Беломлинская Ю.. Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин

Все эти переводчики, редакторы, корректоры, Риты Райт, Норы Галь, потом
уже из их рук мы получили всю свою Америку. Мы их застали уже старушками.
Старушек как всегда больше, чем старичков.
Секция переводчиков... Там спрятался и отец Алеши Хвостенко, рожденный
в Лондоне, в семье левых эсеров. Туда вернулся и Старик Лихачев, не
академик, но воспитатель целой плеяды питерских юношей.
Я недавно видела всю эту компанию - "Секцию переводчиков", как
нарицательное, в "Звезде", на семинаре.
Смотрела на эти лица стариков и старух, кто-то еще жив - из ТЕХ лет.
Они и не заметили, что вместе с языком взяли еще что-то неясное, как
радиация. То ли русского Бога, то ли русскую душу...
Про "Секцию переводчиков" я сочинила песню.
Песню лебедям - от своего от вороньего имени. И мотивчик у нее блатной
- "Нина-дочь прокурора".

Воронья песня.

... Где лебеди?
А лебеди ушли.
А вороны?
А вороны остались.
Куда ушли?
Куда и журавли.
Зачем ушли?
Чтоб крылья не достались.
Марина Цветаева.
"Лебединый стан"

Надо что-то отвечать. Раз уж я взялась отвечать, то и отвечаю... от нас
- воронов.

Когда райские птицы свои перья уронят
И простуженной глоткой захрипит соловей
Я спою тебе милый, эту песню Воронью,
Она горше отравы, а не хочешь, не пей!

Гуси-лебеди жили по Лебяжьей канаве,
Улетали навеки - обронили птенца,
Эта песня - Воронья, она горше отравы,
Но уж если разлили - допивай до конца.


Говорят, мы не вправе, мы - из грязи, из пыли,
Из прохожего места, из густого вранья...
По Лебяжьей канаве - прежде - лебеди жили,
А теперь наступили времена воронья.

Наливай по еще, не грусти, малолетка,
Не пришлося тебе на чужбине пропасть,
Все ж Воронья Слободка - не заморская клетка,
Да и голосом вышел ты в жидовскую масть...

Допивай до конца - закуси, чем попало.
Мухомором слоеным, черно-белым крылом,
Этой песней вороньей - чердаков и подвалов,
Да Лебяжьей канавкой, да соленым локтем.

Этой песней лебяжьей - чердаков и подвалов,
Да Вороньей канавкой, да соленым локтем.

Получилось не только о евреях, но и обо всех остальных, кого революцией
выплеснуло из конюхов и кухарок, в младшие научные сотрудники.
Все хотели стать чем-то другим:
Евреи - русскими.
Крестьяне - господами.
Казаки - приват-доцентами.
Самое интересное, что у всех все вышло!
Иногда, даже забавно - СОВЕТСКОЙ, объявляется почти вся недворянская
культура - крестьянская.
Ее и при Совке гнобили и теперь гоняют. А я, по старой еврейской
традиции, решила побыть пока при этом сундуке...

В общем, Россию гоняли сквозь строй - как обычно, в нормальном режиме
времен, скажем, Ивана Грозного.
Евреев - тоже, по старинке - той, еще библейской, с разбиванием
младенцев об стену.
Но, уже с Гражданской войны вся эта кровавая купель была общая.
Заваливали друг друга по очереди - то казаки разбойников, то разбойники
казаков. Кузьминский кричит, что я все сочиняю, и что после групповых
изнасилований дети не родятся.
Да, но это, если узнавать о том времени только из хорошей прозы. Там
сплошные групповые изнасилованья. Писателям - про групповые то, всяко
интересней писать.
А если просто послушать мертвецов, то выходит, что в этой страшной каше
шла жизнь, и пышным цветом цвела совсем другая статья: "принуждение к
сожительству с использованьем..." - тут уж по-разному, кто смертью грозил, а
кто и просто сулил мешок картошки.
От казаков рожали евреев, а от дворян - тоже. И кто-то помешивал и
помешивал большой деревянной ложкой Россию и евреев.
И опять война, и опять лагеря, и опять голод...
А потом вдруг странная попытка маленького Сталина, тронуть евреев -
тех, что хранились у него под крылом.
Он их не трогал до поры, до времени.
Как всякая персона, ангажированная мелким бесом, он как-то смутно
осознавал свою функцию - по сохранению остатков этого племени.
И по сохранению России - вот таким, вполне моисейским способом - во
тьме, в крови, не подпуская к остальному миру, и только венчая с еврейством
все больше и больше.
Не знаю, почему он решил их все же тронуть - одно ясно, в ту же минуту
его смахнули со стола, как маленького усатого таракана. Того самого, из
Чуковского. Прилетел воробышек и склевал.

