Страница:
Те парни, которых Дука вызвал на захват Бесследного, прошли по шестнадцати и больше боестолкновений, то есть вполне могли обкорнать уши заносчивым бойцам главных кланов. Бравые и вострые, как на подбор. Они шли за Духом по пятам, стремясь опережать его на шаг и запирая боковые отнорки. Три ночи выслеживали, готовились... и вдруг Дух нырнул в сточный лабиринт! Казалось, уйдёт. Не тут-то было – норы и проходы нижних горизонтов Дукины парни знали не хуже, чем Бесследный.
– У шахты его ждали, когда вылезет, – докладывал главарь отряда. – А его нет и нет. В промывную трубу утёк, к Низкой пещере.
– Ловок и увёртлив до необычайности, – оправдывался отрядный техник, отвечавший за приборное обеспечение слежки. – Как не человек! По залу плыл в помоях, не всплывая, у дна минут семь отсиживался. Я его еле высмотрел...
– Известно, Дух! – промычал Дука, осматривая дверь Низкой пещеры. Чтобы оградить Аламбук от визитёров из Эрке, в пещерный вход вмуровали створку судового лацпорта. Герметичная плита никак не реагировала на попытки открыть её вручную.
– А через лаз промывного стока?
– Замкнуто, подрывать надо. И узко там... пока лезть будем, по одному нас перестреляет.
– А приточный канал?
– Его решётку две луны как заварили.
– Эх, невезуха. Ну, чего ждать – взрывайте лацпорт.
– Нет подходящего заряда. Я вызвал Трубника, вот-вот должен принести.
Дука постучал кулаком в створку, потом снаружи от её обвязки. Крепко устроено! Стену возводили из кусков корабельной брони, её лишь башенным бластером прорежешь.
Незадолго до того внутри, в пещере, нагруженный подводным снаряжением Pax обнаружил напарника обнажённым – зайдя по пояс в пещерное озеро, Эксперт отмывался чистой водой. Кое-как, без мыла выстиранная одежда, пятнистая, словно маскировочный комбез, была разложена на приозёрных камнях. Включенный на максимум фонарик Эксперта бил в свод пещеры, но отражённый свет был не ярче, чем в полночь от ущербной Иссы.
– Ты не замёрзнешь? – Затворив дверь-плиту, Pax принялся намертво заклинивать её запоры.
– Никогда. Моя оболочка играет роль термоизолятора.
– Тогда зачем было стирать тряпки? Домой поплывём в гидрокостюмах, а там найдётся, что надеть.
– Не могу я выглядеть вонючим пугалом. Стыдно рядом с тобой стоять – ты чистенький, а я в дерьме.
– Ума не приложу, где ты засветился. – Pax раскладывал рядком патроны с дыхательной смесью. Костюмы, шурша, разворачивались из плоских пакетов, как надувные люди; расползались подпружиненные шланги, постукивали твёрдые детали. – Вроде бы никаких промашек не допущено...
– Допущено, не допущено, а придётся сматываться. Я рад уже тому, что Коел долетела и попала к нашим. Долго отсюда плыть?
– Не очень. Примерно полверсты. Этим сифоном я пользовался как-то раз и хорошо запомнил его схему. Приток, – махнул Pax в сторону медленной речки, выходящей из-под массивного щита, где под слоем воды сканер видел тяжёлую и частую решётку, – делится на сточный ход и сифон, что под озером. Сифон глубокий...
– И какой же?
– Трудно сказать. В прошлый раз мне не хватило мерного шнура. Значит, больше двухсотки саженей. Но это основное его колено, а мы уйдём по меньшему, что сразу за сужением. – Pax положил снятый чип в карман гидрокостюма.
– Да, про бездонный не надо. Лучше говори о меньшем.
– Проплывём без хлопот. – Сев, Pax прижал к локтевому сгибу автошприц. Прибор издал жужжание, отыскивая вену, и начал вливать в кровь препарат, уменьшающий калибр газовых пузырьков при декомпрессии. Pax дышал глубоко, пережидая краткий прилив сонливости, наступающий при введении.
– Зарядись и ты; надо спешить.
– Сейчас; я гравитор ищу. – Натянув трусы, Форт перебирал предметы дайверской экипировки.
– На поясе, вместо грузила.
– Какой-то он не тот. – Форт повертел пояс с тяжёлыми блоками. – Не разберу, где включается.
– Дай сюда.
Изучив пояс, Pax пробормотал:
– Это утяжелители.
– А гравитор? – обеспокоился Форт.
– На моём поясе его нет. Ничего не понимаю. – Pax старался не показывать своей растерянности.
– Ты же говорил, что предупредил здешних о том, какой у меня вес! – Форт заговорил намного резче, с нажимом.
– Разумеется – два кентаря и пять восьмериков; я так и передал им.
– Не то! я про удельный вес! Я тяжелей воды, соображаешь?!
– Тяжёлый, да, я помню. Именно это и было сказано.
– А гравитора нет!
– Наверное... они не так поняли. – Pax отводил глаза. – Вес, конечно же... Если эйджи в два с половиной раза тяжелее среднего мужчины, это... очень полный, жирный человек. Они сочли, что надо побольше грузил.
– Ага, чтоб я камнем пошёл ко дну! – Форт разъярился. – В сифон, который никто не измерил!.. Я не поплыву.
– Почему?! – Pax вскочил.
– Не могу. – Форт взглянул на пещерное озеро, ведущее в бездну. – Не могу, и точка. Я остаюсь здесь.
– В чём дело?! ты думаешь, что говоришь?! Они сорвут дверь, дело времени – когда им принесут взрывчатку. Они тебя схватят!
– Пусть лучше схватят, чем я кинусь в пропасть.
– Ты не представляешь, что это за люди! Они будут тебя пытать. Резать пальцы до локтя и выше.
– Чепуха, небольшая поломка. Дело поправимое.
За стеной, где был встроен лацпорт, раздался слабый скрип.
– Ставят заряды. Одевайся, и немедленно уходим!
– Я сказал – остаюсь. Ты меня прыгать в прорву не уговоришь, даже не пытайся. Забирай мои воздушные патроны, пригодятся.
– У них есть плавучесть. Грузы оставим. Я тебя дотащу до колена, там будет легче.
– Ни за что.
– Объясни мне наконец, из-за чего ты не можешь плыть! Сюда ты плыл без всяких возражений!
– С гравитором. Без него я плаваю не лучше вон той глыбы. Проваливай, Pax, и поскорей. Ты должен дойти до Ониго и сдать нашу информацию. Я как-нибудь выкручусь.
– Но почему? почему ты такой упрямый?! я же тебе предлагаю...
– Потому что боюсь!! – повысил голос Форт. – Да, боюсь до ужаса и высоты, и глубины!
– А смерти?!.. Лучше в сифон, там спасение. Чёрные будут мучить, потом убьют – без вариантов!
