спрашивать Вас, почему в таком случае мистер Бэллард не позвонил сам. Мистер Бэллард здесь и может ответить сам, в чем я не сомневаюсь. Но, если дело было таким срочным, почему Вы не позвонили сами?
   Камерон, казалось, растерялся.
   – Нам объяснили достаточно выразительно, чтобы мы не совались в дела городских властей. И к тому времени мы считали, что всех обзвонили. И когда это выяснилось, мы подумали, что вероятность застать кого-нибудь знающего в Министерстве гражданской обороны, кто смог бы ответить на все наши вопросы, очень мала. К тому же мистер Бэллард все еще не потерял надежду сотрудничать с советом, и если бы он позвонил сам, они могли бы подумать, что он решил их обойти в деле, которое могут решить только городские власти. Отношения между шахтой и городом могли бы быть основательно испорченны.
   – А как к этому отнесся доктор Макгилл?
   – Тогда его не было с нами; он проверял погодные условия. Но позже он сказал, что мистер Бэллард – круглый дурак.
   Камерон потер щеку.
   – Он сказал, что я тоже круглый дурак.
   – Похоже, что доктор Макгилл – единственный, кого не в чем упрекнуть в этой ситуации, – резюмировал Гаррисон. – Похоже, что каждый находит оправдания, которые просто несерьезны на фоне возможной катастрофы.
   – Вы правы, – искренне заметил Камерон. – Но доктор Макгилл был единственным, кто мог оценить размеры беды, стоявшей перед нами. Когда он посоветовал мне приготовиться ко внезапному давлению в десять тонн на квадратный фут, я подумал, что он немного переборщил. Я согласился со всеми доводами, но в глубине души не очень-то ему поверил. Мне казалось, что мистер Бэллард подумал так же, а в технике мы разбираемся.
   – И то, что члены совета к технике отношения не имели, может оправдать их медлительность.
   – Нет, – сумрачно ответил Камерон. – Все мы в большей или меньшей степени виноваты. Это не извиняет наше поведение, но помогает объяснить его.
   Гаррисон долго молчал, затем произнес мягко:
   – Я принимаю это, мистер Камерон. Что было дальше?
   – Мистер Бэллард и я остались за столом, беседовали и потягивали напитки. Если мистер Бэллард и пил той ночью, то именно тогда. Он не выпил и двух бокалов к тому времени.
   Камерон какое-то время беседовал с Бэллардом, минут двадцать, затем к ним присоединилась Стейси Камерон. Бэллард прислушался к звукам из танцевального зала; было уже поздно, и зажигательные мелодии рока сменились наверху тихим шарканьем танцующих ног.
   – Потанцуем? – предложил он.
   Стейси поморщилась.
   – Спасибо, конечно, но не стоит. У меня уже ноги отваливаются от этих танцев.
   Она села рядом и положила ногу на ногу, затем посмотрела на него.
   – Лиз Петерсен интересовалась, не думаешь ли ты, что у нее оспа?
   Он моргнул.
   – Что?!
   – Кажется, она считает, что ты игнорируешь ее. Похоже, так оно и есть.
   Бэллард улыбнулся.
   – Я просто не помнил о ее существовании до сегодняшнего вечера.
   – Ну, теперь-то ты знаешь, что она существует. Почему бы тебе не пригласить ее потанцевать? Сейчас она как раз не танцует.
   Бэллард остолбенел, но потом решился.
   – Конечно, ради Бога, почему бы и нет?
   Он опустошил бокал и почувствовал, как его содержимое сразу обожгло желудок.
   – Я закружу ее.
   Он отправился в сторону танцевального зала.
   – Ты с ума сошла? – поинтересовался Камерон. – Разве тебе неизвестно, что Бэлларды дружат с Петерсенами, как Монтекки с Капулетти? Ты что, хочешь начать войну?
   – Но когда-нибудь им надо нормально выслушать друг друга, – ответила Стейси. – Хука не такой большой город, чтобы можно было вечно игнорировать друг друга.
   На лице Камерона было сомнение.
   – Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь.
   – Папа, почему тут все время говорят про обвал?
   – Какой обвал?
   – Не разговаривай со мной, как с дурочкой, – сказала Стейси. – Обвал, который вы обсуждали за обедом.
   – А, этот! – ответил Камерон с наигранным удивлением. – Ничего серьезного. Просто Макгилл просит нас принять кое-какие предосторожности.
   – Предосторожности, – задумчиво произнесла она. – Йен так вцепился в Хьютона, что я заподозрила здесь что-то другое. – Она отвела взгляд от отца. – А вот и Майк идет. Как погода, Майк?