Тут мы как раз и родились. А вокруг стало непривычно тихо. Ни войны, ни
голода, ни "черных марусь" - один только Гагарин с Белкой и Стрелкой.
Кончилась репетиция Страшного Суда, с участием наших бабушек и дедушек.
По Питеру прошлись так, что тут и вовсе не осталось местного населения,
все чесали да чесали кровавой расческой.
- Вы же и чесали!
Мы и чесали - но "МЫ" уже были "ВЫ". Мы ВСЕ уже были "МЫ" и чесали
"НАС".
Если бы я была настоящий Исаич, я бы написала об этом книгу - с
документальными свидетельствами и статистическими выкладками.
Но я - Исаич-Бедная девушка. И особенно меня смущает всемирный успех
его "Красного колеса". Так что я ограничусь голословными утверждениями.

Вокруг нас был мир - в миру все женились уж по любви - а особенно по
этой дурацкой юношеской тяге к экзотике - хоть и ясно сказано:
- Не любите черный глаз,
Черный глаз опасный,
А любите голубой,
Голубой - прекрасный!
Все любились уж вовсе вперемешку - и уж вовсе по доброму согласию.
В очередной раз Питер опустел в конце 70-х - и Америка получила свою
первую порцию России. Тогда она еще не заметила что это - Россия.
Думала, так - евреи, привычная уже напасть.
Тогда в семидесятые полицейские еще не освоили выражение:
"РУССКИЕ СВИНЬИ",
при битье ногами по почкам. Позже это придет на смену:
"ГРЯЗНЫМ ИРЛАНДЦАМ",
"ГНУСНЫМ МАКАРОННИКАМ",
"ЖЕЛТЫМ ОБЕЗЬЯНАМ",
" КАЙКАМ" И
"НИГГЕРАМ"
Про русских - это уже из моих лет в Америке.

Тогда, в семидесятые, из Питера отъехало много народу... Оставшиеся -
опять чего-то там воевали, довоевывали свою СВОБОДУ. А потом наступила эта
ПОТОМ МАЛЕНЬКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ - такая маленькая, что ее даже назвали другим
словом, но все двери открылись, и мир стал ОБЩИМ.
И вот тут-то, наконец, "ВЫ" стали "МЫ". Россия потянулась с котомкой на
запад, не вполне осознав - чего это она бредет?
НА ЗАРАБОТКИ ЧТО ЛИ?
Ленивая мечтательная Россия - бессребреница, всегда довольная трешкой в
кармане - на заработки - с чего бы это вдруг?
А никто не догадался, что свадьба кончена и РОССИЯ теперь - ЕВРЕЙ.
Ей теперь идти по свету с несносным нытьем о Боге, любви, совести,
жалости...

Идти с протянутой рукой, как положено блаженному юроду, навстречу миру,
в котором Бога стараются заменить различными тотемами. Не важно, компьютер
это, колбаса, или голливудская мелодрама - все это вещи ХОРОШИЕ, все это
имеет полное право на существование, но не на ГЛАВНОМ месте, а в отсутствие
Бога - немедленно выползает на ГЛАВНОЕ.
Это - неправильно.
Но ЕВРЕИ - они конешно этого не допустят, то есть программа, которая
теперь называется не именем народа, но именем места - РОССИЯ.
Когда-то русских детей унесли американские гуси-лебеди имени шестьдесят
восьмого года. Тогда Америка была для нас - Великая школа свободы. Но теперь
своей свободы - хоть отбавляй, а там - поражение Еврейской идеи. И пусть
мелкий бес говорит, что - победа, что Еврейская идея это:

КАЖДОМУ ПО КУРИЦЕ!

И еще:

КТО НЕ РАБОТАЕТ - ТОМУ КУРИЦУ ПОМЕНЬШЕ!