– А вот смерти я нисколько не боюсь, – ответил Эксперт с неожиданным спокойствием. – Смерть – это ещё не всё, Pax.
– Ты сумасшедший.
– Уходи быстрее. Ты не забыл мой лайтинг?
– Да; вот он, бери.
– На фиг не нужен. Я начну стрелять, они в ответ... не хочу я этого. Если вернёшься, принеси его мне. Плыви же наконец, ты!..
Заряды грохнули. Дверь, покачнувшись, отошла от обвязки – и тотчас в темень пещеры ворвались слепящие пучки света и пронзительные крики:
– Не двигаться! Одно движение – и крышка!!
Дукиным парням предстало зрелище – одинокий эйджи в мокрой и перепачканной одежде, безмятежно сидящий с поднятыми руками на камне у воды. От него ощутимо тянуло острой помойной вонью.
– Привет, ребята! – радушно сказал он. – Всё в порядке, я сдаюсь.
– Эй, не дёргайся! – предупредил Дука из-за спин своих удальцов. – Никаких резких жестов, иначе тебе шмак!
– Тут что-то нечисто, – прошептал отрядный главарь. – Всё осмотреть! Не может он быть таким спокойным...
– Наручники. Ну-ка, руки вперёд! – Парень нервно облизнулся, смыкая браслеты эйджинского образца на запястьях неуловимого Духа. Неужто небывалое свершилось, и Бесследный пойман?!.
– Дать ему по башке, чтоб вырубился.
– Нет, ногу прострелить.
Форт продолжал солнечно улыбаться, порой даже подмигивая группе захвата. Возня вооружённых человечков выглядела потешно – ощетиненные, держащие его на прицеле нескольких стволов, они почти тряслись от нервного напряжения... и страха.
– Не бить и не стрелять. – К нему продвинулся косолапый, но мускулистый и подвижный ньягонец, из-за простуды гнусаво говоривший в нос. – Я порченым товаром не торгую. Ну, здорово, страхолюдина! Ты мне в два человека обошёлся. Но так и быть, откуп за них я выплачу из премии, которую получим за тебя. Пойдёшь по-хорошему или тебя нести как тюк, на шесте?
– Отчего же не пойти, пойду. – Форт встал; ньягонцы отпрянули. – Договоримся – ни я вас месить не стану, ни вы меня портить.
Слово «месить» из уст пленника в кольце врагов прозвучало забавно, но никого не насмешило. Почему-то аламбукцы верили, что он сможет сделать то, о чём сказал.
– Идёт! – обрадовался Дука, звучно втянув сопли. – Умел ты лютовать, умеешь и проигрывать. Удальца сразу видать!
«Лютовать? – В Форте зашевелились сомнения. – О чём это он?..»
– Их было двое. Один ушёл водой. – Следопыт показал Дуке крохотный обрывок красной фольги, слетевшей с пломбы воздушного патрона.
– Далеко не уйдёт, – бросил главарь. – В прошлую луну Хитники там с полкентаря подрывной замазки заложили, узость завалили. Воде проток есть, а щели – разве что викус пролезет. Вы, – указал он, – втроём останетесь и покараулите. Как патронам время выйдет, помолитесь об утоплом – и домой.
«Ах, разбойник мой благоразумный, – с горечью закручинился Форт, – как же ты попал! Только до срока не вылезай. Хоть бы тебе патронов хватило...»
– Или бомбу туда бросить? – задумчиво молвил отрядный техник.
Форт прикинул, как бы врезать ему ногой. Можно напрячься и сделать из этой компании кучу мяса, мятого с костями... Нет, слишком разбрелись, все с бластерами. Не ровен час, огневой шнур в голову схватишь – где потом глаза менять? в «Роботехе» таких не вставляют. Он пригляделся радаром к запалам гранат. Нет, принцип их действия – механический, луч не поможет.
– Сдурел? – покосился главарь. – Патроны лопнут, жмурик не всплывёт. Сидеть и ждать!
«Да, парни, для вас это самое верное! Но не завидую вам, если вы его дождётесь».
– Пошли, удалец! – позвал Дука. – Путь не близкий; тебе будет время поразмыслить, о чём говорить с Папой.
Шагая в наручниках под круговым конвоем ньягонцев, каждую секунду готовых пустить в ход бластеры, Форт почти блаженствовал. Как ни взгляни, это лучше, чем нырять в помои, гадать, куда смоет тебя бушующая река грязи, или ломать голову над гамлетовским «Быть или не быть?», стоя на краю сифона, ведущего в неизведанные тартарары. У арестанта есть хоть какая-то определённость и пусть тусклые, но конкретные виды на будущее.
Удача и неудача чередовались самым невероятным образом. Позапрошлой ночью он провожал на Иссу издёрганную Коел в кандалах. Коел явно хотела остаться, всюду ей чудились недобрые знамения – то запуталась в цепях и чуть не упала, то фото на карточке не похоже на неё, то перепроверяют разрешение па вывоз, а лифт вот-вот улетит. Еле спровадил! И что теперь? она вольная, дознаватели Гэлп с неё пылинки сдувают, а её хозяин-миллионер – скован после купания в нечистотах и находится на пути то ли к эшафоту, то ли к мастерам заплечных дел. У фортуны нет полярности, она – рулетка в казино.
Вели Форта долго – извилистыми кружными путями, по неосвещённым коридорам. Первая половина суток миновала, началась днёвка. Чёрный город немного стих, стало не так людно; кое-где в проходах спали на полу, раскатав ветхие и дырявые губчатые подстилки. Идущие впереди расталкивали спящих ногами и велели живо убираться с дороги.
За прочными воротами широкого тоннеля открылась фешенебельная нора Старшего Окурка. Двери, двери, двери – за каждой новой дверью комнаты всё просторней и роскошней. Полы лаковые, стены в коврах, какие-то плевательницы, не то антикварные пепельницы дымятся, помосты-возвышения с плетёнками, переливающимися бисерным рисунком, расписные ширмы и шёлковые занавеси с бахромой.
Чем дальше, тем строже и крепче охрана. В конце концов накачанные ушастики раздвигают створки, покрытые художественной резьбой и инкрустацией металлами по дереву – открывается зал с гобеленами, где потолок затянут тканью, на полу бело-жёлтым деревом в чёрном паркете выложены дорожки для хождения, а сидячие помосты застланы коврами. Вежливо поклонившись низкой притолоке, Форт провел сканером по дверной коробке – ого! под гобеленами спрятан опускной изолирующий щит. Похоже, с носителя серии «ганза». Сигнал тревоги – он рухнет, наглухо отсекая помещение от мира. А здесь всерьёз заботятся о безопасности!..
На возвышении напротив входа восседали двое: по центру – насупленный и плотный бритоухий самец в одеждах из тонкой тиснёной кожи кровавого цвета; справа и кзади от него – лемур потоньше, глядящий исподлобья с недоверчивым прищуром, сильный и изящный, сложивший руки на груди. По подрезанным ушам и искусно, почти художественно разорванным ноздрям в нём угадывался видный, знаменитый криминальными деяниями удалец.