Все это уже проходили, и я доподлинно утверждаю, что никогда это не
было еврейской идеей. Еврейская идея говорит вот что:

ОТПУСТИ ЭТУ КУРИЦУ В НЕБО - ВДРУГ ОНА ПОЛЕТИТ?

ЕВРЕИ - это теперь МЫ - РОССИЯ, мы все теперь - РУССКИЕ, один общий
народ.
Наша кровь и плоть смешались.
Мы стали сильнее.
Наверное, мы теперь способны к свершению завершенных действий.
Но в нас по прежнему остались жалость и мечтательство.
Совесть и божеверие.
Страшных мук нам, наверное, больше не положено, страшней, чем было в
том веке все равно не сделаешь. Но программа - продолжается.

А я евреями - с этим словом, жаль прощаться. Это было - ХОРОШЕЕ СЛОВО.
Его сейчас часто можно услышать тут в Питере. Вообще в России.

ЕВРЕИ - это уже не жиды и не комиссары, и не смуглые жители государства
Израиль - это опять что-то безусловно СВОЕ - НАШЕ, русское, но пугающее,
что-то что надо прокричать, пробить в колокол, как когда-то:
ТАТАРЫ!!!
И бежать! Но звонить - поздно и бежать поздно. Они вошли и надо теперь
- ЭТИМ быть.
Любить раскрашенного деревенского Бога.
Брести с котомкой по свету.
И по-прежнему, внезапно замирать посреди свершения завершенного
действия,
с надеждой, глядя в небо:
НЕ ЛЕТИТ ЛИ КУРИЦА?

МЫ ИЗ КРОНШТАДТА.

Обдумавши все эти многочисленные мысли и рассортировавши их в голове, я
конешно захотела их как-то донести до неразумного народа. В общем, это был
уже не первый случай, кода Бедная девушка чувствует, что ей открылась высшая
истина, и надо по этому поводу что-то делать. Была уже одна чудная девица,
которой под деревом что-то там сообщили голоса.

- Пойдем, Поля петь. По-хорошему - бутылкой по голове они не понимают.
Надо пойти и рассказать им про Русскую идею. И вообще, что козлы они. Я,
конешно очень храбрая, но петь-то я не умею, так что пойдем - будешь петь со
мной хором.
- Говорить тоже?
- Только петь. Говорить, не бойся, я сама буду. Ты только стой рядом со
мной, а то страшно.
- Пошли!
Поля почти все мои песни знала. Я договорилась с сербом Витей на
какой-то неходовой будний день. Никаких гитаристов тогда не было. Я и Поля.
Ну, Поля хоть - меццо-сопрано.
А я - отродясь, дальше своей кухни не пела. Ладно, думаю, чего мне
терять-то? У меня устоявшаяся репутация Городской Сумасшедшей, не хуже
Чацкого. Нечего бояться - пора скакать к осажденному Орлеану.