У стены по обе стороны помоста стояли охранники, державшие бластеры на изготовку, а над головами сидящих висел большой бубен с бородой из узловатых верёвочек, украшенный по ободу высушенными ушами и хвостами. На ударной поверхности было во весь бубен намалёвано чёрным сюрреалистическое лицо: венчик из пяти глаз, два носа и рот с бессчётным количеством зубов, причём все сплошь – длинные клыки.
«Икона, что ли?..»
Учуяв амбре, исходившее от тела и одежды Форта, все скривились и наморщили носы.
– Ну что, сыночек – вот и свиделись! – сказал кожаный, не отводя тяжёлого взгляда.
– Это вы мне? – уточнил Форт, не веря услышанному.
– А то кому же?! – Кожаный нехорошо осклабился. – Какой бы там обряд Унгела ни справляли, мне на них – тьфу! Усыновили тебя не по правде, это любой мудрец подтвердит. Ты, как бы оно ни было, мой сын и только мой.
Мир, и без того перекошенный, кувырком встал на уши. Форта озарило ощущение полной и окончательной путаницы – ловили не его, и слова бритоухого адресованы не ему.
Но тогда – кто же такой Pax?!.
– Мало ли, как ты ко мне в письмах обращался... – продолжал кожаный.
«Что ещё за письма?!.»
– ...никаким письмам наше родство не поколебать. Помнишь письма-то свои, какие они были?
– Обычные, – повёл плечом Форт.
– Обычные? Отцеубийцы такие письма пишут, а не любящие и почтительные сыновья!
Тут в диалог вмешался предводитель группы захвата:
– Значит, Мусултын, ты своего сынка признал.
– Как не признать. Вырос, конечно, за шесть годов, мышцы накачал, волосом потемнел, а всё такой же – упрямец, гордец и наглец.
– Твоё слово – золотое. Так что вели выдать сорок мириадов, как было объявлено.
– А может, и не он это, – подал голос гибкий лемур, молчавший справа. Интересно, что за гуманоид?.. Коел кляла какого-то Окурка Маджуха, человека жестокого и особо приближенного к Мусултыну. Его именем тут детей пугали.
– Тебя, Маджух, никто не спрашивал, – наугад процедил Форт, наблюдая за реакцией Папы. У гибкого дрогнули веки, шевельнулись пальцы, а Мусултын тряхнул головой с довольным: «Иййях!»
– Вот как! с первого погляда – и по имени! Помнишь, как Маджух тебя натаскивал?
Чтоб ярче выказать пренебрежение этим эпизодом чужой биографии, Форт рывком отвернул голову к левому плечу, как Pax: «Ответа не жди!» После чего вновь одеревенел в своей непреклонности.
– Он! – Папа ладонью хлопнул себе по колену. – Что ж, Дука Подвальный, ты награду заслужил. Сполна получишь.
– Благодарствую, Папа. – Косолапый степенно, но довольно низко поклонился. – Моё старание – к твоим услугам. Рад, что ты отметил Кабельную Ветвь своей признательностью.
– Да, ты вожак первостатейный, и удальцы у тебя резвые, на всё горазды. Это я учту. Отошли-ка их, Дука; здесь несут охрану только мои.
– Будь с ним осторожней, Папа. – Дука жестом велел отрядным удалиться, и те, кланяясь, попятились к дверям. – Он едва не утёк от меня. Миг недоглядеть – уйдёт через камень. Полковник учит их всяким нечистым штучкам...
– Ничего, моя резиденция заклята от демонских проделок, – успокоил Дуку Мусултын. – Ещё сам Шуламанга... ox, Pax, и натворил ты дел! много счетов тебе предъявят!
– И Окурки не смолчат, – сурово молвил Маджух. – Ты и свой клан обидел смертно! Или забыл?..
– Освежим ему память, – Папа поддержал Маджуха. -Эй, там! мальчики! принесите головы!.. Что стоишь, сынок? присаживайся, ты у себя дома. Дука, избавь его от железок.
С большой опаской, ожидая страшного удара наповал, Дука разомкнул наручники, а быстрый кой из комнатной прислуги положил плетёнку для Бесследного и заодно, в сторонке, для Дуки.
«Головы. – Форт с нарастающей тревогой поглядывал сканером на входную дверь. – Чьи головы? Скольких тут Pax ухайдакал?.. а ещё пенял мне убитым туанцем, холера!..»
Мальчики вошли торжественной и скорбной вереницей, каждый с подносом, а на тех подносах – пять ньягонских голов, порядком высохших, с запавшими, будто бы сморщившимися глазами, кое-где в кристаллах соли. Очевидно, их засолили как раз для эпохальной сцены «Pax перед судом Мусултына».
– Узнаёшь? твоя работа!
Форт слегка пожал плечами – мол, что за пустяки вы мне показываете? – а в душе шелохнулось иное: «Эти цанцы[2] меня преследуют. Едва убрался с Планеты Монстров, где моя лайгитская родня по религиозным праздникам обвешивалась головами, как на Ньяго – опять цанцы! В котором тысячелетии мы живём? По космосу запросто летаем, планеты пополам пилим, можем солнце погасить – а рядом цанцы, кандалы, хлысты! где прогресс-то, о котором нам все уши прожужжали? зачем нам кериленовый движок, если в наших мозгах – понятия и мысли троглодитов? Весь хай-тэк употребим, чтоб хлыст выбрасывался и бил раба током. Это не прогресс, а техническое извращение пещерного ума!»
– Ты их убил, ты! убил и обезглавил! И Шуламангу, и Лу Дархана!
– Ну да, всех я убил. Давай, вали на меня – и Буфина...
– И Буфина!
– И Зенона...
– Не надо, не бери себе лишнего, – почти дружески сказал Дука. – Зенона я убил.
– Сам? – Форт наградил его скептическим взглядом.
– Зачем? забойщика послал.
– А приказал ему – я, – закончил Папа. – Разве ты этим делом занимался? не полиция?
– Я слышал о деле случайно. – Форт вернулся в позу лотоса. – Полиция не разобралась с мотивами.
– Куда им с грыжей! они дальше носа не видят. Предложили этому оленю поработать на меня; я бы выкупил его кораблик. Но представляешь, дурень полез в амбицию – дескать, он честный.
– Ага! – хохотнул Дука. – Честный контрабандист, новинка на рынке! Чтоб случайно моего недоросля не раскрыл, пришлось убрать... Нет глупоты хуже честности! Честным надо быть только со своими, как я с Папой.
Едва Форт пообещал себе донести эту историю до ушей Раха и устыдить напарника, как Папа продолжил:
– И Фортуната Кермака, альтийца, ты убил. Видишь, я сижу в своей норе, но всё знаю. Убил, чтоб под его личиной въехать сюда и легально получить прописку.