В это время, Костя Кузьминский выпустил мою первую книгу. Она
называлась "Питерский романс", и включала в себя все мои песни о Бедных
девушках и несчастной любви. Будучи еврейской Жанной Д,Арк, я решила
погибнуть во имя идеи, но и одновременно как-то подзаработать.
В общем, устроить презентацию этой книги. И поставить маленький
спектакль. Кроме нас с Полей должны были выступить еще три человека - я
хотела их показать публике. Все они должны были выйти передо мной (в роке
это назвали бы "разогрев") и прочесть совершенно определенные свои вещи,
которые я выбрала. Эти трое были - сам вечно опальный мэтр Кузьминский и
двое людей, связанных с ним в ту пору - Володя Брук и Слава Могутин.
Володя был мой близкий друг, а Славка тогда только появился в Нью-Йорке
и радостно использовал любой плацдарм для выступлений. Его направил к
Кузьминскому Лимон и отрадно видеть, что Славка никогда от Кузьмы не отрекся
- везде его поминает как друга, и по-прежнему, сотрудничает с
бруклинско-киевской компанией Костиных "деток". В общем, все эти три
человека, которых трудно себе представить участниками чужого спектакля, тем
не менее, согласились на этот раз пойти "под меня".
Но в программке я никого из них не указала - мне хотелось посмотреть -
придут ли послушать одну меня. Программку я напечатала на ксероксе и
положила во всех русских местах, где прежде приходилось крушить народ
бутылками.
Все знали, что помимо Городской Сумасшедшей, я еще и художница. Но в
программке была вовсе не выставка, а книга и концерт - что-то странное. Всем
стало интересно посмотреть - что же такое Городская сумасшедшая может спеть,
и в назначенный день в "Медведь" явилось человек примерно триста.
Никогда больше, кроме того случая, когда ребята из "В нашу гавань
приходили корабли" затащили меня в Бруклин, в театр "Миллениум", мне не
приходилось выступать перед таким количеством народа.
Сначала шел мой спектакль: великолепный Кузьма читал про Лысую гору,
потом Брук - про "Русский Самовар", потом Славка - про бедных деток Кальвина
Кляйна...
А потом пришел наш с Полей черед.
Мы вышли на сцену в огромных шляпах с цветами.
Поля, учась в Ля Гвардии на факультете пения - на сцене бывала и
прежде,
а я - никогда. Непонятно было на кого смотреть. Я хотела увидеть
родителей и не смогла. Там где-то были бывшие друзья - все они теперь
считали, что я спятила, и сторонились меня. Но вот "старики" - родительские
друзья, они меня хотя бы жалеют и пришли поддержать. Но я их никого не вижу
и поэтому думаю, что все тут передо мной - козлы. Они предали нашу Русскую
идею, и теперь я скажу им все. Расскажу им, какие они козлы.

Сейчас я вам расскажу, что такое быть евреем. И с чего начинается
разрушение личности. Это когда ты выходишь во двор на проспекте Обуховской
Обороны. Тебе три года, и ты там спокойно гуляешь с другими детьми, но
однажды они вдруг тебе говорят:
Баба Катя не велела нам с тобой играть. Потому что ты еврей.
Ты бежишь, конешно, в слезах домой и спрашиваешь - что это за такое
"еврей" и нельзя ли тебе этим НЕ БЫТЬ? И вот тут все решается впервые. В три
года. Что тебе твоя мама ответит? Мне ответили:
-Можешь этим не быть. Но тогда тебе придется не быть нашей дочкой.
Вот такой первый урок - верности СВОИМ.
СВОЕМУ-НАШЕМУ. Дальше было много разного. И преодоление, и победа и
вечный комплекс - если уж вписался ЭТИМ быть - без комплекса не обойдешься.
Но об этом - неинтересно. Интереснее, про другую маму, которая ответила:
Выйди и скажи им, что Баба Катя перепутала. Ты - русский.
Особенно часто такое говорили детям от смешанных браков.
Особенно мальчикам - им ведь иначе - драться! Разбитые носы и очки. На
хрен это нужно. Обучение отречению.
Потом мы росли и, СВОЕ-НАШЕ становилось все шире, и вот оно уже выросло
из Яблока и Курицы и доросло до Пушкина. Вместило в себя Россию.
Там в Питере - в 89-м году произошло ОТЛУЧЕНИЕ.
Это было горько и обидно, и мы уехали.
Но здесь-то никто никого не отлучает. Тут другое слово - ОТРЕЧЕНИЕ.
Во имя чего?
Какой такой идеи?
Что сказала американская Баба Катя?
Кем, кем, теперь надо быть?
Ага, евреями еще можно, тогда - пробиваемся на Аппер Ист-сайд.
Но самое то главное - быть АМЕРИКАНЦАМИ.
ИНАЧЕ ОНИ НЕ БУДУТ С ТОБОЙ ИГРАТЬ.
А слово "русский" надобно позабыть, потому что нет такого слова и
вовсе, а есть "совок".
Вот такое движение и в первых рядах - те мальчики, которых мамы
пожалели когда-то...
ДА все нормально, но только потом не пеняйте, что дети вырастут
посторонними вам уродами - такая ВАША линия. Зато все без комплексов.
Ладно, будьте американцами, а я вот побуду русской, потому что меня
научили в три года быть евреем - ТО ЕСТЬ не отрекаться и терпеть за
СВОЕ-НАШЕ,
все, что причитается. Но зато дочь моя стоит рядом и петь мы сегодня
будем вместе. Как старый моряк и его сын - юнга в кинофильме "Мы из
Кронштадта.
Говорила я еще много всего. Минут двадцать. Время от времени мне
кричали из зала:
Не пизди! Пой, давай!
А я отвечала:
-Кто там пасть разевает? Подите-ка, дайте ему в ухо!

Это я делала вид, что у нас с Полей тут много единомышленников, в этой
толпе. Чтоб не так страшно было. Типа, у нас тут целая шайка Борцов за Идею.
Наверное, к концу моей речи - шайка уже и сделалась. В основном из Бедных
девушек, которые давно уже и сами так думали, но сказать вслух не решались.
А на призыв, дать в ухо, откликнулся только мой интеллигентный папа и пошел
искать - кому там надо в ухо давать?
Нашел кого-то, тот сразу извинился и выставил папе пиво, как
пострадавшему отцу.
В общем, я призывала народ к верности и преданности, а потом сказала,
что лучше всего верности и преданности учат народные баллады и городские
романсы - наше русское ФЛАМЕНКО. Моя двоюродная сестра Аня - вместо того,
чтобы считать себя русским, евреем или американцем, плюнула на все и
объиспанилась - это не трудно сделать, живя в Квинсе - рядом с колумбийским
комьюнити. Она стала танцовщицей Фламенко и отвалила в Мадрид, но перед этим
успела объяснить мне, что весь текст фламенко, В общем, сводится к фразе:
" Она мне падла изменила, а я ей суке - нож под ребро!".
Так что все эти "Поедем, красотка, кататься" и "Шумел камыш" - самое
что ни на есть РУССКОЕ ФЛАМЕНКО.
И суть его одна -
ЗА ИЗМЕНУ - ПЛОТЮТ КРОВЬЮ!
Вот я и сочиняю такие песни. И сейчас мы с Полей будем их петь.

Народ к этому времени уже частично подразошелся, но и оставшийся народ
подразошелся частично, потому что все уже приняли, как следует. Стало весело
и мне тоже - уже не страшно.
Мы с Полей, наконец, запели:

Завяли в вазочке - цветы бумажные
Ругалась верная твоя жена.
Она сказала мне, что я - продажная,
Что я - гулящая, мне грош цена.

Она красивая, она высокая,
Подушки мужнины пойдет взбивать,
А я - напьюсь сейчас, стану веселая
И вдоль по Шкиперской, пойду гулять.

А мне, кто встретится, тот станет барином
Видать пропащая судьба моя,
Я хоть с жидом пойду, да хоть с татарином,
Да хоть с извозчиком за три рубля!

Пускай жена твоя - конфекты кушает
Бока широкия свои растит.
Быть может Бог один - меня послушает.
Быть может Бог один ее простит.

Вообще то там можно менять - кто кого послушает и простит.
Теперь штук десять - пятнадцать моих песен все время гоняют в передаче
"В нашу гавань приходили корабли" - под видом народных,
и даже напечатали их в сборнике народных песен - безо всякого автора.
хотя отлично знают, кто их автор, и в тот вечер, как раз и была презентация
книги, где все эти тексты напечатаны. В НАСТОЯЩЕМ издательстве "Подвал" - у
Кости и с НАСТОЯЩИМ копирайтом.
Все равно скоро уже все скажут, что я вру, и вовсе их не сочинила, а
где-то услышала. Где, интересно, я такое могла услышать? Вот такое,
например, на мотив "Вывели казаки сорок тысяч лошадей...":

Ой, меня убили,
Ой, меня сгубили,
Ой, не пожалели меня, девку молоду
А я водки выпью, стану я веселой,
Да разденусь голой,
Да по улице пойду...

А соседа встречу,
Так ему отвечу:
Не в моем заводе нынче глазки опускать
Хочешь, чтоб любила,
Пойдем со мной, милый,
Будет нам могилой - моя девичья кровать

Не ругайте, мама,
Что иду не прямо
И куда девала я свой свадебный наряд...
А мне нынче, мама, нету стыда-срама,
Обо мне, что хочут,
Пускай люди говорят.

Свадьбу мне играли -
Десять дней гуляли,
С нашего местечку - жид на скрипочке играл...
Он меня увидел - ничем не обидел.
Только душу вынул,
А тело не забрал.