Форт не нашёл, чем и как возразить. Уже второй раз его обвиняли в убийстве самого себя! Лучше согласиться.
– Да, я придушил его полотенцем. Труп спустил в сточную систему.
Дверь раскрылась, скорым шагом вошёл разгорячённый Зурек.
– Добрая ночь, Папа! – заговорил он ещё на ходу. – Мотаси Маджух, Дука – привет! Pax здесь? отлично! и головы предъявлены! Он сознался?
– Я бы на его месте отпирался, а не откликался, – заметил Дука. – Добрая ночь, Зурек! Хотя в его положении это бы ничего не изменило.
– Папа, – Зурек встал у помоста, – я в курсе, что Дука пришёл за наградой. Отдай ему, что обещал, и пусть уматывает. И продай Раха мне, – сверкнул он очами на Форта. – За те же сорок, чтоб не говорили, что ты нажился на сыне. Я-то знаю, как с ним поступить!
– Зурек, одумайся, что ты несёшь? – попытался урезонить его Папа. – Я могу наградить за возвращение сынка, но продать его – бесчестие! Сойдёмся на том, что я твоих слов не слышал.
Подали плетёнку; по уровню родства Зурек сел на помосте.
– Хорошо, я скажу иначе. Этот монстр, – с вывертом кисти, как-то особенно гадко согнув пальцы, указал он на Форта, – убил троих со стороны твоей сестры, моей матери. Не миновать ему расплаты! Я хочу крови. Наболело, сил нет. Поступи как мудрец, Папа! Отрекись от него! Не нужен тебе такой сын, а мне – брат! Из-за него на нас одни беды неисчислимые сыплются! а сколько позора мы приняли!
– Не отрекусь, он мне сын, – набычился Мусултын.
– Отрекись! И дай мне позволение стрелять в твоих покоях! Я не сдержу сердца, здесь его и порешу!
«Вот это я понимаю, истинная братская любовь! – восхитился Форт. – А Папа крепок в заблуждениях, надо его поддержать, иначе пристрелят. То есть не пристрелят – но как мне одному отсюда выбраться?»
– Отрекись, отрекись! – настаивал Зурек, а следом и Маджух заладил:
– Отрекись, Папа; зачем тебе с сестрой ссориться?
– Не стану отрекаться.
– Может, уступишь? – вкрадчиво спросил Форт. – Наверное, не чужие люди просят.
– Ты-то куда встреваешь?! – рыкнул Папа. – Умолкни, отщепенец! Ишь, лёгкой смерти захотел!
– Взял бы и отрёкся. При свидетелях расторг бы со мной родственные отношения. А то представь, сколько придётся по счетам платить. За мной много числится битой посуды...
Зурек воззрился на Форта не испепеляюще, как можно было ожидать, а с удивлением и даже с некоторой толикой приязни.
– Гляди, Папа, и он тебе дело советует. Сознаёт, что ему надо умереть. Внутри-то он наш, три года с твоей руки кормился, а потом полковник и Унгела его спортили. Мучается он от этого, пойми, умереть хочет. Не мешай ему. Все «за», один ты упёрся!
– Думать буду, – изрёк Мусултын, уткнув кулак костяшками в доски помоста в знак решимости развязать сложный семейный конфликт.
– Преосвященный Бо Арангак настоятельно просит допустить его до Папы! – возгласил охранник у дверей.
– Ещё покупатель явился, – тихо проговорил Маджух.
– Нет, этот потребует даром отдать. – Мусултын знал жреческую породу и никаких иллюзий насчёт Бо Арангака не питал.
Pax кое-что рассказывал о чёрных жрецах. Разве можно пропустить такой случай и не поглядеть на одного из верховных служителей Зверя? Но Форт решил сохранить весь внешний гонор приговорённого, выждать, пока Бо Арангак подойдёт ближе к помосту и окажется в поле зрения. Бо Арангак не обманул его ожиданий.
Таинственное существо, насылавшее страх и проклятие на Эрке, оказалось низкорослым, тощеньким и бледным, цвета картофельного пюре. Башка и хрящеватые ушные раковины его были тщательно выбриты, похожая на замшу кожа скальпа слегка шевелилась, образуя морщинки и складочки. Нижнюю губу жрец втянул в рот, словно постоянно сосал её, а толстая верхняя двигалась вместе с широким ноздрястым носом. Одеждой этой мелкой образине служил чёрный куль, книзу расширявшийся колоколом.
Жрец производил впечатление говорящего кота породы «сфинкс», но никак не великого злодея, приносящего людей в жертву преисподней тьме. Чаще всего великие злодеи на поверку оказываются жалкими слабогрудыми мозгляками с непомерным властолюбием, перерастающим в ненасытную манию. В самом деле, обиженному на весь белый свет человеку, жизнь и сознание которого состоят из проблем с внешностью, перхотью, грибком на ступнях, гнилыми зубами, желудком, плоскостопием и врождённой недостаточностью половых желёз, остаётся либо податься в неудачники, либо стать фюрером.
Форт поискал в словаре корни последнего слова, откуда-то ворвавшегося в строй мыслей. «ФЮРЕР, – пояснил словарь, – от латинского furor – неистовство, беснование. Лидер, пользующийся восторженным одобрением своих сторонников. См. также ФУРИЯ».
За котом-фараоном тянулся шлейф из неслышно ступающих фигур, чёрных с головы до пят. Под их одеждами сканер видел оружие.
– Папа Мусултын, тебе моё благословение! – пропел кот в сапогах, воздев руки-сучья. – Здесь находится небом отверженный и бездной проклятый Дух Бесследный. Вручи его мне – и будешь навеки осиян Чёрной Звездой. Мы его умертвим после длительных пыток.
– Я пришёл раньше, – твёрдо заявил Зурек. – Моё право на месть бесспорно. Маджух и Дука Подвальный подтвердят это.
– Моё право выше твоего, – парировал чёрный фюрер. – Бесследный осквернил храмовую территорию, нанёс несмываемое оскорбление нам, молящимся о благоденствии Аламбука.
– Преосвященный, – вежливо, но непреклонно обратился к жрецу Папа, – судьба моего сына принадлежит единолично мне. Твоё право вторично относительно моего.
– Папе решать! – гнусаво поддакнул Дука, перебирая пачки денег в поданном ему кейсе.
– Папа, осмелишься ли ты отрицать факт убийства двух преосвященных...
– А ты – видишь ли эти головы? они принадлежали моим...
– Папа – авторитет и мудрец, знаток права удальцов, не раз званный на сходки и правилки для решения спорных...
Претенденты на цанцу Форта сцепились не шутя; гремели неотразимые аргументы, разбиваясь об искусно обоснованные возражения. Форт, сколь ни напрягался, не мог воспринять их балансирующий на грани корректности спор как прения важных и почтенных особ. Казалось, хапцы поссорились при игре в кругляшки.
– Остерегись, Папа! Не принимай неверного решения! Помни, мы наблюдаем за тобой! – Кот-фараон со своими хищными котятами двинулся на выход, так и не переубедив Мусултына. Убрался с ним и Дука, обняв наградной кейс.
– У шахты его ждали, когда вылезет, – докладывал главарь отряда. – А его нет и нет. В промывную трубу утёк, к Низкой пещере.
– Ловок и увёртлив до необычайности, – оправдывался отрядный техник, отвечавший за приборное обеспечение слежки. – Как не человек! По залу плыл в помоях, не всплывая, у дна минут семь отсиживался. Я его еле высмотрел...
– Известно, Дух! – промычал Дука, осматривая дверь Низкой пещеры. Чтобы оградить Аламбук от визитёров из Эрке, в пещерный вход вмуровали створку судового лацпорта. Герметичная плита никак не реагировала на попытки открыть её вручную.
– А через лаз промывного стока?
– Замкнуто, подрывать надо. И узко там... пока лезть будем, по одному нас перестреляет.
– А приточный канал?
– Его решётку две луны как заварили.
– Эх, невезуха. Ну, чего ждать – взрывайте лацпорт.
– Нет подходящего заряда. Я вызвал Трубника, вот-вот должен принести.
Дука постучал кулаком в створку, потом снаружи от её обвязки. Крепко устроено! Стену возводили из кусков корабельной брони, её лишь башенным бластером прорежешь.
Незадолго до того внутри, в пещере, нагруженный подводным снаряжением Pax обнаружил напарника обнажённым – зайдя по пояс в пещерное озеро, Эксперт отмывался чистой водой. Кое-как, без мыла выстиранная одежда, пятнистая, словно маскировочный комбез, была разложена на приозёрных камнях. Включенный на максимум фонарик Эксперта бил в свод пещеры, но отражённый свет был не ярче, чем в полночь от ущербной Иссы.
– Ты не замёрзнешь? – Затворив дверь-плиту, Pax принялся намертво заклинивать её запоры.
– Никогда. Моя оболочка играет роль термоизолятора.
– Тогда зачем было стирать тряпки? Домой поплывём в гидрокостюмах, а там найдётся, что надеть.
– Не могу я выглядеть вонючим пугалом. Стыдно рядом с тобой стоять – ты чистенький, а я в дерьме.
– Ума не приложу, где ты засветился. – Pax раскладывал рядком патроны с дыхательной смесью. Костюмы, шурша, разворачивались из плоских пакетов, как надувные люди; расползались подпружиненные шланги, постукивали твёрдые детали. – Вроде бы никаких промашек не допущено...
– Допущено, не допущено, а придётся сматываться. Я рад уже тому, что Коел долетела и попала к нашим. Долго отсюда плыть?
– Не очень. Примерно полверсты. Этим сифоном я пользовался как-то раз и хорошо запомнил его схему. Приток, – махнул Pax в сторону медленной речки, выходящей из-под массивного щита, где под слоем воды сканер видел тяжёлую и частую решётку, – делится на сточный ход и сифон, что под озером. Сифон глубокий...
– И какой же?
– Трудно сказать. В прошлый раз мне не хватило мерного шнура. Значит, больше двухсотки саженей. Но это основное его колено, а мы уйдём по меньшему, что сразу за сужением. – Pax положил снятый чип в карман гидрокостюма.
– Да, про бездонный не надо. Лучше говори о меньшем.
– Проплывём без хлопот. – Сев, Pax прижал к локтевому сгибу автошприц. Прибор издал жужжание, отыскивая вену, и начал вливать в кровь препарат, уменьшающий калибр газовых пузырьков при декомпрессии. Pax дышал глубоко, пережидая краткий прилив сонливости, наступающий при введении.
– Зарядись и ты; надо спешить.
– Сейчас; я гравитор ищу. – Натянув трусы, Форт перебирал предметы дайверской экипировки.
– На поясе, вместо грузила.
– Какой-то он не тот. – Форт повертел пояс с тяжёлыми блоками. – Не разберу, где включается.
– Дай сюда.
Изучив пояс, Pax пробормотал:
– Это утяжелители.
– А гравитор? – обеспокоился Форт.
– На моём поясе его нет. Ничего не понимаю. – Pax старался не показывать своей растерянности.
– Ты же говорил, что предупредил здешних о том, какой у меня вес! – Форт заговорил намного резче, с нажимом.
– Разумеется – два кентаря и пять восьмериков; я так и передал им.
– Не то! я про удельный вес! Я тяжелей воды, соображаешь?!
– Тяжёлый, да, я помню. Именно это и было сказано.
– А гравитора нет!
– Наверное... они не так поняли. – Pax отводил глаза. – Вес, конечно же... Если эйджи в два с половиной раза тяжелее среднего мужчины, это... очень полный, жирный человек. Они сочли, что надо побольше грузил.
– Ага, чтоб я камнем пошёл ко дну! – Форт разъярился. – В сифон, который никто не измерил!.. Я не поплыву.
– Почему?! – Pax вскочил.
– Не могу. – Форт взглянул на пещерное озеро, ведущее в бездну. – Не могу, и точка. Я остаюсь здесь.
– В чём дело?! ты думаешь, что говоришь?! Они сорвут дверь, дело времени – когда им принесут взрывчатку. Они тебя схватят!
– Пусть лучше схватят, чем я кинусь в пропасть.
– Ты не представляешь, что это за люди! Они будут тебя пытать. Резать пальцы до локтя и выше.
– Чепуха, небольшая поломка. Дело поправимое.
За стеной, где был встроен лацпорт, раздался слабый скрип.
– Ставят заряды. Одевайся, и немедленно уходим!
– Я сказал – остаюсь. Ты меня прыгать в прорву не уговоришь, даже не пытайся. Забирай мои воздушные патроны, пригодятся.
– У них есть плавучесть. Грузы оставим. Я тебя дотащу до колена, там будет легче.
– Ни за что.
– Объясни мне наконец, из-за чего ты не можешь плыть! Сюда ты плыл без всяких возражений!
– С гравитором. Без него я плаваю не лучше вон той глыбы. Проваливай, Pax, и поскорей. Ты должен дойти до Ониго и сдать нашу информацию. Я как-нибудь выкручусь.
– Но почему? почему ты такой упрямый?! я же тебе предлагаю...
– Потому что боюсь!! – повысил голос Форт. – Да, боюсь до ужаса и высоты, и глубины!
– А смерти?!.. Лучше в сифон, там спасение. Чёрные будут мучить, потом убьют – без вариантов!
– А вот смерти я нисколько не боюсь, – ответил Эксперт с неожиданным спокойствием. – Смерть – это ещё не всё, Pax.
– Ты сумасшедший.
– Уходи быстрее. Ты не забыл мой лайтинг?
– Да; вот он, бери.