Волос его - красный,
Глаз его - опасный,
Да в его картузе - звенят царские рубли.
Ты Мария-Дева, тож жида любила,
Расскажи, как было, а после смерть пошли...

У всех народов есть баллады о том, как женщина полюбила иноверца. Но
русские песни - о татарах и половцах.
О татарах написана такая важная песня - первый раз я ее услышала лет в
пять: на кухне шла гулянка, я засыпала, забравшись в родительскую постель, и
тут пришла Жанна Ковенчук - огромная красавица - полукитаянка. Она легла
рядом со мной и стала мне петь колыбельную:

- Как за речкою да за Дарьею,
Злы татарове дуван дуванили
На дуваньице доставалася,
Доставалася теща зятюшке...

Дальше было про то, что он привез тещу, посадил ее качать люльку, а она
поет:


...Ты по батюшке злой татарченочек,
А по матушке ты русеночек,
А по роду ты мне внученочек.
Ведь твоя-то мать мне родная дочь
Семи лет она во полон взята...

Дальше дочка - ее узнает, дает ей ключи и коня, велит ей брать золота,
сколько нужно хватать этого сына из люльки и бежать в Святую Русь.
Маманя отвечает, что без нее не побежит.
А дочка говорит, что мужа своего, татарина - не бросит и родит ему еще
детей. Этого - первенца - надо везти в Россию и вырастить русским. А
остальные дети - пусть будут татарами и сама она - своему "чучмеку" (так
сказали бы сейчас) - верная жена.
Сколько всего поместилось в эту песню. Вот она "еврейская идея" -
первенца от русской матери - отдать России. Вот она идея верности - самой
остаться с мужем - татарином. Вот такое СВОЕ-НАШЕ.
Никто эту песню больше не помнит. Не нужна. Когда ж она стала не нужна?
Может во время советской дружбы народов?
Когда было все просто: стреляют в друг друга чеченец и ингуш на меже,
вдруг прямо из земли вырастает товарищ Киров, берет их обоих за руки и
вместе идут они строить новую жизнь.
А как только товарища Кирова и Ко отменили, все немедленно бросились
обратно на ту же межу, с той же винтовкой, но освобожденные от Необщего
Бога, бабы, успели уже так запутать своими пездами СВОЕ-НАШЕ, что вполне
пришло время для таких песен.
Один вид этих, заполонивших Израиль старушек в ситцевых платочках, чего
стоит...

А наутро теща из Иванова,
Ксенья Павловна - вела дознание...
- Он откуда родом?
- Да из Рыбинска...
- Что рисует?
- Все натуру разную.
- Сам еврей?
- А что?
- Сиди, не рыпайся! Вот у Тоньки - без ноги да с язвою...

(Вряд ли Черчилль мог предположить ЭТУ тещу - в Иерусалиме, в
противогазе.)

Это - Галич и вовсе не про любовь к иноверцу, а "Вальс об
абстракционизме", про любовь к абстракции.
О любви христианки к еврею - много баллад фламенко.
Есть песни у грузин, у поляков.
А по-русски еще никто не написал. Время не пришло. Не отстоялось.
То есть - вот пришло и отстоялось - во мне. Я и написала.
И другую - про еврейскую девушку. Ту можно спутать с "настоящей", но
эту - вряд ли спутаешь - видно, что она написана кем-то, кто родился уже
ПОСЛЕ ВСЕГО.

-Ты бери коня, коня лучшего,
Ты беги, беги мать, во Святую Русь!
- Не поеду я во Святую Русь,
Я с тобой дитя, не расстануся...

Над зыбкой. С выцветшими синими глазами. В противогазе. Под
артобстрелом. Поют смуглым детям ... Много где... СВОЕ-НАШЕ.


Вот и мы с Полей пели и пели... И про Черную уточку.
Это была моя последняя душевная травма - Мочалка то меня бросил!
Бросил, так и не подобрав. Ушел к Нинке. Нинка - конешно апофеоз Бедной
Девушки, но когда-то, брошенная мужем с двумя детьми, она от полного ужаса
выучилась на компьютерщицу, и в наше время у нее уже был дом и машина. А
Мочалка - говорил Гоге Ломинадзе: "Запомни, Ося, баба, должна быть
устроенная!". Я то его отбила от - вообще - немолодой еврейской миллионерши.
А прибила все же к своей - Нинке-компьютерщице. Нинка - очень классная, а
мне все равно было обидно, и я сочинила "Уточку".