– На фиг не нужен. Я начну стрелять, они в ответ... не хочу я этого. Если вернёшься, принеси его мне. Плыви же наконец, ты!..
Заряды грохнули. Дверь, покачнувшись, отошла от обвязки – и тотчас в темень пещеры ворвались слепящие пучки света и пронзительные крики:
– Не двигаться! Одно движение – и крышка!!
Дукиным парням предстало зрелище – одинокий эйджи в мокрой и перепачканной одежде, безмятежно сидящий с поднятыми руками на камне у воды. От него ощутимо тянуло острой помойной вонью.
– Привет, ребята! – радушно сказал он. – Всё в порядке, я сдаюсь.
– Эй, не дёргайся! – предупредил Дука из-за спин своих удальцов. – Никаких резких жестов, иначе тебе шмак!
– Тут что-то нечисто, – прошептал отрядный главарь. – Всё осмотреть! Не может он быть таким спокойным...
– Наручники. Ну-ка, руки вперёд! – Парень нервно облизнулся, смыкая браслеты эйджинского образца на запястьях неуловимого Духа. Неужто небывалое свершилось, и Бесследный пойман?!.
– Дать ему по башке, чтоб вырубился.
– Нет, ногу прострелить.
Форт продолжал солнечно улыбаться, порой даже подмигивая группе захвата. Возня вооружённых человечков выглядела потешно – ощетиненные, держащие его на прицеле нескольких стволов, они почти тряслись от нервного напряжения... и страха.
– Не бить и не стрелять. – К нему продвинулся косолапый, но мускулистый и подвижный ньягонец, из-за простуды гнусаво говоривший в нос. – Я порченым товаром не торгую. Ну, здорово, страхолюдина! Ты мне в два человека обошёлся. Но так и быть, откуп за них я выплачу из премии, которую получим за тебя. Пойдёшь по-хорошему или тебя нести как тюк, на шесте?
– Отчего же не пойти, пойду. – Форт встал; ньягонцы отпрянули. – Договоримся – ни я вас месить не стану, ни вы меня портить.
Слово «месить» из уст пленника в кольце врагов прозвучало забавно, но никого не насмешило. Почему-то аламбукцы верили, что он сможет сделать то, о чём сказал.
– Идёт! – обрадовался Дука, звучно втянув сопли. – Умел ты лютовать, умеешь и проигрывать. Удальца сразу видать!
«Лютовать? – В Форте зашевелились сомнения. – О чём это он?..»
– Их было двое. Один ушёл водой. – Следопыт показал Дуке крохотный обрывок красной фольги, слетевшей с пломбы воздушного патрона.
– Далеко не уйдёт, – бросил главарь. – В прошлую луну Хитники там с полкентаря подрывной замазки заложили, узость завалили. Воде проток есть, а щели – разве что викус пролезет. Вы, – указал он, – втроём останетесь и покараулите. Как патронам время выйдет, помолитесь об утоплом – и домой.
«Ах, разбойник мой благоразумный, – с горечью закручинился Форт, – как же ты попал! Только до срока не вылезай. Хоть бы тебе патронов хватило...»
– Или бомбу туда бросить? – задумчиво молвил отрядный техник.
Форт прикинул, как бы врезать ему ногой. Можно напрячься и сделать из этой компании кучу мяса, мятого с костями... Нет, слишком разбрелись, все с бластерами. Не ровен час, огневой шнур в голову схватишь – где потом глаза менять? в «Роботехе» таких не вставляют. Он пригляделся радаром к запалам гранат. Нет, принцип их действия – механический, луч не поможет.
– Сдурел? – покосился главарь. – Патроны лопнут, жмурик не всплывёт. Сидеть и ждать!
«Да, парни, для вас это самое верное! Но не завидую вам, если вы его дождётесь».
– Пошли, удалец! – позвал Дука. – Путь не близкий; тебе будет время поразмыслить, о чём говорить с Папой.
Шагая в наручниках под круговым конвоем ньягонцев, каждую секунду готовых пустить в ход бластеры, Форт почти блаженствовал. Как ни взгляни, это лучше, чем нырять в помои, гадать, куда смоет тебя бушующая река грязи, или ломать голову над гамлетовским «Быть или не быть?», стоя на краю сифона, ведущего в неизведанные тартарары. У арестанта есть хоть какая-то определённость и пусть тусклые, но конкретные виды на будущее.
Удача и неудача чередовались самым невероятным образом. Позапрошлой ночью он провожал на Иссу издёрганную Коел в кандалах. Коел явно хотела остаться, всюду ей чудились недобрые знамения – то запуталась в цепях и чуть не упала, то фото на карточке не похоже на неё, то перепроверяют разрешение па вывоз, а лифт вот-вот улетит. Еле спровадил! И что теперь? она вольная, дознаватели Гэлп с неё пылинки сдувают, а её хозяин-миллионер – скован после купания в нечистотах и находится на пути то ли к эшафоту, то ли к мастерам заплечных дел. У фортуны нет полярности, она – рулетка в казино.
Вели Форта долго – извилистыми кружными путями, по неосвещённым коридорам. Первая половина суток миновала, началась днёвка. Чёрный город немного стих, стало не так людно; кое-где в проходах спали на полу, раскатав ветхие и дырявые губчатые подстилки. Идущие впереди расталкивали спящих ногами и велели живо убираться с дороги.
За прочными воротами широкого тоннеля открылась фешенебельная нора Старшего Окурка. Двери, двери, двери – за каждой новой дверью комнаты всё просторней и роскошней. Полы лаковые, стены в коврах, какие-то плевательницы, не то антикварные пепельницы дымятся, помосты-возвышения с плетёнками, переливающимися бисерным рисунком, расписные ширмы и шёлковые занавеси с бахромой.
Чем дальше, тем строже и крепче охрана. В конце концов накачанные ушастики раздвигают створки, покрытые художественной резьбой и инкрустацией металлами по дереву – открывается зал с гобеленами, где потолок затянут тканью, на полу бело-жёлтым деревом в чёрном паркете выложены дорожки для хождения, а сидячие помосты застланы коврами. Вежливо поклонившись низкой притолоке, Форт провел сканером по дверной коробке – ого! под гобеленами спрятан опускной изолирующий щит. Похоже, с носителя серии «ганза». Сигнал тревоги – он рухнет, наглухо отсекая помещение от мира. А здесь всерьёз заботятся о безопасности!..
На возвышении напротив входа восседали двое: по центру – насупленный и плотный бритоухий самец в одеждах из тонкой тиснёной кожи кровавого цвета; справа и кзади от него – лемур потоньше, глядящий исподлобья с недоверчивым прищуром, сильный и изящный, сложивший руки на груди. По подрезанным ушам и искусно, почти художественно разорванным ноздрям в нём угадывался видный, знаменитый криминальными деяниями удалец.
У стены по обе стороны помоста стояли охранники, державшие бластеры на изготовку, а над головами сидящих висел большой бубен с бородой из узловатых верёвочек, украшенный по ободу высушенными ушами и хвостами. На ударной поверхности было во весь бубен намалёвано чёрным сюрреалистическое лицо: венчик из пяти глаз, два носа и рот с бессчётным количеством зубов, причём все сплошь – длинные клыки.
«Икона, что ли?..»
Учуяв амбре, исходившее от тела и одежды Форта, все скривились и наморщили носы.
– Ну что, сыночек – вот и свиделись! – сказал кожаный, не отводя тяжёлого взгляда.
– Это вы мне? – уточнил Форт, не веря услышанному.
– А то кому же?! – Кожаный нехорошо осклабился. – Какой бы там обряд Унгела ни справляли, мне на них – тьфу! Усыновили тебя не по правде, это любой мудрец подтвердит. Ты, как бы оно ни было, мой сын и только мой.
Мир, и без того перекошенный, кувырком встал на уши. Форта озарило ощущение полной и окончательной путаницы – ловили не его, и слова бритоухого адресованы не ему.
Но тогда – кто же такой Pax?!.
– Мало ли, как ты ко мне в письмах обращался... – продолжал кожаный.
«Что ещё за письма?!.»
– ...никаким письмам наше родство не поколебать. Помнишь письма-то свои, какие они были?
– Обычные, – повёл плечом Форт.
– Обычные? Отцеубийцы такие письма пишут, а не любящие и почтительные сыновья!
Тут в диалог вмешался предводитель группы захвата:
– Значит, Мусултын, ты своего сынка признал.
– Как не признать. Вырос, конечно, за шесть годов, мышцы накачал, волосом потемнел, а всё такой же – упрямец, гордец и наглец.
– Твоё слово – золотое. Так что вели выдать сорок мириадов, как было объявлено.
– А может, и не он это, – подал голос гибкий лемур, молчавший справа. Интересно, что за гуманоид?.. Коел кляла какого-то Окурка Маджуха, человека жестокого и особо приближенного к Мусултыну. Его именем тут детей пугали.
– Тебя, Маджух, никто не спрашивал, – наугад процедил Форт, наблюдая за реакцией Папы. У гибкого дрогнули веки, шевельнулись пальцы, а Мусултын тряхнул головой с довольным: «Иййях!»
– Вот как! с первого погляда – и по имени! Помнишь, как Маджух тебя натаскивал?
Чтоб ярче выказать пренебрежение этим эпизодом чужой биографии, Форт рывком отвернул голову к левому плечу, как Pax: «Ответа не жди!» После чего вновь одеревенел в своей непреклонности.
– Он! – Папа ладонью хлопнул себе по колену. – Что ж, Дука Подвальный, ты награду заслужил. Сполна получишь.
– Благодарствую, Папа. – Косолапый степенно, но довольно низко поклонился. – Моё старание – к твоим услугам. Рад, что ты отметил Кабельную Ветвь своей признательностью.
– Да, ты вожак первостатейный, и удальцы у тебя резвые, на всё горазды. Это я учту. Отошли-ка их, Дука; здесь несут охрану только мои.
– Будь с ним осторожней, Папа. – Дука жестом велел отрядным удалиться, и те, кланяясь, попятились к дверям. – Он едва не утёк от меня. Миг недоглядеть – уйдёт через камень. Полковник учит их всяким нечистым штучкам...
– Ничего, моя резиденция заклята от демонских проделок, – успокоил Дуку Мусултын. – Ещё сам Шуламанга... ox, Pax, и натворил ты дел! много счетов тебе предъявят!
– И Окурки не смолчат, – сурово молвил Маджух. – Ты и свой клан обидел смертно! Или забыл?..
– Освежим ему память, – Папа поддержал Маджуха. -Эй, там! мальчики! принесите головы!.. Что стоишь, сынок? присаживайся, ты у себя дома. Дука, избавь его от железок.
С большой опаской, ожидая страшного удара наповал, Дука разомкнул наручники, а быстрый кой из комнатной прислуги положил плетёнку для Бесследного и заодно, в сторонке, для Дуки.
«Головы. – Форт с нарастающей тревогой поглядывал сканером на входную дверь. – Чьи головы? Скольких тут Pax ухайдакал?.. а ещё пенял мне убитым туанцем, холера!..»
Мальчики вошли торжественной и скорбной вереницей, каждый с подносом, а на тех подносах – пять ньягонских голов, порядком высохших, с запавшими, будто бы сморщившимися глазами, кое-где в кристаллах соли. Очевидно, их засолили как раз для эпохальной сцены «Pax перед судом Мусултына».
– Узнаёшь? твоя работа!
Форт слегка пожал плечами – мол, что за пустяки вы мне показываете? – а в душе шелохнулось иное: «Эти цанцы[2] меня преследуют. Едва убрался с Планеты Монстров, где моя лайгитская родня по религиозным праздникам обвешивалась головами, как на Ньяго – опять цанцы! В котором тысячелетии мы живём? По космосу запросто летаем, планеты пополам пилим, можем солнце погасить – а рядом цанцы, кандалы, хлысты! где прогресс-то, о котором нам все уши прожужжали? зачем нам кериленовый движок, если в наших мозгах – понятия и мысли троглодитов? Весь хай-тэк употребим, чтоб хлыст выбрасывался и бил раба током. Это не прогресс, а техническое извращение пещерного ума!»
– Ты их убил, ты! убил и обезглавил! И Шуламангу, и Лу Дархана!
– Ну да, всех я убил. Давай, вали на меня – и Буфина...
– И Буфина!
– И Зенона...
– Не надо, не бери себе лишнего, – почти дружески сказал Дука. – Зенона я убил.
– Сам? – Форт наградил его скептическим взглядом.
– Зачем? забойщика послал.
– А приказал ему – я, – закончил Папа. – Разве ты этим делом занимался? не полиция?
– Я слышал о деле случайно. – Форт вернулся в позу лотоса. – Полиция не разобралась с мотивами.
– Куда им с грыжей! они дальше носа не видят. Предложили этому оленю поработать на меня; я бы выкупил его кораблик. Но представляешь, дурень полез в амбицию – дескать, он честный.
– Ага! – хохотнул Дука. – Честный контрабандист, новинка на рынке! Чтоб случайно моего недоросля не раскрыл, пришлось убрать... Нет глупоты хуже честности! Честным надо быть только со своими, как я с Папой.
Едва Форт пообещал себе донести эту историю до ушей Раха и устыдить напарника, как Папа продолжил:
– И Фортуната Кермака, альтийца, ты убил. Видишь, я сижу в своей норе, но всё знаю. Убил, чтоб под его личиной въехать сюда и легально получить прописку.
Форт не нашёл, чем и как возразить. Уже второй раз его обвиняли в убийстве самого себя! Лучше согласиться.
– Да, я придушил его полотенцем. Труп спустил в сточную систему.