Уточка черная, уточка белая,
Ходит по бережку, да не плывет.
Ты ж неученая, девушка бедная,
Кто ж тебя, девушка замуж возьмет?

Сваха не ходит, мамаша волнуется,
Девушка бедная спала с лица.
Вышла однажды под вечер на улицу
Встала одна у резного крыльца.

Только узка деревенская улочка -
Не разминешься - заденешь плечом.
Бедная девушка, белая уточка,
Ты виновата, а он не причем.

Мимо прошел, никому не просватанный,
Алый жилет, за душой не гроша,
Кабы не бедной была, а богатою -
Всем бы красавица ты хороша.

Если такого - судьбой нареченного
И до утра удержать не смогла...
Девушка бедная, уточка черная,
В речку нырнула - да не поплыла!

А Мочалка в эту Нинку по-честному влюбился. А все равно написала - от
обиды. Теперь песня есть и назад ее не засунешь. Я видела, как ее поют в
телевизоре, и всякие Бедные девушки по-настоящему плачут.

Мочалка бросил, а я уже крещенная была. Тут уж в меня конешно РАВВИН
влюбился. И главное - устроенный, вот что обидно. С домом и с машиной.
Чудный красивый питерский человек Марик Гракх.
Он когда в Америку приехал - давно в конце 70-х, родня стала думать -
куда бы его такого - после Студии Горошевского и прочей питерской хрени -
пристроить. Надо что-то артистическое. Хучь в раввины отдавай.
В общем, решили в раввины отдать. А жену - в канторы. Это до добра не
довело - жену в результате увел оперный тенор. А Марик выучился и стал
работать в тюрьме в городе Филадельфия.
Он рассказывал, что русский еврей ему там попался только один раз. Но -
надолго. Это был еврейский старичок - фронтовик, он зарезал свою жену -
старушку. Она его всю жизнь пилила - вот однажды нервы и не выдержали. Марик
говорит, что дети на него обиделись и не хотели его навещать. Только он -
раввин и навещал.
Потом он переехал в Нью-Йорк и стал главным раввином знаменитого
похоронного дома "Ладога". Там есть еще знаменитый "Яблоков-Кингсвей" со
знаменитой рекламой, занимающей всю первую страницу "Нового Русского Слова":
НИКОГДА!!!
ПОХОРОННЫЙ ДОМ "ЯБЛОКОВ-КИНГСВЕЙ"
НЕ ОТКАЖЕТ ЕВРЕЮ ИЗ РОССИИ!

Вот так. Это поначалу пугает всех приезжих, но потом привыкаешь.
Отдельно стоит какой-то православный "Безенчук" - и чувствуется укоризна в
его скромном объявлении:

Кресты и православные памятники. Тихон Хренов.

А Мариков похоронный дом "Ладога" прославился, благодаря Марику. Он был
замечательный.
И сколько раз говорил, что лучшей жены, чем я ему не найти - поступай
назад в иудаизм - и под хупу!
Правда, после того, как я ему честно призналась, что это надо не назад,
а вовсе заново и вообще ради замужества - нельзя, потому что, нечестно, он
на меня все виды потерял. Только и осталась нам, что дружить и вести
богословские споры,
В которых он всегда побеждал - по причине своей всесторонней учености.
Раньше, когда Марик еще работал в Филадельфии в тюрьме, а в Нью-Йорке
хоронил "парт-тайм", он всегда у меня останавливался. Приедет и сразу к
телефону:
Извини, завтра похороны с утра - надо поговорить с родственниками
усопшей - что-то узнать о ней.
Дальше начинался разговор на час примерно, а я сидела и слушала, каждый
раз примерно одно и то же:
- Значит, она была человеком, имеющим талант сопереживания... Это и
тянуло к ней людей... как вы сказали? С неиссякаемым чувством юмора?...
Всегда готова помочь...
Мне все время казалось, что это я умерла, и он беседует с моей дочерью.
Так я САМА СЕБЯ себе представляю - человеком, имеющим талант сопереживания,