Дверь раскрылась, скорым шагом вошёл разгорячённый Зурек.
– Добрая ночь, Папа! – заговорил он ещё на ходу. – Мотаси Маджух, Дука – привет! Pax здесь? отлично! и головы предъявлены! Он сознался?
– Я бы на его месте отпирался, а не откликался, – заметил Дука. – Добрая ночь, Зурек! Хотя в его положении это бы ничего не изменило.
– Папа, – Зурек встал у помоста, – я в курсе, что Дука пришёл за наградой. Отдай ему, что обещал, и пусть уматывает. И продай Раха мне, – сверкнул он очами на Форта. – За те же сорок, чтоб не говорили, что ты нажился на сыне. Я-то знаю, как с ним поступить!
– Зурек, одумайся, что ты несёшь? – попытался урезонить его Папа. – Я могу наградить за возвращение сынка, но продать его – бесчестие! Сойдёмся на том, что я твоих слов не слышал.
Подали плетёнку; по уровню родства Зурек сел на помосте.
– Хорошо, я скажу иначе. Этот монстр, – с вывертом кисти, как-то особенно гадко согнув пальцы, указал он на Форта, – убил троих со стороны твоей сестры, моей матери. Не миновать ему расплаты! Я хочу крови. Наболело, сил нет. Поступи как мудрец, Папа! Отрекись от него! Не нужен тебе такой сын, а мне – брат! Из-за него на нас одни беды неисчислимые сыплются! а сколько позора мы приняли!
– Не отрекусь, он мне сын, – набычился Мусултын.
– Отрекись! И дай мне позволение стрелять в твоих покоях! Я не сдержу сердца, здесь его и порешу!
«Вот это я понимаю, истинная братская любовь! – восхитился Форт. – А Папа крепок в заблуждениях, надо его поддержать, иначе пристрелят. То есть не пристрелят – но как мне одному отсюда выбраться?»
– Отрекись, отрекись! – настаивал Зурек, а следом и Маджух заладил:
– Отрекись, Папа; зачем тебе с сестрой ссориться?
– Не стану отрекаться.
– Может, уступишь? – вкрадчиво спросил Форт. – Наверное, не чужие люди просят.
– Ты-то куда встреваешь?! – рыкнул Папа. – Умолкни, отщепенец! Ишь, лёгкой смерти захотел!
– Взял бы и отрёкся. При свидетелях расторг бы со мной родственные отношения. А то представь, сколько придётся по счетам платить. За мной много числится битой посуды...
Зурек воззрился на Форта не испепеляюще, как можно было ожидать, а с удивлением и даже с некоторой толикой приязни.
– Гляди, Папа, и он тебе дело советует. Сознаёт, что ему надо умереть. Внутри-то он наш, три года с твоей руки кормился, а потом полковник и Унгела его спортили. Мучается он от этого, пойми, умереть хочет. Не мешай ему. Все «за», один ты упёрся!
– Думать буду, – изрёк Мусултын, уткнув кулак костяшками в доски помоста в знак решимости развязать сложный семейный конфликт.
– Преосвященный Бо Арангак настоятельно просит допустить его до Папы! – возгласил охранник у дверей.
– Ещё покупатель явился, – тихо проговорил Маджух.
– Нет, этот потребует даром отдать. – Мусултын знал жреческую породу и никаких иллюзий насчёт Бо Арангака не питал.
Pax кое-что рассказывал о чёрных жрецах. Разве можно пропустить такой случай и не поглядеть на одного из верховных служителей Зверя? Но Форт решил сохранить весь внешний гонор приговорённого, выждать, пока Бо Арангак подойдёт ближе к помосту и окажется в поле зрения. Бо Арангак не обманул его ожиданий.
Таинственное существо, насылавшее страх и проклятие на Эрке, оказалось низкорослым, тощеньким и бледным, цвета картофельного пюре. Башка и хрящеватые ушные раковины его были тщательно выбриты, похожая на замшу кожа скальпа слегка шевелилась, образуя морщинки и складочки. Нижнюю губу жрец втянул в рот, словно постоянно сосал её, а толстая верхняя двигалась вместе с широким ноздрястым носом. Одеждой этой мелкой образине служил чёрный куль, книзу расширявшийся колоколом.
Жрец производил впечатление говорящего кота породы «сфинкс», но никак не великого злодея, приносящего людей в жертву преисподней тьме. Чаще всего великие злодеи на поверку оказываются жалкими слабогрудыми мозгляками с непомерным властолюбием, перерастающим в ненасытную манию. В самом деле, обиженному на весь белый свет человеку, жизнь и сознание которого состоят из проблем с внешностью, перхотью, грибком на ступнях, гнилыми зубами, желудком, плоскостопием и врождённой недостаточностью половых желёз, остаётся либо податься в неудачники, либо стать фюрером.
Форт поискал в словаре корни последнего слова, откуда-то ворвавшегося в строй мыслей. «ФЮРЕР, – пояснил словарь, – от латинского furor – неистовство, беснование. Лидер, пользующийся восторженным одобрением своих сторонников. См. также ФУРИЯ».
За котом-фараоном тянулся шлейф из неслышно ступающих фигур, чёрных с головы до пят. Под их одеждами сканер видел оружие.
– Папа Мусултын, тебе моё благословение! – пропел кот в сапогах, воздев руки-сучья. – Здесь находится небом отверженный и бездной проклятый Дух Бесследный. Вручи его мне – и будешь навеки осиян Чёрной Звездой. Мы его умертвим после длительных пыток.
– Я пришёл раньше, – твёрдо заявил Зурек. – Моё право на месть бесспорно. Маджух и Дука Подвальный подтвердят это.
– Моё право выше твоего, – парировал чёрный фюрер. – Бесследный осквернил храмовую территорию, нанёс несмываемое оскорбление нам, молящимся о благоденствии Аламбука.
– Преосвященный, – вежливо, но непреклонно обратился к жрецу Папа, – судьба моего сына принадлежит единолично мне. Твоё право вторично относительно моего.
– Папе решать! – гнусаво поддакнул Дука, перебирая пачки денег в поданном ему кейсе.
– Папа, осмелишься ли ты отрицать факт убийства двух преосвященных...
– А ты – видишь ли эти головы? они принадлежали моим...
– Папа – авторитет и мудрец, знаток права удальцов, не раз званный на сходки и правилки для решения спорных...
Претенденты на цанцу Форта сцепились не шутя; гремели неотразимые аргументы, разбиваясь об искусно обоснованные возражения. Форт, сколь ни напрягался, не мог воспринять их балансирующий на грани корректности спор как прения важных и почтенных особ. Казалось, хапцы поссорились при игре в кругляшки.
– Остерегись, Папа! Не принимай неверного решения! Помни, мы наблюдаем за тобой! – Кот-фараон со своими хищными котятами двинулся на выход, так и не переубедив Мусултына. Убрался с ним и Дука, обняв наградной кейс.